Поэт и прозаик. Родился и жил в Латвии. С 1995 года - в эмиграции. Живу в США.

Несколько десятков публикаций в журналах и альманахах - "Крещатик", "Зарубежные записки", "Стетоскоп", "Встречи", "Слово/Word", "LiteraruS", "Футурум Арт", "Дети Ра" и др. Автор книг - "Убить Ботаника", "Дилетант", "Так говорил Никодимыч", "Город, который сошёл с ума".

"Я в запой не уйду и на Дальний Восток не уеду..."
"И были снеги, были зимы..."
галлюцинация
Скрип
Бокал
Разлад

* * *

Я в запой не уйду и на Дальний Восток не уеду.
Мне налево - лениво, направо - пропущен момент.
А в песочнице мальчик куличики лепит к обеду
Из нелепостей Дантова ада и древних легенд.

Вот он мифами формочку, словно песком, набивает
И ладошкой своей отбивает неслышимый такт.
Я бы сел рядом с ним, но туда не выводит кривая,
А прямая - не к месту и выглядит как-то не так.

Геометрия русских дорог - вне ученья Эвклида:
Клином - клин, посох в руки и рюмочку на посошок.
Илиада убита, забыта и в землю зарыта,
Кол забит, и травою на ней археолог взошёл.

Отпустите меня, безразмерные русские вёрсты!
Жив ещё Лабиринт, Минотавр и загадочный Крит.
Лепит мальчик кулич из песка. Засыпают погосты.
Постою, подожду. Он, надеюсь, меня угостит.

* * *

И были снеги, были зимы.
К ногам - декабрь перезревший.
И белизна, как грим у мима,
Или у гейши.

А Новый год, как скорый поезд,
Ещё мгновенье - и накатит.
И ты роняла чёрный пояс,
Снимая платье.

И плыло тело за пределы
Привычных рамок и приличий.
И снег был бело-недозрелым,
Как грудь девичья.

Дышал уютом и покоем
Устроившийся в креслах вечер,
И Пастернаковской строкою
Горели свечи.

И сон входил ленивой кошкой,
И прятался под одеяла.
Сухим букетом за окошком
Зима стояла.

Там, где на карте река провисает под тяжестью города,
Был молодым.... Впрочем, что я? Там все были молоды.
Мёдом стекал млечный путь и ложился дорогами.
Ложками - ложь. За порогом - этапы с острогами.
Ох, как строга острога, и река, и сомовьи владения...
Мать приключенья - под ключ. Но блины - объедение!
Рыхлость Рахилей, и Лий рахитичность, и запахи затхлые.
Глубже пальто запахнуть - и не видно, что локти заплатаны.
Рубль до зарплаты, похмелье, и грани отчаяния.
Разом гранёный - и всё по колено, и без покаяния.
Вот и не видно, не видно, и веки у Вия не подняты,
Не исчезает в пространстве убранство спартанское комнаты.
Да и пространство - простор простыней и прострация...
Галлюцинация всё это.
Галлюцинация.

Скрипачка водит пальцем по стеклу.
В футляре заперт лак ненужной скрипки.
Скрип - музыкальнее, чем липкость всхлипов
И глупость слов, произнесённых вслух.

Скрипачка, девочка, измученный сверчок!
Окно и скрип. И по спине мурашки.
И, словно хлыст, язвителен и страшен
Смычок, зажатый в правый кулачок.

Стекло, скрипя, припомнит вальс-каприс,
И потекут тихонько в руки вальса
И ногти, что обгрызены до мяса,
И пальчики, стираемые в визг.

Бокал сжимал в своих боках
Немного Аш два О.
Он просто жидкость сберегал,
Налитую в него.

Но твёрдо знал, что он Байкал,
А вовсе не бокал.
И помнил, что медведь лакал,
Как сливки, облака,

Как хариус взбивал хвостом
Лиловую волну,
Как выли волки, а потом
Взлетали на луну.

Русалка жирная плыла,
С румяным карасём...

А то, что он кусок стекла,
Мутация - и всё!

Я, разумеется, держал себя в руках
И был при этом... Да! Я был при этом,
Но лето так роскошно пахло летом,
Что задыхались платья в сундуках.

Мне нужно бы... Но я смотрел в окно,
Туда, где зрели радуги и травы,
И не было ни драмы и ни травмы -
Мне, право слово, было всё равно

Куда ты, с кем, зачем и почему,
Почём сегодня молоко на рынке.
Был день уютен, словно кот в корзинке,
И было в нём надёжней одному.

Дом пропитался запахом котлет,
Любовник твой насупился, как филин.
Я вышел в лето, в росы, зори, ливни
И ты мне что-то прокричала вслед.