Звонарев Сергей : другие произведения.

Притворщик (идеальная мотивация)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
       Создать лекарство от СПИДа - достойная задача, решить которую не удалось еще никому. За дело берется талантливый ученый, сотрудник частной компании. У него есть оригинальная идея - об этом знают все, и от успеха его работы зависит жизнь любимой женщины - об этом не знает никто. Поэтому, когда руководство компании закрывает рискованный проект, ученый продолжает работу в одиночку, не считаясь с нормами корпоративной этики. Хватит ли у него таланта и воли, чтобы завершить исследование? И не окажется ли цена успеха слишком высокой?

    Синопсис здесь http://zhurnal.lib.ru/editors/z/zwonarew_s_w/sinopsis.shtml

Сергей Звонарев

ИДЕАЛЬНАЯ МОТИВАЦИЯ

  Все, что нас не убивает, делает нас сильнее.
  Ф.Ницше

ПРОЛОГ (ТРЕУГОЛЬНИК)

  Вот наша пара: Иван Быстров, сорокалетний ученый в расцвете сил, и его помощница - Анна Асеева; она моложе своего шефа на пятнадцать лет. С его стороны - превосходные манеры, остроумие, опыт, которые можно приобрести только с возрастом, с ее - красота и молодость. "Аня просто прелесть, Тим, не правда ли?" Полностью согласен. "Это везение, Тим, это настоящее чудо!" - пьяный шепот прямо мне в ухо. "Что чудо?" - "То, что они нашли друг друга, разумеется! Неужели ты не понимаешь?" Кто мне мог говорить это? Я не помню. Один из фуршетов в большом зале для собраний: чей-то день рождения. Аня стоит у окна: ее лицо обращено к Вану, в изящных пальцах бокал вина. Ван что-то тихо ей говорит. Общий разговор нисколько их не касается, и они прерывают беседу только для того, чтобы присоединиться к очередному тосту. Что они обсуждают? Свежие сплетни о коллегах по работе? Сомневаюсь. Аня смотрит на Вана с постоянным вниманием, изредка кивая в знак согласия или прерывая его коротким вопросом. Потом они поворачиваются к окну. Ее голова наклонена к плечу Вана, он обнимает ее за талию. Кто они сейчас: любовники, предвкушающие тот миг, когда останутся наедине, или - сквозь призму того, что случилось позже - заговорщики, обсуждающие план действий?
   Странно, но я ни разу не видел, как они целовались. Ни на людях, ни когда думали, что остались одни. Почему так? Что за поцелуйное целомудрие, соблюдаемое со строгостью, достойной усердного христианина в Великий пост? Или это знак того, что их отношения еще не достигли последней близости? Тогда что их связывает? Общая идея, цель? На минуту я верю в то, во что хочу верить - Ван не более чем начальник, питающий к своей юной подчиненной отеческие чувства. А потом, на следующий день, я вижу ее взгляд, обращенный к нему - или жест, или украдкой услышу фразу совершенно невинного смысла, но произнесенную так интимно, как бывает только между людьми, не имеющих между собой преград. Рушится пустая надежда, и вновь меня одолевает неразумное желание - подойти и спросить напрямую, без обиняков. И все же у меня хватает сил удержаться от этого, потому что я знаю: Ван не скажет мне ничего. Откровенность между нами уже невозможна, поскольку былой дружбы нет. Что разрушило ее? Любовь к одной и той же женщине? Может, и так. Но временами, когда мне удается отвлечься от ревнивых мыслей, я чувствую: дело не только в этом. Ван что-то задумал, и никому, кроме Ани, он не откроется. Это двое будут таиться до тех пор, пока им будет нужно, и только потом станет ясно, кто же они на самом деле: преступники или только любовники.
  А скорее всего - и те, и другие.

***

  Они исчезли в конце лета. Какое-то время ушло на то, чтобы осознать сам факт исчезновения. То, что финал близок, я понял раньше, чем кто-либо другой: наверное, в тот самый миг, когда Быстров в последний раз появился на пороге моего кабинета. У Вана был немного усталый - или даже больной - вид, но в остальном он выглядел, как всегда, превосходно: светлые брюки, белая рубашка с короткими рукавами, летние туфли коричневой кожи.
   Он говорит, что хочет взять отпуск. Именно так. Впервые за последние недели Ван удостаивает меня разговором, и тема этого разговора - отпуск. Его не интересует лаборатория, в которой он не на последней должности. Он не хочет рассказать своему начальнику, чем занимается. Почему его отчеты напоминают формальную отписку, так что мне приходится измышлять и дописывать их за него, чтобы создать хотя бы видимость конструктивной деятельности. Почему каждый раз мне стоит огромных трудов заставить его сделать хоть что-то нужное для всех нас. Это его не интересует. Ему нужен отпуск.
   - И с какого числа? - спрашиваю я, слыша раздраженные нотки в своем голосе.
   - С завтрашнего, Тимофей.
   - Вот как? Значит, с завтрашнего?
   Завтра пятница, день совещаний, на которых обсуждаются еженедельные планы и отчеты. И с каждым разом мне все труднее отвечать на настойчивые вопросы, общий смысл которых сводится к одному: а чем же полезным для компании занимаются Иван Быстров и его очаровательная помощница? Вполне возможно, что ученый совет, наконец, созреет для того, чтобы лично заслушать великого Вана. Вполне возможно, это случится завтра.
  - Ты так решил, да? Не с понедельника, например?
   Ван подтверждает.
   - А можно узнать, в чем причина такой спешки? Горящая путевка? Сезонные скидки на тайский массаж? Или просто устал от работы?
   Он отвечает, что у него личные дела. "Какого рода дела?" - "Извини, мне не хотелось бы об этом говорить".
   Я больше не могу сдерживаться, я выхожу из-за стола и разражаюсь раздраженной тирадой в адрес Вана. Не сомневаюсь, что мой голос слышен и за пределами кабинета. Наверное, потом мне будет неловко, но это потом. Ван слушает меня с рассеянным видом, изредка вставляя для приличия: "Извини, Тимофей", или еще гаже: "Мне очень жаль". Он знает, что я буду покрывать и защищать его до последнего, и наша дружба - вернее, прошлая дружба - здесь совершенно не при чем. Дело в том, что если Вана уволят, то Аня уйдет в тот же день вместе с ним.
   Видит Бог, каких трудов мне стоит удержаться от того, чтобы ударить его.
   Наконец, я выдохся. Слов больше не осталось. Единственная фраза, которая еще не прозвучала: "Ты уволен". Но этого, понятное дело, я не скажу. Во всяком случае, сейчас.
   Возможно, скоро мне придется об этом пожалеть.
   И, оказывается, у Вана есть еще одна просьба.
   - Анна Николаевна тоже хотела бы взять отпуск, - говорит он мне то, что я боялся услышать с того самого мига, как Ван появился в моем кабинете. - Тоже с завтрашнего дня.
   Он кладет передо мной ее заявление. Рукописные буквы напоминают детей, держащихся за руки. "У нее тоже личные дела? - хочется спросить мне. - Такие же, как у тебя?"
   - Почему она сама не пришла?
   - Аня не очень хорошо себя чувствует, Тимофей. Если хочешь, вечером она тебе позвонит.
   Хочу ли я, чтобы она мне позвонила? Конечно, хочу, потому что люблю слушать ее голос, а еще больше хочу ее видеть. А еще мне хочется, чтобы ты от нее был как можно дальше.
   - Не обязательно, - возвращаю ему бумаги. - Пожелай ей скорейшего выздоровления.
   Наступает время прощаться. Пожалуй, обойдемся без трогательных речей. И без пожеланий хорошего отдыха.
   - Тимофей, - доносится до меня, - прости, что доставил тебе много хлопот. Поверь, мне действительно жаль.
   И, глядя в искренние глаза моего бывшего друга, я верю, что ему действительно жаль. Да только мне этого мало. Мне нужно знать, что именно происходит. Что ты задумал, Ван, и какое место в твоем замысле отведено твоей возлюбленой? Чем вы занимаетесь в своей отдельной комнатенке, которую ты выторговал у начальства в щедрые времена? Когда все сотрудники, работающие, как положено, с девяти до шести, уходят, и вы остаетесь одни? Что за люди к тебе приходят - студенты и аспиранты, желающие подработать, или просто друзья, заглянувшие поболтать? О чем ты разговариваешь с ними, скрывшись от посторонних глаз? Слишком много вопросов, чтобы ты мог просто извиниться и на этом закрыть дело.
   "Идите к черту, - говорю я ему, - идите вы оба к черту".
   Эти слова - последнее, что он от меня услышал.

***

   Я стою у окна, за которым темнеет ночь. Недавно прошел теплый дождь, пахнет землей и влагой. Уже три часа, но сон ко мне не идет. Где они сейчас? Напрасный вопрос, уйти от которого я не в силах. Куда ты ее увез? В одно из своих экзотических странствий? Пройтись пешочком по Средней Азии, заглянуть в монастыри Тибета. Или решил прогуляться по Европе? Лондон, Париж, Рим - назовите любой город, Ван знает его лучше, чем все гиды, вместе взятые, Ван - законченный космополит, человек мира, выросший в поездах и самолетах. Путешествие - его родная стихия. Он может пересечь всю Европу без единого цента в кармане, везде у него друзья и знакомые, всюду его с радостью примут на ночлег; и в прошлые времена он предпочел бы студенческие общежития, чтобы всю ночь пить вино и без конца разговаривать - об искусстве, политике, религии; и, разумеется, о женщинах - неважно, сидят ли они тут же, у его ног, восторженно внимая гуру с востока, или компания только мужская. А что сейчас? Захочет ли он показать им, своим старым друзьям, свою новую - и, не исключено, последнюю - любовь? Или нынешний, сорокалетний Ван выберет романтическое уединение в незаметном отеле в тихом итальянском городке? Ужин на открытой террасе под густой тенью раскидистого дуба. Аня сидит нога на ногу в легком платье ниже колен, слегка волнуемом теплым ветром. Прямая осанка, голова чуть откинута назад, что подчеркивает длину открытой шеи. Кисти руки, положенные одна на другую, лежат на бедре. В ее позе чувствуется ничем не смущенный покой. Эта картина, нарисованная моим воображением, столь соблазнительна, что я готов поверить в нее, поверить в то, что рискованные авантюры и сомнительные предприятия, затеянные Ваном ради удовлетворения своего тщеславия, навсегда остались в прошлом. Поверить в то, что и он понимает: Аня - это и есть ответы на все вопросы. И на какое-то время мне удается заглушить его насмешливый голос, всегда присутствующий на дне каждой мысли, когда я думаю о Ване: "Тим, тебе слишком дороги твои фантазии. В этом твоя беда и твое счастье".
   И на какое-то время мне кажется, что мои подозрения ложны, что через месяц они вернутся, и все пойдет так же, как раньше - прекрасная пара, Аня+Ваня, а на заднем плане их вечный ангел-хранитель, добрый друг и верный товарищ, старина Тимофей, покрывающий их безделье. Эта мысль дает мне минутное успокоение, которого достаточно, чтобы улечься в постель и мгновенно заснуть - крепким, спокойным сном, разрешающим все проблемы. Хотя бы на время, хотя бы до утра.
   Проходит неделя, другая - от них нет никаких известий. Наконец, я не выдерживаю и звоню Вану, заранее маскируя личный интерес деловым вопросом. Он не берет трубку. Через час, собравшись с духом, звоню Ане, уже заранее готовя слова, заранее извиняясь за беспокойство, но, видите ли, Анна Николаевна, мне срочно нужен Иван, важное дело, которое без него не решить, не подскажете, как с ним связаться? Но ее телефон тоже молчит. Возможно, они вне зоны доступа. Возможно, они просто решили отключить телефоны, чтобы никто их не беспокоил. Например, Тимофей Ярцев, надоедливый друг семьи. Я пишу письма по электронной почте, на все адреса, которые знаю. Но ответа, конечно, нет.
   Наконец, наступает понедельник - день, в который оба они должны появиться на работе. Я жду их с самого утра. Прислушиваюсь, не зазвучит ли бодрый, веселый голос Вана в длинных коридорах компании. Дверь моего кабинета открыта - заходи, Ван, если хочешь. Расскажи Тимофею о том, как провел отпуск. Где был. Куда возил свою любовь.
   Их нет. Ни к обеду, ни к окончанию рабочего дня. К половине седьмого офис компании пустеет, только Тимофей Ярцев, вдруг решивший поработать еще в порыве трудового энтузиазма, остается на боевом посту. Делает вид, что у него срочная работа. Может, они придут позже, думает он. Чтобы уединиться в своей комнате для каких-то таинственных дел. Пусть так, он согласен на это. Но к десяти вечера Тимофей вынужден признать: его ожидание напрасно.
   И следующий день тоже проходит впустую. Как и остальные дни этой недели. Уже и дамы из отдела кадров, любящие посудачить о Ване и его юной подруге, обращают внимание на их отсутствие. Высказывают предположения за чашечкой кофе на кухне. Романтическое путешествие, полагают одни. Бери выше - свадебное. "Не удивлюсь, - говорит Ирина Сергеевна, помощник главбуха, не имеющая собственных детей и потому изливающая нерастраченную нежность на нашу очаровательную пару, - если мы увидим их с кольцами". - "И зачем это ему, - возражают ей прожженные скептики и недоброжелатели, ветераны войны полов, - если он и так имеет все, что хочет? Зачем себя связывать формальностями?" - "Затем, что у них любовь", - смело отвечает Ирина Сергеевна, не боясь насмешек. И, думаю, в этом она права, несмотря на всю бытовую мудрость кухонных циников.
   Но все же это не вся правда. И, возможно, не самая важная ее часть. Хотя об этом я предпочитаю умалчивать, даже когда женское общество, разгоряченное спорами о судьбе Вана и Ани, зажимает меня в углу кухни и требует ответа. Увы, Тимофей Ярцев знает не больше, чем остальные. "Но ты же его друг, - напоминают мне, - неужели он ничего не сказал? Не намекнул, куда собирается? Не обмолвился о своих планах?" - "Боюсь, что именно так". Боюсь, что он мне давно уже не друг, хочется добавить мне, но это, пожалуй, я оставлю при себе. Потрясающе! Вот это скрытность! Никогда бы не подумали, что Ван на это способен. "Ну, хорошо, а что же Аня? Она тоже взяла на себя обет молчания?" - "Вообще-то, мне казалось, что с вами она более откровенна, чем со мной. Чисто по-женски", - добавляю я, вкладывая в свои слова гораздо больше надежды, чем может показаться по внешне спокойному тону. Но, кроме предположений, различающихся в меру ума и испорченности членов нашего женского коллектива, я ничего не узнаю.
   Так что неудивительно, что когда вечером в пятницу жесткий голос Сергея Крутова, начальника службы безопасности, потребовал от меня срочно вернуться в офис, за высказанным мною внешним удивлением я испытал облегчение - как бывает, когда после томительного ожидания в приемной дантиста распахивается, наконец, дверь, и вызывают именно вас. Время пошло, гадания закончились, наступает определенность - какой бы она не оказалась.
  Наступает время действий, решений и расплаты за них.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РАССТАНОВКА СИЛ (вечер пятницы)

1

  В большом зале для совещаний их было всего пятеро, отчего создавалось ощущение пустоты. Верхний свет не включили, несмотря на сумерки за окном, словно бы полумрак всех устраивал. Огромные буквы ADVANCED DRUG DESIGN COMPANY тускло мерцали на стене, противоположной окну.
   Я сразу почувствовал напряжение, царившее в зале. Все молчали, как будто мое появление прервало разговор не для посторонних ушей. На столе валялись бумаги, что само по себе было весьма необычно, особенно в присутствии Ганса Бремена, исполнительного директора компании. Похоже, немецкий порядок дал слабину. Недалеко от Ганса сидел Роб Крэнмер, главный адвокат компании, погруженный в изучение каких-то документов. Когда я вошел, он посмотрел на меня с явной неприязнью. Впрочем, такой взгляд вызывал у него любой человек, из-за которого ему приходилось покидать идеальный мир юриспруденции и возвращаться в реальность, всякий раз не желающую втискиваться в прокрустово ложе законов. Олег Кравцов, заведующий Кладовкой (так на жаргоне назывался склад реактивов) сидел в стороне, уставившись в лист бумаги, который он держал перед глазами. У Олега был такой вид, словно его только что огрели мешком по голове. Сергей Крутов, встретивший меня у входа, не счел нужным ввести меня в курс дела, и теперь мне оставалось только гадать, что же именно заставило руководителей компании собраться здесь.
   И зачем им понадобился я.
   Хотя подозрения на этот счет у меня были.
   - Что так долго? - вместо приветствия буркнул Володя Смирнов, заместитель директора по науке. Именно он проводил еженедельные совещания, и именно он частенько интересовался, чем же именно в настоящий момент занимается Быстров. Ну что же, вполне возможно, теперь у Смирнова есть право воскликнуть: "Я же предупреждал!"
   - Добирался на метро, - ответил я. - Не люблю ездить на машине. Особенно в Москве.
   Володя явно хотел ответить едкой остротой, но сдержался. Воцарилась пауза, как будто каждый уступал другому право начать. Ганс с каменным лицом сидел во главе стола. Крэнмер продолжал перебирать бумаги, разложенные перед собой. Володя сел на стул вполоборота ко мне и внимательно изучал свои руки. Казалось, он считает личным оскорблением мое присутствие в этом зале.
   Поскольку никто из старших не изъявил желания начать разговор, Крутов, видимо, решил, что настал его час.
   - Где Быстров? - спросил он напористо.
   - Не знаю. Он не вышел из отпуска.
   - И когда у него закончился отпуск?
   - Неделю назад.
   - Почему вы об этом не доложили?
   "Не доложил" - это вполне в духе Крутова.
   - Решил дать Быстрову еще пару дней, - соврал я.
   - Почему?
   - Потому что с дисциплиной у него всегда были проблемы. Еще со студенческих времен.
   - И вы это поощряли?
   - Не поощрял, а учитывал. Он талантливый ученый, и мне кажется, что это вполне искупает определенные вольности.
   Володя Смирнов скептически хмыкнул.
   - А в чем, собственно, дело? - спросил я, воспользовавшись секундной паузой. - Зачем он так срочно понадобился?
   Однако время ответов еще не пришло.
   - Вы пытались связаться с ним? - продолжил Крутов.
   - Разумеется. Не один из телефонов не отвечает.
   - И у вас это не вызвало беспокойства? Может быть, с Быстровым что-то случилось? Может, ему нужна помощь?
   - Не думаю.
   Надеюсь, он не услышал сомнения в моем голосе.
   - Вот как? Почему же?
   - Потому что я знаю его уже двадцать лет. Он может сорваться и исчезнуть на неделю, на две, никому ничего не сказав. Его всегда привлекали экзотические места.
   - Значит, вы полагаете, что он сейчас в одном из таких мест?
   - Возможно.
   - И где именно, вы не знаете.
   - Понятия не имею.
   - Индия, Китай, Африка?
   - Я же сказал, что не знаю.
   - И Анна Асеева вместе с ним? Путешествует верхом на верблюде? Или на слоне?
   - О местонахождении Анны Николаевны мне тоже ничего не известно.
   - Она тоже талантливый ученый? На нее вы распространили те же льготы, что и на Быстрова?
   - Она его помощница.
   - Да, действительно, как же я забыл! - саркастически воскликнул Крутов. - Помощница! В самом деле, если начальника на работе нет, то и помощница может отдохнуть!
   Я решил не комментировать эту тираду. Слишком много чести для Крутова.
   - Ваша лаборатория заказывала реактивы в последние три месяца? - продолжил он.
   Так вот оно что. Реактивы. Что-то не так с реактивами.
   - Нет.
   - Точно нет? Не хотите подумать или вспомнить?
   - Сергей, моей лаборатории реактивы не нужны, - мой тон оставался нарочито спокойным, хотя внутри все перевернулось. Я начинал смутно догадываться, что случилось. И что здесь делает Олег Кравцов. - С тех пор, как закрыт проект "Притворщик", мы их не заказывали.
   - А раньше? Когда вы работали над "Притворщиком"?
   - Тогда, разумеется, мы заказывали необходимые соединения.
   - И какова была процедура?
   - Распечатывается бланк заказа. Затем в него вписывается формула соединения, дается описание структуры, условий хранения и транспортировки. Я подписываю заполненный бланк, его относят на склад реактивов. Когда соединение поступает, его забирают со склада. Вот такая процедура.
   - Ваша подпись необходима?
   - Безусловно. Без нее заказ не примут. Так ведь, Олег? - обратился я к Кравцову.
   Он посмотрел на меня так, как будто видел впервые.
   - Не примут, - пробормотал Кравцов, - конечно, не примут.
   - Насколько я помню, такой порядок существовал не всегда? - продолжал давить Крутов.
   - Совершенно верно. Ранее правом заказывать реактивы обладали и ведущие научные сотрудники. Потом ученый совет решил, что правила нужно ужесточить.
   - С чем это было связано?
   С тем, что аппетиты Вана не знали границ, вот с чем.
   - С необходимостью более жесткого контроля. Часть необходимых для работы веществ требовала весьма деликатного обращения. Ученый совет решил, что заведующие лабораториями должны нести персональную ответственность за оборот реактивов.
   Крутов бросил взгляд на Смирнова - понял ли тот смысл моего ответа? Наверное, они составляли одну команду. То, что их объединение не сулило мне ничего хорошего, было очевидно. И я по-прежнему не знал, что случилось.
   - Вы подписывали все заказы, которые вам приносили? Или бывали случаи, когда приходилось отказывать?
   - Большинство подписывал. В сомнительных случаях обсуждал необходимость того или иного соединения с тем, кто его заказывал. Как правило, нам удалось приходить к согласию.
   - Как правило? То есть были исключения?
   - Довольно редко.
   - А Быстрову вам приходилось отказывать?
   - Да, один раз.
   - По какой причине?
   - Соединения, которые он хотел получить, обладали сильным токсическим действием. Он полагал, что они ему нужны для проекта. Я считал иначе.
   Смирнов насторожился. Похоже, он узнал что-то новое для себя.
   - И как Быстров реагировал на ваш отказ?
   - Спокойно. Отнесся с пониманием.
   - Не пытался оспорить ваше решение? Обратиться с повторным запросом? Может, через неделю, месяц?
   - Нет, не пытался.
   - Вы это хорошо помните?
   - Да, хорошо. У нас был трудный разговор.
   - Это почему?
   Потому что Ван считал, что открыл новое направление в лечении СПИДа. Считал, что может оседлать черта и проехаться у него на горбу, и ему за это ничего не будет. А еще он считал, что старый друг сможет ему помочь. Что дружба в наши времена что-то значит.
   Тогда он просчитался по всем пунктам.
   Неужели Ван решился отыграться сейчас?

***

  - Это же яд, ты что, с ума сошел? - говорю я ему, когда он впервые рисует молекулу на доске. - Из такого лекарство не делают!
  Ван загадочно улыбается, ждет, не скажу ли я еще что-нибудь. Но мне кажется того, что уже сказано, вполне достаточно, чтобы похоронить идею. Он, однако, так не считает.
  - Молекула убивает клетки крови, верно? - спрашивает Ван. - Преимущественно лейкоциты, не так ли?
  Его вопрос - формальность, просто таким образом он дает мне знать, что слегка подковался в токсикологии. Изучил вопрос. Или, скорее, думает, что изучил. Да только такими фокусами меня не проймешь, в токсикологии нужно знать массу фактического материала, тысячи реакций, степень взаимодействия веществ друг с другом, их устойчивость к распаду в различных средах, и т. д., и т.п. Никогда не поверю, чтобы Ван смог разобраться в этом за пару недель. Тут и всей жизни может не хватить.
  - Ну и?
  - Я заставлю молекулу убить вирус раньше, чем она доберется до лейкоцитов.
  - Каким же образом?
  - Надо слегка подправить структуру. Вот, смотри, - Ван стирает на доске одну из функциональных групп молекулы, и вместо нее рисует другую. - Чуешь идею? - спрашивает он меня так же, как и лет двадцать назад, когда мы оба были еще студентами. Привет из далекой юности. Может, он рассчитывает на это, а может, и нет, но, так или иначе, его идею я не чую, и после горячих трехчасовых дебатов своего мнения не меняю. Согласен, что идея красивая, но этого мало. Слишком много неопределенности. Слишком рискованно. Ван разочарован, и тщетно пытается это скрыть. Еще бы, если и самый близкий друг не понимает его, то чего уж ожидать от остальных? И, тем не менее, я непреклонен. 'Это тупиковый путь, Ван, оставь его, он слишком сложен и долог, а результат нужен не позже, чем через полгода, понимаешь? Иначе финансирование могут закрыть, и мы останемся ни с чем. Так что попробуй зайти с другой стороны'.
  Блеск в глазах Вана гаснет, он возвращается из своего мира идей к суровой реальности. Он понимает, что поддержки от меня не получит. "Мне жаль, Ван, - говорю я ему, - но ученый совет не пропустит это направление. Ты же знаешь, там всем заправляет Смирнов. Убедить его в том, что дорога к лекарству лежит через яд, нам не получится". Ван кивает, соглашаясь со мной. По крайней мере, мне кажется, что он согласен. И в это мгновение я испытываю угрызения совести, потому что сказал ему не всю правду. А она заключается в том, что я мог бы позволить действовать ему самостоятельно, без санкции ученого совета. Разумеется, если бы это вскрылось, то мне грозили бы серьезные неприятности. И мне, и Вану. Особенно в условиях, когда Смирнов спит и видит, как бы прибрать проект к своим рукам. И я не захотел рисковать своим положением в компании ради сомнительных идей Вана. Пусть даже и красивых идей.
  Понимает ли он это? Понимает ли подлинные причины моего отказа? Тогда мне казалось, что нет.
  Но, видимо, я ошибся.

2

  - Тимофей, - мягко произнес Ганс. Казалось, он извиняется за резкость Крутова, - я бы хотел, чтобы у нас была полная ясность по одному вопросу. Это очень важно для всех нас (и, прежде всего, для вас, слышалось между слов).
  - Ганс, слушаю вас очень внимательно.
  - За последние три месяца вы лично не подписывали ни одной заявки на реактивы?
  - Да, именно так.
  - И никто из лаборатории не мог подать заявку, минуя вас?
  - Совершенно верно.
  - Может, вы подписали ее случайно? Просто не обратили внимания? Знаете, как бывает - много бумаг, торопишься, можно и подмахнуть не глядя. Со всеми такое случается.
  - Это исключено.
  - Точно? Если вы хотите вспомнить такой случай, то сейчас самое время.
  Это время давно прошло, мелькнула мысль. Уже больше месяца, как прошло.
  - Ганс, как заведующий лабораторией, я прекрасно осознаю свою ответственность. Заказ реактивов - не такой вопрос, который может решаться в коридоре между делом. Уверяю, таких случаев не было.
  Ганс выслушал мой ответ. Выждал еще пару секунд, ожидая, не будет ли продолжения. Понял, что не будет.
  - Хорошо, - сказал он тоном, которым обычно подводил итог совещания. Очевидно, что сегодня в этом итоге ничего хорошего не было. - Володя, покажите, пожалуйста, Тимофею, что нам удалось обнаружить.
  Смирнов протянул мне листок бумаги. С первого взгляда я понял, что это титульный лист стандартного бланка заказа реактивов. Отправитель - американская компания Chemical technologies for Drug Design, New York. В графе "Получатель" значилось - "И. С. Быстров, ведущий научный сотрудник лаборатории молекулярного моделирования, ADD LLC." А ниже стояла моя подпись с расшифровкой и указанием должности.
  - Ну как, налюбовался? - поинтересовался Володя. Похоже, он с трудом сдерживал себя. - А теперь посмотри на дату.
   Смирнов протянул мне второй листок бланка заказа.
  Двадцать второе июля. Ровно месяц назад. А на следующий день Ван пришел ко мне с заявлением на отпуск. Теперь уже я едва сдерживал мгновенно поднявшуюся во мне злость. Он подставил меня, а потом пришел ко мне в кабинет, как ни в чем не бывало, говорил со мной. Да, такого Вана я не знал.
  Или знал? Знал все это время, просто пытался скрыть от самого себя? Знал с того самого дня, когда он появился на пороге твоей московской квартиры?
  - Ага, проняло, - ядовито заметил Володя.
  - Что он заказал? - спросил я, хотя уже знал, каким будет ответ. Симметричная молекула, похожая на бабочку. Кажется, так Ван ее и назвал, вспомнилось мне. У него была страсть к ярким названиям.
  И, похоже, у него обнаружилась склонность к эффектным поступкам.
  - Напоминает что-нибудь? - словно из-за стены донесся до меня вкрадчивый голос Крутова. Он следил за моей реакцией. И, разумеется, кое-что понял.
  Я внутренне собрался: то, что мне нужно сказать, должно прозвучать деловым тоном и с нужной степенью озабоченности.
  - Это соединение, в получении которого я ему отказал.
  - Уверены?
  - Да, уверен. Я хорошо его помню.
  - Посмотрите, здесь стоит ваша подпись.
  - Я не подписывал этот заказ.
  - То есть ваша подпись подделана?
  Я промолчал. Выводы пускай делает сам.
  - Вы сказали, что оно обладает токсичным действием. Подтверждаете свои слова?
  - Разумеется.
  - Насколько сильное?
  - Это практически яд. При внутривенном введении один-два кубика десятипроцентного раствора могут привести к остановке сердца.
  - Быстров это знал?
  - Да.
  - Этого вещества на складе нет, Тимофей, - произнес Крутов обвиняющим тоном. - Так что, если верить вашим словам, Быстров оформил заказ, подделав подпись, дождался, когда вещество прибудет на склад, а потом получил его, еще раз расписавшись вместо вас.
  Олег Кравцов вздрогнул. Разумеется, в том, что случилось, была и его вина. По правилам, он должен выдавать реактивы только ответственному лицу, в данном случае - мне. Да только на деле это правило соблюдалось редко. Обычно на склад посылали кого угодно - вплоть до студентов. Они и расписывались за получение.
  Этим Ван и воспользовался. А Кравцов явно не обладал достаточной квалификацией, чтобы понять, какое вещество тот получает.
  - Зачем ему это было нужно, а, Тимофей? Вот в чем вопрос, - снова прорезался Смирнов. - К чему подставляться так очевидно? Что, Быстров не знал, что при первой же проверке все обнаружится?
  - Не знаю, - честно ответил я. Володя задал столько вопросов, что такой ответ был правдивым хотя бы на один из них.
  - Значит, не знаешь? - ухмыльнулся он. - Что, лучший друг не рассказал тебе о своих планах?
  - Боюсь, что так.
  Глаза Смирнова полыхнули злостью. Видно было, каких трудов ему стоило удержаться от явной грубости. Бедный Олег Кравцов с испугом переводил взгляд с меня на него, не понимая, что происходит.
  - Ну, вот что, Тимофей, - проговорил Смирнов. По его тону чувствовалось, что еще немного, и он сорвется. "А может, это игра, может, он играет в чувства? Чтобы таким образом спровоцировать меня на ненужную откровенность? Может, и так". - Мы все знаем тебя как классного специалиста. Доктор наук, как никак. Публикации в хороших журналах. Руководство лабораторией. И ученики у тебя вроде есть. И на память вроде не жалуешься. Так что, - неожиданно подытожил он, - не надо скромничать и втирать нам очки. Ты прекрасно видишь, зачем Быстров это затеял.
  - Правда? И зачем?
  Смирнов взял у меня листок со структурой и потряс им перед всеми присутствующими. "Театр по тебе плачет", - промелькнула мысль.
  - "Притворщик", Тимофей, "Притворщик". Уши проекта торчат отовсюду! Может, ты забыл, что это такое? Напомнить тебе?
  Да, свое дело Володя знает. Ум у него цепкий и хваткий. Впрочем, рассчитывать на то, что Смирнов забудет о проекте "Притворщик", закрытия которого он добивался почти полгода, было сложно. Ну что же, один-ноль в твою пользу.
  И все же этого мало. Допустим, Смирнов раскопал, что Ван занимался тем, чем ему запретили. Ну и что? Что здесь такого срочного, чтобы собирать в пятницу вечером все руководство компании?
  - Да, пожалуй ты прав, - сказал я, посмотрев еще раз на структуру.
  - Значит, вы согласны с Владимиром, что Быстров продолжил работу над закрытым проектом? - спросил у меня Ганс.
  Похоже, эту идею они уже обсуждали здесь без меня. Тревожный звоночек. Отвечать нужно осторожно, чтобы не сказать лишнего. Чтобы не показать, что ты подозреваешь (или знаешь) больше, чем тебе показали.
  - Не думаю, что можно говорить о том, что он продолжил работу. Одно соединение еще ни о чем не говорит. Может, Быстрову пришла в голову новая идея, которую он захотел срочно проверить. Может, меня не было рядом, чтобы получить подпись, и он решил обойтись без формальностей. Конечно, - добавил я, чтобы умаслить Смирнова и Крутова, - это серьезное нарушение, и я проведу с Быстровым соответствующую беседу. Когда он вернется, разумеется.
  Смирнов усмехнулся и посмотрел в сторону. Похоже, он не слишком верил в то, что такая беседа может состояться в ближайшее время.
  - Сколько вы заказывали соединений в период активной работы над проектом 'Притворщик'? - спросил Ганс.
  - Несколько десятков в месяц.
  - А точнее? Десять, двадцать? Или ближе к сотне?
  - По-разному. В среднем, наверное, около тридцати-сорока. Но в отдельные месяцы мы получали до сотни соединений.
  - А с чем связана такая неравномерность?
   - С активностью Быстрова. Он мог целыми неделями обдумывать новый структурный мотив, но как только ему удавалось его найти, то тут же хотел перебрать все варианты. И тогда он буквально засыпал заказами отдел закупок.
  Мне показалось, что меня слушают как-то странно, обращая внимание не на содержание моих слов, а скорее на то, как именно я говорю. Как будто мои аргументы не представляли для них ничего нового. Хотя, в силу их очевидности, ничего необычного в этом-то как раз и нет.
  Воцарилось молчание, как будто кран с вопросами внезапно перекрыли. Ганс посмотрел на часы. Казалось, он чего-то ждал. Что-то должно произойти, прежде чем разговор продолжится. Сумерки за окном сгустились окончательно, в зале становилось совсем темно. Судя по всему, домой никто не собирался. Я понял, что, скорее всего, проведу эту ночь здесь.
  У Ганса зазвонил телефон. Короткий разговор на немецком. Кто-то должен скоро подъехать. Какой-то специалист. Интересно, какой? Специалист по розыску ударившихся в бега научных работников?
  Ганс устало откинулся на спинку кресла и потер глаза. Он рассеянно взглянул на меня, как будто я на какое-то время выпал из его мыслей, и теперь он не очень понимает, зачем меня вызвал сюда в пятницу вечером. Мне показалось, что в его глазах мелькнули растерянность и недоумение, чего никогда раньше за ним не водилось. Меня охватило нехорошее предчувствие: похоже, настало время по-настоящему плохих новостей.
  - Тот заказ, который показал вам Володя, не единственный, - устало проговорил Ганс. - Похоже, что Быстров использовал ресурсы компании для масштабного исследования. Или для чего-то еще, о чем мы можем только догадываться.
  - Какого исследования? - машинально проговорил я, хотя ответ на вопрос уже знал, и знал давно, с того самого момента, когда ученый совет принял решение о закрытии проекта "Притворщик". Неужели ты думал, что Ван подчинится решению совета? Что он позволит тем, кого считал бюрократами от науки, похоронить свою идею? Ты действительно думал так? Или просто мысленно избегал того, в чем боялся себе признаться? Да нет, все я знал, просто считал, что Ван останется в определенных рамках. Что, возможно, он получит результаты, которые позволят пересмотреть решение ученого совета. Причем сделает это так, чтобы не раздражать начальство. Сделает это незаметно. Соблюдая приличия. Чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
  Тимофей, твоя наивность не знала границ.
  Никто не ответил на мой вопрос. Даже Смирнов.
  - Олег, покажите, пожалуйста, Тимофею список, - распорядился Ганс.
  Кажется, именно в этот момент он включил верхний свет, и на секунду мне показалось, что вся необычность ситуации исчезла вместе с темнотой, а потом я увидел длинный, на многих страницах, список в протянутой руке Кравцова, и в глазах у меня снова потемнело. Три-четыре сотни наименований, никак не меньше. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять - большинство из этих веществ имеют двойное назначение. Могут использоваться как лекарства. Или как сырье для производства наркотиков. Или ядов. Кодеин, морфин, ноксирон, промедол - первое, что бросилось в глаза. Но большинство из заказанных Ваном веществ были производными той самой молекулы, которую он рисовал на доске миллион лет назад. Не думаю, что кто-либо знал, какими свойствами они обладают. Они могли быть безобидными, а могли и убивать со скоростью цианистого калия.
  Я прикинул общую массу полученных им веществ. Выходило десятки килограмм. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это был сон.
  - Надо полагать, эти вещества вы тоже не заказывали? - вкрадчиво спросил Крэнмер.
  - Не заказывал, - мой голос доносился до меня словно бы со стороны, - и не получал.
  Ганс слабо кивнул головой, как будто ожидал именно такого ответа.
  - Печально, Тимофей. Очень печально. На складе их, разумеется, уже нет. Так что мы здесь имеем подделку документов, незаконный оборот наркотических средств, причем в крупных размерах, - сказал Ганс. - Так ведь, Роб? - тот кивком головы подтвердил. - Ну и по мелочи: контрабанда груза, мошенничество, незаконное использование средств акционеров в личных целях. Если все это обнаружится, то вполне может потянуть лет на десять-пятнадцать.
  - Короче, Тимофей, ты в полной заднице, - не удержался Володя. - Учитывая, что на каждом запросе красуется твоя подпись. А также то, что Ван твой сотрудник. А также то, что вы с ним старые друзья. Или сообщники.
  - Я ничего не подписывал.
  - Думаешь, тебе поверят? Может быть, конечно. А может, и нет.
  К горлу подкатила тошнота. "Мне надо выйти", - пробормотал я. Крутов дернулся было за мной, но Ганс остановил его жестом. "Не бойтесь, он не сбежит", - донеслось до меня словно сквозь вату. Я благодарно осклабился в сторону Ганса, и нервно распахнул дверь. Крутов вышел за мной в коридор, и проводил подозрительным взглядом. До туалета было шагов двадцать. На это меня хватило.

3

  Я склонился над раковиной. Рвотные рефлексы сотрясали меня, пока не вышел весь ужин. Еще два часа назад я обитал в другом мире, в котором Тимофей Ярцев был всего лишь скромным ученым средней руки, доросшим к сорока годам до руководства второстепенной лабораторией, заурядным мужчиной, мучимым ревностью и собственными комплексами. Не помышляющим ни о каких преступлениях. Едва я подумал об этом, как мне снова захотелось блевать. Но выходить уже было нечему.
  Все, хватит. Привести себя в порядок. Трясущейся рукой я открыл кран с водой и плеснул себе в лицо, намочив ворот рубашки и пиджак. Посмотрел на себя в зеркало. В боковом свете коридорной лампочки дневная щетина словно бы выросла. Намечающиеся мешки под глазами. Сколько тебе будет через пятнадцать? Пятьдесят семь.
  Я не виноват.
  Эта мысль заглушала все остальное.
  Я сказал это вслух. Наверное, для убедительности.
  Прозвучало не очень.
  Свет коридорной лампочки померк. Что-то его заслонило.
  - А это не так уж и важно, - донесся голос Крутова. Он стоял в дверном проеме.
  - Почему?
  - Потому что всем нужен виновный. Первый кандидат - Быстров. А в его отсутствие сойдешь и ты. Просто он успел убежать, а ты нет.
  Похоже, последнее Крутов ставил в заслугу себе. Мне захотелось его ударить. Я зажмурил глаза и представил себе это - молниеносный удар между ног, и самодовольный Крутов, в корчах валяющийся на полу уборной.
  - Ты что-то сказал? - вкрадчиво спросил он.
  Я собрал всю свою выдержку. Под это дерьмо прогибаться не буду.
  - На брудершафт мы с вами не пили, ясно? Так что обращайтесь ко мне на "Вы".
  Его лицо исказилось мгновенной яростью.
  - Хорошо, Ярцев, - прошипел он, схватив меня за бицепс. - Я буду обращаться к тебе на "Вы". Только не рассчитывай на мои передачи на зону. Благодари добренького Ганса - если бы не он, то тебя уже допрашивали бы в другом месте.
  - Уберите руку, - холодно сказал я.
  Медленно, явно этого не желая, Крутов ослабил хватку. Потом отвернулся и тщательно выправил рукава рубашки. Его движения были медленными и аккуратными, словно бы он боялся ошибиться в таком простом деле.
  - Вы привели себя в порядок? - негромко спросил он уже другим, деловым тоном.
  - Да.
  - Тогда пойдемте, - скомандовал Крутов. - Остальные ждут.

4

   В коридоре слышались неразборчивые голоса, доносившиеся из зала заседаний. Похоже, там о чем-то спорили. "Да откуда я знаю, зачем?" - воскликнул Володя. Судя по тону, ему ответил Ганс со своей обычной спокойной интонацией. Разговор стих - видимо, они услышали наши шаги. Крутов весь путь от уборной до зала держался рядом со мной, будто бы боялся, что сейчас я побегу к выходу.
  - Все в порядке? - поинтересовался Ганс.
  - Ну, насколько это возможно, правда, Сергей?
  Тот не удостоил меня ответом.
  У Ганса зазвонил телефон: загадочный специалист был уже на подходе. Казалось, разговор подбодрил Ганса, вернул его в привычное русло. Создал иллюзию того, что он контролирует ситуацию. Или возьмет ее под контроль в ближайшем будущем. И в этом Гансу поможет неизвестный пока специалист. Вера немцев в специалистов не знает границ. Наверное, это национальная черта. Смирнов бросал на меня хмурые взгляды. Видимо, прикидывал, чего от меня можно ожидать. Или каким образом лучше всего меня сдать. Так, чтобы самому выйти сухим из воды. Крэнмер сидел в тени с таким видом, как будто его здесь нет. Его неподвижный взгляд был устремлен в одну точку. Такое впечатление, что адвокат превратился в собственную восковую фигуру.
  - Хорошо, - произнес Ганс, еще находясь, видимо, под впечатлением обнадеживающего разговора, - я обрисую ситуацию, как она мне видится сейчас.
  Он выдержал паузу. В зале воцарилась абсолютная тишина. В уборной капала вода из неплотно закрытого мною крана.
  - Со склада компании пропало большое количество опасных веществ. Часть из них представляет собой угрозу не только здоровью, но и жизни человека. Неизвестно, для каких целей вещества использовал Быстров. Нет никаких гарантий, что он не передавал их кому-то еще.
  Ганс сделал паузу. Как будто хотел, чтобы его разубедили: "Да что ты, Ганс, в самом деле, что мы, не знаем Ваню Быстрова? Сидит у себя на даче и переливает из пробирки в пробирку! Пожди часок, сейчас мы его доставим, и он все объяснит!"
  - К сожалению, в этих условиях существует вероятность вовлечения полученных Быстровым веществ в криминальный оборот. Думаю, все понимают, чем это грозит компании и отдельным ее сотрудникам.
  "Отдельные сотрудники" - это, прежде всего я, Тимофей Ярцев.
  - Роб считает, - Ганс кивнул в сторону Крэнмера, - что мы немедленно должны сообщить о произошедшем в правоохранительные органы и в Роснаркоконтроль. Только таким образом мы можем сохранить свою репутацию в случае, если ситуация будет развиваться по неблагоприятному сценарию.
  Компания сможет, наверное, сохранить свою репутацию. Но не отдельные ее сотрудники. Если, например, правоохранительные органы решат, что Тимофей Ярцев действовал заодно с Быстровым. Даже если следователи сами не дойдут до такой мысли, то всегда найдутся те, кто подскажет им верное направление. Например, такой авторитетный ученый, как Володя Смирнов - заместитель директора по науке, мой старый знакомый и коллега.
  - Я согласен с Робом, - продолжил Ганс. - Считаю, что произошедшее не является внутренним делом компании. Мы не имеем права утаивать такого рода инциденты.
  Мертвая тишина. Похоже, слова Ганса оказались неожиданностью не только для меня, но и для многих присутствующих.
  - В понедельник я свяжусь с официальными лицами в МВД и в Роснаркоконтроле.
  В понедельник. Сейчас вечер пятницы. Значит, у нас есть два дня на то, чтобы провести внутреннее расследование. Подумать, в каком виде лучше всего подать информацию. Кого назначить крайним.
  Или, если повезет, найти Вана. И найти то, что он украл.
  - К этому времени мы должны собрать максимум информации и попытаться понять, что же произошло. Конечно, лучше всего - получить объяснения из первых рук.
  Ганс закончил. Я вдруг почувствовал жалость к нему - еще бы, человек приезжает в Россию с лучшими намерениями, и, - что не менее важно, - с деньгами. Приезжает не для того, чтобы прихватить то, что плохо лежит. Не для того, чтобы помочь местным бандитам в костюмах легализовать свои темные доходы. И даже не для того, чтобы поучаствовать в распродаже природных ресурсов. Нет, у него другая, благородная цель. Он хочет создать успешную компанию. Немецкие деньги, русские мозги. Таков лозунг Ганса, об этом он говорит на каждом углу. И вот посмотрите, что из этого получилось. Один его сотрудник выдаивает из бюджета компании под миллион долларов, при этом нарушая с десяток законов. В Германии за такие дела он получил бы не один пожизненный срок. А другой, будучи другом нашего злоумышленника и страдая от неразделенной любви к его подружке, закрывает на все глаза. А остальные думают лишь о своей заднице. Такой вот русско-германский бизнес.
  Или мы таким образом все еще мстим им за войну?
  - Я вот что хочу понять: "Зачем?" - произнес Ганс.- Зачем Быстров пошел на преступление? - слово "преступление" далось ему с явным трудом. - Почему закрытый проект был для него так важен? Ведь должно быть какое-то объяснение. Логическое объяснение. Logische еrklrung, - добавил он, словно так было понятнее.
  Все молчали. Никто не спешил делиться идеями. Никто не спешил помочь своему немецкому господину разобраться в хитросплетениях русского характера. Впрочем, похоже, господин и не особенно рассчитывал на нашу помощь. Похоже, как раз для этого ему и нужен был специалист.
  В наступившей тишине звонок селекторной связи прозвучал особенно громко. Ганс выслушал короткое сообщение с проходной. "Поднимайтесь", - ответил он.
  Через минуту дверь распахнулась, и в зал вошел невысокий мужчина лет пятидесяти в сером плаще и черной шляпе. Его сопровождал молодой человек в очках. Обе его руки были заняты одинаковыми на вид кейсами, которые он тут же поставил возле двери. Кейсы были весьма увесистыми - судя по звуку, с которым они утвердились на полу. Молодой человек достал платок и вытер лоб. Казалось, что кроме чемоданов, ничто и никто в зале его не занимает.
   Специалист в плаще сдержанно поздоровался с Гансом. Несколько негромких слов по-немецки. Знают ли они уже друг друга, или это их первая встреча? Понять было невозможно. "Ja, natьrlich", - сказал Ганс в ответ на какой-то его вопрос, и тут же специалист повернулся к молодому человеку и отдал ему короткое распоряжение. "Сергей, - обратился к Крутову Ганс, - проводите молодого человека в комнату для переговоров". Что в этих чемоданах? Пыточный стул новейшей модели, оснащенный компьютером и модемом? Вполне возможно. Переносная модель, так сказать. На случай, если срочно нужно кого-то допросить.
  Тем временем специалист снял плащ, повесил его на стойку с крючками для одежды и подошел представиться. Ганс остался в стороне, наблюдая за сценой знакомства. "Очень приятно, Майкл". У него был сильный английский акцент, лицо выражало благожелательный интерес. Впрочем, было очевидно, что это выражение он выбрал сознательно, и что в любой момент может его изменить. "Майкл Браун", - представляясь Смирнову, специалист обрел и фамилию. Видимо, почуял в том старшего после Ганса. А может, просто решил разнообразить представление. Для Кравцова у него также оказалось только имя.
  - Майкл - специалист по конфликтным ситуациям, - проговорил Ганс после того, как знакомство завершилось. - Насколько я понимаю, в общих чертах он уже в курсе нашей проблемы (тот подтвердил коротким кивком), и постарается нам помочь. Я рассчитываю на ваше полное сотрудничество, - последнее явно адресовалось нам, аборигенам, которым предстояло прикоснуться к мудрости цивилизованного общества.
  Смирнов покинул свое место у окна и уселся за стол - подальше от меня. Вернувшийся Крутов последовал его примеру. Ганс сидел во главе стола. Вероятно, с прибытием Майкла ему стало гораздо легче, его голос обрел обычную крепость. Голос руководителя, попавшего в трудную ситуацию, но знающего, как с честью из нее выйти. Благодаря тому, что знает нужных людей. Знает, к какому специалисту обратиться.
  - Сейчас самое важное, - повторил Ганс еще раз, - попытаться найти Быстрова и вступить с ним в контакт. Для этого нам необходимо понять его мотивы. Понять, что он хочет, в чем заключается его цель. Майкл, я правильно излагаю? - решил он проконсультироваться у знатока, и тот подтвердил, что все так. - Тогда прошу вас, Майкл, мы готовы. Можете начинать.
  - Мне нужно побеседовать с каждым из вас по отдельности, - мягко произнес тот. - Заранее прошу извинить, если некоторые мои вопросы покажутся вам неуместными. Уверяю вас, возможные недоразумения обусловлены только одним: исключительностью ситуации, в которой мы с вами оказались. Тимофей, - обратился он уже ко мне, - насколько мне известно, у вас с Быстровым сложились наиболее тесные отношения, так?
  Отрицать это не имело смысла.
  - Тогда я предпочел бы начать с вас, - произнес Майкл, - если вы не против.
  Мои желания в этом вопросе ничего не значили.

5

  Мы сидим в комнате переговоров втроем - я, Майкл и его безымянный помощник. Он уже собрал свою установку, извлеченную из чемоданов, и включил ее. На столе расположился ноутбук, к которому подключили проектор; его трубка нацелилась на боковую стену. Еще я различил модем, микрофон, большие наушники. Рядом с ними расположились еще какие-то устройства неясного мне назначения, соединенные друг с другом разноцветными проводами. Свет от монитора освещал снизу лицо молодого человека, придавая его чертам значительность.
  - Тимофей, - раздался ровный голос Майкла, - когда вы в последний раз контактировали с Быстровым?
  Он смотрел на меня доброжелательно, его голос был негромок и спокоен. Свитер из тонкой шерсти придавал Майклу почти домашний вид - если бы не наушник и крокодильчик микрофона на дне V - образного выреза. Два собеседника, объединенные общей целью, помогающие друг другу в решении сложного вопроса. Мы ведь все здесь - одна команда, не так ли?
  Разумеется, так, другого варианта быть просто не может.
  - Пять недель назад. Он принес заявление на отпуск. Я его подписал, и с тех пор Быстрова не видел.
  - Может, разговаривали по телефону? Письма по электронной почте?
  - Три недели назад я отправил ему письмо, однако ответа не получил.
  - Что за письмо?
  - Ничего особенно, вопрос по одному из проектов, к которому он имел отношение.
  - Обычно Быстров сразу отвечает на письма?
  - Не всегда. Пунктуальность не относится к его сильным чертам.
  - То есть, вполне возможно, что он прочитал письмо и не счел нужным сразу ответить?
  - Думаю, да.
  Хотя уверен, что нет. Уверен, что Ван не читал моего письма. Так же, как и Аня. Уж она-то ответила бы сразу. Но я не хотел называть ее имя. Пускай это сделают они. В том, что это случится рано или поздно, сомнений не было. Я вдруг представил себе Аню, сидящую перед Майклом. Представил его взгляд, направленный на нее. Представил, как из спокойного и доброжелательного он становится холодным и резким. Как она отвечает на его вопросы, отчаянно пытаясь выгородить Вана. Представил, как он ловит ее на противоречиях. Мне стало страшно. Он раскусит ее за минуту. А потом разжует и выплюнет.
  Пальцы молодого человека время от времени пробегали по клавишам, он то и дело поглядывал на экран монитора. Я не сомневался, что нашу беседу записывают.
  - После того, как истек его отпуск, вы не пытались с ним связаться?
  - Я позвонил по всем имеющимся у меня телефонам. Не один из них не отвечал.
  - Можно ваш мобильный? - неожиданно спросил Майкл. Он произнес это как нечто само собой разумеющееся, так что отказ прозвучал бы оскорблением. Конечно, берите, какие могут быть тайны между друзьями? Между членами одной команды?
  - Пожалуйста.
  Я достал телефон и протянул его Майклу, тот передал помощнику. Молодой человек извлек из своего необъятного чемодана нужный переходник и подключил мобильник к компьютеру. Мне вдруг захотелось, чтобы меня допрашивал Крутов. По крайней мере, тот на такие штучки не способен.
  - Не возражаете, если скопируем содержимое памяти? - донесся бесцветный голос молодого человека.
  - А если бы возражал?
  Запоздалая грубость, вырвавшаяся наружу. Спустя минуту помощник отдал телефон. Мне не хотелось больше им пользоваться.
  Пальцы молодого человека вновь защелкали по клавишам. Наверное, набросились на информацию с моего телефона. Как гиены, рвущие друга у друга падаль.
  - Тимофей, - вновь послышался голос Майкла, - мне сказали, что именно вы пригласили Быстрова на работу в ADD. Это так?
  - Да, это правда
  - Вы встречались в Риме?
  - Да.
  - Расскажите об этой встрече. Какова была первая реакция Быстрова на ваше предложение, что его интересовало. Какие вопросы он задавал. Нас интересует все, любые подробности. Все, что вам запомнилось. Все, что вы считаете важным.

6

  Рим, центр города. Мы сидим в небольшом кафе с видом на Колизей. ADD только что образована, компания набирает сотрудников. Молодых и амбициозных ученых. Но уже с опытом, уже понюхавших пороха. Тех, кто на острие стрелы. В молекулярной биологии иначе нельзя: конкуренция очень большая. Я приехал из Москвы специально за Ваном. Приехал, чтобы его соблазнить. Мне известно, что у него кончился очередной трехлетний контракт, и он свободен. Думает, куда бы податься.
  - Вернуться в Москву, - хмыкает Ван, - оригинальная идея.
  С его стороны это видится именно так. Оригинальное предложение от старого друга. И от ADD Company, напоминаю ему я. А это не так уж и мало. Это тебе не нищие институты РАН. Зарплаты на европейском - или даже американском - уровне, компенсация съема жилья, премиальные за руководство проектами. Возможность участия в конференциях за счет средств компании. Работа на самом современном оборудовании.
  - Короче, рай для ученых, - комментирует Ван.
  "Да, Ван, можно сказать, что так", - говорю я несколько раздраженно, поскольку в его голосе чувствую насмешку. Я рассчитывал на другую реакцию. Например, на заинтересованное удивление. Он же слушает меня так, как будто все это давно ему знакомо. Как будто открытие высокотехнологического стартапа в Москве в начале двухтысячных - заурядное дело. Иногда Ван кивает моим словам - или своим мыслям о моих словах. Или чему-то еще, не имеющему отношения к нашему разговору. Иногда посматривает на меня с легкой иронией на губах, и тогда у меня мелькает подозрение, что я для него всего лишь часть итальянского пейзажа, в котором Ван, видно, чувствует себя как рыба в воде. Он обут в легкие сандалии на босу ногу, на нем цветастые шорты и хлопковая майка. Ни дать, ни взять - турист, наслаждающийся отдыхом. Иногда он бросает взгляд окрест - и делает это с видимым удовольствием. Кажется, ему нравится все - прохожие, идущие мимо открытой веранды кафе, вид на развалины Колизея - знакомый, наверное, до последних камушков, высокое южное небо с перистыми облаками, похожими на породистых борзых. И, я чувствую, ему нравится Тимофей Ярцев, сидящий напротив. Именно Тимофей, а не то, что он говорит. Тимофей, как часть итальянского пейзажа.
  - А как насчет прав на интеллектуальную собственность?
  Обычно об этом не вспоминают. Я уже провел с десяток собеседований, и круг интересов потенциальных работников исчерпывается, как правило, зарплатой и гарантиями при увольнении. Ничего удивительно, ведь Россия все еще в пещерном веке по части высокотехнологичного бизнеса. Но Ван, к сорока годам успевший поработать в миллионе мест, разумеется, уже знает, что к чему. Знает, что ему могут предложить и какие вопросы надо задавать. Внезапно я задаю себе вопрос: а не ошибка ли - приглашать его в компанию? Смогу ли я его контролировать? Управлять его работой? Будет ли он мне подчиняться, как своему начальнику? Или, напротив, начнет использовать наши приятельские отношения в своих собственных целях? Короче - смогу ли проглотить тот кусок, который собираюсь откусить?
  - Стандартный договор - все права на интеллектуальную собственность принадлежат компании. Если результаты работы патентуются, то при продаже патента ты получаешь оговоренный процент. И, разумеется, - уточняю я, чтобы разом покончить с этим, - ты подписываешь соглашение, что во время работы в ADD (и еще год по истечении срока контракта) не занимаешься аналогичной деятельностью в других местах.
   Ван молчит - как мне кажется, неодобрительно. Паузы, конечно, он держать умеет.
  - Ты же понимаешь, - добавляю я извиняющимся тоном, и сердясь из-за этого на самого себя, - инвесторы же вкладывают деньги. И не маленькие деньги. Естественно, они хотят отбить их назад.
  Против ожидаемого, Ван не возмущается, а согласно кивает головой. Наверное, это именно то, что он ожидал услышать. А, скорее всего, он уже и слышал это не один раз. И, наверное, подписывал соответствующие соглашения. Господи, кого я уговариваю! Мне начинает казаться, что эта поездка была напрасной. Ну что же, по крайней мере, посмотрел Рим.
  - Тим, ты забыл еще одну важную вещь, - улыбается Ван, провожая взглядом симпатичную итальянку в летнем платье, - не менее важную, чем все то, что ты тут мне наплел.
  - Какую же?
  Теперь я уже сам не знаю, чего хочу больше - его согласия или отказа.
  - Женщины, Тимофей, - глаза Вана смеются. - Как же ты забыл об этом, а? В России самые красивые женщины в мире. Только ради этого стоит вернуться, как думаешь? Или ты настолько избалован, что уже не замечаешь этого?
  Он разливает вино по бокалам, мы чокаемся за женскую красоту, "за движущую силу большинства великих свершений", как он говорит. Итальянское вино понемногу проникает в кровь. Чувствуется, что Вану хочется поговорить - как в старые студенческие времена лет двадцать назад, когда весь мир лежал у наших ног, и мы казались друг другу гениями, готовыми вот-вот сообщить миру о великих истинах, открытых нами на дне бутылки. Я же совсем не испытываю желания выслушивать откровения Вана, завтра утром у меня самолет, я устал от перелета, от жаркого климата, к которому не успел привыкнуть, хочу завалиться в свой номер, принять душ и проваляться в постели до того часа, когда надо будет ехать в аэропорт. И плевать мне на все красоты Рима и на Вана, жаждущего мне их показать под аккомпанемент бесконечной трепотни о смысле жизни.
  И, конечно, мягкотелый Тимофей поддается уговорам старого друга. Вместо того, чтобы отдохнуть, он тащится вслед за ним по узким улочкам, сидит в тени раскидистых платанов, пьет из бутылки молодое вино, и, конечно, встречает ночь не в мягкой постели, а на пустынном пляже, до которого мы добираемся в кузове попутного грузовика. Этот пляж - одно из тех мест, которые Ван нашел во время своих пеших странствий по Италии. Естественно, он хочет показать его мне. Хочет, чтобы я разделил с ним восторги творческого возлежания на берегу моря под ночным южным небом. В компании с бутылкой вина и покладистым слушателем. В роли последнего выступает, естественно, Тимофей. Время от времени он думает, что не так представлял себе вербовку Вана на работу в компанию. Он полагал, что разговор, если так можно выразиться, будет протекать в более формальной обстановке. Что ему удастся избежать обсуждения мировых проблем, сдобренного изрядной долей алкоголя. Что же, похоже, Ван изменился меньше, чем мне казалось.
  Эта мысль - одна из последних, которые я помню в ту ночь. А утром просыпаюсь от звона будильника. Просыпаюсь, как ни странно, в своем номере. Не помню, как попал в него. Неужели Ван позаботился об этом? Если так, то это новая черта в нем. Впрочем, особенно долго размышлять об этом мне некогда, потому что времени, как всегда, в обрез, и нужно еще привести себя в порядок и собрать вещи. На столе - записка от Вана. На удивленные размышления времени тоже нет, поэтому я просто читаю ее. Читаю и принимаю к сведению.

   "Дорогой Тимофей! Большое тебе спасибо за компанию. Должен признаться, что давно так хорошо не проводил время. Надеюсь, что не слишком тебя утомил своей болтовней. Не так часто мне удается поговорить с человеком, который хорошо меня понимает!
  Теперь о твоем предложении. Хочу сказать, что отношусь к нему очень серьезно. Если у тебя создалось иное впечатление, то прошу меня извинить. Условия, озвученные тобой, весьма привлекательны и я склоняюсь к тому, чтобы их принять. Я давно уже не был в России и поработал бы вместе с тобой и твоими сотрудниками с большим удовольствием. Надеюсь, ты и твои друзья в AGG дадут мне некоторое время для того, чтобы принять окончательное решение. В любом случае, я рассчитываю в ближайшем будущем посетить Москву. Полагаю, у меня будет возможность поговорить более обстоятельно и с тобой, и с руководством компании.
  До скорой встречи,
  твой Ван".

7

  - У вас сохранилась эта записка?
  - Боюсь, что нет.
  - Может, у вас есть другие письма, написанные его рукой?
  - Вряд ли. Если вам нужен образец почерка, возьмите заявление о приеме на работу. Наверняка оно хранится в отделе кадров.
  Майкл никак не отреагировал на мой блестящий совет.
  - Когда Быстров приехал в Москву?
  Через неделю, вспомнил я. А может, дней через десять. Разумеется, Ван не счел нужным предупредить. Предпочел нагрянуть неожиданно. Вполне в его духе. За двадцать дет, пока мы друг друга знаем, ничего не изменилось.
  По дороге в аэропорт Рима я вспоминаю записку. Собираюсь посетить Москву, вот так номер. Неужели Ван клюнул? Или у него другие дела, не имеющие ко мне никакого отношения? Или пьяные разговоры со мной пробудили у него ностальгию по России? Захотелось вспомнить молодость, окунуться в атмосферу прошлого? Если так, то моего друга ждет разочарование, поскольку я не собираюсь болтаться с ним по ночной Москве, перебираясь из одного бара в другой в окружении восторженно глядящих на него студентов. И студенток, кстати говоря. "Самые красивые женщины", - вспоминается мне. А может быть, дело в этом? Что же, это было бы не так уж и плохо. Днем Ван будет работать на меня в ADD, а ночью... То, что он будет делать ночью, меня не касается. Я даже готов заранее простить ему возможные опоздания на работу по утрам. Готов простить, потому что знаю - если ему придет в голову идея, он будет работать сутки напролет, пока не доведет ее до воплощения. Или не поймет, что она не стоит выеденного яйца. Меня это вполне устраивает. Может быть, любящий немецкий порядок Ганс поначалу поворчит, но я уверен в том, что и он оценит способности Вана. Со временем, конечно. И с моей помощью.
  Так я размышляю в самолете, и к тому времени, когда заканчивается перелет, уже чувствую себе вполне неплохо, чувствую себя хорошо поработавшим человеком. Я уже упаковал Вана в схему, вполне понятную и приемлемую для себя. Есть в этой схеме место и для меня. Небольшие сомнения, правда, остаются, но что толку мучить себя сомнениями, тем более, если скоро все так или иначе разрешится? Ведь в ближайшем будущем Ван рассчитывает посетить Москву. И, если интуиция меня не обманывает, он застрянет здесь надолго. Так что подождем, время терпит.
  И вот, в один прекрасный вечер раздается звонок в дверь, и почему-то я сразу понимаю, что это Ван, хотя никаких оснований думать так у меня нет - не было ни звонка, ни письма по электронной почте, предупреждающего о его скором визите. И - так оно и есть: Ван, вернувшийся после дальних странствий, стоит собственной персоной у моего порога, готовый к новым свершениям. К совместной работе на благо науки. И ADD, разумеется. Или к новым приключениям, мелькает у меня мысль, потому что то, что я вижу, поневоле заставляет меня вспомнить Вана-студента, готового прямо с пары уйти, уехать куда угодно, куда глаза глядят: на подмосковной электричке, чтобы погулять по осенним лесам, или проехать автостопом до Байкала и еще дальше, потому что он радуется молодости своей, и веселится во дни юности своей сердцем своим, и идет туда, куда ведет его сердце. На Ване старые потертые джинсы, разношенные кеды с дырочками для вентиляции, рубашка со множеством карманов. На широком поясе складной нож в чехле, а за спиной - небольшой брезентовый рюкзак с кожаными нашивками со всего мира: летопись путешествий. Как он добрался из Италии в Москву? На самолете, как любой нормальный человек? Или трясся на поезде, любуясь заоконными пейзажами? Проводя время жизни за сравнительным анализом вина? Да и кто сказал, что Ван вообще прилетел из Италии? С него станется по пути заглянуть еще куда-нибудь. В Индию, например. Или в Африку. Подняться на байдарке от верховьев Нила. Проветриться перед трудной работой. Подышать свежим воздухом.
  - Тимофей, дружище! Черт, как я рад тебя видеть!
  Искренний голос, искренняя улыбка, и я ему, разумеется, верю. Потому что ему невозможно не верить. В каждый отдельно взятый момент времени. И пока я вижу его рядом со мной и слышу его голос, верю, что все будет в порядке, что Ван именно тот человек, за которого я его принимаю, что теперь мы будем работать вместе - как вместе раньше учились. Мы прекрасная команда, моя собранность и аккуратность компенсируют расхлябанность, свойственную талантливым людям. Вместе мы свернем горы. Откроем новую страницу в истории науки.
  Правда, по истечении недели я уже чувствую, что общество Вана становиться для меня несколько утомительным. Дело в том, что у него, разумеется, нет постоянного жилья в Москве, и поэтому временно он останавливается у меня. На правах старого друга. Не могу сказать, что он так уж сильно озабочен поиском квартиры. Вместо этого Ван предпочитает болтаться по Москве, возобновляя старые знакомства и всюду таская меня за собой. Постоянно звоня на работу и отвлекая меня. Мою квартиру он использует для ночлега. Я начинаю чувствовать общую тенденцию, благо знаю Вана не один десяток лет. Он приведет нового знакомого и попросит пустить его на ночь. А еще через пару недель у меня здесь будет не протолкнуться.
  - Ван, - говорю я ему в один из вечеров, выбрав, как мне кажется, подходящее время, - ты не забыл, зачем сюда приехал?
  Я предпочитаю говорить прямо, обходясь без намеков. Старые друзья могут позволить это себе. По крайней мере, мне так кажется.
  Несколько секунд Ван недоуменно смотрит на меня, потом на лице расплывается широкая улыбка. Он хлопает себя по лбу, признавая свою забывчивость. Интересно, мог ли он действительно забыть об этом? Или этого всего лишь притворство? И если да, то с какой целью?
  - ADD кампани? - спрашивает он с интонацией примерного ученика, желающего угодить учителю.
  - Именно, Ван. Ты уже принял решение?
  Он смотрит на меня, сквозь меня. Его лицо становится серьезным. Что же, это уже радует. Это уже хорошо.
  - Послушай, Тимофей, - говорит Ван, - у меня есть идея. Прекрасная идея, просто замечательная!
  - В самом деле? - спрашиваю я скептически, подозревая, что прямого ответа на вопрос не услышу. По крайней мере, сейчас.
  - Давай устроим завтра пикник, - предлагает Ван с довольной улыбкой. - Махнем на электричке за город. Я знаю пару прекрасных мест. Если, - усмехается он, - за последние пять лет их еще не загадили. Мы вдвоем - никаких друзей, никаких знакомых. Там все и обсудим. Без спешки, в спокойной обстановке.
  Не могу сказать, что это предложение вызывает у меня восторг, но, похоже, другого способа добиться определенности не существует.
  - Только без спиртного, - говорю я.
  Мое уточнение Ван воспринимает без энтузиазма, но я проявляю несвойственную мне твердость, потому что знаю - иначе опять все превратится в обсуждение мировых проблем. В конце концов, ему приходится сдаться. Никакого вина, никаких шашлыков. Серьезный, деловой разговор. 'Если ты, Ван, хочешь провести его на природе, то я согласен. Но деловой разговор должен остаться деловым разговором. Тем более, что многие в ADD ждут твоего решения, Ван. Рассчитывают на тебя. На нас с тобой', - добавляю я, желая смягчить строгий тон.
  Ван смотрит на меня несколько удивленно, поскольку никогда раньше я не говорил с ним так. Ну что же, пускай привыкает. Я тоже изменился за эти пятнадцать лет. Все люди меняются.
  - Да, Тимофей, - усмехается он, - теперь мне ясно, почему ты стал начальником.
  - Это моя работа.
  - Да ладно, Тим, без обид. Ты прав, я, наверное, слишком увлекся. Давно не был в Москве.

8

  И, похоже, он действительно не в обиде, судя по тому настроению, с которым шагает по лесной тропинке. На нем все те же джинсы, кеды и рубашка, в которых он предстал передо мной неделю назад, за спиной рюкзак, в котором все необходимое. Спиртного в нем нет - уговор есть уговор. Я едва поспеваю за Ваном. У него шаг бывалого путешественника - легкий и быстрый. Ван с видимым удовольствием оглядывается по сторонам. Чистый сосновый лес весь пронизан солнечным светом. Где-то наверху шумит ветер, изредка опускаясь к нам, а потом вновь растворяясь в небесной вышине. Тропинка выводит нас на залитую солнцем изумрудную полянку, на краю которой неожиданно высится раскидистый дуб, в плотной тени которого мы и располагаемся. Ван мгновенно разводит костер. Сухие сосновые сучья горят ровно, почти без дыма.
  - Господи, как я мечтал об этом, - он с наслаждением вдыхает отдающий дымком воздух. - Ты, этого, конечно, не ценишь, - обращается он ко мне. - В Германии, например, чтобы развести костер, надо собрать с десяток разрешений. Да еще рядом должна дежурить команда пожарных. А в Италии еще хуже. Стоит тебе чиркнуть спичкой, как тебя тут же обвинят в поджигательстве.
  Я не знаю, шутит он или нет, но мне, по крайней мере, становиться ясно одно: в последнее время Ван - городской житель, лишенный удовольствия путешествовать по диким землям. Интересно, почему так? Он охладел к своим юношеским увлечениям? Или обстоятельства не позволяют проводить время так, как ему хочется?
  Он говорит еще что-то, и неожиданно я понимаю, что это и есть тот самый разговор, ради которого мы потащились в лес, так милый Вану. Он начинает издалека, и надо его знать, чтобы понять: за вроде бы посторонними соображениями и кроются те основания, на которых Ван принимает решения. Мне становится ясно, что ADD для него - всего лишь ступенька, этап на пути к достижению большой цели. Правда, сама цель весьма туманна, и обозначена очень слабо. Я слушаю и пытаюсь понять: а какое мое-то место, как заведующего лабораторией, в этом раскладе, есть ли оно вообще, и если есть, то устраивает ли оно меня? И устроит ли оно мое начальство?
  - Что такое Академия Наук в ее нынешнем виде? - спрашивает Ван, но отвечать не нужно, потому что вопрос риторический. - Это огромный, неповоротливый, забюрократизированный монстр, предназначенный для одной цели - распила бюджетных средств. Наука в Академии существует только по инерции, Тимофей, и с каждым годом ее становится все меньше. Разумеется, есть отдельные группы, работающие на высоком уровне, но это исключение, и с каждым годом таких групп будет все меньше. Причина проста - настоящие ученые уезжают за рубеж. Или умирают. А на смену им никто не приходит.
  - Ты предлагаешь реформировать Академию?
  - Не говорили глупостей, - горячится Ван, - академию реформировать невозможно. Я предлагаю для начала оценить ситуацию. Увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. Перестать надувать щеки.
  - Ван, послушай, при чем здесь Академия? Я ведь тебя не в академический институт на работу приглашаю, а в частную компанию. А там порядки совсем другие. Надувательство щек не приветствуется. Сам понимаешь - если компания не работает на уровне, она разорится.
  Ван смотрит на меня, пытаясь понять что-то иное, не имеющее отношение к смыслу сказанного мной. Например, верю ли я сам своим словам. Наконец, он решает, что верю. Он прав, потому что на тот момент это действительно так. Время прозрения еще не пришло. То, что многоопытный Ван почувствовал сразу, для меня еще долго оставалось тайной за семью печатями.
  - Можно задать тебе один вопрос?
  - Сколько угодно, Ван, - великодушно предлагаю я, поскольку думаю, что у меня сильная позиция.
  - Сколько у вас лабораторий?
  - Думаю, семь-восемь. Где-то так. Структура компании еще не до конца определена.
  - И кто их возглавляет?
  Я в некотором замешательстве. Что ему сказать? Назвать конкретные фамилии? Уверен, что большинства из них он никогда не слышал.
  - Это все достойные ученые, специалисты в своем деле.
  - И откуда взялись эти специалисты?
  Я, наконец, понимаю, куда он клонит.
  - Ну хорошо, конечно же, все они работали в системе Академии Наук. Может, кто-то придет из ВУЗов, хотя для тебя, наверное, разница небольшая. И что из этого? Ты же сам признавал, что там есть порядочные люди.
  - В твоей порядочности, Тимофей, у меня нет сомнений, - усмехается он. - А как насчет остальных? Кто будет определять научную политику? Утверждать или отвергать проекты? Ученый совет, так ведь?
  - Окончательные решения принимает исполнительный директор компании. Разумеется, он будет прислушиваться к рекомендациям ученого совета.
  - Кто его возглавит?
  Я ненадолго задумался. Пожалуй, ответ на этот вопрос мне известен.
  - Володя Смирнов. Он, кажется, руководит отделом в Институте Молекулярной Химии. Ты его знаешь?
  - Нет, Тимофей, не знаю. А он порядочный человек?
  - Порядочный? - хмыкнул я. - Это уж очень расплывчатая формулировка. Спроси что-нибудь попроще.
  - Гадости он делает без удовольствия?
  - Вроде, да.
  - Тогда можно считать, что порядочный.
  Ван достал из чехла складной нож, и ловко соорудил две рогатины и шампур. Затем полез в рюкзак, и на секунду мне показалось, что он извлечет из нее бутылку. Однако Ван вытащил сосиски и порезанный черный хлеб. Нанизал их на самодельный шампур и утвердил все это сооружение с той стороны костра, где уже образовались угли. Тотчас послышались аппетитные запахи.
  Все это Ван проделал молча и сосредоточенно. Казалось, гастрономические заботы полностью отвлекли его от проблем науки.
  - Как Дубовский? - вдруг спросил он.
  Профессор Дубовский читал нам спецкурс на последнем семестре, и он был научным руководителем дипломной работы Вана. И моей тоже. Один из немногих в институте, кого Ван уважал.
  - Честно говоря, не знаю. Давно у него не был.
  - По-прежнему преподает?
  - Вроде бы да.
  Сколько ему сейчас? Должно быть, под восемьдесят. Крепкий старик. Доживу ли я до таких лет? А если да, то каким буду?
  Ван перевернул сосиски. Кожура лопнула, аппетитный сок с шипением падал на угли.
  - А ты с ним не советовался?
  - По поводу?
  - По поводу ADD, разумеется. Дубовский же знает всех РАНцев в своей области, как облупленных.
  Я почувствовал раздражение. Мне казалось, что разговор у нас пойдет о том, как именно Ван видит свое место в компании, а вместо этого он устраивает мне допрос на тему морального облика и профессиональной компетенции моих сослуживцев, и, видимо скоро доберется и до меня.
  - Послушай меня, Ван. Я не очень понимаю, о чем тут советоваться. Конечно, ты много времени проводишь за границей, и, наверное, не совсем представляешь себе ситуацию с наукой здесь, в России. Денег от государства хватает только на то, чтобы поддерживать стареющую инфраструктуру, да на нищенскую заработную плату, прожить на которую невозможно. Большинство ученых РАН работает по совместительству, в основном в ВУЗах, но и там платят копейки. Так что, между нами говоря, я бы не стал предъявлять к ним особенно высоких требований. Ну, это так, к слову. И вот появляется человек, готовый дать деньги. Который говорит: скажите мне, что вы можете сделать. Составьте толковый проект, и я найду под него средства. Убедите меня в том, что вы еще способны выдавать результат, и я обеспечу вам условия для работы. О чем тут еще думать? Конечно, когда мне предложили перейти в ADD, я согласился.
  - А как на тебя вышли?
  - По публикациям. Никто конкретно меня не рекомендовал.
  - Кто проводил собеседование?
  - Ганс Бремен, собственной персоной.
  - И ты, разумеется, принял все условия?
  - Разумеется. Я тебе все уже объяснил. То, что он предлагал, для России очень хорошие условия. Возможно, в Европе или в Америке это не так. Тебе виднее, конечно.
  Ван перевернул шампур. Подрумянившиеся бока сосисок выглядели очень аппетитно.
  - Я его знаю, - сказал Ван.
  - Кого?
  - Твоего Ганса, - хмыкнул Ван, - встречался с ним пару раз. Тот еще тип.
  Я почувствовал себя идиотом.
  - Так ты с ним разговаривал?
  - Имел такое удовольствие.
  - И где же? - растерянно спросил я. - Здесь, в Москве? Когда ты успел, и почему мне не сказал?
  Глаза Вана смеялись.
  - Да нет, Тимофей, успокойся, - со смехом сказал он. - Это было давно, года два назад. Ганс тогда работал в Европе. Приглашал меня в свой стартап.
  - И ты согласился?
  Ван снял сосиски и хлеб с шампура и сложил их в бумажную тарелку. Они пахли дымом. Поджаристый хлеб хрустел на зубах.
  - Замечательно, - сказал Ван, прикончив первую сосиску, - костер - замечательная вещь. И сосиски тоже. Великое изобретение немцев. Вина, конечно, не хватает, - он многозначительно посмотрел на меня, - но и так хорошо. Еще хочешь?
  - Хочу.
  Я ждал продолжения разговора. Ответа на свой вопрос.
  - Нет, Тимофей, не согласился, - несколько даже извиняющимся тоном ответил Ван, не глядя на меня - был занят приготовлением очередной порции сосисок. Угли уже подостыли, и он поворошил костер, выбирая подходящие. - Понимаю, тебе это может показаться чудачеством, но у меня были на то причины. Поверь, Тимофей, веские причины.
  Я не стал спрашивать, какие. Если Ван захочет, он сам скажет. А если нет, то все равно ничего от него не добьюсь.
  - А сейчас эти причины остались?
  Ван молчал. Он, наконец, перестроил костер так, как хотел, и теперь уселся, обхватив колени руками.
  - Ганс - жесткий менеджер, - мне показалось, что Ван говорит очень осторожно, взвешивая каждое слово. - Его главная цель - прибыль.
  - Да что ты говоришь! А мне-то казалось, что он меценат!
  Ван предостерегающе поднял руку. Он не реагировал на мой тон и оставался серьезным.
  - Ему удалось создать с нуля и продать два удачных стартапа, - продолжил он. - Я знаю людей, которые с ним работали, знаю стиль его руководства. Сотрудникам, которых он набирает, Ганс дает примерно полгода заниматься тем, чем они считают нужным. Присматривается к ним, выясняет, кто на что способен. У кого есть задатки лидера. А затем выстраивает жесткую вертикаль, нацеленную на решение какой-то одной задачи. Несогласных увольняет. Независимо от их научных заслуг и способностей.
  - А кто ставит задачи?
  - Хороший вопрос, Тимофей. Прямо в точку.
  - И какой же ответ?
  Ван усмехнулся.
  - Задачи ставят крупные компании. MERCK, Pfizzer. Как только у Ганса появляется определенное количество сотрудников, он начинает обивать пороги этих компаний. Рассказывает о потенциальных возможностях своего стартапа. Выясняет, какие проблемы актуальны на текущий момент. Ищет подходящих людей.
  - И что в этом плохого?
  - В общем-то, ничего, Тимофей. Просто надо ясно понимать, на что ты идешь. Знаешь, что стало с теми стартапами Ганса, которые оказались успешными?
  - Что же?
  - Одно из них - подразделение MERCK, другое - Bayer. Думаю, аналогичная судьба ожидает и московский стартап, в котором ты имеешь честь работать. Так что, в лучшем случае ты станешь сотрудником крупной фармацевтической компании. Со всеми вытекающими плюсами и минусами.
  - А в худшем?
  - В худшем - компания погрязнет в разборках и склоках, типичных для любого института РАН. Здесь, конечно, многое зависит от ученого совета. От твоего Смирнова, в частности.
  Ван замолчал. Костер понемногу догорал. Языки пламени лениво долизывали обуглившиеся сучья. Слышалось шипение сока, капающего с сосисок. Ван, казалось, забыл о них. Его взгляд был устремлен поверх костра, как будто он что-то вспоминал.
  - Так что ты решил, Ван? Ты будешь работать в компании, или нет? Проясни, пожалуйста, а то я окончательно запутался.
  Он встряхнулся от своих мыслей и посмотрел на меня. Закинул руки за голову, лег на спину и уставился в небо. У меня появилось нехорошее предчувствие.
  - Тимофей, ты сделал что-нибудь важное в своей жизни? - спросил он, не глядя на меня. - Что-нибудь такое, чем бы ты мог гордиться?
  Ну, вот, начинается, даже вина не потребовалось!
  - Устроился на работу в ADD, - съязвил я. - У тебя также есть шанс совершить этот героический поступок.
  Ван молчал. Похоже, он не был склонен поддерживать иронию.
  - А если серьезно?
  - А я серьезно.
  Ван посмотрел на меня. Потом, усмехнувшись, отвернулся.
  - Ну, если ты так считаешь...
  Он не счел нужным завершить фразу. Я почувствовал, как во мне поднимается злость.
  - Вот что, Ван, я тебе скажу. Говорю это серьезно, потому что впервые за пятнадцать последних лет мне - и, заметь, не только мне, - дается возможность заниматься любимым делом. Не думать о куске хлеба каждый день. Не искать подработки, бегая по всей Москве. Ты помнишь зиму девяносто третьего? - почти что кричал я. - Ту самую зиму, после которой ты уехал в Америку? Холодные аудитории, в которых не раздевались? Дубовского, читающего лекции в пальто и шапке? Ты помнишь? Ах да, конечно, - я уже не мог остановиться, - ты же тогда смотался в Египет, кажется. С очередной девицей, да? А мы здесь думали о том, как не заморозить батареи. И где мы будем выращивать картошку, когда в Москве будет голод. И мы выдержали все это, мы сохранили институт, ясно тебе? Так что меня, Ван, не особенно мучает вопрос о том, чтобы такого важного совершить. Я хочу просто нормально работать. И у меня, в отличие от тебя, не такие большие запросы к начальству. Эффективным менеджером меня не испугаешь. И работой на иностранную компанию тоже.
  Я выдохся. Наверное, сказал лишнее. Мне было плевать. Я устал от Вана. Устал от его манеры разговаривать, от его постоянной привычки к самокопанию.
  Прогоревший шампур обломился, сосиски с хлебом упали в костер. Есть мне уже не хотелось.
  - Все, - сказал я, поднимаясь, - пойдем. Думаю, на сегодня хватит. Засыпай костер и пойдем.
  Ван приподнялся на локтях. Он смотрел на меня, видимо, пытаясь понять, насколько сильно я рассердился.
  - Ладно, Тим, извини, - сказал он. - Извини, я многого не учел. А кое-что просто забыл.
  - Вот именно.
  Запал уже прошел, и мне стало неловко от своей горячности. Не стоило вспоминать все это. В конце концов, никто не держал меня в институте силой. Ван уехал, а я остался. Просто так получилось, вот и все.

9

  Обратно мы шли молча. Я посмотрел на часы и попытался прикинуть, на какую электричку мы успеем. Народу на платформе было немного, в основном - пенсионеры с хозяйственными сумками. Билетная касса, как всегда, не работала. До электрички оставалось минут десять. По крайней мере, так утверждало расписание.
  - Мне дадут набирать студентов? - спросил вдруг Ван.
  Я не сразу понял, о чем он говорит.
  - Каких студентов?
  - Старшекурсников, Тимофей. Тех, кто мне будет нужен.
  Значит, мы все еще торгуемся.
  - Думаю, да. На первых порах немного. Два-три человека.
  - И я смогу сам их отбирать?
  - С моей стороны возражений не будет.
  Ван расплылся в улыбке.
  - А как насчет режима? Работать с девяти до шести? Как насчет этого? Насколько ты строг в этом вопросе, как заведующий лабораторией?
  - В интересах дела готов пойти на послабления. В разумных пределах, конечно.
  Улыбка Вана стала еще шире.
  - Тимофей, ты просто золото, - проговорил он. - Если бы все начальники были такими, как ты!
  Я предпочел оставить это заявление без комментариев.
  - А Ганс сейчас в Москве?
  - Завтра прилетает.
  - Можешь устроить мне встречу с ним?
  - Разумеется, Ван. Только постарайся оставить при себе свое мнение о достоинствах и недостатках РАН, ладно? И, ради Бога, не заводи с ним разговоров о смысле жизни. И не предлагай выпить на брудершафт.
  Ван прыснул.
  - О смысле жизни... с Гансом? - он давился от смеха. - Может, обсудим это на ученом совете? - предложил Ван, со слезами на бессмысленно-ясном лице. - Тема доклада: "Русский алкоголизм и немецкая философия: в поисках начала начал". Докладчики: Ван Быстров и Ганс Бремен. Синхронный перевод с немецкого - Тимофей Ярцев.
  - С демонстрациями?
  Ван опять расхохотался. На нас начали оборачиваться.
  Отсмеявшись, я почувствовал, что размолвка, вызванная разговором в лесу, уже закончилась, и между нами снова установлен мир. Сидячие места в электричке все были заняты, и мы с Ваном предпочли остаться в тамбуре, потому что там было прохладнее. С каждой станцией народу прибавлялось все больше, публика стала разнообразнее, появились мужички с пивом и сигаретами. Казалось, Вана все это забавляет в высшей степени. Наверное, в Европе он от такого отвык. Ван с интересом поглядывал на двух рабочего вида парней, расположившихся с бутылками с той стороны, которая открывалась редко (а если двери все-таки пытались распахнуться, то парни всячески этому препятствовали, не обращая внимания на возмущенные возгласы по ту сторону). Парни вели обычный в таких случаях разговор, и порою мне казалось, что Ван с удовольствием присоединился бы к ним, усевшись рядом на корточки, прислонившись спиной к металлической двери с грозной надписью 'Не открывать!', держа на отлете бутылку с пивом. 'Что его привлекает в них? - думал я, глядя на Вана. - Что это - досужий интерес цивилизованного человека, приехавшего с экскурсией с тем, чтобы понаблюдать за нравами дикарей? Может быть, даже поучаствовать в их обрядах? Оставаясь в рамках приличий, конечно. А потом уехать назад, к себе, чтобы потом в уютной обстановке снисходительно рассказывать о забавных повадках по ту сторону границы? Нет, не похоже. Ван не наблюдатель. Тем более, не экскурсант. Он участник. И если участвует в чем-то, то делает это серьезно'.
  На следующий день я договорился о встрече с Гансом. Его беседа с Ваном прошла, против моего ожидания, весьма спокойно. Ван вел себя корректно, не позволял лишнего, не поносил РАН и ее работников. Правда, время от времени губ его касалась улыбка, но ее вполне можно было принять за обычное проявление вежливости к собеседнику, который вскоре станет твоим начальником. Зарплату и прочие финансовые условия они согласовали тет-а-тет, и, судя по довольному выражению на лице Вана, с которым тот вышел из кабинета Ганса, они обо всем договорились. Из деликатности я не стал спрашивать, за какую сумму Ван согласился продать себя акулам капитализма, а сам он мне не сказал. Ну что же, я не был на него в обиде за это.
  - А как насчет жилья?
  Этот вопрос занимал меня гораздо более, чем зарплата Вана. В конце концов, я все-таки привык жить один и не собирался менять своих привычек даже ради старых друзей.
  - Однокомнатная квартира в академическом доме на Ленинском.
  - Где именно?
  - На площади Гагарина.
  - Потрясающе, Ван, - уважительно произнес я, - ты, наверное, очень жесткий переговорщик. Я начинаю думать, а не разоришь ли ты компанию?
  - Не беспокойся, Тим, - рассеянно ответил он, погруженный в свои мысли, и добавил: - Я взял только то, что они могли дать.
  И вот, наступает этот день - Ван Быстров, молодой, но уже вошедшую в полную силу ученый, опубликовавший с десяток статей в Nature и Science - большинство из них без соавторов, специалист, к мнению которого прислушиваются в научном мире, - переступает, наконец, порог ADD. Оркестра, однако, по этому поводу не было, а было только скромное поздравление от руководства компании в лице Ганса Бремена. Короткая беседа о тех целях, которые ставит перед собой ADD. Пожелания успеха. Обещание карьерного роста - в случае добросовестной работы. Впрочем, такую беседу Ганс проводил со всеми, от студентов до заведующих лабораториями, так что Ван здесь не составлял исключения. И, конечно, дружеское приветствие от Тимофея Ярцева.
  Правда, спустя какое-то время меня вновь охватывают сомнения - а правильно ли я поступил, сосватав своего друга нашей компании? Уж больно Ван отличается от остальных сотрудников ADD. Как это говорится - не вписывается в коллектив. Работает в одиночку, ни с кем не советуется. Пренебрегает субординацией. Последнее особенно задевает Володю Смирнова, установившего в своей лаборатории жесткий порядок, и, как председатель ученого совета, призывающий остальных к тому же. 'Быстрову следует понимать, что он работает в команде, - говорит мне Володя после очередного совещания, на котором Ван снова отказался участвовать в межлабораторном проекте, сочтя его полной ерундой, - Это частная компания, а не академический институт, у нас одна цель, и мы все работаем над одной задачей. Критика должна быть конструктивной, Тимофей, согласен? Быстрову следует избавиться от позиции стороннего наблюдателя'.
  Я вяло соглашаюсь, потому что ничего другого мне не остается, и когда сообщаю об этом разговоре Вану - смягчив, разумеется, все резкости, - то его реакция, против ожидания, весьма сдержанна. Как будто он ожидал чего-нибудь в этом духе. "Значит, Смирнов решил показать зубы", - говорит он, хмыкая. "Да, Ван, боюсь, что так. Думаю, тебе надо пойти на уступки. Хотя бы для вида. Продемонстрировать готовность к сотрудничеству. Попридержать язык". - "Нарядиться Дедом Морозом на новогодний вечер", - добавляет Ван с иронией, и это меня немного раздражает, потому что разговор-то серьезный, он не может этого не понимать. И, видя мою реакцию на его слова, Ван принимает соответствующий вид и обещает не злить понапрасну начальство.
  И, похоже, он готов выполнять свое обещание, потому что с того дня Ван становится более сдержанным. Избегает открытой критики - если его не просят высказать свое мнение напрямую. Участвует в работе межлабораторного семинара. Помогает советами. По своим каналам достает статьи из труднодоступных журналов. И на какое-то время устанавливается хрупкий мир, некоторое равновесие. Смирнов больше не требует крови Вана. По крайней мере, от меня. А Ван не критикует Смирнова и феодальные порядки, которые тот стремится насадить в компании. Тимофей Ярцев, считающий, что плохой компромисс лучше открытой войны, доволен. Кажется, ему удалось установить мир.
  До тех пор, пока Ван не представил проект "Притворщик". Да, разумеется, он послужил яблоком раздора. И, конечно, они спросят об этом.
  "Притворщик". Ради этого Ван пришел в ADD.
  Или нет? Или проект был для него только прикрытием? Прикрытием для осуществления других целей, о которых я не имею ни малейшего представления? Возможно, и так - особенно в свете того, что случилось. Возможно, название проекта отражает суть Вана в гораздо большей степени, чем я полагал раньше.
  Так или иначе, скоро это выяснится. Вопрос только в том, хочу ли я этого.
  В последние часы у меня появились в этом сомнения.

10

  Аня.
  Ее имя - сигнал опасности.
  Оно должно звучать как можно реже. В той степени, в которой это зависит от меня.
  Она не при чем. Что бы Ван не сделал, она не имеет к этому отношения. Она просто его помощница, не более того. Красивая девушка, с которой приятно проводить время. Этим и исчерпывались их отношения с Ваном - неважно, насколько далеко они зашли.
  Как сделать так, чтобы мне поверили? Поверили в мое искреннее желание сотрудничать?
  Рассказать все, что не имеет к Ане непосредственного отношения.
  Все о конфликте Смирнова и Вана, например. Моя откровенность должна произвести впечатление на Майкла.
  И, конечно, все о проекте "Притворщик". То, например, как с подачи Смирнова его закрыли. Прекрасная мотивация для обиды. Для действий, способных нанести имущественный и репутационный ущерб компании, говоря словами Ганса. Мотивация, не имеющая никакого отношения к Ане.
  Тогда почему ее нет на работе? Почему ты звонил ей в тот же день, что и Вану? ? Значит, ты что-то подозревал? И почему они ушли в отпуск одновременно?
  Не знаю. Но мне нужно отвлечь от нее внимание.
  - На какую позицию приняли Быстрова?
  Майкл говорил все тем же тоном, которым он начал беседу. Непонятно, какое впечатление произвел на него мой рассказ. Какие выводы он сделал. И сделал ли их вообще.
  - Ведущего научного сотрудника.
  - Это соответствовало его квалификации?
  - Безусловно.
  - Несмотря на отсутствие степени кандидата наук?
  - Эта степень - в значительной мере формальность.
  - Правда? Уверяю вас, так считают далеко не все.
  Это точно. Например, Смирнов так не считает.
  - На мой взгляд, это технический вопрос, связанный с различиями в системе организации науки в России и на Западе. При необходимости Быстров мог защитить и докторскую. Его научных достижений хватило бы на десяток диссертаций. Прочитайте еще раз его CV. Наберите его имя в интернете. Латиницей, разумеется.
  - Чем Быстров занимался в вашей лаборатории? - Майкл проигнорировал мое предложение.
  - Первые два месяца у него не было конкретных обязанностей. Структура компании еще только определялась. Мы много спорили, выясняли, кто что может, кто чего стоит. Что нам нужно для успешной работы, в каком направлении двигаться. Притирались друг к другу.
  И все это время, мог бы добавить я, Смирнов плел интриги с тем, чтобы подмять под себя всех сколько-нибудь стоящих сотрудников ADD. Вел себя так же, как и в своей вотчине в РАН. И ему это почти удалось - за одним исключением: Ван не вписывался в его схему. Отказывался переходить на его сторону. Сначала открыто и даже демонстративно, потом, после нашего разговора - более аккуратно. И, конечно, Смирнов это чувствовал. Понимал, что Ван - центр силы, к которому будут тянуться люди. Поэтому он ждал только повода, чтобы нанести удар.
  Но получилось так, что первым удар нанес Ван. И сделал это совершенно неожиданно.
  - А потом, - донесся до меня голос Майкла, - по истечении этих месяцев? Чем Быстров занимался потом?
  Я почувствовал, как в комнате усилилось напряжение. Мы, наконец, подходили к главному.
  - Потом он предложил проект "Притворщик".
  Майкл кивнул, как бы подтверждая мои слова. Конечно, он уже знал о проекте. Знал по документам, которые изучал, видимо в самолете, пока летел в Москву. Теперь он хочет услышать все из первых уст.
  - Расскажите об этом проекте.

11

  Поздний вечер, мы идем с работы в сторону метро. На улице чудесная сентябрьская погода. Ван только что изложил мне идею, которая потом ляжет в основу проекта "Притворщик". Он хочет сделать лекарство от СПИДа. Я пытаюсь убедить его, что силами ADD совершить это невозможно. Максимум, что мы можем сделать - довести молекулу до стадии предклинических испытаний, а потом продать ее крупной компании, такой как MERCK или Bayer, например. А они уже сделают всю остальную работу.
   'Или положат молекулу под сукно, - возражает Ван, - потому что компаниям нужно получить прибыль с уже выпущенных на рынок лекарств. Возможно, через несколько лет они и пустят ее в ход. А в это время люди будут умирать, Тимофей. Несколько миллионов умрет'.
  - Ну, хорошо, - говорю я ему, - допустим, на нашей базе ты сможешь провести эксперименты на мышах. Думаю, это еще можно организовать. Но дальше-то что? Как ты мыслишь эксперименты на больных? Это огромная работа, в которой должны участвовать десятки человек. Нужно добиться согласия больных, заключить договора со стационаром, подготовить персонал, да мало ли еще проблем, о которых мы с тобой даже не подозреваем? И как ты предлагаешь их решать?
  Ван, кажется, не особенно меня слушает, как будто он уже и так все это знает. Он рассеянно глядит по сторонам. Любуется девушками, одетыми еще по-летнему. И реагирует на то, что я, наконец, умолкаю.
  - Знаешь, Тимофей, - говорит он. - В России до революции был такой обычай. Инженер, построивший мост, стоял под ним, когда по нему проходил первый поезд. Стоял вместе со строителями. Мне кажется, это правильно. Лучшая гарантия от ошибок. Должен быть человек, который отвечает за все.
  - Ну и что?
  Ван смотрит на меня с усмешкой.
  - Если ты веришь в лекарство, которое придумал, то его надо проверять на себе.
  Я оторопело посмотрел на него.
  - Ты что, болен СПИДом?
  - А это многое объясняло бы, да? - на его лице странная улыбка, значение которой мне не ясно.
  - Что объясняло? Ван, да скажи ты толком, не пугай меня! Болен ты или нет?
  Он видит тревогу на моем лице. Его взгляд смягчается, странная улыбка уходит. Теперь я вижу прежнего, знакомого мне Вана.
  - Да нет, Тимофей, не волнуйся, - говорит он, - я не болен. Но ведь это ничего не меняет. Десятки миллионов других людей больны. Разве этого недостаточно?
  Недостаточно для чего? Для того, чтобы бросить все и заняться этой проблемой? Мы не можем так поступить. Мы должны делать то, что в наших силах. Борьба со СПИДом в мировых масштабах не является задачей ADD. И мы не отвечаем за политику фармацевтических компаний. Если они тормозят выход на рынок новых лекарств по каким-то соображениям, то пускай это остается на их совести. Разработка молекулы, активной на стадии предклинических испытаний - максимум возможностей ADD. Я могу поддержать этот проект от нашей лаборатории, если ты согласен с таким условием.
  Вероятно, Ван согласен, потому что больше разговоров на тему проверки лекарств на самом себе он не заводит. И когда он выступает на ученом совете со своим проектом, то уже не говорит ничего о мировых фармацевтических гигантах, скрывающих в своих интересах достижения ученых. Ничего не говорит об испытаниях на людях. Он рассказывает саму идею, оригинальную и блестящую, идею, способную осуществить переворот в стратегии лечения СПИДа. Способен ли ее воспринять кто-то из присутствующих? Я смотрю на членов ученого совета, пытаюсь представить их реакцию. Смирнов сидит с каменным лицом. Одно он понимает точно: то, что он слышит - явное покушение на его прерогативу определять научную политику компании.
  Дискуссия после доклада Вана довольно сдержанная. Я выступаю с поддержкой проекта. Смирнов, естественно, дает скептическую оценку. Много вопросов - самых разных. По оживленным шепоткам, пробегающим в зале, ясно: презентация производит впечатление. Не удивлюсь, если на следующий день Ван будет нарасхват. Многие захотят с ним поговорить поподробнее. Многие почувствуют, что он способен стать тем локомотивом, который приведет компанию к успеху. Конечно, Ван не имеет того административного веса, который есть у Смирнова, но все же... Все же частная компания не институт РАН, как совершенно верно заметил Смирнов в разговоре со мной. Все же есть шанс, что в частной компании независимый и талантливый человек сможет реализовать свои идеи. Если, конечно, они окажутся в русле решаемых задач.
  А что же Ганс Бремен, глава компании, эффективный менеджер, успешно продавший два стартапа? Какова его позиция? Очень скоро выясняется, что Ганс еще не определился с тем, поддерживать ли проект Вана или нет. Возможные причины такой его нерешительности активно обсуждается в коридорах и на кухне, а также в курительной комнате - естественно, в отсутствии начальства. Поскольку я являюсь заинтересованным лицом, то стараюсь держаться от кулуарных разговоров в стороне. Также, впрочем, как и Ван, сохраняющий олимпийское спокойствие. Иногда даже кажется, что его не так уж интересует судьба собственного проекта. Каждый день он появляется на работе с неизменной улыбкой. Приветливо здоровается со всеми, кого встретит, включая Смирнова. Если Ван и испытывает напряжение в связи с подвешенным состоянием проекта, то внешне никак его не выказывает. Не пытается вызвать на разговор Ганса. Или кулуарно договориться со Смирновым. Кстати, многие полагают, что именно этого ждет от него Ганс. Такое впечатление, что Ван решил пустить дело на самотек. Пусть все идет так, как идет. Что это - проявление опыта ученого, немало повидавшего за свою научную карьеру? Или просто нежелание играть по местным правилам?
  Ответа на этот вопрос мы так и не получаем, однако вдруг выясняется, почему медлил Ганс. Оказывается, он ждет инвестора, Джека Стоуна, молодого, но уже известного владельца нескольких фирм в силиконовой долине. Покровителя амбициозных ученых, ищущих средства для воплощения своих безумных проектов. Ганс хочет получить от Стоуна дополнительные средства к тому стартовому капиталу, который у него уже имеется. Объявление о предстоящем визите Ганс делает заранее, и отдает распоряжение всем лабораториям приготовить презентации. Проект Вана он никак не выделяет, однако все понимают, что, прежде всего, речь идет о нем. Стоун приедет не один, с ним три эксперта - два американца и европеец. И когда в понедельник коридоры компании оглашаются английской речью, сразу становится ясно, что шансы Вана резко вырастают. Дело в том, что двоих из этих экспертов он знает лично, а третий, оказывается, хорошо знаком со статьями моего друга, и давно желал лично с ним побеседовать, только все никак не удавалось пересечься. Кто бы мог подумать, что они встретятся в Москве! Да, соглашается Ван, чего только не бывает. Его презентацию они слушают очень внимательно, задают массу вопросов. Потом до десяти вечера сидят в комнате для переговоров, изредка выбегая за чашечкой кофе. "Хотели выжать из меня все", - позже признается вымотанный, но довольный Ван. И, разумеется, эксперты дают восторженные отзывы. Так что в последний вечер визита за столиком в японском ресторане на Тверской Ганс получает чек на кругленькую сумму, поскольку Стоун весьма впечатлен уровнем персонала, который Гансу удалось собрать. Стоун готов войти в долю. Готов финансировать проекты компании. В первую очередь, проект Вана.
  О чем Ганс и сообщает на ближайшем заседании ученого совета. Вану выдан карт-бланш. Ему поднимают зарплату. Он может набрать сотрудников, закупать необходимое оборудование. Я уверен, что при его желании в тот момент Ганс создал бы под него лабораторию. Возможно, Ван сможет даже возглавить ученый совет. Да только ему все это не нужно. Он предпочитает остаться на позиции ведущего научного сотрудника. Не обременять себя административными обязанностями. Что же, это его право, не так ли? У каждого настоящего ученого свой собственный стиль работы.
  А что же Смирнов? Он притих. Ушел в тень. Ждет, как будет продолжаться столь ярко начавшаяся карьера. Ждет удобного момента. Он уверен, что его время еще придет. Он опытный начальник и повидал на своем веку немало таких вот талантов, сгоравших, как бенгальские огни. Только вот они ушли, а он остался. Так что мы еще кокнемся - посмотрим, чье разобьется.
  Посмотрим, надолго ли хватит Ивана Быстрова. И кто, в конце концов, окажется на коне.

12

  - Сколько человек было занято в проекте Быстрова? Кто именно работал с ним наиболее тесно? - интересуется Майкл. - Честно говоря, - продолжает он с почти интимной интонаций, - из документов по проекту это не ясно. Помогите мне, Тимофей.
  Хороший вопрос, ответ на который мне, заведующему лабораторией, тоже хотелось бы знать. Как и ответ на другой вопрос, до которого Майкл еще не дошел: кто они - эти люди, работавшие на Вана? Ожидалось, что он будет проводить беседы с сотрудниками ADD, предлагать участие в проекте. Выбирать тех из них, кто ему подойдет. Выставлять свои условия, требовать у Ганса ставки. Однако Ван ничего этого не делает, хотя видно, что его активность заметно возросла. Его мобильный звонит каждые пять минут, к нему постоянно приходят разные люди. В основном, студенты. Откуда Ван их берет, я не имею ни малейшего представления. Он приходит раньше всех и засиживается допоздна Заказывает научные статьи в огромных количествах, так что Наташа Смирнова, в обязанности которой входит снабжение сотрудников научной литературой, просит прибавки, потому что частенько ей приходится заниматься заказами Вана и во внеурочное время. А еще он по полной загружает нашу Кладовку, так что смирнейший Олег Кравцов каждый понедельник - после очередного визита Вана, которого на выходных посетили свежие научные идеи - звонит мне и начинает выговаривать, что нужное Быстрову достать невозможно, что половина из затребованных им веществ попадают в запрещенный для ввоза в Россию список по причине наркотического или отравляющего действия. Что я, как заведующий лабораторией, должен умерить аппетиты своего подчиненного. Объяснить ему ситуацию. В частности, тот ее аспект, что начальник отдела заказа реактивов отнюдь не горит желанием получить десять лет тюрьмы за распространение и сбыт наркотических веществ. И что остроумные предложения Быстрова о том, как обойти нелепые бюрократические препоны, сами по себе граничат с преступлением. Именно так ему и передайте.
  Именно так я ему и передаю. Кажется, Ван слушает меня вполуха, то и дело отвлекаясь на телефонные звонки. Мне приходится приложить немалые усилия, чтобы донести до него смысл моих слов. Наконец, он меня понимает.
  - Ладно, Тим, - соглашается он, - будь по-твоему. Я не стану больше приставать к Кравцову.
  Ван смотрит на меня, как будто спрашивает: еще что-то, или это все, что ты хотел мне сказать?
  - Я могу тебе чем-то помочь? Как начальник лаборатории? - мой вопрос - намек на то, что неплохо бы держать меня в курсе своих дел. В частности, того, как продвигается работа над "Притворщиком". Неплохо бы рассказать, зачем тебе нужны реактивы в таких количествах, и почему среди заказных тобой соединений так много потенциально опасных. И почему именно они тебе нужны.
  Но Ван принимает - или делает вид, что принимает - мои слова за чистую монету. "Мне нужно отдельное помещение, Тимофей, - говорит он. - Пусть небольшое, но отдельное. Чтобы не мешать никому". И чтобы мне никто не мешал, имеет он в виду, чтобы никто не лез с разными глупыми вопросами. 'Хорошо, Ван, постараюсь добиться этого. Но взамен обещай мне, - говорю я уже открытым текстом, - держать меня в курсе дел. И если тебе еще понадобятся наркотики, или яды, или взрывчатка, то я должен узнать об этом раньше, чем начальник отдела заказов'.
  Ван усмехается, показывая, что оценил шутку. Разумеется, он согласен: 'Конечно, Тимофей, извини. Наверное, я немного увлекся. Затянул творческий процесс, сам понимаешь. Больше такого не повторится'.
  Видимо, в тот момент Ван сам верит своим словам, так что мне тоже остается поверить ему. Остается держать его на длинном поводке. Позволять делать все, что он считает нужным. Или почти все.
  Правда, потом оказалось, что поводок все-таки был слишком длинным. Точнее, его вообще не было.

  - Сложно сказать, - уклончиво ответил я, - Быстров постоянно привлекал то одних, то других. По мере надобности.
  - Возможно, вы не поняли, - Майкл поднял на меня глаза, его голос стал тверже. - Я имею в виду тех, кто работал с ним в проекте на постоянной основе.
  - На постоянной основе с ним не работал никто.
   "Не способен работать в команде, - раздался в голове голос Смирнова, - не встроился в коллектив".
  - Вот как? Почему же? В проекте с бюджетом в несколько миллионов долларов на постоянной основе работает один человек?
  - Таков стиль Быстрова. Если ему нужно выполнить ту или иную работу, он ищет человека, способного ее сделать. Если тот соглашается, они подписывают договор. По выполнении работы договор закрывается, и на этом все отношения заканчиваются.
  - Но был кто-то, с кем он поддерживал постоянные контакты в рамках проекта?
  Был, разумеется, был. Вернее, была. Анна Асеева - вот тот единственный человек, с которым он поддерживал постоянные контакты. Правда, в таких терминах их отношения вряд ли можно описать.
  - Не думаю. По крайней мере, мне такой человек неизвестен.
  - А как насчет вас, Тимофей?
  - Периодически Быстров докладывал мне о ходе выполнения проекта. На основе разговоров с ним я составлял отчеты для руководства компании. Они доступны, с ними можно ознакомиться.
  - Этим и ограничивалось ваше участие в проекте?
  - Да.
  - Я понимаю это таким образом, что вы практически не контролировали повседневную активность Быстрова, - произнес Майкл.
  Его голос затвердел еще больше. Как-то незаметно атмосфера приятельской беседы полностью исчезла. Теперь разговор все больше напоминал допрос.
  Майкл сказал несколько слов по-английски молодому человеку. Проектор, подключенный к ноутбуку, ожил. На экране появился документ, озаглавленный "Правила обращения реактивов. Внутренняя инструкция ADD LLC", и пониже мелкими буквами: "Обязательно для исполнения всеми сотрудниками компании". Внизу документа стояли подписи с расшифровкой, среди которых была и моя.
  - Вы знаете, что это за документ?
  - Знаю. Учитывая то, что я его и составлял.
  - Тогда вам знаком пункт шесть-один?
  Помощник щелкнул клавишами, выделив и увеличив фрагмент документа. "...6.1. Запрещается перемещение реактивов за пределы территории ADD LLC без письменного разрешения начальника Отдела заказа и хранения реактивов".
  Мне стало ясно, о чем пойдет речь. "Они знают или догадываются?"
  - Быстров был ознакомлен с этой инструкцией?
  - Разумеется.
  - Можете ли вы поручиться, что он неукоснительно ее выполнял?
  Я позволил себе усмехнуться.
  - Думаю, что с учетом нынешних обстоятельств такое мое поручительство ничего бы не значило.
  Майкл не оценил юмора.
  - Известно ли вам о случаях нарушения Быстровым инструкции об обращении реактивов?
  - То есть, проще говоря, выносил ли он их за пределы здания?
  - Вы правильно поняли.
  Известно, да еще как известно! Да только боюсь, что это воспоминание я оставлю при себе.

  - Ну, а эти-то тебе зачем? - спрашиваю я Вана. - Они же есть на складе!
  Он пришел ко мне с очередным списком реактивов, которые ему нужны, поскольку уже не может обращаться в Кладовку самостоятельно. Теперь Ван должен согласовывать список со мной. Таково распоряжение Ганса. Дело в том, что проект "Притворщик" выглядит уже не столь многообещающим, как три месяца назад. Появились проблемы. Явных результатов до сих пор нет, а аппетиты Вана все время растут. Он увлечен работой, проверяет каждую новую идею. И для этого ему нужны реактивы. Во все большем количестве.
  Конечно, я стараюсь идти ему навстречу. Делаю все, чтобы не урезать его заявки. И пока это еще получается. Хотя Смирнов уже чует, что время для реванша близится. Он заходит поболтать, интересуется, как продвигается "Притворщик". Спрашивает, не нужна ли его помощь. "Тимофей, если мы объединим наши ресурсы, - говорит он, - то у проекта откроется второе дыхание". Нетрудно догадаться, что в его понимании объединить - значит передвинуть Вана на вторые роли (или вообще выкинуть его из проекта). Я не сомневаюсь, что Смирнов готовит выступление на ученом совете. Выступление, которое должно похоронить "Притворщик". Или дать ему нового руководителя.
  Так что, когда я вижу в очередном списке Вана вещества, которые он уже заказывал месяц назад, то мое удивление граничит с раздражением. Пятьдесят соединений, общей стоимостью почти сорок тысяч долларов. Немного, конечно. Три месяца назад никто бы и не обратил на это внимание. Но не сейчас. Сейчас Ван не должен допускать такую небрежность. В нынешней ситуации это может оказаться последней каплей.
  - Те, что у нас есть - грязные, Тимофей, - отвечает Ван, - слишком много примесей.
  - Как это - грязные? Их же проверяли в лаборатории.
  - В лаборатории ошиблись.
  - Откуда ты знаешь? Ты что, заставил их переделать эксперимент?
  Я в недоумении. Игорь Петров, заведующий лабораторией химического анализа, не такой человек, чтобы по чужой просьбе просто так повторить эксперимент. Зная горячий характер Петрова, я уверен, что он просто пошлет Вана куда подальше. Да еще наверняка выскажется на этот счет на ученом совете.
  - Нет, Тимофей. Я провел эксперимент своими силами.
  Своими силами - чтобы это значило?
  - Неужели Петров пустил тебя на установку?
  Ван усмехается. Мне его усмешка совсем не нравится. А то, что он сейчас скажет, понравится еще меньше, подсказывает мне интуиция.
  - Я даже не просил его, Тимофей. Ты же знаешь, это бесполезно.
  - Тогда как?
  Ван пожимает плечами. Не все ли равно, подразумевает этот жест. Но, видя мою недвусмысленную реакцию, он сдается. Соглашается раскрыть свой маленький секрет.
  - У меня остались кое-какие связи в Берне. Старые знакомые по университету. Я отправил им пробирки, они проверили. Содержание посторонних примесей - от пяти до десяти процентов. Вот и все.
  Ван смотрит на меня ясным взором. Вот и все, Тимофей. Я поражен - он что, в самом деле не понимает, что натворил? Или просто прикидывается?
  - Как ты их отправил?
  - Самолетом. Прямым рейсом в Берн. Очень удобно, Тимофей. Честно говоря, мои друзья управились быстрее Петрова.
  - А таможня? Как ты оформлял документы?
  Он делает небольшую паузу, как бы проверяя, а действительно ли мне хочется это услышать? Убедился, что да.
  - Мы обошлись без формальностей. Передали с ручным багажом. У меня как раз один знакомый летел в Берн. Так что все сошлось один к одному.
  Я не знаю, что сказать. Десятки слов готовы сорваться с языка, и большинство из них матерные. А если бы твоего знакомого досмотрели? Что бы увидели таможенники, Ван? Что бы они сказали, посмотрев на ряды пробирок с разноцветными порошками? Пожелали ли бы счастливого пути? Или попросили пройти куда следует? И что бы ты делал потом, когда бы выяснилось, что половина из этих порошков могут оказывать наркотическое действие? А вторая половина может быть использована как сырье для производства наркотиков? Злость на Вана поднимается во мне. И все же, несмотря на эту злость, я поднимаюсь с кресла и подхожу к двери кабинета, что плотно ее прикрыть. Лишние уши нам ни к чему. Потому что теперь я становлюсь его сообщником. Если, разумеется, не доложу об этом вопиющем инциденте.
  Аня, знал ли Ван ее уже тогда? Знакомый отправляется в Берн - а не она ли была этим знакомым? Безумие, он никогда не решился бы подвергнуть ее такому риску.
  Ты уверен? А разве не безумие то, что происходит сейчас? То, чем мы сейчас здесь занимаемся? Разве это не последствия его безумных поступков?

13

  - О таких случаях мне неизвестно, - ответил я.
  Ну вот и все, Рубикон перейден. Если это всплывет, то мне конец.
  - Тем не менее, Быстров мог вынести реактивы?
  - Чисто технически, да. Специально они не охраняются. Так что он вполне мог взять то, что ему нужно.
  - И вынести?
  - Спросите об этом Крутова. Он отвечает за безопасность.
  - А ваше мнение?
  - Думаю, да. Контроль на выходе формальный, Быстрова все знают. Так что вряд ли бы у него возникли трудности.
  - И никто бы об этом не узнал?
  - Вплоть до очередной инвентаризации.
  - И как часто ее проводят?
  - Раз в три месяца.
  - Когда была последняя?
  - Спросите в отделе закупок. Это их дело.
  Майкл опять перебросился словами с помощником. Молодой человек принялся колдовать над своим ноутбуком. Неужели он прямо сейчас может узнать, когда отдел закупок проводил последнюю инвентаризацию? Просто невероятно! Фантастическая техника.
  Но я ошибался. Оказывается, Майкл готовил новый раунд вопросов. Похоже, он ведет наступление сразу по всем фронтам. Ищет слабые места. Бреши, в которые может проникнуть его пытливая мысль, подкрепленная технической мощью. Проектор, подключенный к ноутбуку, вновь ожил. На экране появляется фотография четверых мужчин лет под пятьдесят, у всех холеный вид, на лицах привычные улыбки - у меня все ОК, желаю и вам того же. Джек Стоун в пиджаке и галстуке, остальные одеты менее формально. Знакомые Вана. Его западные друзья, готовые встать за него горой.
  - Узнаете кого-нибудь?
  - Разумеется.
  - Кто это?
  - Джек Стоун и его эксперты.
  - Они приезжали вместе с ним?
  - Да.
  - И дали положительное заключение на проект 'Притворщик'?
  - Да.
  - Все трое?
  - Именно так.
  - Что вам известно об отношениях этих экспертов с Быстровым?
  - Какого рода отношениях?
  - Рабочих. Личных. Каких угодных.
  - Не думаю, что могу здесь помочь вам. Он не очень распространялся о своей работе на Западе.
  - Быстров не упоминал их имен раньше?
  - Не припоминаю.
  Изображение на экране меняется. Теперь я вижу крупным планом одного из экспертов - Генриха Мерца. Рядом с ним появляется название знакомой фирмы.
  - Генрих Мерц консультирует MERCK. Выступает у них экспертом по перспективным проектам, дает заключения. Быстров упоминал об этом?
  - Нет.
  - Он не говорил о том, что они с Мерцем участвовали в совместных грантах, финансируемых этой компанией?
  - Ни разу.
  - Не упоминал о судебных разбирательствах между MERCKом и университетом, в котором Быстров проводил исследования?
  - Нет, не упоминал. Такое я бы запомнил.
  - Университет подал иск к MERCKу по поводу прав на результаты исследований, проведенных в группе Быстрова, - счел необходимым сообщить Майкл. - Юристы компании отстаивали позицию, согласно которой MERCK обладает исключительным правом на коммерческое и любое другое использование разработки. Университет считал, что некоммерческое применение разработки не требует разрешения MERCK.
  - И кто победил?
  - MERCK, разумеется
  Компания всегда сильнее отдельной личности, да, Майкл, это ты хочешь сказать? Конечно, ADD не MERCK, но на Тимофея Ярцева у нас хватит сил.
  - Университет, как проигравшая сторона, оплатил все судебные издержки. Вместе с расходами на адвокатов набежала приличная сумма. Контракт с Быстровым разорвали, и он был вынужден покинуть университет.
  - Когда это случилось?
  - Год назад.
  Судебный иск. Вот, значит, в чем дело. Он что-то открыл, а компания присвоила это себе. Наверняка что-то важное, иначе MERCK не стал бы судиться. Возможно, мелькнула мысль, проект "Притворщик" как-то связан с этим открытием. Возможно, то, что Ван выдавал за оригинальную идею - продолжение его старых исследований. Тех, которые ему не дали довести до конца в Берне.
  - И он не обсуждал это с вами? Ничего не говорил о коварстве фармацевтических гигантов, подавляющих научную мысль? О праве ученого на свободную публикацию результатов?
  - Не припоминаю.
  - А когда вы предложили ему работу в ADD, он ничего не говорил на эту тему?
  - Боюсь, что нет.
  - Не говорил или не помните?
  - Нет, не говорил. Он мне задал вопрос об авторских правах. Я объяснил ему, как этот вопрос решается в ADD. Он принял к сведению.
  - Ничего не сказал? Никаких комментариев?
  - Никаких.
   - Тогда я сформулирую наши соображения. Полагаю, вы взяли на работу человека, заведомого готового нанести компании ущерб.
   - Я об этом ничего не знал.
   - В самом деле? В это трудно поверить. Учитывая ваши близкие отношения.
   - Мы знакомы. Учились вместе. Вот и все.
   - До тех пор, пока Быстров не получил служебную квартиру, он останавливался у вас?
   - Да.
   - Почему? Что, вы всех знакомых пускаете к себе жить?
   Я решил не обращать внимания на тон Майкла, решил не поддаваться на провокации.
   - Я предложил ему такой вариант еще в Италии. Он согласился.
   - Быстров приехал в Москву в середине августа. Разговор с Гансом состоялся спустя две недели. Все это время он проживал у вас?
   Потрясающая точность.
   - Можно сказать, да.
   - Что значит "можно сказать"?
   - Раза два он не ночевал.
   - И где же он был?
   - Понятия не имею. Может, у друзей? Гулял по ночной Москве? Клеил девиц?
   Я давал возможность выбрать тот вариант, который Майклу больше нравился.
  Но, видимо, ответ у него уже был.
   - Взгляните на это.
   На фотографии актовый зал среднего размера. Длинная сцена, во всю ширину которой поверху прикреплен плакат: OPEN SCIENTIFIC SOCIETY. На сцене установлена стойка с экраном и сбоку от нее трибуна для докладчика. Рядом - стол для президиума. Лица сидящих за столом - как, впрочем, почти всех находящихся в зале - обращены к докладчику, в котором я узнаю Вана. Похоже, ему удается привлечь всеобщее внимание. Впрочем, в этой его способности сомнений нет. В руке Вана - лазерная указка, нацеленная на экран. Графики, таблицы, диаграммы. Слишком мелко, чтобы можно было разобрать. Однако дата внизу экрана видна хорошо - 25 августа 2005 года.
   На следующий день мы поехали на пикник.
   - Конференция Открытого Научного Общества, - комментирует Майкл на случай, если мой английский совсем плох, - и Быстров там основной докладчик. Обсуждаются вопросы юридического противодействия крупным фармацевтическим компаниям. Возможности альтернативного финансирования исследований в области медицинской химии. Организация корпуса независимых экспертов. Взаимодействие со средствами массовой информации. В общем, ребята смотрят широко, - резюмирует Майкл.
   Судя по его тону, он считает эту конференцию чуть ли не шабашом террористов.
   - Быстров не упоминал о своем участии в конференции?
   - Нет.
   - Почему?
   - Возможно, он полагал, что для меня это не представляет интереса.
   - А это действительно так?
   - В общем, да. Политика меня не интересует.
   - И научная политика?
   - Именно так, Майкл. Я предпочитаю заниматься конкретными делами. Возможно, к этому меня приучила история моей страны за последние двадцать лет.
   Но Майкл не склонен вдаваться в исторические дискуссии. Изображение на экране меняется. Тот же зал, но другой ракурс и другое время. Крупным планом - Ван, дискутирующий с кем-то мне незнакомым. На лацкане пиджака - небольшой значок с логотипом OSS. Вокруг них теснятся заинтересованные слушатели. Молодые лица, горящие энтузиазмом. А немного сзади я замечаю Генриха Мерца. Похоже, они с Ваном в одной лодке. Замышляют что-нибудь против MERCKа? И заодно - против ADD? Против всех фармацевтических компаний мира, вместе взятых? Наверное, так развивается мысль Майкла.
   - Узнаете кого-то?
   - Генрих Мерц, - я указал на его фигуру, - это, безусловно, он.
   - Еще кто-нибудь? Посмотрите внимательнее, - говорит он тоном учительницы начальных классов.
   Майкл пролистывает фотографии, сменяя их по моему знаку. Конечно, я смотрю внимательно, в этом он может не сомневаться. Правда, мое внимание обусловлено отнюдь не его просьбой. Аня никогда не любила быть на виду, поэтому в тех фотографиях, которые мне любезно показывает Майкл, я прежде всего смотрю на задний план: не мелькнет ли там ее лицо? Летнее платье среди строгих костюмов. Изящный профиль на фоне толпы. А если на фотографии присутствует Ван, то среди обращенных на него взглядов я ищу ее. Но напрасно: Ани там нет.
   Значит ли это, что 25 августа Ван еще не был знаком с ней? Что она появилась позже? Или он уже знал ее, но их отношения еще только начинались, и она еще не стала его верной спутницей? Больше вопросов, чем ответов. Но вряд ли они познакомились там. Ей не нравились публичные мероприятия. И по своей воле она никогда бы не стала участвовать в таком шоу.
   - Больше никого, - мой ответ правдив - приятная редкость.
   Майкл разочарован. Похоже, он разочарован не только моим ответом на последний вопрос, но всей нашей беседой. Однако, пока он еще придерживает это разочарование. Не высказывает в открытой форме: вероятно, на что-то надеется.
   - Эта конференция, - говорит Майкл брезгливо, - отвлекающий маневр, шоу для простачков. Истинная цель OPEN SCIENTIFIC SOCIETY - промышленный шпионаж. Разумеется, они называют это по-другому. Прикрываются высокими целями. Например, заботой о малоимущих, не имеющих средств оплатить дорожающие лекарства. Все это бла-бла-бла. Суть дела от этого не меняется. Они воры, если говорить по-простому. Они крадут чужую собственность. И, вполне возможно, Иван Быстров активно в этом участвует. Я искренне надеюсь, что вы действительно здесь не при чем. Но мне хотелось бы подкрепить надежду фактами, Тимофей. Помогите мне.
   Майкл сделал паузу - наверное, чтобы его слова полностью дошли до меня. Судя по ее длительности, он считал меня тугодумом.
   - Когда был закрыт проект "Притворщик"? - спросил Майкл.
   Если мы подошли к этой теме, наверное, допрос близится к концу. Последний козырь в его колоде, других у него нет.
   - В конце марта. Чтобы узнать точнее, надо смотреть протоколы заседаний ученого совета.
   - Почему его закрыли?
   - Потому что никто, кроме Быстрова, не хотел брать на себя ответственность.
   Майкл удивленно поднял брови.
   - Насколько мне известно, имел место инцидент в лаборатории химического синтеза, - сказал он. - Возгорание или взрыв, что-то в этом духе. Во время работы по заказу Быстрова.
   Я усмехнулся.
   - Это случилось, потому что наши синтетики не послушали его рекомендаций.
   - Почему?
   - Потому что у них не хватило квалификации. Или желания работать. Быстров предложил новую схему синтеза, позволяющую избежать опасных реакций. Схема состояла из большего числа стадий, чем обычно. Химики не согласились работать по этой схеме и предпочли стандартную методику, более опасную. На разборе инцидента Смирнов поддержал химиков. Он сказал, что они не обязаны верить на слово человеку другой специальности.
   - И чем разрешился конфликт?
   - Химики получили право отказывать Быстрову в синтезе тех веществ, которые они сочтут опасными.
   - Как реагировал Быстров?
   - Он сказал, что может синтезировать необходимые вещества самостоятельно. Смирнов выступил категорически против. Его позиция заключалась в том, что каждый должен заниматься своим делом. И что надо уметь договариваться со специалистами, уметь работать вместе.
   Майкл внимательно смотрел на меня. Он ждал продолжения. Хотел, наверное, чтобы я начал критиковать Смирнова.
   - Что было дальше?
   - Без синтеза необходимых соединений проект не имел шансов выжить. Фактически, после этого решения работы по нему были свернуты. Через месяц проект официально закрыли.
   - Как к этому отнесся Быстров? Только не говорите мне, что вы с ним и этого не обсуждали.
   Как отнесся? Весьма сдержанно, даже философски, если так можно выразиться. Гораздо большее значение закрытие проекта имело лично для меня. Правда, совсем по другой причине, чем мог бы подумать Майкл.

14

   Мартовский вечер спустя день или два после закрытия проекта "Притворщик". Мы с Ваном сидим в кафе напротив здания, арендуемого ADVANCED DRUG DESIGN. Синие буквы горят на крыше. Светят, но не греют - думается мне, когда я гляжу на Вана. Он кажется мне подавленным. От его обычной разговорчивости не осталось и следа. А может, как теперь кажется мне, за подавленность я принимаю сосредоточенность.
  - За коллективный разум, - усмехаясь, предлагает он тост. - И за генеральную линию, которую он воплощает.
   Моя роль - утешать и успокаивать Вана. По крайней мере, так я ее понимаю. Вернуть к жизни великого ученого, подавленного несправедливостью коллег по цеху. Предложить ему новый путь, поддержать его. В конце концов, он ведь еще и мой друг.
  - Все не так уж и плохо, - мой голос исполнен сдержанного оптимизма. - Обещаю тебе, пока ты в моей лаборатории, то можешь работать над тем, что считаешь нужным. Часть времени, разумеется, - добавляю я, опасаясь, что он воспримет сказанное слишком вольно. Тогда я и не подозревал, насколько неудачным будет это предложение.
   Кажется, Ван обдумывает мои слова. Выбирает, что же ему предпочесть: уйти с гордо поднятой головой - как он сделал бы, не раздумывая, еще лет пять назад, или прислушаться к словам мудрого товарища, старины Тимофея Ярцева, готового его поддержать, несмотря ни на что. Готового искать компромисс. Биться за его интересы. В пределах возможного, конечно. Потому что, как все мы знаем, интересы компании все же выше интересов отдельных ученых. Ты пойми, Ван, это правила игры, их надо учитывать. Не мы их устанавливаем, мы можем только выбирать - подчиниться им или нет. "И, знаешь что, - говорит подвыпивший Тимофей, воодушевленный собственным великодушием, - если ты все бросишь и плюнешь на контракт, я тебя пойму. Обещаю даже, что выбью для тебя выходное пособие".
   Я говорю еще что-то в этом духе - кажется, Ван внимательно слушает. Потом мое красноречие истощается, и мы некоторое время сидим молча. Два старых товарища, много переживших вместе и сохранивших дружбу еще со студенческой скамьи. Друзья, умеющие вместе молчать, понимающие друг друга без слов.
   Ван глядит в окно, на спешащих по улице прохожих. Он задумчив. Должен признать, что таким я его давно не видел. Похоже, неудача с проектом серьезно выбила его из колеи. Наконец, он проводит рукой по лицу - словно снимая с себя все заботы последних дней, - и теперь я вижу прежнего Вана, с веселыми глазами и вечным предчувствием улыбки на губах.
  - Знаешь, Тимофей, - бодро начинает он.
  - Что, Ван?
  - У меня к тебе просьба.
  - Все, что угодно, мой друг, - отвечаю я, зная, что невозможного он сейчас не попросит.
  - Мою группу расформируют, так ведь?
  - Боюсь, что да. С этим ничего поделать нельзя. Раз проект закрыт, группа будет расформирована. Это общее правило.
  - Ты можешь взять в штат одного человека?
  - А кто он такой?
  - Это не он, а она, - в глазах Вана веселые искорки. - Даю слово, не пожалеешь.
   Я заинтригован. Для вида говорю о том, как это непросто, что теперь приходится биться за каждого человека, что многих переводят из постоянного штата на договора. Но я заинтригован. Ван и женщина! Очередной роман, любовная интрижка? Кто же на этот раз похитил его сердце? Мой чуткий слух не обмануть - он просит за нее не просто как за сотрудника. Вероятно, он к ней неравнодушен. Ван, естественно, игнорирует мои плоские намеки. Он таинственно улыбается, предоставляя мне самому делать выводы.
  - И как же ее зовут?
  - Анна Асеева.
   Так я впервые услышал ее имя.
  - И чем она занимается?
  - Всем понемногу. Помогает мне. Готовит презентации. Выполняет кое-какие поручения.
   Ван немногословен. Он не то чтобы не отвечает на мои вопросы, он уходит от них. Меня это слегка раздражает. Что за конспирация? Зачем ему что-то от меня скрывать? Возможно, у них личные отношения. Тогда его скрытность становится объяснимой. Собирается держать ее при себе, решаю я. Ладно, Бог с тобой, не хочешь говорить - не надо. Пусть будет по-твоему.
  - А образование у нее есть?
  - Конечно. Высшее медицинское.
   Высшее медицинское. Что же, неплохо, такие люди нам не помешают. Хорошо, будет тебе сотрудница. Пускай придет завтра.
   И вот я вижу ее перед собой. Судя по документам, ей двадцать пять, и она окончила Высший медицинский университет. Специальность - иммунология. Я задаю Ане вопросы только по одной причине - мне нравится с ней разговаривать. Она отвечает кратко, и вместе с тем исчерпывающе. У нее удивительная культура речи. Добавьте сюда внешние данные, и вы поймете, что скорее из компании уволят меня - если в штате не будет мест, - чем откажут ей в приеме на работу. Ван стоит недалеко от стола, за которым мы с Аней сидим напротив друг друга, и смотрит в окно. Слушает нашу беседу. На его губах легкая улыбка. Должно быть, он все понимает.
  - Ну как, берешь? - спрашивает он, после того, как я ее отпускаю.
   Делаю вид, что раздумываю.
  - Ну, пожалуй, да, - говорю я, наконец, - при условии, что она будет носить мне кофе.
  - В постель? - усмехается Ван.
   Мы оба смеемся, хотя чувствуется, что шутка зашла немного дальше, чем следовало. На остальных сотрудников компании Анна производит то же впечатление, что и на меня. Как ни странно, но женская половина относится к ней хорошо. Возможно, потому, что Аня ведет себя очень скромно. Не дает повода для вольностей. Она только с Ваном. Я - его женщина: кажется, говорит она всем своим поведением. Вслух, разумеется, это не произносится. Она делает вид, что не слышит вопросов с подковыркой. Не поддается на провокации. Избегает игривых разговоров.
   Аня числится в моей лаборатории, так что формально подчиняется мне. Но я великодушен: обещал Вану, что она будет работать под его руководством, и не намерен отступать от своего обещания. И Ван ценит это. Спустя пару недель он прямо говорит мне об этом. Пользуясь случаем, я интересуюсь - чем она сейчас занята? И, собственно говоря, чем занят ты? Пойми правильно - еженедельные отчеты никто не отменял. Так что мне сказать начальству? Какой кусок бросить? Готов ли великий Ван к новым свершениям на благо компании? Готов ли сражаться с мировыми болезнями? Или ему еще нужно время, чтобы привести себя в порядок?
   Выясняется, что Ван предпочитает взять паузу. Отойти в тень, не мелькать перед глазами. Не высовываться. "Странно, мне казалось, ты берешь ее для проведения презентаций, разве нет?" - "Она может делать не только это, - отвечает Ван, - у нее масса способностей". - "А если подробнее?" - спрашиваю я в надежде услышать что-то о ней, потому что к тому времени обнаруживаю, что любой разговор об Анне Асеевой мне приятен. Мне приятно слышать ее имя. Приятно думать, что она работает у меня в лаборатории. Может быть, Ван даст повод для разговора с ней. Но он не склонен ударяться в подробности: "Пока еще рано говорить о чем-то конкретном, Тимофей. Так, есть пару неплохих идей, но они еще сыроваты. Не хотелось бы вытаскивать их на публику".
   "Хорошо, - говорит великодушный Тимофей Ярцев, старый друг и начальник, - я дам вам время. Сколько тебе нужно? Еще две недели? Месяц?" - "Скорее месяц, - отвечает Ван, - а еще лучше - полтора". Полтора месяца - большой срок для молодой компании, которая живет за счет частных инвесторов и не может позволить себе лишних сотрудников. И сотрудниц, пусть даже очаровательных. Какое-то время я думаю, не сказать ли об этом Вану, но потом решаю, что не надо. Ладно, пусть будет полтора месяца. В конце концов, ему пришлось нелегко. У него отобрали любимое дело. Идею, которую он пестовал и вынашивал не один месяц. Так что ему нужно время, чтобы прийти в себя. И его молодая сотрудница поможет ему в этом.
   Но проходит полтора месяца, потом еще столько же, а Ван все так же отмалчивается. Это уже начинает раздражать. Сколько можно прикрывать его задницу? Сколько можно переживать по поводу закрытого проекта? К тому же мне кажется, он не так уж и сильно переживает. Во всяком случае, меньше, чем я. Тогда в чем причина? "Когда ты перестанешь валять дурака, и начнешь работать в полную силу?" Он отшучивается или переводит разговор на другую тему, предоставляя мне выпутываться на еженедельных совещаниях собственными силами. Что я успешно и делаю, удивляясь самому себе, поражаясь собственной изворотливости. И когда после очередного заседания задаю себе вопрос: а какого черта ты это делаешь, то ответ поражает своей определенностью - ради Анны. Она защищает его, и я делаю же самое. Зачем? Чтобы снискать ее расположение? Что за глупости? В тот же день я иду в то самое кафе, в котором впервые услышал от Вана ее имя, и напиваюсь там, и к ночи мне становится ясно, что я безнадежно влюблен. Интересно - это ясно только мне, или кому-то еще?
   Наверное, только мне, потому что остальные ведут себя так, как будто ничего не подозревают. Хотя, возможно, Ван составляет исключение. Мне кажется, теперь он избегает общаться с Аней в моем присутствии. Впрочем, скорее всего, все это глупости, ненужная игра воображения, зациклившегося на одном образе. Конечно, я не позволяю себе ничего лишнего. И не потому, что берегу возможные чувства Вана к ней. Или более очевидные ее чувства к нему. Или их чувства друг к другу. Просто у Тимофея Ярцева, серьезного ученого и заведующего лабораторией, есть своей кодекс поведения, и ухаживания за молодыми сотрудницами этим кодексом не допускаются. А если кое-кто из сотрудников - например, Иван Быстров - не так строг к себе, и позволяет себе заводить на работе шашни со вчерашней студенткой моложе его чуть ли не на двадцать лет - что же, этого его личное дело.
   "А может, - думаю я, составляя очередной доклад о работе лаборатории за истекший период, и раздумывая над тем, как бы заполнить графу "Текущая активность" под именами Иван Быстров и Анна Асеева, - это она управляет им? Так же, как и тобой, например?" Эта мысль настолько невероятна, что я даже готов развить ее - не опасаясь, что она окажется правдой. Ван, очарованный красотой и скромностью девушки, готовый ради нее на все? Почему бы и нет? Такого Вана вполне можно себе представить. Во время своих разнообразных странствий он никогда не соблюдал монашеского обета. Другое дело, что прочных отношений он ни с кем так и не завязал. Так может, теперь все изменилось.
   Я вижу, что Майкл чувствует мою скрытность. Задает вопросы с двойным дном. И все чаще я отделываюсь односложным: понятия не имею. Спросите лучше Смирнова. Уточните в отделе кадров. Играю с ним в простачка, почти не скрывая этого. Дело в том, что мой выбор уже сделан. Я не могу играть по правилам компании, несмотря на угрозу, нависшую надо мной.
   В какой-то момент Майкл замолкает. У него больше нет ко мне вопросов. Он истощился. Или понял, что пользы от меня больше не будет. Не прощаясь, он выходит из комнаты, его помощник бесшумно исчезает вместе с ним. Через минуту появляется Крутов и усаживается на место Майкла. Бросает презрительный взгляд на компьютер. Да, у него другие методы допроса. Наверное, более эффективные. Возможно, он уже сказал об этом Майклу. Потом протягивает мне бумагу. Соглашение о неразглашении информации. Я подписываю, не глядя: пожалуйста, сколько угодно. Мои подписи - действительные и, как выяснилось, фальшивые - стоят на таком количестве разнообразных бумаг, что еще одна ничего не значит.
   - Я могу идти?
   Крутов смотрит тяжелым взглядом. Еще вчера это произвело бы на меня впечатление. Потом он отдает мне мой пропуск.
   - Сидите дома, - говорит он, - никуда не дергайтесь. Вас могут вызвать в любой момент.
   Была бы моя воля, я бы тебя вообще не выпустил, читается в его взгляде. Но дело в том, что это незаконно - удерживать человека против его воли. А начальником у нас все еще Ганс, и воздадим хвалу его приверженности законам. Так что пока я свободен. По крайней мере, до понедельника, когда Иван Быстров официально станет преступником. А его друг и коллега, Тимофей Ярцев, преобразится в свидетели по уголовному делу о транспортировке наркотических веществ в особо крупных размерах.
   И, возможно, очень скоро из свидетелей его переведут в соучастники.
   Так же, как и Анну Асееву.
   У меня есть три дня, чтобы этого не допустить.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДОГАДКИ, РЕШЕНИЯ И ПОСТУПКИ

(Суббота )

1

  До дома я шел пешком. И не только потому, что в два часа ночи метро уже не работает. Я мог бы взять такси, но не сделал этого. Мне хотелось двигаться, делать простые, ритмичные движения, повторять их раз за разом. Это успокаивало. Возвращало меня к реальности из того мира абсурда, в котором я только что побывал.
   На Чистых Прудах даже в этот час было оживленно. Молодежь веселилась, несмотря на позднюю ночь. Студенты театральных ВУЗов, музыкальных училищ, думающие, что талант - действительный или мнимый - позволит им завоевать мир. Когда-то мы с Ваном тоже были такими. Парень с банкой пива в руке, покачиваясь, пытался по торчащим из воды камням добраться до чаши в центре фонтана, зрители подбадривали его возгласами. Обнимающиеся парочки выплывали из темноты под свет фонарей, а потом опять растворялись в ночи. Девушка в джинсах и белой блузке, проходя мимо, бросила на меня заинтересованный взгляд: кто ты такой и что ты здесь делаешь?
   Я сел на свободную скамейку подальше от редких фонарей. Мне всегда хотелось оставаться наблюдателем, а не участником. В отличие от Вана, который стремился быть в центре событий. Но теперь, так или иначе, он вовлек меня в свои игры. И теперь остаться в стороне уже не получится.
   Мне надо подумать. Надо сосредоточиться. Взвесить все факты.
   В чем смысл поступков Вана? Объяснение есть всегда. Вопрос только в том, можем ли мы его найти.
   Или, что точнее, когда мы его найдем.
   Я услышал торжествующие крики. Парень с пивом добрался-таки до чаши, и теперь стоял в ней в позе победителя. Струи воды, поднимающиеся по краям чаши, доставали ему до бедер. Напор был слабым, наверное, из-за позднего часа.
   Ван пошел на преступление. Ради чего?
   Ответ очевиден - он хотел завершить проект "Притворщик". Хотел завершить любой ценой. Даже ценой преступления.
   Почему? Что заставило его пойти на такой риск?
   Я вспомнил рассуждения Вана о миллионах умирающих от СПИДа больных, которым недоступна медицинская помощь из-за непомерно высоких цен на лечение. О фармацевтических компаниях, кладущих под сукно результаты исследований, если они мешают извлечь прибыль. Даже если речь идет о принципиально новых лекарствах, способных спасти много жизней. Вспомнил конференцию OPEN SCIENTIFIC SOCIETY, на которой Ван выступал. Неужели он крал реактивы, принадлежащие ADD, для нужд своих коллег по этому обществу?
   Вряд ли. Насколько я знаю Вана, вряд ли.
   Продолжение работы над "Притворщиком" - наверняка его личная инициатива, и OSS здесь не при чем. Майкл идет по ложному следу. Если он, конечно, идет по нему, а не пытается меня запутать. На тот случай, если я решу сыграть против него и ADD.
   Личная инициатива. Это ключ к действиям Вана. Судьбы миллионов оставим за скобками. У него был личный интерес.
   Я почувствовал, что разгадка близко, что вот-вот пойму что-то важное. Я встал со скамейки и медленно пошел вперед, к фонтану. Листья, оживляемые слабым ветром, тускло мерцали под оранжевым светом фонаря. Кроны лип скрывались в ночной темноте. Парень в чаше, допив банку с пивом, прыгнул в фонтан. Вода была ему немного выше колен. Одна из девушек, следивших за его подвигами, скинула туфли и тоже бросилась в воду. Парень обнял ее и под одобрительное улюлюканье они принялись целоваться. Тонкие руки девушки белели на его шее.
   Они никогда не целовались.
   Я остановился, как вкопанный.
   Парень поднял девушку на руки. Она прижалась лицом к его груди. Все смолкли, настолько откровенным был этот жест. Я смотрел на них невидящим взглядом.
   "Она плохо себя чувствует, Тимофей. Если хочешь, она позвонит".
   Парень поставил девушку на край фонтана. Юбка, мокрая снизу, облепила ее ноги. Парень уткнулся лицом в колени девушки и стоял так.
   - Ладно, пойдем, - донесся до меня голос, - они нас догонят.
   Ван и Анна всегда держались отдельно ото всех.
   Как же я не замечал этого раньше?
   Парень подсадил девушку на ограждение фонтана и сам вылез на него. Потом он обнял свою подругу за талию, и они медленно пошли прочь. В сторону, противоположную той, в которую удалилась их компания. Они тоже были отдельно от других.
   Аня почти не появлялась на кухне, в отличие от прочих сотрудников и сотрудниц. Во всяком случае, я ее там не видел. Она не пользовалась общей посудой. Не пила кофе, даже когда появилась кофеварка-экспрессо, приведшая в восторг всех женщин. Анна вообще старалась держаться поближе к Вану. Как будто близость к нему защищала ее от чего-то плохого.
   Или, наоборот, она хотела защитить других от себя.
   Она больна. Смертельно больна.
   Я, наконец, смог подумать об этом прямо.
   В памяти всплывали все новые образы, подтверждающие мою догадку. Если Аня была в комнате, Ван всегда старался прикрыть окна. Объяснял, что боится сквозняков. На самом деле он боялся другого. Малейшая простуда могла обернуться для нее серьезной болезнью. Позже, когда он выторговал для себя комнату, они практически не выходили из нее. В межсезонье Аня часто брала отпуск за свой счет. Ненадолго, на два-три дня, объясняя это личными причинами. Однако теперь я припоминал, что практически всегда ее отсутствие совпадало с плохой погодой. А когда Ганс проводил общие собрания персонала, Ван с Аней всегда старались устроиться так, чтобы быть в стороне от остальных. Даже если для этого приходилось стоять в неудобном месте.
   Вот личный мотив Вана. Вот причина, побудившая его к действиям, граничащим с безумием. Он захотел спасти Анну. Теперь он решал не только научную задачу, пускай даже важную и интересную. Теперь он спасал жизнь любимой женщины.
   Личная жизнь Вана совпала с научной.
   Идеальная мотивация для работы.
   Но почему он не сказал мне? Неужели не доверял? Неужели считал, что я разболтаю их тайну?
   А зачем?
   Действительно, зачем ему мне об этом рассказывать? Что изменится от того, что я узнаю болезни Ани? Разве я смогу реанимировать проект "Притворщик"? Разумеется, нет. Против Смирнова моего влияния явно не хватит.
   Другими словами, чем я могу помочь?
   Послышался резкий визг тормозов, и я увидел себя стоящим посреди дороги. Машина, появившаяся из боковой улицы, свернула в последний момент. Водитель покрутил у виска, однако не стал останавливаться - он ведь тоже нарушил правило: не затормозил перед зеброй. Еще бы, кто будет тормозить полтретьего ночи! Ночью на дороге ты можешь встретить всего одну машину, но она-то как раз тебя и задавит.
   Светофор загорелся зеленым. За переходом начинался скверик, разбитый перед высоткой на набережной Москвы-реки.
   Итак, Ван считал, что я ничем не могу помочь.
   А знал ли он о моих чувствах к Ане? Думаю, да. Если он видел выражение моего лица в тот единственный раз, когда я танцевал с ней.
   И, тем не менее, Ван молчал.
   Вероятно, он не был уверен во мне. Поскольку проект закрыли, продолжать работу над ним мы не имели права. Значит, нужно было идти против воли начальства. Открыто нарушить приказ, поставить под угрозу свою карьеру. И даже, как выяснилось, свободу. Вероятно, Ван решил, что на такое я не способен. А раз так, то лучше мне ничего не знать.
   Не помню, как я прошел через сквер и поднялся на мост. Далеко подо мной темнела вода. Впереди виднелся еще один мост, до которого нужно было дойти. Справа уступами поднималось здание сталинской высотки, оснащенное архитектурной подсветкой. На крыше высотки виднелась колоннада. Интересно, зачем она нужна? Что это - возможность увеселительного заведения: танцы под ночным небом, панорамные виды Москвы? Или просто архитектурная деталь, недостаток стиля, вечное проклятие компиляторов?
   Что мне делать?
   Найти их.
   До того, как найдут официальные органы. Или люди Майкла. Или Крутова.
   И где же их искать?
   Под мостом, промелькнула мысль, под тем самым мостом, под которым стоят инженеры и строители, следя за поездом, громыхающим над ними.
   Вполне возможно, что Ван заразит себя вирусом, чтобы испытать действие лекарства. Я представил себе моего друга, лежащего на постели. У его изголовья ряды пробирок. Их десятки, сотни - все то, что он украл у ADD. То, что куплено по поддельным документам с моей подписью. Он протыкает шприцом резиновую пробку, набирает прозрачную жидкость и колет себе в вену.
   Нет, это безумие. Ван ученый, а не одержимый. Он не будет проверять на себе сотни веществ. Особенно, учитывая их потенциальную токсичность. Он не может не понимать, что риск смертельного отравления слишком велик.
   Тогда что Ван будет делать?
   Проводить эксперименты. Не на себе, на мышах. И только потом, отобрав несколько наиболее перспективных веществ, приступит к опытам на себе. В том, что эта стадия рано или поздно наступит, я не сомневался.
   Значит, Вану нужно оборудованное помещение, в котором можно хранить реактивы, разместить клетки с мышами. Помещение с вытяжкой, потому что я не сомневался в том, что Ван будет синтезировать и новые вещества из того материала, который у него был. Конечно, в ADD есть все необходимое, но путь туда был закрыт.
   Куда Ван пойдет, к кому обратится?
   Вариантов тысячи, из которых надо выбрать один-два, не более. Знакомые по OPEN SCIENTIFIC SOCIETY: наверняка среди них есть химики, которые согласятся помочь. Студенты, которых Ван во множестве брал на работу, когда "Притворщик" имел статус самого перспективного проекта компании. Через них он мог получить доступ в учебные лаборатории. И, наконец, Вану могла помочь и Аня: у нее медицинское образование, которое не получить, если не имеешь опыта работы с животными. Значит, она тоже знает места, где такие опыты можно проводить.
   Слишком много вариантов, слишком много путей, по которым Ван мог пойти. Как найти верный? Неизвестно. В голове было пусто.
   "Надо идти домой", - решил я. Если не знаешь, что делать, иди домой. Может, родные стены подскажут, как быть.

2

   Родные стены, действительно, подсказали. Правда, с несколько неожиданной стороны. Как всегда, проезд возле дома был плотно заставлен машинами, одна из них показалась мне знакомой. Уже у самого подъезда я услышал, как за спиной хлопнула дверца.
   - Где ты был? - раздался голос Смирнова. - Мы тебя уже заждались.
   Зевая, он выбрался из машины. Вид у него был помятый. Смирнов недовольно смотрел на меня. В кабине, откинувшись на спинку водительского кресла, спал Крутов. Больше в машине никого не было.
   - Решил прогуляться. Проветриться после разговора.
   Смирнов хмыкнул.
   - Я им сказал то же самое, - он подошел совсем близко. Теперь мы оба стояли возле двери подъезда. - Майкл боялся, что ты дашь деру. Испугаешься и сбежишь. Он был очень недоволен, что Ганс тебя отпустил. Но я сказал, что не стоит беспокоиться. Тимофей Ярцев не из таких. Не волнуйтесь, он все сделает так, как ему сказали. У него кишка тонка, чтобы пойти против начальства. В конце концов, мне поверили. И, как видишь, не зря.
   Смирнов пристально смотрел на меня. Сон уже ушел из его глаз.
   Я уловил шевеление в машине: похоже, Крутов просыпался. В ночной тишине наши голоса звучали отчетливо и громко.
   - Ты ведь, правда, просто гулял? - спросил Смирнов. - Дышал воздухом, да? Прикидывал, как тебе выйти сухим из воды? Проклинал своего дружка и его очаровательную подружку? - он сделал небольшую паузу. - А может, ты ему позвонил? Предупредить, что охота началась. Это было бы вполне естественно, Тимофей, не так ли? Небольшая услуга старому другу. Или сообщнику. Кстати, а он тебе не звонил, а? За те два часа, что мы не виделись?
   - Нет.
   - Точно не звонил? И не посылал SMS? Ни он, ни его Аня?
   Тон Смирнова начинал действовать мне на нервы.
   - Может, скажешь, что тебе нужно?
   Он улыбнулся. Его улыбка напоминала оскал. Действительно ли Володя так зол на меня, или просто играет?
   Крутов, окончательно проснувшийся, открыл дверцу машины.
   - Что вы там болтаете? - недовольно спросил он. - Поехали уже.
   - Ты слышал? - иронически спросил Смирнов. - Нам пора ехать.
   - Счастливого пути.
   Глаза Смирнова полыхнули яростью. Нет, похоже, он все-таки не играл. Вероятно, Майкл его допросил - как раз после того, как меня отпустили. Наверное, разговор был не из приятных. Вот почему он так зол.
   - Ты не понял, - прошипел он. - Ты едешь с нами.
   - Я не собираюсь никуда ехать.
   - Это распоряжение Ганса.
   Смирнов сверлил меня взглядом. Послать их всех к черту, мелькнула мысль, и пойти домой. Что они сделают? Будут со мной драться? Вряд ли. Я стану сопротивляться, поднимется шум. Не дай Бог, приедет милиция. А разборки с милицией никому не нужны. Особенно в нынешней ситуации.
   Должно быть, Смирнов прочитал это в моем взгляде.
   - Даже не думай, - проговорил он угрожающе. - Ты и так на плохом счету, Тимофей Ярцев. Майкл не слишком доволен беседой с тобой. Он убежден, что ты что-то скрываешь. Так что не обостряй, Тимофей. Не нужно.
   - И куда надо ехать?
   - Узнаешь.
   А почему бы и нет, что они со мной сделают? Вывезут за город и убьют? Смирнов и Крутов, прячущие труп своего коллеги в придорожных зарослях. Мне стало смешно, улыбка растянула рот, а в глазах Смирнова промелькнула растерянность. Все равно мне неизвестно, где искать Вана. Может, эта парочка наведет меня на след.
   Я молча пошел к машине. 'Так-то лучше', - пробормотал за спиной Смирнов. Похоже, скоро до дома мне не добраться. Впрочем, это было не так уж и важно. Я готов терпеть общество моих коллег по работе сколько угодно, если они приблизят меня к Вану.
   И к Ане, разумеется.

3

  Машину вел Крутов. Вместе со Смирновым они занимали передние сиденья, я устроился сзади. Попетляв по улицам, мы выехали на Ленинградское шоссе. Оно не пустовало даже в этот час.
   Меня осенило, куда мы едем. Это было так очевидно, что теперь казалось странным, что я сразу не догадался. Смирнов, видимо, заметил, как изменилось выражение моего лица.
   - Что, сообразил? - усмехнулся он. - Молодец, голова работает. Только не напрягайся слишком сильно, а то утомишься.
   Лабораторный корпус в Химках, когда-то арендованный ADD у ведомственного института. Именно там проводились эксперименты на животных. Правда, назвать полуразвалившееся здание лабораторным корпусом можно было только с большой натяжкой. Собственно говоря, в полную силу он так и не заработал. Капитальный ремонт потребовал слишком много средств. Через год Ганс расторгнул договор аренды - после того, как потратил полмиллиона долларов в тщетных попытках починить протекающие крыши и заделать дыры в стенах. Немецкие строители отказывались работать с местными материалами, а Ганс, в свою очередь, не доверял российским рабочим.
   Но кое-какое оборудование туда все же завезли - на начальном этапе, когда перспектива ремонта еще не казалась столь безнадежной. Поскольку девать его было некуда, оно оставалось там. Ван вполне мог воспользоваться им для своих целей.
   Интересно, кому пришла в голову эта мысль - проверить лабораторный корпус? Наверное, Майклу. Я почувствовал тревогу. Похоже, он знает свое дело. Похоже, он будет работать на совесть, как настоящий специалист. Возможно, расчет Ганса на него и не был таким уж наивным.
   - Ты думаешь, Быстров сделал это? - вдруг обернулся ко мне Смирнов.
   - Что это?
   Странно, что Смирнов вообще удостаивает меня беседой. Мне казалось, что в его сознании я по-прежнему остаюсь сообщником Вана
   - Что, что, - буркнул он. - Лекарство от СПИДа, что еще?
   Надо же, с чего бы это Володя озаботился этой проблемой? По моим представлениям, сейчас он прежде всего должен думать о том, как выйти из возникшей ситуации с наименьшими потерями для себя лично. Учитывая, что компания ADD, скорее всего, будет закрыта. И вот тебе на! Его вдруг интересует, насколько Ван продвинулся в своих изысканиях.
   - Понятия не имею. Хотя, учитывая ту скорость, с которой Ван рванул к финишу, не удивлюсь, если дело дошло до испытаний на больных.
   Смирнов молчал. Он сидел вполоборота ко мне. Видно, что его захватила какая - то идея.
   - У него ведь обычный контракт, так ведь? Соглашение о неразглашении информации, передача прав интеллектуальной собственности, и все такое?
   - Да.
   - Значит, если Быстров разработал молекулу и продал формулу налево, то эта сделка не имеет юридической силы, - размышлял вслух Смирнов.
   - Посоветуйся с Крэнмером.
   - Что советоваться, - буркнул он, - и так ясно.
   Я буквально слышал, как ворочаются мысли в голове у Володи. Вот чем объясняется его рвение. Вот почему он поехал со мной и Крутовым в Химки, вместо того, чтобы остаться с Гансом в офисе. Коммерческий интерес. А вдруг Ван придумал что-то стоящее? Смирнов хотел быть в курсе дела. Чтобы не упустить своего.
   Я почувствовал, как наваливается усталость. Хотелось спать. Все те же вопросы вертелись в голове. Как выйти на Вана? Кто мог ему помочь? От постоянного повторения смысл слов терялся, они становились набором символов. Воспоминания одно за другим поднимались из глубины памяти и пытались завладеть слабеющим сознанием. Я не сопротивлялся. Может, подсознание даст ответы на нужные вопросы.

4

   - Кстати, приглашаю тебя на новоселье. Приходи завтра вечером.
   Тот же самый день, когда Вана приняли на работу. Когда он говорит о новоселье, то имеет в виду служебную квартиру на Ленинском проспекте, которую выторговал у Ганса. Наверное, ее аренда стоит половину моей зарплаты. Понятия не имею, как Вану удалось провернуть это дело. Но я тоже не остался в накладе, потому что обретение Ваном собственного жилья означает, что он покинет, наконец, мое.
   'Приходи завтра вечером'. Ван не любит точных указаний. 'Приеду на днях; встретимся после обеда'. Во сколько у него начинается вечер? В шесть или в девять? Или, как у любителей ночных гулянок, в одиннадцать? Я, по своей склонности к компромиссам, выбираю среднее, и, когда на следующий день поднимаюсь на этаж по указанному адресу, то сразу понимаю, что вечеринка в полном разгаре. Поднимаюсь пешком, потому что лифт застрял где-то наверху, возможно, не без помощи вановых друзей. В сумке у меня позвякивают две бутылки красного. Гул голосов, невнятная музыка и сигаретный дым доносятся до меня еще за два этажа до нужного. На широких ступеньках, типичных для сталинского дома, сидит лохматый парень, уронив голову на колени. При звуке моих шагов он с трудом ее поднимает и смотрит на меня пьяным взглядом. Затем тянет мне руку. Наверное, услышал бутылочный звон.
   - Юрист, - хрипло представляется парень. Незнакомые мне голоса доносятся сверху. Голоса Вана среди них я не слышу. Мне вдруг захотелось развернуться и уйти.
   - Химик, - отвечаю я.
   Мой собеседник на секунду задумывается.
   - Химик - это хорошо, - доверительно сообщает он. И тут же загадочно добавляет: - Химики нам нужны.
   Он умолкает, потому что этот диалог, видимо, утомил его. Взгляд парня устремляется на сумку.
   - А где Ван? - спрашиваю я поспешно, потому что распитие вина на ступеньках лестничных пролетов давно уже не входит в список моих любимых занятий.
   Парень, не отрывая взгляда от сумки, неопределенно машет рукой наверх.
   - Туда, - глухо говорит он, - там все свои.
   И, похоже, парень прав. По крайней мере, те, кто стоят перед распахнутой дверью в квартиру Вана, знают друг друга хорошо. Юноши и девушки, судя по виду, студенты. Многие курят, у большинства в руках стаканы с вином. Взгляды устремлены друг на друга. Боже, как все это мне знакомо! Сдержанно и вежливо отвечают на мое приветствие. Чувствуют, что я человек не их круга. В отличие от Вана, наверное.
   В прихожей на стульях сидят двое: строгого вида девушка в джинсах и свитере, а рядом с ней парень, одетый так же. Перед ними - столик, на котором разложены какие-то бумаги. Слышится голос Вана: он на кухне, с кем-то разговаривает. Судя по голосу, трезвый.
   Девушка смотрит на меня, словно решая, как ко мне обратиться, и нужно ли это. У нее большие глаза и прямой нос. Темные волосы спадают на ключицы. Мне кажется, парень, сидящий радом, интересуется девушкой гораздо больше, чем бумагами. Думаю, что он прав.
   - Вы кто? - спрашивает она. У нее звонкий, быстрый голос.
   - Тимофей, - отвечаю я. - Тимофей Ярцев.
   - Волонтер? - уточняет она.
   Похоже, Ван не удосужился объяснить своим многочисленным друзьям, кто такой Тимофей Ярцев. Наверное, они и не подозревают, что он - нынешний начальник Вана.
   - Пока еще нет. Но, возможно, скоро буду. А вас как зовут?
   Парень смотрит на меня с вызовом, как будто подозревает во мне конкурента. Что ж, будь я на лет на пятнадцать моложе...
   Девушка не принимает моего тона, ее взгляд становится строже.
   - А вы, собственно, к кому?
   К тебе, прекрасная незнакомка. Хочу записаться к тебе волонтером.
   - К Вану. Мы, знаете ли, старые друзья.
   Она смотрит недоверчиво. Видимо, она не знает, что у Вана могут быть такие друзья. Наконец, решает, что я не вру. А если и вру, то неопасно.
   - Он на кухне, - говорит девушка, и снова углубляется в бумаги. У нее аккуратный затылок, прическа колокольчиком. Парень исподлобья глядит на меня. Мне кажется, у него немного шансов.
   - Алина, солнышко, - из кухни доносится голос Вана, - ты нужна нам!
   Девушка, наклонив колени, высвобождает ноги из-под столика. Собирает со стола бумаги и укладывает их в папку. Похоже, она знает, что именно нужно Вану. Похоже, она работает с ним уже давно. И, возможно, ее роль заключается не только в том, чтобы носить бумаги.
   Алина бросает на меня сердитый взгляд.
   - Будем знакомы, - говорю я ей.
   Разумеется, она не удостаивает меня ответом.
   Парень тоже поднимается, я вежливо пропускаю его вперед, и на кухне мы появляемся втроем, один за другим, и когда взгляд Вана наталкивается на меня, выражение его лица неуловимо меняется. Как будто он не ожидает меня здесь увидеть. Как будто забыл, что пригласил меня. Потом он улыбается, шумно меня приветствует, только что не хлопает по спине, достает из моей сумки бутылки. Кто-то сразу их открывает, и мы тут же пьем за знакомство, за щедрость ADD, и за Тимофея, без которого всего бы этого не было. Кажется, что ледок растаял, и даже строгая Алина удостаивает меня сдержанной улыбкой. А бумаги, которая она принесла, Ван, даже не взглянув на них, тут же спрятал в дипломат. Интересно, почему, в чем тут дело? Тимофей не входит в круг доверия и ему не следует знать, что тут делается? Мне кажется, что я чем-то смущаю присутствующих, и за внешним весельем и дружелюбием чувствуется настороженность. Или нет? Может, это просто вежливая сдержанность хорошо знакомых друг с другом людей, только что принявших в свою компанию чужака? Возможно, но почему-то мне не хочется здесь задерживаться, и через полчаса я со всеми уже прощаюсь, и Алина протягивает мне узкую ладонь, а я осторожно целую ее в щеку: "Надеюсь, еще увидимся". Ответной надежды в ее глазах не видно. Вдвоем с Ваном мы выходим на лестничную площадку и спускаемся на один пролет. Парня, встретившего меня, уже нет.
   - У тебя много друзей, - говорю я Вану.
   Он согласно кивает: много.
   - Вы набираете волонтеров? - спрашиваю я. - Для чего, если не секрет?
   - А кто тебе об этом сказал?
   - Случайно услышал. От кого - то в комнате.
   Ван на секунду задумывается. Прикидывает, что мне можно сказать. Или как удобнее соврать. Мне кажется, что скорее последнее.
   - Алина у нас помешана на экологии, - говорит он доверительно, словно бы призывая меня снисходительно отнестись к увлечениям молодости. - Набирает людей для акций GREENPEACE. Думаю, что не стоит особо болтать об этом. Сам понимаешь, у гринписевцев скандальная репутация. Повесят где-нибудь очередной плакат, а потом появится милиция, начнут спрашивать, кто да что... никому это не нужно.
   - А ты ей помогаешь?
   - Немного, - уклончиво отвечает Ван. - Разумеется, в их акциях я не участвую. Да и вообще, - переходит он на шутливый тон, - почему бы не помочь симпатичной девушке? Разве могут такие девушки заниматься чем-то плохим?
   Правдоподобно, но как-то не верится. "Алина, солнышко, ты нужна нам!" Кто эти "мы"? И ты, Ван, хочется мне спросить, чем увлечен ты? Что это за люди, которых ты собрал здесь, на квартире, которую для тебя сняла фирма? На служебной квартире, Ван. И не надо говорить, что вы отмечаете здесь новоселье.
   Но ничего этого, разумеется, я не говорю, а просто прощаюсь с ним. Поздравляю с обретением собственного жилища. 'Заходи еще, - говорит Ван, - всегда рад тебя видеть. Ключ, если хочешь знать, под ковриком. Только не болтай об этом, ладно?' Я тронут таким доверием. И все же, спускаясь по лестнице, невольно вспоминаю выражение лица Вана, когда он увидел меня на кухне. 'Кто ты - свой или чужак? - казалось, задает он себе вопрос. - Можно ли тебе доверять? Или лучше держать тебя подальше от своих дел? Ты мой друг, но значит ли это, что ты никогда не станешь моим врагом?'
   А как поступил Тимофей Ярцев? Как обычно, естественно. Предпочел закрыть на все глаза. Уверил себя, что деятельность Вана вне ADD его не касается. Уверил себя, что ничего особенно не видел. Хотя интуиция говорила обратное. Но ведь мы не всегда слушаем ее голос, верно? Особенно, если нам этого не хочется.
   И все же в одном я уверен: Ани тогда еще не было. Это точно, потому что я бы почувствовал ее присутствие в душе Вана. Его слог, его манера говорить, его мысли были бы другими. Аня изменила его. Он стал меньше пить. Перестал вести со мной откровенные разговоры - о политике, смысле жизни, судьбе науки в России. Как будто время разговоров для него прошло. Тот Ван, которого я видел на той вечеринке, был еще прежним. Он колебался. Он еще не знал, что ему выбрать. Какую цель поставить себе. Что для него на тот момент самое важное. На GREENPEACE, конечно, ему было плевать.
   Что-то шевельнулось в голове, смутный образ, вернее - сочетание образов. Женская фигура. Девушка, говорящая с Ваном.
   'Алина, ты нужна нам', - прозвучал в голове его голос.
   Алина!
   Ну конечно, вот она - зацепка. Мне нужно ее найти. Девушка с бумагами. Та, которой Ван доверял. Строгая красавица, принимающая посетителей в прихожей, пока остальные веселятся. Верная секретарша, хотя вряд ли она представляет себя в таком качестве. Надежный человек. Если кто и знает, где находится тайное убежище Вана, так это она.
   Но будет ли Алина со мной откровенна? Смогу ли убедить ее в том, что я по-прежнему друг Вана? Что хочу ему помочь? Мне оставалось надеяться на это, потому что она - мой единственный шанс. Шанс, который нельзя упустить.
   Остальное было не так уж и важно.

5

  Я очнулся от воспоминаний. Уже совсем стемнело, машин на дороге почти не было. Трасса освещалась плохо, стало ясно, что мы едем за городом. Крутов внимательно смотрел на дорогу и по сторонам и что-то бормотал себе под нос. Видимо, боялся пропустить нужный поворот. Смирнов сидел вполоборота - наверное, чтобы видеть меня. Тусклый свет от приборной панели обострил черты лиц. Мне пришло в голову, что мы похожи на заговорщиков, задумавших недоброе.
   Возможно, так оно и есть.
   - Кажется, сейчас, - пробормотал Крутов.
   Он резко сбавил скорость. Дальний свет фар освещал трассу. Из темноты появился знак с надписью "Машкино 10" и стрелкой направо. За ним обозначился поворот на грунтовую дорогу.
   Под колесами зашуршала щебенка. Мир по сторонам от машины окончательно погрузился во тьму, в которой мерцали редкие и далекие огоньки. Они медленно передвигались. Где-то в этой темноте скрывалось здание экспериментальной базы. Я не знал, что в ближнем Подмосковье может быть так пустынно. Ты много не знал, Тимофей. И в ближайшие дни тебе многое предстоит узнать.
   Кем Алина была для Вана? Симпатичной и преданной секретаршей, или чем-то большим? Кто она - его Диана, предшественница Ани? "Алина, солнышко, ты нужна нам!" Нет, не думаю. Если бы у него к ней было серьезное чувство, то он не стал бы говорить таким тоном. Когда Ван серьезен, то он говорит по - другому: без фамильярностей.
   А она? Что Алина испытывала к нему?
   Что заставляло ее работать на Вана? Заниматься делами, когда все веселятся? Идейные соображения? Вряд ли, потому что в тот момент с идеями у Вана было еще неважно.
   Что же, если она влюблена в него - или была влюблена, или думает, что была влюблена, а на самом деле любит до сих пор, - то это может сыграть мне на руку. Потому что ревность - тоже сильно чувство, уж я-то это знаю.
   - Вот оно! - торжествующе сказал Крутов. Он развернул машину и резко затормозил.
   Фары осветили полуоткрытые ворота, одна половинка которых готова была слететь с петель. К воротам вела дорога без покрытия с обозначившейся колеей. Из темноты выступал край длинного двухэтажного здания из серого кирпича. Окна здания были забраны решетками, ни одно из них не светилось. На двускатной шиферной крыше виднелись заплаты. Воскрешение корпуса, проведенное на деньги ADD, оказалось не слишком удачным.
   Крутов заглушил двигатель. Сразу стало непривычно тихо.
   - Думаю, надо оставить свет, - сказал он. - Уж больно там темно.
   - Аккумулятор не посадишь? - спросил Смирнов.
   - Надеюсь, мы здесь ненадолго.
   Мы вылезли из машины. Было непривычно тихо, в свете фар билась мошкара.
   - Странно, что там никого нет, - сказал Смирнов. - Разве объект не должен охраняться?
   - Охранник в отпуске, - буркнул Крутов. Именно он, как начальник службы безопасности, отвечал за организацию охраны.
   - А кто вместо него?
   - Послушай, Володя, - завелся Крутов, - у меня не так много людей, ясно? Никто не хочет ездить за гроши в такую дыру, и я говорил Гансу об этом не один раз. Видимо, он считает в порядке вещей, что эти развалины время от времени остаются без охраны. Разумеется, когда там проводятся эксперименты, мы выставляем пост.
   - Если вы знаете, что они там проводятся, - усмехнулся Смирнов.
   Крутов сердито молчал. Вероятно, он пристроил на эту должность какого - нибудь родственника, который ни разу здесь не был. Или просто клал деньги себе в карман. Впрочем, сейчас все это неважно.
   Деревянная дверь, обитая мятой жестью, не была заперта. Мы вошли внутрь. Из глубины здания неприятно пахнуло.
   - Господи, - воскликнул Крутов, - что это за вонь?
   - Мышиный помет, - буркнул я, - ничего особенного, так и должно быть.
   - Хотите сказать, что это нормально? - Крутов повернулся ко мне: он дышал через платок.
   - Нормально, нормально, - усмехнулся я, - скоро привыкнете.
   Итак, мыши здесь все-таки были.
   А это значит, что эксперименты здесь проводились. И проводились недавно. Может, неделю назад. Или две. Потому что запах уж слишком густой. Ван, где ты? Это ведь запах твоих дел, не так ли, это твой след. Вопрос только в том, насколько он теплый.
   Крутов закашлялся. Послышалось его сдержанное чертыханье.
   - Где же здесь свет? - пробормотал Смирнов.
   Крутов шарил ладонью по стене. Наконец, раздался щелчок выключателя. Помещение озарилось тусклым светом лампочки без абажура.
   Небольшая комната с двумя окнами напротив друг друга: что-то вроде прихожей или каптерки для вахтера. Из открытой двери, ведущей вглубь корпуса, доносился запах помета. Возле нее стоял стол с задвинутым под него стулом. К столу был придвинут диван. На краю стола расположился телефон еще советских, наверное, времен. Крутов поднял трубку.
   - Не работает, - сообщил он и так очевидное. Наверное, ему не хотелось идти дальше, и он прикидывал, нельзя оставить осмотр здания на нас со Смирновым.
   - Надо проверить, что там, - предложил я, глядя на дверь.
   Во мне пробуждался интерес. Появилось предчувствие, что мы приехали не зря. Об этом говорил запах. Для меня он был лучше любого аромата.
   "Если хочешь сделать что-то хорошо, то делай это сам", - слышу я его голос Вана. Он говорит это, стоя за лабораторным столом с двумя пробирками в руках. Сложный синтез, который он не хочет никому доверять. "Это я должен сделать сам, - бормочет он, - проще сделать самому, чем объяснять кому-то". Надеюсь, мышей он колол тоже сам. Не объясняя никому, как это делать. Например, Ане. Или Алине, его аккуратной помощнице.
   Из темноты послышался слабый шорох. Наверное, мыши, выпущенные из клеток. Или крысы. А может, человек. Забравшийся на ночевку бомж, воняющий сильнее, чем мышиный помет. Я не был уверен, что Смирнов и Крутов услышали шорох - настолько он был слабый.
   - У вас есть фонари? - спросил я Крутова.
   - Есть, в багажнике, - поморщился он. Ему стало досадно, что он не сообразил это раньше меня, - сейчас принесу.
   Крутов открыл выходную дверь, впустив свежего воздуха.
   - Ты слышал? - спросил Володя. Опять тот же шорох, только более отчетливый.
   - Наверное, мыши, - предположил я.
   За окном задул ветер, и из двери вновь хлынула вонь. Теперь я понял, что это не только помет. Возможно, так пахнет кое-что похуже. Например, труп животного. О других вариантах думать не хотелось.
   Я достал платок и прижал его к носу. Смирнов держался поближе к выходу. Ветер резко стих, вонь тут же ослабла. Вошел Крутов с фонарями.
   - Держите, - пробормотал он, - думаю, тут работенка для специалистов. Пожалуй, подожду снаружи.
   Смирнов посмотрел на меня.
   - Если хочешь, ты тоже можешь подождать снаружи, - предложил я. - Ты ведь не специалист. Ты начальник.
   Смирнов сверлил меня взглядом.
   - А я не доверяю специалистам, - проговорил он. - Особенно таким, как ты. Которые думают о себе слишком много.
   Я, не отвечая, прошел вперед.
   - И вообще, надо бы сдать тебя в прокуратуру, - донеслось до меня, - может, это позволит спасти компанию... - он хотел сказать что - то еще, но закашлялся. Конус света от его фонаря заметался по комнате. Запах становился невыносимым.
   - Ищи белый шкаф, - прохрипел я, - там должны быть повязки.
   Глаза слезились. Я споткнулся о какой - то ящик, отлетевший с металлическим грохотом. Мне показалось, что в луче света мелькнула тень.
   - Этот? - прошипел Смирнов.
   Нагнувшись, он стоял возле медицинского шкафа со стеклянной дверцей. Она была заперта, пришлось ударить локтем в стекло. Сверкающие осколки с грохотом посыпались вниз. Пакет с повязками и специальной жидкостью во флаконе лежали на верхней полке. Я разорвал пакет, быстро приготовил две повязки, одну из них протянул Смирнову. Дышать стало гораздо легче, несмотря на резкий запах дезинфицирующей жидкости.
   Смирнов тронул меня за рукав.
   - Позовем Крутова, - его голос сквозь повязку звучал непривычно глухо, - сейчас схожу за ним, а ты подожди здесь.
   - Я не буду ждать.
   Глаза Смирнова сердито полыхнули. Мне было все равно. Это не его территория, и здесь он не хозяин. Здесь без меня он не справится.
   Я развернулся и пошел в темноту. Спустя секунду в спину мне понеслось гнусное ругательство. Надо же, не подозревал, что Володя Смирнов, доктор наук, председатель ученого совета российско-немецкой компании, способен на такое в присутствии подчиненных. "А на что он еще способен? - мелькнула мысль, - чего еще ты о нем не знаешь?"
   Сзади послышались шаги: Смирнов меня догонял. Значит, решил обойтись без Крутова.
   Фонарь осветил два ряда клеток, стоявших вплотную друг к другу вдоль стены на длинном деревянном столе. Они были пусты, некоторые открыты. Возле одной из них лежал шприц. Повсюду были следы мышиного помета. Трупная вонь усилилась.
   - Господи! - раздался внезапный возглас Смирнова.
   Даже сквозь маску было видно, как он испуган. Его фонарь погас, и, судя по звуку, откатился вбок. Похоже, Смирнов не собирался его поднимать.
   - Что такое?
   - Свет, - прохрипел Смирнов, пятясь к выходу, - найди свет.
   Под ногами что - то хрустнуло. Не хотелось думать о том, что это могло быть. Выключатель находился сбоку, заслоненный одной из клеток - вот почему его не было видно. Я щелкнул им, и пару секунд ничего не происходило, а потом с прерывистым гудением замигали люминесцентные лампы на потолке. Вскоре их свет стал ровным. Из всех ламп горели лишь две, но этого хватило, чтобы понять, что же так испугало Смирнова. И что, помимо мышиного помета, было источником запаха.
   На грязном, усыпанном пометом и мелкой стружкой полу, валялись три дохлых кошки. Судя по их виду, они скончались в страшных мучениях. Возле оскаленных морд виднелись следы засохшей пены. Брюхо одной из кошек было разодрано, из него вываливались кишки. Казалось, кошка хотела вырвать что - то из себя. Повсюду виднелся черный кал. Я представил себе предсмертные вопли несчастных животных и содрогнулся.
   За спиной послышались звуки рвоты. Смирнов, сдернув повязку, устремился прочь. Наверное, его воображение было сильнее моего.
   Я оглянулся по сторонам, стараясь не задерживать взгляда на трупах кошек. В отличие от Смирнова, мне сразу стало ясно, в чем дело. Несмотря на страшный вид, произошедшее с животными имело весьма прозаическое объяснение: им не следовало охотиться за мышами, которым вкалывают токсичные препараты. Сейчас меня интересовало другое - источник шороха. Следовало проверить кое - какие предположения.
   Я двинулся вдоль рядов клеток. Все они были открыты и пусты. Возле одной из них лежал смятый листок бумаги с какими - то рисунками. Стилизованные изображения мышки, напротив каждого - дата. Бодрый зверек, стоящий на задних лапках, пытается добраться до кусочка сыра, подвешенного на нитке. Этот рисунок повторился один раз, ниже мышка была нарисована лежащей на боку с грустной недоумевающей мордочкой. На последнем рисунке мышка с закрытыми глазами лежала на спине лапками вверх.
   Я знал, кто автор этих рисунков.

***

   "Тимофей, это самое важное, что появилось в твоей тетради за весь семестр", - говорит мне Ван громким шепотом, с трудом сдерживая смех. Я пытаюсь урезонить моего друга, - один раз лектор уже сделал нам замечание. "Нет, ты скажи, что похоже", - требует Ван от меня признания. На полях моей тетради, рядом со строгими формулами нарисована изящная женская головка. Моделью послужила Ирина Самойлова из соседней группы, сидящая на три ряда впереди нас. Ван неравнодушен к ней. Как, впрочем, и я. Правда, в отличие от моего друга, я стесняюсь в этом признаться. Ван, как всегда, догадывается о моих чувствах, и всякий раз - стоит ему Ирину увидеть - дразнит меня. Должен признать, что рисунок выполнен с изрядным умением. "Теперь она всегда будет с тобой", - шепчет он в ухо, громче, чем следовало. А может, он делает это нарочно. Ирина оборачивается на шепот. Мы оба смотрим на нее, лицо Вана расплывается в улыбке. Он берет у меня тетрадь и показывает ее девушке, тыкая пальцем в рисунок. Она вытягивается, чтобы получше рассмотреть, а мы любуемся ее стройной шеей. "Быстров и Ярцев, выйдете вон", - говорит лектор.
  Спорить бессмысленно. Заинтересованный взгляд Ирины провожает нас, пока мы выходим из аудитории. "Пострадал из-за дамы, - комментирует Ван. 'Считай, ты за ней уже ухаживаешь", - добавляет он, глядя на меня с открытой улыбкой, и я понимаю, что сердиться на него невозможно, что его надо принимать таким, какой он есть, и что пытаться его образумить - напрасная трата времени. И еще понимаю, что его рисунок буду беречь.

***

  Дата. Самое важное - дата.
   Пятнадцатое августа - неделю назад. Первый день, когда он должен был выйти из отпуска. Ван пришел сюда, убедился в том, что мышь сдохла, и сделал рисунок.
   Зачем? Для кого? Просто так, по привычке? Или это послание, оставленное кому - то? Например, тому, кто должен сюда прийти после Вана?
   Но была ли здесь Аня?
   Мне хотелось думать, что нет. Что Ван не настолько безумен, чтобы приводить ее сюда. Я сложил листок и спрятал его в карман. У меня было такое чувство, что рисунок мне еще пригодится. И еще - куда Ван девал мышиные трупики? Выбросил на помойку? Вряд ли. По правилам, просто так их нельзя выбрасывать, их необходимо сжигать в специальной печи, а пепел закапывать. Однако я сомневался, что печь в этом здании поддерживалась в рабочем состоянии.
   Со стороны выхода послышалась возбужденные голоса Смирнова и Крутова. Мне показалось, что они приближаются. Чтобы найти то, что я хотел, следовало торопиться.
   Еще шорох, едва слышный. Но мой слух его уловил, потому что я знал, что именно нужно слушать.
   Шорох доносился из дальней клетки, стоящей в правом ряду. "Скажи об этом Гансу, - донеслась раздраженная реплика Смирнова, - а еще лучше - Майклу". Крутов сердито что - то ответил, его слов не было слышно. Через минуту, не позже, они будут здесь.
   Я увидел ее в предпоследней клетке: мышь, почти целиком закопавшаяся в мелкую стружку. Была видна только розовая мордочка с парой блестящих глаз, устремленных прямо на меня. Маленькие, но острые зубы угрожающе обнажились. Дверца была закрыта, вот почему мышь оставалась в клетке. Поилка, укрепленная сбоку, почти опустела, а на полу клетки валялись катушки свежего помета и следы мышиного корма.
   "Шприц, - промелькнула мысль, - мне нужен шприц". Краем уха я слышал, как Смирнов и Крутов возятся возле ящика с повязками. Они могли увидеть меня в любой момент. Я открыл дверцу ящика под крышкой стола. Мензурки, пустые пробирки, половина из которых с отбитыми краями. Колбы с реактивами. Возможно, часть из того, что заказывал Ван. Сейчас меня интересовало не это. Я пошарил рукой в глубине ящика, рискуя напороться на стекло. Наконец, мне повезло - рука нащупала знакомый гладкий цилиндр. Шприц был целым, оставалось надеяться, что он чист.
   - Да не так! - послышался досадливый возглас Смирнова, и ответное недовольное бурчание Крутова. Слава Богу, они все еще возятся с повязками.
   Теперь самое главное. Мышь. Единственная, оставшаяся в живых. Возможно, она стоит больше, чем вся компания ADD со всеми ее сотрудниками. Возможно, в ее крови есть лекарство от СПИДА.
   А может, она просто пустышка. Может, ее просто не успели уколоть. Судя по тому бардаку, который царил здесь, такой вариант не исключался. Тогда все мои старания напрасны.
   Единственный способ это выяснить - взять у нее кровь для анализа.
   Я открыл дверцу клетки, и схватил теплое тельце мыши. В палец вонзились острые, как булавки, зубы. С третьего раза я нащупал иголкой тонкую мышиную вену, и проколол ее. Темная кровь, медленно заполняла шприц. Мышь отчаянно крутилась в моих пальцах, ей удалось укусить меня еще раз. "Надо будет отсосать ранки, - пронеслась мысль, - не хватало еще заразиться". Шприц заполнился на сантиметр - наверное, этого достаточно. Обломив иголку, я спрятал шприц в кармане. Мышь с писком исчезла под столом.
   - Вы что - то нашли? - спросил Крутов.
   С повязкой, закрывающей половину его широкого лица, он стоял в двери. Его нервы были явно крепче, чем у Смирнова. Во всяком случае, на кошек Крутов никак не прореагировал. Хотя, возможно, Смирнов его предупредил.
   Я присел возле ящика. Укушенные пальцы сильно болели.
   - Реактивы. Похоже, они из списка Быстрова.
   Крутов сверлил меня взглядом. Белая повязка, закрывавшая рот и нос, придала им еще большую выразительность. "Тебе бы быть санитаром в психбольнице для буйных, - подумал я, - ты бы там очень ценился".
   - А с ними что случилось? - он небрежно кивнул головой на трупы кошек.
   - Скорее всего, отравление. Вероятно, они охотились за мышами, которым вкололи тестируемые вещества.
   Чтобы сделать такое, вещества должны быть очень токсичными. Ван, что ты здесь проверял? Неужели ты не мог предугадать заранее такой результат? Или мог, но решил рискнуть?
   Я машинально поднес руку ко рту, и отсосал кровь из укушенных пальцев.
   - Что такое? - спросил Крутов.
   - Порезался, - ответил я, кивая на ящик стола, - там полно осколков.
   Крутов подошел ко мне и заглянул в ящик.
   - Значит, вещества могут быть здесь? - спросил он.
   - Вполне возможно. Надо проверять.
   - Только не в этой комнате, - вставил Смирнов, - вынесем их отсюда.
   У стены, противоположной входу, были свалены лопаты и грабели, там же валялись пластмассовые ведра. Каждый взял себе по одному. Мы начали обшаривать ящики, стоящие под столами с клетками.
   - Елы - палы! - воскликнул Смирнов, - да тут можно открывать целое химическое производство!
  Производство чего? Наркотиков или ядов? И что подумают об этом следователи Госнаркоконтроля? Ганс хотел, чтобы мы нашли препараты, заказанные и похищенные Ваном. Похоже, нам это удалось, но обрадует ли директора ADD наша находка? Что мы обнаружили - место, где сумасшедший ученый проводил свои эксперименты, или подпольную лабораторию? И какую версию предпочтут компетентные органы? Вероятно, криминальную, как самую простую.
   Колбы и пробирки, закрытые резиновыми пробками. На некоторых есть надписи, в основном - формулы веществ. Можно надеяться, что надписи соответствуют их содержимому. Если, конечно, Ван не разработал какую - нибудь хитрую систему конспирации. Тогда наша задача сильно усложнится. Мы выкладывали добычу на полу каптерки возле стола. Ряды сосудов с реактивами выглядели весьма внушительно.
   Наконец, мы сделали последний рейс в смердящие глубины здания. Уселись на диване, обозревая результаты своих трудов.
   - Четыреста двадцать три, - сообщил Смирнов.
   - И что с ними делать? - спросил Крутов.
   - Отдать на экспертизу, - буркнул тот, - для установления того, что же в них находится.
   - И сколько она продлится?
   - Если делать быстро, - то неделю. А если не торопиться - не меньше месяца.
   Воцарилось молчание. На меня навалилась усталость. Пальцы рук по - прежнему болели, мне показалось, что в них зарождается нехороший зуд.
   - Позвоню Гансу, - сказал Смирнов.
   Мы остались вдвоем с Крутовым. Было тихо, издалека доносилось щелканье люминесцентных ламп. Кто бы здесь не работал, об электричестве он все же заботился. Я засунул руку в карман и нащупал шприц. Слава Богу, цел.
   Электричество. Вот что использовал Ван. Или те, кто работал здесь с ним.
  - Думаю, я знаю, где мертвые мыши, - вырвалось у меня.
   - Что? - спросил Крутов. Наверное, он даже не понял, о чем речь.
   - Холодильник, - пояснил я, - где - то здесь должен быть холодильник.
   Крутов, чертыхаясь, поплелся за мной вглубь здания. Мы нашли то, что искали, довольно скоро. Старой, еще советской марки "Зил" тихо урчал в темном углу. Крутов открыл его. Лампочка не горела, и он посветил фонариком.
   - Ничего нет, - сообщил Крутов.
   - Посмотрите в морозилке.
   Крутов подергал дверцу. Она дрожала в его медвежьих лапах, но не открывалась.
   - Осторожнее, - предупредил я, - не сломайте.
   Крутов, раздражаясь, дергал все сильнее.
   У меня зазвонил мобильник. Ганс Бремер, высветилось на дисплее.
   - Слушаю.
   - Удалось что - нибудь обнаружить? - начал Ганс без предисловий. У него был усталый голос. Интересно, чем он занимался в офисе, пока мы развлекались в экспериментальном корпусе? Вряд ли сидел, сложа руки.
   - Думаю, мы нашли препараты, похищенные Быстровым. По крайней мере, значительную их часть.
   Послышался треск, дверца морозилки отлетела. Крутов, грязно выругавшись, отскочил в сторону. Замороженные мышиные трупики с дробным стуком падали на пол. 'Идиот, куда ты теперь их денешь?'
   - Что там у вас? - спросил Ганс.
   У нас трое мужчин, не доверяющих друг другу, вот что у нас. Один из них строит из себя начальника и безуспешно пытается командовать. Второй только что сломал единственный исправный холодильник, и теперь совершенно неясно, что делать с грудой мышиных трупов, внутри которых, вероятно, опасные вещества. Мертвые кошки были тому доказательством. А третий? А третий думает, не пришло ли время начать собственную игру. Вот так вот, Ганс, такие у нас дела. Ждите новых известий. Звоните еще.
   - Похоже, здесь проводили эксперименты на мышах. Мы только что обнаружили их трупы.
   - Проверка на токсичность?
   - Скорее всего. До проведения экспертизы точно сказать нельзя, но если вы спросите мое мнение - то да, я в этом уверен.
   - Кто проводил эксперименты? И когда?
   Иван Быстров, собственной персоной, неделю назад. И доказательство у меня в кармане. Равно как и потенциальное лекарство от СПИДА. Его стоимость я даже приблизительно не мог оценить. Возможно, как раз в этот момент Ван проверяет его на себе. Последняя стадия разработки лекарств - клинические испытания на людях. Обычно она длится не менее трех лет.
   Думаю, мой друг решил сократить ее до нескольких дней.
   А что он сделает потом? Если, разумеется, останется жив?
   Предложит лекарство Ане. И, может быть, убьет ее этим.
   - Тимофей, вы меня слышите? Алло, - поторопил меня Ганс.
   - Да, извините. Просто задумался.
   - Так что, есть предположения?
   Не спеши, не надо спешить. Надо обдумать возможные варианты. И их последствия, разумеется. Что произойдет, если они - Майкл и его команда - найдут Вана? С учетом того, что в понедельник все откроется? Ответ ясен - его арестуют. И руководство ADD не будет этому препятствовать, поскольку собирается во всем сотрудничать со следствием. Если потеря одного сотрудника позволит спасти компанию, Ганс, разумеется, на это пойдет.
   И если Ван до сих пор не сделал лекарство для Ани, он уже не сделает его никогда. А я без его помощи не справлюсь. И к тому времени, когда Вана отпустят, может быть, уже будет поздно.
   Простите, ребята, мне с вами не по пути. Мы должны разбежаться. Ганс, спасибо тебе за все.
   Я закрыл глаза и услышал собственный голос, спокойный и ровный, говорящий неправду. Или, точнее, не всю правду. Говорящий Гансу то, что он мог услышать от Смирнова. То, что скрыть было невозможно.
   Ганс молчал, переваривая информацию.
   - Крутов рядом? - спросил он.
   - Да.
   "Смотрит на то, что натворил", - захотелось добавить мне. Я передал ему трубку. Односложный разговор с Крутовым длился недолго, с его стороны было слышно только "Да", и "Сделаю". Один раз он попытался возразить, но, видимо, Ганс не собирался обсуждать свои решения. Попрощавшись, Крутов вернул мне телефон, не глядя на меня.
   - Значит так, Тимофей, - проговорил Ганс, - слушайте меня внимательно. Крутов остается здесь, на базе, до тех пор, пока не прибудет охрана. Его задача - сохранить в целости все то, что вы там нашли.
   Я почувствовал укол жалости к бедному начальнику службы безопасности. Мышиные трупы, рассыпавшиеся по полу, составляли только одну из его многочисленных проблем.
   - Вы со Смирновым возвращаетесь в Москву, жду вас обоих в офисе. Все ясно? - спросил Ганс с неожиданно прорезавшимися командирскими нотками. Видно, сказывалось влияние Майкла.
   - Да, - ответил я.
   - Тогда до встречи, - он отключился.
   Вряд ли мы увидимся сегодня. Или завтра. Или еще в какой - нибудь из ближайших дней. У меня собственный план на будущее, Ганс. Пока еще не до конца ясный, но первый его пункт я представлял себе хорошо. Надеюсь, мне удастся его выполнить.
   Так что, скорее всего, в следующий раз мы увидим друг друга только в зале суда. Если, конечно, дело до этого дойдет.

6

  В Москву мы возвращались на машине Крутова. За рулем сидел Смирнов. Наступила уже глубокая ночь, и машин на трассе почти не было. Большую часть пути Смирнов молчал, что вполне меня устраивало.
  - Я не верю тебе, Тимофей, - вдруг сказал он.
  - В смысле?
  - Ты что-то утаиваешь. Что-то важное. Тебе известно больше, чем ты говоришь. Майкл был прав, когда не хотел тебя отпускать.
  - Все мы знаем больше, чем говорим.
  - Только вот не надо этой философской херни, - раздраженно проговорил он. - Я имею в виду конкретные вещи.
  - Что именно?
  - Мотивы Быстрова. Зачем он пошел на преступление?
  - Понятия не имею.
   С каждым разом лгать мне становилось все легче.
  - И никаких предположений?
  - Абсолютно.
  Свет от фонаря проплыл по салону машины. Я увидел, как обострились черты лица Смирнова. Мне вдруг стало жалко его. Он действительно не понимал, что происходит. Не понимал, зачем Ван так резко нарушил правила игры. Володя думал, что вчистую обыграл Вана на его же поле. Только потом оказалось, что он это поле просто покинул, так что Смирнов играл сам с собой. Любовь не вписывалась в его систему понятий. Так часто бывает - самого простого мы не замечаем.
  - Вы ведь вместе работали над "Притворщиком", так?
  Мысль Смирнова бежала по кругу, и меня это вполне устраивало. Вдалеке показались огни МКАД. При свободной трассе дорога до ADD займет минут сорок, не больше.
  - Формально, да. Но, по сути, я мало участвовал в проекте.
  - Брось, Тимофей, - опять начал разражаться Смирнов, - ты же начальник лаборатории, в которой "Притворщик" был основным проектом. Хочешь сказать, что не имел к нему отношения?
  - Практически да.
  - Вот поэтому-то я тебе не верю.
  Да, тебе, конечно, это трудно понять. Ты любишь все грести под себя. Старая привычка начальников еще с советских времен. Привычка, которую ты успешно усвоил. Вот поэтому тебе так трудно меня понять. Поэтому ты мне не веришь.
  Мы въехали на мост через Химкинское водохранилище. Ближайшая станция метро - "Речной вокзал". Меня она вполне устраивала.
  - Пойми, Володя, я дал Быстрову карт-бланш на все действия и не контролировал его решения. Он поступал так, как считал нужным и пользовался моим полным доверием. Теперь я понимаю, что ошибался.
  Смирнов молчал, переваривая мои слова. Признание ошибки, брошенное ему словно кость голодной собаке. Из бокового кармана пиджака я достал телефон. Шесть тридцать три. Смирнов бросил на меня быстрый взгляд. Под таким углом зрения он не мог видеть, чем я занимаюсь. Я поменял мелодию будильника на ту, что стояла у меня на вызове, и установил время сигнала на шесть тридцать пять.
  - Если бы послушали меня, то ничего бы этого не случилось, - сквозь зубы проговорил Смирнов.
  - Наверное, ты прав, - великодушно согласился я. - У тебя больше опыта, чем у меня. Думаю, мне надо было посоветоваться с тобой.
  Длинные дома проплывали один за другим. Мы проехали развязку у Беломорской улицы, а через пару секунд у меня зазвонил телефон. Вытащив его, я выключил будильник и поднес телефон к уху.
  - Да? - спросил я молчащую трубку. - Да, слушаю.
  Смирнов был весь внимание. Он не смотрел на меня, но чувствовалось, как он напрягся. Неподвижным, невидящим взглядом, какой бывает у всех разговаривающих по телефону, я уставился на панель управления машиной.
  - В офисе этих документов нет, - сказал я, решив, что пауза была достаточной, - они у меня дома.
  Еще пауза, во время которой начальник делает выговор своему подчиненному за нарушение правил хранения документации. Моих реплик здесь не предусматривалось. Голос Ганса зазвучал в моей голове. Точнее, не голос, а начальственная интонация. Конкретных слов не требовалось, достаточно было дождаться завершения интонационной фразы. "Немедленно поезжайте домой, и привезите все документы по проекту "Притворщик". Сколько времени вам на это нужно?.."
  - В пределах часа, - еще пауза, совсем короткая, потому что мы уже подъезжали к Фестивальной улице. - Хорошо, Ганс... да, до свидания.
  - Останови здесь, - сказал я Смирнову, - мне нужно заехать домой. Гансу потребовались кое-какие сведения по "Притворщику".
  Перекресток был совсем близко. Загорелся красный свет, машины начали останавливаться. Смирнову тоже пришлось затормозить.
  - Ты что, хранишь информацию по проектам дома?
  - Хочешь обсудить это?
  Его глаза полыхнули злостью, но он сдержался. Понимал, что сейчас не время.
  - Я могу подвезти тебя. Подожду в машине, пока ты будешь копаться там.
  - Ганс сказал, чтобы ты ехал в ADD. Ты ему нужен там. Хочешь, сам позвони.
  Я протянул ему телефон, краем глаза заметив, что загорелся зеленый свет. Смирнов сверлил меня взглядом. Сзади послышались нервные гудки нетерпеливых водителей.
  - Ладно, иди, - проговорил он. Нажал кнопку на панели, и замки автоматически открылись. - Если ты сразу не сбежал, то вряд ли сбежишь сейчас.
  - Надеюсь, ты тоже.
  Он захлопнул за мной дверь и рванул с места. Мы расстались без сожаления.

7

  Сколько у меня времени? Через двадцать минут Смирнов будет в ADD. Еще минуту спустя он узнает, что никакого разговора с Гансом не было.
  Что они предпримут? Что предпримет Майкл? Пошлет своих людей ко мне домой? Если такие люди у него есть. Если он не прилетел из Гамбурга в одиночку. Впрочем, на последнее рассчитывать не стоило.
  А когда Майкл убедится, что меня дома нет? Что предпримет дальше? Обратится в органы? Вряд ли. Думаю, он будет ждать до понедельника, когда у него появится официальный повод объявить меня в розыск. Потому что иначе придется рассказать слишком многое. Иначе Ганс потеряет шанс разобраться с этим делом самостоятельно, до того, как подключатся компетентные органы.
  Я вошел в вестибюль станции. Народу было много даже в этот ранний час. Толпа медленно продвигалась ко входу на эскалатор. Шустрые молодые люди пытались пролезть вперед. Как правило, им это удавалось. Мне тоже некогда, почему же я не могу сделать так же? Не знаю, может быть, врожденная вежливость. Такой уж у тебя дурацкий характер. Наверное, даже если ты будешь тонуть на виду у спасателей, то вряд ли крикнешь, чтобы привлечь к себе внимание.
  Мне не нужна была схема, чтобы вспомнить, как надо ехать. От Речного Вокзала до Новокузнецкой, дальше пересесть на Третьяковскую и до Ленинского проспекта. Полчаса, не меньше. И там еще минут десять. В любом случае, в ADD о моем побеге узнают раньше.
  Вопрос в том, догадаются ли они, куда я направился.
  Если да, то моя самоволка кончится очень быстро. Тем не менее, рискнуть стоило. Потому что единственное место, где можно было раздобыть сведения об Алине - это квартира Вана. "Ключ, если хочешь знать, под ковриком".
  Надеюсь, что он еще там.
  В вагоне метро было тесно, все удобные места уже заняли. Я встал недалеко от дверей, держась кончиками пальцев за поручень под крышей. Под рукой у меня стояла низкого роста крепкая бабка с хозяйственной сумкой, и всякий раз недовольно на меня косилась, когда ее седые волосы, собранные в толстый пучок, касались рукава моего пиджака. По ее разумению, ей давно уже должны были уступить место. Сидящие, однако, не разделяли мнения бабки. В этот час в метро ехали закаленные люди, не чета сопливой интеллигенции. Рабочие заводов, расположенных вдоль зеленой ветки. Служащие, добирающиеся до места работы из пригорода и уже раздраженные транспортной борьбой в переполненных электричках. Многие сидели, уперев локти в колени и уронив голову в ладони. В такой позе можно было ничего не замечать вокруг. Так что у бабки не было шансов. Что касается меня, то я даже был рад тому, что не нашел удобного места, потому что иначе вполне мог бы заснуть. Почти сутки без сна, не считая получаса в машине Крутова по дороге в экспериментальный корпус.
  Уверен ли ты, что поступаешь правильно?
  Да, уверен. Почему-то я знал это.
  Мне вспомнился один разговор с Ваном еще студенческих времен. Мы тогда оба увлеклись философией. Вернее, увлекся Ван, а я, как всегда, последовал за ним. Он читал Ницше, а я Хайдеггера. Тогда меня поразил один образ. Жизнь как тропинка, идущая сквозь парк мимо старого дуба, стоящего в поле распятия и скамейки с забытой по-домашнему книгой. Тропинка, к которой мы постоянно возвращаемся в своих мыслях и воспоминаниях, начиная с самого детства, с тех дней, когда глаза и руки матери были всему границей и пределом. Может быть, истина заключается в том, чтобы уметь слышать речи этой тропинки, несмотря на утомительный гул повседневных забот? "Как ты считаешь, Ван?" - "Красивая мысль, Тимофей, действительно так, - отвечает он после паузы, что само по себе редкость. - Не думаю, однако, что она верна". - "Почему же?" - "Потому что, если когда-нибудь тебе откроется истина, ты не будешь в ней сомневаться. Тебе не потребуется спрашивать у меня, истина это или нет. Просто ты будешь знать, и все. Воспримешь ее как категорический императив, не нуждающийся в логических или иных обоснованиях".
  Наверное, Ван был прав. Потому что, как ни странно, я не ощущал тревоги или страха, хотя только что сжег все мосты, связывающие меня с ADD, выбросил на помойку два года жизни - не говоря уже о возможном уголовном преследовании, - и, тем не менее, оставался совершенно спокойным.
  Вероятно, это был признак того, что я делаю все правильно. Или становлюсь таким же сумасшедшим, как Ван.
  Возможно, это не так уж и плохо.

8

Конец ознакомительного фрагмента. Электронную книгу можно купить здесь https://author.today/work/218444
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"