|
|
||
III.На предыдущих шагах нашего исследования нам приходилось сталкиваться с нагромождениями самых вопиющих искажений фактического материала, через которые нам приходилось пробираться как сквозь завалы, образовавшиеся в результате катастрофических разрушений.
В общем, мы можем сказать, что у всех этих разнообразных искажений существует одна причина: сформировавшееся устойчивое представление исследователей о том, КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ; содержание историко-литературного процесса изучаемой ими эпохи.
Не нужно думать, что путаница, которую мы на каждом шагу встречаем в исследованиях и комментариях к используемым нами материалам и которая каждый раз заставляет нас пересматривать их заново, - достояние гуманимтарной науки исключительно ХХ века, претерпевшей самое возмутительное, самое деструктивное давление от властей предержащих, - а в предшествующую эпоху историки литературы были озабочены исключительно тем, как бы ознакомить читателя с достоверной картиной положения дел.
Дело обстоит... совсем наоборот: именно в предшествующую эпоху истории гуманитарной науки, XIX века - и была создана эта катастрофическая, разрушительная для научного исследователя картина представлений о том, "какой должна быть историко-литературная действительность" прошлых эпох, - картина, которая довлеет над сознанием ученых вплоть до самого последнего времени, когда, казалось бы, по существующему общему убеждению, всякое политическое, идеологическое давление на научную мысль прекратилось, - и именно она, эта роковая картина квази-научных представлений и приводит к появлению новых и новых аберраций, наподобие зафиксированных нами.
Соответственно, можно ожидать - и противоположного эффекта: того, что подобные отдельные кунстштюки, выходки, эксцессы обезумевшего научного разума - будут нам на каждом шагу попадаться и в добротных, солидных, фундаментальных исследованиях академических ученых прошлого.
Пришло время поставить читателя в известность о том, что в предыдущем изложении нам довелось столкнуться с такой буйной игрой "академической" фантазии, по сравнению с которой домыслы комментаторов батюшковской элегии "Гезиод и Омир...", разбором которых мы закончили наши заметки "Об участи Батюшкова", могут показаться невинной шалостью. И произошло это в почтенном и спокойном XIX веке, не отягченном идеологическим засильем последующего столетия, по воле исследователя, которого не принуждали к тому, казалось бы, никакие внешние обстоятельства...
Речь идет о "батюшковской" заметке П.А.Плетнева, которая доставила нам уже достаточно хлопот, когда мы выясняли, что это именно к ней, а не к стихотворной надписи Плетнева "К потрету Батюшкова" относится эпитет "донос" в воспоминаниях Греча, и причины, по которым это произошло.
Напомню, что заметка эта вызвала особый наш интерес потому, что послужила косвенным свидетельством в выяснении вопроса об истинном авторстве этого стихотворения: сначала мы посчитали, что заметка эта выполняла роль прозаической программы стихотворения, отталкиваясь от которой оно было написано, - а потом пришли к выводу, что, наоборот, это поэтическая концепция стихотворной надписи была вновь воплощена при обработке данной плетневской заметки. Воплощена - с использованием иных, но уже знакомых нам материалов, проливающих дополнительный свет на происхождение обоих этих "пастишей".
Теперь нам предоставляется удобный случай... ВНОВЬ ПЕРЕСМОТРЕТЬ НАШИ ВЗГЛЯДЫ.
А предпринять такой пересмотр приходится потому, что в своих предшествующих версиях этого сюжета я отталкивался от соображений о происхождении плетневской заметки о произведениях Жуковского и Батюшкова, изложенных ее современным комментатором А.А.Шелаевой.
Но оказалась... что уважаемая исследовательница ничуть не повинна в этой вызвавшей наши сомнения и догадки гипотезе! Она просто-напросто - переписала, старательным, ученическим почерком, примечание к первой публикации заметки Плетнева, сделанное в трехтомном издании его сочинений 1885 года его редактором и близким другом покойного автора, известнейшим филологом академиком Я.К.Гротом.
Текст этой заметки я считаю достойным того, чтобы воспроизвести его здесь целиком:
"Напечатано при статье о Батюшкове в книге Греча: Опыт краткой истории русской литературы (С.-Петербург, 1822). Это отрывок из "Общей характеристики русских поэтов", читанной Плетневым в собраниях Вольного Общества любителей российской словесности. Об одном из таких чтений упомянуто в "Трудах" общества за 1821 год, ч.XIII, стр.425".
Прежде всего, надо сказать, что дата "1822 год", указанная в этом примечании и играющая важную роль также в рассказе Греча, - вводит в заблуждение. Нет, на этот раз она указана верно, и книга Греча действительно датирована 1822 годом. Только эта датировка... не имеет никакого отношения к интересующим нас событиям.* * *
Мы в нашем собственном исследовании столкнулись уже с тем обманчивым впечатлением, которое создает эта дата. Кажется, будто только год спустя после того, как разыгралась "плетневская" история, когда представился удобный случай благодаря выходу этой книги, - была переработана для вставки в нее в виде заметки прочитанная в прошлом году лекция Плетнева, посвященная Батюшкову, воспроизводящая замысел адресованной ему стихотворной надписи и подтверждающая лояльность по отношению к поэту Плетнева - автора февральского пасквиля.
Именно так мы и представили себе картину этих событий. Правда, уже и тогда у меня возникло некоторое сомнение: зачем же для этого пришлось ждать целый год, мало ли какими способами можно было обнародовать заметку Плетнева?
Но теперь эта картина, вызванная обманчивой датировкой книги, должна быть подвергнута полному пересмотру. Оказывается, цензурное разрешение на ее выход было выдано... еще 12 июня 1821 года, то есть буквально в те дни, когда в "Сыне Отечества" печаталось стихотворение "К портрету Батюшкова"! Правда, это еще не означает, что книга к тому времени была готова целиком: издатели и цензоры в те времена были людьми одного литературного круга, и поэтому широко была распространена практика, когда изменения в издание вносились задним числом, после выдачи цензурного разрешения, по личной договоренности с цензором. То же самое могло быть, конечно, и с "Опытом..." Греча.
Тем более, что в книге есть и еще одна дата, ограничивающая работу над подготовкой ее к изданию 1821 годом: предисловие "От издателя", подписанное Николаем Гречем, датировано 5 декабря 1821 года. Реально же "Опыт краткой истории руской литературы" вышел в свет и поступил в продажу - в марте 1822 года. А значит, работа над подготовкой книги к печати ограничивается 1821 годом, и даже, несмотря на дату цензурного разрешения и согласно дате предисловия, - второй его половиной.
Но это значит, что заметка Плетнева о сочинениях Жуковского и Батюшкова появилась не в 1822-м, а в 1821 году, то есть - одновременно со стихотворением, поэтическую концепцию которого она в своей части, относящейся к Батюшкову, развивает.
А это служит подтверждением нашего вывода о том, что публикация этой заметки явилась составной частью кампании по "реабилитации" Плетнева от обвинений в соучастии в февральской акции. И этот наш вывод, нарисованная нами общая картина событий, происходивших в 1821 году вокруг имени Батюшкова, приобретут еще большую основательность и достоверность, когда мы попробуем уточнить, какое же отношение имел текст плетневской заметки к читавшейся им серии докладов о русской поэзии.
Напомню: мы допустили, что исходный текст Плетнева был специально обработан для публикации в издании Греча. Но теперь... я просто даже не знаю, что мне с этим допущением делать. При ближайшем рассмотрении оказалось, что никаких чтений Плетнева в Вольном обществе любителей российской словесности, о которых нам бодрым голосом отрапортовал академик Грот, - не было!* * *
Осознанный профессионализм в работе историка литературы проявляется, между прочим, в умении проанализировать сколь угодно авторитетное сообщение; отделить интерпретации и оценки исследователя от суждений, выглядящих как утверждение существования фактов: для того, чтобы добраться до источников, на которых основаны те или иные входящие в такие утверждения элементы. Или - убедиться в отсутствии у них оснований, то есть - в голословности сугубо гипотетических утверждений, которые только выдаются, преподносятся наивным, неискушенным в профессиональной литературоведческой "кухне" читателям за сообщение об имевшемся будто бы положении дел.
И мастерство критического научного взгляда заключается тут не только во владении историческим материалом - настолько свободном, чтобы знать, как добраться до фактического основания любого актуального в данный момент собственной исследовательской работы научного суждения предшественников.
Осмелюсь предположить, что большинство существующих сегодня литературоведческих фикций сохраняются не столько из-за авторитетности их самих или их создателей, - но в гораздо большей степени потому, что постоянно воспроизводящие их научные работники (и современный комментатор, бездумно повторивший примечание Грота, может служить тому иллюстрацией) - просто не обладают достаточной профессиональной вооруженностью, чтобы проследить генезис этих суждений, и, таким образом, обречены оставаться их заложниками, приверженцами, апологетами...
Не менее важным является в освоении профессии историка литературы - тренировка чутья, позволяющего, даже не выходя за рамки данного научного сообщения, заподозрить, что в нем что-то неладно, что его автор занимается не столько построением картины исторической действительности, сколько маскировкой своей недостаточной осведомленности о ней, домысливанием из собственного воображения и фантазии того, что он не сумел достоверно установить.
Что, казалось бы, убедительнее и правдоподобнее сообщения академика Грота о том, что Плетнев в 1821 году читал цикл лекций о русской литературе в ВОЛРС? Почему бы ему их не читать? Ученый узнал об этом факте, и вот - нам его сообщает, щедро делится с нами своим проникновением в историческую действительность...
Правда непонятно, зачем он при этом сообщает нам такую никчемную, казалось бы, подробность, что журнал этого Общества сообщал в одном из своих номеров об одном из таких чтений? Уж если ты выяснил исторический факт и хочешь в подтверждение указать на источники, сохранившие о нем память, - так давай сообщай: где, в каких-таких исторических документах перечислены все состоявшиеся в 1821 году чтения Плетнева, или - хотя бы часть из них, позволяющая реконструировать очертания этого цикла...
И если мы доверимся своему чутью, заподозрим неладное в такой нестыковке, противоречивости сообщения ученого, если мы начнем его проверять - то мы будем вознаграждены тем, что получим шанс узнать, что было на самом деле.
В том-то и заключается трудность положения академика Грота, решившего поведать нам о "чтениях" своего покойного друга в 1821 году, - что ничем кроме этого одного-единственного сообщения об одном-единственном "чтении" он не располагает, и его заключение о состоявшемся будто бы цикле лекций Плетнева - является ни на чем не основанной выдумкой. Зато мы - располагаем сведениями, позволяющими нам со всей определенностью заключить, соответствует ли этой выдумке какая-либо реальность, или нет.
Тогда, в далеком 1885 году почтеннейший Я.К.Грот мог что угодно рассказывать доверчивым любителям русской словесности о лекциях Плетнева, имевших якобы место в 1821 году. Но восемь десятилетий спустя после этого фантастического рассказа почтенного российского академика - его злейшим классовым врагом, советским, "сталинским" ученым В.Г.Базановым были опубликованы протоколы заседаний ВОЛРС за всю историю его существования. Просмотрев их, мы можем убедиться, что никакого цикла лекций или докладов о русской поэзии Плетнев... не читал.* * *
Правда, одно чтение действительно было. Грот пишет о нем на основании сообщения в периодическом издании Общества - журнале "Соревнователь просвещения и благотворения". Оно состоялось в Публичном собрании этого Общества 28 февраля 1821 года. Это подтверждает и "Реестр произведениям, читанным в 1821 году", опубликованный В.Г.Базановым. Однако даже здесь комментатор 1885 года сообщает нам... недостоверную информацию!
Говоря о чтении Плетнева в ВОЛРС и журнальном сообщении о нем, Грот приводит название сочинения Плетнева, откуда заимствован читанный им "отрывок":
"Это отрывок из "Общей характеристики русских поэтов", читанной Плетневым в собраниях Вольного Общества любителей российской словесности".
И действительно, такое НАЗВАНИЕ фигурирует в книге 1822 года, где он был опубликован. И в этом также - верно сообщение Грота:
"Напечатано при статье о Батюшкове в книге Греча: Опыт краткой истории русской литературы".
Действительно, текст был опубликован в этой книге и именно, как свидетельствует Грот, - в конце статьи о Батюшкове. Но вот о том, чтобы эта "Общая характеристика..." - "читалась Плетневым в собраниях Вольного Общества любителей российской словесности", об этом при публикации этого предполагаемого "отрывка" из нее Гречем НЕ ГОВОРИТСЯ НИ СЛОВА!
Вот что об этом отрывке сообщалось автором книги 1822 года при его публикации:
"Сообщаем суждение о характере и достоинстве произведений Жуковского и Батюшкова, заимствованное нами из "Общей Характеристики Руских Поэтов", СОСТАВЛЯЕМОЙ Г. Плетневым".
Грот выражается таким образом ("читанной... В СОБРАНИЯХ"), что возникает впечатление, будто эта "Общая характеристика..." читалась ПО ЧАСТЯМ, на разных заседаниях ВОЛРС. И одним из таких "чтений" - и является "отрывок", опубликованный в книге Греча. Но мы видим теперь, что Гречем - ни словом не упоминается о чтении этого сочинения в собраниях Общества!
Сразу же возникает и другой вопрос: книга Греча - тоже посвящена разным "Руским Поэтам" (в пределе - всем, существующим и существовавшим к моменту ее написания). Так почему же из ВСЕХ "ЧТЕНИЙ" Плетнева - был избран только этот отрывок (отрывки?), посвященный "сочинениям Жуковского и Батюшкова"? Почему Греч не снабдил подобным "отрывком" КАЖДУЮ из статей своей книги, соответствующий отрывок к которой существовал бы в сочинении Плетнева?
Значит, Греч в своем отборе руководствовался каким-то критерием? И почему, спрашивается далее, он не поместил отрывок о Жуковском - под статьей о Жуковском, а оба их - приложил именно к статье о Батюшкове?* * *
Но далее выясняются и другие противоречия. Оказывается, что, вопреки заверениям Грота, основанным на сообщении из книги Греча, во время чтений в ВОЛРС, о которых Грот - уже вопреки, в дополнение к Гречу - говорит, это обширное сочинение Плетнева, из которого был избран читанный отрывок, НОСИЛО СОВЕРШЕННО ИНОЕ НАЗВАНИЕ и о нем давались совершенно иные сведения, чем в книге 1822 года!
И именно эти сведения мы можем прочитать в журнальной заметке, на которую ссылается Грот:
"Об одном из таких чтений упомянуто в "Трудах" общества за 1821 год, ч.XIII, стр.425".
Действительно, такое "упоминание" в указанном комментатором источнике - есть. Однако сразу же, в пределах самого этого указания на источник, вызывает недоумение УКАЗАТЕЛЬНОЕ МЕСТОИМЕНИЕ, которое при этом употреблено: "Об одном из ТАКИХ чтений..."
Комментатор говорит о СОВЕРШЕННО ОПРЕДЕЛЕННОМ (если судить по его словам) сочинении; читавшемся в совершенно определенных (опять-таки: указываемых им) обстоятельствах. В подобном контексте ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ употреблено местоимение: ЭТИХ; то есть - определенных, тех самых, тех, о которых я говорю. Но вместо этого - употребляется местоимение, означающее: наподобие, в этом роде, таких, о которых я говорю.
И это означает - что речь идет... О СОВЕРШЕННО ДРУГОМ СОЧИНЕНИИ; читавшемся - в совершенно других обстоятельствах; сочинении и обстоятельствах, для которых МОЖНО ТОЛЬКО ПРОВЕСТИ АНАЛОГИЮ, указать на сходство с теми, о которых говорится Гротом!
В указанной им заметке журнала "Соревнователь..." (или, что то же, "Трудов ВОЛРС") говорится, что в собрании от 28 февраля среди прочих сочинений был читан:
"Г. Цензором Поэзии [название одной из руководящих должностей в ВОЛРС] П.А.Плетневым - отрывок из СОЧИНЕННОГО ИМ "Краткого обозрения Руских писателей" (о сочинениях К.Н.Батюшкова)".
Как видим, сочинение Плетнева в этой заметке НОСИТ ПРИНЦИПИАЛЬНО ИНОЕ НАЗВАНИЕ. Более того, и "отрывок" из этого сочинения - имеет иной характер, чем тот, что опубликован у Греча: он посвящен не "сочинениям Жуковского и Батюшкова", а только "сочинениям К.Н.Батюшкова". Далее - сообщается, что оно, оказывается, уже НАПИСАНО, ЗАВЕРШЕНО, вопреки тому, что в книге 1822 года говорится о ТОЛЬКО ВЕДУЩЕЙСЯ ПЛЕТНЕВЫМ РАБОТЕ над ним.
Неудивительно, что Грот не стал ЦИТИРОВАТЬ этот документальный источник, на который он же ссылается!IV.Внимательно изучив примечание Грота к публикации заметки Плетнева в собрании сочинений 1885 года, мы понимаем, что примечание это очень сложно устроено. Сообщение в нем громоздится на сообщение, и крупицы правды перемежаются слоями недостоверной информации, так что нужно еще потрудиться, чтобы одно отделить от другого.
Чтение Плетневым некоего доклада о Батюшкове и сообщение об этом чтении в журнале "Соревнователь..." - действительно было, хотя даже и тут примечание Грота перепутывает одно сообщение об этом чтении, журнальное, с другим, при публикации заметки Плетнева о Батюшкове и Жуковском в книге Греча.
Но вот когда мы слышим от комментатора, что этот доклад был "одним из" ряда таких же чтений Плетнева в ВОЛРС, объединенных одной темой, - то это уже ни на чем не основанная выдумка. Ни о каких "чтениях" Плетнева заметка в "Соревнователе..." даже не упоминает.
Мы можем убедиться, что таких "чтений" действительно не было, изучив протоколы заседаний Общества, опубликованные Базановым, и просмотрев тот же журнал в поисках сообщений о других заседаниях Общества... Судя по протоколам заседаний ВОЛРС, Плетнев... вообще не читал в Обществе почти никаких своих прозаических сочинений, в том числе - и по истории литературы!
Наконец, примечание Грота содержит и еще один слой информации (хотя и далеко не последний!), который мы можем теперь отделить от всех остальных и присмотреться к нему отдельно.
Комментатор сообщает, что Плетневу принадлежит НЕКОЕ СОЧИНЕНИЕ О РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. Но и здесь все обстоит крайне неблагополучно. В книге Греча это сочинение называется "Общей характеристикой Руских Поэтов", и к нему относится заметка о произведениях Жуковского и Батюшкова, впервые опубликованная там и перепечатываемая теперь комментатором и редактором сочинений Плетнева.
Но далее Грот заявляет, что к этому же сочинению относится чтение Плетнева в ВОЛРС, о котором сообщает заметка "Соревнователя..." Однако мы видим, что в этой заметке сочинение носит совершенно иное название: "Краткое обозрение Руских писателей". Каковы же основания у комментатора считать, что это - одно и то же сочинение?
И далее: как относится текст, опубликованный в книге Греча, к этому единственному чтению, состоявшемуся в собрании ВОЛРС? Комментатор поступает тут исключительно дипломатично: он вообще не затрагивает вопроса о существовании такой связи! Хотя... он не мог не задумываться о ней.
Ведь содержание двух этих выступлений Плетнева совпадает... и в то же время - СОВПАДАЕТ ТОЛЬКО ЧАСТИЧНО: напечатанная заметка посвящена Батюшкову и Жуковскому, а устный доклад - одному Батюшкову. Можно ли полагать, что в этом сочинении Плетнева были две соответствующие главы, одна - посвященная одному поэту (она была прочитана публично в 1821 году), а другая... вновь ему же, но теперь - наряду со вторым (она была опубликована в книге 1822 года)?!
Или - спросим наоборот: могла ли часть опубликованной в 1822 году заметки, относящаяся к Батюшкову и ЗАНИМАЮЩАЯ ВСЕГО ОДНУ СТРАНИЧКУ ПЕЧАТНОГО ТЕКСТА, - составить всё содержание выступления Плетнева в публичном собрании ВОЛРС?!...* * *
Наконец: для февральского чтения в ВОЛРС из этого обширного сочинения Плетнева выбран именно тот отрывок, который посвящен... герою за десять дней до того опубликованного стихотворения Плетнева "Б.....в из Рима". И, с другой стороны: текст той заметки, которая будет опубликована в книге Греча, - как мы установили, содержит в себе прозаический ВАРИАНТ стихотворения "К портрету Батюшкова", которое будет опубликовано - четыре месяца спустя после указанного чтения, в июне того же, 1821 года.
Вновь возникает вопрос: В КАКОЙ СТЕПЕНИ текст "отрывка" о Батюшкове, прочитанный в феврале 1821 года в ВОЛРС, СООТВЕТСТВУЕТ тексту "Заметки о сочинениях Жуковского и Батюшкова", опубликованной год спустя, в марте 1822 года в "Учебной книге русской словесности"? Ответить на этот вопрос, на первый взгляд, представляется практически невозможным, так как мы не не имеем возможности сличить два этих текста, за отсутствием одного из них.
Мы не можем утверждать, что в 1822 году был опубликован совершенно другой, или, по крайней мере, существенно отличающийся, существенно переработанный, дополненный (в той части, о какой мы сделали такое предположение) текст, по сравнению с текстом 1821 года. Но мы не можем утверждать и того, что текст "отрывка" о Батюшкове 1821 года - полностью, в неизмененном виде, вошел в текст "Заметки" 1822 года, посвященной Батюшкову и Жуковскому; что это - одно и то же сочинение.
Возникает вопрос и о том, в чем заключаются причины расхождений в сообщениях о включающем эту заметку, этот отрывок труде Плетнева (расхождений в НАЗВАНИИ этого труда; его теме: в одном случае он посвящен ПОЭТАМ, в другом - ПИСАТЕЛЯМ, то есть прозаикам и даже НЕ ТОЛЬКО БЕЛЛЕТРИСТАМ; и наконец, в определении СТЕПЕНИ ЕГО ЗАВЕРШЕННОСТИ: в более раннем сообщении этот труд предстает законченным, в более позднем... только находящимся на стадии разработки!) - между сообщением Греча и сообщением в журнале "Соревнователь..."? Почему Греч - вообще решил поместить эту ЗАМЕТКУ ПЛЕТНЕВА в свою книгу и, коль скоро речь идет о всеобъемлющем труде о русских поэтах (писателях), - то почему ТОЛЬКО ЕЕ ОДНУ?
Все эти естественным образом возникающие вопросы - ДАЖЕ НЕ БЫЛИ ПОСТАВЛЕНЫ АКАДЕМИКОМ ГРОТОМ, а между тем, он преподносит сведения по этому вопросу - как твердо установленную истину, непреложный ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ! И, вслед за ним, подчиняясь его авторитету, - эту псведо-научную фантазию на протяжении полутора столетий послушно повторяют многочисленные поколения исследователей-литературоведов.
Остается теперь только проанализировать богатейшую информацию, предоставляемую нам пояснением Греча и журнальной заметкой, и сделать из нее все необходимые выводы.* * *
Обратим внимание прежде всего на характеристику двух текстов Плетнева - опубликованного в 1822 году и более раннего, неизвестного нам, - ПО ИХ ПОЭТИЧЕСКИМ СОСЕДСТВАМ. И тут обнаруживается поначалу их... полная противоположность. В тексте "Заметки о сочинениях Жуковского и Батюшкова" пересказывается ПОХВАЛЬНАЯ "Надпись к портрету Батюшкова" (или, наоборот: содержится ее прозаическая программа), а также - упоминается ее образец, надпись Пушкина "К портрету Жуковского".
"Отрывок" же о Батюшкове - ПО ВРЕМЕНИ своего обнародования примыкает к публикации скандальной "псевдо-батюшковской" элегии, которая, вольно или невольно, зарекомендовала ее реального автора как ВРАГА поэта, от лица которого она была написана. Возникает вопрос: а не означает ли эта хронологическая близость того, что прозаический "отрывок", прочитанный Плетневым в феврале 1821 года - НОСИЛ ТАКОЙ ЖЕ НЕГАТИВНЫЙ ХАРАКТЕР ПО ОТНОШЕНИЮ К БАТЮШКОВУ? Что в нем давалась не хвалебная - но от-ри-ца-тель-на-я, разгромная, уничижительная характеристика его творчества?
Для того чтобы отвергнуть это предположение, у нас, на первый взгляд, НЕТ НИКАКИХ ОСНОВАНИЙ. Для того чтобы его принять - есть указанный нами довод; хронологическая близость с "анти"-батюшковским стихотворением Плетнева.
И если мы взглянем на всю совокупность приведенных нами противоречивых данных об этих "батюшковских" выступлениях Плетнева - с этой именно точки зрения, не с точки зрения возможности установить конкретное содержание "отрывка" 1821 года, а с точки зрения возможности определить лишь положительную или отрицательную направленность этого содержания вообще, - то у нас сразу же появится и возможность ответить на этот вопрос, и - возможность привести в стройную, непротиворечивую систему всю эту совокупность хаотических данных.
Одним из несомненных виновников появления февральского анти-батюшковского пасквиля, как мы сказали, был - Греч: издатель журнала, в котором он был напечатан. И если мы теперь рассмотрим содержание сообщения о февральском же, но прозаическом выступлении Плетнева, напечатанного в журнале "Соервнователь...", - то мы обнаружим, что сообщение это - носило ОТЧЕТЛИВО ВЫРАЖЕННЫЙ АНТИ-ГРЕЧЕВСКИЙ ХАРАКТЕР.
А, поскольку сообщение это имело отношение, с одной стороны, к Плетневу, как автору упоминаемого в нем выступления, а с другой - к Батюшкову, как к герою, предмету этого выступления, - то для нас совершенно очевидным становится, что "отрывок" этот, это выступление, чтение в ВОЛРС - являлось таким же актом покаяния Плетнева за его, повторю - вольную или невольную, вину перед Батюшковым; таким же "палинодированием" его, опять же - вольного или невольного, двухнедельной давности пасквиля, как и - похвальная стихотворная надпись, которая появится в июне того же года (причем появится в журнале - того же Н.И.Греча; и таким образом, публикация ее - станет таким же актом признания вины и принесением извинений, с его стороны).
А в чем состоит АНТИГРЕЧЕВСКИЙ характер сообщения о чтении Плетнева в журнале "Соревнователь..." - как раз и можно установить из различий между этим сообщением и сообщением Греча при публикации им "Заметки..." Плетнева в 1822 году.* * *
Заметка эта является составной частью книги, которая, в свою очередь... также является составной частью другой, еще более обширной, объемлющей ее книги. Эта книга - вышедшая в четырех частях "Учебная книга русской словесности", в последнюю, четвертую часть которой - и был включен "Опыт краткой истории русской литературы", в приложении к одной из глав которой была напечатана "Замтека..." Плетнева. Одновременно с выходом основного издания "Опыт..." был опубликован и ОТДЕЛЬНОЙ КНИГОЙ.
И теперь, если мы посмотрим на заглавие предполагаемого сочинения Плетнева, в которой входил "отрывок" о Батюшкове, прочитанный в 1821 году, - заглавие, которое сообщено в заметке "Соревнователя...", - то мы обнаружим... что оно ОРИЕНТИРОВАНО на название второй, "малой" книги Греча; является такой же ПА-РО-ДИ-ЕЙ на него, как и несчастная элегия Плетнева - на поэзию Батюшкова!
"Опыт краткой истории русской литературы"... "Краткое обозрение русских писателей"... Совершенно очевидно, что заметка "Соревнователя..." оповещала о том, что П.А.Плетнев - работает над ТЕМ ЖЕ САМЫМ СОЧИНЕНИЕМ, ЧТО И Н.И.ГРЕЧ: того же содержания, той же направленности. А возможно - сообщение это имеет и еще один, более глубокий, более скандальный план: призвано намекнуть, внушить читателю мысль, что сочинение по истории русской литературы, над которым ЯКОБЫ работает почтенный издатель "Сына Отечества" и преподаватель русского языка и литературы Николай Иванович Греч, на самом деле... создается руками никому не известного литератора, тоже преподавателя русской словесности П.А.Плетнева!
И тоже: редактора журнала - того самого "Соревнователя просвещения и благотворения", в котором напечатано это сообщение. Так что сомнений о ближайшем источнике, ближайшем виновнике возникновения этого сообщения, этой ПАРОДИИ на Греча - не возникает.
И Греч - ФАКТИЧЕСКИ ПРИЗНАЛ обоснованность наших предположений; реальность, действительность того, что сообщение это - было рассчитано именно на такую читательскую реакцию. Во-первых, сообщая об этом предполагаемом "сочинении" Плетнева в собственной сопроводительной заметке к публикации его "отрывка" в книге 1822 года, - он изменяет название этого сочинения: "Общая характеристика русских поэтов".
Исчезает, во-первых, ключевое слово, связывающее это заглавие с заглавием книги Греча: "Краткое (обозрение)". И вместо этого - появлется слово, подчеркивающее, что содержание этого гипотетического сочинения - ни в коем случае не может соотноситься с содержанием книги Греча: "Общая (характеристика)". У Греча же - наоборот, перечисление эмпирических фактов, относящихся к истории русской литературы, то есть характеристика - частная. И в качестве подтверждения, наглядного образца этого принципиального отличия - и дается текст "Заметки о сочинениях Жуковского и Батюшкова", которая представляет собой, действительно, ОБЩУЮ характеритику этих поэтов.
Именно ПОЭТОВ: это окончательное размежевание с содержанием книги Греча, на которое - прямо указывало прежняя формулировка: "...русских ПИСАТЕЛЕЙ". Новое название показывает, что сочинение Плетнева - ОГРАНИЧИВАЕТСЯ лишь ЧАСТЬЮ тех лиц, полный перечень которых представлен в "Опыте краткой истории..." Греча.
И наконец, самое важное, самый сильный аргумент: в заметке 1821 года это "сочинение" Плетнева преподносится как УЖЕ ЗАКОНЧЕННОЕ; а в опубликованной книге Греча, ДВОЙНИКОМ которой это "сочинение" представало в 1821 году, - во всеуслышание провозглашается, что над этим "сочинением" Плетнева - ТОЛЬКО ВЕДЕТСЯ РАБОТА. И таким образом, опубликованным в виде "Опыта краткой истории русской литературы" в составе гречевской "Учебной книги русской словености" - оно просто физически быть не может.
|