В романе 1844 года "Боярщина" мы сталкиваемся с теми же хронологическими аномалиями, которые мы прослеживали для повести 1850 года "Тюфяк", только куда более детально разработанными и ярко выраженными.

Во второй главе на балу в губернском городе главный герой встречает женщину, в которую был влюблен в годы их юности, но теперь замужнюю. Она назначает ему свидание:

" - Я гуляю в поле, близ Лапинской рощи, - сказала шепотом Анна Павловна, - будьте там В ПЯТНИЦУ, В ЧЕТЫРЕ ЧАСА!..."

Здесь имеют значение оба временных указания: и на день недели, и на час дня.

На этом же балу присутствующим сообщается о приезде в свое имение важного петербургского чиновника. И после изложения предысторий героя и героини, в пятой главе, действие сразу же переносится в его дом:

"ЧАСОВ В ШЕСТЬ ПОПОЛУДНИ, это было В ПЯТНИЦУ, граф, принявши от всех соседей визиты, сам еще никуда не выезжал, - и теперь, отобедавши, полулежал на широком канапе в своем кабинете".

Мы, привыкнув уже по опыту знакомства с повестью "Тюфяк", что последовательность повествования не служит у Писемского абсолютной системой отсчета для последовательности повествуемых событий, - сразу же замечаем, что автор начинает рассказывать о том, что происходило ровно НА ДВА ЧАСА ПОЗЖЕ назначенного в предшествующих главах свидания.

Естественно было бы ожидать, что о нем - будет подробно рассказано; и вызывает удивление то, что автор ОТЛОЖИЛ этот намеченный у него, несомненно, рассказ, для того чтобы... поведать о событиях, происходивших В БОЛЕЕ ПОЗДНЕЕ время!

Таким образом, нам остается либо предположить, что в читаемой нами книге - вырвано несколько страниц, либо - строить догадки, С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ была сделана эта отсрочка.

Но действительная разгадка - оказывается еще удивительнее всяких предположений.

Представленный нам в этой главе граф Юрий Петрович Сапега, разговаривая со своим племянником, Иваном Александровичем Гуликовым, находящимся у него на положении шута и исполнителя мелких поручений, узнаёт, что та самая Анна Павловна, с которой должен был встретиться главный герой, - дочь его старого знакомого, генерала Кронштейна, - и посылает Ивана Александровича к ней узнать, будет ли она со своим супругом на следующий день дома, чтобы нанести им визит: так как супруг ее, Михаил Егорович Задор-Мановский, был единственным из окрестных помещиков, кто пренебрег своим визитом к нему.

На всю эту беседу, с этим выяснением и принятием решения, можно отвести, по крайней мере, полчаса, если не более. Так что Иван Александрович мог отправиться выполнять поручение - не ранее половины седьмого.

И вот, в начале следующей, шестой главы мы читаем:

"В ТУ САМУЮ МИНУТУ, как Иван Александрыч вышел с поручением от графа, по небольшой тропинке, идущей с большой дороги к казенной Лапинской роще, верхом на серой заводской лошади пробирался Эльчанинов, завернувшись в широкий черный плащ. ОН ЕХАЛ НА ТАЙНОЕ СВИДАНИЕ С АННОЙ ПАВЛОВНОЙ. Лошадь шла шагом".

Он ехал - на то самое свидание, которое было назначено именно на этот день, пятницу... НА ЧЕТЫРЕ ЧАСА дня. И "та самая минута, в которую персонаж с поручением от графа Сапеги спешил ему навстречу, - находилась по времени... часа на три позднее!

*      *      *

Далее описывается та самая давно ожидаемая встреча и разговор молодых героев романа. И все эти предыдущие странности, так и не нашедшие себе истолкования, - просто теряются из виду, забываются: как СЛУЧАЙНЫЕ, внесистемные, не находящие себе места в рамках какой-либо системы явления.

Очевидно - мог бы подумать по этому поводу читатель - персонаж, отправившийся к Задор-Мановским через два часа после этой сцены свидания героев, - найдет героиню уже у себя дома и благополучно передаст ей поручение своего патрона.

Как бы не так! Мы, прежде всего, понимаем, почему сцена разговора графа с племянником была дана ПЕРЕД сценой свидания: это нужно для того, чтобы Иван Александрович - стал... свидетелем этого свидания, появился в имении героини именно тогда... когда оно происходило.

Этим сцена и заканчивается:

"...Раздавшийся в это время невдалеке голос заставил их оглянуться. К НИМ ПОДХОДИЛ ИВАН АЛЕКСАНДРЫЧ. Эльчанинов, как можно было судить по его движению, хотел бежать, но уж было поздно.

- Насилу-то я вас нашел, Анна Павловна, - начал Иван Александрыч..."

Оказывается, к трем часам разницы (кладем, по крайней мере, полчаса на дорогу) нужно прибавить еще... и около часа на поиски:

" - ...Бегал-бегал, обегал все поле, - дело очень важное. Приезжаю, спрашиваю: "Дома господа?" - "Одна, говорят, только барыня, да и та в поле". - "В каком?" - "В оржаном". - Валяй в оржаное..."

Дело, таким образом (в "системе отсчета" Ивана Александровича) идет... К ВОСЬМИ ЧАСАМ ВЕЧЕРА; в то время как в "системе отсчета" двух молодых героев - должно быть пять часов пополудни!

Так что, согласно неукоснительно объявляемой читателю автором хронологии событий, - эта встреча, казалось бы, и была - совершенно невозможной! Нам, читателям, остается только беспомощно барахтаться в догадках, каким образом могли совместиться эти два категорически несовместимых события - окончание свидания героев и появление персонажа, отправившегося в их направлении... часа полтора спустя после его окончания!

*      *      *

Мы теперь, после нашего знакомства с повестью 1850 года, заранее можем быть уверены, что тут нет никакой ошибки и что требуемого объяснения - нельзя найти в "ньютоновских" представлениях о пространстве и времени. Автор романа, благодаря этим мелким несогласованностям с их большими последствиями, - создает у читателя впечатление о пространственно-временных континуумах, в которых время течет ПО-РАЗНОМУ; впечатление, которое начнет формироваться в физико-математических науках только полвека спустя.

И, для того чтобы встретиться с главным героем, Валерьяном Александровичем Эльчаниновым, пришедшим на свидание с героиней в четыре часа дня, Иван Александрович Гуликов - ДОЛЖЕН БЫЛ выйти из дома графа Юрия Петровича Сапеги... в половине седьмого вечера, а потом еще - полтора часа добираться до своей цели.

Так уж "искривлено" это пространство, описываемое автором романа, что - выйди он в те же четыре часа, на том же месте оказался бы... в полдень.

Итак, нам становится понятно теперь, почему беседа между этими двоими, графом и племянником, была передана ПЕРЕД описанием ожидаемого нами вместо нее в порядке повествования свидания. Персонаж должен был находиться в окрестностях имения Задор-Мановских как раз в то время, чтобы застать героя и героиню в момент их тайной встречи: это открытие - будет иметь значение для дальнейшего развития сюжета.

И, разумеется, мы сразу же вслед за тем обнаруживаем, что эта хронологическая аномалия - становится у автора частью СИСТЕМЫ таких же временных нестыковок.

Герой, после встречи с нежелательным свидетелем, спешит откланяться; а Иван Александрович, передав поручение, берется проводить Анну Павловну до дому:

" - ...Пойдемте! Доведите меня, Иван Александрыч.

- А мне позвольте проститься, - сказал Эльчанинов, - я пойду прямо.

- Прощайте.

Эльчанинов ушел в лес; Иван Александрыч подал руку Анне Павловне, и они пошли".

Можно полагать, что, когда персонаж, проводив молодую женщину, будет возвращаться домой, - Эльчанинов давно уехал. Но Иван Александрович, возвращаясь из усадьбы Задор-Мановских, - догоняет его... все еще едущего обратно к себе! Логически эта новая встреча - вполне мотивирована: герой хочет пригрозить ему, чтобы он никому не рассказывал о том свидании, которому стал свидетелем, и поэтому поджидает его на полдороге.

Но об этом его умысле - автор ничего читателю не сообщает, он должен сам догадаться. И становится это понятным - отнюдь не сразу, и то чувство дезориентированности в "ньютоновской" реальности, которое и так уже испытывает читатель, - продолжает расти и при первоначальном чтении рассказа об этом сюжетном событии.

Все это - из-за того, какое ВПЕЧАТЛЕНИЕ от этой неожиданной встречи создает у него повествователь; из-за того, что тот своим описанием происходящего - лишает его шансов сразу же осознать замысел героя:

"Стало уже смеркаться, когда Иван Александрыч выехал на своих беговых дрожках из Могилок.

- Какова соколена! - начал он рассуждать вслух. - Тихая ведь, кажется, такая; поди ты, узнай бабу...

На этих словах он почувствовал, что его кто-то схватил за воротник шинели. Иван Александрыч обернулся. Это был верхом Эльчанинов.

- БА! ВЫ ВСЕ ЕЩЕ ЕДЕТЕ, - сказал он..."

Судя по этой реплике, в первый момент у персонажа создается то же впечатление, что и у читателя: что герою после их расставания, чтобы добраться до этого места, - потребовалось... столько же времени, сколько ему самому - на то, чтобы проводить Анну Павловну и потом, из ее усадьбы, самому до этого места доехать: то есть вдове, по крайней мере, если не втрое больше!

И вновь получается, что в их "системах отсчета" время... течет по-разному; для того чтобы покрыть одно и то же расстояние, двигаясь примерно с одной и той же скоростью - один на дрожках, другой верхом на лошади, - им требуется... разное, втрое различающееся одно от другого время; время у этих персонажей - сжимается и растягивается.

*      *      *

Именно этой ориентированностью на будущую теорию относительности Эйнштейна - и объясняется, видимо, распространенность в тексте романа слов... "наблюдение", "наблюдатель", "наблюдать": слов, объединяющих дискурс естественных наук и повествовательный дискурс романа 1844 года.

Это слово появляется уже во второй главе, при описании приема у губернского предводителя дворянства:

"...В это время в гостиную вошел Эльчанинов, прислонился к колонне и, стараясь принять несколько изысканное положение, ВСТАВИЛ СТЕКЛЫШКО В ГЛАЗ и взором НАБЛЮДАТЕЛЯ начал оглядывать общество..."

Речь идет, естественно, о "стеклышке" - монокле; но это одновременно похоже на то... как астроном приближает глаз к окуляру телескопа - того самого, с помощью которого в ХХ веке будут искать опытное подтверждение теории относительности.

А немного раньше, в той же главе - появляется... и другой "наблюдатель"; и на этот раз - предмет наблюдений его носит уже несомненно, а не образно только, физико-математический характер:

"Соседняя с гостиной комната называлась диванной. В ней также помещалось несколько человек гостей: ...молодой письмоводитель предводителя, напомаженный и завитой, который с большим вниманием ГЛЯДЕЛ СКВОЗЬ СТЕКЛО во внутренность стоявших близ него столовых часов: ему ужасно хотелось открыть: ОТЧЕГО ЭТО МАЯТНИК БЕСПРЕСТАННО ШЕВЕЛИТСЯ".

И там - "стеклышко"; и здесь - "стекло": то есть стекло футляра часов. К тому же предмет наблюдения в данном случае напоминает... о знаменитом "маятнике Фуко", используемом для доказательства одного из фундаментальных астрономических явлений, вращения Земли.

В следующей, третьей главе рассказывается о первой встрече Эльчанинова с Анной Павловной, институтской подругой девушки, за которой он тогда ухаживал.

По поводу отношений молодых влюбленных Анна Павловна говорит:

" - Я без вашей просьбы дала себе слово строго НАБЛЮДАТЬ за вами".

В данном случае это слово, как будто бы, не погружено в естественно-научный контекст. Но приведенной реплике героини предшествует реплика Эльчанинова, заинтересовавшегося своей новой знакомой:

" - Я могу желать только одного, - продолжал Эльчанинов, - чтобы вы сами убедились, что я достоин вашего участия. Позвольте мне с вами видеться как можно чаще, бывать перед вами в ГОРЬКИЕ и отрадные минуты моей жизни".

По опыту исследования повести "Тюфяк", мы уже знаем, что это слово у Писемского - сигнализирует о "горьковских" публикациях "Нового времени" 1901 года и сопровождающих их сообщениях о крупном АСТРОНОМИЧЕСКОМ открытии (срв. в пассаже о молодом человеке и маятнике: "...ему ужасно хотелось ОТКРЫТЬ..."); открытии - сделанном, разумеется, при помощи... телескопа: суггестивный образ которого возникал в предыдущей главе.

С другими случаями использования того же самого слова "наблюдатель" - мы встретимся уже во второй части романа.

*      *      *

Теперь, оглядываясь на предшествующее повествование, мы вдруг замечаем, что это впечатление о разном течении времени в разных пространственно-временных континуумах, создаваемое этими мелкими хронологическими аномалиями, - у писателя получает... наглядную, до карикатурности, иллюстрацию. Все эти аномалии, таким образом, не только в его повествовании складываются в некую единую, смыслопорождающую систему, - но еще и становятся предметом рефлексии, целенаправленного наглядного комментирования.

Начинается это с описания внешности героини. Мы далеко не сразу узнаём, что описание это - СРАВНИТЕЛЬНОЕ. Живя с нелюбимым мужем, героиня сильно изменилась внешне. Но только с появлением Эльчанинова, знавшего ее в девичестве, через его изумленную реакцию, нам становится это понятно.

Сначала, во второй главе, ее внешность описывают разговаривающие с ним дамы на том самом балу, где ему предстоит вот-вот вновь встретить ее после долгой разлуки; они называют ее пренебрежительно "Зе" (то есть имея в виду, наверное, "зеро", нуль) - от фамилии по мужу "Задор-Мановская":

" - Кто такая Зе? - спросил молодой человек.

- Женщина слабая, с болезненным цветом лица, с лихорадочным блеском в глазах и вдобавок еще глупенькая, - отвечала Клеопатра Николаевна".

Затем - описывается его реакция; только нам не сообщается еще, ЧЕМ эта реакция вызвана:

"... - Кто эта дама? - спросил он нетерпеливо и не без волнения, схватив за руку проходившего мимо исправника.

- Которая-с?

- На крайнем кресле, в коричневом платье.

- Это жена Задор-Мановского.

- Что ж, она здешняя?

- Нет, он женился там где-то, далеко.

В это время мимо них прошла Клеопатра Николаевна с своей спутницей.

- Ваш идеал приехал, можете адресоваться, - сказала она Эльчанинову. Тот ей ничего не ответил и вряд ли даже слышал ее замечание. Он, не спуская глаз, глядел на Мановскую.

- Как имя этой мадаме Мановской? - спросил он опять исправника.

- Анна Павловна,- отвечал тот.

- Это она, - почти вслух сказал Эльчанинов и быстро пошел в ту сторону, где сидела Мановская...

- Вы ли это, Анна Павловна? - сказал он, все еще в недоумении, глядя на молодую женщину.

Мановская взглянула на него, и судорожный трепет пробежал по ее лицу..."

И только в следующей, третьей главе, где рассказывается ее предыстория и рисуется ее облик в прежнее время, - становится понятной причина этого охватившего героя и подробно изображенного в ходе его предварительных выясняющих переговоров с другими персонажами недоумения:

"...Никогда еще Эльчанинов не встречал такой нежной красоты, никогда еще не видал такого кроткого и спокойного взгляда, каким взглянула на него девушка своими карими глазами из-под длинных ресниц. Она была так стройна и воздушна, что показалась Эльчанинову одной из тех пери, которые населяют заоблачный мир, и как бы нарочно была одета в белое газовое платье. Это была Анна Павловна, теперь больная, ХУДАЯ Анна Павловна, но тогда счастливая, не знакомая ни с одним из житейских зол, жившая в кругу людей, которые истинно любили и берегли ее".

Мы выделили в этом описании слово, которое одно могло бы намекнуть на то представление о "сжатии" и "растягивании" времени, которое создается в ближайшем за тем повествовании.

Причем обращает внимание ведущаяся в этом фрагменте игра со смысловыми оттенками этого слова. Героиня - ПОХУДЕЛА. Но это не значит, что раньше... она была склонна к полноте. Наоборот, это подчеркивается повествователем: "Она был так стройна и воздушна..." Героиня - ПОТЕРЯЛА СВОЙ ЦВЕТУЩИЙ ВИД; исхудала. Но все равно: на фоне этих смысловых тонкостей - только ощутимее становится самое грубое (именно что: карикатурное!) представление об изменении в размерах; превращении "тонкого" в "толстого" и наоборот.

И далее эта тематическая линия продолжается, в пятой главе, в разговоре графа с шутом-племянником. Речь заходит о той же Анне Павловне, и говорится, в связи с ней, именно об этом - о ху-до-бе:

" - Анна Кронштейн! - говорил граф, как бы припоминая. Глаза его заблистали. - Помню, - продолжал он, - СТРОЙНАЯ блондинка, хорошенькая, даже очень хорошенькая. А что, Иван, нравится тебе она?

- Кто, ваше сиятельство?

- Ну, жена этого Задора, что ли?

- Задор-Мановского? ХУДА ОЧЕНЬ, ваше сиятельство.

- Да ты знаток, Иван, в женской красоте? - спросил граф".

И дальше он начинает говорить о том, что составляет женскую красоту, ту, в которой его собеседник этой красоты не видит: "тонкая нежная кожа... округлость частей... маленькие уши... длинные и как бы без костей пальцы..."

И наконец, среди всего прочего, возникает еще один эпитет:

"... - И эта ЭЛАСТИЧНОСТЬ тела, - продолжал граф как бы более сам с собою. - Это не опухлость и не надутость жира; напротив: это полнота мускулов!..."

Но "эластичность" - это и есть способность физического тела РАСТЯГИВАТЬСЯ и затем возвращаться к своей первоначальной форме! Представление о "растягивании" и "сокращении" времени - приобретает тут и вовсе особенную, ярко выраженную наглядность.

*      *      *

Происходит это "иллюстрирование" - и во второй, и в пятой главе - в одинаковых обстоятельствах, в разговоре на одну и ту же тему.

Граф говорит о своем ИДЕАЛЕ женской красоты. Но и дамы на балу сообщают Эльчанинову о внешнем облике неведомой ему пока что Мановской - именно в ходе выяснения его идеала женской красоты; причем встают в этом вопросе - ту же самую оппозицию, что и Иван Александрович Гуликов в разговоре с графом Сапегой:

" - Итак, Эльчанинов, вы говорите, что ваш идеал - женщина страдавшая, вот уж не понимаю, - говорила Клеопатра Николаевна, пожимая плечами...

- Клеопатра Николаевна вас спрашивает про наружность вашего идеала, - заметила барышня с ядовитой улыбкой...

- Про наружность я не могу вам сказать определенно, - отвечал молодой человек. - Впрочем, мне лучше нравятся женщины слабые, немножко с болезненным румянцем и с лихорадочным блеском в глазах.

- Странный вкус! - сказала с усмешкой вдова..."

Ранее о наглядности эпитета "эластичность" мы сказали исходя из значения самого этого слова. Далеко не сразу становится понятным, о чем именно говорит, употребляя его, персонаж. Лишь по размышлении становится видно, что речь тут идет... о прикосновении; объятиях.

Изображение в устах персонажа, таким образом, - если его действительно себе НАГЛЯДНО представить, - приобретает натуралистический характер: завуалированный неясностью семантики, возникающей не на уровне наглядных представлений, а их лексического выражения.

Недаром его собеседник, который, однако, все хорошо и на лету схватив понял, в ответ на эту и следующую затем характеристику, говорит:

" - ...И, наконец, это влияние свежей, благоухающей женской теплоты! Что, Иван, темна вода во облацех? - заключил Сапега, обратившись к Ивану Александровичу.

- Вы, ваше сиятельство, так говорите, что... - начал было тот.

- Что - что?

- Ничего, ваше сиятельство, я говорю, что вы уж очень хорошо говорите".

Причем в той же самой фразе образ "растягивания", "натяжения" - дополняется прямым описанием того образа, который в самой грубой форме противопоставляется... "худобе": "Это не ОПУХЛОСТЬ и не НАДУТОСТЬ ЖИРА". И вновь, этот образ - тоже, как видим, участвует в противопоставлении; и тоже (как это было с "худобой" исхудавшей Анны Павловны) - это не прямое противопоставление именно "худобе", а чему-то иному, отличающемуся оттенками смысла: "полнота мускулов".

Причем само слово "полнота" (здесь имеется в виду, надо полагать, "совершенство") - также определяет и понятие, находящееся в прямом, грубом противопоставлении "худобе".

И наконец, в дальнейшем ходе разговора определяющее тот же полюс противоположности слово, уже в прямом своем значении, - появляется:

" - Ныне в Петербурге ничего нет порядочного, - возразил граф, - или ТОЛСТАЯ, или больная!"

Как видим, формирование представления о "релятивистской" действительности, которое уже началось в этой, пятой главе и продолжится, в виде дальнейшего развертывания хронологических аномалий, в следующей, шестой, - предваряется бурной увертюрой, каскадом синонимических, перетекающих один в другой образов.

*      *      *

А о том, что эта увертюра относится именно к процессу формирования этого представления, - предназначен свидетельствовать повтор, варьирование одного из этих образов - в завершающем аккорде первого рассмотренного нами отрезка этой "сюиты": образа "эластичности".

Эльчанинов, напомним, остановил возвращающегося из усадьбы Анны Павловны Ивана Александровича - "схватив его за воротник шинели".

На что тот, высказав привлекшее самое пристальное наше внимание изумление перед затраченным на дорогу собеседником временем, продолжил:

" - ...не тяните, пожалуйста, шинели: сукно тонкое, как раз лопнет".

Иными словами: оно не имеет... э-лас-тич-но-сти: такой, какой обладает способное к растягиванию и сокращению время.

*      *      *

С этого момента - первого после разлуки свидания героев наедине и математически точного пересечения с ними посланника графа - в романе 1844 года начинается череда таких же точных, скрупулезных, и в то же время вызывающих озадачивающую неразбериху хронологических указаний, как и в повести 1850 года.

И это неудивительно: повесть "Тюфяк" - была первым крупным произведением Писемского, написанным как раз тогда, когда терпела цензурную неудачу попытка публикации этого романа, и, создавая ее, писатель переносил в новое произведение черты художественной системы своего первого романа.

Перед самым появлением Ивана Александровича героиня назначает новое свидание:

" - Но когда же я увижу тебя еще? Я с ума сойду, если это будет долго!

- Хорошо, я буду здесь.

- Но когда?

- В ВОСКРЕСЕНЬЕ".

Первое свидание, напомним, происходят в пятницу, в четыре часа дня. Появившийся Гуликов сообщает о предстоящем визите графа и необходимости, чтобы он застал обоих супругов:

" - ...ЗАВТРА вам надобно быть дома обоим. Его сиятельство приедет к вам...

- Мы будем дома, - отвечала Анна Павловна".

"Завтра" - значит, в СУББОТУ. И далее хронология событий следует с неукоснительной, даже демонстративной точностью... словно бы предупреждая о назревающем взрыве.

Визит графа действительно состоялся назавтра (глава седьмая):

"НА ДРУГОЙ ДЕНЬ, часу в двенадцатом, Анна Павловна, совсем забывшая об известии, сообщенном Иваном Александрычем, сидела в гостиной".

Далее следует визит графа, в ходе которого появляется новое хронологическое указание:

" - Михайло Егорыч, - сказал граф, обращаясь к хозяину, - когда же вы доставите мне удовольствие видеть вас и Анну Павловну у себя в доме?

- Я сегодня точно должен буду ехать в город, ваше сиятельство, - отвечал Мановский. - Что касается до жены, то она, я полагаю, ЗАВТРА же должна отплатить вам визит, чтобы тем хоть несколько извинить невольную мою против вас невежливость".

ЗАЧЕМ супруг героини срочно уезжает в город - пока остается неизвестным, но, по ходу дела, выяснится в ближайшее время. И тогда окажется, что это вскользь брошенное замечание об отъезде - имеет крупное сюжетное значение.

Но на этот раз "завтра" - означает уже ВОСКРЕСЕНЬЕ, то есть день, на которой героиней назначено свидание с Эльчаниновым. Зная, что это обречено на неудачу, она все же делает попытку перенести день визита:

" - Позвольте мне, граф, приехать к вам В ПОНЕДЕЛЬНИК, - сказала она, - я чувствую себя не так здоровою".

Она также делает попытку предупредить героя, но и это ей не удается. Поэтому герой, ни о чем не подозревая, на следующий день отправляется на свидание (глава восьмая):

"В ВОСКРЕСЕНЬЕ, часу в третьем пополудни, Эльчанинов снова ехал на своей серой лошади, погруженный в тихую задумчивость. Он предвидел, так сказать, наслаждения любви, которые готовила для него эта женщина, предмет его страстных мечтаний".

Обращает на себя внимание указание времени дня: "часу в третьем пополудни". Время при встрече в пятницу - назначено не было, сказано было только о дне недели: хотя сама та встреча - была назначена, как мы помним, на четыре часа. И откуда взялось это время - "часу в третьем пополудни"; почему герой решил, что именно после этого часа героиня придет к нему на встречу, - остается загадкой.

И это - первый разрыв в цепи хронологических указаний, после которого... начинается катастрофическое ее разрушение.

*      *      *

Не дождавшись Анны Павловны, герой начинает метаться. Найдя предлог, чтобы проникнуть в усадьбу Мановских (инсценировав падение с лошади), он узнаёт от дворовых, что барыня... уехала к графу. Он ничего не знает о характере этого визита: носит ли он частный, интимный характер (как подсказывает ему ревность) или - общественный (например: устроенный графом бал).

Чтобы узнать об этом стороной, он бросается к предводителю дворянства. Но там он узнаёт только сплетню о том, что граф, во время своего субботнего визита, откровенно заигрывал с Анной Павловной; это многократно усугубляет его ревность.

Тогда он, в качестве мести, решает ехать к Клеопатре Николаевне Мауровой - той самой молодой вдове, которая обсуждала с ним внешность Анны Павловны и с которой у него прежде развивалась любовная интрига.

Понятно, что в этих разъездах проходит остаток воскресного дня.

В самом начале этого последнего отрезка его пути, от предводителя к Клеопатре Николаевне, - повторяется сюжетно-повествовательное построение, которое мы встречали в конце шестой главы, где, двигаясь с той же скоростью, за один и тот же отрезок времени Иван Александрович Гуликов проделал путь, раза в три больший, чем Валерьян Александрович Эльчанинов.

Среди гостей, которых застал у предводителя Эльчанинов, был бедный дворянин Савелий Никадрович Молотов, которого все называют просто Савелий, - его знакомый еще с детских лет. Эльчанинов, занятый своими переживаниями, его не узнал и даже не заметил, а тот захотел возобновить их знакомство и пустился вслед за ним, когда он уехал:

"Раздавшийся сзади топот заставил, наконец, его обернуться. Его нагонял Савелий, ехавший тоже верхом на маленькой крестьянской лошаденке.

- КАК ВЫ ТИХО ЕДЕТЕ, - сказал он, кланяясь с доброю улыбкою Эльчанинову.

- Мне некуда торопиться, - отвечал тот рассеянно".

Теперь этому построению (которое не окружается такой вопиющей деформацией хронологии, как в предыдущем случае, но напротив - ее строгим "правдоподобием") придается убедительная мотивировка; скорость у двух всадников - разная. Внешне же - построение это выглядит точно таким же: один герой нагоняет другого и выражает удивление, что ему удалось это сделать.

Конечно: персонажу пришлось раскланиваться с хозяином и гостями, седлать лошадь - так что он имел все основания опасаться не догнать уехавшего ранее героя, если бы тот поскакал быстро.

Причина, по которой этого не произошло, как видим, автором указывается вполне естественная. Но именно с этим персонажем, Савелием, в одной из ближайших глав - и будет связан новый всплеск хронологической неразберихи. Именно поэтому он теперь, благодаря внешнему повторению ситуации, - приобщается к сфере временных аномалий и маркируется автором в этой своей будущей роли; готовится им к "выходу на сцену".

*      *      *

Именно в этой, восьмой главе и выясняется, куда именно собирался ехать супруг Анны Павловны в ночь с субботы на воскресенье. Его-то - и застает у Клеопатры Николаевны Эльчанинов, причем... в самой неблаговидных обстоятельствах.

Михаил Егорович был назначен новым опекуном над наследством ее дочери, которое вдова, как потом выяснится, отчасти растратила. И - шантажирует ее этим, принуждая вступить с ним в любовную связь!

Выяснению этой подоплеки и посвящены дальнейшие хитросплетения сцены пребывания у вдовы Эльчанинова. Но нас будет интересовать - только продолжающийся в этих сценах подробный хронометраж событий.

Понятно, что герой, после всех своих приключений, мог попасть к Клеопатре Николаевне только под вечер - хотя и в этом случае, как и в случае с приездом к предводителю дворянства, время приезда не оговаривается.

Визит Эльчанинова начинается с беседы всех троих персонажей, во время которой герой выясняет для себя положение дел; да потом, как указывает уже сам автор, полчаса приходится на деловой разговор Задор-Мановского с Мауровой.

Так что ужинать они садятся (оба гостя изъявили желание остаться переночевать у нее в доме) поздно:

"На столовых часах ПРОБИЛО ДВЕНАДЦАТЬ. Вошел слуга и доложил, что ужин готов. Хозяйка и гости вышли в залу и сели за стол".

Где-то час времени должен был занять у них, наверное, ужин. Затем гости идут ночевать в кабинет покойного мужа хозяйки. Несмотря на очевидно позднее время - час ночи - Эльчанинов при этом еще медлит ложиться в постель. Он относится к своему вынужденному соседу с неприязнью, видя в нем препятствие в своих отношениях с Анной Павловной - и соперника в отношениях с Клеопатрой Николаевной:

"Мановский повернулся.

- А что, вы скоро свечу погасите?

- Вы, верно, РАНО ЛЮБИТЕ ЛОЖИТЬСЯ СПАТЬ? - спросил Эльчанинов.

- Гасите, пожалуйста, поскорее, - сказал вместо ответа Мановский.

- Я еще не хочу спать, - возразил Эльчанинов.

Задор-Мановский, не отвечая, повернулся к стене".

И вновь мы слышим в этом диалоге отдаленные раскаты хронологических несообразностей: второй час ночи вряд ли можно назвать "ранним" для укладывания в постель! Впрочем, в повести Писемского "M-r Батманов" (1852) гости съезжаются на маскарад в дворянском собрании... в двенадцать часов ночи: но это именно исключительное, из ряда вон выходящее событие.

Здесь эта несообразность получает, отчасти, психологическую мотивировку: желание героя досадить своему противнику; а противник, как сейчас увидим, - спать вовсе не собирается и требует от навязанного ему соседа темноты и покоя - вовсе не за этим.

Затем герой на некоторое время погружается в дремоту - но просыпается:

"Окинув глазами комнату, он увидел, что Задор-Мановский, вставший в одной рубашке с постели, брался за свечу.

- Что вы делаете? - спросил он.

Мановский, не отвечая ни слова, погасил свечу и опять лег на постель".

И после этого:

"ПРОШЕЛ УЖЕ ЦЕЛЫЙ ЧАС в мучительной бессоннице, как вдруг ему послушалось, что товарищ его начинает приподниматься".

Время, таким образом, уже - около половины третьего ночи.

Тогда-то и выясняется, почему Мановский хотел, чтобы его сосед поскорей погасил свечу и уснул: он собирается... пробраться к вдове для осуществления своих стратегических планов.

Несмотря на новый оклик Эльчанинова, персонаж выходит в дверь и - просто-напросто запирает ее снаружи. Но герой, "решившись во что бы то ни стало разгадать загадку", вылезает в окно и подкрадывается по балкону к выходу из гостиной, где подслушивает разговор Задор-Мановского и Клеопатры Николаевны.

"Ночь была тихая".

На это подслушивание должно было уйти время, по крайней мере, до трех часов ночи. Решив после этого больше не оставаться у вдовы, Эльчанинов начал собираться домой:

"Разбудив потом лакея, спросил себе лошадь И ЧЕРЕЗ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА скакал уже по дороге к своей усадьбе".

Таким образом - заметим это время - автор оставляет своего героя приблизительно в половине четвертого ночи с воскресенья на понедельник.

*      *      *

Следующая, девятая глава также имеет вполне традиционную форму построения порядка повествования: автор не перескакивает по необъяснимой причине вперед, оставляя позади ожидаемое читателем и им же самим анонсированное событие, - а возвращается назад, к утру того же воскресного дня, чтобы дать исчерпывающий ответ на вопросы, мучившие Эльчанинова.

А именно: что делала Анна Павловна, отправившись одна-одинешенька с визитом к графу Сапеге? И вновь - автор одаривает нас подробнейшим хронометражем событий:

"В ТО ЖЕ САМОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ, в которое, по воле судеб, моему герою назначено было испытать столько разнообразно неприятных ощущений, граф, начавший ждать Анну Павловну еще С ДЕСЯТИ ЧАСОВ УТРА, ходил по своей гостиной... ПРОБИЛО ДВЕНАДЦАТЬ. Граф начинал ходить более и более беспокойными шагами, посматривая по временам в окно...

Прошло ЕЩЕ С ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА в молчании. Граф посмотрел в окно...

В ЭТО ВРЕМЯ издали показалась шестериком карета..."

Таким образом, героиня входит в дом графа где-то в половине первого дня. А происходит там с ней самая неприятная вещь: убедившись, что Анна Павловна не любит мужа, граф - как известно, большой любитель женской красоты - начинает добиваться от нее... взаимности.

Происходит это, конечно, не сразу, так что - совпадает по времени... с тем, как герой начинает собираться или даже уже едет ("часу в третьем пополудни") на свидание с ней. Вот этой синхронизацией, оказывается, - и был вызван удививший нас произвольный, по-видимому, выбор никем не назначенного времени этого свидания!

Все-таки граф был человеком из приличного общества, и Анне Павловне, точно так же как героине поэмы Пушкина "Граф Нулин" - Наталье Павловне, ее тезке по отцу (на реминисценцию недвусмысленно указывает также прозвище, полученное героиней романа у местных дам: "ЗЕ[РО]"), - удается дать ему отпор.

Тем не менее:

"ВО ВЕСЬ ОСТАЛЬНОЙ ДЕНЬ граф не возобновлял первого разговора... ЧАСУ В ШЕСТОМ ВЕЧЕРА Анна Павловна начала собираться домой".

Таким образом, бедной женщине пришлось провести около пяти часов в обществе этого неприятного типа!

Уезжала она, очевидно, как раз в то время, когда бедному Эльчанинову жгли сердце сплетни об отношении к ней графа, которые ему пришлось услышать в доме губернского предводителя.

*      *      *

В той же девятой главе заводится пружина дальнейших сюжетных событий.

Граф, подозревая, что отказ Мановский вызван существованием у него соперника, вынуждает своего клеврета Ивана Александровича, несмотря на данную им Эльчанинову клятву, рассказать о пятничном свидании, свидетелем которого тот стал.

Чтобы прекратить эти отношения, он приказывает Гуликову... донести об увиденном им Задор-Мановскому (который, как мы понимаем, в это же самое время подбирается к вдове Клеопатре Николаевне):

" - ...Ты видел, что жена твоего соседа гибнет, и не предуведомил мужа, чтобы тот мог и себя и ее спасти. Тебе следует сказать, И СКАЗАТЬ КАК МОЖНО СКОРЕЕ, Мановскому".

Насколько СКОРО это произойдет, мы в ближайшем времени узнаем, потому что с этим доносом - и будет связана неразбериха во времени, которая начнется уже в следующей, десятой главе.

*      *      *

При общем взгляде на композицию предшествующих кусков, нам начинает становиться понятным, зачем автору понадобился весь этот безукоризненно правдоподобный хронометраж; наличие у этого последнего - художественной функции.

Благодаря ему оказывается возможным наложить друг на друга, синхронизировать две эти обширные воскресные сцены - с участием героя и в доме графа Сапеги. При этом выясняется, что они соотносятся друг с другом... как лицевая сторона и изнанка: там, где в одном случае мы находим "выпуклости", в другом располагаются - "вогнутости", и наоборот.

Когда герой спешит на свидание с героиней - происходит покушение на ее честь графа; когда героиня благополучно покидает опасный дом - герой, наслушавшись сплетен, решает... изменить ей со своей прежней пассией.

В этом свете - и становится понятной немотивированность часа воскресного свидания, которое выбирает герой.

Мотивирован этот выбор, оказывается, не на сюжетном уровне, где мы его искали; не той предполагаемой договоренностью героя и героини, о которой почему-то не сообщил нам дотошный в этом отношении автор.

Именно этот час поездки Эльчанинова на свидание с Анной Павловной, понадобился - ПОВЕСТВОВАТЕЛЮ; понадобился для того, чтобы синхронизировать две сцены!

Эта взаимная противонаправленность моральных движений, которую мы наблюдаем, сопоставляя параллельное течение событий, - служит характеристикой персонажей: для героя влюбленность в Анну Павловну - вовсе не какая-то безнадежная страсть, а повод пережить увлекательное романтическое приключение; для нее появление Эльчанинова - последнее средство сохранить себя, свою личность.

Становится понятным, что этот принцип противонаправленности, причем именно в характерологическом, обрисовывающем физиономии персонажей значении, - отличительная черта стиля этого произведения вообще, проявляющаяся во многих случаях и на разных уровнях повествования.

Мы отнюдь не беремся сейчас дать всестороннюю оценку этого феномена, также как мы не стремимся построить модель стиля повествования Писемского, пусть и на материале одного этого произведения. Мы движемся лишь по путеводной нити хронологических парадоксов и аномалий, стараясь попутно фиксировать те стилистические явления, которые при этом движении оказываются для нас наблюдаемыми (и которые, как мы подозреваем, остаются до сих пор тайной за семью печатями для исследователей творчества Писемского).

Именно этот принцип композиционной синхронизации двух сцен - позволяет взглянуть на некоторые из этих встреченных явлений как на единицы системные, поддающиеся одинаковому описанию, несмотря на их внешнее несходство.

Так, диалоги персонажей в восьмой главе - дважды строятся вокруг слова "обещание":

"Эльчанинову пришло в голову сделать Савелию поручение к Анне Павловне, но он боялся...

- Я поклонюсь ей от вас, коли угодно, - сказал Савелий, как бы угадывая намерение своего спутника.

- Ах, сделайте милость, - сказал Эльчанинов, обрадованный этим вызовом, - и скажите ей, что в Москве она лучше держала свое ОБЕЩАНИЕ.

- А разве она не сдержала какого-нибудь ОБЕЩАНИЯ?

- Да, пустяки, конечно: ОБЕЩАЛАСЬ у предводителя танцевать со мною кадриль и уехала".

Речь, конечно, на самом деле идет об обещанном свидании, которым герой хочет попрекнуть героиню - но так, чтобы это было непонятно посреднику.

Происходит это, как мы говорили, когда тот нагоняет его на пути к Клеопатре Николаевне; и мы уже предупреждали читателя, что именно в этой последующей сцене у нее в доме - появляются предвестники будущей хронологической неразберихи, в которой именно он, Савелий, явится одним из участников.

И поэтому именно этим мотивом "обещания" - этот персонаж "пристегивается" к этой последующей сцене, точно так же как другой из причастных к этой имеющей начаться неразберихе, Иван Александрович Гуликов - ранее, благодаря мотиву "(не)эластичности"... шинели, "пристегивался", возвращался к его же предшествующему разговору с любителем красоты графом Сапегой.

Происходило же это в ситуации - когда он, Гуликов, догоняет (парадоксально) другого путника, который давно уже должен был быть далеко впереди. И мы уже знаем, что теперь, в сцене с участием Савелия, и этот повествовательный мотив (но "реалистически") повторяется.

Повторяющиеся мотивы - автор, таким образом, располагает в феноменологически сходных сценах.

*      *      *

С самых же первых слов при появлении Эльчанинова у Клеопатры Николаевны -

"хозяйка издала восклицание.

- Боже мой! Monsieur Эльчанинов! - сказала она. - Так-то вы исполняете ваше ОБЕЩАНИЕ, прекрасно!"

В разговоре с Савелием Эльчанинов прикрылся несуществующим "обещанием" ему Анной Павловной танца на балу.

И теперь - речь тоже идет об обещании, но реальном, данном героем - на этом же балу. После отъезда с него Анны Павловны, Эльчанинов не хочет оставаться; Клеопатра Николаевна ему на это пеняет - и ему приходится отговариваться тем самым обещанием:

" - Когда же вы у меня будете?

- Когда прикажете.

- Приезжайте ЗАВТРА.

- Хорошо.

- На целый день?

- На целый день..."

Когда именно, по отношению к другим событиям, настанет это "завтра", можно решать предположительно. Наиболее вероятно, по нашему мнению, - в четверг; в таком случае бал - должен был происходить в среду.

На этом балу сообщается о приезде в свое имение в минувшую ночь графа. Так что в день бала он, скорее всего, отдыхал. А в пятницу вечером - у него уже побывало с визитом все окрестное дворянство.

Вряд ли эти визиты уложились в один день. Скорее всего, и предшествующий, то есть четверг, был занят ими. Вот этот день недели, таким образом, и можно считать "завтра", назначенным Клеопатрой Николаевной.

Обратим внимание на то, что Анна Павловна, в свою очередь, назначая свидание, сказала: "В пятницу". Если бы бал был в четверг, то уместнее было бы сказать тоже: "Завтра".

Так что синхронизации по времени двух свиданий с двумя героинями, состоявшегося и забытого, в данном случае не возникает. Но тот же принцип взаимной противоположности - действует здесь в другом отношении: герой заочно упрекает героиню за невыполненное будто бы обещание.

И сразу же затем выясняется, что это он, и уже в самом деле, - дал обещание, которое не собирался выполнять, и так его и не выполнил. Следует отметить, что здесь уже прорисовывается еще одна закономерность: одна из этих противоположностей оказывается действительной, а другая - МНИМОЙ.