| |
|
Ветер трепещет. Юпи́тер себя объявляет.
Сброшена маска быка... Вот и Крит показался...
...А удручённый отец ищет дочь безуспешно.
Ка́дму вели́т отыскать дорогую сестру. |
|
Ве́лено, чтобы не смел без сестры возвращаться!
Кадм обошёл все дороги, все земли, все страны.
В ближних краях был и в дальних, да только напрасно.
То, что похитил Юпи́тер, возможно ль найти? |
|
Разве совета спросить у оракула Феба?
Молится Кадм. И оракул ему отвечает.
«Встретишь корову, не знавшую тяжести плуга.
Там, где возляжет, — Бео́тию-город построй». |
|
Вот выбирается Кадм из Каста́льской пещеры.
Видит телицу — без признаков рабства на шее.
Молча за нею последовал медленным шагом.
Мысленно Феба весь путь прославлял горячо. |
|
Долго идут, миновали Кефи́с и Пано́ву.
Наземь телица легла на траву молодую.
Кадм припадает к земле. И приветствует горы.
К жертве Юпи́теру начал готовиться он. |
|
Слугам воды повелел принести из пещеры.
Был там источник в лесу, где холодные воды
Звонко стекались в пещеру и там собирались.
Там же, в пещере, жил змей, ядовитый и злой. |
|
Слуги в дубраву вошли и воды зачерпнули.
Только хотели тянуть, как из тёмной пещеры
Змей, извиваясь, себя обнаружил, шипящий.
И всех убил. Этих — ядом. Других — задушил. |
|
Кадм удивляется: долго товарищей нету.
Сам поспешает в дубраву, взволнованный сильно.
Дротиком вооружён. И копьём. И отвагой.
Видит друзей, павших в битве с жестоким врагом. |
|
«Либо за вас отомщу, либо тоже погибну!» —
Думает Кадм. И кидает великую глыбу.
Змей содрогнулся, но справился с этим ударом.
Толстою кожей, как панцирем, был защищён. |
|
Но чешуя не спасает от меткого дрота.
В теле ужасного змея застрял наконечник.
Раненый змей только древко сломал, извиваясь.
Но не сумел от железа избавиться он. |
|
Боль досаждает ему. Вздулись жилы на шее.
Ярость мешает собраться и точно ударить.
Он напирает на Ка́дма, а Кадм ему в глотку
Смело направил копьё. И всадил глубоко. |
|
Рухнул злодей. С оглушающим грохотом рухнул.
Кадм удивился размерам убитого змея.
Голос послышался вдруг, неизвестно откуда:
«Змеем окажешься в будущем скоро ты сам». |
|
Чем объяснить этот странный таинственный голос?
Эхом сраженья? усталостью? действием яда?
Долго в себя приходил. Собирал свои мысли.
Дева Палла́да пришла на подмогу к нему. |
|
Ка́дму велела змеи́ные зубы посеять.
Странная воля богини, но Кадм покорился.
Землю вспахал, разрыхлил, взборонил и засеял
Семенем страшным, невиданным в здешних местах. |
|
Вскоре — поверить нельзя! — показались росточки.
Шлемы железные, головы, плечи и руки.
Племя мужей щитоносных восходит над полем.
С грозным оружием, с яростью в черных глазах. |
|
Новых врагов увидав, Кадм хотел защищаться.
Вдруг восклицает один: «не мешай нашей битве!»
И рассекает мечом одного из собратьев,
Тут же поверженным падает, дротом убит. |
|
Только родившись, друг с другом воюют безумцы.
И погибают в кровавой безудержной рубке...
...Пять остаются в живых. Среди них был Эхи́он.
Бросив оружие, братьям он мир даровал. |
|
Пятеро было помощников верных у Ка́дма
В деле постройки прекрасного нового града.
Были воздвигнуты Фи́вы, как велено Фе́бом.
Счастлив строитель, построивший город такой. |
|
Мы называли бы Ка́дма счастливейшим мужем:
Тесть его Марс, а Вене́ра была ему тёщей;
Много детей у него народилось достойных;
Но — кто пору́чится счастием будущих дней? |
| |
|
Внук Актео́н стал причиною первого горя.
Горе же в том, что рога появились у внука;
В том, что хозяйские псы растерзали беднягу;
Словно оленя собаки загрызли его. |
|
Вряд ли судьба виновата в событии этом.
Вряд ли преступный характер сгубил Актео́на.
В чём преступленье? За что наказанье такое?
Сами решите, историю эту узнав. |
|
Полдень. Охота. Жара. Компаньоны устали.
Люди внимательно слушали речь Актео́на:
«Славный денёк! повезло нам с добычей! Однако,
Зной нестерпимый. Прервёмся до завтра, друзья?» |
|
С ним соглашаются. Отдыху рады предаться.
Все разбрелись по долине, сосною поросшей.
Дол назывался Гарга́фией. Есть в нём — пещера.
...В ней — ручеёк неглубокий струится в тени. |
|
К водам прозрачным пришла в жаркий полдень Диа́на.
Чтобы умыться, взбодриться прохладною влагой.
Нимфы во всём помогали богине охоты.
Черпали воду. И лили на плечи её. |
|
Шагом бесцельным бредя по сосновому лесу,
Тайное место нашёл Актео́н в это время.
Сам не желая, таинственный грот обнаружил...
...И всполошились все нимфы, заметив его. |
|
Тут же закрыли Диа́ну от взора чужого.
Только она всё равно возвышалась над ними;
Ибо была выше спутниц по росту и стати,
Виден отчётливо гневный румянец её. |
|
Стрелы богиня хотела схватить для возмездья,
Но передумала. Лучше нашла наказанье.
И наглеца окропила холодной водою:
«Сможешь сказать — расскажи, что увидел меня». |
|
Вмиг вырастают рога. На оленьи похожи.
Ноги оленьими стали. И тело — оленьим.
Страх поселился в груди. Актео́н убегает.
Бойко весьма. Удивляясь своей быстроте. |
|
Он добежал до реки. Пересохло в гортани.
Пьёт. Наблюдает оленя в речном отраженье.
«Разве такое возможно?» — сказать захотелось.
Только нет голоса. Рвётся наружу лишь стон. |
|
Прежняя только душа в изменившемся теле.
Делать-то что? Возвращаться? Скитаться по лесу?
Но колебался недолго: его же собаки
С лаем накинулись, как на добычу свою. |
|
Чуткие псы облепили оленя всей стаей.
Гонят его. По местам, где охотились раньше.
«Я — Актео́н! Господи́на призна́йте! Посто́йте!» —
Крикнуть хотелось ему. Но стонать только мог. |
|
Горы запомнят отчаянный крик Актео́на —
Нечеловечески-дикий, утробно-звериный.
Горы запомнят напрасные, глупые звуки:
Капельку жизни собаки за них не дадут. |
|
К возобновившейся травле друзья Актео́на
Скоро добавили собственных псов неуёмных.
Участь оленя была предсказуемо-горькой.
Но удивлялись охотники мощи его. |
|
Правда, жалели при этом, что Ка́дма потомок
Где-то пропал в одиночестве гордого леса
И не разделит восторгов удачной охоты
Вместе со стаей своих удивительных псов. |
|
Только тогда успокоилось сердце Диа́ны,
Гневный окрас отступил от лица молодого,
Как прекратились мучения бедного зверя
И пресеклась его жизнь от полученных ран. |
|
Кто-то считает Диа́ну излишне жестокой,
Кто-то поступок её одобряет всецело;
Надо сказать, у бессмертных свои измеренья.
Боги по-своему правы. Теперь о другом... |
| |
|
Только Юно́на не столько винила Диа́ну,
Сколько в душе наслаждалась, что в дом Агено́ра
Беды пришли. Потому что ей радостно было
Думать, что так отвечает их род за грехи. |
|
Правда, несчастия новые ей подоспели.
Деву Семе́лу Юпи́тер теперь осчастливил.
Как раскалилось горячее сердце Юно́ны.
Как воспылало неистовым гневным огнём. |
|
Много ругательств она припасла для Семе́лы.
Но ничего не достигнешь, бранясь понапрасну.
Лучше устроить всё так, чтобы грозный Юпи́тер
Сам бы в стигийском болоте её утопил! |
|
Облаком бурого цвета Юно́на покрылась.
Древней старушкой пришла в почивальню Семе́лы,
Старой кормилицей, доброй и очень знакомой.
И разговор завязала о разных вещах. |
|
Долго они говорили на темы иные.
И добрались до Юпитера в тихой беседе.
Горько вздохнула старушка: «откуда ты знаешь,
Что сам Юпитер приходит в покои твои? |
|
Может охальник какой поступает так дерзко?
Чтоб насладиться любовью твоею, Семе́ла?
Ты попроси доказательств! Чтоб в полном величье,
Как пред Юно́ной явился, огнями горя!» |
|
Время идёт... Как-то раз... На одном из свиданий
Всё, что захочет она, обещает исполнить...
Но не успел он поклясться божественным Сти́ксом,
Хочет его она видеть таким, как жена! |
|
Сказано слово — его возвратить невозможно.
И невозможно — в божественном виде явиться!
Только Юно́не, бессмертной, позволено это —
Знать мощь Юпи́тера в огненном блеске его. |
|
Нечего делать, болотом поклялся Юпи́тер.
Преобразился, как должно. Пытается, впрочем,
Силу уменьшить свою. Входит к дочери Ка́дма.
Только огонь — есть огонь, смертным гибель несёт. |
|
Вот и Семе́ла — сгорела от лютого жара.
А нерождённый ребёнок? был вырван из чрева,
В ногу Юпи́тера вшит, где пробыл сколько нужно.
И в нужный срок... был отцом извлечён из бедра. |
|
Тётка, Семе́лы сестра, за младенцем смотрела.
Позже нисейские нимфы своею заботой
Нежно его окружили, в пешерах укрыли.
Дважды родившийся Вакх в безопасности рос. |
| |
|
А в это время Юпи́тер с Юно́ною праздной
Тешился вволю и ей говорил между прочим:
«Женская радость намного сильней, чем мужская!»
«Как бы не так!» — возражала Юнона ему. |
|
Как разрешить этот спор? Появился Тире́сий.
Он ведь и женщиной побыл по прихоти неба.
Ту и другую любовь испытал, потому что
Совокупившихся змей поразил как-то раз. |
|
Как-то в лесу он убил их ударом дубины.
Целых семь лет после этого женщиной прожил.
А на восьмой... змей увидел такого же вида.
И, поразив их, как раньше... мужчиною стал. |
|
В пользу Юпи́тера спор разрешает Тире́сий.
Этим навлёк на себя недовольство Юно́ны.
Очень она огорчилась исходу такому.
И наказала судью. Ослеплением глаз. |
|
Бог всемогущий немного смягчил его участь.
И наградил его даром грядущее видеть:
То испытанье, которое выберут боги,
Боги другие не могут совсем отменить. |
| |
|
Добрую славу обрёл прорицатель Тире́сий.
Первой спросила красавица Лириопе́я:
«Много ли мальчик Нарци́сс проживёт в нашем мире?»
Молвил слепой: «Если сам не увидит себя». |
|
Долго причудой незрячего фразу считали.
Странная смерть объяснила загадку слепого.
Странная страсть, непонятное сердцу влеченье...
Всех удивила нелепость кончины его. |
|
Было шестнадцать Нарци́ссу. Прекрасное время!
Время любви, увлечений, охоты, веселья!
Гордость, однако, скрывалась под внешностью нежной.
Всех отвергал он в ту пору, друзей и подруг. |
| |
|
Нимфа по имени Э́хо влюбилась в Нарци́сса.
Нимфа следила, как он загоняет оленей.
И полюбила. У ней было странное свойство:
Лишь окончание фразы могла повторять. |
|
Это Юно́на её наказала однажды.
Часто с Юпи́тером нимфы в горах веселились,
Но никогда не могла уличить их Юно́на.
Э́хо всегда чем-нибудь отвлекала её. |
|
Длинною речью, вопросом, ничтожною просьбой...
Нимфы тогда умудрялись сбежать от расплаты...
После того, как открылось коварство распутниц,
Э́хо лишилась возможности много болтать. |
|
Э́хо влюбилась в Нарци́сса... За юношей тайно
Следует в чаще лесной, разгораясь всё жарче.
Как обратиться к любимому с ласковой речью,
Если пропала способность беседу начать? |
|
Хоть бы он что-то сказал! Произнёс полсловечка!
Нимфа готова ответить! Она ожидает...
Следует всюду за ним... Терпеливою тенью...
Вот заблудился. И крикнул: «Здесь кто-нибудь есть?» |
|
«Есть!» — отвечает ему окрылённая Э́хо.
Кажется ей, что любимый её подзывает.
Он удивляется тайному голосу леса:
Сколько ни смотрит, не видит вокруг ни души. |
|
Крикнул «сюда!» неизвестности гулкого леса.
Эхо ему многократно «сюда!» отвечала.
В чащу шагнул... И к нему чьи-то нежные руки
Тянутся, юношу страстно желая обнять. |
|
Но отшатнулся Нарци́сс, недовольный порывом.
Нимфа его испугала любовью своею.
Он отвергает объятия нимфы несчастной.
И убегает, оставив её в тишине... |
|
Э́хо в лесу затаилась. Живёт одиноко.
Прячется в тёмных пещерах от взора чужого.
Зреет обида. Любовь тяготит её сердце.
Тело её истощается день ото дня... |
|
Нынче остался лишь звук от отвергнутой Э́хо.
Голос бесплотный один пребывает в пространстве.
Тело исчезло, растаяло... Плоть — истончилась.
Все её слышат. Но больше не видит никто. |
|
Многих отвергнул Нарци́сс. Не одну только Э́хо.
Нимф и мужей. И водой, и горами рождённых.
Каждый, кого он обидел, кричал в поднебесье:
«Пусть он полюбит! Отвергнут пусть тоже его!» |
|
Что справедливо — решает одна Немези́да.
Просьбы услышаны были богиней возмездья.
И к ручейку с изумительно-чистой водою
Гордого юношу как-то она привела... |
|
Птицы и звери у русла ручья не бывали.
Скрыт был от мира прекрасный и светлый источник.
Ни пастухи, ни животные вод не касались.
Вкруг зеленела трава. Лес густой шелестел. |
|
На берегу разместился Нарци́сс утомлённый.
От напряжённой охоты устав. И от зноя.
Жажду хотел утолить, отдохнуть и взбодри́ться.
Жгучую жажду иную внезапно узнал! |
|
Юноша пил. И смотре́лся в кристальные воды.
Пил́ и смотре́лся. И что так его поразило?
Видит красавца, который огнём поцелуя
Страстно к нему прикоснулся из толщи воды. |
|
Видит лицо молодое, глаза молодые.
Щёки без пуха. Румяную нежную кожу.
Волосы мягкие. Белую тонкую шею.
Смотрит Нарци́сс, удивлённый виденьем своим. |
|
«Кто ты, приятель? в кристальной прохладе живущий?
Тянешь зачем свои губы ко мне с поцелуем?»
Не понимает Нарци́сс. И, безумный, глядится
В чистые воды, не в силах глаза отвести. |
|
Смо́трится в нового друга внимательным взором.
Друг безотрывно глядит на Нарци́сса, влюблённый.
Оба, как уголь, пылают неистовой страстью.
Только не могут обняться в порыве любви. |
|
Как ни пытался Нарци́сс прикоснуться к красавцу,
Руки в ручей погружая, всё было напрасно.
Что за обман? Наваждение? Что за ошибка?
Друг пропадает, как только стремишься к нему. |
|
Вовсе Нарци́сс обезумел. Обман возбуждает.
Тайну желает понять: почему ускользает
То, что желанно? Ведь цель так близка и так зрима!
Вот же он! Вот! Драгоценный товарищ и друг! |
|
Их разделяют не стены. Не горы. Не море.
Нет ни дорог между ними, ни крепостей мощных.
Тонкая кромка, граница воды и пространства.
Как погрузиться в желанный неведомый мир? |
|
Призрак летучий вот так увлекает порою.
Образ надуманный. Тень. Отражение мира.
Нет ничего в этой сказке, прозрачной и тонкой.
Вместе с тобою пришла. За тобою уйдёт. |
|
С плачем Нарцисс обратился к деревьям высоким:
«Много веков шелестите, зелёные братья.
Всякое видеть пришлось в продолжении жизни.
Тысячу раз вы давали влюблённым приют. |
|
Кто-нибудь был из прошедших за долгое время,
Сильно любивших? Обманутых столь же жестоко?
Вижу я то, что люблю. От меня цель не скрыта.
Но прикоснуться к заветному я не могу. |
|
Всё, чего жажду, — со мной. Всё желанное — рядом.
И недоступно! Далёко... Проклятье обмана!
Эта загадка рассудку никак не даётся.
Тают надежды в бесплодной жестокой борьбе». |
|
...Час пролетел. И другой. И другие. За ними
Ночь наступила. Луна осветила безумца.
На берегу он лежал. Перед ним — плыли звёзды.
В звёздное небо летел за вопросом вопрос. |
|
«Что же мне делать? Что ждать? Где искать утешенья?
Всё, что мне нужно, — нашёл я. Все смыслы и цели.
Только напрасными цели мои оказались.
Как мне добиться успеха? Какою мольбой?» |
|
...Утро пришло. Посмотрел в безмятежные воды.
С болью знакомой — глядит на Нарци́сса товарищ.
Он опечален! Он тоже страдает в разлуке!
Горькие слёзы текут по родному лицу. |
|
Капают слёзы в ручей. Исчезает виденье.
«Не убегай! Погоди! Задержись на минуту!
Нимфы влюблялись в меня! Я не зверь, не разбойник!»
...И раздирает в отчаянье юную грудь. |
|
...Долго ещё он терзался, безумство питая.
То на виденье любуясь, то в боль погружаясь.
Силы Нарци́сса оставили. Нежная Э́хо
Горькие звуки ещё повторяла за ним. |
|
...И наконец, он утих. Утомлённый. Усталый.
Смерть успокоила юношу. В царстве Аи́да
Тоже смотрел, говорят, на своё отраженье.
В водах печального Сти́кса кого-то искал. |
|
...Сёстры-наяды пришли. Принесли для Нарци́сса
Памятный дар. Нимфы плакали. Вторила Э́хо.
Факел уже зажигали. Но не было тела.
Только шафранный цветок. С белоснежной каймой. |
| |
|
...Должную славу Тире́сию люди воздали.
Имя почёт обрело в поселеньях ахейских.
Впрочем, нашёлся один, поносивший пророка.
Сын Эхио́на, Пенфе́й, потешался над ним. |
|
«Слеп ты, старик. Ничего ты не видишь, незрячий.
Люди напрасно тебя превозносят, калеку».
Что же ответил Пенфе́ю почтенный Тире́сий?
«Время настанет, признаешь провидцем меня». |
|
«Скоро придёт сын Семе́лы, — пророчил Тире́сий, —
Юного Ли́бера ты почитать не захочешь.
Будешь растерзан. Припомнишь Тире́сия слово!»
Но рассмеялся Пенфе́й... И прогнал старика. |
|
Через неделю, другую — волнуются сёла.
Толпы, ликуя, встречают восторженно бога.
К таинствам Ли́бера все приобщиться желают.
Этим весьма недоволен угрюмый Пенфе́й. |
|
«Змеерождённые! Стойте! Что вас привлекает
В звуках тимпанов? В рожках? В колокольчиках медных?
В женских восторгах? В вине? В необузданных плясках?
Как вы забыли себя? Дух воинственный свой? |
|
Вспомните мужество предков, отцов и героев.
Вспомните гордость и ярость родителя-змея.
Если захвачены будут священные Фи́вы,
Воины пусть их разрушат! Железо! Огонь! |
|
Но не юнец безоружный, пропитанный миррой,
В гибких венках, в златотканных одеждах узорных,
Враль, соблазняющий именем ложного бога.
Все его таинства — наглый безумный обман. |
|
Живо в цепях приведите преступника-Ва́кха!»
Слуги ушли выполнять. Домочадцы и старцы
Тщетно пытались слегка урезонить Пенфе́я.
Лишь раздражался сильнее упрямый Пенфе́й. |
|
Слуги вернулись в крови. С ними не было Ва́кха.
Всё ж привели одного. Соучастника таинств.
Страшно Пенфе́й распалился, расправы желая.
«Кто ты? Откуда? Участвуешь в буйствах зачем?» |
| |
|
«Имя Аке́т у меня. Из Мео́нии родом.
Рыбу ловили с родителем. Этим и жили.
Скромно, но честно. В наследство отец мне оставил
Небо бескрайнее, парус и много воды. |
|
Чтобы увидеть утёсы других побережий,
Я различать научился созвездия неба,
Я научился корабль поворачивать верно,
Добрые пристани в скалах далёких узнал. |
|
Раз, направляясь на Де́лос, шёл мимо Хио́сса.
Бухту пригодную выбрал. Ночуем на суше.
Спутников утром отправил за пресной водою.
И рассказал им, где нужно источник искать. |
| |
|
Сам же взошёл на высокое место. Увидеть,
Что обещают ветра. И назад возвратился.
Скоро и спутники, вижу, подходят. И с ними
Мальчик, на деву похожий, качаясь, идёт. |
|
Я посмотрел на одежду, лицо и осанку.
Вижу, что в образе этом — бессмертный пред нами.
Только не знаю, кто именно. Но обращаюсь
С просьбой помочь нам, товарищей грубых — простить. |
|
Тут возмутилась команда! Они ожидали,
Что наживиться на пленнике смогут изрядно.
Я говорил, что нельзя поступать святотатно.
И осквернять наш корабль. Ибо будет беда. |
|
Как обезумели спутники! В жутком порыве
С разных сторон кулаками меня отходили.
В море бы сбросили, верно. Да только верёвкой
Тело моё обмоталось во время борьбы. |
|
Мальчик очнулся. От шума, как будто, вернулись
Чувства и мысли забытые в сонное тело.
Это был Вакх, несомненно. Спросил: «что за крики?
Как очутился я здесь? И что будет со мной?» |
|
«О, не волнуйся, — ему отвечали лукаво, —
В гавань любую направим корабль быстроходный.
Где пожелаешь, сойдёшь». Улыбается мальчик:
«В На́ксосе дом мой, в краю дружелюбных людей». |
|
Морем лжецы поклялись, что отправятся в На́ксос.
Это направо. Туда паруса я наставил.
Только отплыли, и мне говорят, угрожая:
«Влево держи! Поворачивай влево корабль!» |
|
Я обомлел. От руля отошёл, предоставив
Клятвопреступникам выбрать маршрут, как им надо.
Все проклинали меня. После долгих попыток
Курс изменили. Пошли направленьем другим. |
|
Вакх удивился, как будто бы только-что понял
Умысел взрослых людей, их коварные планы.
«Вы же сулили не это! — сказал со слезами, —
Что вам за радость юнца обмануть, моряки?!» |
| |
|
Я горевал. А команда смеялась над нами...
Но неожиданно — встал наш корабль среди моря.
И ни вперёд не идёт, ни налево, ни вправо.
Парус обвис. И не действуют руль и весло. |
|
Лозы и плющ оплетают уключины вёсел.
На парусах — виноградные кисти созрели.
Тигры — вокруг божества. И пантеры. И рыси.
Страх — на челе моряков. Стали прыгать за борт. |
|
Прыгали в море, и там — плавники получали.
Двадцать морских обитателей новых возникло.
Я оставался один на покинутом судне.
Сильно дрожал. Вакх с трудом успокоил меня. |
|
«Страх отреши и на Ди́ю плыви», — мне сказал он.
Я подчинился. Причалив, зажёг алтари я.
С этой поры соучаствую в таинствах Ва́кха».
Так завершил свой рассказ молодой мореход. |
|
Злобой наполнено лютое сердце Пенфе́я:
«Долго, несчастный, твои небылицы я слушал.
Кто из разумных поверит в лукавые сказки?
Слуги! мучительной смерти предайте его!» |
|
Брошен в темницу, закован в тяжёлые цепи.
К казни готовятся средства — огонь и железо...
...Вдруг растворяются двери холодной темницы.
Падают цепи с колодника. Сами собой... |
| |
|
...Очень разгневан Пенфе́й. Едет сам к Киферо́ну.
К месту, где песни звучат возбуждённых вакханок.
Конь в нетерпении ржёт. Рвётся в бой торопливо.
Гневно на поле безумства взирает Пенфе́й. |
|
Был там пустырь, отовсюду приметный средь леса.
На пустыре исполнялись ужасные пляски.
Первой заметила мать приближенье Пенфе́я.
Кинула тирс в ненавистное тело его. |
|
«Это — кабан!» — закричала неистово-громко.
И устремилась толпа, опрокинув Пенфе́я.
Помощь просил он у тётки своей, Автоно́и.
Руки ему оторва́ли родные его. |
|
«Мать, посмотри!» — умоляюще ищет Ага́ву.
Дико завыла она. И вцепилась руками
В волосы сыну. Движеньем решительно-быстрым
Го́лову оторвала́. Показа́ла толпе. |
|
Осенью медленней листья слетают с деревьев,
Нежели тело его разорва́ли на части.
После примера такого никто не посмеет
Не почитать Исмени́ды священный устав. |