Ровная Мария Зиновьевна : другие произведения.

По паре слов детям капитана Флинта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Поэтический Куб, Матросские байки, номинация "Дети капитана Флинта"


   А и впрямь, чем участники конкурса хуже членов жюри? И почему только судьям корячиться с обзорами? Рубцова подала прекрасную идею - перейти на самообслуживание.
   Поскольку сейчас я - участник, а не судья, позволю себе послабление: коли мне нечего будет сказать о тексте, я ничего и не скажу.
   Для справки: втычка - слова, вставленные в текст только ради соблюдения размера или для рифмы, по сути - смысловая дыра, некротическая язва в ткани стихотворения, один из тяжелейших его изъянов.


   Noname L.
   Пират и морские нимфы

   Однажды нескольким подводным нимфам, закадычным подружкам, -
    Ну или наядами их еще называют, это бывшие утопленницы, если кто не знает -
    На дне морском сделалось опять немножечко скучно.

    И они стали думать, как поразвлечься, и главное - с кем.
    Одна нимфа бойкая предложила
    Пиратов парочку раздобыть
    (Другими словами - пригласить...
    Ну ладно, так и быть - утопить)

    - Ты чего, - высмеивают её компаньонки, - от них толку, как от монахов без рясы!
    Они же все эти, как их... пи... <отцензурено> лоботрясы!
    - А спорим! - говорит инициативная нимфа.
    Ну спорим, - согласились подруги.
    И отправились раздобывать свое лекарство от скуки

    Обнаружили пиратскую шхуну, шторм устроили, всё как положено, - и потопили.
    Выбрали морячка посимпатичнее и на дно заманили (схватили за ноги и утащили)
    В водорослях устроили покомфортнее, сделали искусственное дыхание,
    Расположились вокруг в эротичных позах и стали ждать,
    Когда пиратик придет в сознание.

    И вот пират зашевелился, закашлялся... веки разлепил, на красоток внимательно поглядел...
    Вскрикнул и принялся блевать, попробовал убежать, но не сумел - попросту не успел - вновь бухнулся в обморок...
    Наяды старались, кучу способов обольщения перепробовали - без толку -
    Пират лишь блевал, матерился и отбивался, пока не связали, чтобы не вырывался,
    Но, короче, так и остался он не у дел.

    Проиграла нимфа пари, пришлось отдать ей заначку первосортного жемчуга
    - Да, - согласилась, - Вижу: они действительно, лоботрясы.
    - Ничего, - утешают подруги, - Есть другой замечательный план.
    И нимфы поплыли к берегу - среди рыбаков и курортников
    Ловить мускулистых легкомысленных ловеласов.


   Кажется, по замыслу это должно было быть шуткой. Получилась окрошка из мифов, где славянские русалки смешаны с эллинскими нереидами (морскими нимфами - кстати, редкостными красавицами) и названы почему-то наядами (это нимфы родников, рек и озёр), довольно тошнотная история о сексуально ненасытных зомби, не удовлетворяющихся утопшими мужиками и жаждущих свежатинки. Что же до поэтической формы...
   Послушай, дедушка, мне каждый раз,
    Когда взгляну на этот замок Ретлер,
    Приходит в мысль, что, если это проза,
    Да и дурная?.....

   (А. С. Пушкин)


   Авдеева Е.
   Чернокожий капитан

   Карибские разбойники частенько нападали
   На судна европейские среди морской воды,
   И там рабов из Африки порой освобождали,
   И принимали их в свои пиратские ряды.

   И Джонни был из тех же - в плен захвачен возле Ганы,
   А на пути в Америку в бою освобождён.
   А позже стал он первым чернокожим капитаном,
   Как только научился лезть достойно "на рожон".

   К судам, гружённым золотом, вплотную прижимался
   И вместе с сотоварищами шёл на абордаж.
   Под флагом с черепами он отчаянно сражался,
   Покуда от усталости не грезился мираж.

   Награбил Джонни многого, блуждая по округе,
   И словно призрак в тех местах витает разговор,
   Что спрятал все сокровища он где-то на Тортуге,
   И что назад не выкопал никто их до сих пор.

   И как почти любой пират, чей подвиг был успешен,
   Спустя пятнадцать-двадцать лет скитаний по волнам,
   Он по Виргинскому суду на рее был повешен,
   А летописец сохранил последние слова:

   "Я был морским разбойником, и я не жду оваций.
   Понатерпелся от меня Карибский мореход.
   Зато я спину не сгибал над зеленью плантаций,
   Пытаясь вырастить табак и хлопок для господ.

   Для рабской службы на полях я мог бы быть пригоден,
   Пока б не умер от тоски, избитый и сухой.
   И если только как пират и мог я быть свободен...
   Имея выбор, кто из вас не выбрал бы разбой?"

   Яркая, точно в тему, история, очень энергично рассказанная и с отличным завершительным пуантом. Если бы не режущие ухо шероховатости, - "витает разговор", втычка "назад" (просто "не выкопал"), вставленный ради рифмы "мираж", неуместное по отношению к разбою "подвиг", странный эпитет "сухой", - и не перебор глагольных рифм, наверняка вошло бы в шорт-лист.


   Андрон
   Вялые паруса

   Когда на закате
   Стремглав и некстати
   Встает Альтаир над кормой,
   Измученный шкипер
   Вздремнув и подвыпив,
   Ведет свое судно домой.

   Минует эскадры,
   Что хлесткие ядра
   Злорадно бросают вдогон,
   Сквозь бури и волны,
   Которые полной
   Клешней раздает Посейдон.

   Потрепанный парус.
   Грядущая старость
   Устроить грозит абордаж.
   Взят курс на Тортугу,
   Где скуку и тугу
   Уймет обаятельный паж.

   Ретивы объятья.
   Разорвано платье.
   Вертеж расплетенной косой.
   Четыре дублона.
   Меняет бабло на
   Любовь капитанша Ассоль.

   * * * * *
   А Грей под парадным
   В трико не нарядном
   Зевает с помойным ведром.
   Полгода на бирже.
   Все выпил и выжрал.
   Он алчет ставриду и ром.


   Кто на ком рвал платье? Шкипер на паже?.. Паж на Ассоли?.. Ассоль на шкипере?..
   Старое, как мир, развлекалово. Усы и рога, уверенной рукою мастера намалёванные на репродукции "Джоконды".
   Он алчет родительного падежа - ставриды и рома.


   Ариэла
   Под Южным Крестом

    - Слушай, кэп, до чего доконали эти рейсы "от сих до сих"!
    Помнишь, как на Великом канале к нам прибился какой-то псих -
    и травил чудеса о Бермудах, о коралловых островах,
    о приливных течений причудах, о ветрах-сорвиголовах?
    Нудно без настоящего дела! Надоело! Душа горит!
    Собираем команду - назрело даль накалывать на бушприт!..

    - Эй, матросы! Наверх, на ванты! Паруса поднимаем - и в путь!
    Ну-ка, слушать мои команды!.. Эх, удачу бы не отпугнуть!..

    ...И запели под ветром снасти! И расправили грудь паруса!..
    От штормов и лихих ненастий унесёт каравеллу пассат
    к неизведанным раньше землям, к южным рифам загадочным, где -
    лишь дельфиньему свисту внемля - луч светила скользит по воде,
    где нехожен песок на косах, где под пальмами зелень томна,
    где на скользких крутых утёсах птицы сплетничают дотемна...

    И на карту ложится контур, зарисован рельеф островной.
    А потом бриз махнёт вдогонку кораблю над рассветной волной -
    тот на поиски новых дивных берегов устремится опять,
    чтоб в жаре и в муссонных ливнях пятна белые с карты стирать...

    ...Сколько их - смельчаков отважных - затерялось в просторах морских?
    Скольких в путь подгоняла жажда познавать мир подлунный? О них
    в небесах неправдоподобных, на другой половине Земли,
    Южный Крест скорбит - знак надгробный тем, кто в море навечно ушли.


   Прекрасно. Обратившись к морской теме, Ариэла написала о главном - выходе за пределы, жажде пути и познания, в сообразном балладном ритме, просторном и мерном, с тропически яркими и пряными образами.
   А что, каравеллы действительно забредали в Великий канал? Первые европейцы высадились на берег Китая в 1513 году - на юге, в дельте Жемчужной реки, оттуда до Шанхая было ещё пилить и пилить, а каравелла уже отживала свой век. Но слово незаменимо красивое, что да, то да.


   Беляева С.М.
   Пиратская песенка

   Ты знаешь слово "абордаж"
   И ют! И бак! И рея!
   Вступай в наш славный экипаж,
   Чтоб жить без брадобрея!

   Припев:
   Лево руля! Право руля!
   Грозен у нас капитан корабля!
   Только вперёд! И ни шагу назад!
   Наш капитан славный пират!
   Сабли звенят! Пушки гремят!
   Только вперёд! И ни шагу назад!

   Со огромной черной бородой
   Хромой и одноглазый
   Палить ты будешь, мальчик мой,
   Из двух пистолей разом!

   Припев

   Чужой король издал указ
   О паиньках-пиратах,
   Но божья кара всякий раз
   Находит виноватых

   Припев

   Пеньковый галстук всё равно
   Твоя получит шея,
   Но как прекрасно пить вино
   И жить без брадобрея!

   Припев:
   Лево руля! Право руля!
   Грозен у нас капитан корабля!
   Только вперёд! И ни шагу назад!
   Наш капитан славный пират!
   Сабли звенят! Пушки гремят!
   Только вперёд! И ни шагу назад!


   Ехидненько. Вот чем, оказывается, прельщала пиратская стезя - возможностью не бриться и не стричься. Детишки это оценят.


   Бродский В.
   "Я вертел..."

   Я вертел сегодня штурвал,
    ветер в спину сумел украсть я,
    у скупой фортуны урвал
    счастья.

    Цепь судьбы своей перегрыз,
    одолел ненадолго долю,
    наглотался сладости брызг
    вволю.

    И меня любила волна,
    в целой вечности от похмелья
    не боялся, что сяду на
    мель я.

    Протыкая штопором шторм
    океана, вставшего дыбом,
    якорь я отбросил на корм
    рыбам.

    Как Голландец новый летуч,
    возникая тайной и тая,
    мчался я, и отстала туч
    стая.


   Нетривиально. И глубоко. И техника классная. И хороша смыслопорождающая звукопись - одолел ненадолго долю, протыкая штопором шторм, возникая тайной и тая... Одно "но": этот размер, при всей своей изысканности, полон бездонных пауз. Может быть, они и добавляют тексту глубины, останавливая и сосредоточивая внимание читателя, - но перебивают дыхание, лишают стихи необходимых темпа и куража.


   Ванке В.А.
   Последний грош разменивать не стану

   Последний грош разменивать не стану,
    А положу его в мошну, как в старину,
    Чтоб в старости рейнвейского стакану
    Порадоваться, терпкому вину.
    И на последний грош купить бензину,
    И закатиться в южную страну,
    Где на волне качнуться темно-синей,
    И сладкому отдаться полусну.
    И пусть навеет мне Фата-моргана
    Старинных басен сказочные сны
    Об острове, где Флинта капитана
    Сокровища еще не сочтены.


   Рифмовка хороша, очень хороша - гласные, прихотливо вьющиеся переплетением рифм и диссонансов на едином стволе многократно повторенных "н", создают ощущение наведённой грёзы, почти транса. Сбой размера: вторая строка шестистопная. Что такое сны басен, я не поняла. Может, они снятся басням, и Фата-Моргана навевает герою чужие сны? Бывает, бывает.
   А в общем и целом - мечты о пенсии. Что ж, человек вправе мечтать в стихах, как заживёт на заслуженном отдыхе, да с хорошими накоплениями в кубышке, позволяющими податься к тёплому морю... Вот только - не в тему, сколько ни поминай Флинта.


   Виверс О.И.
   Матильда

   Прости, Матильда, наш прощальный ужин -
   Лишь корка хлеба, да огарок свечки.
   Но что ещё, скажи подруга, нужно
   Тому, кто завтра утром встретит вечность.

   Давно забыты шумные попойки
   Под жарким солнцем в день святого Яго,
   Когда под стол валился самый стойкий,
   Пират и стражник мирно спали рядом.

   Последний бой, поверишь ли, Матильда?
   Испанский галеон, сокровищ полный,
   Я вижу, как сейчас. Противник сильный,
   Но и его могилой стали волны.

   Теперь я в кандалах, и как ни грустно,
   Меня казнят. Кусочек мягкой кожи
   С заветной картой, может, и невкусный,
   Но ты, Матильда, знаю, мне поможешь...
   ...
   Милорд, простите, несмотря на пытки,
   Не выдал Джонс ни одного секрета.
   Вы знаете, он был пиратом прытким,
   Но карту, мы считаем, крыса съела..


   Лихо. Рассказано лаконично и полно, весомо и зримо, и даже грубоватые рифмы ложатся в образ. Матильда, последний верный друг, великолепна (крысы, на мой взгляд, вообще заслуживают глубочайшего уважения).
   Хорошо бы счистить несколько мелких огрехов. Корка хлеба да огарок свечки - без запятой. Скажи, подруга, - с запятой (обращение выделяется с двух сторон). И, как ни грустно, - тоже с запятой. Последние две точки, вероятно, должны быть многоточием?


   Винокур Р.
   Пират навеки с морем обручён

   Пират навеки с морем обручён...
   Испанский галеон - по борту справа,
   Он стать добычей нашей обречён,
   Там - золото, и женщины, и слава!

   Смеётся в круглых кувшинAх вино,
   И сабель звон - красив, как серенада...
   Пиратом стать - не каждому дано.
   Особенно, когда ему не надо.

   Не только ради золотой казны,
   Не от избытка злости и отваги
   В каюте спрятан флаг родной страны,
   Пиратские на мачтах реют флаги.

   Опять встаёт кровавая заря,
   Испанский галеон - по борту слева...
   A для чего нам бороздить моря,
   Лишь знаем мы и наша королева.


   Да, действительно, не каждому дано. Мало им золота, баб и славы - нужен ещё высокий смысл, оправдывающий в собственных глазах преступную деятельность. Широко распространённый психологический трюк: элегантные стихи, упоминание королевы - и разбой превращается в служение Отчизне, подлый пират - в благородного капера.
   Без кувшинОв можно было бы и обойтись (круглые - вообще лишний, пустой эпитет). Либо перед боем не пили - и тогда вино оставалось в бочонках, либо пили для бодрости духа - в таком случае его можно налить. Смеётся в чарках южное вино, или Целует в губы южное вино, или Ласкает рот кастильское вино. И сабель звон поёт нам серенаду. В третьей строфе дважды "флаг". Так и тянет заменить один из них на стяг. А в остальном - грамотно, гладко, вполне.


   Вьюга М.
   Французское кино

   Старое французское кино.
   Улыбаясь, идёт Бельмондо.
   Музыка Эннио Морриконе.
   Я еду в марсельском вагоне.

   Разгулявшийся русский моряк.
   Что ты наделал пьяный дурак.
   Моя шхуна отошла без меня.
   Растворилась в дыму сентября.

   Не вписался я по законам.
   Гулял по портовым притонам.
   А ночами повторялось кино.
   Улыбаясь, бредёт Бельмондо.

   Жасмином пахла наша постель.
   Куртизанка жалела Эстель.
   Из бывших она, из юных актрис.
   Жила на улице Парадиз.

   Любовались мы островом Иф.
   Смотрели на Лионский залив.
   По бульвару гуляли Ла Канбьер.
   Тихо судно зашло браконьер.

   Благодарен подружка Эстель.
   Мой моряцкий мой город Марсель.
   Музыка Эннио Морриконе.
   Прощались на русском жаргоне.

   Старое французское вино
   Присылаешь мне словно в кино.
   Разбушевалось Белое море.
   Эстель, счастье моё и горе...

   
   Каюсь: ничего не поняла. Размер - ладно, будем считать, что это фразовик. Но при чём тут морская тема и Бельмондо, куда герой не вписался, кто кого жалел, что значит "судно зашло браконьер" и "благодарен подружка"? Может, оно и впрямь писано не на языке, а на неведомом русском жаргоне?..


   Гаврильченко А.
   Лондонский мост

   Падает, падает Лондонский мост,
   Словно подкошенный старец.
   Викинги, викинги, дует норд-ост,
   Вырвали, вырвали сваи!

   Съёмная мачта с багровым щитом -
   Меч, а не мир для народа:
   Викинги, викинги встали мостом,
   Адовым остом и нордом!

   В панике леди, в разгаре бои.
   Головы духов-драконов
   Дышат, зовут за собой корабли
   В пламя и в натиск, и в войны.

   Тянут канаты и вёсла гребцы,
   Крики команд рулевого.
   Слышат их эхо на дне мертвецы
   И поднимаются волны.


   Иллюстрация к летописи. Вроде мини-варианта гобелена из Байё, в том же наивном стиле (да-а, мост - это неприятно, но вот к вам через каких-то 57 лет Вильгельм Завоеватель заявится - ужо...).


   Гладченко Ю.А.
   Последний берег

    Сорок лет я был бессмертным, сорок лет ходил по краю:
    Был пиратом, был торговцем, беглым был и спящим с краю.

    Было в море - ох! - непросто, было в море горько, страшно:
    Гнили зубы, пухли дёсны, ром из глотки лез обратно.

    Злато жгло глаза и сердце. День фартило, шесть - кидало.
    Чёрт играл со мной со скуки, бог играл, судьба играла.

    Видел гор небесных стены, видел пламя бездны адской.
    Жизнь познал в корму и с юта, видел рай... в постели блядской.

    Думал - лет ещё с десяток кровь пускать да девок щупать.
    Думал - крепки ноги-руки, неча ныть, бушпритом хлюпать.

    Всё... Отбегал. Вахту сдать бы... Но ни дома нет, ни сына.
    Нет приюта мне на суше - пыль вокруг да пау... тина...

    Сорок лет я был бессмертным, сорок лет ходил по краю...
    Вышел порох, вышел воздух... Жаль: на суше уми... раю.


   Класс. Но. Печальная история написана крепким, бодрым, чётким, стремительным стихом, создающим прямо противоположное настроение. "Сорок лет я был бессмертным" - отлично сказано. Верно: пока человек жив, здесь и сейчас он бессмертен.
   Ют - кормовая часть верхней палубы. Познал жизнь в корму и с юта - это, получается, познал одно её место, заднее?..


   Грошев-Дворкин Е.Н.
   Песня вахтенного моряка

    Я помню норвержский тот порт.
    И вид капитана угрюмый.
    Когда он не дал нам с братвой
    Заполнить водкою трюмы.

    Припев:
    Эх, ты вода солёная.
    Лодочка, да просмолённая.
    Скоро ли я увижу
    Свою любимую в родном порту?

    От злости запИла братва.
    И вахты она не стояла.
    И даже старпом с каньяка
    На вахте страдал от бухАла.

    Припев.

    Но вот впереди Петербург.
    Братва вся на палубу вышла.
    И только на вахте стоя
    Сказал я про КЭПа неслышно.

    Припев.

    Ну, что же ты за мудак.
    Последнюю радость отнявши,
    Стоишь словно пень, а бардак
    На палубе будто не слышишь.

    Припев.

    Стращали братву с крейсеров.
    Огромные страшные пушки.
    Но только наш брат не сробел -
    Послал на три буквы их чушки.

    Припев.

    Взыграло у всех ретиво.
    Мы клятвы своей не нарушив.
    Обняли и жён, и детей
    Как только ступили на сушу.

    Припев.

    Эх, ты - дорога длинная.
    Здравствуй, такси родимое.
    Мчись-ка быстрее ветра
    Я снова здесь, я снова к вам спешу.


   Как в жизни. То бишь - просторечно и с полными трюмами грязи - орфографической, грамматической, стилистической, смысловой. Странно, что этот обсценный опус вообще допустили на конкурс.


   Грэй Л.Д.

   Потерянные (Кэпу)

   С бригом рассвета идти контргалсами,
   Богу - прощание, черту - прощение.
   Снасти под ветром как струны под пальцами.
   Наш КПП - точка невозвращения.

   Белый оскал на грот-стеньге - пощечиной
   Перед ударами с привкусом пороха,
   Наши клинки будто бритвы заточены,
   Наш КПД - ни единого промаха.

   Все, что могли, мы давно уже сделали:
   Нить горизонта безжалостно порвана.
   Нашей команде завидуют демоны.
   В море и небе потеряны поровну.

   Меридианы схлестнулись с экватором,
   Сказки земли за кормою растаяли.
   Брось, капитан, улыбнись навигатору!
   Наш КПМ - бесконечность и далее...


   Совершенно магический текст. Безоглядная отвага бесконечного пути в безмерном безвременье. Изумительно.


   Дарт К.
   Морской волк

   Рыжий рассвет красит парус - в синий туман, в алые сны, -
   Жарче любви, что осталась на берегу, в сердце моей весны!
   Море поёт песню ветра, золотом грёз локоны на виски;
   Шхуна уйдёт незаметно - в утро спорхнёт, чайкой с её руки...

   Капитан ревёт белугой - зол, как тысяча чертей:
   "Шевелитесь сухопутные отбросы!"
   С одержимым спорить туго - вмиг услышишь хруст костей, -
   Кровь закапает из сломанного носа!

   Груз с островов Трёх Распятий был в эту ночь поднят на борт,
   И в тот же миг - сто проклятий! Будто из мглы вынырнул чёрт! -
   Мачты скрипят, стонут снасти, дик ураган, а в кромешной тьме
   Бесы, вопя, рвут на части всё, что вчера только приснилось мне!

   Океан ревёт, а в трюме что-то стонет и рычит -
   И шпангоуты трещат в железной пасти!
   Капитан сквозь зубы сплюнет и презрительно молчит -
   Вот такое вот оно - морское счастье!

   Над головой чайки реют, чёрным свинцом волны дробят гранит.
   Мокрым тряпьём - парус с реи, а капитан бешеным псом рычит.
   В трюмах вода - в рубке крабы, кок и старпом кормят на дне медуз.
   Знать бы тогда - раньше знать бы, что повезём проклятый этот груз!

   Океан ревёт, а в трюме что-то стонет и рычит -
   И шпангоуты трещат в железной пасти!
   Капитан сквозь зубы сплюнет и презрительно молчит -
   Вот такое вот оно - морское счастье!


   Экая роскошно страшная история. Бьёт и по глазам, и по ушам, и по ноздрям. Сильно. Только повтор четвёртой строфы в конце несколько разжижает накал - как будто у автора иссякло вдохновенье, очень жаль, его фантазии и мастерства достало бы на шестую строфу. Тем более что капитан-то ещё в пятой утоп вместе с кораблём и командой, чего уж теперь плеваться?
   И что это был за груз всё-таки? Как теперь жить под зудом жуткой тайны?


   Дио-Ген
   Песни Столетних Пиратов

   1

    Под мачтами лысыми
    волосики списаны,
    но супчик соломинкой сосём - хоть куда!

    Как рома стаканы,
    стоим вертикально,
    пока нам телa омывает вода.

    2

    Волны гибкими, косыми рядами
    нападают на разграбленный берег,
    тот лениво откупается данью -
    горстью рAкушек: цветных, чёрных, белых.

    Берег - он на берегу остаётся,
    вOды - в море рыбу треплют и глушат.
    Только старому пирату неймётся:
    суша-море-ветер-палуба-суша.


   Святая правда: берег остаётся на берегу. Обсуждать остальной текст мне в лом.


   Железнов В.
   Флинт жив

   Седые гребни волн неслись на берег океана.
   Высок скалистый берег в неприступности своей,
   Но океан суровый штурмовал его, взбивая пену,
   Подобно кружевам изысканным и тонким,
   Что украшают стройный стан прекрасных дев.
   С угрюмого утёса взирал на эту красоту безмолвно
   Старик седой, как гребни волн.
   Преклонные года и шрамы на лице
   О многом рассказать могли бы посвященным,
   Но тайной оставалась жизнь его для всех.
   А между тем и он был молод,
   Как все мечтал, любил и строил замки на песке.
   Но рок пошёл его судьбе наперекор.
   Случилось так, что общество отвергло бунтаря,
   И предало позору, обрекши каторжно трудиться
   В безжалостных лучах тропического Солнца.
   Любя свободу больше жизни, сорвал оковы он свои,
   И с бунтарями, подобными ему,
   Вступил в "Береговое братство".
   С тех пор он пролил реки крови,
   Не разбирая, где чужая, где своя.
   Со счёта сбился, топя чужие корабли,
   И сундуки, со златом зарывая, где попало.
   А сколько золотых дублонов спущено в портовых кабаках
   На крепкий ром в бочонках и женские услады!
   Хмельная братия горланила похабные напевы,
   И матерно ругаясь, девиц доступных лапала
   Везде, где только можно, а особенно нельзя.
   Их капитан, удачливый, как тысяча чертей,
   Ведёт на абордаж отъявленных головорезов.
   И пусть не всем из них достанется добыча,
   И пусть Костлявая с косой их поджидает часто,
   Но каждый в бой идёт, надеясь на победу
   Под "Роджером Весёлым", что развевается на стеньге грота,
   За ним, обветренным и просолённым идут они,
   И нет для них пути назад.
   Пугающая чернота зрачков, готовых к выстрелу, орудий,
   Эскадры, что гналась за ними по пятам,
   И блеск на острие клинка слепил глаза,
   И пули, что в отчаянные головы влетали.
   От липкой крови скользкие настилы палуб,
   Шпангоутов преломленные рёбра,
   И уходящие в пучину паруса.
   Всё это было, Смерть ходила рядом,
   Но оставляла шанс удачливым и смелым.
   Ну, а потом делёж добычи по законам братства
   Кому-то приносил в угаре пьяном
   Смертельный сон под лавкой кабака,
   Другой, до нитки проигрался в карты,
   Скрипел зубами от обиды, сжимая рукоять ножа.
   И лишь немногие пытались возвратиться
   К жизни мирной, ухвативши куш.
   Фортуна улыбалась капитану до конца,
   Он выжил в схватках и сошёл на берег,
   Выбившись из сил. Купил таверну.
   Но взирая вниз с утёса на океанских волн разбег,
   Он слышит в грохоте прибоя треск рушащихся мачт,
   Предсмертные стенанья моряков, раскаты залпов,
   Пиратских глоток матерные песни.
   А может, лучше было сгинуть вместе с кораблём,
   С погибшим экипажем и награбленным добром
   В бездонной мрачной глубине,
   И стать легендой?


   Хм... А зачем это записали в столбик?
   За втычку "ну а" я бы вешала на рее. И, главное, здесь-то она абсолютно ни к чему - размер что с нею, что без неё шатается и рушится, как в зюзю пьяный матрос на суше.
   Да. Конечно. Лучше было сгинуть. Ещё лучше - в младенчестве. Большая польза была бы человечеству. А легенды из грабежа и убийств, из крови и грязи всё равно не получатся. Одна гадость.


   Зозуля А.С.
   Сидят на палубе матросы...

   Сидят на палубе матросы
    И их бесстрашный капитан.
    Матросы курят папиросы,
    А капитан привычно пьян.
    Судачат меж собой матросы,
    В каких краях пришлось им быть.
    В лазури реют альбатросы.
    В пучине якорная нить.
    В минуту полного молчанья
    Рассказ заводит капитан.
    В его глазах - воспоминанья,
    В морщинах - след далеких стран.
    Когда он был - обычный юнга,
    А капитан - его отец,
    Застали их из пепла вьюга
    И дыма тысячи колец!
    Трубу подзорную настроив,
    Парнишка увидал вдали
    Пласты кипящей алой крови,
    Ползущей с купола горы!
    По палубе метались тени -
    Шныряли вдоль и поперек!
    А хлопья пепла все летели
    По ветру прямо на восток.
    И юнга все смотрел на горы,
    Дивясь природной красоте.
    Объятья лавы, словно шторы,
    И брызги плещутся во тьме!
    От судна отдалялся остров,
    И дождь из хлопьев поредел,
    А парень маленького роста
    В трубу подзорную глядел.
    Он видел бед потом немало
    И со стихией воевал,
    И если б жизнь начать сначала,
    Он снова взялся б за штурвал!


   Право, лучше б эту странноватенькую историю о том, как обычный юнга (сын капитана, ну да, ну да...), полюбовавшись вулканом, прикипел душой к штурвалу, изложили прозой. Чтобы втиснуться в размер, бедный автор то обламывал слова (в каких краях пришлось им бывать, а не быть), то заполнял пустоты втычками - "обычный", "маленького роста", "по ветру прямо", целая строка "шныряли вдоль и поперёк", не считая стандартных "всё". Трижды, почти подряд, "матросы". Рифмы "вдали - горы" и "красоте - тьме" забивают хорошую "воевал - штурвал". И тщетны попытки подстегнуть впечатление восклицательными знаками, вонзающимися в текст, точно шпоры - в плоть запалённой лошади.


   Зуев-Горьковский А.Л.
   Несчастливое счастье

   Лежу под пальмой на песке
    И вижу, шхуна вдалеке.
    Я этих шхун уже почти, как год не видел.
    А всё случилось потому,
    Что не хотел идти ко дну.
    И, видно, этим Посейдона я обидел.

    Когда дал клина мой движок,
    Я починить его не смог.
    И вдоль волны моё корыто развернуло.
    Оно не стало штормовать,
    Я только крикнул: "Твою мать!"
    И судно после оверкиля затонуло.

    Прощай родной торговый флот!
    Хотя постой! Всплывает плот!
    В него, как старый морж, я быстро завалился.
    Меня таскало по волнам,
    Не знал я счёт текущим дням.
    Но тут у берега мой плот остановился.

    На год я бросил якоря
    На этом острове не зря.
    Какой-то джентльмен оставил здесь наследство.
    Но, у корсара не срослось,
    За ним вернуться не пришлось.
    И вот имею я средства, но нет плавсредства.

    И тут вхожу я сильно в раж,
    Плоту ваяю такелаж
    Из всех остатков кораблекрушенья.
    Гружу провизию и клад
    И в путь пускаюсь наугад,
    На скорое надеясь возвращенье.

    И вот я снова на песке
    Лежу, но в личном гамаке
    На берегу своём, что выкупил когда-то.
    И я не пялюсь больше в даль,
    Мне у бассейна даже жаль,
    Что отыскался клад погибшего пирата.


   Славная песня, с умной иронией и явственным отзвуком мелодии. Построить бы по местам запятые и тире - совсем было бы хорошо.


   Казовский А.
   Позвольте вам сказать...

   "Позвольте вам сказать, сказать, позвольте рассказать,
   Как в бурю паруса вязать, как паруса вязать.
   Позвольте вас на салинг взять, ах, вас на салинг взять,
   И в руки мокрый шкот вам дать, вам шкотик мокрый дать".

   Мы выйдем в море повстречать пылающий рассвет,
   Навстречу яростной заре стремится наш корвет.
   Но тает утренний туман, и боцман входит в раж -
   Наперерез летит корсар, идет на абордаж.

   Клинки звенят, и тонет крик в разорванных губах,
   Веселый Роджер правит бал с улыбкой на зубах.
   И сердце рвется из груди, как белый альбатрос,
   - Держись, матрос, - шепнет норд-ост, - попробуем твой трос...

   Корсар разбит, багровый дым разносит ураган,
   И мы спешим, поставив грот, пройти на Зурбаган.
   По звездам Млечного Пути, под призрачной Луной,
   Проложит курс наш капитан, обвенчанный с волной.

   Теперь научит вас судьба, без страха слышать гром,
   И свежий ветер глоткой пить, глотать, как крепкий ром.
   И навсегда вдруг станет вам "на ты" весь мир знаком,
   И будет грудь, как барабан, гудеть под кулаком!


   Романтично. И вообще, за любовь к Грину можно всё простить.


   Капустин В.
   Клад

   Кокосы, пальмы, павианы.
    Большой крикливый попугай,
    Я повидал чужие страны
    И встретил ад, и видел рай.

    Влюбленная смуглянка Ада,
    Верна, прекрасна и глупа,
    Мои ловила жадно взгляды,
    Но брошена на Пау-Па.

    Да, убивал, да жил без правил.
    Невинных жертв пускал ко дну.
    Я многих к праотцам отправил,
    А вот сейчас и сам тону.

    За что меня возненавидел
    Друг? - У пиратов нет друзей -
    Он ночью подошел невидим,
    Столкнул - смешить морских чертей.

    Но я - пловец, другим дай боже,
    Который день держусь без сна?
    И землю чувствую, ну что же?
    Гам чаек, плеск - неси волна!

    Кокосы, пальмы и лианы,
    Большой крикливый попугай,
    Ручей прозрачный, камень странный -
    Мой пять на десять личный рай.

    На камне в центре крестик виден.
    Разрыл - и правда, спрятан клад.
    Алмазы, деньги, профиль выбит,
    Когда-то я им был бы рад.

    Я жду: за спрятанным богатством
    Хозяин поспешит приплыть.
    Не жить хочу - в преддверьи адском
    Хочу еще хоть раз убить!


   Вот что могут натворить знаки препинания. Фраза "Большой крикливый попугай, я повидал чужие страны..." (Сын дворянина, я с детства был приписан к драгунскому полку...) - однозначно определяет, кто в тексте лирический герой: попугай, естественно. Ни фига себе птичка...


   Карде И.
   Монолог Джона Сильвера

   Ну, здравствуй, Джим Хокинс! Приятная встреча!
   Смотрите, как вырос и как возмужал!
   Эй, ты, за прилавком, тащи сюда пиво,
   Не видишь - я друга в порту повстречал!

   Мальчишка, пацан, бесшабашная юность...
   Да, задал ты перцу, устроил нам, брат!
   Печально, что ты мой совет не послушал,
   а славный бы вышел из юнги пират!

   Где мой попугай? Да и издох он, зараза.
   Жалею, конечно, но что горевать?
   Чем я занимаюсь? Скриплю помаленьку,
   о дальних походах не смея мечтать.

   Швейцаром в гостинице... Теплое место!
   И поят, и кормят, и денег дают.
   Надеюсь, что личную жизнь я устрою,
   что будет жена и, конечно, уют.

   А впрочем, что врать? Ни к чему мне супруга,
   мне б свежего ветра и моря глоток!
   Еще бы хорошего, доброго рома,
   А то без него в рот не лезет кусок.

   Конечно, хотелось бы вновь на корабль,
   чтоб шторм завывал и трепал паруса...
   Но верю я - ждет меня где-то удача,
   бывают же в жизни еще чудеса!

   Да ладно, не стоит, чего уж об этом!
   Мы были как братья - в добре и беде,
   Мы бились на славу и славно кутили,
   жаль, кинул я якорь свой в тихой воде...

   Конечно, ты прав - здесь сытней и спокойней,
   но знаешь, когда просыпаюсь во тьме,
   я слышу пронзительный крик попугая
   и старые тени ползут по стене.


   Написано простенько, незамысловато - ну, дык Сильвер академиев не кончал. Но хитёр. Старый негодяй в своём репертуаре: врёт и не поперхнётся. Ведь мечтал убить прыткого мальчишку, а теперь и другом величает, и братом, и о прошлом тоскует, и на жизнь плачется, на жалость берёт. Не иначе, подлость какую-нибудь измышляет, гад.
   Слушать всё-таки совета, а не совет.


   Ковалевская А.В.
   Приворот

   Капитан, твой путь отчаян:
    Ветер волны разметал,
    Над широкими плечами
    Паруса вздувает шквал,

    Бьётся палуба в подошвы,
    Стонут тали, сорван лаг,
    Реет ужас - чёрный коршун,
    В щепки мачта, в клочья флаг.

    В вое ветра, в бурном плеске,
    Не касаясь килем вод,
    Из легенд морских воскреснув,
    На бушприт летит вперёд

    Бриг пиратский. Дрожь по телу -
    Трупы, скалясь, ищут плоть...
    Что, любимый, заболело?
    Вспомнил ту, которой - гость?

    Лунной ночью, днём ненастным
    Ворожбой сплетаю сеть.
    Возвращайся, хватит странствий -
    Кров и кровь родная здесь.

    Хватит жить мечтою вздорной,
    Твой кошмар сотру с чела...

    ...Дочь, как в детстве я, на взморье
    Алый парусник нашла.


   Четырёхстопный хорей - опасный размер, так и норовящий сорваться то в балалаечное треньканье, то в частушечное скандирование. У Ковалевской он звучит подлинным приворотом - тоскующим зовом, охранным заговором. Увы, тщетным. Очень страшно. Очень печально. Навеки, из поколения в поколение, безнадёжно. "И никого не защитила рука, зовущая вдали" (с).


   Колосов А.Г.
   Два корабля

   Попирая небесную высь,
   Тучи сеяли моросью скверной.
   В эту непогодь с рейда снялись
   Два эсминца: "Беспутный" и "Верный".

   Долго-долго при слове "жених"
   Девам слёзы в платки заворачивать!
   Сладко будет Атлантика их
   На сквозных ураганах укачивать.

   Колыбельную чаячий хор
   Заведёт, закружит беспробудным,
   Но пока не закончен дозор,
   Не расстанутся "Верный" с "Беспутным".

   Что их ждёт, не гадай - помолись,
   Чтобы в душных широтах экватора
   Бог послал им провещую мысль
   И орлиную зоркость - локаторам;

   Чтобы острые клювы ракет
   Не скривило в жестокой болтанке;
   Чтоб "Фантомов" надменный балет
   Разбегался при звуках "Славянки";

   А потом - на возвратном пути,
   Чтобы зря с супостатом не ратиться.
   Крейсера надоумил уйти,
   А подлодки - по шхерам попрятаться.

   Эй, эскадра! Героям дивись!
   Флаги вешай на мачты погуще!
   Тем же вечером с рейда снялись
   Два эсминца: "Лихой" и "Стригущий".

   Что их ждет, не гадай - помолись,
   Чтобы в душных широтах экватора
   Бог послал им провещую мысль
   И орлиную зоркость - локаторам...

   
   Батально.
   Но смущает. Что такое сквозной ураган? С двумя входами? И бывают ураганы с одним входом? Кого Атлантика будет сладко укачивать на ураганах - дев, слёзы или платки? Кто беспробудный? Сколько широт у экватора - воображаемой линии (то есть, объекта, имеющего длину, но не имеющего ширины) на нулевой широте? Кому Бог пошлёт мысль, да ещё и провещую - неужто и впрямь эсминцам? Кто надоумил крейсера уйти, а подлодки - попрятаться по прибрежным островам? Остаётся гадать, хоть автор и не советует...


   Кочетков Р.А.
   Рыба-игла

   Мартин продал Дьяволу душу за удачу в веселом деле,
   И Библию зарыл в песок на пасхальной неделе.
   И его абордажная сабля от крови заржавела,
   Мартин продал Дьяволу душу за удачу в веселом деле.
   Над своей шхуной 'Рыба-Игла' он поднял 'Веселого Роджера',
   И на реях болтались тела тех,
   Что свое уже отжили!

   Они рыскали, как голодные волки, во всех семи морях,
   От северных фьордов до южных атоллов они сеяли страх.
   Но грешная душа Мартина у Дэви Джонса была в руках
   И среди океана и на разбойничьих островах.
   Судно за судном на дно отправляя к подельнику своему,
   Мартин знал - Ворота Рая
   Не откроют ему!

   Но кровь, и пот и слезы на вкус - как морская вода!
   'Рыбе-Игле' скитаться по ней до Страшного Суда...
   Грабя, убивая, пуская на дно суда,
   'Рыбе-Игле' скитаться по морю до Страшного Суда!
   И когда на Небе и на Земле Страшный Суд возвестят,
   На своей 'Рыбе-Игле'
   Мартин отправится в Ад!


   Правильно, туда ему и дорога.
   Вещь хороша. Ощущается очень настоящей, реальным морским фольклором - грубая, где гладкая, где гранёная, как парусная игла, матросская баллада. Поётся новичку-салажонку, глубокой ночью, в горючих тучах перегара, с подвыванием в конце строф.


   Кручинина О.В.
   Путь к мечте

   Погрузи всю обиду в пакгаузы,
   Чтоб заполнить их снизу и доверху.
   Ну а после ревизии паруса -
   Расправляй же его смело По-ветру!

   Груз тяжелый и море наморщится
   Но команда - " Вперед, к вдохновению!"
   Обойти надо мыс Одиночества
   И пройти мимо рифов Сомнения!

   Захлебнуться соленым бы воздухом,
   К крикам чаек прислушаться пристально.
   В даль морскую вглядеться бы досыта
   И пристать к затерявшейся пристани...

   И пусть земли ты видел лишь в атласе,
   И маршрут твой в воображении,
   Но в тетрадке рисуешь ты парусник,
   И читаешь о грозных сражениях!

   Не раздумывай и не откладывай.
   На судьбу свою нечего сетовать.
   Ты к заветной мечте путь прокладывай
   И стремись открывать и исследовать!


   Символично. Назидательно. Неясно, почему я должна раздобывать обиду, дабы потом забить ею пакгаузы, на кой мне затерявшаяся пристань и за что на меня обрушили столько сомнительных распоряжений.
   А ещё я попробовала произнести "вперёДКВДохновению". Не вышло.


   Лапердин Е.В.
   Старый моряк

   Водки бы выпить. Прямо беда.
   Крепкой, хмельной, горючей.
   Над головой годы-года
   Мрачной висят тучей.

   Выверен курс на старый кабак.
   Выбрать другой странно.
   В зыбких ночах что-то никак
   К берегу не пристану.

   Мокрый бушлат и набекрень
   Рваный треух-кролик.
   Что нам сулит завтрашний день?
   А на счету - нолик.

   После потов дальних морей
   За куражи платим.
   Эй, человек, водки налей
   И замени скатерть.

   Десять рублей на барабан
   И закажу "Мурку".
   Эх, не томи, спой, музыкант,
   Вечному придурку.

   Старый кабак - гавань тоски.
   Я постарел в море.
   Окна твои, как маяки,
   Штормам судьбы вторят.

   Сколько морям отдано лет!
   Сколько видал горя!
   Красен закат, ну а рассвет
   Снова встречать в море.

   Выпью своё, выйду под снег
   И к небесам морду.
   Кто-то сказал, что человек
   Это звучит гордо.


   Ага. "Он вышел родом из народа, но вышел и упал на снег".
   В принципе, потрёпанный пропойца, в чёрной тоске слушающий "Мурку", мог быть когда-то и моряком. Неважно. Одиночество, нищета и экзистенциальная фрустрация в старости - тема, актуальная во все времена и для всех профессий.


   Ледовский В.А.
   Флибустьерское

   Попы нам не отпустят тяжкие грехи
   По той причине, что мы каяться не будем
   Когда покинем землю, дьявола разбудим
   Раздуют черти под жаровнями мехи

   А крабы плоть увядшую сгрызут
   Скелетами устлав дно океанов
   Излечит смерть нас от телесных ран
   Но души в ад навеки попадут

   На пытки бесам, демонам, уродам
   Что вспомнят нам убийства и разврат
   Спасенья нет тому кто согрешил стократ
   Кто поменял покорность на свободу

   Но живы мы пока. И не склоним голов.
   За волю божий рай отринув безмятежно
   Насилуем на островах туземок нежных
   И режем всех чужих без лишних слов

   Веселый Роджер лишь для трусов гадкий.
   Бриг - дом родной. Семьей стал дружный строй
   Нет счастья большего, чем абордажный бой
   Вольны как ветер, и беспечны, как касатки

   Смирение, церквы, законы - это хлам
   И лучше воли месяцы, чем годы смирной жизни
   Рев шторма, пушек гром - нет краше тризны
   Оставьте только море и свободу нам!


   Мило. Свобода, смелость, счастье - это, стало быть, возможность убивать и насиловать. От пиратов иной точки зрения ожидать не приходится. Но автор, судя по вдохновенному возбуждению, с коим он её излагает, тоже ею увлёкся. Романтика зла.
   А что вольный стих с шатанием стоп от пяти до семи, рифма "океанов - ран" и недостаток запятых - это даже хорошо. Как по мне, надо бы ещё хуже. Мерзости следует писать мерзко.


   Лобанов В.
   Все на абордаж!

   В такелаже ветер стонет - мачтами скрипит,
   Все задраены кингстоны - побежит "Rapide".

   Полетят фрегаты важно - паруса, как дым.
   Я на мостике, на страже: ну-ка поглядим!

   Ну-ка, где там флаг пиратский, с чёрною каймой...
   Чайки белые кружатся, вьются за кормой.

   Заряжает пушки мощный лысый бомбардир...
   - Боцман, быстро, да побольше, ядер для мортир!

   Флибустьерам быть на рее - каждому своё.
   Нам их золото нужнее! Где моё ружьё?

   Настигаем, ближе, ближе - скоро абордаж!
   Капитана рожу вижу - охватил мандраж.

   Я снесу ему пол-уха пулею стальной:
   Улыбнётся смерть старуха - стал такой смешной!

   Тонет бриг, смешались мысли. Разнесло фальшборт.
   - Бей, руби, чего вы скисли!.. Нож пробил ботфорт.

   Помоги нам выжить, Боже! Выхватил палаш...
   - Все кто может и не может - все на абордаж!


   Очень любопытно. Вроде бы эпизод из жизни, простой, как правда. Язык грамотно стилизован под живой, непосредственный, слегка сбивчивый от эмоционального накала рассказ, поэтому звучит очень убедительно. А вслушаешься - всё страньше и страньше. Кто это, отважный-куражный, стоял на мостике? Дождался, пока фрегаты отойдут подальше, и погнался за пиратским золотом. При живом капитане командовал боем. Пристрелил капитана и потопил бриг. Псих? Карьерист? Предатель? Демон-искуситель? Грозный бог?


   Мудрая Т.А.
   Сыны Ран

   Резвый Морской Кабан волны режет клыком,
    Прыгает, что дракон, в пене ущербных лун.
    Ясень крутых бортов луком сгибается в шторм,
    В плоть Синетелой Ран врезаны знаки рун.
    Брюхо Кабан набил ярым Змея огнём,
    Что Линдисфарн замкнул в стенах монастыря.
    Белому ликом Христу стыдно плакать о нём:
    Злато - краса могил, вод глубоких заря.
    В Круге Земном наш Вепрь все узнал берега,
    Нёс на своём горбу и корону, и меч;
    С дрожью молился люд, видя шлемов рога,
    Слыша берсерков вопль, силясь скарб уберечь.
    Нами любви залог дан морским дочерям,
    Чтобы, разбой чиня, мать раскинула сеть.
    Духом с Ран мы одно; и - по крови бойцам -
    Что нам царский чертог, что - солёная смерть!
    Кратки объятья Ран, нас леденят, что мрак, -
    Станет тем слаще мёд и пышнее постель.
    Буйная Эгира дочь вступит с героем в брак,
    Пустит стрелу наш дан в богом данную цель.
    Синим зубом своим Харальд Вепря пронзил,
    Вместе с веном и мы в хладный канули грот -
    Честью взять, не купить Воздаяние Сил.
    Пей, владетель, свой дым: час возмездья грядёт.
    Землю взявши как лен - станешь бренной землёй,
    Спряли норны судьбу: нам пленить океан.
    Пеной призрачных лун, сеть влача за собой,
    В честь Крепкотелой Ран прядает наш Кабан.


   Грандиозно. Словно не только наш современник, поэт и учёный, но и - второй ипостасью - красноусый викинг сложил эту грозную песнь.
   А комментировать? Мне, почти ничего не знающей о викингах и скандинавской поэзии? Без единого копья крови Квасира - кённинга? Не смею.


   Осипов А.А.
   Последняя песнь матроса

   Голос твой взывал из пенной колыбели,
   Криками прибоя из прибрежных скал,
   Шорохом песка со дна морской постели,
   Ветром, что над головою снасти рвал.

   Ты в мои глаза бросала блики чаек,
   Миражи дельфинов, блеск летучих рыб,
   Розовый рассвет коралловых лужаек
   И закаты монотонных рифов-глыб.

   Я штурвал забыл, - ловил губами брызги.
   Капли поцелуев - соль твоей любви.
   Под напором шторма - досок скрипы, визги,
   Каравеллы плач...
    Зови меня.... Зови!

   Там, в пучине моря, ложе нашей страсти,
   А вокруг - манящий ил твоих волос.
   Там душа моя - в твоей бездонной власти,
   И покой найдет измученный матрос.

   На плечах истлеют тесные одежды,
   Чтобы между нами не было преград.
   Растворюсь в тебе, и обрету надежду -
   Приручить соленой страсти водопад,

   Овладеть твоей морской прозрачной кожей,
   Пить тебя взахлёб, и напоить собой.
   Солнце скрыла мгла, оно согреть не может, -
   Открывайся, - погружаюсь в твой прибой.

   Мне прощаться с небом пасмурным не жалко,
   Гладь воды поможет мир перевернуть.
   Я усну в твоих объятиях, Русалка.
   Просто преклони мне голову на грудь...


   Очень романтично, но из другой номинации. Пусть этот влюблённый там, подальше, мир переворачивает.


   Острогаев Н.
   Шлюповая песнь

   И-и - раз! И-и - раз!
    Коль гребёшь, не нужен галс!
    И-и - три! И-и - три!
    Коли туго, то трави!

    На морских просторах Терры
    Нам попутны все ветра,
    Мы лихие флибустьеры:
    Не догонит нас фрегат.

    И-и - раз! И-и - раз!
    Коль гребёшь, не нужен галс!
    И-и - три! И-и - три!
    Коли туго, то трави!

    На морских просторах Терры
    Нам попутны все ветра,
    Мы лихие флибустьеры:
    Не догонит нас фрегат.

    И-и - раз! И-и - раз!
    Коль гребёшь, не нужен галс!
    И-и - три! И-и - три!
    Коли туго, то трави!

    На морских просторах Терры
    Нам попутны все ветра,
    Мы лихие флибустьеры:
    Не догонит нас фрегат.

    И-и - раз! И-и - раз!
    Коль гребёшь, не нужен галс!
    И-и - три! И-и - три!
    Коли туго, то трави!


   Многогранно (особенно три значения слова "трави"). И целесообразно: под такую песнь, пожалуй, на вёслах уйдёшь от фрегата. А после конкурса можно использовать возможности "Ctrl + V" на всю катушку и набить куплетов на шлюповый роман в стихах.


   Правдина О.Ю.
   Порваны жилы

   Порваны жилы
    Никчемная плоть.
    Дерзкие живы
    Им не свернуть.

    Крепкие спины
    Гнутся в пучине.
    Выжатый стон:
    "Уймись, Посейдон!"

    Бьются стихии:
    Мужество, гнев.
    Законы морские,
    Буйства припев.

    Знали Бродяги,
    Пощады не ждать.
    Им все одно
    За кормой погибать.


   Сами по себе, без картины, которую они иллюстрируют, эти строки совершенно невнятны. Обрывки мыслей и образов, сплошной припев буйства. И рифмовка соответствующая.


   Разбойникова Е.
   Юнга

   Я сегодня юнга, босоног,
    Нет кармана, что там о грошах.
    С малолетства, как ничей щенок,
    Получал тумак или пинок,
    Горбил спину я на торгаша.

    Темный угол, пыль на чердаке.
    Да в лавчонке жизнь моя текла.
    Перед сном я видел вдалеке,
    Как гружёны или налегке,
    Корабли окутывает мгла.

    Мне мечта не позволяла гнить
    В городишке, где душа сыра.
    Шум прибоя - Ариадны нить!
    Бесприютный ветер стал манить,
    И решился я бежать вчера.

    Заглотив меня, закрылся трюм.
    Отыскали! Чтоб не выдать страх,
    За матросом шел, и был угрюм.
    Капитан, его благодарю,
    Тихо молвил: "Это не игра.

    Коли спустишь флаг, то юнга ты,
    Убоишься - высажу в порту,
    В самом первом." "Потерять мечты?!"
    Очень быстро, но без суеты,
    Флаг я снял и оглядел черту -

    Что замкнулась в синий горизонт.
    Море, небо, облако вдали.
    Из-за скал, о нет, похож на сон,
    Черный флаг, узрел я. Не резон
    Было медлить. Крики донесли

    Капитану и команде весть.
    И матросы всполошились вмиг.
    Осторожно, чтоб на мель не сесть,
    Развернуться. Шанс отбиться есть.
    А не сможем - к Богу напрямик!

    Точно жизнь длинною этот день!
    Рев орудий, порох, стали звон.
    Вдруг пирата показалась тень.
    Я подумал: "На себя надень
    Хоть мешок и не заметит он."

    Флибустьер-верзила потрусил,
    К капитану, подло, со спины.
    Стиснул я палаш что было сил,
    И ступени кровью оросил,
    За собой не чувствуя вины.

    А пираты, кто-то скажет - сброд,
    Дрались смело, плавились клинки.
    Это дерзкий, доблестный народ,
    Но удача, сделав оборот,
    К нам с улыбкой, ну а им пинки.

    Я сегодня юнга, здесь мой дом.
    Эй, победа! Поднимаю флаг.
    Знаю, выжить можно лишь трудом,
    И мечтой по жизни я ведом,
    Крепко стисну для врагов кулак.


   При хорошем ритме, нетривиальной рифмовке, героическом сюжете это всё же - скорее, конспект или синопсис стихов, чем стихи. И рассказано вроде бы понятно и подробно. Но остаётся ощущение, что рассказчик косноязычен, подчас до невнятицы (например - шёл за матросом, чтоб не выдать страх). И не в ладу с запятыми (лишняя "н" в "длиною" - просто опечатка). Я бы приняла это как речевую характеристику полуграмотного полубеспризорника - но тогда откуда у него сравнение с нитью Ариадны, словеса "молвил", "узрел", "резон"? Ну не вяжется.


   Рубцова Д.
   Предчувствие

   На море - полный штиль. Скользит в ночи фрегат.
    В бочонках плещет ром, но тошно капитану.
    Он ничего не ждет. И ничему не рад.
    И глушит крепкий ром из грязного стакана.

    Наутро будет бой. И капитан умрет,
    Залатанный камзол пятная ярко-алым.
    Уже почти рассвет. Предчувствие не врет -
    Не больше двух часов до смерти. Слишком мало.

    Ах, как он хочет жить! Хорошее вино,
    Красавица-жена, старинный дом в Гаскони...
    Ведь все могло бы быть! Но нет, предрешено:
    Мучительная смерть на линиях ладони.

    На палубе в крови до вечера лежать
    Останется его изрубленное тело.
    А вечером луна... и вечером опять
    Ему придется встать. До смерти надоело.

    Под музыку луны восстанут, как один,
    Безвольные бойцы, бесславные ублюдки...
    Всей жизни - до утра. Но кто их господин?
    За что он снова мстит? А может, шутит шутки...

    Скользит в ночи фрегат. На море - полный штиль.
    И призраков толпа опять горланит: "Рома!"
    Ужасная судьба. Не сказка, и не быль.
    Жестокий вечный бой, и ни жены, ни дома.

    ...Наутро будет бой. И капитан умрет,
    Залатанный камзол пятная ярко-алым.
    Уже почти рассвет. Предчувствие не врет.
    Не больше двух часов. Так мало. Мало. Мало.


   Великолепно. Мощно и жутко. Элегантное возмездие - вечное заключение в последних сутках. Заслуженное ли? С одной стороны, бойцы - бесславные ублюдки, надо полагать - пираты. С другой, камзол - залатанный... А те, с кем капитан вечно сражается, - они тоже наказаны? За что?
   Один изъян режет глаза: "ярко" в "ярко-алом" - решительно лишнее.


   Сапфира А.
   Боцман де Лазур

   Однажды боцман де Лазур,
    Большой любитель авантюр,
    Служивший много лет на "Трилобите",
    Поспорил с другом на пятак,
    Что он без весел, просто так,
    Сумеет море переплыть в корыте.

    Лишь только выкрасил рассвет
    Полнеба в золотистый цвет,
    А ветер разогнал клочки тумана,
    Наш фантазер на корабле,
    Каких не знали на земле,
    Отдался грозной воле океана.

    Бранились чайки над волной:
    Одна нахально у другой
    Добычу из-под клюва утянула.
    Казалось, путь сулит успех,
    Да появилась как на грех
    Голодная зубастая акула.

    Решив на храбреца напасть,
    Она уже раскрыла пасть,
    Но боцман, не привыкший падать духом,
    Плевок прицельный в тот же час
    Послал злодейке прямо в глаз,
    И та всплыла со страху кверху брюхом.

    Едва он справился с бедой,
    Как юной девы под водой
    Послышалось чарующее пенье:
    "О, странник мой, спустись ко мне,
    Ты здесь, в прохладной глубине
    Познаешь неземное наслажденье!"

    Смутившись от таких речей,
    Моряк бывалый поскорей
    Назад к родному берегу рванулся,
    Но вскоре о коварный риф
    Корыто вдребезги разбив,
    Пошел ко дну и в этот миг проснулся.

    Бедняга боцман сам не свой,
    С хмельной тяжелой головой,
    Весь мокрый, точно вылез из колодца,
    Лежит в таверне под столом,
    А друг стоит над ним с ковшом:
    "Ну что, приплыл, голубчик?" - и смеется.

    "Чего, чтоб черт его побрал,
    В вино хозяин подмешал!
    Я ж приложился только раз к стакану!
    Возьми хоть десять пятаков,
    Но только, ради всех богов,
    Не говори ни слова капитану!"


   Остроумно. Положить на музыку и горланить хором, аккомпанируя кружками по столу, - отличная песня. Акулу только жалко...


   Семененко Д.В.
   Пират - марионетка

   Убит и расстроен,
   Просто загнан в клетку.
   Хотел стать пиратом,
   А стал марионеткой!
   Эх, был бы пиратом...
   Имел бы сундук с золотом -
   Не для других в цирке акробатом,
   А для тебя откровенным олухом...
   Но я не пират -
   Устал, сопли, слезы, ревматизм,
   Состарился и сдулся,
   Но если не я, то кто? - посмотри!


   Не в тему, сколько ни вставляй пиратов. И лучше вообще никто, чем рифмующий "ревматизм - посмотри".


   Трудлер А.
   Пыль

   Присядь, мой добрый друг. Ты помнишь? Пыль у ног
   Задумчивые камни огибала,
   Тот череп у воды был равнодушно строг
   К неотвратимой поступи финала.

   Корона на песке сквозь кости проросла,
   Прижатые не двигаются руки...
   Как холодно лежать на привязи весла
   И улыбаться вежливо - от скуки.

   Поэтом вдохновлён, но умер я гребцом
   Галеры, и cпокойствия не знаю.
   Лишь помню, как, войдя в сияньи золотом,
   Бесчестье принесла Елена Менелаю.

   Забыта чистота, забравшаяся ввысь,
   Трусливыми обетами хранима.
   О, сонмище богов! Где судьбы собрались?!
   Под колпаком языческого мима.

   Нет истины в словах. И, прячась в сухостой,
   Склоняют прах растения на камень,
   И пыль шуршит внизу - довольная игрой
   Со временем, пространством и ногами...


   Очень изысканно. Античный прах истории. Мёртвое море памяти. Мимолётные рокайли, рисуемые ветром и пылью. Калейдоскоп смыслов, закономерных и случайных. Изощрённая игра словами. В коих нет истины.


   Узланер В.Б.
   Лимпопо

   На заброшенном причале, мы мечтали и шептали: Лимпопо...
   На деревья, как на реи, мы карабкались, пьянея, а потом

   Мы гоняли по заборам драных кошек, это было, так давно...
   Возвращались мы вождями краснокожих подуставшие домой.

   Нас ругала очень мама, и лупил нещадно папа - поделом!
   Этот двор и нашу речку, в нашей памяти - как снегом замело.

   Как случилось - убежали мы совсем в другие дали, и куда
   Наши детские кораблики отчалили от нашего пруда.

   Почему ж с тобой, братишка, позабыли наши книжки - братьев Гримм,
   Нас давно не посещает добрый сказочник и старый Пилигрим.

   Почему мы веры в чудо и прекрасную мечту - не сберегли.
   Да когда ж сгорели наши книжки детские, мосты и корабли...

   Ах, вернуться бы обратно к нашим маленьким пиратам и судам,
   Погонять собак и кошек, но мы - папы, нам - негоже, вот беда!

   Стали дедушками десять ненасытных и настырных негритят,
   Прогуляться на просторе и поплавать в тёплом море не хотят.

   Иногда, сижу под вечер, вспоминаю наши встречи и о том,
   Как в лимонно-лунном свете по-лимонному звучало "Лимпопо"...


   А по правде "Лимпопо" звучит отнюдь не по-лимонному, потому как ударение в этом слове на первом "о" - ЛимпОпо, а другое название речки-Лимпопки - Крокодилья река.
   И детство, о коем тоскует лирический-прелирический герой, крокодилье: мать бранится, отец бьёт смертным боем, сам ребёночек мучит домашних животных, вот счастье-то. На фоне этой дивной картины бессмысленные романтические мантры "вера в чудо" и "прекрасная мечта" звучат особенно забавно.


   Чваков Д.
   Пиратская лирическая

   Шелуха недосказанных песен...
    Горький сок недопитого грога...
    Уходил я, прибоя предвестник,
    Забирая тебя, недотрогу.

    И чудили летучие рыбки,
    И кальмары всё нежили тело,
    И на камбузе встретились зыбко
    С коком Джимом, что кажется белым

    Лишь от соли и скверного ветра,
    А родился малыш чернокожим...
    Тщетно прятал он в шапочке фетровой
    Свою грязно-цыганскую рожу...

    А потом вот попал к флибустьерам,
    Интерес свой тотчас обозначил.
    Все мы ищем инкогниту TERRу,
    Он же лук нам шинкует... и плачет...

    Размягчает в воде солонину
    И бобы неустанно готовит,
    Подаёт мне креплёные вина...
    Но мышей, как обычно, не ловит...

    Не скучаем мы в долгих походах,
    Корабли абордажем приветив,
    Что снуют в атлантических водах,
    Как тунца промысловою сетью.

    Налитые по самые сходни
    Серебром или грузом дублонов,
    Ищем также, как старая сводня,
    Каравеллы испанской короны.

    С ними ловкий марьяж удаётся:
    Всё команду построим на реях...
    Если пенька тотчас не порвётся,
    То доставим счастливцев на берег.

    Так что, милая, с нами не скушно,
    С нами бой... и не тени покоя.
    На-ка, скушай сушёную грушу...
    Джим-Снежок сам её приготовил.

    Джимми-Бой не участвует в драках,
    Я его, негодяя, жалею...
    Только он надоел мне, собака!
    Вороват и предерзкое мелет.

    Ты-то знатно готовить умеешь,
    Я тебя бы на камбуз отправил.
    Ты мне душу без пищи согреешь...
    Поступлю я сейчас против правил:

    На фрегате негоже девицам
    Выходить в буканьерское море.
    Но готов я тотчас окреститься
    Или съесть десять стоунов соли,

    Коль команда, язви меня в глотку,
    Не приемлет моих пропозиций.
    Я смотрю, не такая ты кроткая,
    Несмотря на бандитские лица,

    Что тебя целый день окружают.
    Одному даже строила глазки...
    Ничего-ничего, так бывает...
    Все пираты охочи до ласки...

    Не смущайся, красавица-дева,
    Будешь юнгою мне приходиться...
    Не хожу я отныне налево...
    Ты моя ненаглядная птица...

    Сиротинокой осталась на свете,
    Если я бы ушёл по этапу...
    Не бросайся в меня междометьями!
    Я же твой... твой единственный... папа...


   Эк его, предвестника прибоя, шатает между коком и дочуркой, будто Буриданова осла...
   Я понимаю, конечно, что осталась бы девица сиротинкой. Но "сиротинока", хоть и выбивается из размера, звучит куда таинственней и завлекательней.


   Эстерис Э.
   Нас было

   "Нас было много на челне",
   Все как один хотели кушать,
   За хлеб продать готовы души,
   Но черт не шел взамен волне.

   А голод делался сильней,
   И все слабей взлетали весла,
   Сейчас и здесь, к чему нам после
   Сулит вожак вдвойне, втройне?

   В соленых водах горький штиль,
   Поникший парус пахнет дурно,
   Мы не погибли в море бурном,
   Но не пройти последних миль.

   Нас слишком много на челне,
   Зачем, судьба, ты нас спасала?
   Воды бочонок, ящик сала
   Иссякли с духом наравне.

   Жестоки яркие лучи,
   Вода соленая без края,
   Вот ад, которым нас карают,
   Желал ты жить - так получи.

   И умирали без воды,
   Чтоб пищей сделаться и влагой,
   Не оскудевшие отвагой,
   Но перебравшие беды.

   Прослывший жалким слабаком,
   Один, питаясь мертвой плотью,
   Сумел запреты побороть я
   И к берегам чужим влеком.

   На суше остов челнока,
   Моей вины никто не сведал,
   Но, оценив свою победу,
   Все жду от дьявола звонка.


   Мастерски сделанные, мужские стихи, сильные, сдержанные и строгие.
   Вероятно, идея автора - в смутные времена выживают пожиратели трупов, отринувшие все моральные нормы. Но я вижу в поведении героя высшую целесообразность - и никакой вины. Табу на поедание трупов - не этическое, а биохимическое: в организме человека нет ферментов, нейтрализующих трупные токсины. Сам же детритоядный тип питания благороднее прочих (а их у гетеротрофов всего два - паразитизм и хищничество): никому не причиняя вреда, ни растению, ни животному, утилизировать и возвращать в круговорот жизни покинутые душами, уже не нужные им пустые оболочки. Горький злобно неправ. Лучше триста лет питаться падалью, чем один раз напиться живой крови.



Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"