Логинов Святослав : другие произведения.

Бд-5: Рецензии на рассказы финала

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Дожили, господа, поздравляю! Необычайно сильная подборка, такой до сих пор не бывало. То ли писательский уровень возрос, то ли конкурс стал настольно популярным, что привлекает лучшие силы отечественной фантастики. Скорее всего, верны оба предположения; кое-кто из старожилов прислал новые интересные рассказы, а среди новичков встречаются имена известные по публикациям в периодике, причём, публикациям не стандартным, выламывающимся из среднестатистического потока.
   Основные тенденции... Совершенно нет жёсткой научной фантастики, несколько рассказов формально можно отнести к НФ, но это в них решительно не главное. Точно так же нет жёсткой фэнтези, с гномами, эльфами, драконами и снежнобородыми магами. Навязшие в зубах стандарты приказывают долго жить, фантастическая литература всё больше становится просто литературой и, соответственно, плюёт на доморощенные классификации. Практически все финалисты конкурса - пишут просто фантастику, безо всяких добавлений или искажений. Всё это очень приятно, хотя долго так продолжаться не будет; диалектика наука не точная, но неумолимая, и скоро из недр притихшей фантастики полезут новые направления, о которых не догадываются даже авторы, эти направления создающие. Будем надеяться, что они (авторы) уже здесь.
   Авторов я порадовал, а теперь передо мной стоит задача почти невыполнимая. Ведь кому-то надо будет ставить первое место (а оно всего одно), а кому-то - двадцать первое. Впрочем, бог с ними, с последними местами, а как быть с призёрами? Плотная группа в пять человек, каждому хочется дать первое место... Монетку бросать?.. расставлять по алфавиту?.. или всё-таки включать фактор вкусовщины? Я не чувствую себя настолько забронзовевшим, чтобы устраивать конкурс имени "Меня Любимого". Конечно, я расставлю места, основываясь на каких-то случайных факторах, но сразу говорю: "Каждый из первой пятёрки может считать своё место первым". Это хорошие рассказы, которые можно и нужно печатать в журналах, сборниках и авторских книгах.
   Ну а теперь, начинаю ругать.
  
  
  
   1 место.
   Елена Клещенко "Хулиганка"
   Конечно, Елена Клещенко - профессионал, редактор известного журнала, да и в литературе не дебютант. Её рассказ "Цыганская кровь", опубликованный в сборнике "Фэнтези 2003" номинировался на одну из литературных премий. Разумеется, начинающим и дилетантам конкурировать с этим автором трудно.
   Теперь смотрим, как сделан рассказ Елены. Раз уж профессионал влез на детскую площадку - грех не провести показательную вивисекцию.
   Имеет место внутренний монолог героини, занимающий чуть не на весь рассказ. Имеется диалог с психологом. Психолог говорит фразами округлыми, законченными, со всеми местоимениями и предлогами. Ни единого слова не проглочено, говорит, как пишет. Обычно люди так не говорят, а вот психолог, работающий с пациентом... Сразу возникает образ. Вероника пытается соответствовать, отвечает в том же стиле, но выдержать его до конца не может. И даже ещё до срыва, когда она вслух заорала от обиды, даже прежде фразы: "Кто смеётся, тот дурак" - начинаются провалы вспомогательных слов. Если сначала все, самые ненужные местоимения на месте: "Мы встречались у меня. Он учил меня...", - то уже через строчку полетела живая речь: "...не знаю, как сейчас. Мне даже казалось, что я вот-вот научусь". Хотя, "что" в этой фразе лишнее.
   Необязательный на первый взгляд диалог несёт двойную нагрузку: даёт характеристику героини и заодно сообщает, что сама Вероника согласна рассказать о себе. Дальше будет то, о чём она не хочет рассказывать никому. Взгляд с двух точек создаёт не картинку, а полноценный образ.
   Теперь о других героях рассказа. "Майкл - тот просто отвернулся". Никаких выяснений отношений, ничего. Человек, совместимость с которым не бывала ниже семидесяти. А ему не нужна совместимость, нужна обычная человеческая любовь. Страшно быть своим в доску, когда хочется быть просто своим. Но Вероника, ослеплённая собственным чувством, ничего не замечает: "...думает, что я его сдала?" Вот так в десяток строк рассказана первая история несчастной любви. При этом, ничто не называется в лоб, но всё понятно. Ещё один персонаж, о котором мы узнаём неожиданно много: начальник Санечка, человек, пропустивший жизнь мимо пальцев. Рефлексирующий интеллигент, которого даже не знаешь, жалеть или презирать. Мне так жаль его, убогого, возможно, потому, что сам такой.
   Антураж рассказа знакомый донельзя. После Лукьяненко кто только про виртуальную жизнь и реальное псевдосуществование ни писал, но в рассказе Елены всё окрашено в непривычно грустные тона, и социальная проблематика такая, которая у Лукьяненко почти не затронута. Так что, с коэффициентом новизны в рассказе всё в порядке.
   И, наконец, заключительная фраза, необязательная, но чрезвычайно важная для короткого рассказа. Беспомощная мольба убиваемой, практически уже убитой любви.
   Теперь понятно, почему именно этот рассказ получил первое место?
  
  
   2 место.
   Карина Шаинян "Оранжевая маска"
   Легко ругать рассказы, показывая, что в них плохо. Гораздо труднее показать, что и почему в рассказе хорошо. Карина Шаинян - старожил в нашем конкурсе и вполне состоявшийся автор. Думаю, что мой разбор нужен не столько ей, сколько авторам начинающим.
   "Где-то на ягельно-ягодной кочке, похожей на детский гробик, сидит угрюмая, неряшливо одетая девочка, и за её спиной тихо шепчутся пугливые и острожные лесные боги". Обычно повтор звуков в прозаической фразе недопустим, он мешает восприятию, отвлекая внимание на себя. А здесь повтор явный, бросающийся в глаза. А следом - "мех мха", чуть ниже - "кружево ржавчины". Перед нами сознательный приём, интонационная проза. Приём чрезвычайно сложный и опасный, доступный лишь поэтам. Солжёшь в одном слове - рухнет всё. У Карины текст держится. Сравнение кочки с гробиком даёт вторую строку строфы и одновременно предупреждает читателя, что ничего радостного с героиней не произойдёт. Всего лишь кочка, никак не гроб, но образ этот придаёт восприятию тревожные тона. "Угрюмая, неряшливо одетая девочка" - явный перегруз, эта часть фразы кажется слишком тяжёлой. Впрочем, у Карины вообще вязкий, перегруженный деталями, стиль. Теперь смотрим, оправдан ли этот перегруз. Убираем слово "угрюмая" и получаем сидящую на кочке неряшку-замарашку. Убираем "неряшливо одетая" - остаётся бука и едва ли не олигофренка. В любом случае, образ рассыпается. Значит, перегруз оправдан. "Пугливые и равнодушные лесные боги" - на первый взгляд - противоречие, а на деле - вновь точный образ. Всякий житель леса пуглив, не станет лишний раз показываться на глаза, а то и уберётся от греха подальше. И, в то же время, случись с тобой что - жизнь леса равнодушно продолжит неспешное течение. Именно так: "пугливые и равнодушные". А вот слово "тихо" - избыточное. Глагол "шептаться" требует прилагательного только если оно противоречит основному смыслу, если шёпот громкий, свистящий, отчаянный. "Тихий шёпот" - своеобразная форма тавтологии.
   Первый абзац состоит всего из двух предложений, и это правильно, иначе текст станет нечитаемым, через длинный абзац, состоящий из длинных предложений, пробьётся далеко не каждый.
   Разбираем второе предложение. "Девочка всматривается..." - я со своей нелюбовью к перегруженному тексту написал бы "смотрит". Карина остановилась на тяжёлом, но более точном "всматривается". Ничего не поделаешь, авторский стиль. "Проносится небо с быстрыми облаками", - казалось бы, неточность: проносятся облака, а небо только отражается. На самом деле автор задаёт систему отсчёта, способ понимания рассказа. Маска, которая сама движется по лесу - её переносит девочка, или она движима тем же законом, что заставляет стремительно нестись неподвижное небо? Это каждый читатель решит сам для себя, что касается автора, то вот оно предупреждение; кто не понял, автор не виноват.
   Лиственница - дрожит, небо - проносится, тень - мелькает и лишь маска медленно ползёт; сущность иррациональная всегда неспешна. Ей некуда торопиться, она успеет. Тем и страшна.
   Слово "ярко-оранжевая" вызывает сомнения. Ясно откуда оно взялось, его вызвала к жизни интонационная проза, сочетание звуков: "яр - ор". А вот образ - неудачен, не будет в чайно-тёмной болотной воде яркого пятна. Оставить или менять - решать не мне. Автор знает лучше.
   После отбойки начинается непосредственно повествование. Насыщенность прозы резко падает и, увы, появляются паразитные слова. "Тихо журчащий" - болотный ручей журчит, только если нарушена ламинарность, например, поперёк русла упала лесина. "Окружающих меня людей" - лишнее слово, тем более, что через полстрочки идёт местоимение "мне". "Сопротивление только делает", - опять лишнее слово, к тому же нарушающее ритмику фразы. Таких слов ещё несколько, их надо сознательно выискивать и хладнокровно вычёркивать. Дела на полчаса.
   Разумеется, я не знаю, как Карина Шаинян работает над своими текстами. Может быть, первый абзац выплеснулся сам собой, как стихотворная строка, возможно Карина долго и старательно переписывала эти строчки, добиваясь, чтобы они звучали "хорошо". И уж наверняка она не думала об архитектонике фразы и интонационной прозе. Этим пусть занимается критик, поверяющий алгеброй гармонию, объясняющий, почему получилось хорошо. Талантливый автор "хорошесть" чувствует подсознательно. Хотя потом, когда текст готов, не мешает пройтись с логарифмической линейкой. Поверка алгеброй вредит только плохому тексту.
   Теперь о самом рассказе. Рассказ совершенно реалистический, со множеством достоверно выписанных деталей. Собственно говоря, перед нами история ухода от людей в угрюмое одиночество. Начинается оно с умения не замечать людей, продолжается презрительной враждебностью (у героини - тайны, пусть бессмысленные, но радужные; у пришельцев - секреты, пошлые, мелкие и неправильные). Заканчивается история тем, что маска, предназначенная отпугивать чужаков, становится неотъемлемой частью героини. Можно спорить, является ли концовка сюжетной, поскольку действия как такового в рассказе нет. Земляничный сок на пальцах Руматы обусловлен всем действием повести Стругацких, брусничный сок, пачкающий рот маски - только предупреждение, о том, что должно или может состояться. Тем не менее, отсутствие внешнего действия вполне компенсируется развитием характера, что чрезвычайно редко встречается в жанре рассказа. Рассказ воспитания или, если угодно, антивоспитания.
   Вывод: отличный рассказ, который можно и нужно публиковать.
  
  
   3 место.
   Андрей Марченко "Почтовая станция"
   Известный со времён Гераклита тезис: "В одну реку нельзя войти дважды". Известный, бог знает с каких времён, приём: реализация метафоры. Вы говорите, всё течёт, всё изменяется? - нате вам, всё потекло, "затарилось, затюрилось и с места стронулось". Можно даже догадываться, что послужило толчком к написанию рассказа, думается, это фраза: "Станция отходит!"
   "Ехала деревня мимо мужика" - сказано тоже не сегодня, но весь фольклор такого рода шутлив, а тут автор пишет всерьёз, создавая нелепый мир, к жизни в котором люди приспособились и даже неплохо живут. Встречаются раз в жизни, справляют скоропалительные свадьбы, случайно теряются и находятся. Главное, нет умышленного зла и нет виноватых. "И где тебя носило... Ну заходи", - обратите внимание, после вопроса нет вопросительного знака, но многоточие. Вопрос всегда немножко обвинение, а здесь видим сентенцию. Правильная расстановка знаков препинания тоже очень важна.
   Хорошо придуманы почтовые станции, подобие порядка в плывущем мире. Впрочем, пересказывать не буду, кто читает рецензию, тот и рассказ читал.
   Недостатки у рассказа чисто стилистические и легко исправляются. Как обычно имеются лишние местоимения: "его поплавок", "звезды, той самой, которой", "на пороге своего дома", "мир этот остановить"...
   ПочТамТ ТуТ сТавиТь!" - к чему здесь чистоговорка?
   В двух местах инверсия фразы превращает прозаический текст в белый стих. Если в описании сна подобное допустимо, то в первом случае ("из потока в поток кочуя") инверсия совершенно не оправдана, никак не подготовлена предыдущим текстом и не играет в дальнейшем. То, что было хорошо у Карины Шаинян, оказалось неудачно у Андрея Марченко.
   И ещё один недостаток, на который следует обратить внимание всем. Уж сколько лет прошло, как Ильф и Петров создали стремительный домкрат, а воз и ныне там. Автор должен употреблять только те слова, значение которых ему в точности известно. В сомнительных случаях не мешает справиться в словаре. Иначе так и будем путать болезного с болезненным, двигатель с движителем, а инструмент с инструментарием.
   А вообще, повторю, рассказ хороший. И замечательная концовка, добрая и очень человечная: "Ну заходи, коль пришла. Только молоко твоё уже, наверно, скисло..." Вот потому плывущий мир ещё держится, не разлетелся в разные стороны.
  
  
   4 место.
   Вероника Батхен "Случайная сказка"
   Ещё один публикуемый новичок в нашей дружной семье. И странное произведение, написанное в русле германских романтических новелл, но в отличие от них - неоднозначное, не несущее морали, напрочь чуждое дидактике. Действие романтических новелл обычно происходит в небольшом немецком городке, героем, как правило, бывает добропорядочный бюргер, с которым начинают происходить странные события. Всё это имеется в новелле Вероники Батхен. Герой - преуспевающий городской портретист (заметьте, не художник, а портретист). Беднягу шарахнуло молнией, и с этого завязываются удивительные события. Подобное дело также в русле романтической новеллы. Принцип предопределения, который исповедуют протестанты, вовсе не требует основания для бытовой несправедливости. Портреты, написанные Бюрхардом Швальбом, начинают предсказывать будущее тем, кто изображён на них. Казалось бы, в человеке открылся великий и страшный дар, но он и тут художником не стал. Чуждая сила водит его рукой, а портретист так и остался никчемным бюргером (даже если сама Вероника не вкладывала в имя персонажа особого смысла, "бюргер шваль" настолько явно просвечивает сквозь Бюрхарда Швальба, что остаётся повторять старую истину: случайных описок не бывает).
   Постепенно бюргер притирается к своему удивительному свойству. Реально ему хочется одного - спокойной, налаженной жизни, и он её налаживает. Вот только дар провидца опасен, и злое предопределение вновь берёт героя за шкирку и против его воли ставит перед выбором. И впервые бюргер делает человеческий поступок: "Врёшь, скотина, я здесь художник!!!"
   Вот он, катарсис, обоснование смысла бытия, но... чудесный дар немедленно покидает Бюрхарда Швальба. Подобный поворот выламывается из рамок романтической новеллы и возвращает повествование в реалистическое русло. Вы хотите морали? - её нет, как нет ни награды за добродетель, ни воздаяния за злодейство. Герой стремится к спокойной, обеспеченной бюргерской жизни, и он её получает, хотя читатель ожидал чего-то романтического. Но буря и натиск, страсти и мордасти - остаются в литературе. Вспомним, что великое немецкое искусство в массе своей создавалось сытыми бюргерами, хорошо различавшими реальную жизнь и романтическую выдумку. Гёте, Гофман, Шиллер и даже рано умерший Гауф, не говоря уже о легионе более мелких мастеров, были вполне успешны в личной жизни. Они не дрались на дуэлях (разве что в студенческие годы), не кончали с собой подобно юному Вертеру, не ездили погибать в Грецию. И всё же, они были настоящими художниками, и литература бури и натиска создана ими. Точно также герр Швальб, совершив единственный в своей жизни подвиг, получает право называться художником. Сытым буржуа, успешным конформистом, добрым семьянином, прекрасным соседом... но при этом ещё и художником.
   Для хорошего рассказа достаточно одного героя, но у Батхен на заднем плане стоит сестра портретиста: "старая дева, злобная и упрямая". Казалось бы, штамп проставлен прямо на лбу, но именно старая дева первая бросила вызов протестантскому предопределению, показав смерти костлявый кукиш. И тоже была вознаграждена мирным бюргерским счастьем. Хэппи-энд такого рода не вяжется с традициями литературы, что немецкой, что русской. Возможно, в этом традиционалистски выполненном бунте и заключено главное достоинство новеллы.
   Впрочем, Вероника не была бы хорошим писателем, если бы создала однозначно понимаемый текст. В рассказе есть ещё последняя фраза, три слова, роняющие каплю горчайшего осадка. То есть, к сожалению, слов четыре, но одно катастрофически лишнее. Фраза: "Он был совершенно счастлив", - подразумевает запятую и некое продолжение, бога из машины, который обрушивает сомнительное счастье. Достаточно вычеркнуть три буквы и в рассказе можно ставить точку. "Он совершенно счастлив", состоялся, достиг, получил. Дальше ничего не будет, читатель может с улыбкой переворачивать страницу. Вот только тревога, скрытая в этой окончательности, почему-то не отпускает.
  
  
   5 место.
   Юрт "Богатырь-рыба"
   Диковатый пересказ истории Каина и Авеля. Параллель эта напрямую подчёркнута фразой: "Скажи, За, где брат твой Сети?" Трудяга старший брат и бездельник младший, гибнущий из-за желания похвастаться перед обделённым братом. Новоявленный Каин не поднимал руку на брата, он просто позволил ему погибнуть по собственной глупости, а потом выловил рыбу, сожравшую младшенького и получил и пёстрый глаз, подаренный младшему, и ожерелье зубов, и кости погибшего, которые можно вставить себе, взамен поизносившихся. Несчастный случай или хладнокровное убийство? В любом случае, справедливость восторжествовала, а на душе тяжко.
   Действие происходит в парадоксальном мире, странном и нелепом. Неверно было бы представлять рыбарей чем-то вроде роботов на том основании, что глаза и кости у них взаимозаменяемы. Это люди, просто они такие же странные и нелепые, как и весь мир.
   Рассказ умещается на двух страничках, но все детали прописаны подробно, так что читатель зримо представляет море и пустыню с колодцами, нависающие облака с плавающими там рыбами, рыбарей, сидящих на выступающих из воды камнях, лески, уходящие в облака. И сразу ясно, что рыбу не поймаешь, сидя посреди пустыни, то ли облаков там нет, то ли просто не клюёт. Вялым языком такого не напишешь, язык рассказа выходит за пределы прозы, внутренний ритм подчёркивается рефренами (новый, пёстрый, полосатый). Сам по себе рефрен вреден для прозы, но тут он несёт дополнительную нагрузку, показывая, что в брюхе рыбы найден тот самый глаз. Стихотворное построение прозы позволяет высокую степень недосказанности, а значит, и насыщенность смыслом. "Но если рыбаку повезёт... - а следом начинается другая строфа. - Тебе везёт, сын мой!" Внутри пробела скрыта целая повесть, за которую Хемингуэй уже получил Нобелевскую премию. Самое изящное цитирование, когда не процитировано ни единого слова, а читатель всё понимает.
   Есть в тексте и недочёты, причём, странным образом они сконцентрированы в первых абзацах. Чтобы обнаружить лишние слова, достаточно прочесть первые строки "поэтически подвывая", с ударениями на ключевых словах. Лишними словами оказываются: "в правую", "было бы", "над морем".
   Слово "изба" слишком конкретно: это деревенский бревенчатый дом, наподобие того, в каком я сижу в настоящую минуту. Рыбари в таком обитать не могут. Здесь стоит употребить безличное "дом", тогда читатель сам домыслит нечто немыслимое. В некоторых случаях вместо предлога "и" хотелось бы видеть запятую. Где именно - ритм подскажет.
   Но в целом - отличный рассказ, законно претендующий на призовое место.
  
  
   6 место.
   Арма Турман "Посади мне радио"
   А ведь это, строго говоря, научная фантастика, та самая, об отсутствии которой я вздыхал последние годы. Вот только когда рассказ хороший, прилагательное почему-то забывается. А ведь мы видим и традиционное для НФ-страшилок перенаселение, и порядком надоевшее (не в жизни, а в фантастике) отсутствие женщин и детей и даже традиционную китайскую угрозу. Разве что нанотехнологии в отечественной НФ ещё не слишком навязли в зубах. Но, посмотрите, как всё подано! Традиционная китайская деревня на пятнадцатом этаже мегаполиса. Традиционное сельское хозяйство, но выращивается не рис и чумиза, а телефонные аппараты и радиоприёмники. Нанотехнологии и глобальная урбанизация ничего не изменили в традиционном укладе. Вернее, изменения громадны, но традиция требует делать вид, будто ничего не произошло.
   То, что жёны, которых с великим трудом покупают живущие на пятнадцатом этаже крестьяне, оказываются фальшивыми, - тоже в традициях антиутопического рассказа. Правда, здесь возникает целый ряд вопросов. Прежде всего: как Ли Чен и ему подобные обходятся, пока они не купили себе жену? Тем более, что рекламные жёны дразнят их с каждого угла. Подавляемое либидо - страшная вещь и может вызвать такой бунт, что никакие герметичные двери не спасут. И второе: китайская экспансия вызвана прежде всего, демографическим давлением, а для этого нужно поддерживать рождаемость на достаточно высоком уровне. Следовательно, наножёны, которые никогда никого не родят, предназначены только для социальных низов, не имеющих права на потомство, для тех, кто следит за дозатором удобрений и не способен на большее. Обширный класс квалифицированных работников, должен жить нормальной семейной жизнью. А уже их дети будут либо скатываться в "деревню", либо удерживаться на прежнем уровне, либо, совсем редко, уходить наверх, становясь теми самыми полумифическими японцами, которые на страх деревенским, придумывают новинки. Если первый вопрос можно (и нужно) снять одним коротким абзацем, то второй - тема для повести, а то и романа. Рассказ может обойтись и без его разрешения.
   Рассказ написан хорошим языком, хотя, с моей точки зрения, некоторые слова, всё же, лишние. "Своих родителей", - а он мог отречься от чужих? "О том, чтобы", - фраза чересчур правильна, Ли Чен столь округло думать не сможет; "правительство позаботится, чтобы..."
   "Запах жирного ножа в чешуе", - это нечто из китайской специфики или просто неудачный оборот?
   И, наконец, слово "отлить". Оно звучит невыносимо чужеродно, от него за версту разит плохим переводом дурного американского фильма. Сюсюкающее "пописать", грубое "поссать" или полумедицинское "помочиться" тоже выбиваются из китайского колорита. Скорей всего, здесь нужна не слишком сложная, описАтельная (но не опИсательная) конструкция. Какая? - это уже дело автора.
   Основным достоинством рассказа является, как ни странно, его основной недостаток. Рассказ слишком хорошо рубрицируется, он становится в ряд ему подобных, словно патрон в обойму. И поскольку к старой теме найден новый подход, то место в обойме для него есть. Хотелось бы видеть этот рассказ опубликованным в журнале "Если" или в АСТ'овском сборнике "Фантастика". Тогда сторонники фантастики научной радостно воскликнут: "Вот видите, можем!", - а авторам, пишущим научную фантастику, станет ещё труднее выискивать неизбитые темы.
  
  
   7 место.
   Марина Маковецкая "Как возвращённое детство"
   Ух, как я шипел по поводу сочинений, в очередной раз плюющих в наше тоталитарное прошлое! Хуже могут быть разве что опусы, плюющие в наше олигархическое настоящее. А вот, надо же, рассказ о тоталитарном прошлом, а никакого отторжения не вызывает. Должно быть, оттого, что ни в кого он не плюётся, а, как и положено рассказу, повествует о живых людях, о любви, таланте, чуде, а политика маячит где-то на заднем плане. Кстати, и политика нового времени, с толерантным телеведущим и лучезарными улыбками - тоже на заднем плане и тоже вызывает неприятие. Личное должно быть личным, Марина Маковецкая это показала замечательно.
   Некоторое недоумение вызывает датировка действия рассказа. Детство героев приходилось на довоенные годы... Получается, что арест, следствие, лагеря и ссылка падают на хрущёвскую оттепель и период застоя? Не верится, тем более, что после ХХ съезда подследственных по политическим делам ногами не били. Да и в семидесятые годы на вооружении были другие методы, может быть, более жестокие, но не столь мясницкие. Если арест приходится на конец сороковых годов, то почему следователь обращается к Юрию "товарищ"? Да и самый антураж рассказа указывает на послесталинскую эпоху: в сороковые годы процветала академическая гребля, а вот туристические походы на байдарках - это вторая половина шестидесятых. Кстати, здоровенные калькуляторы также относятся к концу шестидесятых, до этого считали на счётах или механических арифмометрах. Автору следовало бы определиться со временем и соответственно отобрать его приметы.
   А в целом рассказ получился светлым и немного грустным. Он, несомненно, найдёт своего читателя.
  
  
   8 место.
   Андрей Аланов "Закон гармонии"
   Трудно рассказу юмористическому конкурировать с теми, что относятся к делу до уныния серьёзно. Куда лучше он смотрелся бы в среде себе подобных. Недостатком рассказа оказывается его затянутость, юмористический рассказ должен быть коротким. Евгений Лукин умудрился эту тему уложить в одну (правда, стихотворную) строчку: "Ведь замучит совесть, если не украсть". Не берусь подсказывать, какие именно моменты следовало бы сократить.
   Юмористическому рассказу дозволено многое, чего нельзя иным и прочим, в частности можно широко использовать самые избитые штампы, и автор вовсю этим пользуется, причём исключительно в авторской речи. Анатолий говорит как обычный прохвост, желающий урвать побольше, инопланетный строитель изъясняется на чудовищном пиджине, который традиционно приписывается некоторым малым народам, хотя я, например, ни разу не слышал, чтобы на нём кто-нибудь говорил (за исключением героя фильма "Джентельмены удачи"). Три разных стиля ловко перемешаны и создают приятное впечатление, хотя, опять же, повторю, всё это длинновато.
   Славно придуман хитросланцевый гилант. И, конечно же, хороша последняя фраза. Вот если бы так же доходчиво было дано объяснение идиоме "лежать плохо", то был бы полный ойвок.
  
  
   9 место.
   Михаил Меро "Пубертат-Мейт"
   Увидал фамилию автора, название рассказа и испугался: "Неужто опять?" Прочёл рассказ и был приятно разочарован. Разумеется, Михаил остался верен сексуальным темам, но доказал, что может говорить о сексуальности, не допуская ни малейшей пошлости.
   Язык рассказа правильный, без особых изысков, но и без провалов. Некоторые слова я бы сократил, но, возможно, тут виновата личная нелюбовь к местоимениям.
   Подростковая психология, насколько я могу судить, прописана хорошо и на развитие сюжета вполне играет. Автор благоразумно не уточнил, что именно случилось с Ивоном в пять лет, иначе рассказ начал бы напоминать иллюстрацию к статье по психологии препубертатного возраста. Единственный прокол - неудачное название, заставляющее вспоминать соответствующие главы учебника.
   А вот цепь случайностей, приведшая к трагическому исходу, оказывается не продуманной. У Элаи нарушена герметичность тритиевой батареи, а мастер уходит обсудить с папашей денежные вопросы. Тритий - мягкий бета-источник, защититься от бета-частиц можно газетным листом, но уж если произошла утечка трития, то он немедленно проникает в организм, через лёгкие, кожу, вообще, сквозь что угодно. А при бомбардировке мягкими бета-частицами изнутри организма... разве что альфа-частицы ещё гаже. Когда в 1974 году на Втором заводе ГИПХ у лаборанта треснула ампула со сверхтяжёлой водой, весь персонал блока, в том числе и находившихся в неактивной зоне, немедленно отправили на дезактивацию и только потом на проверку. Так и тут - мастер прежде всего, должен был позаботиться о герметичном контейнере, а потом уже решать денежные вопросы. И уж, конечно, не оставлять подростка в горячем помещении. Кстати, и в самой Элаи должен быть предусмотрен второй контур защиты, вместо слов: "Похоже, я сломалась", - она должна автоматически посылать сигнал тревоги в сервис-центр.
   Удивительным кажется метод диагностирования андроида. Проверяя качество дорожного покрытия, в нём сверлят дыру. Пробоотборником, напоминающим иглу, исследуют качество сыра и масла. А вот между делом дырявить "безумно сложную машину" - не верится что-то. И, опять же, первое правило техники безопасности - не оставлять инструмент на виду, особенно если поблизости маячат шаловливые ручонки.
   Все эти противоречия довольно легко снимаются, причём основная часть рассказа вообще не претерпит никаких изменений. Финал рассказа будет тем же самым, хотя если автору важно, чтобы Ивон покончил с собой при помощи именно того инструмента, которым исследовали Элаи, ему придётся найти какой-то хитрый ход.
  
  
   10 место.
   Наталья Егорова "Трамвайный"
   Лет этак тридцать назад начинающие фантасты Любовь и Евгений Лукины написали замечательный рассказ "Строительный". С тех пор кто только и каких барабашек не придумывал. Теперь, вот, есть и трамвайный. Все эти существа слега мужиковаты, говорят искусственным "простонародным" языком и, вообще, выполнены по одному лекалу. Разве что лукинский строительный похож на клубок спутанной арматуры. Так что в этом плане Наталья Егорова не сказала ничего нового. Опять же, наши трамвайные в противовес ихним гремлинам, людям не вредят и технику не портят, а как бы наоборот, починяют. Такое вполне можно понять: американец с машиной обращается как надо, а она всё равно порой портится; значит, гремлины ломают. Мы с техникой обращаемся разгильдяйски, а она всё равно порой работает. Значит, барабашка починил. Впрочем, это я, кажется, начал сочинять собственный рассказ на темы Натальи Егоровой.
   А в целом рассказ добрый, читается приятно. И даже сомнительная, если вдуматься, мораль, не воспринимается отрицательно, а всё благодаря хорошо найденному слову "людик". Когда-то Владимир Маяковский придумал удивительно ласковое слово "зверик". Именно так можно называть братьев наших меньших, которые требуют заботы, ухода и сопереживания. А тут, значит, братья наши старшие, - барабаши - подобным же образом называют нас с вами.
   Повторю: всем бы рассказ хорош, ему бы только капельку самостоятельности. Судьба подобных рассказов обычно незавидна. В редакциях их на всякий случай откладывают в портфель и порой, если вдруг оказалось местечко и в концепцию номера рассказик укладывается, даже печатают. Редактору удобно, а автору?..
   Вывод: Можно печатать, а можно и не печатать. В утешение автору скажу: лет тридцать назад редактор-составитель журнала "Искорка" Дора Борисовна Колпакова примерно также охарактеризовала мои рассказы. Она даже напечатала подборочку из трёх миниатюр, как я теперь понимаю, просто для того, чтобы поддержать начинающего. А я с тех пор из шкуры выпрыгивал, лишь бы уйти с грани, когда тебе говорят: "а можно и не печатать".
  
  
   11 место.
   Жанна Маргевич "Квартирка"
   И вновь тот же диагноз: всем бы рассказ хорош, ему бы ещё самостоятельности... Десятки рассказов, в которых одушевлённые вещи обсуждают, осуждают, убивают, помогают, перевоспитывают или перевоспитываются сами. Иногда это бывает не квартира, а целый дом, порой только один какой-нибудь холодильник или вешалка. Короче, вариантов масса. Встречаются и дома, в которых все предметы одушевлённые, так что тут автор не сказала ничего нового. К оригинальным моментам можно отнести наличие среди предметов мебели музы и любви. Но если любовь, чахнущая в своём горшке, служит чем-то вроде индикатора (невольно вспоминается фраза из какого-то древнего юмористического рассказа: "чувство ещё не расцветшее, но уже махровое"), - то муза оказывается полноправной хозяйкой в квартире. Её, разумеется, можно лишить молока, но, в конечном счёте, стихи пишет тот, кто остался в квартире. Или, напротив, в квартире выживает тот, к кому привязалась непостоянная муза. Сначала стишатами баловалась первая Ванина жена, потом сам Ваня, потом Ваня тоже был изгнан, а муза и любовь перешли к Анжеле. Нетрудно представить, как Анжела убирается в небытиё, а в квартирке ненадолго воцаряется "этот длинный". Спасёт ли положение ребёночек, заранее ненавистный шкафам и диванам? - очень сомнительно. То есть, то немногое, что есть в рассказе самостоятельного, вызывает чувство эмоционального неприятия.
   Стиль, конечно, хороший, местами злой и смешной, хотя и тут появляются сомнения. Штерновский "Дом" деликатно отворачивается, когда хозяин приводит девушку, у Юлия Буркина в рассказе "О дарлинг!" квартира растит и пестует любовь. А тут... да если кровать хоть раз заикнётся на тему о том, чем на ней занимаются хозяева, ей даже на помойку пути не будет; только костёр! Об унитазе и вовсе молчу.
   Хотя, конечно, если не вдумываться, а проскользить поверхностным взглядом, как по забавной пустышке, то рассказик, несомненно, покажется забавным. Так что, можно печатать... а можно и не печатать.
  
  
   12 место.
   Инна Живетьева "Кружево"
   Фэнтезийные произведения вообще тяготеют к сложным формам, даже в коротких рассказах бывает много действующих лиц, каждый из которых преследует свои цели. Этой же доброй традиции придерживается и Инна Живетьева. На небольшой площади рассказаны истории старосты Мишака, колдуна Саввы, раскаявшейся ведьмы Ханги, её дочери Рутки. У каждого свои интересы, страхи, надежды; иной раз простые до примитивизма, иной - запутанные многоходовки. Все интересы завязаны вокруг золотистого подкидыша Рикки. И каждый, с лёгким или стеснённым сердцем обрекает девочку на смерть. И впрямь получается этакий кружевной узор со смертельным исходом.
   И обидным разочарованием оборачивается открытие, что всё это действительно всего лишь кружево, сплетённое грызуном Риколентой. Спровоцировала охочая до узоров крыса людей на глупости да нелепые поступки и срисовывает себе в записную книжицу, как они мучаются, да к чему стремятся. Приём актуализации метафоры в данном случае сработал против рассказа.
   Несколько мелких замечаний по стилю и антуражу рассказа.
   "Малышку Рикки!" - это утверждение? Но ребёнка не отсылают на смерть, называя при этом малышкой. Если же здесь удивление и возмущение, то необходим вопросительный знак. Я уже писал недавно, что подбор знаков препинания очень важен.
   "Матерь-солнышко", - во всех изначальных мифах солнце - отец. Мать (земля) в мифологической космогонии, как и положено женщине, находится внизу, небо или солнце (отец) - сверху. Отцовское семя (дождь) изливается на землю, после чего она родит. Образ настолько зримый, что встречается у всех древних народов за исключением египтян. В Египте дожди очень редки, поля оплодотворяются разливами Нила и на египетских барельефах родительская пара Небо-Земля совокупляется необычным образом. Кстати, в середине рассказа имеется Мать-земля. У них, что, две матери?
   "Поставленные на зиму копешки", - сено на зиму ставят в стогах. В копешках - не сохранится.
   "Парадный треух", "парадные катанки", - деревенский староста на парад не ходит. Слово это не деревенское, из ряда вышибается. Никаких особых оснований для его использования нет. Значит, праздничные, новые, нарядные... но не парадные.
   "Господин колдун", - колдуна в глаза колдуном называть?! Нигде и никогда! Это значит, всю окрестную нечисть взбудоражить. Непременно должен быть особый эвфемизм для обращения к волхву.
   "Самогон", - у них там монопольку привозят? Если нет государственной монополии на водку, то не будет и самогона.
   Многовато получается недочётов для небольшого рассказа. Потому и место дано невысокое.
  
  
   13 место.
   Татьяна Томах "В тридесятом царстве, в тридевятом времени"
   История о том, как человек, потерявший смысл жизни, всё-таки нашёл в себе силы жить. Правда, для этого потребовалась помощь некоего Жилы, тощего и заботливо-хамоватого ангела-хранителя. Ничего не скажешь, Жила придуман здорово, это несомненная удача автора. А вот главный герой тускловатый - ни рыба, ни мясо. Потому и не мог он выжить сам, без помощи Жилы. Кстати, неясно, как зовут главного героя. Он Серегин или Серёгин? В именах собственных подобные вещи важны, а злостное пренебрежение буквой "ё" у большинства авторов и едва ли не у всех редакторов постоянно приводит к непоняткам.
   Красивенькая сказка о том, что мы встретимся с умершими дорогими "там", если конечно это заслужим, создавала бы жалкое впечатление, но на помощь вновь приходит Жила, поясняющий, что "не перед кем служить, кроме самого себя". Хотя тот же Жила тускло и бесцветно тянет: "Ты ведь у нас материалист..." Не то беда, что Серегин-Серёгин материалист, а то беда, что он слаб. Потому и нужен ему помощник извне.
   А вот описание тридесятого царства не выдерживает никакой критики. Всё ужасти как красиво, слащаво и неестественно. Хотя, что ещё Жила мог показать слабаку?
   Странный рассказ, удивительно верный в одних деталях и насквозь фальшивый в других. Его могла бы спасти концовка, но, к сожалению, никакой концовки у рассказа нет. Чудесный спаситель, как и следовало ожидать, исчезает, а жалкий герой, не испытавший обновления, а обновлённый силком, продолжает... что?..
  
  
   14 место.
   Александра Усманова "Кавалеры ордена зелёных абрикосов"
   Добрый светлый рассказ, жаль, что его давным-давно написали разные авторы. Ну, заменила автор запах сарсапарели на вкус зелёных абрикосов - что от этого изменилось? И замена килограмма конфет на один ананас тоже не принципиальна. В какой-то момент я ожидал фразы: "Благородный дон ранен в пятку!", но больше всего ассоциаций было с "Вином из одуванчиков". А уж инопланетян, ищущих помощи у земных простаков и детишек - считать не пересчитать.
   Психологический прокол: "Их мысли пахнут весельем", - а ведь секунду назад они были уверены, что убили живое существо. "У твоих ног лежала смерть", - такое не может сходу перейти в веселье, тем паче, что дети не знают, что рана пустячная. Не знаю, доводилось ли Александре Усмановой нечаянно, по глупости, убивать. Мне такое довелось, как раз в десять лет. И я до сих пор помню ощущение неисправимого, когда на дротике, которым так славно швырялось, повисло тельце голубой лягушки. И голубой цвет медленно меняется на грязно-серый. Не может такой шок разом смениться смехом, причём не внешним, а живущим в глубине души.
   Прокол временной: в те времена, когда дети не знали, что такое "материнка", не было и маршруток, которые можно ухватить за хвост.
   И наконец... Взрослые отлично понимают, что означает для людей контакт с иной цивилизацией. Однако, ведут себя как десятилетние молокососы. Наверное, автору не стоило омрачать праздник встречи с детством контактом со статриксами. И вот тогда перед автором всерьёз встанет вопрос: а зачем взрослым людям это возвращение? Только чтобы побегать, задрав хвост? Для человека этого достаточно, для рассказа - мало.
  
  
   15 место.
   Юрий Погуляй "Озеро"
   Даже странно, неужели перед нами автор рассказа "Чат", остро специфического, но безжалостно точного? В таком случае, новый рассказ - явный шаг назад. Впрочем, "Чат", несмотря на свою законченность, был тупиком, а иногда, чтобы выйти из тупика приходится и отступить.
   К стилю рассказа придирок нет, разве что исчезли языковые характеристики героев, Смерть и главный герой говорят одинаково. А вот к содержанию рассказа... Герой является побеждать зло, поскольку обнаружил, что в мире существует источник зла. Если бы ещё автор объяснил внятно, что такое зло! Конечно, в рассказе приведены примеры: война, тирания, чума. А теперь смотрим: не будет чумы, начнётся перенаселение, голод и, как следствие - войны. Исчезнет тирания, а заодно и возможность воевать - появится перенаселение, скученность и, как следствие - мор. Не обязательно чума, просто голод, погромы, людоедство и прочие добрые вещи. Избить вооружённого агрессора - благо? Конечно, благо, особенно для малолетних ордынских детишек, которые без папиной добычи благополучно перемрут. Так что, никаким внешним воздействием зло в людях не истребить, это задача внутренней работы каждого отдельного человека.
   Конечно, весь антураж рассказа переводит его в разряд притчи, которую не следует понимать буквально. Но вот беда, притча - один из самых сложных жанров, притча обязана быть неоднозначной, в противном случае она попросту никому не нужна. А тут всё прямо, ясно, сказано в лоб. И, как следствие, грамотный, казалось бы, текст не вызывает никаких чувств, кроме удовлетворения или раздражения (это зависит от характера читателя) при виде тривиального, ожидаемого конца.
  
  
  
   * * *
   Часть рассказов, как и всегда мест не получают, авторы просто расставлены в алфавитном порядке. Это рассказы, которые я посчитал откровенно слабыми, и, полагаю, никому не хочется выяснять, какой из них хуже.
  
  
   Владимир Данихнов "Лизонька"
   Действие рассказа происходит в мире, поражённом глупой и грязной религией: нелепой формой сатанизма, приправленного коммунистической и фашистской символикой. Народ послушно принимает всё это непотребство, бессмысленно повторяя слова и жесты окружающих, так что жизнь полностью теряет какой-либо смысл. Несколько удивительна всеобщая религиозность граждан, средний человек обычно относится к религии наплевательски. В недавнее время нам было приказано пребывать в неверии. Народ едва ли не поголовно писался атеистами, а на самом деле был страшно суеверен. Сейчас стало модно веровать. Народ чуть не поголовно пишется христианами, но при этом "Верую" может прочесть едва ли тысячный из новообращённых. Зато суеверия, в том числе самые греховные, как процветали, так и процветают. Прикажут завтра стать шаманистами - назовёмся шаманистами, но останемся теми же безграмотными пофигистами. Потому, наверное, и начинают пропадать люди, что нет в них ни веры, ни безверия, а один только пофигизм.
   Но почему люди пропадают именно в автобусах? Чем городской транспорт провинился перед богом или мирозданием? Почему исчезает мать с ребёнком, ведь для маленькой девочки правильно и вполне естественно повторять действия окружающих. А если тёмная сила бьёт без разбора, тех, кто ближе, то почему выжила Лизонька? Её спасла любовь? А девочка маму не любила? Лизоньку спасло слово "Боже"? Так ведь это грязное ругательство она в ту пору ещё не вспомнила. С какой стороны ни взгляни, автор не додумал и не досказал.
   Антураж мира, в котором происходит действие, придуман интересно, вот только деталей и подробностей наворочено с избытком. Детали достаточно неприятные, продираться сквозь них тяжело, а ведь читатель не мазохист, его и пожалеть надо. Сами по себе и полоскание горла тёплым лимонадом, и раковина с грязной посудой, и скрипучий лифт, и жирный прораб, и прыщавый Коржик, и тёплое пиво, и дерущиеся дворняги - все на месте и работает на авторскую задачу, но таких деталей слишком много не только для Лизоньки, но и для читателя. К тому же и стиль, переусложнённый, тяжёлый, липкий, вполне работает на образ гадкого мира. В ином случае я бы восставал против словосочетания "пренеприятное происшествие" но у Данихнова этот монстр на месте. Одно беда, автор так старается нагнести мерзотные чувства, что вместо гадкого мира у него получается гадкий рассказ. И даже последняя фраза не спасает положение, тем более, что и она растянута до размера четырёх абзацев.
   Вывод: писать автор умеет, но эту бы энергию да на мирные цели...
  
  
   Виктор Дачевский "Мегарамахия"
   Везёт нашему конкурсу на поэтические тексты! Интонационная проза была, ритмическая проза была, теперь перед ними гекзаметры. Выбор этого размера совершенно оправдан, иное дело, что сами гекзаметры критики не выдерживают. Размер то и дело сбивается, что вызывает ощущения попросту болезненные. А человека, которому стихотворный размер чужд, странная расстановка слов будет раздражать. То есть, мы сталкиваемся с тем самым случаем, когда из-за одного неверного слова рушится весь текст. А тут неверных слов в избытке. Примеров приводить не буду, пусть этим занимаются поэты.
   Материалом автор владеет, во всяком случае, я (не специалист) никаких ляпов не заметил. А вот сюжет получился рассыпучим. О чём, собственно рассказ? О мерзавце, вздумавшем говорить на агоре от имени мёртвых и закончившем грабежом могил? О толпе идиотов (в данном случае это не ругательство, а термин из политической жизни Древней Греции), с лёгкостью отдавших власть в руки политическому проходимцу? О благородном безумце, пытавшемся противостоять тирану, а закончившему раздачей оболов неприкаянным теням на берегу Стикса? А ведь рассказ мог быть обо всём этом и ещё о многом ином, стихотворная форма, удивительно ёмкая, позволяет в малый объём умещать чрезвычайно много информации. Но такое происходит только с настоящими стихами. А попытка переложить прозу на стихотворный размер без привлечения поэзии приводит к обратному результату. Отсутствующие поэтические образы не связывают логические посылки, и текст рассыпается на отдельные фрагменты.
   А жаль, задумка была прекрасная, да и подобной темы я в нашей фантастике не припомню.
   Что касается последней фразы, то она просто не из той оперы, хотя, как ещё закончить подобный рассказ?
  
  
   Евгений Демченко "Исаак разбушевался"
   Ньютона звали Исааком, Азимова - тоже Исааком. И оба они открыли по три закона. Тема вполне достойная рассказа. Впрочем, если рассказ юмористический и о-очень короткий, то почему бы и нет? Нечто в духе Хармса, строчек на пятнадцать. Евгений Демченко понимает, что нужно нечто в духе Хармса, только вместо пятнадцати строчек выдал в пятнадцать раз больше. И в результате получилось ску-ушно!
   Что касается стиля, то его не просто нет, его нет катастрофически. Весь джентльменский набор типичных ляпов; просто не хочется в очередной раз повторять. Одно предложение, впрочем, разберу.
   Существует некая разница между лёгкой болтовнёй записного остряка и легко написанным юмористическим рассказом. Устный жанр позволяет прорву вступительных слов, лирических отступлений, междометий и прочих архитектурных излишеств. Всё это скрадывается мимикой, паузой, точно рассчитанными интонациями. В написанном виде, в отсутствие автора-исполнителя, подобный текст превращается в мусорную кучу. Впрочем, и автор-исполнитель перед данным текстом будет пасовать. Как, скажем, прочесть: "комУ Угодно дрУгомУ"? - это же автор-исполнитель, а не корова. Крона обильной не бывает, обильным бывает урожай. Слово "лишь" совершенно лишнее, как для письменного текста, так и для устного. Декламатор в этом месте делает паузу, обозначая рукой движение, как бы за грушей; звук в этом месте не нужен. "Руку вверх", - персонаж кому-то сдаётся? А если он руку вперёд протянет, так и груша не упадёт? "Как тут же с", - четыре подряд служебных слова, в то время как нужно от силы два. Экое богатство ляпов в одном предложении! Или набор бесплодных словечек из другой фразы: "что же касается... то, как только он... под... на... на... как тут же на... как..." А фраза, между прочим, не длинная! Вот так и набегают ненужные сотни строк.
   По поводу десяти заповедей робототехники автор немножко похохмил, а вот десять законов классической механики благоразумно обошёл. Знаний не хватило, фантазии или чувства юмора?
   Что касается части недотретьей, то она попросту вываливается из общего повествования. Ньютон и Азимов - люди реальные и выведены автором как персонажи пострадавшие. Исаак Кац в этой компании лишний.
   Чрезвычайно слабый рассказ.
  
  
   Жаклин "Из-за моря привези"
   Странная вещь - герой летает на звездолётах, а дома - патриархальщина, сиделка тётя Даша, температуру определяет, трогая лоб, в слове "Тху-кан" герою мерещится перестук поезда. Уже сейчас на скоростных линиях никаких перестуков нет, а тут - далёкое будущее.
   Героиня умирает, а её молодой человек, который то ли любит её, то ли не очень - испытывает от этого факта чувство дискомфорта и, как честный человек, обещает привезти "не знаю что".
   Как это "не знаю что" ищется? "Терзаю интернет-поисковики и знакомых, но нет, о Тхукане не слышал никто". Через полторы страницы оказывается, что о Тхукане и таинственной красной грязи знает едва ли не вся команда звездолёта, на котором герой летает. Очевидно, летать они вместе летают, но незнакомы. А в интернете нет ни слова о населённой планете, куда осуществляются регулярные рейсы.
   Расчудесная красная грязь, о ней просто обязан существовать обширнейший фольклор. Но нет ничего. Может быть, разговоры о грязи - ужаснейшее табу? Нет, и капитан, и торговец треплются почём зря. И торгуют этой грязью фарцовщики прямо под носом у таможни, примерно как на Волге браконьерской чёрной икрой. Вот только за баночку икры тебя не убьют, а за кусок грязи - убивают. Значит - очень дорогая штука. И меняют её на таинственный кулон. Меняют, не торгуясь, с одного взгляда определив ценность вещи. Значит, кулон дороже. Но на него никто не покушается. Правда, кулон не болтается на виду. Он то ли лежит в кармане ("достаю из кармана" - не больно-то удобно таскать в кармане вещицу на длинной цепочке), не то висит на груди ("тычет пальцем мне в грудь").
   Кулон очень вовремя появляется на свет, как раз, чтобы попасть на глаза фарцовщику, информация о Тхукане объявляется тоже в самую последнюю минуту, и капитан сначала читает герою популярную лекцию, тратя при этом кусочек бесценной грязи, а только затем пытается героя прикончить. С какой стороны ни посмотри, всё не продумано и налеплено абы как. Замечателен конец рассказа. Герой убивает капитана, не испытывая никаких угрызений совести. "Я не виноват, правда?". Уголовный кодекс в этой части вселенной, очевидно, не действует, экипаж, вместо того, чтобы хватать убийцу, всего лишь удивится. А тётя Даша, конечно, обрадуется, узнав, какой шустрый у неё племяш. Затем ловкий парень лепит из чудесной грязи двух младенцев, мальчика и девочку, полагая, что полностью себя оправдал этим поступком. Мне кажется, убийца, который клонирует свою жертву (а перед нами типичное клонирование), достоин не оправдания, а добавления к статье пункта: "с особым цинизмом".
   И последнее слово рассказа: "Аминь". Я старый безбожник вынужден последнее время всё чаще вступаться за церковь и религию. Неужели вся грязь и мерзость мира непременно должны скрепляться аминем? Будьте добры, вычеркните это слово, людям искренне верующим было бы неприятно видеть его здесь.
  
  
   Идди "Главный рубильник"
   Очередное мрачное будущее. Как всегда, неестественное и невозможное. Большое государство может вести локальную войну, почти не меняя быта большинства граждан; полномасштабная война изменит всё и вся. Первым делом исчезнет энергия в свободном доступе. Подобного рода несуразностей в рассказе довольно много, всё перечислять не интересно.
   Стиль рассказа вялый, заболтанный. Остановлюсь на одном типичном ляпе, о котором я прежде не говорил.
   -- А если обувь перестанет слушаться владельца? - тянул из чашечки кофе Пётр", - ляп, настолько бросающийся в глаза, что многие считают хорошим тоном сознательно идти на нарушение правила. Вот только это нарушение должно быть чем-то обусловлено. Здесь я не нашёл оправдания инверсии, разве что фразу Пётр тянет, и кофе он тоже тянет. Но поскольку других каламбуров в тексте нет, то вряд ли нужен и этот, единственный и не сразу понятный.
   Имеются в рассказе смешные несуразности: "Чиновники вытащили пистолеты и принялись жечь лазерами пол". Кстати, как лазер может сделать "ожог правого лёгкого"? - для этого нужно ввести в трахею световод... или сначала вскрыть грудную клетку... Опять же, "вспомнился луч лазера и мгновенная боль" - если уж рокового выстрела человек не успевает услышать, то луч лазера тем паче не увидит.
   Удивляет некомпетентность компетентных органов. Чиновники (?!) изничтожили модифицированный пылесос и не удосужились осмотреть квартиру на предмет выводка, хотя отлично осведомлены о такой возможности. Вообще, неясно, кто эти таинственные чиновники, называющие преступника Петей и вздыхающие о его судьбе. Если это коллеги злоумышленника, то почему они занимаются обыском и изъятием пылесоса? И как они могут посмотреть послужной список постороннего человека? Список этот может посмотреть следователь, а он, обычно, при арестах и изъятиях не присутствует. Вообще, подобными вещами должны заниматься специалисты. Если это самодеятельность, то неужто в условиях тотального сыска подобную операцию можно скрыть? И почему Петра убивают на улице, вместо того, чтобы поступить с ним профессионально? И т.д. и т.п.
   Самое главное, читателю неясно, зачем написан рассказ. Ну, вылупился пяток пылесосиков, ползает вслед за хозяином. И что? Не Пётр не успел объяснить, чего ради он жизнь угробил, а автор не смог этого сделать.
  
  
  
  
   * * *
   А под конец ещё одна рецензия, рассказ, не получивший места, но по совершенно иной причине, чем неудачные сочинения начинающих авторов.
  
  
   Юлия Сиромолот "Я станцую"
   Юлия несомненно умеет писать. Стиль выверенный, образ создаётся. Описан странный мир, в центре которого помойка, с одной стороны - сад, а с другой неизбытное место. И сразу видна ненастоящесть окружающего, словно картинка нарисована. Водитель грузовика не произносит ни слова, и палец у него перчаточный - опять ненастоящесть. Холодная коробка с пищей: не сказано, что лежит там - не котлета, не рагу, а пища, безликий продукт питания. Вновь всё подчинено функционированию, а не жизни. То есть, с придуманным миром автор расправилась красиво и элегантно, подготовив почву для ключевого вопроса: "Да ты живёшь ли?".
   В этот насквозь функциональный край заносит танцовщицу (вернее, танцовщика) Ринке, танцующую сквозь миры. Именно Ринке задаёт ключевой вопрос, навеки поселяя в душе Управляющего горечь и сомнение. Ничего не попишешь, искусство всегда несёт смятение, если оно настоящее.
   Теперь смотрим, "а судьи кто"? В затылок гостьи впился отвратительный паразит, который, в конце концов, должен сожрать девушку. Но пока ей легче танцевать с этой пакостью. Что на это сказать? Много их было, танцоров, пригоршнями жрущих допинг, художников, сидящих на игле, писателей, пьющих горькую. Поначалу им действительно легче, но задолго до того, как щупальцатая дрянь сожрёт их, они перестают быть танцорами, художниками, писателями. И поневоле начинаешь преклоняться перед человеком, который запросто с помощью брезентовой рукавицы, снимает пришелицу с иглы. Так кто у нас живой после этого?
   "Ты живой, а жизни вокруг нет, знаки только", - поясняет Ринке то, что уже показано самой стилистикой рассказа. Затем Ринке обещает показать настоящую жизнь, заранее предупреждая, что после этого спокойное существование на помойке кончится. И что она показывает? Мгновенное как ожог ощущение жизни? - его можно испытывать где угодно, помойка для этого годится не хуже, чем сады Версаля. Ещё мерещатся "ряды воинов в чёрном, одинаковые с лица и в каждом движении". Простите, если это жизнь, то я - принц Персии. Никогда воины в чёрном не создавали жизни, - одни только помойки. И насколько правдивее оказывается жизнь того, кто эту помойку уничтожает, медленно, трудно, планомерно. Искусство щупальцатой дряни оказывается ничтожным перед умением превращать мусор в тепло, свет и цветущий сад. И неважно, что яблоньки в саду молодые и пока не цветут, неважно, что овечка всего одна, и роза одна, да и та в теплице. Придёт время, из настоящей работы произрастёт настоящая жизнь. А покуда поэт, не имеющий имени, работает ассенизатором. Самая подходящая работа для настоящего поэта.
   Кстати, роза и овечка делают литературную реминисценцию уже слишком явной. Вполне достаточно слов Управляющего: "Я поклялся", - на этих словах сразу вспоминается: "Таков уговор". Но даже Фонарщик со своей, казалось бы, бессмысленной деятельностью, вполне осмыслен. Ведь в результате звезда мерцает, а это кому-нибудь нужно. Чем не угодил Экзюпери Юлии Сиромолот - ума не приложу.
   Вывод:
   Замечательно написанный, злой и несправедливый рассказ. И какое ему место давать? Вот и пусть стоит сам по себе, отдельно. Почему-то мне кажется, автор будет доволен, что оказался вне списка.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"