Аннотация: или заметки Координатора Новогоднего Конкурса на "СамИздате" (КСИ-2003)
Данная статья - результат попытки привести в порядок мои личные, во многом субъективные наблюдения и впечатления от чтения работ, присланных на Конкурс Новогодней Истории, проходящий на сайте "СамИздат". Материалом для статьи послужили тексты "первой группы" (одной трети из всех конкурсных рассказов). Выборка представляется достаточной для статистических наблюдений и выводов, поскольку работы распределялись по группам (для проведения первого тура) совершенно случайно. Пусть простят меня авторы оставшихся двух третей, что об их рассказах тут не будет сказано... Хотя, вполне возможо, что им-то как раз и повезло.
Я не литератор и, рассматривая тексты, не ставила себе задачу как-то их оценивать по качеству языка, стиля, количеству ошибок и т.п. Мне интересно само содержание - что люди пишут, о чем, зачем. И - почему они пишут именно так, а не иначе?
Хэппиэндофобия? Или - аллергия на "Чупа-Чупс"?
Пока Конкурс не начался, у меня (главного массовика-затейника текущего мероприятия на Самиздате) были самые радужные надежды. Что наглядно отражено в теме Конкурса, в рамочке на главной странице. Мол, айда, ребята, поднимем друг другу настроение, настрочим рассказов "о хорошем", засеем на обширном огороде Самиздата грядочку разумного, доброго... Вечного.
И тут же пошли разговоры о... скажем, карамельках в переслащенном белом шоколаде. Теперь стало понятно, почему.
На первый взгляд может показаться, что современные авторы, особенно молодые, просто боятся хеппиендов. И всяческих сантиментов. Как чего-то недостойного, унижающего их, как художников. Уж лучше триллер написать и море крови пролить, с непременным "все умерли", чем позволить герою рассказа в конце улыбнуться (нормально, по-человечески, а не плотоядно), не говоря уже - порадоваться. Разве, тому, что бутылкой по голове не насмерть огрели... И то - лишь по просьбам сердобольных читателей ("Бегемотик для Машки"). О счастье и вовсе речи нет. Патока, мол, в сиропе... Несерьезно.
Можно сколько угодно ругать молодежь и сетовать на такой взгляд на литературу. Но стоит вчитаться в то, что люди пишут, и становится понятна эта нелюбовь, сродни фобии, к сентиментальным рассказам с хеппиэндом. Потому что это неприятие не радости жизни, не добра, как такового, нет! Это - интуитивная и чуткая неприязнь художника и просто честного человека к фальши, ко лжи.
Взяв ручку или придвинув к себе клавиатуру, человек стремится поведать правду. (О большинстве говорю, зная, что есть и те, кто творит лишь "по приколу"). А где эту правду взять? В жизни? Мол, оглянись вокруг, и... Вот и нет. Правда - та, которую способен поведать художник, - она не вокруг него. Она - внутри. И чем менее искусен автор в словоплетении, тем явственнее выступает эта самая его правда, выступает между строк, перекраивает по-своему слова и смыслы. И получается, что, может, и хочется о добром написать, всем пряники раздать, осчастливить забесплатно и не обидеть, да не выйдет. Серьезно, по-настоящему, чтобы поверили - не выйдет. А выйдут те самые липкие карамельки-тянучки в луковом соке, которые, может, и слезу выдавят у особо склонных к сантиментам, да и то ненадолго.
Однако, грань тут весьма и весьма тонкая. Зачастую мы торопимся отнести в разряд чупа-чупсов нормальные, искренние вещи, написанные не столь жестко, как, по-нашему, следовало бы. И это тоже порождает у начинающих, не очень уверенных в себе авторов боязнь: мол, напишу сентиментальный рассказ со счастливым концом (даже, если это будет вполне взаправдашняя история), а критики заморщатся... Лучше уж "все умерли". Тогда, может, не особо поругают, а еще, глядишь, зауважают.
Оказалось, боялись мы напрасно. Нет на Конкурсе намеренно слепленных сладостей (мол, хотели "доброго" - кушайте на здоровье), не заметила я и особо "испуганных" авторов. Все написали правду - не абсолютную, разумеется, а ту, которая у каждого своя. Даже те, кто просто "прикалывался" - и им слабо удалось скрыть свои истинные цели и ценности. Впрочем, навряд ли и попытки такие были... Чего скрывать-то? И зачем? Эпоха соцреализма и сентиментализма ушла в небытие, теперь всем можно высказываться, не опасаясь цензуры.
"О, одиночество! Как твой характер крут..."
Итак, какую же правду поведали нам авторы Конкурса?
Странный вопрос, скажете. Авторов-то под сотню, и правда у каждого своя.
Своя, конечно. Но похожа у многих. У очень многих.
Правда эта - одиночество. Полное, неизбывное, безысходное одиночество человека среди себе подобных.
"А я вот не верю... И я не верю! Не верю и все тут!" - наперебой уверяют друг друга герои "Корпоративной вечеринки". "Да, если смотреть правде в глаза, то ни один из нас не может быть настоящим верующим" - выносится авторитетное заключение. И все с ним соглашаются. Не по логике соглашаются. А по факту. И слова эти стали лейтмотивом Конкурса. "Не верю!" - этими словами начинает и заканчивает свой рассказ почти каждый автор. И вот это - та самая печальная и пугающая даже Правда, с которой живут наши авторы, и, наверное, большинство современных людей.
Не о религии тут речь идет. Хотя в рассказе-то герои отрекаются именно от веры в Бога. И на Конкурсе мало верующих. Но это-то как раз и ничего, это можно понять. "Бога не видел никто никогда", и Сын Божий не является по первому зову "елочка зажгись, Боженька явись". Страшно другое.
В человека веры нет!
В близкого человека - особенно.
И - где они, эти близкие люди? У многих героев их будто и нет вовсе.
"...Молодая красивая женщина встречает новый год в компании салата и бутылки шампанского." ("Кот в мешке") "Вера ехала в метро домой и думала... о том, что в эту новогоднюю ночь ей будет дома скучно и одиноко" ("Приходится верить"). "Через неделю новый год. Елка. У всех праздник. А у меня начальник - самодур, бывший парень и одиночество вкупе с разочарованием в себе и отвратительным настроением." ("Подарок от Снегурочки").
А если у кого есть родные дома, так... может, лучше бы их и не было вовсе, послушайте: "муж тут же затянул старую песню о главном - ему-де всенепременно нужно отправиться в начале января на несколько дней к друзьям на дачу. Он и раньше находил кучу поводов смыться из дома" ("Новое счастье"). "Что за люди эти мужики", - думала Ольга, наряжая ёлку и поглядывая на развалившегося в раскладном кресле мужа, извергающего с каждым выдохом из легких стойкий запах перегара." ("Баба Мороз").
Это - цитаты из рассказов о, так сказать, откровенном, неприкрытом одиночестве, бытовом, причем.
Есть и мистическое.
Чем интересны фантастические работы - идея в них как бы сконцентрирована, автору нет нужды размазывать ее по разным мелким подробностям "для достоверности". Одиночество в этих рассказах являет себя во всей полноте, окутывает героя (и читателя) целиком, со всей беспощадностью. Горячо и убедительно звучит голос автора, и мороз по коже, и сам начинаешь верить, что "никто не приходит сюда, никто не стучит в дверь и одиночество, зябкое и тоскливое, оплетает углы комнаты паутиной... Тысячу ночей только тишина и забвение. Тысячу ночей лишь беззвездное небо и решетки на окнах..." ("Тысяча ночей и одна новогодняя"). Правда, и тут некоторая видимость надежды - герою чудится, что эта ночь будет иной, что грядут перемены, может, даже, освобождение... И он не ошибается в своих ожиданиях. К нему приходит Кто-то.
И - вот этот характерный штрих, общий для подавляющей массы прочитанных мною работ и в этой группе, и в других - то, ради чего я села за этот трактат.
Приглядимся: как встречает узник пришедшего?
"- С Новым Годом, - произнес человек, вошел в комнату и уселся на стуле.
- С новым счастьем, - машинально ответил хозяин. Он сидел спиной к гостю, сгорбившись и вперив невидящий взгляд в окно."
Стилист найдет здесь массу неувязок и алогичностей. Но нам-то важен живой голос автора! Он ведь пишет не по учебнику. А по своей, авторской, правде. И реакция героя в этом свете абсолютно логична: он не удивлен, не обрадован неожиданным (первым за два с лишним года!) посещением. Казалось бы - столько ждал и страдал именно от того, что "нет такого человека, которому можно было бы рассказывать и рассказывать...". Вот и бросился бы к первому встречному... Нет! Он остается сидеть, даже не желая повернуться и взглянуть на гостя. Потому что - не верит. Ну не ждет он от человека, простого человека, ничего доброго и радостного для себя, да даже просто интересного, любопытного - и то не ждет. Потом он таки "встрепенулся, словно только что заметил присутствие постороннего, резким движением поднялся" и т.д. - лишь после того, как гость собрался уходить, произнеся пару глубокомысленных фраз, чем, похоже, заставил героя рассказа (и читателя) усомниться в своей заурядности. И человечности.
И это еще одна характерная черта большинства рассказов: герой (автор?) не верит в людей. В то, что от людей, особенно близких, можно ждать чего-то хорошего. А вот если встреченный оказывается каким-нибудь чудо-юдом (ну хоть, на крайний случай, экстрасенсом, но лучше домовым, а еще лучше - Дедом Морозом, причем, "настоящим"), то ему всяческий почет, уважение и - безоглядное доверие.
Поиграем в "дочки-матери"?
В Новый Год принято загадывать желания и верить, что именно в эти дни они сбудутся. Казалось бы, у страдающих от одиночества людей должно быть одно желание: чтобы оно (одиночество) прекратилось. Но, судя по тому, что преподносят им в качестве подарков Деды Морозы (всемогущие и всевидящие - без шуток, уж своих-то героев они хорошо знают - авторы), начинаешь сомневаться, а так ли оно ужасно - это их одиночество-то? Впрочем, зачем сомневаться, ужасно, конечно. Тем более ужасно, что - неизбежно и, увы, непреходяще. Почему? Да все по тому же: недоверие к людям, более того - страх перед ними, страх перед близостью. Не физической, минутной, тут как раз никакого страха нет. Перед тем, чтобы тот или иной человек стал тебе ближним, вошел в твою жизнь - надолго, навсегда. Отсюда и подарки: котята, щенки, билеты в Барселону...
Даже ребенка - настоящего - боится подарить автор своей героине. Потому что знает, что та вовсе не желает такого "подарка". И преподносит ей полуфабрикат, котенка, который за один день становится человечком - милым, красивым, здоровым, послушным, воспитанным уже (!!!) мальчиком. Чего еще желать? Такому без всякого приятно и одежку купить, и перед соседками провести, нос задрав. ("Кот в мешке"). Правда, тут, конечно, не обошлось без геройства. Чтоб жизнь совсем уж малиной не казалась, новоиспеченной маме предстоит пережить один щекотливый момент: мальчик не сразу стал личиком бел, и она героически решила начихать на общественное мнение и вывести его гулять в таком виде (тем более, все равно было темно). Видно, в награду за сей подвиг, лицо ребеночка мигом очистилось. И всех-то проблем впереди теперь - квартиру поменять. А свидетельство о рождении Дед Мороз выдаст через год.
Можно посоветовать автору разработать иной вариант: Дед Мороз (в виде пьяного дворника, например) приносит этой женщине найденного в мусорке, грязного, обмороженного, но живого еще, настоящего новорожденного ребеночка. Мол, у тебя все равно никого нету - мож, возьмешь? И она - взяла и выходила, выкормила, воспитала...
Но - посильна ли такая задача автору? Пусть не именно этому - кто-нибудь другой взялся бы за такой сюжет сейчас? Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Очень опасный по нашим временам сюжет. Именно той самой "патокой в сиропе" опасный. Чтобы написать такую историю, нужно ее прочувствовать, прожить, примерить на себя или кого-то еще, хорошо знакомого. Главное - верить нужно, что возможно такое. Что человек, женщина, наша соседка или сотрудница (а не какая-нибудь из селений некрасовских позапрошлого века) способна на такой подвиг: подобрать чужого ребенка и вырастить его.
Не в том дело, что нет сейчас таких людей! Есть, и все больше похожих случаев описывается в публицистике, особенно религиозной. Нет - веры у авторов Конкурса (Самиздата, рунета, читай - образованной русской молодежи, а что сказать о необразованной?) в такое. Вот это-то и - грустно. И даже страшно.
И в детей не верят наши авторы. А верят (и убеждают читателя) в то, что в детях нет ничего доброго и разумного, и - "страшно далеки они от народа", то есть, от остального мира, в частности - собственных родителей. Даже крохотному малышу, сосунку, который весь и целиком пока мамин, приписываются мысли о родителях исключительно опасливые ("Лошадка для Мишки"). И неоднократно, рефреном - намеренно! - звучит: "родители не видят... и не понимают, и вообще дают вещам странные имена". Этот малыш уже не ждет от родителей ничего доброго, одни неприятности: дно кроватки опустят, дверь захлопнут... И ласковые слова их утром звучат фальшиво - не потому что автор слабо владеет пером. Вернее, не только поэтому. Просто он вместе со своим маленьким героем не верит в искренность родительской ласки и доброты.
Гринпис и человеколюбие
Та же фальшь звучит в ласковых словах мамы из такой милой и дружной семьи в рассказе "Аромат праздника". Вот тетя - она без всякой фальши нарисована, потому и выглядит живой. Девочка - тоже реальна. Елочку любит, заболела от жалости к ней. С фиалкой разговаривает. О том, что надо "потерпеть" противную тетю. А вот мама с папой... Они, вроде, любят дочку и друг друга. Так автор утверждает. А я ему не верю. Если бы эта семья была на самом деле такая счастливая и дружная, как нам хотят показать, девочка переживала бы за боль каждого живого существа, оказавшегося возле нее, то и тетя бы "растаяла" в атмосфере их дома, может, и ругалась бы по-прежнему (или даже еще сильнее), а, может, и наоборот (если уж она такая на самом деле законченная бяка) поскорее бы удрала от них, но отношение к ней было бы совсем-совсем иное и у членов семейства, и у читателей. Да и у автора тоже. Если б автор сам любил людей (и верил в то, что их можно и нужно любить).
А девочка, столь чутко прореагировавшая на боль срубленного дерева, остается абсолютно нечувствительной к боли - душевной - родной тети, которая на самом деле изо всех сил старается сделать добро своим близким, и, натыкаясь на их негативную реакцию, тоже испытывает боль, да еще какую. Но девочке это невдомек, и родителям ее, по-видимому, тоже, они просто ждут, когда же уедет неприятная гостья. "Get out of my life!.."
Лекарство от всех болезней
Жестокой, но правдивой карикатурой на это семейство воспринимается другая веселая семейка из рассказа "Елочка, гори". Не уверена, что автор этой миниатюры писал именно пародию на "Аромат праздника", но ситуация тут доведена до предельного абсурда. "Ведь Новый Год приходит только в дружные семьи, такие как наша. А как дедушке Морозу это определить? А так он увидит, как мы все вместе крепко держимся, и у него сразу рука сама потянется к Волшебному Рубильнику" - терпеливо объясняет мама дочке.
Именно так - за ручку и - к "волшебному рубильнику". Все остальное - порознь.
Еще один подарок на Новый Год оказался весьма желанным для героев конкурсных рассказов.
Смерть. Небытие.
То ли так повезло первой группе, но - десятая часть ее рассказов заканчивается смертью героя, причем, подано это как наилучший исход для него.
Два из этих рассказов написаны, видимо, людьми верующими, христианами. Но и эта вера - сомнительна. То есть, полна сомнений и недоверия. Богу, Тому самому. Даже вера не спасает от одиночества! Причем, такая вера, за которую попадают в Рай.
Вот женщина, наполовину парализованная и отчего-то всеми покинутая (такое впечатление из текста создается), хотя, вроде, молодая относительно. Между прочим, ее покинутость (по причине болезни, видимо) воспринимается автором, как само собой разумеющееся, и читателю предлагается такой же взгляд. Так вот, за несколько минут до смерти эта женщина решает не молиться... Почему? Чтобы не отвлекать Бога от поздравлений!!! ("Его День Рождения"). При этом она уверена, что Ангелы - из любви к Нему - устелили землю перьями своих крыльев, испытывая при этом боль. "Чего не сделаешь, когда любишь?" Но Тому, Кто есть Сама Любовь - Ему почему-то отказывают в способности любить. Он, вишь ли, поздравлениями занят. И еще Он где-то там, далеко, чтобы "поздравить Его лично" душе приходится лететь невесть куда... Похвальная жертвенность. Но - кому эта жертва? Тому, Кто умер за каждого из нас? Тому, Кто сказал о Себе: "Я с вами до скончания века"? Тому, от Кого не ведал, где можно скрыться, пророк? Кому самая ничтожная наша мысль, малейшее движение души известны неизмеримо больше и яснее, чем нам самим?
И другой счастливец, покинувший больничные стены, встречает Христа и совершенно спокойно относится к Его уходу, оставшись наедине с собой и предвкушая встречу с сестрой... ("Канун Рождества"). Вроде, радостно за этого человека - сестра пропавшая нашлась, выздоровел навсегда, теперь все хорошо будет... Будет ли? Ведь Сам Господь оставил его, уйдя по Своим делам... Значит, и там - то же одиночество? Хоть и горит свет в доселе темном окне. Хочется, ох как хочется автору верить в то, что герой его обрел счастье. Да страшно - верить-то.
И неслучайно не описана встреча с сестрой, неслучайно оставлен герой босиком на пороге дома - по-прежнему чужого, только окошко это... И так хорошо смотреть на это окошко и - мечтать, что там, далеко, наконец-то...
Вера? Увы. Мечта о вере. Мечта о любви. О счастье с ближним.
Мечтать - да, это мы умеем и с удовольствием этим занимаемся. Сидеть в одиночестве и мечтать о любви, о счастливой жизни...
Но любить - страшно. Жить - еще страшнее.
Ведь, что такое жизнь? "Год, Первый, Оставшийся в Памяти, Год Школы, Год Первых побед, Год Влюбленных, Год Ненависти, Год Страха." ("Тысяча ночей и одна новогодняя"). Страх перед жизнью, перед людьми, перед Богом, перед самим собой - вот мотив большинства рассказов, даже на первый взгляд "добрых". Этот страх и порождает одиночество. Герои наших авторов одиноки не потому, что их никто не любит. Они сами никого не любят. Боятся.
Плод с Древа Познания
Правда, говорят о любви достаточно. Но все как-то однобоко. Выделяя из нее одну только составляющую - физическую, половую. Как будто ничего другого нет. И добрый дядя из рассказа "Он и сказка" спешит "подарить сказку" двум влюбленным молодым людям. Сказка эта оказывается первым поцелуем в переполненной электричке. При том, что эти ребята вообще впервые коснулись друг друга. Да чего там, какие разговоры - скорей, к делу, не успеете... Безусловно, герой действует, исходя из собственного опыта. А какой у него опыт? Правильно: все то же одиночество. Такое полное и плотное, что и вылазить уже из него неохота, и Праздник не радует, спрятаться бы поскорее... Хоть в вагон электрички. Но он страдает тем не менее. От одиночества страдает. И хочет, чтоб встреченные ребята избежали подобного. Полагая, что если бы сам в свое время был решительнее... Чудак. Кабы ты побольше знал о любви, ты не был бы так одинок. А иначе - какое ж "знание" несешь ты этим детям? То же самое, какое спешат принести современные волхвы родившемуся две тысячи лет назад в Вифлееме младенцу? ("Лабиринт волхвов").
Вот тоже - квинтэссенция (поскольку фантастика) мироощущения современного человека: "ждать уже нечего: ни от себя, ни от людей, ни от мира...Все усилия лишены смысла, ибо человеческое бытие изначально бессмысленно". Однако, на секунду возникает надежда: всеведущие маги все же не столь бесстрастны, не настолько полно их разочарование, чтобы не задавать вопросов. "О чем молчат знания? Чего мы не видим?" И не настолько глухи в своей самодостаточности, чтобы не расслышать благую весть о том, что "ныне родился вам... Спаситель, который есть Христос Господь".
И они устремляются "вслед за звездой по лабиринту, который теперь полон золотого сияния", и спешат в Вифлеем - зачем? Оказывается - "дабы принести Младенцу свой дар: свои знания".
Вот так. Не поклониться Младенцу, Который есть Спаситель, не к ногам Его бросить свои знания, которые суть ничто и ведут лишь к разочарованию во всем и вся - в дар Ему хотят принести эти знания. Как будто Он, сотворивший Небо и землю, Господь (ведь они сами Его так назвали и - поверили, не из своих головных тараканов я это беру - из текста!) нуждается в знаниях, пусть "великих и беспощадных" этих магов. Магов, которые сами признают, что "похожи на хлопья снега... кружатся в пространстве разных времен и бесследно тают".
Или я передергиваю? Мол, они же не называют Его Творцом, а прямо говорят, что мир возник сам по себе. Тогда - что этому миру до того, что где-то родился Спаситель? Ведь его (мир) спасти невозможно... Или этот Спаситель - тоже маг, только более могущественный, чем все прежние? И в Его руках знания обретут силу и смысл? И Он-то уже не будет ошибаться, Он сообразит, как мир спасти. Вот его бы только подучить...
Сюжет сюжетом. А позиция автора опять же ясна: его волхвы не верят Вифлеемской звезде! Без их знаний (читай: без нашего опыта) даже родившийся под такой звездой Младенец, о Котором провозглашено, что Он - Спаситель - ничто и никто. Хотя, на первый взгляд, они верят, что этот новорожденный маг распорядится их опытом по-иному. Но на самом деле это опять же не более чем мечта. Мечта, порожденная неверием. Неверием в то, что Спаситель (или просто другой человек) сам, без нашего пресловутого опыта, сумеет разобраться и - в самом деле - спасти... Хотя бы себя самого. И неслучайно автор показывает звезду магам лишь через две тысячи лет после Рождения Младенца. И мы понимаем, что они и прежде ее видели. И - ходили. И учили. Да только мир все еще не спасен (по их разумению). И в этой его неспасенности мне лично видится все то же патологическое просто для наших литераторов неверие. Не в Бога или Спасителя. В саму жизнь. Человеческую.
И потому, не имея уверенности в ценности этой жизни, с такой легкостью иные с ней расправляются. Неслучаен поток "чернухи" как на Конкурс, так и вообще по сети (и бумлиту). Если жизнь - всего лишь тяжкая обуза, ничего хорошего не несет, чем дальше, тем страшней, так чего с ней церемониться? Потому - шутя, с приколами, под звон колокольчиков и рождественские стишки - льется кровь, вершатся самоубийства, изнасилования, людоедство и прочие зверства.
Чего нет в Греции
Кстати, о зверстве. То есть, о зверях. О зверушках. Самые добрые сказки, присланные на Конкурс - о животных. О них, наверное, проще писать "хорошее" (не упуская случая проехаться в адрес человечества, кстати). Легче поверят, "патоки в сахаре" не заметят. Но опять же - что именно "хорошее" пишут о зверятах? Что ждут зверушки от Нового Года? Правильно: вкусной еды, теплой комнаты и - телевизор поглядеть ("Самый настоящий праздник"). Но про зверушек это нормально воспринимается. А вот про людей...
Некоторые авторы признают, что не очень это красиво и достойно человека - почитать за счастье и мечтать о кругленьком счете в банке, бесплатном и неограниченном доступе на склад супермаркета и личном минигараже под домом мест эдак на пять. Но многие опять таки совершенно честно именно об этом и пишут. И читатель со слезами радости рассматривает вместе с героями поДАРенные бутыль шанели и цифровую камеру... Ну и пусть за коньки заплатить придется. Зато - Дед Мороз настоящий был. Еще бы! Такие штуки даже народный артист не принесет... Задаром-то. ("Деда Мороза заказывали?")
Вот, казалось бы, светлый рассказик, опрокидывающий мои теории об одинокости массового конкурсного героя. Если бы! "Давно ты видел такое сияние у сына, или у жены?" - спрашивает себя отец осчастливленного семейства, забывший, что вызвал сыну Деда Мороза и заказал тому железную дорогу, которая была подарена отроку на день рождения... Запамятовал малость, с кем не бывает.
Это и настораживает. Опять видим чудную семейку: вроде, все вместе, все рады... Чему рады-то? "Вот то-то же, заткнись и улыбайся" - советует себе забывчивый папаша. И правильно советует. А то некоторые - навроде героя "Чебуречной рапсодии" - поступают наоборот. Он верил греку Георгию. Пока не проверил. И убедился, что "чебуреки - это красивый греческий миф Георгия... Мечта умерла. Такую горечь Сергей испытал только однажды, когда отец признался ему, что никакого деда Мороза нет." Понятны чувства героя. В любви к чебурекам нет ничего предосудительного, как и в огорчении, когда выяснилось, что в Греции ими и не пахнет. Но - что же делает Сергей дальше? Он "заезжает к стекляшку" и говорит "как можно радостнее", что был в Греции.
"- Да!!! Ну и как!? - в зале становится так тихо, что слышно даже, как шипит сковорода.
- Не понравилось, - громко говорит Сергей и пулей вылетает на улицу."
Все логично, все сходится: умерла моя мечта, так пусть умрет и чужая тоже... Иной выход не приходит в голову герою, не приходит в голову автору. Не верит он в благородство. В то, что кто-то станет самоотверженно оберегать мечту друга, не поделится с ним обретенным знанием столь же "великим .и могущественным", сколь бесполезным и даже порой разрушительным. Или - верит, но не считает нужным сообщить об этом читателю. Зачем? Пусть ЗНАЕТ.
И такое впечатление создается от чтения конкурсных рассказов, что современный автор даже чертям - и тем гораздо больше сочувствует, нежели своему брату, человеку. Тошно им, бедным, делается от людей, особенно, когда наступает Новый Год... Ведь эта дата знаменуется лишь одним-единственным значимым событием, именно - "где-то в Харькове здоровый хохол отрезал смачный кусок сала, почистил луковицу и свернул голову поллитровке "Горилки"... " ("Когда чертям тошно").
А я - верю!
Говорят, исключения лишь подтверждают правило. В нашем случае мне очень хочется, чтобы это было не так. Потому что уж больно грустное правило получается... И очень хочется его опровергнуть! И я очень рада, что среди 46 рассказов нашлись целых пять по-настоящему светлых, добрых, исполненных верой в человечество и - вселяющих в читателя такую веру.
Эти работы проникнуты любовью и верой. Гуманистичны в самом полном смысле. Как по замыслу, так и по исполнению. Радостно их читать. За авторов их - радостно. Потому что верят люди - друг в друга. И - живут. И - радуются тому, что живут. И тому, что другие рядом с ними живут - тоже радуются.
Удивительно, но - нет в эти рассказах "отрицательных" персонажей. Никаких "противных" теть, которых надо потерпеть, никаких бродячих мужей... Казалось бы, наличие таких "бяк" было бы весьма логичным, и еще больше высвечивались бы на их фоне добродетели "хороших". В том-то и дело, что речь в рассказах вовсе не о каких-то сверхъестественных добродетелях главных героев идет. Просто - люди.
Девушка заболела аккурат под праздник, попала в больницу. ("Запах Нового Года"). Ну что тут поделать? Смириться придется. И компания на самом деле не такая уж противная. Даже Эдичка, вечный соперник на телефон, симпатично выглядит... глазами героини. Которой на самом деле очень и очень грустно. Однако находятся силы на улыбку и добродушие. И автор - веря в ее печаль, в ее желание оказаться дома, с родными, веря в доброту окружающих ее людей - позволяет таки свершиться чуду. Героиня благополучно выбирается из заточения и в неимоверном наряде самозабвенно целуется с любимым мужем, а дома ждет свекровь, которая сама была уже готова "выговаривать" невестку у больничного начальства. И - всему этому веришь, легко и радостно, потому что сам автор верит и знает: "кто любит - тот любим..." Рассказ вызывает слезы, но - это как раз тот самый пример, когда не хочется вспоминать о сладких ужасах бакалеи. Разве, по привычке или из принципа. Хорошо, что автор не испугался таких "принципиальных" критиков. Чья принципиальность - не более, чем страх показаться любителями сладкого еще более принципиальным... А те... Ну, понятно, в общем.
В рассказе "Измерение Нового Года" никаких больниц - тут жизнь бьет ключом, и радостью своей заражает всех вокруг. И не только снег важен и нужен героям рассказа. Они счастливы еще и оттого, что они - вместе, вдвоем, брат с сестрой, нетрадиционный для литературы тандем. И рефреном повторяющееся слово "родной" по отношению к брату (не мужу, не сыну, не отцу) удивляет и радует. Значит, и такое бывает, и брат с сестрой могут быть родными и любить друг друга - чисто и светло, как выпавший снег, их новогодний подарок. Именно то, чего им больше всего хотелось, ведь самое главное у них уже есть: любовь и радость бытия... Где тут место одиночеству?
"Десять соток" сперва погружает нас в привычную уже атмосферу одиночества и товарно-денежных отношений. Племянник обманом знакомит дядю с хорошей девушкой - не веря (судя по всему, на то есть основания), что иным путем удастся эту встречу осуществить. Потому что дядя - тоже тот еще фрукт. И был бы он очередным кандидатом на роль узника из "Тысячи ночей", если бы не попал в честное и доброе семейство, атмосфера которого вмиг растопила его недоверчивость. Спасибо автору за веру в то, что есть такие люди.
Автор "Заступничества Снеговика Феди" верит в детей. Верит в то, что для них можно и нужно писать подобные сказки. В которых есть наивные и добрые вороны и кошки, самоотверженные снеговики, злые волшебницы, могущественные Деды Морозы и благородные принцы. Есть и незадачливые степанны, и завистливые злоумышленники. Правда побеждает, все успевают вовремя, и все устраивается к лучшему. И зло наказывается, но не жестоко, а лишь для вразумления. Слава Богу, остались еще сказочники на земле Русской... Верящие в добро и сами его творящие.
"...Всему верит, всего надеется, все переносит, никогда не перестает".
И, наконец, рассказ "Будущее". Рассказ, на первый взгляд, тяжелый и безрадостный. И тем не менее, именно он-то и показался мне наиболее жизнеутверждающим и "крепким", что ли, в своей вере в то самое будущее. Даже из тех трех (сказка не в счет) предыдущих рассказов - этот не оставляет и тени сомнения в том, что "все будет хорошо". И не "будет" вовсе, а - уже есть. Да, у героини тяжелая - немыслимо тяжелая для многих изнеженных городским комфортом - жизнь. "Мы балансируем между холодом и чадом" - это Марина о своей печке. На самом деле - о всей жизни. "Мне страшно жить дальше, а что делать? У меня есть два якоря, которые меня держат, - Анька и Максимка. Не будь их, я улетела бы в небо, словно воздушный шарик" - признается она. И тут же проговаривается: "Здесь что хорошо - что зарплату вовремя дают. За будущее не боишься." Казалось бы - случайная оговорка, ведь сразу одергивает себя: "А какое у меня будущее? Есть ли у меня - будущее?"
Но вот - чудо - приезжает давно пропавший ("не мог без войны") муж... Или не муж. Отец детей, в общем. Рустик. И - она уже смеется. Потому что "никогда на него не злилась. Ведь я сама во всем виновата, я с самого начала видела, какой он, но все равно впустила его в свою квартиру, в свою душу, в себя."
Слышите? Впустила... Раз и - навсегда. Не побоялась. Полюбить - не побоялась. Так чего ж теперь бояться? На что жаловаться? "Вот я живу. Есть у меня дети, есть работа. Свитер вот только к утру довязать не успею. А так все замечательно". И это не рисовка. Потому что она и ему готова сказать: "а оставайся ты здесь, Рустик, у нас хорошо." Но мешает лишь - нет, не недоверие. Простое знание натуры близкого человека. "И я бы сказала, если бы был он здоров. И он бы согласился, пожил с нами, а потом бы снова в Африку уехал."
Кажется, будто героиня рада болезни мужа: "Мое будущее - Рустик и его болезнь." Но это потому, что ей кажется, "что рак можно победить, если постараться. А уж я-то постараюсь. Я всю жизнь только и делаю, что стараюсь." И ей веришь. И автору - веришь. Потому что автор сам верит в своих героев. У них есть будущее. Потому что - есть настоящее. И - никаких страхов. Любовь у них есть.