| |
Гора
- Папа! Папа! Там кусок горы отвалился!
В дверях комнаты стоял мой запыхавшийся четырехлетний сын. Глаза его блестели так, будто целый час он неотрывно смотрел на солнце.
Я встревожился. Что бы могли значить слова мальчика? Неужели и правда от скалы Водопада наконец отделилась глыба, которая уже не один десяток лет опасно нависала над рекой? Почему именно сегодня, после ночи, которую Гуда провел в горах? Не случилось ли с ним чего-нибудь?
Я встал из-за стола и окунулся в яркое солнечное утро. На западе, где был водопад, увидел мечущиеся фигуры людей. Наверное, от кого-то из них сын и узнал о случившемся.
Внезапно прямо под ухом я услышал приятный голос Гисаны.
- Доброе утро, Сино!
Обернувшись, я увидел то, что и ожидал: красавицу двадцати двух лет, разодетую в самые пышные одежды. Что ж, ничего удивительного в этом не было.
- Постой, именинница! Иди сюда, я тебя поцелую!
Гисана хихикнула и подошла ко мне вплотную, разметав по плечам густые светлые волосы. Ее кудряшки так красиво обрамляли улыбку, что захотелось продлить мгновение. Поэтому, прежде, чем позволить девушке подставить румяную щеку, я сказал:
- Вот видишь, даже гора решила сделать тебе подарок! Сколько лет уж говорили о трещине, но глыба все не падала и не падала!
- Да, Сино! Уверена, это действительно в мою честь. Сегодняшний сон подтверждает...
Но про сон я ничего услышать не успел. И поцеловать Гисану тоже. Она вдруг заторопилась и резким движением выпорхнула из объятий:
- О! Смотри! Водопад стал больше!
Эти слова я понял не сразу, до того залюбовался смуглой девичьей кожей. Наконец, опомнился и пустился вслед за именинницей, ухватив за руку сына.
- Постой, Гисана! Скажи, ты видела сегодня Гуду?
Девушка обернулась и задумчиво посмотрела мне в глаза.
- Н... нет! Не видела.
Ее радость приугасла. Я чертыхнулся про себя и продолжал идти молча, сжимая руку ребенка. Не стоило вспоминать про парня.
Гисана вдруг спросила:
- Он вчера приходил?
- Нет.
Я солгал. Гуда зашел ко мне поздно вечером, когда сын уже спал.
Хотелось еще что-то сказать, но мальчик неожиданно вырвался и метнулся в сторону.
- Рола, вернись немедленно!
Ребенок будто не слышал. Он упал на колени возле огромного черного жука и принялся тыкать в него пальцем.
- Ты меня слышишь?!
Сын даже не повернулся. Я почувствовал неловкость: что подумает Гисана, видя такого горе-отца?
- Если не будешь слушаться, ночью тебя заберет Гора!
Через мгновение на меня смотрели два испуганных уголька, словно глаза сына вобрали в себя черноту мертвого жука.
Гисана шепнула:
- Зачем вы его пугаете? Он же ничего плохого не сделал.
Я не знал, что ответить. Еще раз чертыхнувшись, протянул руку к Роле. Сын опустил голову и послушно вернулся ко мне.
Она права, подумал я, не стоит по таким пустякам возводить в голове мальчугана стены страха. И без того достаточно всего кругом происходит.
Наконец, мы вышли к шумному водопаду. Сверху падала струя в два раза шире прежней! Гигантская каменная глыба лежала наполовину в воде, русло размыло. Мы стояли далеко от той линии, где раньше тянулся берег.
Я ахнул. Дышать стало тяжело. Водопад и восхищал, и угнетал одновременно.
Рола ошарашенно промямлил:
- Вот это да!
Своими словами он выразил восторг и мой, и Гисаны. Впрочем, вряд ли наше удивление было сильнее, чем удивление ребенка.
Когда оцепенение прошло, я нашел глазами старосту деревни, пятидесятилетнего старика с грязной лысиной.
- Эй, Мерла, когда это случилось?! Слышишь?!
Тот оглянулся, прищурился и, наконец, увидел нас с сыном. Гисана уже стояла недалеко от старика и заливалась смехом, выслушивая поздравления подруг. В руках она теребила несколько локонов, и я вспомнил, как восхищался ими Гуда. Казалось, он готов был на многое только ради них. Что ж, я мог его понять. Потому что и сам иногда ловил себя на грешной мысли.
- Когда глыба сошла, слышишь?!
- А?! Утром! Перед восходом!
- Никто не пострадал?!
- Нет! Кажется, нет!
Слова старосты меня не успокоили. Я переводил взгляд с водопада на скалу и никак не мог отделаться от мысли, что с Гудой случилось несчастье. Если так, чему радоваться? Может, сегодняшнее чудо - не что иное, как грустное послание прослезившейся Горы?
Содрогнувшись, я решил не записывать парня в покойники так рано. Глыба рухнула, потому что пришло ее время. Каждый житель деревни знал, что рано или поздно это произойдет. А Гуда, наверно, просто спал дома, отдыхая от тяжелой ночи.
- Папа, мне холодно! Пошли отсюда!
Сын весь покрылся гусиной кожей. В его детских глазах читалось искреннее желание поскорее вернуться домой. Мне вдруг стало невыразимо жаль ребенка, и я не мог сообразить, почему. Ведь с ним все в порядке, Рола здесь, со мной!
Развернувшись к дороге, я поглядел на именинницу. Ей в глаз попала соринка, девушка приложила ко лбу красный рукав.
- Гисана, пока! Хорошо тебе повеселиться!
Одна из подруг, хохоча, ответила:
- Уж мы постараемся, не волнуйтесь!
По дороге обратно Рола спокойно, без прежнего рвения потянул меня к мертвому жуку, и мы остановились. На глянцевых крыльях собрались песчинки. Вокруг, как ни странно, не ползал ни один муравей. Сын вопросительно глянул мне в глаза.
- Хочу жука. Давай возьмем!
- Зачем он тебе? Что ты с ним будешь делать?
Ответа у Ролы не нашлось, поэтому я потянул его к дому, не разрешив наклониться.
- Лучше найди себе живого.
Вернувшись за стол, я опять взял в руки нож. Но есть яблоко, надрезанное утром, уже расхотелось. Что-то темное выползало наружу, я почти физически чувствовал, как портится настроение. Увидев на двери черную кожанную полоску, я вспомнил, как покойная жена Ламма, умирая в постели от неизвестной болезни, стенала:
- Сделай что-то с этой чертовой дверью! Она так больно скрипит! И этот ветер! Я не хочу его слышать!
Тогда я и приспособил к двери кожаную полоску, чтобы деревянная створка плотно прижалась к раме.
Ламма умерла в ту же ночь. За час до ее последнего вздоха ветер успокоился. Она должна была уйти в иной мир счастливой, потому что все желания ее воспаленного мозга так покорно исполнились...
Остаток дня я промаялся на дворе. Рубил дрова, пытаясь отогнать плохие предчувствия. Рола постоянно крутился рядом, будто специально норовя попасть под топор, но я дал себе зарок больше не пугать его Горой. Допугали уже одного. Гуду! Бедный парень, в шесть лет потерявший отца с матерью, он и в двадцать боялся гору, как младенец.
Деревня наша располагалась у горы, которую, не придумав другого, так и называли - Гора. А водопад - не иначе как Водопадом. Не дали им наши предки имен, а потом все свыклись, и не думали уж дать названия. Так вот, легенд про гору развелось несчетное колличество, и все - одна другой страшнее. Не знаю, откуда у людей такая тяга к мрачному, но столько напридумывали, что и перечислить невозможно. Понятное дело, многие истории родились в головах нетрезвых и рассказывались преимущественно детям. Воспитывали их так. И меня так воспитывали, и Гуду, а потом я и Ролу стал пугать.
Гуда рос в богатой семье, от Горы далеко, и от Водопада - тоже. Как проказничал - ему тут же коротко и пересказывали какую-нибудь из легенд. Видно, делали это часто, и от того ребенок был издерганный. Когда видел я его с родителями на людях (мы с Ламмой в те времена еще и не смотрели друг на друга), мальчик постоянно казался испуганным. Особенно если вели его в дома, что ближе к Горе. Я тогда мало что понимал, казался мне мальчик капризным, больше похожим на девочку.
Когда Гуде только-только исполнилось шесть лет, пришла та страшная ночь. Вечер празничный, много пили и буянили по поводу сбора урожая. Отец мальчика был человеком строгим, пил немного. Поэтому домой из кабака вернулся почти трезвым. Пожалуй, если б не это - все обошлось бы. А так - не лишил его алкоголь, как других, чуткого сна.
Проснулся отец Гуды среди ночи от шороха. А затем громко так заорал - на всю улицу. В дом забрался вор. Рассчитывал, наверно, что сможет тихо-мирно унести ценные вещи, никого не потревожив. А пришлось...
Нашли, в общем, на следующий день ревущего Гуду, ползающего на коленках между двумя окровавленными трупами. Мать, видно, тоже бороться пыталась, за что и поплатилась жизнью. А мальчик, говорят, постоянно про гору что-то бормотал. Невнятно так, но, кажется, проклинал ее. Решил, может, что за все его плохие поступки гора пришла в дом и убила родителей.
Итак, появилась в деревне еще одна легенда про Гору. Живого ей свидетеля, и частично даже создателя, Гуду, приютил тогдашний староста.
Мальчик поначалу был нервный, а потом внезапно притих и замкнулся в себе. Когда однажды приемная мать сдуру ляпнула при нем про Гору - его три дня найти не могли. Оказалось, прятался на сеновале. Только вечером, когда темнело, выходил воду пить. Вернулся домой отощавший и с черным таким светом в глазах. Все тогда поняли - до помутнения рассудка остался один крохотный шаг.
Так рос он, вдалеке от Горы и Водопада, ни разу даже не глядел в их сторону. Когда вырос - все шатался по лугам и полям. Не раз в лес надолго уходил. Там и встретил однажды Гисану. Девушка с утра за грибами отправилась, а он возвращался домой, прожив в лесу четверо суток. Она его, неуклюжего, издалека увидела, и в глазах вспыхнули озорные искры. Решила подшутить, стала парня в кустах подстерегать. Когда совсем близко подошел - выпрыгнула с рычанием. А он, бедняга, испугался так, что сразу пустился наутек. В тот же день слег и провалялся в постели семь или восемь дней.
Тогда, около года назад, и началась их странная любовь. Гисана была девушкой не робкой, часто вела себя совсем по-мужски. Но при этом всегда искрилась такой чистой женственностью, которую и среди тысяч других женственностей выделишь. Ягода, одним словом, была в полном соку.
Проведывала Гисана больного, приносила ему яблоки, сливы и все, что росло у родителей в саду. А как очухался - перестала его замечать. Будто он ей вдруг ни с того ни с сего разонравился.
На это Гуда отреагировал как умел. Ушел в лес и не возвращался семь дней. А пришел - и глазом в ее сторону не повел.
Но продолжалась его игра недолго. На третий день не выдержал и поздоровался. Только Гисана по-прежнему ничего не ответила.
Случилось мне однажды быть свидетелем немой сцены. Я тогда по лесу гулял в дальней стороне деревни, где год назад рассыпал по земле прах жены. Вышел на опушку - и увидел: стоят они друг против друга на расстоянии шагов десяти и просто смотрят. Заметил бы раньше - обошел стороной, а так, в печальных мыслях, глядел только под ноги.
Оказался я в трех шагах от Гисаны. Она, меня завидев, бросилась на шею и с радостным "Здравствуй, Сино!" поцеловала в лоб. Потом еще некоторое время мы с нею говорили ни о чем. Я то и дело поглядывал на безмолвного Гуду. Он неотрывно наблюдал... не за девушкой, нет, за мной! И понять, что к чему, я никак не мог. Так, удивляясь, и пошел домой, забирать оставленного на попечение бабки сына.
А на следующий день Гуда постучался ко мне и без всякого предисловия стал изливать свои чувства к Гисане. Столько всего сказал! Ни один местный поэт так красочно не изобразил бы, что творилось в его душе. Как вылил парень слова мне в уши, так и ушел.
Утром следующего дня я проснулся в огромном удивлении. Ведь только тогда до меня дошло: Гуда, с его страхом перед Горой, смог пересилить себя и добраться аж до моей хижины, что построена в нескольки минутах ходьбы от Водопада! И тогда я понял, какую власть над ним имела Гисана. Она вытаскивала парня на белый свет, делала это и грубо, и, в то же время, невероятно расчетливо. Откуда в молодой девушке столько понимания? Это мне и сейчас неведомо.
С тех пор Гуда стал приходить ко мне чуть не каждый день. Бывало, пропадал - когда в лес отправлялся. А вернется - сразу меня навестит, вновь и вновь излить свою любовь к Гисане. В нем чувствовалась такая потусторонняя искренность, что я с первого знакомства смотрел на него, как на родного сына. И что меня удивляло больше всего: Гуда никогда ни о чем не спрашивал. Просто наблюдал, как я вожусь с ребенком, а затем продолжал свои речи. Я тоже не пытался задавать ему вопросы. Если захочет - скажет, решил я раз и навсегда.
И вот только вчера, спустя почти год тесного знакомства, Гуда признался. Его откровенное объяснение было настолько простым и коротким, что я готов был прослезиться.
Он сказал:
- Я хочу у тебя научиться. Быть... Говорить с ней.
Этот парень воспринял меня как эталон, пример, достойный подражания. Он считал меня человеком, в которого Гисана тихо влюблена, наверное, потому, что при нем она всегда вела себя со мной очень ласково. И ничего против этой любви у парня не было! Он мирился с нею так, как мирился с чередованием дня и ночи, как мирился с Горой и Водопадом.
Потом Гуда сказал:
- Завтра у нее - день рождения. Завтра я должен использовать знания, которые я получил у тебя. Я пойду и заговорю с Гисаной так, как говоришь ты. Но прежде, чем я смогу это сделать, я должен... я обязан стать мужчиной, как ты!
- Что... Гуда, что ты имеешь ввиду?
- Я пойду на Гору.
Эти слова он произнес так тихо, так грустно! Я почувствовал, как в груди захлопнулась тяжелая дверь. Руки обвисли, а мысли испарились.
Прежде, чем я смог произнести хоть слово, Гуда ушел. Попросил меня никому не говорить о своем решении и закрыл дверь, которая так больно скрипела, когда умирала Ламма...
Разрубив последнее полено, я отложил топор в сторону и вытер пот. В небе загорались первые звезды. Рола тихо сидел на пне и глядел в сторону Горы. В вечерней тишине отчетливо слышался грохот Водопада.
Минуту я слушал гул водяного потока, затем взял в одну руку топор, а другую протянул сыну.
- Пойдем, малыш.
Я одел его потеплее и вышел на дорогу. Бабка жила недалеко и ожидала мальчугана в гости.
- Если не вернусь сегодня, пусть ночует у тебя.
Меня неудержимо тянуло к водопаду. По дороге я попытался вспомнить место, где сын нашел жука, но было уже слишком темно. Я шел, тесно прижавшись к кромке дороги, не желая наступить на мертвое тельце. Почему я так этого боялся?
Подойдя к вышедшей из берегов реке, я промочил ноги. Но не стал выходить из воды, а, наоборот, еще немного прошел вперед, пока ноги не утонули по щиколотки. Усевшись на огромный камень, поднял глаза к небу. Утренняя тревога вернулась.
Я думал о Гуде. Пытался угадать, где он сейчас. Парень собирался поздравить Гисану с днем рожденья, но хотел перед этим стать настоящим мужчиной. Интересно, откуда к нему пришла эта мысль? Уж не навеяла ли ее сама возлюбленная? Что сказала ему девушка? Может, она отправила Гуду просить у Горы прощения?
Парень должен был вернуться сегодня, чтобы его поздравление не опоздало. Что он рассчитывал найти там, наверху, кроме смелости? Может, кто-то рассказал ему про дивные растения, что встречаются в горах? Я представил себе, как Гуда вытаскивает цветок из земли и бережно кладет его на ладонь; как спускается в деревню, мечтательно глядя вдаль; как стучит в дверь к Гисане; слышит голос ее матери; видит руку, указывающую, куда отправилась дочь с подругами; идет следом; подходит к костру, чей треск пробивается сквозь громкий девичий хохот; протягивает Гисане свой подарок и говорит:
- Держи! Мне пришлось стать мужчиной, чтобы добыть тебе этот цветок. Разреши мне поцеловать тебя, ведь сегодня - твой день! Даже глыба - и та рухнула, чтобы тебя поздравить!
От грез меня отвлекли чьи-то быстрые шаги. Обернувшись, я увидел Гисану, за которой, едва поспевая, несся шлейф длинных волос. Тревога ворвалась мне в сердце, словно кто-то пустил в грудь тысячу стрел.
- Гисана?! Что ты здесь делаешь?!
Девушка молча приблизилась. Из-за бледности ее лицо невозможно было разглядеть. Тихий, слабый голос доложил:
- Он не пришел поздравить меня. А ведь обещал...
Только сейчас я услышал пробивающиеся сквозь шум водопада завывания горного ветра. Того самого, который беспокоил перед смертью мою покойную жену.
- Может, еще придет?
Александр Остапенко
16.12.2003
|
|