1.

Рассматривая одну карикатуру на Троцкого ("В партийной школе"), которая появилась в январе 1925 года в "Крокодиле", я обнаружил, что она имеет - в буквальном смысле! - "подкладку", благодаря которой из уничтожающей героя сатиры превращается... в рупор его идей.

Дело в том, что в конце предыдущего 1924 года Троцкий выпустил статью ("Уроки Октября") с резкой критикой тогдашнего руководства государства, мало того - содержащую взрывоопасный "компромат" на этих ведущих политиков. Появление этой статьи вызвало целую кампанию по полемике и дискредитации Троцкого и его выступления, частью которой и являлся "крокодильский" рисунок.

И вот, на обороте этой карикатуры, журнального листа, на котором она была напечатана, оказывается, находится материал, который напоминает читателю о том самом скандальном компромате, содержащемся в статье, подвергающейся, казалось бы, разгрому в рисунке, расположенном "на поверхности"!.. Отсылаю читателя к более подробному разбору этих публикаций в основном тексте нашей работы.

Этот казус легко объясним. Как раз в это время, в начале 1925 года, наметился разрыв в том самом триумвирате, против которого только несколько месяцев назад были обращены полемические стрелы Троцкого. Зиновьев и Каменев обратились против внутриполитической линии, проводимой их бывшим союзником - Сталиным (и его новым единомышленником, Бухариным).

Результатом этого разрыва стало наметившееся на некоторое время сближение Сталина с заклятым врагом его бывших союзников, Троцким. Надо думать, что именно это звено раскладывавшегося в январе 1925 года политического пасьянса и отражает амбивалентная публикация, посвященная Троцкому в главном сатирическом журнале страны.

Но какова же была чуткость, мгновенность реакции журналистов, какова была степень их осведомленности о малейших нюансах происходящего в высших эшелонах власти!

Но самое интересное то, что, как теперь обнаруживается, отражение той же самой коллизии происходило и в "Красном перце", историю участия в котором Булгакова мы подробно рассматриваем в нашем исследовании.

Невозможно поверить, чтобы до такой степени вхожими в коридоры власти были создатели сразу двух, независящих друг от друга журналов. Кроме того, "Красный перец" (о чем нам рассказал в своем "дневнике" сам Булгаков) был на плохом счету у высшего руководства - в Московском комитете партии, от которого он зависел как приложение к его печатному органу, газете "Рабочая Москва".

Скорее можно предположить, что за обеими публикациями стоит одно и то же лицо, обладающее необходимыми источниками информации. Тем более, что мы как раз и устанавливаем причастность к обоим рисунками - "крокодильскому" и "Красного перца" - Булгакова.

2.

На январском рисунке "Красного перца" были изображены... ку-ла-ки. И в прямом, и в переносном смысле слова! У деревенской околицы на белом снегу мы видим россыпь людей (Брейгель?!), сжимающих в своих... кулаках бутылки, "пузыри" с известным национальным напитком и жадно припавших к ним, задрав головы кверху.

Рисунок имел заглавие: "Кулацкая астрономия" - и подзаголовок: "В поисках Вифлеемской звезды". Второй - понятен: дело происходит о Рождестве, а стоящие в таких позах под открытым небом люди похожи на... астрономов, разглядывающих звездное небо в подзорные трубы.

Но вот первое... Здесь проявляется характернейшая особенность публикаций, которые мы опознаем как "булгаковские". Они представляют собой в подлинном смысле слова "загадочные картинки". Чтобы разгадать иные из них, нужно пройти целый лабиринт!

Признаться, я долго ломал голову над смыслом этого заголовка, но, закончив свою книгу, понимал, что так его и не разгадал. Поэтому в тексте основного своего исследования я говорю об этом рисунке предельно скупо. Я трактовал это название в том смысле, что все изображенные люди - сплошь кулаки. И поэтому шутовская "астрономия" их, которой они занимаются, - и названа автором рисунка "кулацкой".

Смысл рисунка, однако, получался в таком случае нелепый: "кулаки" разоблачаются... как люди, имеющие пристрастие к алкоголю! И я отдавал себе отчет в том, что это - плохое объяснение, "плохой гештальт", как выразились бы представители структурной психологии. А найти правильное объяснение, разгадать эту головоломку - к моменту выпуска книги я не смог.

Теперь-то я наконец понял, что кулацкой "астрономией" (конечно, в шутку, в кавычках) называется та, которой заставляют заниматься остальной народ - злодеи-кулаки. Иными словами - спаивают его, продают самогон... Решение, как видите, простое, но могло ли оно прийти в голову сразу, без каких бы то ни было дополнительных пояснений со стороны карикатуриста?..

Таким образом, рисунок представляет собой сатиру на кулаков. Хочу еще раз подчеркнуть: сатиру топорную, прямолинейную, если ее, карикатуру эту, разгадать. Но это... очень странная сатира при первом к ней подходе; я бы сказал, сатира, как бы - уклоняющаяся от того, чтобы быть таковой; поданная таким образом, чтобы сделать эту ее разоблачительную, анти-кулацкую направленность - не-внят-ной...

Но, впрочем, сейчас речь не о том. Нас интересует, против кого эта сатира, эта публикация московского журнала ориентирована - не из среды, так сказать, заведомых врагов; прямых (в той степени, в какой можно так выразиться) объектов ее разоблачений. Не может быть сомнения, что чуть ли не любое выступление подобного издания воспринималось, в первую очередь, с точки зрения того, к кому оно обращено - из ближайшей среды, из среды "своих"; какое значение имеет в настоящей расстановке сил партийно-государственного аппарата, в чьих интересах появилось, кем инспирировано и т.д. и т.д.

Коротко говоря, нас интересует смысл и значение этого рисунка в происходившей в этот момент в самой правящей партии политической, междоусобной борьбе.

3.

...А обращен этот рисунок был... против "партии" Сталина и Бухарина!

Удивление это обстоятельство вызывает потому, что в ходе нашего исследования выяснилось, что - не говоря сейчас о беспредельно жесткой критике Сталина как исторической личности и государственного деятеля, развернутой на страницах "Занозы" и "Красного перца", - эти издания занимали в ходе ближайшей, современной политической борьбы сторону именно "сталинско-бухаринского" лагеря.

Не этим ли, кстати, объяснялся разгром, учиненный в обоих сатирических приложениях к "Рабочей Москве" по инициативе Московского комитета партии летом 1924 года, - событие, о котором мы знаем из булгаковского дневника? Ведь именно председатель Моссовета Каменев вскоре, в союзе с ленинградским лидером Зиновьевым, развернет решительную идейно-политическую борьбу со Сталиным и его приверженцами, завершившуюся в декабре 1925 года поражением "новой оппозиции" - лагеря Каменева и Зиновьева на XIV съезде партии.

И вот, на январском рисунке журнал обращается против своих защитников, покровителей, тех политиков, интересы которых он разделяет. Ведь сталинско-бухаринское направление в партии большевиков критиковалось именно за то, что оно играет на руку "мелкой буржуазии" - то есть более или менее зажиточным слоям населения - в том числе, тем самым "кулакам", которые "разоблачались" на карикатуре "Красного перца".

Тем более, что мы имеем самое очевидное свидетельство о позиции журнала в этой полемике. Булгаков в дневнике сообщает, что ближайшим поводом для разгрома журнала была карикатура именно на эту тему. Она называлась "Новая буржуазия" и изображала торжество этой самой "новой буржуазии", нэпманства, по поводу того, что политика правящей партии направлена на то, чтобы ее, "буржуазию", не "удушать", а только "ограничивать".

Булгаков прямо пишет, что эта публикация оказалась лишь последней каплей, вызвавшей закрытие "Занозы" и реорганизацию "Красного перца". Значит, должны были быть и другие публикации, вызывавшие периодический "гвалт", скандалы в столичном комитете партии большевиков.

И действительно, мы обнаружили в журнале другую, более раннюю карикатуру, аналогичную той, роковой. На ней тоже изображалось торжество - но уже не советского "нэпманства", а куда страшнее: торжество белых при возвращении в столицу наследника престола!

Впрочем, обе эти карикатуры были амбивалентны. Рисунок "Новая буржуазия" мог ведь восприниматься и как выступление в поддержку будущей линии Каменева и Зиновьева, которая в это время, в момент публикации карикатуры только формировалась. Могла бы послужить аргументом в пользу их точки зрения: вот, мол, "сталинская" политика защищает интересы врага, вызывает у него одобрение. То же можно сказать и об эпическом "полотне", живописующем последствия занятия белыми Москвы: вот, мол, к чему эта политика может привести!

Но летом 1924 года Каменев и Зиновьев, парадоксальным образом, не разглядели в этом рисунке отражения... своей будущей позиции; не были готовы к тому, чтобы воспринять этот аргумент...

Однако само то, что обе эти публикации не были восприняты Каменевым в этом смысле, очень показательно. Это свидетельствует об "апперцептивном фоне", на котором они им воспринимались. Если он воспринял эти карикатуры, которые так легко могут быть перетолкованы в его пользу, которые отвечают тому решению, которое формируется у него в этот момент, поддерживают его и даже... подталкивают его к этому решению, - если он воспринял эти выступления журнала как враждебные, значит, дело не только в них, а в том, что он очень хорошо знал, в чьих интересах действует журнал, его создатели, их вдохновитель, вообще: в пользу его злейшего врага, Сталина.

4.

Правду сказать, что разгром и реорганизация журнала происходили в 1924 году. И после этого во главе его был поставлен "комиссар" - редактор "Рабочей Москвы" Верхотурский, который должен был блюсти интересы нещадно обижаемого Булгаковым Московского комитета партии.

Но в том-то все и дело, что как раз изучение январских публикаций 1925 года привело нас к выводу о... временном исчезновении Верхотурского из журнала (по всей вероятности - отправившегося в отпуск). И тогда - после нескольких месяцев затишья - на страницы журнала, как из рога изобилия, посыпались материалы, свидетельствующие о том, что к сотрудничеству с его создателями вернулся Булгаков.

И вот, среди них - этот неожиданный рисунок с разоблачением "кулаков", идущий как будто бы вразрез с общей линией его публикаций. На фоне материалов, появлявшихся в журнале позднее, на протяжении года, становится ясно, что рисунок этот по своей концепции - тоже вполне и как нельзя более "булгаковский". И то, что его автор, вдохновитель его замысла, сделал такой "зигзаг", - тоже не особенно удивляет.

Мы знаем, что в то же самое время в "Крокодиле" появился рисунок, в котором совершенно аналогичный "зигзаг" был сделан в отношении Троцкого. Он в точности отражал разрыв, который произошел тогда между Сталиным и создателями "новой оппозиции", и сближение генсека с адресатом этой амбивалентной карикатуры.

И ведь рисунок "Красного перца", разоблачение "кулацкой астрономии", - служит логическим, хотя и парадоксальным дополнением "крокодильской" карикатуры! Если последняя делает реверанс в сторону Троцкого - то почему бы первому не сделать реверанс в сторону его ближайших политических союзников, Каменева и Зиновьева!

Оба рисунка характеризует единая стилистичсекая черта, их невнятность. На карикатуре об "Уроках Октября" ("В партийной школе") реверанс в сторону Троцкого - делается так, что его и не разглядишь; конспиративным образом, буквально - в "подтексте": на оборотной стороне страницы журнала; подобно... симпатическим чернилам, которыми, как известно, так любят писать свои манифесты и декларации революционеры; над которыми нужно - еще произвести определенные манипуляции, чтобы они проступили на поверхности бумаги (см. знаменитые "Рассказы о Ленине" М.М.Зощенко).

Иными словами, так, как, конспиративно же, в глубокой тайне, общался, вероятно, Сталин со своими потенциальными союзниками, с которыми ему предстояло разгромить всех своих, неизмеримо превосходящих его по своему могуществу врагов!...

Точно так же и на рисунке "Кулацкая астрономия" из журнала "Красный перец" - реверанс в сторону новых сталинских противников, Каменева и Зиновьева, делается очень и очень... неопределенный; наш собственный опыт понимания и истолкования этого рисунка показывает, что, глядя на него, не сразу и определишь, в чем собственно состоит критика "кулачества", номинально содержащаяся в нем, играющая на руку будущим вождям "новой оппозиции" и представлявшая бы собой, будь она явной и определенной, - болезненную "шпильку", ядовитый укол для сегодняшнего апологета "кулацкой идеологии", Сталина.

Точно такая же стилистическая черта, неопределенность политической позиции, отмечала, как мы обратили внимание, и прошлогоднюю, 1924 года карикатуру "Новая буржуазия".

Правда, в проведении этой параллели есть одна "маленькая" трудность. Союз между адресатами январских карикатур двух журналов, "Крокодила" и "Красного перца", возникнет лишь... через год, в начале 1926-го. Пока же, в январе 1925-го, Каменев и Зиновьев Троцкому союзники - лишь потенциальные, на самом же деле - остающиеся его злейшими врагами. Вплоть до того, что сближение с ним Сталина как раз и проявилось в том, что генсеку пришлось его, Троцкого от них защищать!

Но "парадоксальным", абсурдным-то в действительности является само развитие политической жизни. Именно эти "злейшие враги" неумолимым ходом событий через год и превратятся в естественных политических союзников, "троцкистско-зиновьевскую оппозицию", которая станет притчей во языцех всех последующих десятилетий.

Остается сделать напрашивающийся вывод: коль скоро мы считаем, что за обоими этими "парадоксальными" рисунками - "крокодильским" и "Красного перца" - стоит один и тот же человек, то это означает, что он уже тогда, в начале 1925 года сумел просчитать неизбежное сближение Троцкого и Зиновьева, и воплотил свою догадку на двух параллельных карикатурах, выглядящих как "зигзаг" в его отношении к текущей политике сталинско-бухаринской группировки.

Это значит, он видел в политических программах двух "врагов" то, что должно будет привести их к последующему объединению.

5.

В декабре того же 1925 года ситуация сменилась на противоположную. Зиновьева и Каменева громили на съезде партии, что предопределило поиск ими нового союзника; им вскоре оказался Троцкий.

Тогда, в конце 1925 года в журнале появился - новый рисунок на "кулацкую" тему. Он был прямо противоположным январскому. Был "правильным", всецело отражающим сложившееся у нас представление об ориентации журнала в текущей борьбе политических лагерей.

Это рисунок "Наудвалы", который рассматривается в основном тексте нашего исследования в связи с символико-мифологическим, люциферианским мотивом "хвоста" - то есть "властителей века сего", вращающих колесо вновь и вновь возвращающейся "на круги своя" истории человечества.

"Надувалы", о которых говорится в рисунке, - это и есть Каменев, Зиновьев и их сторонники - "новая оппозиция", которые (как говорится в эпиграфе, взятом "из газет") "преувеличивают кулацкую опасность".

С январским рисунком эту карикатуру связывает общая для них обоих система художественных средств. Январское изображение мы назвали странным, загадочным, требующим, чтобы над ним поломать голову. И чтобы оно стало до конца понятным, недостаточно ограничивать его контекстом современной его появлению общественно-политической ситуации.

Оказывается, что оно раскрывается вполне, только лишь если рассматривать его... как полемическое отражение рисунков, которые появятся в конце года. А следовательно - в политической ситуации, кардинальным образом изменившейся, ситуации, которая сложится к тому времени. Исторической ситуации, добавим, которая... полемически ориентирована по отношению к положению, существовавшему на момент появления карикатуры, стремится это положение отменить, преобразовать.

А тут оказывается, что тогда же, в январе, существовал рисунок, который не только современное ему положение дел - но даже эту будущую, почти на год отдаленную общественно-политическую полемику "перерос"; был нацелен на то, чтобы ее, еще не состоявшуюся, хотя уже и назревающую, - превзойти, отменить!

Впрочем, то обстоятельство, что это отражение - предвосхищающее, уже не удивляет. Нам известно об устремленности январской карикатуры "Красного перца" к будущему политической жизни вообще: она фиксирует соотношение политических сил, которое, как в калейдоскопе, изменится по отношению к нынешнему и сложится вновь ровно через год.

На рисунке "Надувалы" некто через шланг надувает пузырь, "кулака"; "преувеличивает" его, говоря языком газеты. И если мы присмотримся к более ранней, январской карикатуре о "Кулацкой астрономии" - то окажется, что она построена по той же самой, только зеркально перевернутой схеме.

Здесь ситуация изображена с точки зрения самого "кулака" (или тех, кого он якобы спаивает). Люди на рисунке припадают не к шлангу - но... к бутылке; и - тоже, так сказать, "накачиваются", только не воздухом, естественно, а... алкоголем, спиртным, или - тем же самым воз-духом, "духом"! Срв. обиходное название бутылки с алкоголем, совпадающее с названием предмета, в виде которого в декабре будет изображен "кулак": "пузырь". Только теперь - не этот "пузырь" накачивают, а из него "накачиваются"!

В общем же, дело выглядит именно так, как мы и сказали: как будто бы карикатура, появившаяся в начале года представляет собой - перетасовывающую мотивы перерисовку карикатуры, опубликованной в конце этого года.

6.

Именно эта, произошедшая в обратном направлении к "естественному" течению времени "метаморфоза" и выражает пародийно-полемические отношения, в которых более ранняя карикатура находится к более поздней.

Январская карикатура находит себе изобразительное отражение не только в "Надувалах". То, что мы видим на этом рисунке, является предвосхищением и на дистанцию времени, куда более отдаленную, чем дистанция в неполный один год: на десятилетия!

Там, в январской карикатуре, происходит превращение предмета в предмет (как в "Надувалах" происходило превращение в предмет - человека): бутылка - превращается в подзорную трубу.

А теперь вспомним... выступление подвыпившего лектора-астронома в фильме Э.Рязанова "Карнавальная ночь". Ведь в сцене этой, исполненной С.Филипповым, повторяется тот же самый жест, что и на рисунке "Красного перца" 1925 года.

Персонаж, читающий лекцию о "жизни на Марсе", привычным жестом любителя застолья подносит воображаемую рюмку с коньяком к губам... а потом оказывается, что он - ошибся, что он хотел столь же привычным жестом, но уже - профессиональным, подвести к глазу окуляр телескопа. Здесь происходит превращение тех же самых предметов, что и на рисунке, только в обратном порядке.

И праздник один и тот же: встреча Нового года...

А ведь фильм "Карнавальная ночь", как мы определили, опосредованно, через фигуру исполнителя главной роли, уже не С.Филиппова, но И.Ильинского, отразился в одном из декабрьских номеров "Красного перца" того же 1925 года на карикатуре "Исцеление у святого Госспирта" (на которой повторяется сцена... из будущего кинофильма с участием И.Ильинского "Праздник святого Йоргена").

Здесь, и в фильме, и на рисунке, кстати, тоже происходит "фантастическая" метаморфоза: калеки - в здорового человека.

"Госспирт", в контексте публикаций "Занозы" и "Красного перца", имеет... государственно-политическое значение. Именно "держащим Госспирт" был изображен Сталин-шашлычник на неоднократно приковывавшей к себе наше внимание карикатуре 1924 года. Теперь этот мотив присоединяется к полемике о судьбах русской деревни, разгоревшейся в 1925-26 гг. Мы можем догадаться теперь, после установления всей цепочки связей и опосредований, почему на январском рисунке, как будто выражающем отношение "новой оппозиции" к "кулацкой опасности", эти несчастные "кулаки", то есть попросту говоря русские крестьяне, были все как один изображены вооруженными "пузырями"-бутылками.

Этим самым автор-сатирик бичует еще одну сторону деятельности "держащего Госспирт шашлычника" Сталина. Результатом ее и стала поистине та самая "кулацкая астрономия": тотальное, происходившее прямо-таки в "астрономических" размерах, спаивание и вымирание русской деревни...

Так что ориентированная, казалось бы, на каменевско-зиновьевскую "оппозицию" и будущего союзника ее вождей - Троцкого январская карикатура "Красного перца" амбивалентна в той же степени, что и аналогичная, только уже непосредственно посвященная Троцкому карикатура в "Крокодиле". Только амбивалентна... наоборот.

Там карикатура, уничижающая, казалось бы, Троцкого, оказывалась выражением солидарности с ним. Здесь же - напротив, видимое воспроизведение позиции его будущих союзников и его самого, открывается на деле как жесткая критика ее, этой позиции, исторических перспектив.

7.

В названии январской карикатуры звучит название цикла романов М.Пруста: "В поисках Вифлеемской звезды" - "В поисках утраченного времени". Эта реминисценция - также черта булгаковского происхождения карикатуры. Она выражает оценку Булгаковым происходящих в стране процессов общественно-экономической жизни.

"Утраченное", потерянное время, звучащее в названии карикатуры, - приговор политике правящей страной партии большевиков. Именно об этом, об утрачиваемом, теряемом Россией в ходе гражданской войны времени - тогда как западные страны бешеными темпами идут по пути научно-технической революции - говорилось еще в "белогвардейском" (то есть опубликованном в белогвардейской прессе) фельетоне Булгакова "Грядущие перспективы".

Эта мысль о бесцельно растрачиваемом времени обращена в январе 1925 года и против тех, кому адресована карикатура, кому направлена критика и формирующейся "новой оппозиции" Каменева и Зиновьева, и будущего их союзника Троцкого. Одновременно же... против самого Троцкого, против его программы индустриализации страны, разделяемой его будущими союзниками Каменевым и Зиновьевым, а потом... воплощавшейся в жизнь его всегдашним врагом, Сталиным.

Критика звучит в обоих направлениях потому, что есть и его, Троцкого, вина в том, что время для выполнения его экономической программы безвозвратно утрачено, а наверстывание упущенного, как мы теперь, с нашей исторической дистанции знаем, - парадоксальным образом станет не "перспективным", а гибельным для страны...

Именно поэтому, когда в конце 1925 - начале 1926 года Троцкий начнет свое сближение с оппозицией и всестороннюю разработку ее политической и экономической платформы, - эта платформа предстанет в материалах журнала - материалах, образующих с той январской карикатурой как бы один цикл, - со своей неприглядной, безысходной стороны...

Этими своими выступлениями 1924-1925 гг. Булгаков - коль скоро мы полагаем, что за разбираемыми рисунками сатирических журналов стоит именно он, их вдохновитель, - демонстрировал, какой должна была бы быть в действительности полемика, обсуждение общественностью выдвигаемых оппонентами программ в открытой печати, если бы большевики действительно заботились о будущем страны, которой они управляли.

Подзорные трубы; и в этом же ряду... "Телескоп": слово, одновременно послужившее названием журнала Н.Надеждина в 30-е годы XIX века. Таким образом, мотив этот - связывает карикатуры, в которых он фигурирует в качестве реалии, прибора для астрономических наблюдений, - с фельетоном "Красного перца", разбиравшимся в основной части нашего исследования. Называется он: "Жив курилка" - по названию пушкинской эпиграммы, посвященной - тому самому Надеждину, будущему издателю "Телескопа".

А находится он - в том же самом декабрьском номере 1925 года, что и карикатура "Надувалы". Через посредство этого фельетона, затрагиваемой в нем темы, разобранные нами рисунки оказываются связаны не только с фигурами ведущих политиков того времени, но и с проблемой - подвижности позиции журналиста, который их и их политику освещает.

Булгаков, по видимости, как и герой этого фельетона, предстает перед нами примыкающим здесь то к одной, то к другой политической программе. На деле же, конечно, он твердо держит свою собственную линию, с которой программа того или иного лидера совпадает всегда только частично; оставляет поле для той острой критики, которую мы наблюдали в перечисленных карикатурах.

8.

В свете открывшейся нам острополемической направленности январской карикатуры, приобретает совершенно особое значение возглавляющий ее мотив "Вифлеемской звезды". У Булгакова в его аутентичных произведениях мы не раз можем наблюдать, как пятиконечная Звезда Рождества превращается... в опознавательный знак Красной армии, а потом - и государства большевиков в целом (финал романа "Белая гвардия", очерк "Часы жизни и смерти").

Такое же, "булгаковское" (то есть Булгаковым сознаваемое - в качестве символа процессов, происходящих в наблюдаемой им исторической реальности) превращение христианской, Рождественской звезды, традиционно пяти- или шестиконечной, совершается и на обсуждаемом рисунке: превращение в расхожий символ "мирового жидо-масонского заговора"! В этом, по-видимому, и состоит заявленная в текстовом сопровождении рисунка "кулацкая" - то есть, надо полагать, по мысли автора, попросту черносотенная - "астрономия"; в этом и заключаются... ведущиеся в нем "поиски Вифлеемской звезды".

Секрет замысла этой карикатуры - прост, лежит на поверхности, в буквальном, а не переносном значении изображения. Астрономия астрономией, но ведь в действительности мы видим людей, задрав головы, припавших... к бутылкам. Разглядывающих вовсе не "звездное небо над головой", а эти самые бутылки (сквозь которые никакого неба не увидишь, разве что... солнечное затмение); их донышки.

И именно здесь, на дне бутылки, пресловутого "пузыря" (как и, традиционно, поиски истины!) ведутся поиски... пяти- или шестиконечной звезды, ставшей зловещим символом, пугалом.

Ведь карикатура эта, как предвосхищение, как полемическая реплика, включена в будущие споры сталинско-бухаринской клики и оппозиции ей о путях индустриализации страны и развитии ее сельского хозяйства. И мы видим, как в этом рисуночке начала 1925 года проступает модная теория последующих писателей и историков - "патриотов", "славянофилов" - о том, что несколько лет спустя после его, этого рисунка появления, в 1929 году, идея "индустриализации" и "коллективизации" - а следовательно, и разорения русской деревни - будет подброшена слабовольному Иосифу Сталину зловещими силами "мировых заговорщиков"...

Натурально: если это они, незримые, фантастически хорошо законспирированные "заговорщики", и никто другой, спаивают русское крестьянство, то... занятие "кулацкой", черносотенной астрономией просто необходимо: на дне каждой такой бутылки непременно должно обозначиться микроскопическое клеймо ее изготовителя - шестиконечная сатанинская звезда, она же - бывшая Вифлеемская...

Амбивалентная структура рисунка, таким образом, получает новые обертоны; обнаруживается новый, третий слой ведущейся в нем полемики.

9.

Мотивы булгаковского очерка "Часы жизни и смерти", отразившиеся на рисунке "В поисках Вифлеемской звезды", отзовутся, соединяя их, и на рисунке "В партийной школе", где главному участнику этой полемики, Троцкому (по нашей догадке) пророчится удар - ле-до-ру-бом. Жестокая январская стужа, лед - метеорологическая обстановка, в которой происходили описываемые в булгаковских очерках 1924 года похороны Ленина.

А в начале 1926 года в "Красном перце" появится новая карикатура, относящаяся к этой полемике. Она будет знаменовать уже прямое вступление в эти дискуссии Троцкого, "не замечающего", по мнению автора рисунка, "нашей промышленности", требующего поэтому вовсе никому не нужной "индустриализации"...

Когда я изучал - на школьной ли, на студенческой ли скамье - историю России 20-х годов ХХ века, меня всегда интересовал вопрос: почему к пресловутой "индустриализации" страны большевики приступили лишь... в 1929 году, на 12-м году Советской власти? Неужели так трудно было сделать это с самого начала, коль скоро индустриализация эта несчастная была так необходима? Как я вижу теперь, это был тот же самый вопрос, который в то время волновал М.Булгакова. Я вообще считал безумием со стороны этих людей - и даже заявил об этом однажды на семинарском занятии (правда, было это уже в разгар "перестройки") - совершать пролетарскую революцию - в аграрной стране!

Теперь-то мне понятно, что таким же безумием это казалось и самим руководителям партии большевиков, тем же Каменеву и Зиновьеву, которые в октябре 1917 года безуспешно пытались отговорить Ленина от этой гибельной авантюры. С другой стороны, действовала власть идеологических клише, власть слов: коль скоро такая революция была совершена, то и страна, в которой это несчастье случилось, мгновенно оказывалась такой, какая нужна для этого: ин-ду-стри-аль-ной!

И со стороны вольнодумца, никогда по-настоящему "большевиком-ленинцем" так и не ставшего Троцкого было наивностью выступать с экономической программой индустриализации: это означало бы разрушение тех "марксистских" решеток, сквозь которые его соратники по партии смотрели на мир. То есть... разрушением самой этой никчемной "партии". Поэтому, как передает это нам январская карикатура 1926 года, товарищи изо всех сил пытались убедить непоседу-Троцкого в том, что он просто не замечает той промышленности, к созданию которой он призывает...

Свидетельствуя о том, что и январский рисунок прошлого, 1925 года имеет прямое отношение к этим идейно-экономическим спорам, вполне развернувшимся лишь теперь, - на карикатуре о "незамеченной промышленности" воспроизводится тот же самый аксессуар, что и на рисунке о "поисках Вифлеемской звезды": подзорная труба.

Тогда труба была бутафорской, превращенной из простой бутылки. Но и теперь, хотя она - настоящая, манипуляции с ней носят шутовской характер. Эта подзорная труба переворачивается, становится вместо увеличительной - уменьшительной, и в нее-то высмеиваемый герой карикатуры, то есть подразумеваемый Троцкий, и рассматривает заводы и пароходы, лишая себя возможности их заметить...

10.

По страницам "Занозы" и "Красного перца" проходит целый ряд публикаций, основанных на том же самом изобразительном принципе, что и карикатура о "незамеченной промышленности": изображение того, чего нет, вместо того, что есть.

Уже одно это свидетельствует о том, что за различными публикациями этих издания стоит единая творческая воля. Причем их автора, или, если угодно, вдохновителя, интересует по-преимуществу не голая фактография, а содержание сознания людей, эти факты в себя вмещающего и перерабатывающего. Иными словами, он по-преимуществу, если не по роду своих занятий, то по призванию, - не журналист, не репортер, а... беллетрист, романист!

Оба возможных полюса применения этого принципа, положительный и отрицательный, совмещаются еще в давнем, 1923 года рисунке "Дрезины": первая московская сельскохозяйственная выставка дается глазами журналистов из белогвардейской газеты (картина запустения) и глазами заграничного коммунистического пропагандиста (картина футуристического города-мечты). Тут уж, в первой части этого триптиха (в середине - дается объективная картина, увиденная глазами московского журналиста) - прямо предвосхищается будущая карикатура "Красного перца": правда, не промышленности, но сельского хозяйства - не замечают!

Общая изобразительная черта связывает январскую карикатуру 1926 года и с "Надувалами". В обоих рисунках вполне узнаваемые по своим идейным позициям политические деятели - в одном случае Зиновьев и Каменев, в другом - Троцкий - изображены почему-то... портретно совершенно неузнаваемыми, в виде каких-то абстрактных, не имеющих собственного лица фигур.

Не является ли это знаком, с помощью которых автор рисунков хотел выразить свое мнение о марионеточности этих фигур, о том, что они являются простыми пешками, не имеющими никакого принципиального, кровно заинтересованного отношения к тем идеям, носителями которых они поставлены? Подставными лицами, "зицпредседателями Фунтами"? И, как мы видим в отношении Сталина, с непринужденной легкостью воспользовавшегося экономической программой своего злейшего врага, Троцкого, - это действительно так...

Беда только, хочет сказать автор этой растянувшейся на год по времени своей публикации серии рисунков, что, пока он собрался этой программой воспользоваться, время безвозвратно ушло...

Одновременно этот январский рисунок 1926 года вновь, как и годичной давности карикатура, будет адресоваться не только его персонажам, но и... самому его автору-вдохновителю, Булгакову - вместе с Троцким не желающему замечать небывалых успехов "нашей промышленности"...



9 - 22 мая 2011 года