Аусиньш Эгерт : другие произведения.

20 Ледяной рассвет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:


Предыдущая глава
19 Длинная ночь

   Третьего января, в последний день, отведенный на отдых гвардий и спецподразделений, гвардейцы вдруг заметили, что, судя по рациону, праздник и не думает заканчиваться. Да и не только на столе обнаружились изменения. В кордегардиях обсуждали многомясый суп солянку и смешную еду вареники. И говорили о новых развлечениях, подхваченных у местных. Одни гвардейцы рассказывали про кино с живыми людьми, которые играют других живых людей, другие - про игру в доминошки и в лотошки. Между разговорами парни и девицы изобретали способы эти самые доминошки и лотошки добыть себе в казармы. Я хихикала в кулак над гвардейцами, которым утка, курица и гусь в одном супе было уже слишком шикарно, и рассказывала девчонкам Асаны, как сделать домино из дощечек. Без всяких подвохов, честно. Подвохом была сама идея домино в гвардейской казарме. Правила карт русского лото я не помнила, их там было за два десятка, но в Интернете их вроде еще можно было найти. Правда, с бочонками возни предстояло столько, что поиграть в это удалось бы только к весне, даже если озадачиться этим прямо завтра. А еще надо было найти, из чего их смастерить. С выходных ребята приходили совершенно очумевшие, и было с чего. В городе начали открываться игорные клубы, причем двух разных категорий: "детские" и "взрослые". Во "взрослых" цвело: рулетка, покер, бридж, блэкджек, преферанс, кости, бинго и еще какая-то сааланская хрень, примитивная, но жутко прилипчивая. В "детских", как назвали клубы с настолками, за совсем смешной взнос можно было поиграть в трик-трак, лото, домино, мафию, манчкин и еще с десяток игр, которые не возбранялись и досточтимым. Каптеры, слегка растерянные открывшимися возможностями, составляли сметы на закупки мыла и моющих средств в крае, чтобы Асане не платить ощутимые пошлины за пользование порталами, и хотя местные средства на мой вкус были дороговаты, выходило все равно дешевле, чем то, что гвардейцы и мы получали из-за звезд. Да и, честно говоря, оно было более привычным, а то сааланский национальный мыльный ароматизированный песок наши так и не научились даже толком различать за четыре года. А еще Асана где-то добыла договор на пошив форменного белья нам всем, и мы должны были вот-вот получить комплекты. В подразделении это довольно активно обсуждалось. Все прикидывали и соображали, как это носить, насколько часто менять, и можно ли летний комплект носить прямо на белье, упразднив футболку, и что лучше - хлопковые носки или шерстяные окрэй. За этим всем я совершенно не заметила, что князь не звал меня к себе с Длинной ночи. Потом заметила, призадумалась, пришла к выводу, что когда позовет, мне будут разборки за Полину по полной программе. И решила, что чем дольше этого не случится, тем лучше.
   А потом наступило пятое января, я вылезла в сеть и увидела интервью Полины в "Невской газете". Быстро пробежала глазами, закусила губу и прочитала еще дважды, остро жалея, что принтера нет, а за цветными маркерами все равно идти к досточтимому. Есть тексты, с которыми, когда они на бумаге, работать легче, даже если они кажутся маленькими, но и с экрана было понятно, что она ставит точку в истории с порталом, да такую, что не заметить ее невозможно. Вряд ли после такого заявления кто-то решится отстаивать тезис, что Полину заставили передать портал, даже если продолжит так считать. И, значит, все, что пока бушевало только в сети, уйдет в реал. Кто-то замолчит и будет ждать весны, возможно, заморозит бизнес, чтобы открыться вновь, если политика имперской администрации не изменится, а Полина не даст другое интервью, скажем, за пределами края. Кто-то молча подаст заявление на выезд, а кто-то, и они будут самыми громкими и опасными, с полным на то правом объявят Полину предательницей их светлых идеалов борьбы с оккупацией.
   Понятно, что примирение князя с теми, кого его администрация теперь называла "Союзом свободных предпринимателей", и участие боевых групп в зачистке города ставило крест как на надеждах правительства в изгнании перестать таковым быть, так и на планах ребят Эмергова получать выгоды от бардака в крае. Ну а московские либералы сперва проорутся в сети, потом посмотрят, чего они собственно, потом подерутся, выясняя, кто из них раньше понял, что Полина - предательница и вообще засланный казачок, прямо как я, ну а дальше будут искать новое знамя. Будь у меня чуть больше времени на сеть, я бы даже вычислила, кто им станет. Впрочем, все это было головной болью князя и да Айгита. Будет надо - снимут с дежурства и выдадут свободный ноутбук.
   Я прижала ладони к вискам и закрыла глаза. Это уже все было. Красное дело, белое дело. И выбор, который делали лишенные гражданских прав "бывшие", когда им стало понятно, что большевики - навсегда и восстановлением страны будут заниматься их враги и разрушители всего, что было страной и жизнью "бывших людей". Им тогда пришлось выбирать из двух неизвестных. Идти ли на службу новой власти и быть со своей страной, сколько получится, с риском кончить жизнь от рук новых союзников, или затаиться и ждать освободителей. В прошлый раз освободители пришли со свастиками и идеями расового превосходства. В этот раз будут говорить о мире и гуманистических идеалах.
   Я вдруг поняла, что надо быстро думать, как отвечать ребятам из боевого крыла. Про Полину они теперь обязательно спросят. По-хорошему, стоило выключать комм и идти либо в наш зимний сад, продышаться, либо на стадион, побегать. Но я продолжила бездумно листать новостную ленту ВКонтактика и в одной из групп с красивыми фотографиями города наткнулась на комментарий девочки, которую я помнила по чату "детей пепла". Она появлялась очень недолго, не успела поучаствовать ни в чем серьезном, потому что сперва у нее были выпускные экзамены, потом поступление, затем учеба, и в довершение всего вдруг сложился брак с однокурсником, удачно пристроившимся на работу в администрацию города. Разумеется, он очень быстро заинтересовался Путем - без фанатизма, ровно настолько, чтобы быть принятым среди других таких же. Алика была подчеркнуто нейтральна, но... Всем все сразу стало понятно. Из общих чатиков она исчезла незадолго до новгородских арестов, успев призвать всех к миру и пониманию напоследок. И вот теперь...
   Все беды этого города из-за нежелания слушать и видеть друг друга. Нельзя было считать, что все саалан ответственны за то, что делали только некоторые из них. Если бы мы все прислушивались к друг другу, то крови в городе пролилось бы намного меньше. А теперь те, кто призывал нас жертвовать своими жизнями и выбирать свободу, братаются с бывшими врагами, но погибших не вернуть. И всего этого можно было бы избежать! Мы хотели только мира. Мы искали возможности понять друг друга и то общее, что связывает нас с гостями, они лишь разрушали и сеяли ненависть. И теперь именно террористы и их пособники называли и продолжают называть моего мужа и моих родителей "коллаборационистами", как будто у них был настоящий выбор.
   А дальше она сослалась на текст, после чтения которого мне захотелось одновременно швырнуть комм об стену, вымыть руки и дать кому-нибудь по морде. Просто так, чтобы поверить, что я жива, а результат в виде гауптвахты и нарядов явится в ощущениях немедленно, как Сержант подойдет. Отложив комм и протерев лицо вдруг задрожавшими руками, я прошла по всем ссылкам и нашла источник репоста. Он оказался очень старым, лет восемь ему было точно. Писала какая-то москвичка, для московского же "фемьюнити", оттуда и разошлось. Живой журнал авторки был давно удален, так что мысль выяснить о ней хоть что-то я забыла сразу. И перечитала текст снова.
  
   Тогда, больше девяти лет назад, летом перед аварией, над жителями края посмеивались, объясняя растущее число проблем их же собственным свободным выбором. Некоторые прямо говорили: за что боролись, на то и напоролись. После октября восемнадцатого года говорить это стало как-то не слишком прилично, но отношение осталось. Досталось его и мне, в том числе от того же "фемьюнити", ясное дело, к Манифесту поначалу отнесшегося с сочувствием - до первых наших акций. Этот пост можно было бы принять за голос в мою защиту, вот только такой защиты я не просила. И хорошо, что на глаза он мне попался лишь теперь. Потому что защищал он на самом деле тех, кто бросил город не в день аварии и даже не зимой девятнадцатого года, когда от холода умерла учительница Полины и многие другие питерские старики, отказавшиеся покинуть город и пытавшиеся быть ему полезными до последнего дня. А написан он был гораздо раньше, задолго до аварии.
   Я ткнулась взглядом в очередной абзац и замерла. В нем авторка рассказывала про то, что отсутствие информации о возможных дверях ничем не отличается от стенки. А потом еще поясняла, что отсутствие знания о возможности выбора нужно, типа, учитывать как внешнее ограничение. Вроде того, что если информации нет, то на антенну ее никак не поймаешь, и значит, если тебе повезло и ты информирован, нечего кичиться большей осведомленностью. По этой логике получалось, что деятели, написавшие донос на Полину, ничем не хуже ее самой, просто потому что они не знали, что можно иначе. Не, ну реально, не из космоса же они возьмут идею о другом поведении, когда желаемое так близко, а хозяйка желаемого сама виновата со всех точек зрения. Так что они нормальные, хорошие даже, люди, а она - не хозяйка и была. Ну так получилось. Дальше там было еще краше и в ту же струю. О том, что выбор между тем, что общее мнение поддержит, и тем, что общим мнением будет осуждаться, не выбор и был. И если есть свобода, то не может быть ни плохих условий, ни враждебно настроенных людей, ни социальных ограничений, да хоть и созданных властью. А иначе не свобода, и нечего.
   Дочитав эти несколько фраз, я пожала плечами. Ну да. Социально одобряемой была как раз помощь Святой страже. Эти, которых мы эмерговским сдавали, и помогли. У них же выбора не было. А их ни за что в "Кресты", а потом из края нафиг, бедных. А они всего-то законопослушные граждане и вообще нормальные люди своего времени. Я поморщилась, нашарила в кармане сигареты, но решила дочитать и наткнулась на следующий тезис авторки. Переварить его без мата было той еще задачей.
   Кроме всего уже изложенного, она еще заявляла, что есть разница между выбором, который свободный, и насилием, когда за выбор надо платить, и платить дорого. Потому что нормальный человек по своей воле жертвовать собой ради свободы выбора не станет. По этой мерке ненормальными выходили и Витыч, и Полина, и Марина Викторовна Лейшина, рискнувшая одновременно и жизнью, и именем, когда пошла к наместнику договариваться по-хорошему, и все, кто вышел на улицы в мае. Да чего там, и я тоже. Шкурно-то нас не припирало, свалить вполне могли. Однако и благополучие, и здоровье, и безопасность, и близкие отношения, и убеждения пришлось положить ради чего-то другого, чего авторка поста не видела. В ее системе координат увидеть это было нереально. И понятно, что выбор, по ее определению, выходил возможностью двигаться в каком-то из нескольких одинаково хороших направлений, вот только кто нам их тогда давал. Она еще замечала, что вокруг выбора из нескольких приятных вариантов споров почему-то никто не затевает.
   Прочитав последнее, я криво усмехнулась. Авторка, видимо, никогда не выбирала между вечером с любимым мужем, который наконец-то не на смене, и возможностью метнуться в Тайланд на три дня, потому что наркобарона там берут вот прямо завтра. И рванув прямо сейчас, еле успеваешь доскакать с камерой и диктофончиком.
   Дальше было неинтересно и противно. Последний пассаж, про наших людей, которые выбирать не любят и боятся, и ответственности за свой выбор совсем не хотят, вообще-то перечеркивал все, написанное до него. Но авторку это ничуть не смущало. Как и то, что этим самым "нашим человеком" вообще-то была она сама. И то, что эти самые, которые боятся, не любят и не хотят, и указывают пальцем на других, говоря, что вот у них выбор был, - это, вообще-то, тоже она, ей видно не было. Да и откуда бы ей это видеть с ее кочки зрения. Ведь с этой кочки любой, кто требовал, в том числе с нее, ответа за ее собственный выбор, оказывался манипулятором и насильником.
  
   Я убрала комм и вышла на двор перекурить и додумать. Мы все в восемнадцатом году делали выбор в условиях неполной информации. Да, когда я писала Манифест, я знала про саалан больше, чем самые продвинутые аналитики спецслужб, просто потому что я с ними, считай, одной крови. И все равно я знала недостаточно. Но выбирала, потому что промолчать - значит одобрить то, что они сделали с городом и нами, и согласиться, что сгоревший Эрмитаж - досадная случайность, а разрушенный цирк - всего лишь острая фаза кросскультурного конфликта. Даже дозвонись я тогда до Лелика, все равно написала бы те же слова. Впрочем, по посту получалось, что именно я и есть насильник, предлагающий другим жертвовать собой и своим благополучием, оставаясь в безопасности благодаря Созвездию. Не саалан. Не "потекшие", всерьез двинутые на принесенной из-за звезд вере и ничуть не смущенные тем, что доступа к магии или хотя бы гражданства империи им эта вера не даст никогда, - ведь они "хотели только мира, а новый наместник за грехи предыдущего не отвечает". А я. И Полина, с ее отказом сотрудничать и вести дела с любым частным лицом или предпринимателем, работавшим с имперской администрацией. Ведь для многих это как раз стал выбор между близкими отношениями, благополучием и чем-то совершенно эфемерным, таким, как право считать себя петербуржцем, не замаранным сотрудничеством с врагом.
   Выбор под давлением общества не может быть свободным? А что, где-то вообще бывает общество без давления и определения границ дозволенного? Разве что в Созвездии, но Саэхен по другую сторону звезд. Да и сам текст авторки, ратующей за осведомленность и свободу выбора, по ходу, и есть то самое социальное давление. И цель его - заставить замолчать тех, кто имеет силы выбирать между миской с баландой и свободой, понимая, что последствия решения будут оплачены потом и кровью. Тех, кто не стесняется громко говорить об этом своем выборе и спрашивать, где был лично ты, когда саалан разрушали нашу историческую память. В восемнадцатом году мы все выбирали вслепую, и те, кто не плыл по течению, прекрасно понимали, чем и за что они платят.
   А этот текст, добытый Аликой из недр сети, - уж не знаю, зачем он был написан, - стал аргументированной защитой коллаборационистов от результатов их выборов. Под ее репликой он выглядел стройным ответом на любую попытку ткнуть "потекших" носом в то, чем заплатил город за их мнимую нейтральность: в расстрелянных коллекционеров и историков, в судьбы покинувших край по своей воле и в жизнь ученых, узнавших, что им нет места на родине, при въезде в край с научной конференции в Московии. Да и в крае, так-то, вариантов было не до фига. Выбор между смертью от рук террористов и гибелью в зубах оборотней - и расстрелом, кстати - по этой логике фиктивный, и значит, выбора нет. И тогда можно заявить, что у тех, кто этот выбор все равно делал, были дополнительные особые возможности, и следовательно, с них, выбравших, требовать можно, а с бедных заек, ничего не выбиравших, и спрашивать нечего. Но дополнительных возможностей никаких не было. Была храбрость отчаяния, знание, что терять больше нечего, и чувство, что если сидеть сложа руки дальше, можно ведь и досидеться. И выбирали в тех условиях из плохого, очень плохого и полного треша.
   Текст, который Алика вытащила, был написан еще до аварии и вообще не здесь, так что товарищи с такой позицией были всегда и есть всюду. И если спросить их прямо, они всегда заявят, что свободы им было недостаточно, направления оказались навязанными, знали они мало и плохо и нечего тут приосаниваться, кичась своими дальновидностью и широким кругозором. И впишут всем, кто не испугался сделать выбор, блага и возможности, которые якобы позволили это сделать. А потом пойдут делать то же, что и делали до этого: ныть об отсутствии возможности выбора, находясь в относительной безопасности - по сравнению с теми, кого Алика вот так походя оплевала. Ведь в меню одни макароны социального давления и кетчуп недостаточной информированности, и значит, никакой ответственности за принятые решения нет и быть не может. Да и о результатах говорить не приходится, откуда бы им взяться, если никто ничего не выбирал, все действовали под давлением обстоятельств.
   Я посмотрела в небо. Решения там не нарисовалось. Мелькнула шальная мысль завести аккаунт снова, назвать его "я вернулась" и пойти шуровать по сети. И не спрашивать Дейвина. Меня остановил вопрос о содержании блога. Постить в соцсетях фото с Охоты нам запретили под угрозой отстранения еще в прошлом сезоне. И рекомендовали вообще не сильно распространяться в сети где, что, сколько и какой ценой. А одними политическими прениями интерес к странице не удержать. И я задумалась на целых три дня.
  
   Димитри в это время был занят вещами очень далекими как от простых радостей земли, так и от философских рассуждений о свободе выбора. Он обсуждал с досточтимыми дела давно прошедших лет. Не то чтобы ему было приятно это делать, но он помнил, как удачно закрылись некоторые вопросы, не дававшие ему покоя многие годы, после всего лишь одного разговора, и решил продолжить. Несколько конфиденций с Айдишем они готовились к этому разговору, и вот, настало время выяснить, что же из его детской жизни и юности стало причиной неверных или слишком дорого обошедшихся поступков.
   Начался разговор с обсуждения очень давней истории, которую князь не любил вспоминать примерно настолько же сильно, как и историю своего отъезда из столицы. Точнее, сперва все было довольно невинно. Айдиш решил разобрать в деталях эпизод с появлением старшего сына графини да Гридах у досточтимого местного храма и задал грустные вопросы, ответов на которые маленький Ди не мог знать, а вот князь Кэл-Аларский не мог не видеть в этой истории очевидного. Задавал вопросы Айдиш, а Хайшен, с разрешения их обоих, присутствовала безмолвно.
   - Итак, Димитри, ты пришел к досточтимому и домой уже не вернулся, так?
   - Да, Айдиш. Так и было.
   - Хорошо. Ты взрослый человек с большим опытом управления, что думаешь теперь об этой истории?
   - А что я могу думать? - Димитри пожал плечами и чуть наклонился вперед в кресле. - Что меня решили не возвращать домой, а сразу отвезти в интернат и известить об этом семью по результатам. Силу моего Дара досточтимый видел, решение было очевидным - интернат в Исюрмере.
   - Димитри, сейчас ты говоришь, как дитя, желающее казаться взрослым. Попробуй представить себе, что речь не о тебе. Допустим, я рассказываю тебе историю о том, что я сегодня принял в интернат еще одного воспитанника. Допустим, я сказал тебе, что досточтимый, доставивший его, сказал, что ребенок сам пришел к нему просить о помощи для младших братьев и сестер, а самому ему лет восемь или девять по местному счету. Допустим, на вопрос, сколько у него сестер и братьев, мальчик ответил, что с кузенами их пятнадцать и дома нет еды досыта, мыльной соли и топлива. Лекарств тоже нет, мама давно уже нездорова, а дедушка умирает. Допустим, мальчик одарен - скажем, как музыкант, - и достоин обучения в особой школе. Димитри, мы с тобой два взрослых мужчины, видевших многое и знающих правила хорошо. Как называется решение, которое принял досточтимый?
   - Эээ... - сказал князь.
   Айдиш видел, что Димитри тяжело задумался, но не спешил ему помогать и молча ждал. Князь положил голову на спинку кресла, посмотрел в потолок, потом снова выпрямился - и вдруг взглянул на Айдиша с недоумением.
   - Это же изъятие из дома, Айдиш? Я был изъят?
   - Во всяком случае, это выглядит как изъятие, - подтвердил конфидент. - И если даже досточтимый храма решил не поднимать шума и не позорить графиню и старого графа, суть остается той же. И пусть даже благодаря твоему Дару место в знаменитом интернате тебе было обеспечено, это не меняет дела, все равно все указывает на то, что ты был изъят. Иначе досточтимый зашел бы в дом твоих родителей и выполнил все формальности, а это не было сделано. Ты помнишь, в каких условиях Святой страже предписывается изъять дитя из дома?
   - В условиях, когда неясно, останутся ли сайни в доме, чтобы позаботиться о нем... Но Айдиш, я же выполнял договор огня! Что могло случиться, чтобы наши сайни ушли?
   - Давай сперва посчитаем, что случилось на тот день уже, - предложил досточтимый.
   - Хорошо, - Димитри нервно растер руки.
   Хайшен, глядя на это, удивленно вскинула брови. Впервые она видела у князя столько эмоций и такие сложности в самых простых логических построениях. Но это был не последний сюрприз.
   - Помогай мне, Айдиш, - сказал Димитри. - У меня мысли путаются.
   Хайшен удивленно подняла брови. И не стала вмешиваться.
   - Может быть, чай? - спросил досточтимый.
   - Да, чай, - согласился князь.
   Взяв в руки горячую чашку, он вроде бы смог успокоиться и говорить более связно, по крайней мере, про печенье и засахаренные фрукты. Но едва короткий перерыв закончился, все вернулось в прежний режим. Айдишу пришлось задавать по пять раз один и тот же вопрос, по три раза переспрашивать, что может значить только что сказанное князем, и, не получив ответа, вновь говорить с Димитри о его прошлом, как о чьей-то чужой истории, чтобы он мог хоть как-то связать факты между собой. С великим трудом за час удалось выяснить то, что и так было известно Хайшен, но чего Димитри, видимо, до этого дня не понимал.
   Когда он научился писать достаточно хорошо, чтобы на его письмо наконец соизволили ответить, он узнал, что досточтимые забрали сайни и самых младших детей в один монастырь, а старшие попали в два других. После этого его мать родила двух близнецов, но они умерли, потому что за ними некому было присматривать, как и за другими детьми. И, конечно, старый виконт сообщил об этом Димитри. Юный наследник получил из дома ответ на свое письмо с поучением: "Вот что бывает, когда вмешиваешь в семейные дела чужих, да еще Академию", - и винил себя и в разрушении семейного очага, у которого вырос, и в этих смертях. Действительно, из почти четырех пятерок детей дома да Гридах до совершеннолетия дожили только четверо. Да, в том, что эти дети выжили, не было никаких заслуг графини или женщин семьи, не говоря уже о мужчинах. Правда, все дети, кроме Димитри, были болезненно привязаны к родному дому и совершенно не интересовались судьбой погибших родичей и сверстников, хотя обычно дети, растущие в одном гнезде, очень заботятся о своих братьях и сестрах по гнезду, неважно, сайни они или люди. Да, графиня действительно рожала снова и снова, пока не истощила свои силы и не умерла, и тогда брат ее отца потребовал того же от других женщин семьи, а не получив желаемого, собрал под крышу выживших детей. Да, двое из четырех после возвращения домой окончательно и безвозвратно сошли с ума, и досточтимый принял их кольца магов, но их решили не помещать в закрытую лечебницу при монастыре, а оставить дома, поскольку старый виконт да Гридах пообещал надзор за ними. Хайшен слушала это все и понимала, что решение загадки, которую она не смогла разгадать больше сотни лет назад, опять где-то рядом, но она снова не видит его. О семье да Гридах Хайшен знала больше, чем Димитри. И это не было ей удивительно: перемещаясь между Хаатом, Ддайг и Кэл-Алар, увидеть северную оконечность Герхайма довольно затруднительно даже магическим зрением.
   Сайни из дома да Гридахов действительно ушли, но досточтимые следили за семьей старого графа очень пристально после явления его внука в храм. И, поскольку малышей в этом доме для гнезда одного монастыря было слишком много, их распределили по разным замкам Академии. А сайни, покинувшим дом да Гридахов, предложили хлеб и кров в одном из северных монастырей. Монастырь, в отличие от дома, позволяет нескольким гнездам сайни быть под одним кровом, и это не влечет за собой ни болезней, ни драк, ни вырождения щенков. Значимый Дар из всех детей графини проявился только у Димитри и его младшего брата, Артораи. Его в свой срок перевели в ту же школу, где учился Димитри. Старший брат был к тому времени уже выпускником, а младший много болел, так что близко они не общались, хотя Димитри все время переживал, что не может себя заставить чаще навещать братика в госпитале. Младшему было, в общем, все равно. Он интересовался красивыми безделицами - слишком сильно, пожалуй. Еще вкусной едой и свежими фруктами - не нарушая приличий, впрочем. Но больше всего он интересовался вниманием сверстников и сверстниц. Так сильно, что к выпуску заработал прозвище "милый друг всей школы". Хайшен не знала только, устояли ли перед фамильным обаянием да Гридахов учителя. Димитри тоже был боек, даже чересчур, но все-таки знал границы. Арторая слишком мало колдовал, чтобы продлить свою жизнь в бессмертие, хотя был одарен и мог сделать это легко. Димитри все перипетии с братом и его Даром объяснял тем, что его очень рано забрали из дома, а сайни были слишком заняты в монастыре и не могли ему уделять много времени. А того, что его братика привезли в монастырь с воспалением легких, он не знал. Как и того, что инициировали его именно потому, что терять было уже нечего, и целитель решил попробовать хоть таким способом дать ребенку шанс. Поток действительно подхватил Артораю, и он выжил.
   Главным, что привлекало внимание Святой стражи к семье после появления Димитри в храме, было нечто, о чем князь не знал. Но знала половина Академии и вся Святая стража. Хайшен пока что не собиралась ему говорить это, пусть с тех пор прошли почти два столетия. Более того, она строго сказала Айдишу, тоже бывшему в курсе дел семьи да Гридах, что Димитри не должен это узнать ни от кого из близких к Академии людей, неважно, связаны ли они обетами или свободны.
   Этим фактом, заставлявшим досточтимых пристально следить за детьми графини да Гридах, было то, что многие из них были рождены от брата ее отца. Вот что было реальной причиной, по которой после смерти графини семья прекратила бесконтрольно и бездумно плодить новых детей. Святая стража выяснила эту подробность семейных отношений графини уже через несколько лет после того, как Димитри забрали в монастырь. Он был один из немногих, рожденных не от родственника, и сумасшествие не грозило ему, а знание о позоре матери только ранило бы его напрасно. Семья переехала в столицу, когда Димитри там уже не было, все предложения Академии он получил в отсутствие двоюродного деда. Как раз тогда, когда Арторая так и не получил кольца мага. Так что старый виконт изрядно прогрыз теменную кость молодому виконту посланиями в стиле "не будь ты таким себялюбцем, ты помог бы младшему брату хорошо подготовиться к экзамену и занять подобающее место в обществе". После гибели милой подруги Димитри получил письмо от брата деда, ставшего главой семьи. Оно содержало сухое извещение о том, что в столице негодного родича видеть не хотят, ритуальные три монеты и мешочек зерна в знак того, что семья больше не нуждается ни в его золоте, ни в его пище.
   Знала Хайшен и кое-что еще, о чем князь предпочел не думать. Кроме его сестер, братьев и кузенов, умерших в младенчестве, до подросткового возраста дожили все дети графини да Гридах. А достигнув возраста недомага, они начали гибнуть один за другим настолько глупо, что Димитри был вполне вправе трактовать происходящее так, как он публично не раз заявлял в молодости. Он говорил, что Академия избавляется от наследников старинного рода и носителей древнего знания. И был в этом вполне солидарен с семьей, видевшей в нем всего лишь инструмент достижения своих неблагих целей. Академию это не слишком беспокоило, так многие говорили в тех кругах, где да Гридахи вращались. Там считали, что Святая стража сперва опозорила наследника и надежду рода, потом не дала второму наследнику занять подобающее ему место, и таким путем от них избавились, чтобы не терпеть конкурентов. Академия всегда так поступает с теми, кто идет своими дорогами и думает своей головой, говорили они. Именно это было заявлено причиной переезда семьи в Исанис, а не то, что да Гридахи пренебрегали своей землей до тех пор, пока их крестьяне не разбежались. Кстати, случилось это задолго до того, как семья переехала. Да Гридахи быстро забыли, что сперва они пытались перебраться в столицу герцогства, - возможно причиной семейного провала в памяти стало отношение старой герцогини, четко показавшей, что им тут не рады. Несмотря на всю северную гордость и традиционную нелюбовь к Академии и ее практикам. Столица оказалась более терпимой - и все сложилось так, как сложилось.
   На начало дознания о сомнительной дуэли молодого виконта да Гридаха Академия знала о семье Димитри следующее. Об одном его брате уже носилась слава неразборчивого молодого человека по всей столице, и его двоюродный дед ничего не делал с этим. Еще двое к тому году сошли с ума и находились под присмотром семьи. Двое, о которых Димитри не знал, были обвинены во многих преступлениях. В списке, кроме воровства и мошенничества, были и изнасилования, и принуждения к сожительству, и неоднократное похищение в рабство. Виновные не пожелали предстать перед судом, оказались вне закона и спрятались где-то в Хаате. У них хватило ума не попадаться на глаза Димитри. Будучи уже членом совета вольного братства Дальних островов, он в лучшем случае вернул бы их правосудию, но мог, из родственных чувств, решить не экономить на веревке, отправляя их за борт к пьеврам и донным мусорщикам. Был еще один из этого поколения, тогда он числился погибшим. Сам Димитри к тому времени уже лет десять жил на Кэл-Алар и в Большом Саалан не появлялся. Уехал он при очень темных обстоятельствах.
   Дело о дуэли молодого виконта стало вторым самостоятельным расследованием Хайшен, и потому она продолжила интересоваться историей семьи Димитри и после его формального окончания. Ей удалось выяснить, что числившийся погибшим кузен Димитри умудрился убраться в Дарган и там очень неплохо устроиться. Он не был да Гридахом, хоть и родился в доме. Умер он бездетным, но о нем пели дарганские ддайг, а его хрустальная могила хорошо известна по ту сторону границы и теперь, так что у него, в общем, неплохо сложилась жизнь. У беглецов в Хаат дети были, но заявить права на имя да Гридах их потомки могли только с согласия нынешнего главы рода, и вряд ли эти люди помнили, кто они. Время шло, смертные умерли, а маги...
   Двоюродный дед Димитри теперь жил под присмотром монастырских лекарей. Это знала Хайшен, но не знал князь. Жизнь тяготила старого виконта, однако умереть он не мог. Видимо, потому что не оставил старым богам другой перчатки вместо себя. Доказать это Хайшен не могла до сего дня и только теперь имела на руках достаточные свидетельства своей версии событий. Ее мнение подтверждала именно невиновность младшего да Гридаха, окончательно доказываемая прямо на ее глазах в разговоре князя с конфидентом. Из-за всего, что сейчас звучало в покоях Айдиша, к Димитри и обращались "князь Кэл-Аларский", "капитан" или "ддайгский владыка", а назвать его в лицо по фамилии вне случаев заключения формальных договоров было надежным способом бездарно нарваться на дуэль.
   Пока Хайшен размышляла, а Айдиш по фразе добивался признания князем очевидных вещей, разговор подошел к той истории, которую ей некогда пришлось разбирать. В тот далекий год она получила приказ выяснить, чем была смерть молодого дворянина от рук наследника да Гридахов - убийством или жертвоприношением старым богам под видом дуэли. История выглядела довольно скользкой, а учитывая обстоятельства отъезда молодого виконта Димитри из столицы, даже двусмысленной. Все найденные молодой дознавательницей доказательства, начиная с выбора места для поединка, говорили о том, что ее ровесник, юноша из не слишком знатной семьи и не очень сильный маг, был принесен в жертву, и именно Димитри стал орудием, открывающим дорогу к новой пище старым богам. Но молодой виконт был буквально взбешен ее трактовкой событий и едва не пообещал ей дуэль. Когда она спросила, каков же его взгляд на случившееся, он, держа в руках шар правды, только что чуть не брошенный им ей в голову, при свидетелях сказал о последовательном и намеренном преследовании его семьи, добавив еще пару фраз о косности Академии и бездумном рвении Святой стражи. И только после этого перешел к сути вопроса.
   - Как ты вообще вернулся с Кэл-Алар на Герхайм? - спросил Айдиш.
   - А как я мог вернуться? Морем, разумеется, - удивился Димитри.
   - Ну да, конечно морем. Но какими были причины для возвращения? Тебе же, помнится, отправили письмо, что такой негодный брат, как ты, не может быть хорошим внуком, и попросили не позорить семью своим присутствием, верно?
   - Да, я получил это письмо в Хаате, Шай еще был жив, - подтвердил князь.
   - Что случилось потом? Что заставило тебя вернуться в Исанис?
   - Уж всяко не письмо брата, - хмыкнул Димитри. - Хотя Арторая написал мне сам, несмотря на запрет старого виконта... Так случилось, Айдиш, я получил два письма в один пятерик: одно от брата, а другое - сообщение о согласии государя дать мне аудиенцию по делам Кэл-Алар. Я как раз тогда был избран главой совета капитанов, и государь после нашего разговора объявил Острова княжеством, но разрешил мне не менять обычай братства моря, сочтя его разумным для морской жизни. И условия получения гражданства Кэл-Алар в его нынешнем виде были определены как раз тогда...
   Услышав это, Хайшен замерла в своем кресле.
   - Вот как? - сказал Айдиш задумчиво. - Я не знал этого настолько подробно. Если позволишь, потом спрошу тебя об этом. Сейчас давай вернемся к твоим семейным делам. Что брат писал тебе, Димитри?
   - Что он готов примирить меня с дядей и двоюродным дедом. Но он сейчас сам в сложном положении, и ему нужна моя помощь, помощь родича, готового вступиться за его честь. Я был ему должен, Айдиш. Он был вручен мне вместо умершей сестренки, а я взял его на руки, но так и не смог полюбить. Когда сайни ушли из дома, он оказался в монастыре. Его и инициировали там. Это было сделано слишком рано... Конечно, никто не стал им заниматься, и сильного мага из него не вышло. Потом он вернулся в дом, точнее, в семью. Да Гридахи перебрались в столичный дом дяди, им пришлось оставить марку. Я думаю, крестьяне ушли вслед за господами и разбрелись кто куда. Земля сейчас пустует.
   - Насколько я знаю, земля брошена, - подтвердил Айдиш. - Но что же было дальше между тобой и братом?
   - Я появился в столице, пришел морем на своем корабле. Мы встретились, и я узнал, что у него случилась публичная размолвка с Увье да Лери, продолжавшим глумиться над Артораей, не давая ему прохода ни на улице, ни в гостях.
   Димитри потер висок, сжал пальцами переносицу, поморщился и, глянув на конфидента как-то безнадежно и ожидающе, произнес:
   - Преследование правда было, Айдиш. Арторая не мог послать вызов сам, он слабый фехтовальщик, и не было бы ему ни чести, ни удачи в таком поединке. Но появился я. Арторая сам назначил время и место, я пришел в назначенный час, куда он сказал. Тот несчастный дурак, Увье да Лери ждал меня там, почему-то без свидетелей, я тогда еще удивился этому. Место показалось мне странным, но менять его было бы против этикета, и мы сражались там, где назначил Арторая. Это не было долго, Айдиш.
   Досточтимый кивнул и предложил:
   - Димитри, я сейчас скажу, что мне стало понятно из твоего рассказа, а ты поправишь меня, если я где-то ошибусь, хорошо?
   - Хорошо, Айдиш, давай сделаем так, - согласился князь.
   - Итак, на десятый год твоего отсутствия, когда двое из четырех выживших детей семьи да Гридах были признаны безумными и отданы под опеку старших родичей, а тебе было отказано от дома, твой брат вдруг написал тебе с просьбой о помощи. Пока все верно, Димитри?
   - Да, Айдиш, именно так и было.
   - В обмен на помощь он обещал тебе восстановление отношений с семьей, верно?
   - Да, верно.
   - Твой брат Арторая сказал тебе, что некто оскорбил его публично и продолжает оскорблять, а он не может ничего сделать с этим и вызвать его тоже не может, поскольку не обладает ни достаточными способностями мага, ни достаточными навыками бойца, все правильно?
   - Да... - задумчиво произнес Димитри.
   - Я слышу сомнение в твоем голосе, поделись им? - предложил досточтимый.
   Хайшен молчала, глядя между собеседниками.
   - Арторая был воспитан в монастыре, - проговорил князь. - Да, конечно, монастырь не дом, но его должны были обучать держать меч и защищаться, и если он настолько не мог колдовать, что не рискнул сдавать экзамен, он мог принести обеты Академии, чтобы получить доступ к Дару в нужном размере. Айдиш, я не понимаю...
   - Подожди понимать, Димитри. Мы еще не закончили считать факты. Итак, твой брат, светский маг, но очень слабый, аристократ, но никакой боец, назначил обидчику место и время дуэли и выставил тебя за себя, верно?
   - Да, Айдиш, он выставил меня за себя с моего согласия.
   - Расскажи мне про место и время дуэли.
   - Мы должны были встретиться с последним лучом заката и сражаться, пока будем видеть кромку клинка противника. Или пока не останется только один. Место, которое выбрал Арторая, было уступом скалы над морем, туда нужно было спускаться по узкой тропе, и на этой площадке не было места свидетелям. Моих мне пришлось оставить наверху, Увье вообще пришел один... - Димитри вдруг осекся. - Но Айдиш! Это же... - Он наклонился в кресле и закрыл лицо руками. Некоторое время он сидел так и молчал.
   Хайшен не шевелилась в своем кресле. Айдиш молча смотрел на князя обычным взглядом конфидента. Наконец, Димитри разогнулся и отнял ладони от лица.
   - Я еще тогда знал, что брат подставил меня, - сказал он просто. - Только не понимал, насколько сильно.
   После этих слов он вдруг развернулся к Хайшен.
   - Прости меня, досточтимая. Я вел себя неучтиво тогда. Неучтиво и неумно. Это действительно выглядело как жертвоприношение. Но для меня это была дуэль, и ничего более.
   - Я помню, пресветлый князь, - певуче сказала Хайшен. - Дуэль и ничего кроме.
   - Но если бы я понял раньше, если бы я понял тем вечером, как именно это выглядит... мы оба могли достаться ему - и победитель, и побежденный. И я ушел бы вместе с Артораей домой, не имея больше выбора, куда пойти. На той дуэли я мог умереть, а мог стать перчаткой бога, других путей не было. А я ведь даже имен их не знаю. Я... Мне, кажется, страшно, Айдиш.
   - Это хорошо, Димитри. Это хорошо, что тебе страшно сейчас. Это значит, что ты наконец увидел опасность, которую раньше не замечал, - сказал досточтимый участливо.
   - У меня есть новости для тебя о твоих кровных родичах, пресветлый князь, - вдруг вмешалась в разговор Хайшен.
   - Говори, досточтимая, - повернулся к ней князь. - Хуже, мне кажется, уже не будет.
   - Потомки твоего брата Артораи сейчас живут в столице. Он не заключал брака, но у него была наложница, дети от нее. После того как рабство отменили, именно потомки этих детей теперь да Гридахи. И у рода теперь две ветки. Одни блюдут древнее достоинство, вторые ведут жизнь скорее ремесленников, чем аристократов, и довольно грустную, потому что периодически вспоминают, кем так и не стали. Твой двоюродный дед все еще жив и одиноко живет в том же доме, где жил и твой брат. За старым виконтом присматривает очередной лекарь. Предыдущий разорвал контракт в прошлом году и уехал из столицы на юг, поправлять свое здоровье. Конечно, знатная ветвь рода знать не хочет свою простую родню. Их тоже очень немного. Северные земли действительно стоят заброшенными, хотя кто-то из аристократической ветви там живет, чтобы семья не потеряла право на марку. Их тоже очень мало. Законность наследования имени весьма сомнительна, но задать вопросы об этом может только глава рода. Теперь ты знаешь достаточно, князь.
   - Что же, Хайшен, - спокойно сказал князь, выпрямляясь в кресле. - Я не удивлен. Теперь - совсем не удивлен.
   - Теперь ты знаешь, что нужно делать, князь Димитри? - спросила настоятельница.
   - Да, - вдруг весело ответил князь. - Именно то, досточтимая, что я отказался сделать при первой нашей встрече. И на том же месте. В ратуше на Старой площади. А теперь я пойду и займусь приведением в порядок текущих дел.
   И он действительно встал и вышел из покоев досточтимого Айдиша. А оба церковных мага, Айдиш и Хайшен, остались обсуждать разговор.
   - Удивительные результаты дает сочетание этих методов с известными нам, - задумчиво произнесла Хайшен. - Быстро, точно и так легко...
   - Не с каждым так, досточтимая, - возразил Айдиш.
   - Это не повод отказываться от таких возможностей, - решительно сказала Хайшен. - Мы будем учиться здешней традиции.
  
   Седьмого января, в Рождество, Гавриил пришел говорить с отцом Серафимом о пострижении. Мол, хочу остаться тут навсегда.
   Батюшка, выслушав, глянул на своего подопечного как-то особенно внимательно.
   - А Фотиния, Света, замуж идет, знаешь?
   - Да, мне говорили, - улыбнулся наставляемый. - Хорошо, что у нее сложилось с семьей. Она надежная, честная.
   - А твоя семья? - спросил батюшка. - У тебя есть семья?
   - Больше нет, - пожал плечами Гавриил, - и это справедливо.
   - А Илья и Семен рыбачьи сети начали плести, ты знал? Думают продавать.
   - Нет, не знал, - удивился Гавриил и тут же обрадовался. - Это они хорошо придумали. Сети всегда нужны, а руки у них на месте. Если еще продавать сумеют...
   - Сумеют, - кивнул священник, - сейчас с этим будет проще. И для наших, и для... кхм, для гостей.
   - Я знал, что у всех все будет хорошо, - заулыбался златовласый парень. - После такого, как с нами было, плохо быть не может. Такой господин не оставляет.
   - И у тебя все будет хорошо, найдешь свою судьбу, устроишься, - заверил его батюшка.
   - Отче, я уже устроен, - решительно сказал наставляемый.
   - Подумай хорошо, - предложил священник. - Ты молодой, плотское о себе еще даст знать.
   - Отец Серафим, ты про что? - недоуменно воззрился на него Гавриил.
   - Ну поесть в охотку, например, - издалека начал священник.
   - Отче, мне хватает, большего не потребуется, - уверенно заявил Гавриил.
   - А блуд, привычный тебе до этой осени? - спросил отец Серафим. - Ты прости на грубом слове, но назвать любовью эти случки, когда сегодня с одной, завтра с другой, и женщины так же точно, у меня язык не поворачивается. Но у вас оно, видимо, в крови. Как ты без этого?
   - Да нормально, - пожал плечами наставляемый.
   - Это пока нормально. А потом? Весной?
   Гавриил вытаращился на священника совсем круглыми глазами, став при этом очень смешным и милым.
   - Святой отец, ты о чем? - спросил он удивленно. - Это же как ветер: сегодня есть, завтра нет. Мне что, за каждым дуновением всю жизнь так бегать?
   - Гм, - качнул головой отец Серафим. - Давай-ка разбираться.
   - Давай, - согласился Гавриил.
   - Смертные грехи ты помнишь? Назови их.
   - Уныние, зависть, гнев, чревоугодие, блуд, алчность, гордыня, - уверенно перечислил наставляемый.
   - В привычки народа, который вас исторг из себя, входят не менее трех, сам назовешь какие?
   - Но все семь, отче, - взмахнул ресницами Гавриил. - Обычай того народа позволяет в каждом случае только выбирать из этих семи плохих, но не уйти от всех них.
   Отец Серафим аж крякнул. Потом потер лоб, покрутил головой и сказал:
   - Рассказывай.
   - Тот народ, отче, по природе гневен и алчен, - легко сказал Гавриил. Священник успел мельком удивиться: наставляемый говорил так, будто речь шла не о его родичах по языку, земле и крови, а о неких странных соседях, которых он наблюдал много лет и запомнил их привычки и правила. - И блуд у них лишь способ не убивать и не лгать друг другу из алчности при торговой сделке. А чревоугодие - способ погасить гнев и зависть, не впав в уныние.
   - Так, - сказал священник. - Ты продолжай, продолжай. Разбираться так разбираться. - Достал из кармана платок и отер вдруг отсыревший лоб.
   Вечером, уложив спать детей, он сетовал матушке:
   - Нет, ты подумай! Блудить друг с другом, чтобы не убивать и не лгать, какова выдумка, а? Да и остальное не лучше. Чревоугодие, чтобы не гнев и не зависть, алчность, чтобы не гордыня - и так по кругу. Вот он, ад-то... Конечно, кто захочет из этого выбирать. Он и просит о пострижении, как о защите.
   Матушка качала головой и рассказывала в ответ про то, как в Рождественский пост учила новокрещеную Марию готовить, найдя у нее дома кашу с водорослями, невозможную даже на вид, которую "сааланская сиротка" без тени жалобы в голосе представила как свой обед. Они закончили разговор сожалеющим вздохом и обоюдным решением: дикие, как есть дикие.
   - А с другой стороны, - задумчиво сказал отец Серафим жене, - Иринушка, ты подумай только, в них такая верность, такая доверчивость, и все это так страшно извращено. Ведь действительно для них эта казнь спасением стала...
  
   За эти три дня я успела повидаться с Максом и пожаловаться ему на то, что блог вести очень хочется, а постить фото с Охот в сети нам не дают, хотя снимать фауну не запрещают. Он покивал и объяснил, что Охотники со свойственной им простотой фотографируют не только оборотней, но и фавнов, а они, вообще-то, граждане края, паспортов у них никто не отбирал, и закон о праве на частную жизнь их тоже касается. Потом шкодливо усмехнулся, как много лет назад и за много световых лет отсюда, и предложил вести блог в стиле обычного армейского фольклора о жизни подразделения изнутри: наряды, построения, регламенты, взыскания, задолбанное начальство, охреневшие мы и все остальные милые мелочи, делающие людей в форме чуть больше людьми в глазах читающих это штатских граждан.
   И я уже совсем собралась начать, но восьмого числа князь собрал очень странное совещание, на котором пожелал видеть Марину Викторовну, Полину Юрьевну и Стаса, своего вассала из местных. Ну и меня. Когда все собрались в переговорной Димитри, там уже были Хайшен, Айдиш и Дейвин. Посмотрев на присутствующих, я почуяла недоброе сразу. И не ошиблась. Димитри объявил, что пятнадцатого числа все присутствующие с ним вместе идут в Саалан. Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как расползается холод от едва заметной костной мозоли на затылке. Там нечему было болеть третий десяток лет, но вот поди ж ты. Форма Охотников вдруг стала слишком облегающей, а ее ворот - тесным. Опять. Я сидела и чувствовала, как внутри меня все, что было мной, превращается в мелкий сухой песок и сыплется куда-то в крестец. Я отлично видела, как у Марины Викторовны глаза становятся очень большие и круглые, как морщится Дейвин, как радостно расправил плечи личный вассал князя Стас. А вот пошевелиться не могла, было уже нечем. Когда я наконец сумела вдохнуть и понять, что жду однозначного приказа, посыпались возражения.
   - Мой князь, - сказал да Айгит, - хотя бы двадцатого. Я должен успеть передать подразделения виконтессе да Сиалан и провести переговоры о сотрудничестве Охотников и местных отрядов самообороны в мое отсутствие.
   - Я вообще ничего не успеваю, - нервно усмехнулась Лейшина. - Справка из Стокгольма придет не раньше шестнадцатого, остальное еще позже.
   - Пресветлый князь, - певуче проговорила Хайшен, - мы еще не закончили с маркизом да Шайни, а разговор с достопочтенным Лийном я еще даже не начинала.
   - Когда его утвердил магистр? - тут же спросил князь.
   - После окончания летних ярмарок в столице, - без задержки ответила ему настоятельница.
   - А, - коротко кивнул князь, - ясно, в октябре. Как раз тогда он пришел ко мне обсуждать дела... Сколько еще времени тебе понадобится, Хайшен?
   - Не меньше трех десятков дней, пресветлый князь.
   - Ну что же, - задумчиво сказал князь и, прищурясь, обвел взглядом собравшихся. - Если так, то у меня не остается другого выбора, как только приглашать государя сюда. Да, сюда, - повторил он и еще раз внимательно посмотрел на каждого из присутствующих. - В весь этот беспорядок.
   Император. Князь хочет показать край императору, их живому воплощению Потока. Значит, прямо сейчас приказа не будет. Я даже очнулась немного и сумела пошевелиться. Посмотрев на Дейвина после этих слов князя, я увидела, что ему ничуть не лучше, чем мне было только что. Да и остальные тоже впечатлены. Кажется, единственной, кто не проявил никаких особых эмоций по всем этим поводам, была Полина. Она даже вроде слегка скучала. Но долго ее рассматривать у меня не вышло. Князь сказал, что все, кроме Полины Юрьевны, свободны, и мы поднялись с мест. В приемной, куда все вышли, я попрощалась с Мариной Викторовной, кивнула Стасу Кучерову, поклонилась Хайшен и Дейвину и пошла обратно в казарму. А Полина осталась в кабинете князя. И так и не посмотрела на меня ни разу.
  
   Димитри, дождавшись, пока все выйдут, ответил улыбкой на вопросительный взгляд Полины.
   - Я подозревал, что так случится, но все равно хотел попробовать успеть к началу времени тяжб в столице. Такие дела лучше заявлять первыми, их нужно заканчивать к Длинной ночи, а у нас уже совсем скоро осенний солнцеворот. Время еще есть, но не очень много.
   Полина слушала его, не понимая, как все это может относиться к ней и что он может сейчас захотеть выяснить или уточнить. Князь продолжал, с той же мягкой улыбкой:
   - Мы условились с государем о том, что если я не успею к концу листопада вернуться в Исанис разбирать вопрос с краем, он прибудет с проверкой сам. И тогда он примет участие в суде, и окончательное решение вынесет тоже он. Мне этот выбор кажется лучшим из возможных. Я выбрал дату, исходя из своих представлений об обстоятельствах. Это двадцать седьмое января.
   Полина, и так внимательно слушавшая Димитри, вздрогнула, как будто проснулась от окрика.
   - У меня есть личная просьба к тебе и твоим друзьям-музыкантам, - продолжил князь. - Нельзя ли сделать небольшую программу, которая может познакомить моих людей с фольклором времен той войны? Император пожелал быть, но это не официальный визит, делайте концерт так, как делали бы для гвардии и дворян.
   - Небольшую - можно, - ответила Полина задумчиво, - авось и справимся. Минут на сорок нас хватит. А кстати, откуда ты узнал?
   Димитри в ответ улыбнулся странной улыбкой, такой Полина у него еще не видела. Зато видел достопочтенный Вейлин, называвший эту мину князя "придворным лицом".
   - Дорогая, не только ты умеешь сопоставлять факты. Бойцы с августа обсуждают тебя и твои появления в их баре. И знаешь, я тоже хотел бы послушать.
   - Очень странно, - ответила она в тон, - что после концертов Эльвиры Клюевой ты хочешь слушать эту самодеятельность. Но если ты просишь, мы, конечно, сделаем все, что сможем.
   - Спасибо тебе, друг мой, - проговорил он неторопливо. - Ты очень сильно выручишь этим меня... и вас всех. Я надеюсь видеть тебя вечером. Мы пропустили четверг, помнишь?
   - Да, конечно, - кивнула Полина. И отправилась радовать Кису и басиста по прозвищу Болтун вниманием его светлости.
   Болтун на новости отреагировал, в общем, закономерно: оборота так в четыре. Потом виновато посмотрел на Полину и прокомментировал: "Это я не тебе, ну да ты поняла". Она, морщась, кивнула. Ей очень хотелось добавить к сказанному еще пару слов, а может, и не пару, но Болтун выразился исчерпывающе. А Киса, выслушав сначала новости, потом реакцию Болтуна, меланхолично заметил:
   - Главное, чтобы аппарат выдержал, а остальное уже пофигу, потому что за три недели такое можно сделать только на кураже и не видя зала.
   Полина еще раз кивнула. Смотреть мужикам в глаза ей не хотелось, поэтому она без особого интереса осматривала почти пустой зал. Какое-то шевеление у стойки привлекло ее внимание. Приглядевшись, она увидела Алису над стаканом виски. Второй, уже пустой, стоял рядом с ее локтем. Почувствовав на себе взгляд, девушка подняла голову, встала, едва не свалив табурет, и уверенно направилась к Полине. Та сквозь зубы пробормотала ту самую пару слов, которой только что не нашлось места в короткой беседе с музыкантами. Алиса обвела взглядом всех трех стоявших там людей, присела на край сцены, поднимавшийся над полом хорошо если сантиметров на двадцать, и сказала, глядя в темное пространство бара:
   - На одной стороне реки - светляки, на другой стороне реки - лепестки, над водою вместо моста - темнота, и кружат вместо вод под ней сто огней...
   Полина молча приподняла брови. Киса и Болтун переглянулись. Алиса с усилием усмехнулась куда-то в полутьму зала и продолжила:
   - Мне вперед до тьмы над огнем - светляком, мне бы там в ветвях за рекой лепестком, только дальше пламя и тьма кругом, и потом - нет пути к лепесткам за тьмой светлякам, ветер дунет и пламя встретит, и прежде съест и потом. Не родись, душа, на свет светляком.
   Киса и Болтун переглянулись снова, и Киса хмыкнул:
   - Что, Полина Юрьевна, и тут работа догнала?
   - Да ваще... - процедила сквозь зубы Полина и одарила Алису таким взглядом, что Киса поежился и как-то странно переступил с ноги на ногу.
   - Вставай, пойдем, - обратилась Полина к Алисе.
   Та послушно встала, тут же шлепнулась обратно, снова поднялась, опираясь руками о край подиума, и последовала за Полиной. У ближнего к выходу столика она едва не впечаталась лицом в спину идущей впереди Полины, но успела остановиться и сесть на указанный ей стул. Полина осталась стоять и только оперлась о край стола рукой.
   - Если речь об этом пойдет, - произнесла она, чуть наклонившись к девушке, - то в живых вообще останется только Хайшен. Может быть. Если ей повезет. Кроме тебя, однако, я никого из участников разговора здесь не вижу. Все трезвы и заняты по уши.
   - А ты чем занята? - с кривой усмешкой спросила Алиса.
   - Выполнением просьбы наместника, - предельно официальным тоном ответила Полина, повернулась к Алисе спиной и пошла на сцену.
   - Гвозди бы делать из этих людей, - вполголоса хмыкнул Киса. - Я думал, она ей с ноги засадит, не знал, держать или отходить. И про стихи прямо даже интересно, это у нее свое или что-то из памяти под градус на язык вынесло.
   - Да какой там с ноги, - отмахнулся Болтун. - Не видишь - побрезговала. Не любит она истерик. - И тут же обратился к подошедшей Полине. - Что делать-то будем? В смысле - что играем, что поем?
   - Мальчики, я намерена обнаглеть, - решительно сказала Полина. - Программа такая, - и перечислила восемь названий, от которых у Болтуна сами собой распахнулись глаза.
   - Ну первое, допустим, я даже не слышал ни разу, - сказал он медленно. - Со второй есть шансы справиться, если Киса не лажанется. Она же, как третья и четвертая, вообще классика. Тут у нас полная свобода действий. Но я не представляю, как можно было за восемь лет трансляций Сопротивления их ни разу не услышать хотя бы по радио.
   Полина посмотрела на него очень внимательно. Он осекся под ее взглядом и неохотно признал:
   - Ну да, заврался... Ладно, продолжаем. Дальше ты, видимо, планируешь свой выход, хотя, на мой вкус, то, что ты затеяла - это странный ход.
   - Я это делала, - спокойно сказала Полина. - Правда, давно. Партия там несложная, просто надо забыть, что это по идее с оркестром пелось.
   - Ну хорошо, допустим. Дальше, я так понимаю, отдуваться мне.
   - Нет, - уверенно сказала Полина. - Отдуваться будет Киса. А вот после него уже ты. А потом опять все вместе. И вот на этом мы программу и закончим. На сегодня у меня новостей больше нет, завтра буду как обычно, а вечером понедельника начнем.
   Болтун посмотрел на Полину с кислой миной. Киса заржал и прокомментировал:
   - В тот вечер разница между дерзостью и наглостью была дана ему во всей полноте ощущений... Извини, если что.
   Проходя к выходу, Полина заметила, что Алисы в баре уже нет. У самой двери она достала комм и отстучала Сержанту сообщение с вопросом, в казарме ли девушка. Ответ она читала уже на улице. "У досточтимого" - написал Сержант. Полина кивнула, сунула комм в карман куртки и очень быстро пошла на территорию резиденции. Опаздывать на урок с князем было бы верхом невежливости. Когда она вошла в зал, Димитри уже был там и задумчиво рассматривал столешницу, так и оставшуюся на полу с прошлых занятий.
   - Я вот что думаю, дружок, - проговорил он, - а если бы это был полноценный стол?
   - У тебя еще будет шанс узнать это, - пообещала Полина. - Но пока давай сделаем нечто обратное привычному.
   - Что же? - улыбнулся Димитри.
   - Используем весь остальной зал, - невозмутимо ответила женщина. - Только с некоторыми оговорками.
   - Четыре... э... фарватера и центр, да? - догадался Димитри.
   - Круга, - наконец улыбнулась Полина. - Четыре круга и центр. А также правила перехода из круга в круг.
  
   Драки для меня не нашлось бы, даже сорвись я в Приозерск. Бывают такие дни, когда все наперекосяк. Я подумала и пошла к Нуалю. Сказать ему... ну а что я могла ему сказать? "Я не против, чтобы меня разменяли, в конце концов, это часть договора, но понимаешь, в этот раз никак не поймать кураж, и от этого тоска" - это, что ли? Так при одной мысли смешно. И я сделала единственно верный выбор: сказала ему об ощущениях и желаниях прямо здесь и теперь. Что виски как-то не зашел и вообще там репетируют, и что очень хочется подраться, но не с кем.
   - Слишком длинный выходной, - понимающе закивал он и заварил мне чай, набухав туда столько мяты, перца и чего-то лимонного, что у меня полезли на лоб глаза после второго глотка.
   Еще минут через десять я поняла, что я омерзительно трезва и хочу жрать, как слон. Ну, как бегемот, может быть. И мы с досточтимым пошли искать, чем бы меня покормить. В столовой, уже закрывавшейся, нашелся салат, рыбные котлеты, какао и пончики, и нам все это выдали. Нуаль тоже перекусил, глядя на меня - и ничего не говорил. К концу ужина я клевала носом, и головы хватало только на то, чтобы понять, что в чаек он мне насовал никакую не мяту и перцем эти горошины не были, да и лимон какой-то не лимонный, и все это вместе, несмотря на отрезвляющее действие, дивной силы снотворное.
   - Досточтимый, - проговорила я едва не по слогам, - а что ты меня раньше этим чаем не угощал?
   - Угощал, - ответил он с какой-то печальной улыбкой. - Сегодня он в первый раз подействовал, как нужно.
  
   В это же самое время Иван Кимович беседовал с человеком, которого он называл Батей. Разговор напоминал жесткую трепку, но подполковник был благодарен за то, что тема вообще обсуждалась хоть как-то.
   - Вы до сих пор так и не почесались присоединиться к обеспечению защиты края от фауны, Иван.
   - Батя, а как? - недоуменно спросил подполковник. - Вот как? В крае полно якобы прессы, причем все персоналии как на подбор, аж сам Аусиньш отметился. Их без внимания оставлять? Так мы один раз попробовали, репортаж от двадцать восьмого ноября помнишь?
   - Почему ты хотя бы просьбу не подал? - спросил Батя с какой-то тихой досадой.
   - Я один? - удивился Иван Кимович.
   - Один бы не остался, будь уверен, - Батя раздраженно махнул рукой. - А если даже и так, получил бы перевод, все позора меньше.
   - Батя, как хочешь, но выходило шило на мыло.
   - А ты проверь, - тяжелый взгляд старика пригвоздил подполковника к месту так, что он, как в лейтенантские годы, не смел шелохнуться на жестком стуле в маленькой кухне. - Сейчас подай просьбу, получи законных... и посмотри, что дальше будет. Кстати, Иван, это твой почти единственный шанс человеком выглядеть.
   - Почему? - осмелился подать голос Иван Кимович.
   - Ванька, чему я тебя учил? - вздохнул Батя. - Плохо, видно, учил. Власть для армии - всегда женщина. Жена. Когда верная, когда не очень, но жена. И помощь предложить ты обязан, даже если знаешь, что сама справится, даже если уверен, что в ответ матом пошлют. Но не предложить помощь женщине, которую ты обещал защищать, - позор для мужика. А для офицера - двойной позор.
   - Но мы и так... - начал было Иван Кимович, но был прерван жестким взглядом старика.
   - Да какая разница, что так, что этак. Власть всегда слабее армии, запомни хоть теперь. Ей помощь всегда нужна. Даже если ты уже полудохлый, предложить должен. И если примет, надо костьми лечь, но выполнить, на то ты и офицер. А вы что? От забора и до обеда? Если ты так с женой себя ведешь, какой это, к черту, брак?
   - Батя, но наместник же, - произнес Иван Кимович. - Не президент, не диктатор даже. Наместник чужой империи.
   Старик коротко поморщился, прерывая бывшего подчиненного.
   - Край фактически колония. Не криви рожу, ты сам это знаешь. И в мае он, - местоимение батя выделил голосом, - внятно показал, что "колония" не равно "оккупированная территория". Если он восемь лет готовил летние суды, то это только начало. Потом будут процессы у них там. По итогам приоритеты пересмотрят, и почти наверняка задним числом. Своих он не пожалел, а местных пока не тронул, но то пока. Сам догадывайся, как ведомство выглядит в этих обстоятельствах.
   - Да что догадываться... - вздохнул Иван Кимович.
   - И все чистки спишут на вас, учти. Ищи возможность восстановить репутацию ведомства. Или жди расформирования службы или полной замены вас, дармоедов, на гостей.
   - Не понял? - сказал подполковник растерянно.
   - А чего тут непонятного. Их ребятки в сером спрашивать умеют не хуже вас, в прошлогодних процессах они это хорошо показали. Однако после приостановки чисток они все дружно собрались и махнули в Мурманск, заниматься теплицами и браконьерством в территориальных водах. А вы где сидели, там и сидите.
   - Понял... - Иван Кимович вздохнул. - Спасибо за беседу.
   - Иди уж, позорище мое, - досадливо вздохнул старик. - Дверь прихлопни как следует.
   И Иван Кимович пошел.
  
   Девятого числа Хайшен снова допрашивала маркиза да Шайни, и Полина опять присутствовала при этом.
   После краткого приветствия и необходимых формальностей типа "как ты сегодня?" - "достаточно хорошо, чтобы отвечать тебе", досточтимая решила задать все неприятные вопросы сразу.
   - Итак, маркиз, - с улыбкой сказала она, - чем же тебе помешал этот маленький парк с зубрами? Или они бизоны, я так и не поняла...
   Маркиз свел брови, то ли хмурясь, то ли морщась.
   - Ты не понимаешь, досточтимая. Прекрасные гордые звери, свободные и дикие - и эта зависимость от клочка сена из человеческих рук, это редколесье, сырое и мрачное, эта раскисшая земля под их ногами... Я убивал не всех. Только тех, кто не хотел уходить от людей.
   "Держи лицо, звезда моя, - сказала себе Полина, - держи лицо. Это то самое средневековье, которое ты видела в их исполнении еще в шестнадцатом году. Такие у них представления о свободе и чести". Собравшись, она посмотрела на маркиза и оценила его состояние. Он был ничего, даже молодцом. Дав Хайшен знак, что можно продолжать, она снова принялась собирать нервы в кучу.
   - Хорошо, - сказала дознаватель. - А цирк?
   Маркиз совсем заметно поморщился.
   - Ты не знаешь, как тут учат животных. Знай ты, как знаю я, ты встала бы рядом со мной.
   - Хорошо, - Хайшен наклонила голову и, подождав ровно один вдох, спросила. - А дворец музыки? С ним что было не так?
   - Это глупая случайность, - вздохнул маркиз. - Ошибка контроля из-за этих таблеток, достанься они старым богам.
   - Эрмитаж, насколько я понимаю, тоже стал жертвой ошибки контроля? - тут же спросила дознаватель.
   Маркиз молчал целых три вдоха, и лицо его за это короткое время стало очень холодным. Зол, как сто чертей, поняла Полина. Но ответил он очень вежливо и даже мило.
   - Досточтимая, я был там вечером накануне, это правда. Но пожар начался в пять утра, я в это время был занят. Я мог бы сказать слово "спал", но это правдой уже не будет. Мне очень жаль, что за меня некому свидетельствовать, если только эти, с Марсова поля, согласятся дать показания. Из спальни я не выходил с полуночи и до семи утра, а возможность призвать огонь мне тогда еще была доступна, но на таком расстоянии я с этой задачей уже не мог справиться в те дни. В начале той осени, чтобы поджечь здание, мне нужно было бы подойти к стене вплотную.
   Полина видела, что маркизу, кроме всего остального, мучительно стыдно говорить это, но он отвечал настолько дружелюбно, насколько мог. Она вдруг заметила, что рада знать о его непричастности хотя бы к этому варварству
   - Понятно, - подвела итог Хайшен. - Теперь последний вопрос, маркиз. Работорговля. Похищение твоими гвардейцами и вассалами свободных людей. Их продавали, как вещи или скот, по нашу сторону звезд. Не как сайни, маркиз. Как квамов, по весу.
   - Что?! - да Шайни едва не подскочил с места. - Да лучше бы они меня самого убили.
   - Я понимаю твои чувства, - ровно сказала Хайшен, и Полина про себя усмехнулась: как же саалан быстро учатся. Дознаватель слышала от нее это выражение не больше трех раз - и вот, пожалуйста. Хайшен тем временем повторила вопрос в другой форме. - Но у тебя есть предположения, кто мог распорядиться об этом и кто получал выгоду?
   - Не моя семья точно, - уверенно ответил маркиз. - Вейен мне шею свернет за это. Если раньше меня не прирежет мать. Впрочем, - он усмехнулся, - вряд ли они станут марать руки. На это есть назначенный палач. - Вдруг он развернулся к Полине. - Мистрис Полина, я хочу спросить тебя.
   - Я отвечу, если смогу, - сказала она, убирая удивление как можно дальше. Ей-то казалось, что она не более заметна, чем стул или подоконник.
   - Сможешь, - уверенно сказал да Шайни. - Я заметил сложные чувства на твоем лице, когда отвечал об Эрмитаже. Что тебя обрадовало и что вызвало твою досаду? Или, может быть, гнев, я не понял.
   Вдыхая, чтобы ответить, Полина заметила себе, что там, в Большом Саалан, ей придется держать лицо очень хорошо.
   - Я была рада узнать, что к разрушению хотя бы этой нашей святыни лично вы непричастны, Унриаль. И раздосадована тем, что если это так, то виновен наверняка кто-то из моих соотечественников.
   - Мм, вот как? - оживился маркиз. - И что это, личные симпатии или, - он едва заметно усмехнулся, - политическая позиция?
   - Ни то, ни другое, - улыбнулась Полина самой гладкой из своих профессиональных улыбок. - Просто еще и это было бы слишком много для одного человека. А поведение соотечественников мне действительно неприятно.
   - А... - коротко кивнул да Шайни. - Кодекс цеха, я понял. Хайшен, - обратился он к досточтимой сразу же, - что-то еще будет сегодня? Пока я еще могу продолжать.
   - Тогда давай продолжим, - согласилась дознаватель.
   Еще полчаса они посвятили выяснению деталей и подробностей переезда маркиза в Приозерск, потом Унриаль начал путаться в словах, торопиться и нервничать, и Полина сказала обычное "Хайшен, достаточно". Выходя, дознаватель объявила:
   - Маркиз, если так пойдет дальше, ты сможешь выглядеть на суде вполне достойно. Я рада сказать тебе об этом.
   - Благодарю, досточтимая, - он наклонил голову, прощаясь.
   "Мы выйдем, и он упадет, - подумала Полина. - И умный человек на его месте пролежал бы сутки в постели".
   Но следующим утром маркиз снова пошел на прогулку с Болидом, несмотря на метель.
   А днем коня выгуливал Вася-повсюду, напросившийся на это только затем, чтобы встретить у конюшни графа да Айгита и еще раз сказать ему, что напрасно он так пренебрежительно относится к Сереже, парень он вполне годный и учиться любит. Дейвин взялся за лоб рукой в перчатке, с тоской посмотрел на Васю и ничего не сказал. Вася, пользуясь паузой, добавил, что если господина мага смущает, что у Сережи осенью была сломана рука, то есть еще Маша-с-семечками, про которую вся школа знает, что у нее зеленые пальцы. Дейвин неосторожно спросил, что это значит, и получил вдохновенный рассказ о Маше, садовнице божией милостью, занявший минуты три, если не больше. После этого Вася упомянул еще и какого-то Ростислава, и тогда Дейвин, сказав "на сегодня достаточно", отдал ему чомбур и ретировался, не зная, как объяснить этому мелкому шпиону, что благо, которое он пытается добыть для своих друзей, убьет их вернее пули и яда.
  
   Десятое января у Димитри началось встречей с Максом Асани. Разговор был, что называется, без галстуков в прямом и переносном смысле. Макс явился к сюзерену в образе типичного сисадмина: протертые джинсы, растянутый свитер, поверх него разгрузка с множеством карманов, набитых какими-то мелочами. Сам князь встретил его по-домашнему, без эннара и шейного платка, с незаплетенными волосами и с чашкой кофе в руке.
   - Макш, будешь кофе?
   - Нет, Димитри, спасибо. Ты позвал меня так рано, что-то произошло?
   Князь задумался. Сайхи умели задавать удивительно неудобные вопросы в самых, казалось бы, простых обстоятельствах. Глотнув кофе, он начал отвечать:
   - Нет, Макш, никаких происшествий не случилось, я звал тебя поговорить о совсем других темах. Скоро будет судебный процесс в нашей столице. Я хочу видеть тебя там.
   - В каком качестве, Димитри?
   - В качестве нейтрального свидетеля.
   - Но я не нейтрален.
   - Я знаю, Макш. Это неважно, у вас такой... оригинальный взгляд на вещи, что ты при всей предвзятости окажешься где-то над ситуацией или сбоку. Мне очень нужно, чтобы судьи и присяжные услышали, как обстоятельства смотрятся не глазами саалан и не глазами жителя Нового мира.
   - То есть просто сказать, как это все выглядит для меня? - переспросил сайх.
   - Да, Макш, именно так. А перед этим понятно и подробно объяснить, кто ты такой и откуда взялся. Сперва рассказать, что сайхи вообще есть как явление. Во всей полноте этого явления, с вашим взглядом на Искусство и вашим общественным устройством. Затем сказать, кто ты был там и как оказался здесь. А после этого уже изложить, как тебе представляется все, что ты увидел здесь, и все, что ты узнал о наших сложностях с людьми Нового мира. Давай подумаем, как сделать твою речь сообразной вашим представлениям о должном. Я хочу, чтобы ты сказал как можно больше, а вы не любите говорить много, тем более о себе.
   Они думали почти два часа, потом расстались, и Макс отправился доделывать начатое еще осенью.
  
   А в полдень наместник Озерного края Димитри да Гридах встречался с и.о. главы управления внутренних дел края генералом Улаевым. Тот принес письменную просьбу о разрешении участвовать в зачистках столицы края и пригородов от инородной фауны, подписанную всеми офицерами управления. И заодно несколько вопросов и предложений с обоснованиями.
   - Нет, - князь отодвинул от себя бумаги, поданные генералом. - Я не могу дать вам этого разрешения. Во-первых, у вас нет таких специалистов, и я не хочу напрасных жертв. Во-вторых, я жду от вас совершенно других действий, связанных с тем, что вы действительно умеете. Мне нужно имя человека, получившего или желавшего получить выгоду со скандала вокруг портала "Ключик от кладовой". За безопасность его нынешнего владельца можете не беспокоиться, Айриль да Юн - сильный маг, сильнее Алисы Медуницы, так что его жизнь вне опасности. И все равно благодарю вас за предупреждение. Но обратите внимание на личность заказчика этой кампании в соцсетях, скандал невыгоден краю. Хочу заметить, кстати, что решение со спецраспределителями было очень серьезной ошибкой, оно послужило причиной дополнительного раскола между людьми, и сейчас успешность интеграции этих двух систем обеспечения в нечто общее зависит от репутации торгового дома, в том числе за границей. Я понимаю, что оно предложено не вашим ведомством, но решать этот вопрос придется вам. Люди, раздувающие скандал вокруг портала, должны быть найдены и предъявлены мне. Живыми, Андрей Михайлович. Последнее важно. И еще я хотел бы знать, как и откуда они получают информацию, из которой берут новую пищу для этих мерзких сплетен.
   - Откуда или от кого? - уточнил генерал.
   - Если вы сумеете определить их постоянных собеседников, это будет очень хорошо, - ответил наместник. - Если нет, выявите хотя бы источники.
   - Я понял. Сделаем все возможное.
   - Очень надеюсь на это, - сказал наместник. - Вторая задача, которую я вам ставлю, - это прекращение репродуктивного принуждения местных женщин и, главное, поиск выгодоприобретателей этой кампании, - он подвинул генералу тонкую папку. - Это я получил от дознавателя Святой стражи с рекомендацией к немедленному исполнению.
   Генерал открыл папку, быстро просмотрел содержимое. Размер проблемы наводил тоску.
   - Я понимаю, вы можете сказать, что сейчас уже поздно спохватываться, - философски сказал Димитри. - И знаю, что это началось, по словам достопочтенного Вейлина, еще до аварии. Я в курсе, что он считал это вашей культурной нормой, но все равно нужно решать эту задачу срочно. Империи такая культурная норма не нужна.
   - Вы планируете контролировать рождаемость? - поинтересовался генерал.
   - Я планирую насаждать здесь нормы земли Саалан, - сухо сказал наместник. - Но не так, как понимал их достопочтенный Вейлин, а так, как рекомендует старший дознаватель Святой стражи. Там, за звездами, любая рыбачка и жена каждого углежога сама решает, когда и сколько ей рожать. Да, у нас женщине проще получить помощь в воспитании младенца. У нас есть партнеры, наши собаки. Они следят за детьми, кормят их, заботятся об их чистоте и безопасности. Поэтому женщины саалан, возможно, беспечнее и менее ответственны как матери. Но все это не причина принуждать ваших женщин гробить свою жизнь на младенца, рожденного без любви и даже без интереса, в одном глупейшем убеждении, что этот пожизненный рабский труд в невесть чью пользу и есть обязательный неотменяемый налог на четверть часа простой телесной радости. В дальней перспективе я планирую медицинский туризм из-за звезд сюда и материнские квоты на выращивание младенцев за звездами для местных дам. Но это дальняя перспектива, Андрей Михайлович, очень дальняя. Пока что нам с вами нужно заткнуть тот поганый рот, из которого в уши ваших женщин льется эта отрава. Кто-то получает выгоду с младенческих смертей и поломанных женских судеб, понимаете? Это нужно прекратить. Хищники должны быть найдены и обезврежены.
   Генерал кивнул, впервые за девять лет чувствуя себя в своей тарелке. Наместник наконец-то определял государственные приоритеты. Димитри продолжил:
   - Думаю, что если даже получатель выгоды не окажется инициатором, они будут связаны с друг с другом, и довольно тесно. Мне важно как можно быстрее знать, кто подбил на эту мерзость достопочтенного Вейлина или как ему отвели глаза. Но Андрей Михайлович, зная ваши методы, я отдельно оговариваю, что сроки не должны быть соблюдены в ущерб истине, вы меня понимаете? Аристократы Саалан, разумеется, продолжат признавать своих детей от местных дам и будут участвовать в их воспитании, и репродуктивный труд рожениц тоже будет оплачиваться должным образом. Но в империи такие события, как рождение ребенка, планируются заранее, а не узнаются явочным порядком. А то, что местные дамы делают явно под влиянием каких-то не слишком дружественных к ним проповедников, с нашей точки зрения может выглядеть как принужденная сделка. По такой сделке выплаты всегда меньше, чем могли бы быть при нормальном заключении договора. Это невыгодно в первую очередь самим женщинам, даже если они донашивают плод, выживают и восстанавливаются после родов и готовы воспитывать рожденных детей, что случается, как вы сами понимаете, не всегда. Тем более интересно знать, кто получает часть с законного дохода родительниц, уже и так обрезанного из-за их неграмотного поведения.
   - То есть, согласно вашим указаниям, следует считать ориентированность женщин на приоритетность материнства принужденной, а самих женщин - вовлеченными в секту или жертвами мошенничества? - уточнил генерал.
   - Да, похоже, что так и есть, - кивнул Димитри. - В любом случае вам предстоит проверить это как можно тщательнее. Но, Андрей Михайлович, нужно понимать приоритеты. Взрослая женщина, и даже не слишком здоровая, важна для края живой. Каждая, Андрей Михайлович. Пусть даже она не может или не хочет выносить, пусть даже не в состоянии или не собирается зачать. Всякая, способная работать и обеспечивать себя, уже важна для края. Если у нее есть силы усыновить сироту и воспитать - прекрасно. Если нет, этим будут заниматься монастыри, наши и ваши. Но я хочу, чтобы вы нашли тех, кто провоцирует ваших дам тратить свои жизни на бессмысленные и самоубийственные попытки зачать и родить детей, которых все равно некому будет воспитывать. Я хочу, чтобы вы нашли тех, кто рассказал им, что роды без партнера - это позор и женская несостоятельность, после чего все женщины, оставившие детей Святой страже, тайно покинули край и теперь нелегально живут за его пределами. Не говоря уже о том, что у нас тут каждые руки на счету и любой эмигрант - удар по экономике, у этой ситуации есть идеологическая подоплека. Некромантия - это то, о чем я сейчас вам говорю, а не то, что предположил достопочтенный Вейлин. И подтверждение моих слов за подписью магистра Академии и императора Аль Ас Саалан я привезу не позже начала весны. Пока что учтите это как заданный мной приоритет и начинайте искать преступников уже сейчас, чтобы к весне, когда документ будет опубликован, вы не разводили руками, а могли предоставить отчет о положении дел.
   - Я понял, - коротко кивнул генерал. - Спасибо за разъяснения, господин наместник. Письменное распоряжение будет?
   - Граф да Айгит все пришлет вам завтра, - ответил князь. - Я вас больше не буду задерживать, предварительно обсудите это со своими людьми до конца дня.
   Вернувшись в ведомство, генерал собрал совещание.
   - Ну что, господа офицеры. Божией милостью наша оплошность нам в этот раз не стоила крупных потерь. Приоритеты нам определили, задачи знакомые и понятные, с утечками информации и сектами более опытные из вас уже успели поработать, сейчас предстоит то же самое. Но если мы и теперь будем ворон считать, нам не простят. Доводить наместника до греха не советую. Письменные распоряжения будут завтра, за подписью да Айгита, как обычно, а пока давайте распределять задачи.
  
   Сам да Айгит в это время говорил с Полиной Бауэр о ее отношении к Алисе Медунице.
   - Я понимаю твои чувства, сам сходным образом оценивал ее поведение. И не могу сказать, что она для этого вообще ничего не сделала, у нее талант попасть в больное. Но Полина, это плохо прежде всего для тебя самой.
   - Дейвин, давай сразу проясним положение вещей, - сказала Полина, выпрямила спину и посмотрела на графа исподлобья.
   Он мимолетно удивился увиденному, но не сильно. После того как она по его просьбе в одно движение продемонстрировала, как выглядит "что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня", такая мелочь, как взгляд из-под бровей при совершенно прямой спине, не стоила внимания. Почти. Это всего лишь значило, что она намерена сказать нечто важное для нее. Ну вот, уже говорит.
   - Я здесь, как ты помнишь, не по своей воле. И именно об Алисе изначально и шла речь, если я верно поняла наместника.
   - Ну не только, но... - граф прервался и дернул бровью. - Ладно, продолжай.
   - Есть такое понятие - естественный отбор.
   - Как это?
   - Очень просто, - она шевельнула плечом. - Вот был зверь, но однажды он не успел убежать от опасности и умер. Вот был другой зверь, но он несколько раз подряд не добыл себе еды вовремя и тоже умер. Вот был третий зверь, но он проиграл в драке с более сильным, и им пренебрегла самка. Он жил долго и умер старым, но ни у одного из этих трех зверей не осталось детей, потому что все они проиграли свой шанс.
   - А, понятно, - кивнул он.
   - Это только половина картинки, Дейвин.
   - А вторая половина?
   - Вторая половина внутри организма, точнее - внутри психики. - Полина сделала какой-то странный жест руками, как будто хотела показать некую картину, известную собеседнику и так. - Печальный зверь бегает медленнее, у него меньше шансов спастись. Трусливый зверь плохо ищет еду, он занят своим страхом. Ленивый зверь - плохой боец, у него мало шансов победить. Да ему и не нужна победа.
   - Интересно, - улыбнулся Дейвин. - Но почему вдруг ты мне об этом рассказываешь?
   - А потому, дорогой мой друг, что моя работа - это борьба с той частью естественного отбора, которая внутри организма. И это довольно дорогостоящая работа.
   - Ну естественно, - понимающе хмыкнул граф.
   - Так вот, князь захотел, чтобы я защитила Алису от ее внутреннего естественного отбора. Собственно, так я тут и оказалась. И поскольку это работа, я буду ее делать, пока важность задачи будет сохраняться. А мое отношение к Алисе - это не работа. Я не обещала ни дружить с ней, ни любить ее. Я обещала сделать так, чтобы естественный отбор внутри нее не подтолкнул ее к опасности. Но задачу мне ставила не Алиса. Поэтому продолжать работать я могу только до тех пор, пока она сама не сказала или не показала мне, что она согласна с естественным отбором и отказывается от защиты и помощи. Когда я это услышу и увижу, я скажу об этом князю. И не стану ничего больше делать для нее.
   - А для князя? - спросил он вдруг и сам себе удивился.
   - Если он не захочет невыполнимого, - невозмутимо ответила Полина.
  
   Эльвира Клюева появилась в Петербурге утром десятого января. Посмотрев вокруг по дороге домой, послушав маму и заглянув в новости, она быстро поняла, что просить через приемную наместника о личной встрече будет неудобно. Но встретиться все-таки очень хотела, поэтому поехала в Приозерск, как ездил весь край, на маршрутке. Найдя в Приозерске хостел поближе к остановке развозки, она еще успела бросить вещи в номере, прежде чем садиться в третью по счету пассажирскую "газель" за этот день. Только после отправления Эльвира сообразила, что поесть надо было в Петербурге или хотя бы в Приозерске: надежды на то, что у Димитри найдется свободный час для нее прямо этим же вечером, было немного. Поэтому она вышла перед въездом на территорию резиденции и отправилась в небольшое здание с надписью "Кафе-бар "Три кольца". На внешней, уличной стороне двери заведения висело объявление: "Караоке - с понедельника по четверг, пятница и выходные - живая музыка!". Закрывая дверь, девушка прочитала: "Извините, репетируем в зале. Не кидайтесь в нас предметами, лучше закажите себе выпить!". Для вечерней программы было еще рано, поэтому Эльвира заказала себе какое-то горячее блюдо из рыбы, поскольку мяса в меню не было, добавила к заказу кофе и десерт и стала думать, как лучше поступить дальше. На сцене, не смущаясь присутствием двух обедающих и четверых беседующих за пивом, репетировали музыканты, и Эльвира прислушалась. Идея программы стала ей понятна, когда она еще не закончила со своим обедом, но подскакивать к ним, бросив недоеденный десерт, было бы невежливо, а в баре сидели саалан в цветах князя. Наконец, отодвинув пустую чашку, певица подошла к сцене.
   - Здравствуйте. Я слушала вас все то время, что я здесь, и... И я Эльвира Клюева.
   Полина уронила на комбик тетрадь с текстами. Тетрадь не спеша соскользнула с колонки на пол, Киса наклонился поднять ее и стукнулся о комбик лбом.
   - Здравствуйте, - ответила Полина, - у нас все плохо, да?
   - Нет, совсем нет, - ответила Эльвира. - Но я вижу ваши затруднения и могу помочь. А если честно, хочу поучаствовать. Поскольку вы свободно репетируете в общем зале, я могла бы приходить на каждую вашу репетицию.
   - Ничего себе князю-то сюрприз, - выпалил Киса.
   - Я думаю, что он переживет, - улыбнулась Эльвира. - Ну что, к делу? Во-первых, программа недостаточна, так обрывать ее будет неверно. Нужны еще две композиции. Одну я бы предложила исполнить вместе с вами, - кивнула она Кисе, - и одну я возьму себе, если кто-то из вас сможет мне аккомпанировать на клавишах. И вот что еще нужно бы сделать...
   Работа пошла.
  
   Перед тем как писать Максу, Тесса очень долго думала и еще дольше готовила почву для заветного зерна. Она обошла все места, любимые ими в детстве и юности, навестила водопад, над которым жили драконы, пришла на берег океана и убедилась, что крабы все еще выходят в отлив за травой, проведала горные сосны и прогулялась к ручью с разноцветными рыбами, два дня потратила на раздумья и только после этого взялась за бумагу и антикварное стальное перо, подаренное матерью "на удачную мысль". Письмо вышло в меру веселым, в меру ласковым, почти совсем без упрека и очень личным. Тесса знала, что эта попытка убедить друга детства вернуться домой, в Дом, будет последней... по крайней мере, последней цивилизованной. Все остальные средства убеждения оказывались далеко за рамками этики Созвездия, но их было еще достаточно. Отправив письмо, Тесса начала готовить возвращение Алисы в Дом, понимая, что если вернется она, то вернется и Макс. Тесса знала, что о добровольном возвращении изгнанной чужачки речи не шло, но ее это не смущало. Да и кто теперь Дому Алиса? Кто она всегда была Дому, чтобы слушать ее мнение? А Исиана всегда больше волновал результат, чем намерения и душевные движения, и Тесса была совершенно уверена, что когда он получит сына домой, он сумеет и найти нужные слова для совета, и выстроить ситуацию внутри Дома, как делал всегда. Вероятно даже, что можно будет снова поговорить о ее браке с Максом. Тесса не хотела многого, растить ребенка наследника принца Дома ей было бы вполне достаточно: это обеспечивало ей тот минимум внимания, который младший Асани вообще умел давать одному человеку, а не всем людям вокруг сразу, и сколько-то личной приязни Исиана. И жизнь ее тогда сложится в любом случае. Даже если Макс решит жить отдельно после рождения малыша.
   Нужно было немногое: три верных человека не из дома Утренней Звезды, некоторое количество технических средств и два свободных чарра.
  
   Одиннадцатого числа Димитри говорил с Унриалем да Шайни. Он знал, что разговор будет очень тяжелым по многим причинам. Они оба принадлежали к высшей знати саалан и оба были наместниками в этом крае, но все остальное совершенно не совпадало. Унрио едва вышел из возраста юности мага. Димитри был уже, пожалуй, стариком. Да Шайни всегда жили в столице. Димитри в столицу приезжал только по делам. Он пожил и на севере, и в южных землях, и даже успел побывать первопроходцем. Да Шайни жили рядом с двором еще во время правления старого короля, деда императора. Они нуждались в монаршей благосклонности и умели ее заслужить. Димитри жил без придворных сложностей долгое время, и жил бы дальше, но понадобился императору. Никто не знал, где кончается Академия Саалан и начинаются да Шайни, интересы семьи объединялись и переплетались с интересами Академии, и деньги марки и торговых дел маркиза поддерживали множество проектов Академии. В библиотеку Академии маркиз, его дети и внуки ходили как к себе домой, и для них не было в архивах Города-над-Морем ни одного закрытого помещения или даже шкафа со списками. Встреча Димитри с большинством чиновников Академии и офицеров Святой стражи грозила громкой ссорой. Вызов в край от него, присланный Хайшен весной, взбудоражил всю столицу, это до сих пор обсуждалось, и за звезды из Исаниса летели письма с просьбами о подробностях общения князя и дознавателя Святой стражи. Столица с нетерпением ждала конфликта между Кэл-Аларцем и настоятельницей, забыв даже о судьбе Унриаля да Шайни. Но вокруг этих двух настолько непохожих мужчин была чужая земля. И она принадлежала их государю. Им нужно было договориться и действовать сообща. Хотя бы то недолгое время, которое им осталось до судебного разбирательства в столице.
   Чисто по-человечески обстоятельства выглядели ничуть не лучше. Да, младший маркиз да Шайни был мальчишкой по сравнению с князем, но он был наместником, и ответственность за край была на нем четыре местных года. Да, Димитри был в разы старше его, но успокоить и защитить маркиза было не в его силах. В этой жуткой каше, заварившейся в крае, они оказались в равном положении.
   Димитри понимал, что лгать Унрио, обещая благополучный исход, нет смысла. Маркиз понимал и сам, что совершил непростительные ошибки, платой за которые, скорее всего, станет отсечение головы, и знал, что досточтимые заинтересованы сплавить тем же путем и князя, чтобы поставить в край кого-то более удобного старому маркизу да Шайни. Князь, зная отношения Академии и да Шайни, догадывался об этом тоже.
   - Унрио, - сказал Димитри, войдя. - Давай не тратить время на вступительные речи. Мы с тобой оба понимаем, что после суда в край должен вернуться кто-то из нас, потому что любой, кого поставит сюда Вейен, в первую очередь попытается вскрыть купол. После этого земель за звездами у нас больше не будет.
   - Димитри, но я же больше не могу управлять краем. Я же... - Маркиз прервался и с болезненной гримасой посмотрел на князя.
   - Этим краем - можешь и теперь, вопрос, насколько успешно и как долго, - князь вдруг усмехнулся. - С моей помощью мог бы править долго, но если тебя сюда вернут, моей помощи у тебя не будет, понимаешь сам. В лучшем случае я отправлюсь обратно на Ддайг, в худшем...
   - В худшем займешь мое место на плахе, - ответил в тон маркиз.
   - Именно, - кивнул князь. - Так что в наших с тобой интересах поделить нашу сомнительную славу со всеми, кто помог тебе и мне ее получить. Я не собираюсь в одиночку платить за общие грехи. И намерен призвать к ответу всех, замешанных в недолжном. По крайней мере всех, кого только смогу. Каждого из досточтимых, замешанных в работорговле. Каждого барона, причастного к краже ценностей края. Каждого гвардейца, позволившего себе недопустимое с местными. Я вынесу на суд все, что сумею доказать. И кстати, Унрио, единственный твой шанс остаться в живых - это помочь мне в этом. Я не уверен, что могу вернуть тебе бессмертие, хотя призрачная надежда на это у меня есть, и не только относительно тебя. Но избавить тебя от позора кончить жизнь на плахе, не прожив и ста лет, в моих силах. Если ты мне поможешь, конечно.
   - Лучше бы я умер сразу, - сказал Унриаль.
   Димитри услышал в его голосе безнадежность.
   - Ты же не умер, так что бери весло и греби, - ответил он невозмутимо.
   - Но если мы выгребем сами, то утопим всю Академию? - вдруг догадался маркиз.
   - Да, - ответил князь с легкой грустью. - И знаешь, Унрио, это лучший вариант из всех возможных. Никаких более удачных я не вижу, размышляя над этим с прошлого декабря. Год и еще сколько-то дней по местному счету.
  
   Двенадцатого началась очередная зачистка. На этот раз чистили Парадный квартал, и Дейвин да Айгит опять ночевал в городе. Часть командиров боевых групп осталась у него в гостях. Тех, кого граф не мог принять у себя, он по-свойски сплавил Лейшиной, под честное слово дворянина, что этот бардак последний раз, уже через неделю будет не только транспорт, но и помещения для подобных нужд. Но поскольку до пятнадцатого января рассчитывать на это не приходится, а Марина этих людей знает, то большая просьба выручить, с возмещением затрат, разумеется. Несмотря на все попытки Пряника остаться у Лейшиной, Дейвин все-таки сумел получить его к себе в гости вместе с еще четырьмя командирами групп. Он вынул из морозильной камеры готовую еду, предложил всем ужин, достал одеяла и подушки, и пока гости умывались и укладывались, выловил Пряника.
   - Влад, на пару вопросов.
   Тот пожал плечами и молча пошел на кухню. По местному обычаю, даму пропустили в ванную комнату первой, так что на разговор образовался запас в пределах получаса. Но тратить время на длинные предисловия Дейвин не стал.
   - Влад, я хочу знать, почему ты здесь?
   Граф ждал ответа в стиле Марины или Полины, гладкого, круглого и обтекаемого, но вымотанный зачисткой полевой командир раскрылся сразу.
   - Потому что в двадцать втором году, отдавая фото в прессу, я не на то рассчитывал.
   Дейвин про себя возблагодарил Пророка, Поток и удачу и задал уточняющий вопрос:
   - А что получилось против твоих ожиданий?
   - Да все, - пожал плечами Владислав по прозвищу Пряник. - Я-то, дурак, думал, что свобода информации - это право людей на правду. А это право репортеров на заработок на крови.
   - Может, не стоит так огульно? - осторожно возразил граф.
   - Чувак... - Пряник взглянул прямо в глаза Дейвину и коротко усмехнулся. - Я понимаю, что ты граф, аристократ и сам по себе тактическое оружие. И если тебе что-то не понравится, ты меня через минуту в совок сметешь и в мусоропровод высыпешь. Но поскольку мне это пофигу, то будет тебе сейчас правда. Единственный человек, которому я на сегодняшний день верю, - ты, потому что ты, прости меня, прямой, как рельса, и незатейливый, как этот твой тесак, который ты на поясе носишь постоянно. И тобой девятый год вертят, как хотят, и пресса, и безопасники, и полиция. А ты или принимаешь это как должное, или молча злишься.
   - Хорошо, я понял, - кивнул Дейвин, не показывая, что задет. - Тогда последний вопрос и спать.
   - Хорошо, - согласился Пряник с программой, - а то завтра тоже день веселый, и тот подвал со стороны Греческого мне очень подозрителен.
   - Уже сегодня, - уточнил Дейвин и вернул собеседника к теме. - Но я все равно спрошу. Что ты собираешься делать, когда все это закончится?
   - Что - все? - озадачился Пряник.
   - Инородной фауне тут не место, и ее тут не будет. Город должен быть восстановлен, и он будет восстановлен. Империя здесь навсегда, и значит, нам придется научиться жить друг с другом мирно. - Дейвин подумал пару секунд и завершил перечисление. - Вот это все закончится.
   - А, - безразлично кивнул боевик. - Ну вот кого научите, с теми и будете жить. А я надеюсь этого не увидеть.
   Это было прямым оскорблением, но драки Дейвин совершенно не хотел.
   - Так, стой, - он повернул голову к собеседнику. - Ты что сейчас сказал?
   - Что ты слышал, - пожал плечами боевик. - Я вашего принуждения к миру наелся за девять лет выше крышки.
   - Это не было принуждением к миру, Влад, - с грустью ответил Дейвин. - Мы были глупы и невнимательны. И слишком верили достопочтенному.
   - Ну, будет другой достопочтенный, - хмыкнул Пряник. - Разницы-то...
   - Уже есть, - улыбнулся граф. - Ты не заметил?
   - И давно есть? - без интереса осведомился Владислав.
   - С августа, - доброжелательно ответил Дейвин.
   - Да? - совершенно по-саалански прозвучало это "да" у местного парня. - И чем занят?
   - Чем и должен, - пожал плечами Ведьмак. - Заботой о благополучии края, защитой слабых и исцелением больных.
   - Ну, предыдущий тоже этим занимался, с его-то слов, - едким тоном заметил Пряник.
   - Так, как было, больше не будет, - четко проговорил граф. - Будет суд. Кстати, пока не поздно, вы можете успеть собрать данные об участниках лагеря в Заходском и подать их Святой страже. С меня спросят за них.
   - А толку? - хмыкнул боевик. - С вашей точки зрения ты все равно был прав, потому что иначе мы бы убивали ваших и дальше.
   - А с вашей - правы были вы, потому что не обязаны ни различать наместников между собой, ни принимать нашу сторону после всего, что было в восемнадцатом году, - парировал Дейвин. - Поэтому и нужен суд.
   - Ваш? - усмехнулся Пряник.
   - Ваш ведь уже был, - пожал плечами граф. - Теперь будет наш, потом, если потребуется, снова ваш и снова наш.
   - Прям даже интересно, чем кончится, - усмехнулся боевик.
   - Влад, я спрашиваю тебя: когда-то кончится, и что тогда? - терпеливо повторил граф.
   Пряник глянул за окно в чернильно-синий двор. Не найдя там ни ответа, ни подскази, повернулся к собеседнику.
   - Я не знаю, Дэн. Правда не знаю. Ведь девять лет уже так. Я другой жизни себе не мыслю, не привык. Пришел в Сопротивление семнадцатилетним пацаном, сейчас мне двадцать шесть, а кажется - все шестьдесят...
   Дейвин кивнул.
   - Я понял. Спасибо. Пойдем спать? Тот подвал и мне не нравится, если честно.
  
   Еще бы, ящерова мать, он им нравился, этот подвал. Оттуда не смердело до Кирочной только потому, что при минусовой температуре запахи не так легко распространяются в воздухе. Оборотни, оказались достаточно хозяйственными, чтобы сложить весь запас в одном месте. Степень разложения заначки их не слишком волновала, хотя они, конечно, предпочитали свежее и теплое. Дейвин вызвал полицию, чтобы передать им останки. Насчитали почти два десятка тел, собирать их из частей для установления личности предстояло судмедэкспертам. После окончания зачистки Дейвин пошел к знакомым на Литейный.
   - А, господин граф, - поприветствовал его Иван Кимович. - С чем на этот раз?
   - Иван, где ваш протокол осмотра подвальных помещений? - вопросом на вопрос ответил господин граф.
   - Кхм... - сказал подполковник.
   - У меня приказ наместника о зачистке каждого подвала. Вы не исключение.
   - И что теперь?
   - Собирай бойцов, найдите мощные фонари, идемте в подвал. Ветконтроль с сывороткой стоит на Шпалерной за тюремным корпусом, вызовете звонком, если что.
   - А ваши спецы? - поинтересовался Иван Кимович.
   - Меня вам точно хватит, - усмехнулся Дейвин. - Лучше меня нет никого не только в крае, во всей империи.
   Иван Кимович вспомнил двадцать второй год и кисло кивнул.
   - Раз так, то нас с тобой вдвоем вполне достаточно, даже если там кто-то и есть. Своими чемпионскими титулами хвастаться не буду, но вдвоем управимся точно. Кстати, Дэн, может, сперва обед?
   - Нет, Иван. До окончания рабочего дня я хочу закрыть весь Центральный район. И скажи спасибо, что тут я, а не виконтесса да Сиалан. Явись сюда она, как обычно, с двумя подразделениями, никакие возражения про секретность вам бы не помогли.
   - Ты хочешь только нас проверять или Шпалерную тоже? - смирился подполковник.
   - Там мы уже были, - отмахнулся Дейвин. - КСИН нам отдал ключи еще в ноябре, так что и "Кресты", и здание на Шпалерной мы уже осмотрели.
   Рудой заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок.
   - Дэн, только честно: ты поэтому такой злой? Ты нам за предшественников посчитал?
   Да Айгит глянул ему в лицо.
   - Тебе совсем честно, Иван?
   - По возможности, - высказал пожелание Иван Кимович.
   Граф кивнул.
   - Хорошо. Тюремный корпус у вас довольно грязный, конечно, но вы светская исполнительная власть, а не Святая стража, так что взять с вас нечего. Вам приказали, вы сделали. Вот поэтому у нас такую работу выполняют монахи. Их хоть обеты сдерживают... - Дейвин прервался и с досадой посмотрел на подполковника, не успевшего спрятать улыбку. - Не смешно, Иван! Совершенно не смешно!
   - Извини, - кротко сказал Рудой. - Больше не буду. А в чем тогда дело? Ты же как с цепи слетел две недели назад.
   Заместитель наместника глянул куда-то в потолок и снова перевел взгляд на собеседника.
   - А дело, Иван, в том, что в ноябре я получил себе на голову банду олухов, не имеющих никакого представления не только о дисциплине, но и об основах самосохранения. Я уже не говорю про этикет. К сожалению, готовность работать в городе в нормальном режиме для Охоты на фауну заявили и показали только они. Виконтесса да Сиалан сразу отказалась от такого сотрудничества, пока кто-нибудь не приучит их к порядку. Этим кем-то оказался я. Учитывая, что это вторая такая орава на мою голову, считая наших студентов, и, как будто мне мало Медуницы, контроль за мистрис Бауэр тоже передан мне, а она, я тебе скажу, тоже еще тот мешок с блохами, я, извини, затрахался так, что уже хочу домой на Ддайг. Там-то всего лишь орды дикарей. Да, конечно, они делают с переселенцами такое, что ваши предшественники по сравнению с ними, поверь мне, сопливые дети. Но это они не со зла, таковы их представления об эстетике и художественный вкус. А тут у вас... Да сами старые боги рехнутся, понимая вашу логику. Каждый ваш, ящерово племя, со своим особым двойным дном. А империи нужны результаты, и желательно вчера, ведь пока мы не разберемся с фауной, не будет возможности нормально представлять край в мире, и мы, Аль Ас Саалан, так и будем слыть нищими. Пока не будет надежного мира с оппозицией, не будет и уверенности в надежном транзите газа, достанься старым богам эта труба, а мы так и будем выглядеть разбойниками. Пока не будет нормальной инфраструктуры в крае, санкции будут продлеваться бесконечно, потому что это выгодно, хоть и бесчестно. Впрочем, с последним, спасибо мистрис Бауэр, вопрос уже почти решен, санкции начнут снимать самое позднее к середине лета, но заинтересует ли это нас тогда, будет очень большим вопросом. Ведь теперь, когда торговый дом передан маркизу да Юну, свободный транзит товаров из империи в край и обратно покроет все санкционные издержки за считаные годы. Здесь будет уникальный рынок товаров потребления, Иван. Продовольствие поставим мы, промышленные товары нам поставит край, нам не так много нужно, вопрос с лекарствами тоже как-нибудь решим, хоть бы и с помощью сайхов. Но мы с этим всем греблись сами, собирая мордой все булыжники. Вы же даже рта не раскрыли подсказать нам про эти ваши двойные стандарты, а мы, принимая их за чистую монету, попадали в один капкан за другим. И если совсем честно, Иван, больше всего мне обидно, что на зачистках с нами не ваши бойцы, а "Городские партизаны", "Свободная Нева", "Красная вендетта", "Нерпа-гик" и остальная городская шпана. Я на вас рассчитывал. А вы... Вы ведь даже не дернулись помочь.
   - Мне тоже обидно, Дэн, - со вздохом сказал подполковник. - Например, за путаницу в приоритетах, определенных только три дня назад. И я тоже затрахался, не зная, за что хвататься. И да, я бы хотел быть с вами на зачистке, и плевать на присутствие этих немытых придурков, черт с ними. Но заниматься я буду тем, что указал наместник.
   - Своими пакостниками, - кивнул Дейвин.
   - Откормленными вашим достопочтенным, - закончил Иван Кимович.
   - Да, кстати, Иван, - заметил да Айгит. - Ты понимаешь, что все выжившие бойцы Сопротивления теперь дважды герои края?
   - Ну и что? - не понял Рудой. - Пока они не пытаются власти указывать, как делать свою работу...
   Граф коротко мотнул головой.
   - Остановись. Дважды герои края, понимаешь? И первый раз как раз именно по той причине, которую ты только что назвал.
   - Ясно, Дэн, - вздохнул подполковник. - Ну что, пойдем смотреть наше бомбоубежище?
   - Оружие все-таки возьми, - посоветовал маг. - Протокол есть протокол.
   Проходя по бомбоубежищу в ослепительном свете созданного Дейвином магического шара, Иван Кимович спросил:
   - Дэн, а дикари - это не личная охрана наместника? Вот эти, на эльфов похожие?
   - Они, да, - подтвердил сааланец.
   - Они же такие... плюшевые, - удивился Иван Кимович, - совсем не выглядят жестокими.
   - Иван, ты сегодня спать планировал? - самым светским тоном осведомился Дейвин.
   - Хочешь сказать, что можешь меня чем-нибудь удивить? Вот после фауны? - хмыкнул подполковник.
   - Это вопрос или просьба? - уточнил граф несколько прохладным тоном.
   - Я хочу это знать, - подполковник упрямо наклонил голову.
   - Как человек или как стража края? - уточнил граф.
   - Дальше не понесу, - пообещал Рудой. - Слово офицера.
   - Зачем тебе? - пожал плечами да Айгит.
   - Это не про них. Это про тебя. Я хочу знать, с кем имею дело, - объяснил безопасник.
   - На девятый год знакомства? - хмыкнул Дейвин. - Очень вовремя, да... Но сначала протокол, Иван. Потом все частные разговоры. Потому что порядок, его ящерова мать, начинается с выполнения регламентов, не пренебрегая мелочами.
   - Хорошо, Дэн. Пошли подписывать. Только ты же уйдешь сейчас и на вопрос отвечать не станешь.
   - Приходи к девяти вечера в Адмиралтейство. Там поговорим. Я до этого времени успею закрыть район и отчитаться. Но Иван, я тебя предупредил: это может быть неприятно.
  
   Тот вечер Айдиш провел у досточтимой сестры по обетам. Его очень тревожило многое из уже случившегося и происходящего прямо сейчас, и ничего из этого он не мог обсуждать с князем.
   - Айдиш, обстоятельства и правда непростые, но ты так беспокоишься, что я хочу спросить, что ты опасаешься потерять. О чем твои сожаления?
   - Репутация Академии, Хайшен. Ведь треть всех присланных, не считая казненных, замазана в недопустимом. И часть оставшихся в Исанисе - участники схем, определяемых как работорговля. Слишком большая часть, чтобы казнить и забыть. А, и еще подлоги, подделка документов и взяточничество.
   - Я знаю, Айдиш. Разумеется, я не рада этому, но истина прежде всего.
   - Я боюсь, досточтимая сестра, за будущее Академии. Интернаты для детей, наделенных Даром, монастыри, обучавшие взрослых - ведь это все теперь под угрозой. А последняя идея князя... - Айдиш вздохнул, болезненно поморщился, скорбно покачал головой. - Я просто не представляю, Хайшен, как разговаривать об этом с ним. И с детьми, кстати, потому что они ждут чуда, а получат мучительную смерть.
   - А, инициация воспитанников, - кивнула дознаватель. - Уже ждут чуда, значит, с ними кто-то успел поговорить, Айдиш?
   - Досточтимая сестра, ты, видно, забыла, что такое дети. Они сами все увидели и поняли. Князь не пошутил, когда упомянул мальчика, изводящего графа Дейвина просьбами с осени. И знаешь что?
   - Что, Айдиш?
   - Ему не нужен Дар для себя. Он просит за друзей. Например, за того, кто осенью сломал себе руку, целясь разбить лицо насмешнику, глумящемуся над Искусством и магами.
   Хайшен вздохнула, собираясь с мыслями, и после паузы ответила:
   - Это еще не произошло. Когда случится, тогда и примем решение. Сейчас мы будем думать о том, что уже перед нами, досточтимый собрат.
   - Хорошо, Хайшен. Я сосредоточусь на насущном, - скорбно сказал Айдиш. И про себя решил, что с этого дня он, пожалуй, не отвечает за честное имя Академии больше, чем ему позволяет его пост и его опыт.
  
   Вечером Иван Кимович пришел в Адмиралтейство, как и было условлено, назвался на проходной гвардейцу и был сопровожден в кабинет графа сразу же. Входя в коридор, подполковник оглянулся в холл и заметил, что место его провожатого уже занято следующим гвардейцем из дежурной смены.
   - Ну что, - спросил Дейвин, отодвигая ноутбук, - чай или сразу к вопросам?
   - Давай сперва чаю, - кивнул подполковник.
   Дейвин некоторое время повозился с кулером, термопотом и заварочными кружками, потом вынул из заначки печенье, уже из новых поставок, через Айриля, сказал: "Ну, прошу к столу", - и сам присел в небольшой чилаут, оборудованный около окна с видом на Неву и заснеженный парк.
   Подполковник присоединился.
   - Это ведь не из спецраспределителя, Дэн? - задал он вопрос, дегустируя печенье.
   - Точно, - кивнул да Айгит. - И не наше. Местное, с "Ключика". Делают, кажется, в Луге.
   - Скандал ведь будет, а, граф?
   - Почему будет? - улыбнулся Дейвин. - Уже полыхает. Ты ее интервью в "Невской газете" читал?
   - Слушай, не успел, - огорчился подполковник. - Внук заболел, всем домом вокруг скакали, чтобы только бронхита не было. Потом вызвали вашу целительницу, вроде обошлось, но без школы он остался до февраля.
   Дейвин сочувственно кивнул.
   - Хочешь прочесть?
   - Не откажусь, - согласился безопасник.
   Дейвин не спеша поднялся, набрал в поисковике нужную строку, открыл статью в новой вкладке.
   - Вот, читай.
   Иван Кимович некоторое время вчитывался. Дейвин глядел в окно, на Неву.
   - Скверно отвечает, Дэн. Как прощается.
   - Иван, ты знаешь, чем именно она болела?
   - Официальная версия вроде простуда, - ответил подполковник, не отрываясь от экрана.
   - Официальной версии нет, Иван., - не поворачиваясь, ответил граф.
   - По сумме нам известного - тяжелая простуда, - уточнил Рудой терпеливо.
   - Эта простуда, Иван, называется ревматический кардит, - вздохнул да Айгит.
   - Плохо, Дэн. Лучше бы не в ближайшие два года, учитывая обстановку.
   - Скоро будет суд в столице, Иван. Сейчас там осень в самом разгаре, листопад. Вот-вот пойдут дожди. Отопление у нас печное, а климат похож на здешний. Отказаться от участия в процессе она не может. А князь не может не представить ее на процессе. Она все верно понимает. И есть еще Медуница, а у нее желания жить не больше, чем у мистрис Бауэр. Иван, у нас сейчас есть только один способ не оказаться по уши в навозе, ты понимаешь это?
   - Это какой? - с интересом спросил Иван Кимович, отвернувшись от монитора. - Покаяние и примирение?
   - Делать лицо тяпкой вы уже попробовали, - невозмутимо ответил Дейвин. - И мы вслед за вами. Как видишь, это не работает.
   - Все-таки вы какие-то очень нежные, - вздохнул подполковник и отодвинул пустую чашку.
   - Наверное, - спокойно согласился граф.
   - Ну так что, расскажешь, чем ваши дикари славны? - спросил офицер.
   - Зачем рассказывать? - невозмутимо ответил аристократ. - Я покажу.
   Иван Кимович посмотрел было в сторону ноутбука, но сразу перевел взгляд на собеседника. Дейвин сделал приглашающий жест и развернул полноразмерную иллюзию на ковре между своим рабочим столом и зоной чилаута.
   Он пожалел свое время и нервы собеседника и не стал припоминать самый тяжелый из рейдов. Тогда они следовали по еще мокрым кровавым следам и не успевали за ордой, а ддайг развлекались, заливая кровью пленных тропу в степи, пока родичи и близкие этих пленных пытались их догнать, но не могли, потому что тратили время на то, чтобы похоронить очередное брошенное изуродованное тело. Догнав орду на одиннадцатый день на краю поселения ддайг, Дейвин, ничего не видя от гнева, жег их заживо и заставлял бежать пылающие факелы. Его не волновало, что из-за этого выгорит все поселение, выпустившее орду в степь. Он не оставил в живых никого, но как-то они сумели известить своих о случившемся. После того дня ддайг звали его Белая Смерть и боялись встречи с ним, как дурного предзнаменования. А он все равно находил их снова и снова. Но одиннадцать дней, даже если вспоминать только самое важное, все равно показывать слишком долго.
   Картина, которую он развернул над ковром кабинета, была воспоминанием о довольно обычном событии начала лета на Ддайг. Войдя в деревню, слишком тихую для пятого дня короткой сааланской недели, Дейвин увидел сперва пятна крови на глине улицы, а затем и пять тел, разложенных головами друг к другу, каждый с сердцем в левой руке и печенью в правой. Они лежали на площади в центре деревни бело-алой звездой, все молодые мужчины. С женщинами орда поступила иначе, более замысловато. Двое детей из всех, оказавшихся в тот день в селении, были еще живы, Рерис билась два часа, но не смогла помочь и прекратила их страдания. Он оставил ее с отрядом хоронить замученных, а сам начал преследование в одиночку и нагнал орду к вечеру. Кроша их мечом, он пел погребальную песню пахарям Саалан и Хаата, пришедшим разбудить землю, когда-то уже растившую зерно и плоды, и ставшим прахом, смешавшимся с этой землей. Опустив оружие, он увидел, что обе луны уже катятся к степной траве, казавшейся черной в предутренней темноте. Ночи в степи зябкие, но он так намахался тогда, что пришел обратно с эннаром в руке и в развязанной люйне, залитой потом и нелюдской рыжеватой кровью. Воины уже ушли домой, отмываться и рассказывать о беде. Рерис встретила одна его на пепелище, оставшемся от деревни, пропитанная запахом горелого дерева и плоти. Она задала только один вопрос: "Дочиста?" - "Дочиста", - подтвердил он. Пот, кровь и пыль на его одежде и теле спеклись в корку, и она пахла ржавчиной. Они вошли в дом раздевшись до декреп, бельевых повязок, а одежду и обувь бросили на крыльце. Сайни отстирали и отмыли все только на пятый день. Впрочем, так было почти всегда. Иван увидел его глазами весь этот день - от первого пятна крови на глине деревенской улицы до дверей его дома. Когда иллюзия растаяла, часы показали без нескольких минут полночь.
   - Вот чего я не понимаю, Дэн, - проговорил Иван Кимович. - Вот это тебе нормально, в двадцать втором году в Заходском ты нас всех, кхм, впечатлил едва не до икоты, а сейчас вот то ли раскис, то ли и правда задолбался. Что случилось-то?
   Дейвин вздохнул.
   - Иван, ты понимаешь, что такое сословное общество?
   - Ну, в целом, - пожал плечами подполковник, - если речь о привилегированных сословиях, то это узкий круг, где все всех знают, постоянно сплетничают друг о друге, делают странные выводы и все это почему-то важно.
   Граф почесал бровь.
   - Позволь тебе кое-что пояснить. Прежде всего, о важности. Насколько я понял, ваше привилегированное сословие, пока оно не было упразднено, делало организационную работу, которая потом была передана бюрократии. У нас не так. Как ты мог понять из показанного и заметить из повседневных наблюдений за нами здесь, каждый из нас сам себе средство производства, орудие труда и оружие. Без этого в Аль Ас Саалан дворянином не стать. Кстати, обучить так любого нереально, нужны некоторые врожденные свойства, как музыкальный слух.
   - Так, - кивнул Рудой.
   - Но есть и сходство: и у нас, и у вас суть и смысл отношений в привилегированном сословии состоит в том, что каждый из нас может поручиться за другого дворянина перед простым сословием лишь потому, что он дворянин.
   - Ну, у нас было немного иначе... - возразил подполковник.
   - Я знаю, - перебил его да Айгит. - Я очень грубо обобщил, ваше поручительство и наше невозможно сравнивать, но вот что важно. И у нас, и у вас аристократ, потерявший доверие других аристократов, оказывается в положении худшем, чем последний крестьянин. Но в вашем случае аристократ мог начать путь вверх по сословной лестнице заново, используя умения, полученные с детства - грамотную речь, навык счета, чтения и письма, тренированную мысль и прочее. В нашем случае навыки, которыми владеет дворянин, при потере положения оказываются бесполезными и опасными, поскольку человек простого сословия, говорящий и действующий как аристократ, будет казнен. А перед этим назван преступником или безумцем. Право на навыки, отличающие дворянина от простолюдина, мы в спорных случаях подтверждаем в суде. Наш случай стал спорным в мае, с этого времени здесь и работает дознаватель. Но будет еще суд, где каждому из нас нужно будет назвать свои поступки и решения и объяснить их публично. Ваши эти трюки с переворотами в воздухе, вроде оправданий благом страны попыток скрыть свое головотяпство, у нас не пройдут. Шар правды, наш полиграф, не ошибается. Ты видел, как наш закон требует поступать с теми, кто замешан в недолжном. Но здесь судили людей простого сословия и дворян из незнатных, а значит, мало умеющих и обладающих малым могуществом. Для меня наказание будет другим. Мне светит пожизненное заключение в тюрьме, похожей на вашу психиатрическую клинику, потому что я лучший боец империи и как преступник буду особенно опасен. И этот позор со мной придется разделить моей матери, сестрам и жене. Разумеется, их свободу формально никто не ограничит, но общаться с родней преступника желающих не будет. Тем более не найдется дураков вести денежные дела с такой семьей. Приговор, вынесенный мне, для них значит общественную изоляцию и нищету. Если, конечно, я не найду способа объяснить суду и Академии, почему обе стороны в этой безумной сваре были правы и почему то, что я сделал, было лучшим выбором из возможных. Или если не найдется единственный виновный, которого, как ты понимаешь и сам, тут нет.
   - Когда суд? - хмуро спросил Иван Кимович.
   - Князь согласился подождать до начала февраля, но... - да Айгит пожал плечами.
   - Понятно, Дэн. И если вы не возвращаетесь?
   - Вам пришлют кого-то вместо нас. Тех, кто так не ошибется.
   - А с теми, кто с вами работал, как решат?
   - Согласно вашему законодательству, - снова пожал плечами Дейвин. - И да, Иван: если теперь, после этого разговора, что-нибудь случится с Мариной Лейшиной здесь, в крае, это, конечно, сохранит положение лично мне и князю, но ваше ведомство будет полностью поставлено под контроль досточтимых. А именно - Святой стражи. Таких, как Хайшен. Просто на всякий случай. Как и вся администрация империи. А то потерять тут двух наместников подряд - это слишком много.
   Подполковник мрачно кивнул:
   - То есть у вас тоже есть кто-то, кому невыгодно, чтобы Лейшина высказалась на суде?
   - Я не уверен, - ответил граф, - но такое возможно.
   - Знаешь... - Иван Кимович вздохнул. - Я бы на твоем месте тоже нервничал, наверное... Однако, половина первого ночи.
   - Да... - кивнул Дейвин, глянув на часы. - Спасибо, что зашел, и за понимание тоже спасибо. Отвезти тебя домой? Я все равно ночую в городе, у меня здесь с утра дела.
   - Было бы неплохо, - офицер задумчиво глянул на графа, - только мне на север города, на площадь Мужества, а тебе вроде в Автово?
   - Ну и что? - пожал плечами Дейвин. - Мне-то на машине через весь город ехать не обязательно, есть пути и побыстрее.
   - Хорошо, - согласился подполковник, - тогда подбрось, пожалуйста.
   Шли к машине молча, садились тоже не перемолвившись ни словом. Когда уже миновали Литейный мост, Иван Кимович, откашлявшись, спросил:
   - Дэн, если это не секрет - а с первым наместником, с да Шайни, что случилось?
   Дейвин прошипел нечленораздельное, ловя дрифт на обледеневшей дороге, и, вывернув на Лесной проспект, ответил на вопрос.
   - Ваши обезболивающие, Иван. После смерти Гаранта маркиз доработался до мигреней в считаные дни. Мы много можем, но дорого платим за дерзость. Позволить себе признать болезнь и отказаться работать маркиз не мог. Вот результат. Мы нашли почти труп, когда прибыли. Князь провозился с ним три дня...
   - А, поэтому его смотрел нарколог? - подполковник качнул головой. - А мы-то подумали...
   - Кто же вас знал, - вздохнул Дейвин, - что вы тут одурманивающим снимаете боль. Ему не помогло, конечно.
   - Вы так не делаете? - удивился Иван Кимович.
   - Боль - это боль, а ясность сознания - это ясность сознания, - пожал плечами Дейвин. - С тем же успехом можно лечить сломанную кость водкой.
   Он еще раз вздохнул, вспомнив про Дину Воронову, и добавил:
   - И сломанную жизнь, кстати, тоже. Болит так, конечно, меньше, но ведь и не заживает...
  
   Четырнадцатого января в полдень Дейвин приехал за Диной в клинику Бехтерева на служебной машине администрации. Выписывать пациентов начинали с часа дня, но у него была назначена беседа с ее лечащим врачом. Строгий мужчина с бородкой и в очках встретил его кивком и сухим приветствием.
   - Итак, - сказал Дейвин, садясь на стул для посетителей, - вы обещали рассказать, как сделать так, чтобы это не повторялось.
   - Вы вряд ли сможете сделать так, чтобы это больше никогда не повторялось, - заметил врач, - но в ваших силах отсрочить следующий эпизод.
   Ему не следовало говорить такое Дейвину да Айгиту, любителю сделать невозможное. Это был однозначный вызов, но граф лишь наклонил голову, показывая, что слушает.
   - Прежде всего, позаботьтесь о полном изменении круга ее общения. Понимаете меня? Полном.
   - То есть ни друзья, ни родственники, ни один знакомый ей человек не должны с ней общаться? - уточнил Дейвин.
   - Именно так, - подтвердил врач, - если вы не хотите нового срыва. Кроме того, никакие детали режима ее жизни не должны напоминать ей о привычном.
   - Это будет легко, - уверенно сказал граф. - Она уедет жить в Приозерскую резиденцию наместника, работать ей предстоит там же. За ее режимом проследят, за нагрузкой тоже. Но я могу знать, почему это так?
   - Можете, - разрешил врач. - Видите ли, алкоголизм и наркомания очень редко бывают личным выбором человека. Как правило, зависимость указывает на то, что человек очень не хочет признавать ненормальность положения дел в семье или на работе, но не может не чувствовать проблем и списывает все на собственную негодность. А дальше...
   - То есть это такой способ хранить верность? - уточнил Дейвин.
   - Да, негодному партнеру, - врач коротко усмехнулся, - или сеньору, что вам лично ближе, я не знаю.
   - Неважно. Есть что-то еще?
   - Да, конечно. Следите за тем, чтобы жизнь больной была размеренной и при этом достаточно наполненной. Чтобы ей было некогда задуматься и заскучать, но и нечего испугаться.
   - Почему вы называете ее больной? - удивился Дейвин. - Разве она не выздоровела?
   - У этой болезни не бывает выздоровления, - строго сказал врач. - Мы можем говорить о более или менее длительной ремиссии, но следующий срыв всегда губительнее предыдущего, и чем больше их было, тем выше вероятность следующего эпизода. Какой-то всегда бывает последним.
   - Значит, пожизненно, - кивнул Дейвин.
   - Ну, не обязательно, - вдруг улыбнулся врач. - Обычно для устойчивой ремиссии хватает трех лет, дальше человек способен справиться сам и держаться достаточно далеко от провоцирующих срыв обстоятельств. Но если она опять попадет в подобные условия...
   - Все начнется снова, - кивнул Дейвин. - Но что стало причиной для Дины? Я должен знать, от чего ее ограждать.
   - Она прежде всего слишком хорошая дочь слишком наивной и беспомощной матери, - вздохнул врач. - И чувствует себя виноватой за то, что не способна защитить и обеспечить мать. Ее несостоявшийся брак, конечно, тоже фактор, но в первую очередь дело в отношениях с родителями.
   - Ах, вот как... - Дейвин медленно наклонил голову. - Что же, я, наверное, знаю, что с этим делать.
   Он действительно знал. Пообщавшись с Алисой четыре года и с другими лидерами Сопротивления три месяца, он заметил, что хуже всего с чувством самосохранения и желанием жить дела обстоят именно у тех, кто умеет нести ответственность за благополучие родителей. А заодно братьев и сестер, если они есть. Так что то немногое, что остается им от собственной жизни, они предпочитают отдать нуждающимся или желающим, потому что не знают, как еще собой можно распорядиться.
   - Тогда удачи вам, - сказал врач, прерывая его размышления. - По коридору прямо до поста, там спросите.
   У поста медсестры спрашивать ничего не пришлось, там сидела Дина с потерянным видом и с немногими вещами в матерчатой сумке, стоявшей около ее ног.
   - Добрый день, Дина, - светски улыбнулся Дейвин. - Пойдем, машина внизу.
   - Аа... - растерялась она. - А разве я не домой?
   - Нет, мы сейчас едем в Адмиралтейство, оттуда по порталу уходим в Приозерскую резиденцию наместника, я показываю тебе твои апартаменты и другие необходимые помещения, знакомлю тебя с виконтессой да Сиалан, и мы занимаемся введением тебя в курс дел. Прости, но домой ты попадешь очень не скоро. Нам нужен новый пресс-секретарь для спецподразделений. Это секретная работа. Могу пообещать два выходных в месяц, час в день на частное общение по телефону или сети, достойную компенсацию твоего труда и единоразовую денежную помощь твоим родителям в размере двух твоих окладов. Вставай, пойдем.
   "Как из рабства выкупаю", - подумал граф, идя чуть впереди женщины по коридору. А потом потерял усмешку, поняв, что так оно и есть. Спускаясь по лестнице, он услышал странный шуршащий звук. Оглянулся и увидел, что сумка Дины шлепается о ступени, а женщина даже не делает попыток ее приподнять. Он протянул руку, взял у нее сумку, повесил себе на плечо и пошел с ней рядом, в ногу. По дороге до Адмиралтейства она смотрела в окно машины совершенно пустыми глазами и не сказала ни слова. В портал тоже вошла, не пикнув, хотя было видно, что ей очень страшно. Выйдя с ней из Зала троп, он направился на третий этаж, взяв по дороге ключ от свободных апартаментов в сейфе.
   - Дина, это коридор служащих. В конце лестница, она ведет в госпитальный коридор. Это твои апартаменты. Как видишь, тут есть рабочее место. За ним жилая комната, гардеробная и ванная. Зайди, посмотри, я подожду здесь.
   Пока ее не было, он проверил вид из окна. Небо, лес и немного воды. Портить настроение не должно. Впрочем, кто знает. Наконец, она вышла, и он протянул ей ключи от апартаментов.
   - Возьми ключ. Чтобы заказать дополнительное освещение, обогрев или что-то еще, оставь записку на столе, если нужно сделать что-то в кабинете. Если понадобится сделать что-то в спальне или в других частных комнатах, оставь записку на постели, стюарды придут в полдень, заберут твою заявку и передадут в техническую службу резиденции. Пойдем дальше. В одиннадцать утра у тебя совещание с секретарями - наместника, моим, Асаны да Сиалан - и главой пресс-службы наместника. Ты нанята, чтобы выполнять задачи, которые тебе поставит Асана да Сиалан, обращаться к ней нужно "мистрис Асана". Мы на втором этаже крыла аристократов и служащих, здесь мои апартаменты, апартаменты Асаны да Сиалан, апартаменты князя, наших секретарей и всех наших оруженосцев. И приемные наместника и его заместителей, это я и виконтесса да Сиалан. Оруженосцы, Дина - это начальники наших личных гвардий, а не мальчики, которые точат наше оружие, просто этим словом было проще перевести смысл должности. С оруженосцами тебя потом познакомит Нодда, она мой секретарь, пойдем, я вас представлю друг другу. Это моя приемная. Нодда, я вернулся. Это Дина Воронова, пресс-секретарь Охотников.
   Договорив это, он все-таки посмотрел на Дину. Она стояла с глазами шире лица, все еще держа ключ от апартаментов в руке, и напоминала испуганного щенка сайни, но на то, чтобы вежливо поздороваться, ее все же хватило. Дейвин коротко кивнул и вышел из кабинета, пригласив ее жестом следовать за собой. Проходя по коридору, он продолжал комментировать.
   - Здесь живет мой оруженосец Хонна. Если меня нет, а у тебя проблемы, можешь стучаться к нему или к Нодде, вот ее дверь, рядом. А это приемная Асаны да Сиалан. Здравствуй, Ануэль. Виконтесса у себя? Доложи о нас.
   Секретарь виконтессы поднялась и пошла в кабинет. Вышла она вместе с Асаной.
   - О, Дейвин, - радостно сказала мистрис да Сиалан. - Я уже думала, что твое обещание относится к каким-то дням весны. Как удачно, что получилось раньше. Здравствуйте, мистрис...
   - Асана, это Дина Воронова, именно о ней я говорил как о пресс-секретаре Охотников. Дина, это виконтесса Асана да Сиалан. Сейчас мы уйдем, Асана, я должен представить Дину Иджену и показать ей трапезную, и вообще мы только что приехали. Дождешься меня?
   - Да, Дейвин, разумеется.
   - Хорошо. Я скоро. Дина, пойдем дальше. Здесь живет Ганнель, оруженосец виконтессы. А это приемная наместника. Иджен, здравствуй! Это Дина Воронова, пресс-секретарь Охотников. Восьмая комната на третьем этаже теперь занята, там живет она. Кстати, Дина, если заблудишься, просто покажи любому дежурному гвардейцу свой ключ, чтобы тебя проводили в твою комнату. Теперь я провожу тебя обедать, а обратно в апартаменты ты пойдешь сама. Около семи вечера за тобой придет кто-нибудь в серой одежде и проводит в госпиталь для знакомства с врачом. До этого времени постарайся составить список необходимого тебе для жизни и работы, подашь его завтра Ануэль. Это наша трапезная. Как видишь, алкоголя в меню нет, его можно найти только у дворян и досточтимых в личных запасах. Чай и кофе мы постоянно не пьем, вместо них травяные и фруктовые сборы, таков наш обычай. Мясо животных мы тоже не едим, но есть блюда из рыбы и птицы. Блюда из мяса животных можно получить в трапезной в школьном крыле, если захочешь. Для этого надо перейти двор, школьное крыло - это отдельное здание. Вот оно, его видно в окно. Дальше, за ним, ты видишь ворота. За воротами кафе для гвардейцев. Учти, что для тебя там доступны только чай и кофе. Это мое распоряжение. Еще в кафе ты можешь получить десерты, лимонады, попеть в караоке и иногда послушать живую музыку. Извини, что я так ограничиваю тебя, но хочу предупредить, что завтра ты получишь на подпись трудовой договор, в нем значится, что работа у тебя с проживанием. И Дина, давай договоримся сразу. Считай, что ты за эту работу выходишь замуж. Развод возможен, конечно, но если ты подписываешь договор, то соблюдаешь все условия, пока он не расторгнут. У нас есть способы помочь тебе следовать договоренностям. Есть люди, которые готовы говорить с тобой, когда тебе тяжело, и предлагать помощь, медицинскую и человеческую. Тебя обеспечат всем необходимым, что ты попросишь. Это входит в твой социальный пакет. Но ты не можешь выезжать в город без разрешения виконтессы да Сиалан, не можешь ни с кем делиться информацией, которую ты получаешь для работы, и не можешь никому давать никаких обещаний, занимающих твое внимание и время. Пресс-служба князя, то есть наместника, работает так же. Но они могут спать дома, а ты нет, потому что тебе предстоит работать с фотографиями инородной фауны и другими материалами, распространение которых должно строго контролироваться, понимаешь?
   - Да, - чуть слышно прошелестела Дина.
   Посмотрев в ее лицо, Дейвин увидел на совершенно белой коже веснушки.
   - Не пугайся, - весело сказал он. - Уже поздно пугаться. Будешь обедать здесь или в школьном крыле?
   - Здесь, - ее голос стал чуть громче. - И Дейвин...
   - Да?
   - Спасибо тебе.
   Он кивнул ей и вышел из трапезной. Асана ждала его в кабинете. Он вошел, подмигнув ее секретарю, плотно прикрыл за собой дверь. Виконтесса встретила его веселым вопросительным взглядом.
   - Асана, давай складываться на выкуп, - сказал он с улыбкой.
   - Выкуп? - удивилась виконтесса.
   - Нам еще предстоит уплатить цену Дины, - объяснил Дейвин.
   - Кому? - спросила потрясенная Асана. - У кого ты забрал ее из рабства?
   - У ее родителей.
   Асана открыла рот и глаза и с минуту молчала. Потом глубоко вдохнула и выпалила:
   - Ах, так вот почему она в таком дранье! И сколько хотят эти кровопийцы, наследники старых богов?
   - Триста тысяч рублей, - ответил он и вдруг вспомнил: примерно столько же с Женьки попросили за Болида. Учитывая цены в крае - очень немного, особенно за жизнь.
   - Хорошо, - медленно улыбнулась Асана. - Но они должны будут прийти за деньгами сами в Адмиралтейство и расписаться в получении. Чтобы не говорили потом, что им недодали. Как я понимаю, в город ее выпускать без сопровождения нельзя?
   - Конечно, - усмехнулся Дейвин. - И первое время тебе придется следить, чтобы она не бралась делать слишком много. И не оставлять одну надолго.
   - Не беспокойся, я позабочусь о ней, как должно, - пообещала виконтесса. - Будешь чай? У меня есть печенье с засахаренными фруктами и варенье из сосновых шишек.
  
   Пятнадцатого января внезапно случилось еще одно объяснение. Оно определило позиции некоторых ключевых участников событий на еще только предстоящем суде в столице империи. Все, как обычно, произошло совершенно случайно. Полина Юрьевна, предупрежденная наместником о том, что она участвует в предстоящем процессе и, следовательно, будет отсутствовать в школе, уже не первый раз объясняла двум молодым досточтимым порядок работы с детьми в ее отсутствие. Время шло, дело не двигалось, добиться взаимопонимания не получалось, несмотря на желание обеих сторон к нему прийти. Объясняя элементарные вещи очередной раз, Полина отчаялась дождаться результата и предложила досточтимым вместе пойти к директору, чтобы он выступил посредником между ними и ею и как-то донес им то, что им никак не давалось.
   - Айдар Юнусович, помогайте. Не могу объяснить вашим соотечественникам базовые положения психологии развития, а без теории хотя бы в минимальном объеме они не понимают, почему нужна именно эта программа и зачем именно в таком порядке.
   Айдиш озадачился.
   - Полина Юрьевна, но наша концепция воспитания предполагает другой взгляд на мир, и мы учим детей, у которых может еще открыться Дар, это нужно учитывать. Совместимы ли стандартные схемы развития с путем одаренного ребенка?
   Психолог посмотрела на него с недоумением:
   - Айдар Юнусович, еще весной вы сказали, что вы именно этих детей уже отсеяли и признали одаренными их братьев и сестер...
   Один из досточтимых скорбно вздохнул: "ничего не понимаю, вообще ничего".
   Полина Юрьевна решительно спросила:
   - Айдар Юнусович, у вас ведь есть цветные карандаши?
   - Да, конечно, вот там, в шкафу, и бумага тоже, - кивнул директор в сторону шкафа.
   - Хорошо, - мистрис психолог встала и пошла к шкафу. - Я еще раз при вас попытаюсь объяснить это, а вы уточните, пожалуйста, там, где я буду чрезмерно краткой, хорошо?
   - Пожалуйста, Полина Юрьевна.
   - Спасибо, Айдар Юнусович, я начинаю. Это институтский курс, в нем нет ничего нового или неизвестного.
   Вернувшись с бумагой и цветными карандашами, она нарисовала на листе некий схематический цветик-семицветик с лепестками на длинных ножках и отложила его в центр стола.
   - Вот ваша концепция структуры личности. Точнее, то, как вы видите ее эталон. Есть еще один вариант, вы его считаете нежелательным.
   Еще один лист, с большой разноцветной ромашкой, лег рядом с первым.
   - Вот он, пусть пока побудет здесь тоже. А вот как это же самое графически обозначаем мы: вот спираль Эриксона, вы видели ее на обложке книг, Айдар Юнусович. Вот вкладка Дольто и поправки Вирджин Адам к этой вкладке, а вот вкладка Гейл Шихи. Они не противоречат основной схеме, а дополняют ее, видите как? Во вспомогательных схемах периоды оценки динамики развития короче, и мелкие кризисы тоже учтены.
   Досточтимый Айдиш завороженно смотрел, как на листе растет сложносочиненная веточка в четыре цвета и молчал.
   - Вы работаете вот с этим участком, - указала Полина карандашом в край центральной части спирали, - и фактически формируете его. Соответственно, от того, как вы поработаете, зависит конструкция вот этой и вот этой позже формирующихся частей основной ветки. Так вам ясно, досточтимые?
   Айдиш выругался про себя. В институте он смотрел на все эти таблицы, соединенные в один эскиз, множество раз. Оказалось - смотрел, как квам на Источник. Не видя и не понимая.
   - Подождите продолжать, Полина Юрьевна, - сказал он. - Вам сейчас придется все это повторять, я уже позвал Хайшен и князя.
   - Ну тогда и графа да Айгита зовите, чего уж там, - заметила Полина, пожав плечами. - Он ведь тоже преподает.
   Через десять минут с небольшим в кабинете директора школы собралось небольшое совещание. Досточтимые, робея от присутствия старших магов, жались куда-то в угол, но Айдиш пригласил их присесть к столу вместе со всеми и послушать все еще раз. Полина скомкала и выкинула последний лист, взяла новый и начала сначала. Отметив, что она определяет совпадение возраста магической инициации у саалан и детского кризиса самостоятельности в земной традиции, мистрис психолог начала рассказывать, во что у землян в более позднем возрасте превращается то, что у саалан становится магией. А затем показала на вновь нарисованной схеме еще два этапа развития, в которых Дар опять становится легко доступен. И тут же заявила, что ей непонятно, зачем это вообще может быть нужно, потому что есть менее энергоемкие и более надежные и точные инструменты взаимодействия с миром и получения результатов, и они уже доступны. И заметила, что не видит смысла ломать законы природы об колено, если можно ездить на них верхом. Но в принципе, сказала она, если у саалан это культурное и им оно настолько ценно, то усиливать это надо во вполне определенных возрастах вполне определенными способами, и именно из них построена предложенная программа.
   Айдиш заметил, что один из досточтимых начал бледнеть, а второй щурится от боли и явно страдает мигренью. Хайшен взяла лист в руки и смотрела в него с необъяснимым выражением лица. Со второй стороны тот же самый рисунок держал Дейвин да Айгит, совершенно не замечая руки Хайшен у себя перед глазами.
   Полина всего этого не видела. Она вся была в своем объяснении. Еле дождавшись, пока Айдиш отправит скисших досточтимых, она сказала:
   - И есть еще кое-что, смотрите. - Взяв лист у Хайшен и Дейвина, она положила его на стол рядом с сааланскими схемами. - Вот сайхская схема личности взрослого человека. - Она указала на ту самую схему, которую только что определила как нежелательную в культуре саалан. - Я говорила с Максом Асани и Лейдом Жеми и по их объяснениям сопоставила. Вот сааланская схема, вам она известна. А вот, - она снова взялась за карандаши, - наша схема личности ребенка на возраст 3-6 лет, согласно русской школе, по Выготскому и Кону. Вы видите расхождение между нашим подходом и тем общим, что объединяет саалан и сайхов? Детей бы посмотреть в обеих культурах, для порядка, хотя думаю, и так все понятно. Но есть одна неприятная для вас новость, господа. Она состоит в том, что сумма концепций личности на первые годы девятнадцатого века совпадала с этими двумя схемами так точно, что могла быть нарисована в этой же схематике. Ее потом так и нарисовали, только лепестков у цветка было фиксированное количество, восемь, и размер каждого лепестка имел право варьировать. Цветок рисовали в трех радиусах. Эту схему можно найти еще у Мюнстерберга, Айдар Юнусович, если вы читали. - Между делом Полина изобразила и третью схему и положила ее рядом с остальными. - Вот, видите, какое сходство? Это тысяча восемьсот последние годы. А потом было две мировых войны. Именно на их последствия вы здесь и наступили, как, извините, на грабли. Вы понимаете свои перспективы?
   Хайшен побледнела так, будто ей в лицо бросили горсть толченого мела.
   - Мы этого не сделаем, - сипло выдохнула она. - Мы никогда этого не сделаем.
   Полина сочувственно и ласково ответила:
   - Конечно сделаете, это же неизбежный этап развития. Давай, я расскажу, как у нас к этому пришло, а ты следи по вашей истории.
   - Не нужно, - так же сдавленно сказала Хайшен. - Я читала отчеты Вейлина. Никейский собор, миссионерство, движение Клюни, монастыри как культурные центры и дальше все шаги, включая протестантизм. - Досточтимая как-то прерывисто вздохнула. - Каждое новое общественное устройство поверх очередной религиозной идеи. И каждая следующая идея отбирала у вас часть магии и выхолащивала ритуал, а за ним и светскую жизнь. Потом у вас начался двадцатый век и пришли диктатуры. Я не знаю, что это, но оно хуже вечной зимы. Когда мы пришли, от вашей магической традиции уже осталась только труха...
   К концу этой длинной реплики голос Хайшен совершенно затих. Димитри подал ей воду, она выпила половину стакана и замолкла. Но ненадолго.
   - Ящеру в глотку такое развитие, - все еще осипшим голосом вынесла вердикт досточтимая после паузы. - И вообще, один раз саалан с Пророком уже повезло, так почему бы не быть и второй удаче.
   Айдиш увидел, как резко побледнела Полина после этих слов Хайшен. Дейвин, увидев это, сказал ей: "Ты устала, похоже, хватит на сегодня". Князь посмотрел на вассала удивленно. Полина пожала плечами внешне спокойно, но было заметно, что ей тревожно.
   - Пожалуй, для первого раза всем нам и правда достаточно, - согласилась она. - Хайшен, не расстраивайся так. Впереди у саалан еще много прекрасных десятилетий, светлых и полных надежд и уверенности в том, что мир принадлежит им и будущее прекрасно. - Она улыбнулась, вставая, и быстро вышла.
   И тогда Хайшен заплакала. Прямо при всех, не считая Полины, уже закрывшей за собой дверь. Дейвин и Айдиш, видя это, застыли от изумления. Такое они видели впервые в жизни. Но Димитри немедленно добавил им еще впечатлений. Сперва он безотчетно обнял Хайшен, поскольку видел, что она страдает и нуждается в сочувствии, и только потом понял, что сделал. Лицо у него стало очень сложное, но он все равно держал дознавателя Святой стражи в объятиях, пока та не успокоилась. Через некоторое время Хайшен поблагодарила его, вытерла лицо и сказала, что ей очень не хочется быть среди тех, кто выпустит серый ветер на своей родной земле. Димитри кивнул:
   - Давайте же теперь думать, как не сделать этого.
   Они проговорили больше двух часов, прекрасно понимая, что планы каждого на день имеют все шансы пойти прахом, но пришли к общему выводу. Он выглядел пока смутно, но уже было понятно, что решение можно найти только объединив закон и порядок снова. А пока они в противоречии, проблем избежать не удастся.
  
   На следующий день Дейвин объяснялся с Хайшен по поводу своего доклада о "культуре протеста", найденной им в Новом мире.
   - Досточтимая, я пришел рассказать тебе, что такое диктатура и - главное - что ее сдерживает.
   Хайшен отодвинула рабочие журналы и указала ему на кресло напротив.
   - Это важно, граф. Говори.
   - Диктатура и есть способ управления, разъединяющий закон и порядок и ставящий любой результат, как частный, так и общий, в зависимость от одного человека в стране. У нас так же, но наш император - живое воплощение Потока, а диктатор - обычный смертный человек.
   - Как же в них помещается столько дерзости, Дейвин, чтобы решиться взять власть вслепую?
   - Это дерзость отчаяния, Хайшен. У нее есть свои причины.
   - Одна причина, Дейвин. Они хотят, чтобы их голоса были слышны.
   - Ты, как обычно, права, Хайшен.
   - Хорошо, что я угадала. Расскажи мне подробности.
   - Я начну с диктатуры. Это форма власти, настолько же далекая от известной нам, насколько дары старых богов далеки от Потока, и не знай я точно, что старые боги Саалан никогда не покидали Прозрачных Островов, я решил бы, что диктатура - их подарок этому миру. Такая власть не позволяет правителю управлять людьми. Он может только двигать ими, как детскими игрушками из дерева и камня.
   - Я подозревала, Дейвин, - печально кивнула Хайшен, - еще луну назад подозревала, а вчера убедилась, что знаю точно.
   - О да, - кивнул граф, - я тоже был впечатлен. Тогда я не буду тратить твое время, а перейду к тому, что я назвал культурой протеста. Ты понимаешь, наверное, что это уже сложившаяся традиция противостоять превращению человека в вещь, неизбежному при такой форме управления.
   Хайшен наклонила голову, внимательно слушая, и Дейвин продолжил:
   - В ней есть хорошее, досточтимая, в виде личной ответственности за право решать за себя, и плохое, в виде требования к другим присоединиться к новому лидеру, чтобы разрушить старую, негодную власть. Так и рождаются диктатуры, Хайшен. Диктатура, досточтимая, это в том числе замена закона на право силы, которому предлагается доверить наведение порядка. Каждый диктатор считает, что это временно, но затем входит во вкус, и противоречие становится неразрешимым. Потом он обучается видеть в людях игрушки, неживые фигурки - и его сносит очередной волной, возглавляемой следующим таким же лидером. После этого борьба властных с простыми и простых с властными начинает напоминать борьбу ночи и дня: кажется, что такой порядок был, есть и будет, пока стоит мир. Кажется, что это может продолжаться вечно. Но только кажется, потому что речь о людях. Это всегда кончается одинаково: волна поднимается - и смывает властных и простых, правых и виновных.
   - Ты хочешь сказать, что здесь, под этим небом, другой формы власти просто нет, и кто бы ни пришел сюда именем императора Аль Ас Саалан, он вынужден будет вести себя так же? И управлять этой землей иначе невозможно? - медленно и раздельно спросила Хайшен.
   - Ну, с нами именно это и произошло, - скорбно вздохнул граф. - Будет только справедливо, если после всего, что мы тут наделали, нас тут развесят на фонарях к старым богам, но умереть я не боюсь. Хайшен, мне страшно подумать, что я стал орудием этой силы. А ведь я им стал. И меня разрывает пополам, досточтимая, потому что я не знаю, как можно было сделать лучше там, где я сделал плохо. То, что я всю жизнь считал честью, стало бесчестием. Я пытался искоренить зло - и сам стал им. И те, кому я доверял и с кем вместе делал это, такие же, каким стал я. Как мне теперь смотреть в зеркало, досточтимая? Как мне смотреть в глаза матери и сестрам?
   - Серый ветер... - задумчиво произнесла настоятельница. - Опять серый ветер. Он страшнее даже старых богов, но закон и порядок здесь связывает именно он, и его ты назвал культурой протеста. Граф, я вижу только один способ обуздать его. Мы должны восстановить связь закона и порядка так, чтобы прекратить затыкать эту дыру человеческими жизнями. Знаешь, их всех надо лечить. Может быть, сайхи создадут еще один препарат, от этого поветрия. Оно ведь так похоже на то, что произошло с инородной фауной. Как люди, запачканные или укушенные оборотнями, стали подобны им по поведению, так и эти два явления, диктатура и культура протеста, разрастаются тем быстрее, чем больше чужой жизни успевают сожрать... Выход не в определении правой стороны, граф. Он за пределами этого поля боя.
   - Тогда и проблема с оборотнями решается не здесь, - осторожно возразил Дейвин.
   - Вполне возможно, - задумчиво согласилась Хайшен, - но этим мы займемся после суда. И даже после исполнения приговора.
   Она была слишком занята своими мыслями, чтобы заметить, как сильно граф удивлен. От его обычной невозмутимости не осталось и следа, он смотрел на досточтимую, как ребенок, сжав рот и распахнув глаза. Потом все же опомнился, встал, попрощался и вышел, а Хайшен осталась размышлять.
  
   ...Я принимал у себя гостей. Знаешь, это так странно, делать все самому - готовить и убирать, доставать и прятать на место вещи... Отсутствие сайни острее всего ощущается именно там, где их заменяют механизмы и устройства, реагирующие на нажатие кнопки, а не на слова или заклятие. Я очень скучаю по дому и по сайни вообще, никогда не думал, что такое возможно. У меня есть живой питомец, лошадь, но времени на общение с ним не хватает, поэтому о нем заботятся воспитанники Айдиша, гвардейцы и те из нас, кто свободен. А мой князь так занят, что ни разу не видел моего питомца иначе, чем из окна. Мы здесь заняты все и постоянно. Наши друзья и помощники из местных тоже заняты все время. Мы заканчиваем историю этих долгих шести лет. Нам предстоят сложные дни, сложнее всего, что было, и именно теперь я хочу тебе сказать нечто, что я понял здесь. Ты была совершенно права, выбрав воспитывать нас так, как воспитала. Здесь воспитывают так же, и у меня теперь больше друзей, чем было дома. Больше того, здесь и дружат иначе, очень близко к тому, что думаем об этом я и ты. Эта разница между нами и прочими отразилась и на наших отношениях с местными жителями. Мы наделали много больших ошибок и виновны перед людьми. Нашу вину мы привезем в столицу. Будет суд, и я предстану перед ним вместе с князем. Как бы ни сложилось, знай, что ни ты, ни сестры не виноваты и не должны отвечать за наши ошибки, даже если они будут признаны. Ты лучшая мать под двумя солнцами и под всеми тремя лунами, даже из тех, кто растил детей так же, как ты, а здесь это делают все женщины.
   Несмотря на то, что под этим небом матери сами кормят и пеленают рожденных детей и, казалось бы, не спускают с них глаз, пока они растут, многие относятся к детям, как к рабам, предназначенным выполнять их прихоти хотя бы и ценой жизни, и цена освобождения от такого рабства по местным мерками всегда оказывается непомерно дорогой. Последний раз я платил за человека выкуп всего лишь несколько дней назад, разделив сегодня цену этой свободы с Асаной да Сиалан, предложившей выкупленной дело, кров и хлеб.
   На этом пока все новости, в столице мы будем через две декады или около того.
   Я люблю тебя.
   Из письма Дейвина да Айгита матери от 17.01.2028.
  
   Вопросов от ребят из Сопротивления я не дождалась. Не успела. Да Айгит вызвал меня к себе и, сочувственно глядя в лицо, сказал:
   - Через десять дней здесь будет император. Я снимаю тебя с дежурств. Готовь рассказ о своей истории, с начала и до конца.
   - Что надо считать началом истории? - спросила я.
   - Твое появление у сайхов.
   И я поняла, что мне, кажется, крышка прямо сейчас и я не доживаю даже до суда. Ну не прямо сейчас, дней десять-то есть. Как раз приготовиться. "Если хочешь научиться красиво жить, давай сначала научись умирать", - некстати вспомнила я сказанное Полиной еще летом. Потом я обнаружила, что стою навытяжку в кабинете графа и смотрю на него тупым взглядом.
   - Есть подготовить объяснительную, - сказала я. - Разрешишь идти?
   Он разрешил, и я пошла. Готовить объяснение я начала с чистки парадной формы, а заодно и повседневного комплекта. Просто так, по привычке. Симай, найдя меня в каптерке, спросил:
   - Опять залет, что ли?
   - Не, просто думаю, - откликнулась я, не прекращая глажку.
   - Плохие мысли думаешь, по тебе видно, - посочувствовал он и ушел, чтобы не мешать.
   А я осталась думать, что из моего нехитрого барахлишка мне уже никогда не пригодится. Вернувшись в казарму и перетряхнув все, что у меня было, прошла по соседним отделениям с маленькими подарками, на которые разошлась вся мелочевка, накопившаяся за два года отпусков, потом пристроила платье, купленное в августе, лаки-блески-мелочи просто поставила на зеркало в общей зоне, наконец посмотрела на кота в тельняшке и обмерла. Его отдать у меня просто не поднималась рука. Я подышала, походила, взяла у Инис тряпку и ведро, вымыла комнату отдыха, снова зашла в казарму, посмотрела на кота. Не помогло. Я по-прежнему не представляла его в чужих руках. И тогда я пошла к Полине.
   Она с порога посмотрела на меня так, что я было попятилась, а потом поняла, что терять мне уже нечего ну вообще совсем и без ответа на вопрос я не уйду.
   - Привет, - сказала я. - Так как же правильно умирать?
   Она приподняла бровь.
   - Император будет тут через десять дней, - пояснила я, пододвинула ногой стул и села. - Меня сняли с дежурств и велели готовить объяснение с самого начала.
   Полина молчала и смотрела на меня все так же, приподняв бровь, как будто я была гимнастическим конем или мишенью - в общем, чем-то совершенно неуместным, что без предупреждения втащили к ней в кабинет, забыв ее спросить.
   - По ходу, шансов дожить даже до суда в их столице у меня немного, - улыбнувшись, сказала я. - У меня есть десять дней, чтобы подготовить объяснительную. И я хочу в своем последнем разговоре выглядеть не слизью.
   Она подняла вторую бровь и перевела взгляд в стол. Я замерла. С нее могло статься сказать мне в ответ "дверь у тебя за спиной" или что-то в этом роде. Но она, кивнув, сказала:
   - Ну хорошо. Слушай. Вообще-то десять дней безобразно мало, нужен хотя бы месяц, но... - она посмотрела на меня с непередаваемым выражением лица, махнула рукой и закончила. - В общем, рассказать я расскажу, а что у тебя получится, уже не знаю и гарантировать не могу.
   Я кивнула. А что оставалось? Я-то думала, что времени у меня впереди еще много. Что его все равно еще много, и можно не задаваться этим вопросом как минимум несколько десятков лет. И тратила время, как привыкла, на переживания и ощущения наступившего дня, собирая их, как доказательства того, что я вообще была, что в моей жизни что-то было. Так я привозила фотографии из поездок, так собирала магнитики и значки, так вытворяла то, о чем потом говорили неделями. А теперь выяснилось, что если раздать эту память, пристроить ее по рукам - и от меня вообще ничего не останется. Как и не было меня. И это было очень, очень страшно.
   - Страх смерти, - сказала Полина, глядя куда-то в стол, - это на самом деле про жизнь. И даже больше, это про ее смысл, собираемый в два-три слова или, что важнее, в решение, принимаемое мгновенно.
   Я слушала, даже не распахнув, а растопырив глаза. Язык у меня не просто прилип к зубам, я вообще забыла, что у меня есть рот, и чувствовала только уши и глаза.
   - Обычно, когда люди задаются такими вопросами, - прохладным и безразличным тоном продолжала Полина, - они проходят такие как бы тренировочные маршруты. Для каждой культурной традиции такой маршрут свой, но для надежности лучше пройти все известные. Их не так много. Египетский, славянский, кельтский, скандинавский, индийский и христианский европейский, он более поздний. Как раз он для этой территории наиболее характерен, но славянский и кельтский тоже штатные. Есть еще японский и южноамериканский, но на них рожденных на этой территории выносит редко. У тебя на них нет времени. Поэтому ограничимся одним, наиболее вероятным именно для тебя. Ты себе представляешь примерно, как именно тебя убьют?
   Она сказала это так просто, что я вздрогнула. Потом моргнула и с усилием разлепила рот.
   - Ну утопят-то вряд ли. Четвертовать меня здесь тоже вряд ли позволят, если только заберут за звезды сразу.
   - То есть не отравят и голодом морить не станут? - уточнила она.
   - Нет, - я помотала головой. - Не в их традиции.
   - Понятно. - Она вдруг усмехнулась. - Чем дальше, тем больше доказательств общих культурных корней саалан с кельтами, ну или того, что мысль людей под любым небом ходит одинаковыми путями. Но учитывая секрет полишинеля про общий геном... - она пожала плечами. - Ладно, давай к теме. Суть и смысл этого тренировочного маршрута в том, чтобы, проходя его, найти ответ на вопрос, о чем были все события твоей жизни и все твои жизненные выборы. В этом воображаемом путешествии человек любой культуры встречается с самыми сильными переживаниями и ощущениями, которые только способен перенести. Не пройти этот маршрут для многих потерпевших неудачу означало, да и до сих пор означает, перестать быть личностью, рассыпаться, сойти с ума. Отступить на этом пути тоже не прибавит счастья, это обеспечивает ряд однотипных проблем, обеспечивающих повторение в бытовых условиях того самого переживания, встреча с которым не состоялась.
   Я мрачно кивнула. Никто не обещал, что будет легко, но по доброй воле сунуться в то, что по жизни валится на тебя само, и начать думать, а кто ты в этом и зачем ты тут... ничего себе подготовка. Впрочем, я сама попросила.
   Полина, без особого энтузиазма глянув на меня, продолжила:
   - Это была общая теория, теперь слушай конкретику. Что не утопят, это очень хорошо. Это даже отлично. На отмели, где скорее всего начнется твой путь, очень трудно выбираться из воды, особенно когда ты уже умерла. То есть не всем везет сразу прийти к стартовой точке маршрута. А если тебе повезет наработать на четвертование, то когда ты себя осознаешь, будет даже не точно первый, а прямо сразу второй или третий этап, и Лелик, скорее всего, тоже где-то там. И помни, что пока тебе больно, ты еще можешь мыслить и выбирать, а когда больно быть перестанет, начнется совсем другая история.
   - Тогда мне реально туда, - сказала я. - Как туда попасть?
   - Очень просто, - сухо сказала она.
   А потом рассказала. По пунктам, коротко, четко и очень понятно. Слушая, я вдруг догадалась - а ведь она это проделала сама, и не раз. И видимо, как и обмолвилась, прошла всеми путями, которые перечислила. Пока она говорила, я чувствовала, что волосы у меня на затылке слегка шевелятся.
   - Все ясно? - спросила она.
   - Да, - сказала я.
   - Учти, что если сольешь хоть один этап, заход придется повторять. А у тебя есть только десять дней на все.
   - Учла, - сказала я. Получилось почему-то хриплым шепотом. - Пошла выполнять.
   Утром я выглядела, как если бы не спала всю ночь, а только что сменилась с дежурства. Отговорившись объяснительной да Айгиту по поводу дел давно минувших дней, я села в комнате отдыха и за полдня накатала сочинение на четыре страницы о первой части моей истории, а потом сократила его до трех фраз. Потом зашла к Полине, отчиталась и получила рекомендации на следующий заход. За ужином я обнаружила, что вилка мне досталась какая-то очень тяжелая и таскать ее от тарелки ко рту - довольно трудоемкое занятие. А ночью предстоял только второй заход из десяти. Но вопреки ожиданиям, день был никаким. И две фразы для будущего объяснения написались довольно быстро. А вот третий заход был гораздо хуже. Такого дикого стыда за свою жизнь, как в тот день, я не чувствовала прежде никогда.
   На все вопросы товарищей по подразделению я могла только улыбаться и говорить, что завтра пройдет, не берите в голову. Полина, послушав мой отчет, сказала, что так и должно быть. Я было выдохнула, но и четвертый день тоже был непростым. Меня взяло такое зло на князя за мое отношение к нему, что я не знала, куда себя деть, и такое отчаяние, что я не представляла, как переживу ночь. "Переживешь", - сказала Полина. И была права. Уже на следующий день меня попустило, и я поняла, что это была ревность, зато вдруг стало жалко расставаться с сослуживцами. Полина только кивнула: "и это пройдет". На шестой день я поняла, что на самом деле беспокоиться надо не только мне. В конце концов, не я одна это все сделала, и отчитываться буду не только я. А на седьмой день прямо утром я узнала, что в край прибыл император Аль Ас Саалан и поломал всю малину и князю, и его заместителям, и вообще всем.
   Первые сутки он слушал предварительные доклады Димитри и Хайшен, смотрел край и город. На второй день беседовал с достопочтенным и с маркизом да Шайни и осматривал школу. Поэтому я не успела встретиться с Полиной, точнее, меня просто не пропустили в школьное крыло. А когда я вернулась в казарму, то узнала, что за мной уже посылал князь и мне надо срочно подойти к нему в приемную.
  
   Димитри знал, что император может решить появиться раньше назначенного дня, поскольку визит планировался неофициальный. Поэтому, наскоро показав государю Новгород и Мурманск, он попросил Ингу поводить гостя по Санкт-Петербургу. Князь сделал это, руководствуясь двумя соображениями. Во-первых, он хотел, чтобы император видел, что отношения с жителями края не так плохи, как может показаться, да и сами местные отличаются решительностью и легкомыслием, не слишком похожими на осторожное любопытство смертных саалан. А во-вторых, он надеялся закончить с приготовлениями, пока государь осматривает сердце края. Множество раз извинившись перед подругой за эти хлопоты, он предупредил ее, что речь идет об императоре саалан. Инга с обычной нежной улыбкой ответила, что он может не беспокоиться, гостя развлекут, накормят и не заморозят, останется цел и здоров, будь он хоть сам Палпатин. Кто такой этот Палпатин, Димитри не знал и не имел времени выяснять, но император вернулся вечером в Адмиралтейство вполне довольный днем, и князь послал своей подруге письмо, полное благодарностей и ласковых обещаний.
   На второй день государь изъявил желание встретиться с маркизом да Шайни. Он пообещал Унрио, что все будет хорошо, еще пока неясно как, но его беда не навсегда, он обязательно поправится. Затем он зашел к Айдишу, посмотрел на уже окончательно собравшегося в город Айриля и сказал ему: "Ты не представляешь, какое сокровище получил, воспользуйся им с умом", - и отправился смотреть школу. Полина волшебным образом избежала встречи с высоким гостем. Она была где-то у детей в спальнях, когда инспекция зашла в ее кабинет, и оказалась у себя в кабинете, когда инспекция была в классах. Князь отчасти был раздосадован, отчасти едва не смеялся, потому что Аугментина была верна себе и опять избежала ненужного ей внимания.
  
   Когда я пришла в приемную князя, Иджен сразу же отправил меня по порталу в храм. Там уже были Хайшен, Дейвин и еще кто-то, кого я раньше не видела. Я поняла, что это император, только потому, что не сумела вспомнить ни его портрета, ни его гербового знака. Позже я заметила, что он в очень светлой одежде, слишком светлой для зимы на Северо-Западе. Он сказал "подойди" - и я вдруг поняла, что волноваться не о чем, все уже случилось и какие бы события ни произошли сейчас, они будут только завершением историй, которые я уже и так знаю. Я подошла и остановилась на середине ковра перед креслами, увидела одобрительный кивок Дейвина и мельком глянула ему в глаза - просто чтобы он знал, что я видела и поняла его знак. А потом император спросил, кто я.
  
   Увидев Алису настолько собранной и сосредоточенной, Дейвин удивился. Еще больше он удивился, присмотревшись к ней внимательно. Она выглядела как маг, стоящий в Потоке и готовый начать плести заклятие, не будучи магом и не видя Потока. На вопросы государя девушка отвечала четко и внятно, не показывая страха, даже с каким-то благородством или достоинством, которого граф за ней раньше не замечал. Император спрашивал ее и слушал ответы около четверти часа, низкое зимнее солнце еле сдвинулось с места за окном, когда он сказал: "Хорошо, пойдем", - и, к удивлению всех присутствующих, тут же направился прямо под свод купола в солнечный луч, освещавший храм. Алиса, ни секунды не подумав, пошла за ним, и князь вздрогнул. Дейвин подался вперед в кресле, а Хайшен крепко взялась за подлокотники. Его непредсказуемое величество, крепко взяв девушку за руку, шагнул вместе с ней прямо в Источник, смахнув в сторону рукой кристаллы, парящие в Потоке, так решительно, что никто не успел даже подать голос. В сияющих лучах и сплетении нитей император смотрел на Алису и улыбался обычной загадочной полуулыбкой. Алиса оглядывалась и моргала. Через минуты, показавшиеся вечностью онемевшим магам саалан, государь сказал: "Довольно, пойдем", - и вывел девушку из столба света, невидимого простым зрением. Вокруг нее полыхала аура мага, то же самое изумрудно-зеленое зарево с огненными вспышками, которое Дейвин увидел, когда наконец снял ее защиты.
   - Ну вот, - сказал государь, - что бы ни было, все возмещено. Ты - живое доказательство того, что выжить в Потоке возможно и во взрослом возрасте. Ты - надежда для всех саалан, потерявших Дар по болезни, ранению или собственной небрежности. Теперь тебе предстоит учить этому других. Через три года я буду ждать тебя в Старом дворце с кольцом мага на руке.
   Алиса растерянно оглядывалась, и Дейвин послал ей короткий Зов. Она вздрогнула и сказала:
   - Да. Да, конечно...
   - Иди, - засмеялся император.
   И она ушла по порталу, открытому графом, обратно в замок. Только входя в голубоватую мглу, она на миг приостановилась, как бы не веря, что снова видит незримое обычным взглядом. Обернувшись к князю, государь произнес:
   - Забавная девочка. Хорошо, что ты сохранил ей жизнь, Димитри.
  
   Я шла по коридорам и не могла перестать осматриваться. Мир выглядел как раньше. Был таким, каким и должен был быть всегда. Серым, как вчера и четыре года до этого, я его помнила только в детстве, до того как попала в Созвездие. А теперь он светился и пел снова.
   Шла я к Полине, но в кабинете ее не было, и я решила поискать в спальном блоке. Постучать, разумеется, забыла и, открыв дверь, увидела, что в меня летит подушка, брошенная Полиной, стоящей посреди маленькой комнаты в одном белье. Я поймала подушку в воздухе и отлевитировала ее обратно прежде, чем поняла, что сделала. Закрыв дверь, решила подождать минут пять на корточках под стеной. Через пять минут постучалась.
   - Войди, - ответил очень недовольный голос Полины.
   - Извини, пожалуйста, - сказала я. - Я просто слегка обалдевшая.
   - Да, заметно, - кивнула она. - Излагай, с чем шла.
   - Так уже все показала, вроде, - растерялась я.
   А потом поняла, что, наверное, надо же рассказать подробности. И минут пять их рассказывала. Потом замолчала, заметив, что Полина при каком-то очень странном параде. На ней были коричневая юбка из очень мелкого вельвета и белая блузка, а на столе лежал белый берет, который она, похоже, собиралась надеть.
   Полина кивнула мне с усмешкой:
   - Ну вот, следующий этап сам тебя нашел. Теперь так быстро, как было до сих пор, уже не получится. Дальше будет вот что... - И она в три фразы еще разок поставила мне мир с ног на голову.
   Я кивала, запоминая. Последняя фраза была про то, что теперь придется ножками и долго. Возможно, десятилетия. Несмотря на то, что я маг, и кстати, это вряд ли будем мне помощью, скорее уж наоборот. И что вживую, в обычных жизненных обстоятельствах будет в разы страшнее и больнее.
   - Ага, - сказала я. - А ты куда-то собираешься?
   - В бар, - ответила она. - Сегодня День снятия блокады, мы концерт делаем. Ваших, между прочим, тоже звали.
   - Я с тобой дойду? - спросила я.
   - Ну, дойди, - согласилась она.
   Особого энтузиазма я в ее голосе не услышала, но и согласие меня видеть было уже за счастье.
   Я дошла вместе с ней до КПП, потом до дверей нашего кабака и направилась в зал, а Полина пошла через подсобки пробираться на сцену. На сцене уже зажигали свет, и я подумала, что это они, кажется, фигню изобрели, так же зал не будет видно. С этой мыслью я плюхнулась за столик со своим вискарем, которого мне никто не разрешал, но я и не собиралась спрашивать. Довольно огляделась и приложилась к стакану первый раз. А затем и второй. И чуть было не поперхнулась, увидев, что за мой столик садится император Аль Ас Саалан собственной персоной и пресветлый князь с ним вместе.
   - Какая ты молодец, Алиса, - весело сказал Димитри, - отличный столик выбрала, спасибо тебе.
   Я дернулась было свалить, компания мне была явно не по чину, но князь положил руку на мое запястье. Со сцены уже мурлыкал джазовый мотив и неслись слова: "Словно редчайшие птицы, живем по году мы, каждый пилотик в небе мишень и цель, и никогда не умолим погоду мы, так что на всякий случай - прощай, Марсель". За соседним столиком Хайшен вслушивалась в слова, прищуриваясь от усилия разобрать все смыслы чужого языка. А потом зазвучало "Погляди на моих бойцов", вдруг посерьезневший император резко перевел взгляд на сцену и не отводил взгляд до последнего аккорда. Мне с непривычки к Зрению был резковат свет, поэтому я не сразу решилась взглянуть на сцену и была права, потому что они пустили видеоряд через проектор. Выбранные ими кадры военной хроники, известные мне с сопливого школьного детства, да в сочетании с песней, могли разнести нервы кому угодно. Где-то за моей спиной охнула Асана да Сиалан, она вообще была легкой на слезы. Я отхлебнула из своего стакана порядочный глоток и стала уже под новую песню смотреть кадры с полуторками на фронтовых дорогах, а потом "Песенка фронтового шофера" закончилась, и я увидела на сцене Полину, точнее, сперва услышала, потом уже увидела. Как на ней оказались пилотка и гимнастерка, не знаю, но у микрофона она стояла уже не в том, в чем вошла в кабак.
   Я долго не могла понять, на кого она смотрит, пока не догадалась проследить за взглядом, как за нитью. Тогда-то все и стало ясно. У дверей стояла та самая рыжая с журфака, и она прекрасно понимала, что "Корреспондентскую застольную" Полина поет именно ей. После этой песни Полина ушла, а наше обычно бессловесное музыкальное сопровождение вдвоем пело какие-то частушки про парня с Васильевского острова, с завода "Металлист", и его военные подвиги. А потом Полина вернулась в белой блузке и сером пуховом платке на плечах, и начался вообще жесткач, минут десять я не знала, как дышать, да и не только я. Начала Полина, продолжил один из музыкантов, а второй сидел, склонив голову над гитарой, и делал мелодию, от которой мне становилось зябко, несмотря на вискарь. Император Аль Ас Саалан молчал и слушал так внимательно, как будто ему рассказывали о ком-то из родных. Остальных придавило очень всерьез, и если после "Женьки" в исполнении Полины народ из подразделений и гвардии просто плакал тихонько, то к концу песни про полуторку зал затих и перестал шевелиться. Димитри держался лучше всех, только печально кивал иногда в такт. Потом Полина села за клавиши, а тот, молчаливый, отложил гитару и встал к микрофону, и они разрядили обстановку "Огарочком". Народ за столиками и у стойки задышал, зашевелился, и, судя по всему, большинство добавило себе за воротник для прочности нервов. Князь вот только не успел, а жаль. Ему, пожалуй, оно было бы нужнее всех, потому что "Давай закурим" со сцены вдруг пошло в четыре голоса, и четвертым был женский. Я снова посмотрела за пелену света на сцену и, вдруг охренев до полной трезвости, увидела там Эльвиру Клюеву. В нашем гвардейском кабаке. И в Полинином белом берете. Дейвин сообразил, что происходит, быстрее всех и сделал знак бармену. Через минуту у нас на столе стояло еще четыре стакана с виски. И это было ой как вовремя, потому что если "Тучи в голубом", вообще-то, в этой программе смотрелось слегка заплаткой, то последний, финальный номер концерта просто брал сердце в кулак и не отпускал. Эльвира спела "Танго у танка", Лелик мне его как-то давал слушать в исполнении Шульженко в наш с ним первый год под какую-то военную дату. Я тогда впечатлилась, но в меру, за спиной было уже много чего, о чем я сперва не знала, как ему рассказать, а потом к слову так и не пришлось. А вот Димитри сейчас зашло в десяточку. Он сидел и крутил стакан на столе, даже не пригубив, совершенно не замечая, что у него расплелась коса и волосы рассыпались по спине и свешиваются с плеча.
   Когда музыка кончилась, все сидели настолько охреневшие, что в кабаке опять установилась полная тишина. Свет на сцене уже погас, и на стене сияла надпись про более развернутую программу на девятое мая - "разумеется, если все будем живы". Куда и когда делась Эльвира Клюева, я не поняла, и кажется, не только я. И в этой тишине я внезапно для себя встала с места и гаркнула на весь кабак:
   - Хей-хей, маги тут есть? Хоть с кольцами, хоть без колец... Если кто есть, пошли салют устроим! В честь памяти героев!
   И двинулась к выходу. Да Айгит посторонился, пропуская меня. Я слышала, как реагирует матом на мою инициативу Сержант, как возятся, пробираясь в тесноте к выходу, студенты Димитри и Дейвина.
   Навыки, как оказалось, довольно сильно ржавеют без практики, так что поучаствовать в собственной же затее у меня вышло только для галочки, но все сделали вид, что так и надо, и мои два дохлых красненьких шара, рассыпавшихся простыми белыми искрами - это просто сигнал к началу настоящего действа. И расстарались на славу. Через полчаса да Айгит нас разогнал с площадки и отправил спать.
  
   - Благодарю тебя, князь, теперь все понятно, - сказал император.
   Димитри молча поклонился.
   - Ждите меня на обещанный второй концерт, хочу видеть край весной, а сейчас не буду вам больше устраивать переполох, жду вас в столице, будем разговаривать об этом.
   - Да, государь.
   - Проводи меня в зал Троп, князь. Хотя... та, вторая на сцене - твоя подруга?
   - Именно.
   - Иди и поблагодари ее от меня. Асаны и Дейвина в провожатые мне вполне достаточно.
   Димитри поклонился и пошел искать Эльвиру. Для начала, князь спросил у музыкантов, можно ли пройти в их подсобку, но там он застал только запах ее духов. Эльвира успела уехать в Приозерск на последней развозке. На той же развозке уехала и Инга Сааринен. Ему доложили об этом на станции. Димитри вызвал свободного водителя и отправился в Приозерск. Разумеется, развозку он не догнал, но решил, что это и к лучшему, ведь Инге можно просто позвонить с утра, а Эльвиру надо найти срочно.
   Он подумал, стуча пальцами по дверце бардачка машины.
   - В гостиницу, Егор.
   Он не ошибся. Эльвира была в списке проживающих. Через семь минут он уже стучал в дверь ее номера. А через минуту она открыла, уже в пижаме и со сдвинутой на лоб маской для сна.
   - Ой, - сказала она. - То есть добрый вечер.
   - Я могу войти? - спросил князь.
   - Да. Да, конечно, - она отступила, и он шагнул в ее номер и тем же движением закрыл за собой дверь.
   - А обнять тебя можно? - спросил он снова. Увидел, что она даже не шагнула, а качнулась ему навстречу, и поймал ее в объятия. - Почему ты сразу не пришла?
   - Я не хотела тебе мешать, у тебя... и так сложности, - сказала Эльвира.
   Почувствовав напряжение в ее голосе, он отступил на полшага:
   - Ты не можешь помешать. И я хочу предложить тебе более удобные апартаменты. Поехали ко мне.
   - Это удобно?
   - Ты шутишь? - Димитри искренне удивился вопросу. - В резиденции целый этаж гостевых апартаментов, полно свободных комнат гораздо удобнее этой, собирайся, пойдем. Внизу машина, через полчаса будем уже у меня.
   - А твоя подруга? - спросила Эльвира. - Если она приедет к тебе?
   - Ты не хочешь помешать моим отношениям с другой женщиной? - князь улыбнулся. - Как это трогательно. Но я хочу общаться с тобой. Может быть, все-таки переберешься в резиденцию?
   - Но я уже спала... - она наконец сняла маску для сна и отложила ее на тумбочку около постели.
   И только тут Димитри наконец понял, как с точки зрения женщины Нового мира выглядит его визит.
   - Ох, милая... Прости меня. Я все еще под впечатлением от сегодняшнего вечера. Во-первых, я не ждал увидеть тебя и очень обрадовался. Во-вторых, ваш концерт был великолепен. И я привез тебе благодарность императора. И я повторяю, что жду тебя в гости, а теперь не буду тебе докучать. Ехать к тебе ночью было плохой идеей, ты наверняка устала. Я виноват и раскаиваюсь. Доброй ночи. Приезжай завтра... если захочешь.
  
   Рассвет двадцать восьмого января был прозрачно-дымчатым и ледяным. Метеостанция школьного крыла показала минус двадцать восемь. Димитри, выглянув в окно с утра, даже повел плечами, думая о том, как ему не хочется не только выходить на улицу, но и хотя бы спускаться на первый этаж к кордегардиям. Дейвину на погоду было совершенно наплевать, у него стало меньше одной головной болью, и он спешил поделиться этим счастьем со всеми, кого оно могло касаться. Он сам пришел в казармы, выставил начальника спецподразделений из его кабинета и вызвал командира третьего подразделения первой полусотни. Сержант появился так быстро, как будто ждал за дверью. На его лице была написана то ли благодарность, то ли радость от того, что этот невообразимый по меркам побережий около столицы холод остался на дворе, а все вопросы можно решить, не выходя из казармы.
   - Господин маг, по твоему приказу прибыл...
   - Вижу, что прибыл, - кивнул Дейвин. - Войди и подойди.
   Сержант послушался, прошагал по ковру и остановился в центре. Маг тоже сделал к нему два шага.
   - Ну вот, все с вашим подразделением выяснилось. Маг отряда у вас весной будет с очень большими шансами, причем давно знакомый всем вам. В этот раз никаких особых проблем быть не должно.
   - Весной, господин маг? - переспросил Сержант.
   - Если на суде все сложится удачно и девочка вернется живой, она вернется именно в твое подразделение. Это будет справедливо, - пояснил граф.
   - Я... Да, господин маг. Спасибо, господин маг. Все, что от меня зависит, я сделаю.
   - Погоди благодарить, воин. Все, что от тебя зависело, ты уже сделал, причем давно. Если мы не вернемся, собирай все подразделение и уезжайте в Московию. Эмергов вас охотно возьмет и даст вам дело. Ни позора, ни беды для вас в этом не будет, он хороший господин своим людям. А тут твоему отряду без меня и без князя будет нечего делать, так что учти, и при появлении третьего наместника, - Дейвин вдруг усмехнулся, - или второго легата собирайтесь и уезжайте, не медля. Понятно?
   - Да, господин маг, понятно.
   - Хорошо, воин. Госпожу да Сиалан я поставлю в известность сам, она еще вызовет тебя подтвердить наши договоренности. Иди, выполняй. И спасибо тебе за девочку.
   Вернувшись в крыло аристократов, Дейвин отправил Нодду к Ануэль договариваться о планах виконтессы на ближайшие десять дней. Предстояло передать ей все контакты с городскими группами самообороны и объяснить все меры предосторожности. Учитывая, что обе стороны не были в восторге от перспектив, на собственные дела у него опять осталось только ночное время. Но пока он был не занят и написал Женьке. Удивительным образом, тот был свободен для разговора, но когда Дейвин открыл видеоконференцию в хэнгауте, он увидел за спиной друга совсем незнакомый пейзаж.
   - Женька, здравствуй! Куда это тебя занесло? Что это за кошмарные муравейники у тебя за спиной? Или это скалы?
   - Этот человейник, Дэн, называется Нью-Йорк, - усмехнулся Ревский. - Я тут по делам. У меня семинар.
   - Это город? - удивился да Айгит. - Почему так странно выглядит?
   - Потому, что это семидесятый этаж, Дэн. У нас перерыв, я вышел на балкон, чтобы поговорить с тобой. Как ты?
   - Уже хорошо, Женька, - граф попытался улыбнуться. - Уже хорошо.
   - Какое-то неубедительное у тебя "хорошо", Дэн. Выглядишь невеселым.
   - Я устал, Женя. Но отдыха нам не светит, будет второе судебное разбирательство, в нашей столице... С тобой все хорошо? Ты выглядишь, как будто у тебя что-то болит.
   - Ты и болишь. - Евгений посмотрел на друга очень серьезно, почти печально. - Возвращайся живым, пожалуйста.
   - Спасибо, Женька. Я очень постараюсь, да. Знаешь, я только сейчас понял, что мы тут наделали. Как тебе только не позорно со мной дружить?
   - Дэн, ты дурак? - без паузы спросил Ревский. - Или обидеть меня хочешь?
   - Дурак, наверное, - так же быстро согласился да Айгит. - У меня не так много друзей, и замарать дружбу своим недостойным поведением мне, если быть честным, по-настоящему страшно.
   - Успокойся. И если тебе там у вас скажут, что ты плохой и никому не нужен - приезжай сюда.
   - А если мне и колдовать запретят? - спросил граф с улыбкой и удивился ответу.
   - Тогда тем более приезжай, - сказал ему друг. - А теперь я пошел работать, и учти, что я жду от тебя письма. Когда угодно. О чем угодно. Чтобы просто знать, что ты живой.
   - Я напишу, Жень. Обязательно напишу. Я в крае еще три дня, потом за звезды, сопровождать наших пакостников. Точнее, не совсем наших, из Академии. Они не подлежат светскому суду, я должен сдать их магистру. Дожидаться суда я буду уже в столице, оттуда и напишу. Пока письмо дойдет, суд уже, наверное, начнется. Как только закончится, я в тот же день еще раз напишу. Прислать тебе что-нибудь оттуда?
   - Сам привезешь. Когда вернешься.
   - Хорошо, - Дейвин улыбнулся. - Давай прощаться, нам обоим пора.
   - Удачи, - сказал Женька и пропал, без "до свидания" или "прощай".
  
   У Вейена да Шайни был дурной день. От шпионов в Новом мире толку не было вообще. Даже о новостях, прямо касающихся дел клана, его известили маги Академии, близкие к магистру. Он, оказывается, получил оттуда письмо со всем, что Вейен рассчитывал знать первым, еще декаду назад. Из Нового мира возвращалась едва не треть всех магов Академии и досточтимых, отправленных туда в составе второй экспедиции. Возвращалась сразу в Город-над-Морем, чтобы предстать перед судом Академии. Из этого следовало несколько выводов, крайне неприятных для всего клана да Шайни. Во-первых, магистр решил не делиться с ним сведениями. Из чего выходило, что он намерен спасать свою голову сам, не рассчитывая на маркиза. Потом наконец пришел и шпион с новостями. Выслушав его, Вейен понял, что дела действительно плохи. Во-вторых, Унрио все-таки выжил, и Дью да Гридах как-то сумел поднять его на ноги, но не вернуть ему Дар. Зато он вернул Дар какой-то своей девочке из местных, вокруг которой вертелась целая история чуть не со дня, когда Кэл-Аларец прибыл туда легатом. Точнее, сделал это не он, а государь, а Дью только подстроил все так, чтобы вышло, как ему нужно. Разумеется, он стал хлопотать не для бедного Унрио с его верностью семье, а для неизвестной простолюдинки, которая предана ему всей душой, а теперь и тем более будет готова сделать что угодно, стоит ему только попросить. У Академии действительно был очень неудобный выбор. Им предстояло объявлять виновного. Но Дью да Гридах никак не выглядел виноватым, по крайней мере до суда, и был нужен государю в Заморских землях. Так что вероятность попасть под приговор на суде для него была ничтожна, этого мог не понять разве что квам. А значит, вся вина повисала или на Унрио, или на этой девочке Кэл-Аларца с ее слишком бойким языком. Но девочку ввел в Источник сам государь, вероятно, из свойственной ему любознательности. А значит, суду оставался только бедный Унрио. Да Шайни теряли на этом некоторую часть репутации, но это было не главным. Самой болезненной потерей семьи в этой интриге оказывалась Академия Аль Ас Саалан. Продолжать давать им деньги после этого для Вейена значило совершенно не уважать себя. А перестав их кормить и обеспечивать, да Шайни оказывались без основного инструмента влияния, оттачивавшегося больше ста лет.
  
   Первого февраля судебный процесс по рейдерскому захвату "Ключика от кладовой" был завершен. Досточтимые, признанные виновными в соучастии, отправились в храм. Через час, ровно в полдень, Дейвин да Айгит пришел сопровождать их к магистру. Портал открылся необычно легко - видимо, из-за холодной погоды - и вереница грустных людей в сером потянулась в светлую мглу портала вслед за графом. Местных фигурантов ждала другая судьба: они выбрали изгнание из края.
  
   То утро началось с политинформации. Похоже, Нуаль задался целью рассказать, что именно я пропустила, сперва составляя отчет для императора саалан, а потом купаясь в Источнике. Оказывается, князь успел довести до логического завершения процессы по попытке рейдерского захвата "Ключика от кладовой" и даже предложить главным фигурантам выбор между пулей и вечным изгнанием из края. Выбрали они второе, о чем досточтимый сообщил нам со скорбью, за которой просматривалось тщательно скрываемое отвращение. Принять эту сладкую компанию в качестве беженцев согласилась только Черногория. Представители Германии выразили надежду, что наместник императора Аль Ас Саалан будет соблюдать права человека и откажется от применения публичных пыток в отношении экономических преступников, имея в виду, видимо, порку плетью, которая полагалась за такие подвиги по законам империи. Украинцы заявили, что их квоты на этот год для беженцев из Озерного края закончились и до весенней сессии Рады пересматриваться не будут, норвеги и шведы отмолчались, а финны отказались пропускать деятелей через свою территорию даже транзитом. Вчуже все это звучало довольно забавно, но теперь желающему вломить как следует заложившим Полину Святой страже придется пересечь несколько границ. И ведь магией не воспользуешься, потому что международные обязательства саалан распространялись теперь и на меня, да Айгит настаивал на этом и был достаточно убедителен. Ребята хихикали, слушая Нуаля, я сопела и ковыряла ногти. А потом веселье кончилось, потому что едва досточтимый замолчал, Сержант озвучил, что именно нашему подразделению доверено этапирование преступников до аэропорта, где их будет ждать рейс до Москвы. Эмергов любезно согласился помочь Феденьке, Игореше и их покровителю из органов добраться до новой родины без лишних задержек и даже выхода из транзитной зоны. Я вдохнула, оставила в покое руки и грязно выругалась про себя. Единственная цель этого шоу была очевидна. Князь хотел показать журналистам, насколько Сопротивление в моем лице едино с властью в оценке деятельности клеветников и рейдеров. Еще мое присутствие гарантировало, что Феденьку с Игорешей не попытается отбить для "разговора" любая из боевых групп. После такой неформальной беседы их можно будет сметать в совок, если паяльники не помешают, а отвечать за это князю, законная власть тут он. И чувства ребят он явно и понимал, и просчитывал. Как и мои. Потому что ну как так-то: Полина - в Приозерске, "Ключик" - у ее приемного сына из саалан, а эти теперь полетят греться на солнышке и рассказывать, как они героически боролись с оккупацией, за что и пострадали. Мне только и оставалось, что скрипеть зубами. Достать их, даже на глазах магов Святой стражи, я вполне уже могла, но стоило представить себе лицо да Айгита, как идея переставала привлекать. В конце концов, приказ есть приказ. И то, что в крае графа не было уже три часа, дело не сильно меняло.
   Пока мы ехали из Приозерска, я думала, а что почувствую, увидев людей, едва не убивших Полину. Оказалось - ничего. У меня не получалось видеть в них оступившихся людей, как требовала этика Созвездия, и размышлять, как я могла бы им помочь не попасть в столь бедственные обстоятельства, я тоже не могла. Мне были не интересны ни их мотивы, ни они сами. Ненавидеть? Слишком много чести. Все же саалан с их гражданской казнью были в чем-то правы. Она была точкой, завершающей жизнь человека, но не убийством. Откуда-то из глубин памяти всплыло определение Лелика - "тело". Когда он бывал зол до полного отсутствия эмоций в адрес человека, называл его так...
   Хотелось проводить приговоренных до аэропорта и забыть об их существовании навсегда, но я знала, что забыть их не удастся. Те, кто теперь боролись за право назвать себя оппозицией, уже выставили их новыми жертвами политических репрессий, и, значит, вся эта милая компания еще всплывет пару раз, прежде чем утонуть окончательно. Вряд ли их хватит на большее. Сидя в месте, которое они считают безопасным, получать средства к существованию можно только методом Кисы Воробьянинова, а для этого бывшим членом Государственной думы надо уметь по крайней мере выглядеть. Так что как бы ни был прав князь, принимая такое решение, этой помойке он сделал шикарный подарок в виде живых и вполне говорливых "жертв режима". А если есть жертвы - значит, была и борьба. Так что этих троих, пока они не прискучат читателю и зрителю, еще не раз продадут прессе и, прикрывая реальное "очень хочется кушать" их дутыми страданиями, на них еще пособирают денег разок-другой. На этом всем будет паразитировать еще десятка четыре ублюдков, уже находящихся за пределами края. И они еще не раз попортят кровь князю и прополощут своими языками имя Полины.
   Но сейчас "жертвы режима" выглядели мокрыми курами, так что улыбнуться, поймав взгляд кого-то из троих, я себе все же позволила. Той самой улыбкой, узнаваемой даже без рыжего хвоста. И тут же была наказана вспышкой фотокамеры. Или поощрена, потому что фотокорреспондент явно ловил в кадр не только меня. И, значит, ненависть и страх предателя, клеветника и труса уже сегодня увидит весь мир, что бы ни написали в статье, к которой прикрепят снимок.
   Ребята Эмергова - те, которые в форме и при погонах, а не его мотоклуб - ждали наш груз прямо у трапа. Сверили документы и лица, расписались за каждого и повели в самолет. Вот и все. Даже странно, что подразделению обещали внеочередной день отдыха за каких-то два часа работы. Хотя, наверное, для саалан сопровождать таких преступников не к месту казни, а на свободу - это тяжелое испытание. И только в этот момент я поняла, что не произнесла ни единого слова с той минуты, как села в наш автобус в Приозерске.
  
   Погода отмякла через пять дней холода, второго февраля, и все обитатели школьного крыла высыпали во двор. Дети - с радостными воплями, учителя - с улыбками. Во дворе уже были мерин Болид и его товарищ по прогулкам Унриаль да Шайни. Кто-то начал строить снежный городок, кто-то просто глазел в небо и наслаждался в меру холодной и ясной погодой, и на быстро приближающуюся птицу поначалу никто не обратил внимания. Потом дежурный гвардеец на КПП обратил внимание товарища на летящее существо.
   - Смотри, прыгун... неужели морской?
   - Нет, - присмотревшись, сказал второй, - для морского маловат, этот, кажется, горный.
   - Откуда он вообще тут взялся? - задумчиво произнес первый, и тогда до второго наконец дошло.
   - Потом, Аннай! Все потом! - сказал он, схватил скамейку, стоявшую у КПП, и держа ее над головой, побежал на территорию, где учителя из саалан спешно загоняли детей под любые навесы и крыши.
   Унриаль да Шайни, взглянув на гвардейца, быстро перевел взгляд на небо и чуть не присел. Болид покосился на него и заложил уши. Унриаль, собравшись и изо всех сил сохраняя спокойствие, очень быстро перехватил мерина за недоуздок и повел к бетонному забору резиденции. Стоя рядом с конем и всем весом прижимая его к забору, он шептал: "Стой тихо, малыш, и эта дрянь нас не достанет". Тихо стоять Болид не хотел, он закладывал уши, фыркал, пытался зажать маркиза между собой и стеной и разворачивался к двору задом, а Унриаль, тратя все силы, прижимал мерина боком к стене. На дворе тем временем творилась полная неразбериха. Полина и Кайдена клали малышей прямо в снег, учителя собирали по двору последних зазевавшихся подростков, и над всем этим бедламом летела серая тварь длиной примерно как две составленные вместе лодки "Пелла". Причем половину длины составляла голова, точнее, зубастая пасть и куцый бессмысленный затылок с дурацким треугольным костяным выступом. Под крыльями виднелись две чешуйчатые лапы с когтями размером с бутылку от шампанского и над ними брюхо светлого зеленовато-серого цвета.
   Гвардеец, сгребший под свою скамейку троих подростков, ругнулся на сааланике, пытаясь схватить за одежду шустрого пацана, покинувшего укрытие, но было поздно. Мальчик Сережа, вечная головная боль учителей, гвардейцев и досточтимых, вывернулся из рук взрослого, схватил сломанную снеговую лопату, немедленно наступив на нее, обломал фанеру, получив заостренную палку, и со всей дури метнул ее в тварь. И попал. Тварь издала мерзкий вопль, похожий на крик чайки, но в несколько раз громче, упала в снег - и вдруг рассыпалась искрами. На месте ее падения остался мешочек из серой шерстяной ткани. Сережа немедленно залез в него и обнаружил там крупный драгоценный камень розово-лилового цвета и немного серебряной проволоки. Злая, как оса, Кайдена внимательно смотрела в окна второго этажа школьного крыла. Полина поднимала и отряхивала малышей. Прогулка была испорчена, и учителя отправляли детей в холл. Переодеваясь, воспитанники уже обсуждали полученные впечатления. В преподавательскую спешил Айдиш, вызванный на конфликт между досточтимыми. Два автора идеи схлопотали по затрещине от Кайдены, едва она вошла в общий рабочий зал, и возмущались ее резкости. Объясняя свой экспромт попыткой создать игровую ситуацию, они, похоже, не принимали никаких доводов: разговор был слышен шагов за десять от закрытой двери, а значит, велся на сильно повышенных тонах. Досточтимый директор открыл дверь.
   - Предупреждать надо! - рявкнула Кайдена.
   - Но разве настоящий прыгун будет предупреждать?! - вопросил один из авторов внезапного перформанса.
   - Так, собратья, - подал голос Айдиш. - Вам двоим я подобрал книги о природе детской игры и игры вообще. До тех пор, пока вы не прочтете их все, советую вам воздержаться от экспериментов над живыми людьми. После того как вы их прочтете, а я вернусь из столицы, мы обсудим с вами, как приложить ваши знания к нашим обстоятельствам. Кайдена, забери мистрис Бауэр из ее кабинета и идите с ней в госпиталь.
  
   - Ну что, праздновать будем?
   - Что именно?
   - Оппы свой бизнес отдали администрации. Причем не официально администрации, а считай, в руки Самому.
   - Это как?
   - Ну усыновление это, которое Бауэр подписала, оно же не просто так. Мать этого парня Самому родня, он ее при мне сестрой назвал.
   - Не говори ерунду. Он да Гридах, а портал получил да Юн.
   - Ну и что? Может сестра замужем и фамилия мужа. А этот ушлый перец ему племянник. Формально фамилия другая, а реально...
   - А реально у них с родней кошельки не всегда общие.
   - Вова, но случай исключительный, ради крупной прибыли чего нет-то. Да и контролировать ее так удобнее. На родственных основаниях.
   - Не выглядит достоверным, но допустим. И почему она согласилась, с твоей точки зрения?
   - Я думал, ты знаешь...
   - Нет. Я не знаю.
   - Вова, а что это у нас Сам в город зачастил по вечерам, и с таким сложным лицом?
   - Не твое дело)
   - ОК) чего ждать?
   - Да ничего не ждать, личное у него.
   - Поссорился, что ли с этой своей? Как ее? Инга?
   - Все хуже)
   - Да куда уж хуже-то?
   - Слушай, ты вообще в ленты смотришь или только сплетни собираешь?
   - Сплетни собираю. Ленты у нас смотрит Лешенька.
   - Вот если бы смотрел, вопросов не возникло бы.
   - Посмотрел. Интервью Клюевой, да?
   - Да.
   - Содержание хорошее, не понимаю проблемы.
   - А ты не тупи, и поймешь.
   - Погоди... Клюева приехала, а место уже занято, так что ли?
   - Он сааланец, Антон. Для него это не проблемы. Это проблемы для них обеих.
   - Ойц... Попадос.
   - Ждем скандала, да.
   Из внутреннего чата пресс-службы администрации наместника Аль Ас Саалан в крае. 29.01.2028
  
   Эльвира не приехала в резиденцию ни утром, ни вечером. Димитри решил, что она совершенно права, потому что погода не располагала к выходу на улицу даже гвардейцев, а тем более человека, который бережет свои голосовые связки. Зато она прямо в Приозерске дала интервью с очень лестными отзывами о Димитри как о человеке. Потом не приехала Инга, зато прислала ему на почту все фотографии с прогулки с императором, на которых его величество был запечатлен в неформальной обстановке. Димитри переслал все кадры Иджену, чтобы тот их распечатал и подготовил альбом, достойный вручения императору.
   В гостиницу к Эльвире он пришел сам. Она была ему очень рада, они отлично поговорили и прекрасно провели вечер. Наконец он сказал: "Собирайся, поехали" - и опять получил отказ. В город к Инге он тоже пришел сам, и она тоже была ему очень рада, и вечер прошел отлично, но ехать к нему в гости и она отказалась, сославшись на дела. Второй разговор с Эльвирой закончился плохо, она была очень расстроена, но приехать к нему так и не согласилась. Димитри заподозрил неладное и пошел разговаривать с Ингой. Та на прямые вопросы не отвечала, только злилась и говорила резкости.
   Князь не мог понять, что происходит, и едва закончив разбираться с фигурантами по "Ключику от кладовой", пришел к Хайшен вручать судебные решения для ее вердикта. Но отдав бумаги, стал сетовать ей, что он не только дурной друг, но еще и плохой любовник. Хайшен, сочувствуя ему, сама не понимала, в чем дело. Она видела, что каждая из двух женщин раскрывается как личность с каждым днем все более впечатляюще, но ни им, ни князю не хорошо от этого. Айдиш ничего сказать ей не смог, у него не было опыта романов в Новом мире. Досточтимая решила, что к Полине идти неловко, саалан и так уже с весны распоряжаются ее жизнью и временем как хотят. И она пошла к Марине.
   - Я за тобой, мы уходим за звезды через три дня. Но сейчас, пока ты собираешься, я хочу с тобой поговорить о вещах, далеких от судебных дел и решений.
   Марина отложила сумку и присела на какую-то подушку в своей гостиной, где начался разговор.
   - Уже интересно. Давай поговорим об этих вещах, хорошо.
   - Марина, ты взрослая женщина, ты была замужем несколько раз. Я тоже взрослая женщина, и хотя не была в браке, знаю, что такое любовь и дружба. И не с чужих слов. Но я вижу нечто, чего не понимаю.
   - Это произошло с тобой? - немедленно спросила Марина.
   - Нет, - вздохнула Хайшен. - Это происходит с князем Димитри.
   - И что же с ним происходит такое, о чем ты хочешь говорить именно со мной? - спросила Марина и потянулась за сигаретами.
   Хайшен выпрямила спину, сложила руки на колени и начала рассказывать. Пока она говорила, Марина успела выкурить три сигареты, пройти по комнате несколько раз и переложить какие-то мелочи с места на место, проветрить комнату и закрыть форточку.
   - И вот, - закончила Хайшен, - они обе не соглашаются приехать к нему, и он оказался в двусмысленном положении. Я не понимаю, почему такие сложности. Они в равном положении, Димитри не намерен разрывать отношения ни с одной из них, им совершенно нечего делить...
   Марина засмеялась.
   - Хайшен, тут у нас - это не там у вас. По нашему обычаю третий должен уйти. То есть одна из них уйдет, вторая останется, но могут уйти и обе. Иногда бывает и так, что женщины остаются подругами, отвергнув мужчину, внимание которого они не согласились делить, но думаю, не в этом случае.
   - Но почему делить? - удивилась Хайшен. - Они же не думают, что смогут получить больше времени с ним, если вторая исчезнет?
   - Нет, наверное, - вздохнула Марина. - Но дело не в этом...
   - В чем тогда? Ему же плохо от того, что каждая ставит свои условия, разве они хотят делать ему больно?
   - Они не хотят столкнуться и выяснять, кто из них лучше. Ни одна не хочет пораниться о другую, понимаешь?
   - О Пророк, - вздохнула Хайшен. - Хорошо, я попробую объяснить ему это, но тогда тебе придется попадать в резиденцию самостоятельно, ты управишься к вечеру?
   - Вряд ли, - уверенно сказала Марина. - Эта история не на три дня, ведь так?
   - Да, скорее на тридцать, - подтвердила Хайшен.
   - Значит, мне нужен полный день, чтобы собраться.
   Хайшен только вздохнула.
  
   Пока две взрослые опытные дамы беседовали, Димитри догадался о сути проблем и сам. Он пригласил обеих своих подруг в маленькую оранжерею в центре города, граничащую с большим парком, специально для этой встречи закрытую для посетителей. Под ее стеклянной кровлей за пальмами и какими-то пустынными растениями у маленького фонтана стояли скамейка и два кресла. Место выглядело идеальным для разговора на личные темы. Князь пришел чуть раньше назначенного времени, попросил служителя проводить обеих приглашенных к нему и присел на скамейку. То, что он чувствовал, пожалуй, уже можно было назвать отчаянием, но опыт придворного пока вполне позволял управлять обстоятельствами - как внутренними, так и внешними. Эльвира пришла первой, но опередила Ингу разве что на пару минут. Та, подойдя, еле заметно порозовела и как-то странно улыбнулась, блеснув серыми глазами. Эльвира смотрела в воду фонтана с безразличным видом.
   - Милые мои подруги, я рад видеть вас обеих, - ласково произнес князь.
   Его дамы посмотрели на него, выжидая. Наконец, Эльвира сказала: "Здравствуй, Димитри" - и замолчала снова. За ней поздоровалась и Инга: "Доброго дня, Эльвира, здравствуй, князь". Он понял, что дело плохо: они не знают, о чем говорить друг с другом, и не хотят начинать разговор.
   - Я в сложном положении, дорогие мои, - улыбнулся он. - Ваш обычай потребовал от меня слишком большой жертвы. Согласно ему, я должен выбрать, с кем из вас мне предстоит расстаться. Но я не могу и не хочу выбирать, вы обе одинаково дороги мне.
   Никто из женщин не подал голоса, и Димитри продолжил говорить.
   - Каждая из вас, конечно, вправе отказать мне и разорвать отношения, как велит ваш обычай, но я прошу вас обеих не покидать меня. Вы обе нужны мне. Мне будет плохо без каждой из вас.
   Инга не выдержала первой. Она немного слишком резко повернулась к нему.
   - А что, если я поступлю так же? Если у меня будет кто-то кроме тебя?
   Димитри чуть не решил, что это просто требование паритета, и спросил только: "Но ты же познакомишь меня с ним?" - надеясь, что сейчас все благополучно разрешится хотя бы с одной частью сложностей. Но у Инги сделались большие глаза, и вдруг кончились все вопросы. Димитри вздохнул. Он опять не угадал сложные здешние правила.
   Эльвира несколько нервно улыбнулась:
   - Совсем не бросать не получится, прости меня. Мой контракт еще не закончен, так что я вылетаю в Москву обратно через считаные дни, а оттуда - в гастрольную поездку.
   - Милая, - нежно сказал князь, - спасибо, что вообще приехала, я так счастлив был тебя увидеть, так скучал... И я в полном восторге от концерта. Я очень надеялся, что вы друг другу понравитесь... - он прервался, поняв, что говорит не то, совсем не то, и развернул разговор. - Но ты же вернешься? Я буду ждать, возвращайся.
   Договаривая фразу, он увидел, что обе женщины сдерживают смех. Огорчению князя не было предела, он не думал и не мог представить себе, что такая простая жизненная ситуация может обернуться такими сложностями.
   - Знаете что? - решительно сказала Эльвира. - Давайте просто считать это все незначимым. Я ведь вернусь не раньше чем через полтора года, так что меня, можно считать, вообще тут нет. И в любом случае тебе сейчас важнее следствие и суд в вашем Городе городов, столице империи, а не все эти глупые мелочи.
   Не успел Димитри возразить на "глупые мелочи" и заявку "меня тут и нет", как заговорила Инга.
   - Дата моего последнего экзамена пятого февраля, так что следующие несколько дней я буду очень занята своими делами, а потом буду утверждать тему дипломной работы, так что прости, но мы сможем встретиться только перед твоим отъездом на родину. Если у тебя найдется время, конечно. Я буду очень ждать тебя обратно.
   И князь с ужасом понял, что его не воспринимают всерьез как мужчину. Прямо сейчас. Вот эти две девочки, каждая из которых годится в дочки его младшей дочери, Хейгерд. Он удержал лицо: спокойно сидел на скамейке, улыбался своей обычной мягкой улыбкой и слегка постукивал безымянным пальцем по дереву скамейки.
   - Становится прохладно, - заметил он заботливо. - Наверное, нам стоит найти другое место для продолжения беседы. Может быть, все же переместимся ко мне?
   Обе дамы согласились, и Димитри понял, что пока еще не проиграл. Возня с порталами заняла какое-то время, жизненно необходимое ему для завершения размышления, и, оказавшись наконец в своем малом кабинете, он нашел решение.
   - Милые подруги, - сказал он осторожно. - Я понимаю, что создал вам сложности, и прошу меня простить. Но я и сам в непростом положении. Могу ли я вас попросить о чем-то крайне непристойном?
   Они переглянулись почти с ужасом, и он обрадовался тому, что первый раз за полтора часа две его женщины вообще посмотрели друг на друга.
   - Попросить - да, конечно, - сказала Инга.
   Эльвира кивнула.
   - Дело в том, что мне нужен скандал, - решительно сказал князь. - Большой скандал.
   Они еще раз переглянулись, теперь уже с пониманием, и он продолжил, поняв, что угадал ход.
   - Я прошу вас обеих о публичном выходе в город со мной. Сегодня. Программа простая - ресторанный вечер. Я хочу, чтобы шума было побольше.
   Казалось, что в комнате потеплело или что в нее влетел поток весеннего ветра, делающий вдох легким, а взгляд - веселым. Напряжение ушло. Эльвира улыбалась. Инга, оглядывая себя, протянула: "Эээ..." На ней были драные джинсы и свитер в какую-то кошмарную полоску.
   - Зачем же размениваться на мелочи, - сказала Эльвира со светской улыбкой. - В театре Музкомедии сегодня "Любовь к трем апельсинам", а в Мариинском "Щелкунчик". А потом можно и в ресторан. Тогда точно всех соберем - и прессу, и городских сплетников.
   - Отличная идея, - одобрил князь. - Так и поступим.
   Инга все еще осматривала себя с задумчивым выражением лица.
   - Милая, - спросил Димитри, - тебе найти целые штаны или иллюзии достаточно?
   - С ее штанами все в порядке, - ответила ему Эльвира, - дело в ее свитере. Цвет...
   - Подумаешь, проблемы, - хмыкнул Димитри и, сделав два движения, обесцветил свитер подруги до состояния некрашеной шерсти. Глянув на Ингу снова, он сказал: "Нет, так не пойдет", - и ушел во внутренние покои, предоставив дам друг другу.
   Выйдя из внутренних покоев через четверть часа, он принес длинные серьги и кольцо с камнем размером с лесной орех. Украшения он сделал тут же, у себя в гардеробной, пометив их вместо ювелирного клейма своим гербовым драконом соответствующего размера. На всякий случай. Разумеется, он дарил изумруды, что еще можно дарить рыжей женщине. Эльвира пришла на встречу в бархатном платье и подаренных им две зимы назад бриллиантовых серьгах, так что с ее одеждой проблем не было. Собравшись, они втроем перешли в Адмиралтейство и поехали в театр. Наблюдая зрелище, Димитри лениво размышлял о том, что для того чтобы создать такой танец, нужно очень хотеть творить иллюзии, хотя бы самые простые, какие дети, наделенные Даром, делают, еще не покинув гнезда. Хотеть - и не мочь.
   Он и две его подруги действительно собрали все внимание в антракте, а после окончания спектакля он порадовал вышедших на поклон артистов дождем из розовых лепестков, растаявших в воздухе, не долетев до сцены, и оставивших аромат свежих цветов. После спектакля они ужинали в ресторане, создав еще один информационный повод и даже, пожалуй, ажиотаж, потом на дежурной машине вернулись в Адмиралтейство, и Инга оттуда отправилась в свое общежитие на том же автомобиле, а Эльвира ушла с князем в Приозерскую резиденцию по порталу.
   Утром, зайдя к Димитри по какому-то делу, Хайшен нашла его одного в спальне, совершенно довольного, но утомленного и не слишком желающего начинать день.
   - Они обе провели здесь ночь, князь? - спросила она.
   - Нет, досточтимая, ни одна, - он скрыл зевок. - У одной завтра экзамен, другая хочет повидаться с матерью перед отъездом... Что до меня - я, конечно, люблю риск, но не до такой же степени. Нам выходить за звезды через считаные дни, и на что я был бы годен?
   - Что же ты делал? - изумилась Хайшен. - Ты выглядишь...
   - Я знаю, как я выгляжу, Хайшен, - вздохнул Димитри. - У меня только чудом не было мигрени. Я мирил своих подруг с действительностью. И примирил. А потом лег спать, потому что устал. Скажу тебе, что этот вечер был очень непростым.
   - Отдыхай, - кивнула Хайшен. - Все подождет.
  
   Весь день князь отдыхал, а следующий потратил на текущие вопросы, которые надо было уладить до отъезда. Вечером этого второго дня к нему пришел начальник его пресс-службы и, смущаясь, спросил, можно ли пояснить, кем ему приходится вторая дама, с которой он был в городе позавчера, а то народ желает конкретики. Наместник мило улыбнулся.
   - Она моя подруга, как и мистрис Клюева.
   - Как мистрис Клюева? - переспросил пресс-секретарь, и Димитри ему так же доброжелательно подтвердил:
   - Именно так.
   Пресс-секретарь, поклонившись, вышел, проглотив удивление.
  
   - Прикинь, обеих одновременно вывел в город.
   - Ага, ему Офре, ну граф Муринский, все красивых выбирал, а он по умным, похоже
   - Вообще-то он совместил, и вполне удачно
   - А ты не завидуй
   - А я, может, восхищаюсь.
   Из внутреннего чата пресс-службы администрации наместника Аль Ас Саалан в крае. 04.02.2028
   Скандал получился такой, что за волной сплетен пресса едва не пропустила отъезд наместника в метрополию. И разумеется, никто не поинтересовался, какую тему дипломной практики взяла Инга Сааринен.
  
   Ранним вечером пятого февраля все участники процесса наконец оказались в Саалан. Точнее, в доме князя на Дальних островах. Димитри взял двухнедельный запас на то, чтобы выйти на Кэл-Алар и дать маркизу да Шайни отдохнуть и прийти в себя после выхода из портала, а до столицы добираться несколькими шагами через корабль, как он добирался сразу после обрушения нитей, вызванного аварией.
   Выйдя из портала в доме Димитри на Кэл-Алар, Марина Лейшина задала только один вопрос:
   - Как?
   - Что именно "как"? - не понял князь.
   - Как ты избежал ссоры между своими женщинами?
   - Очень просто, - Димитри гордо улыбнулся. - Я позволил им переложить эти сложности на головы тех самых зрителей, которых они обе так боялись. Теперь пусть голова болит у городских сплетников и журналистов, а обе дамы могут хранить молчание и улыбаться в свое удовольствие.
   Марина восхитилась:
   - Ну ты интриган...
   - Спасибо за комплимент, - улыбнулся князь. - Теперь иди в большую гостиную, тебя проводят. А я встречу остальных.
   Говоря об остальных, Димитри в первую очередь думал об Унриале да Шайни. Он забирал маркиза из портала, как хрустальную вазу. На выходе Унрио держался молодцом, обошлось без тошноты и обмороков, он даже мог идти почти самостоятельно.
  

Читайте продолжение по ссылке
21 Чужое солнце
  

Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"