Зубов Алексей Николаевич : другие произведения.

Роковая стрижка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    то, что видно с облаков

   "Влюбляться - это судьба,
  влюблять - это искусство".
  Джером Сток.
  
  
   Вот вам история - на песчаном берегу, в двух шагах, от нежно спящей и навеивающей мягкую дремоту, изумрудного цвета воды, просвечивающей до белого, с темно-коричневыми, округлыми камнями дна, отдыхала отличнейшая компания.
  Это были всё молодые люди из разных приличных семейств, несущие на себе бремя привитых привычек, вымуштрованных манер и устоявшихся мировоззрений, свойственных совершенно разным их взрослым родителям и кумирам-воспитателям. Их примерам для подражания.
  А у иных - и отрицания.
  Да, все они таили в себе печати прошлого, но были не пустыми слепками с него, нет, а еще и фигурами с новыми "изюминками", с неожиданными вариантами страстей и чаяний.
  И девушки и юноши были, естественно, подчеркнуто-выразительно красивы, как и вообще всё, что ново и молодо. Что начинается и приходит.
  Удивительно, но многие не согласятся с тем, что юность тождественна красоте, и скажут: "А как же дурнушки?"
  Это все - дело вкуса.
   Я знаю мужчину, он остроумный художник и притом очень влюбчив, коренной петербуржец, так вот, он утверждает, что никогда не променяет легкую связь с "крокодильчиком" (это его ласковое обозначение дурнушки) на серьезные отношения с топ моделью.
  - Ты не представляешь, на что они готовы, на что не идут, когда в мечтах находятся, когда пусть и не сама любовь, а лишь призрак ее, обман. Да ведь обман-то сладкий! Искомый.
   Я слушаю молча, не называя его ни сладострастной скотиной, ни кем-то еще, типа, бесом блудным - мое ли это дело! Ставить оценки, когда им, пассиям его, видимо, хоть чуточку счастливо.
  В одно время у него была любовницей некрасивая, по экспертному мнению журнальному, девушка Вера.
   Она приходила к нему в мастерскую и молча ждала, когда я, наконец, выметусь вон, и оставлю их вдвоем. Она сидела и скучала внешне, но глаза - в них было страшно заглядывать!
  Если Ад - это клокочущий огонь, то в ее глазах было самое пекло Ада. Ядро.
  И они были обольстительно прекрасны, чего уж там.
  
   Девушка Зоя из той компании была кудрявая брюнетка, отменно загорелая и спортивная. Голубоглазая бестия Ницше.
  Младшая сестренка Афины-богини, с ногами и взором обладающими такой властью над бедным сознанием мужчин, что стоило ей встать на "шпильки" и взглянуть чуть искоса, как даже Ричарды Львиное Сердце укрощенно склонялись и понуро шли в ларек за цветами.
  А вот ее папа был на удивление неспортивно толстым и занимался "камнями".
  Как это ему удавалось - тайна великая. Все мои знакомые, занимавшиеся камнями, давным-давно сели в тюрьмы. Некоторые вышли, опять занялись камнями и опять сели.
  Уж работа такая, тревожная.
  Папа Зои не только не садился, а даже и не представлял, где это, зачем и каково.
  Это, знаете, встречаются этакие везунчики, которые и ломают нам вектор правильного поведения в обществе - заставляют бредить успехом.
  Он был богат и богат по настоящему, как и положено папе красивой дочери.
  И чтобы соответствовать жребию, пахал без перерывов на глупое веселье, которому мы, простофили, отдали всю свою краткую жизнь.
  А мама?
  Мама была просто красивая девушка-дама. Смешливая, как школьница.
  Коллекционерша утрешних и вечерних шуток, а заодно и анекдотов к чаю и просто фраз для случайных встреч.
  И она тоже была кудрява и голубоглаза.
  Я бы от такого доминирующего голубоглазия сбежал без вещей. В тихий сумрак свободы.
  Я не терплю, когда меня сверлят.
  Вы обращали внимание, что у иных женщин глаза светятся сами, без солнца?
  Она часами болтала в интернете и там же покупала модное барахло, которое после раздаривала подругам - жизнь-мечта.
  Была же еще и бабушка! И тоже красавица - просто с ума от них всех сойти можно.
  Выглядела бабушка чуть постарше внучки, и лихо рассекала по ночным заведениям на байке.
  Я думаю скоро из-за таких бабушек-девушек всем придется вживлять чипы в большой палец,
  чтобы идентифицировать при прикосновении генетических родственников.
  А то влюбишься в бабушку, и что? - нехорошо это.
   Девушка Люся, Люси, подруга Зои, имела настолько пышный бюст и всё остальное, что будущность ее была гарантирована. Надо ли говорить о ней что-то еще?
  Пожалуй.
  Она была по-милому чуточку курноса, блондиниста и говорила, как почти все девушки такой породы, нараспев: "Да-айте, ты-ы зна-ааешь", и так далее. Мальчиков это тревожило тоже. Как и пышность.
  Мальчиков тревожить захватывающе приятно.
  Приятно, когда они послушные дурачки. Лапочки.
  Ее папа был ответственный экономист, очень серьезный и исполнительный, и мама была тоже весьма ответственной. Дисциплинированной. Она отвечала за кадры. Она была полковничья дочь и знала, как и с кем вести себя в коллективе. Особенно она любила чистоту, и бывало, вся изводилась, дожидаясь мужа с работы, чтобы указать ему на нечистые полы, ведро полное мусора и немытые чашки из-под утрешнего кофе.
  Папа, перед тем, как ужинать, все приводил в норму. Дисциплинировано.
   И девушка Женя. Евгения по полному. Ее, вроде бы, тоже надо описать, но как раз с внешностью ее кое-что произойдет, кое-что любопытное, поэтому пока отложим, а отмечу лишь одну деталь - существенную деталь!- у нее были длинные, до поясницы достающие волосы цвета... а вот тут заминка. Цвет ее волос названия не имел, а был он, как цвет вечерней каменистой дороги, той, что в моей юности вела кругом старинной княжеской дачи во Всеволожске к запруде, туда, где у меня были свидания с одной красавицей, студенткой-искусствоведом. Дружеские, но с легкой влюбленностью. Как ваниль.
   Женя была подруга и Зои и Люси, и притом подруга главная и лучшая, так что Зоя с Люсей периодически сцеплялись, споря: кто кому ближе, сердечнее и родней.
  Женя была из тех, крайне малочисленных нынче девушек, которые в курсе всего.
  Она изучала языки, она всерьез любила музыку, причем музыку не для ног, она давала точную оценку вкусам моды - оценку вкуса со вкусом! - потому что посещала галереи с полотнами гениев линий и цветов.
  Она читала!
  И может быть, даже меня.
  О родителях Евгении скажу одно - это были несчастные люди. Они были архитекторами - и папа ее и мама. Архитекторами и в наш век! когда компьютерный дизайн убил всякое творческое воображение.
  Осталась сборка пазлов и тоска по чужим технологиям.
   При девушках находилось трое юношей.
  Борис - высокий, близорукий и умный, компьютерный гений, партнер Зои по теннису, пока, (к нему присматривались), Олег - довольно полный парень, влюбленный в Люсьен (так он ее называл) с третьего класса и сопровождающий ее повсюду, вплоть до ее свиданий с бойфрендами - тогда он прятался, неловко подглядывал и клокотал от свирепости необыкновенной, ибо шансов у него не было с того самого, проклятого, третьего класса, и Митя - младший брат отсутствующей их подруги Ольги, которого она сдавала Зое и Люсе напрокат.
  Он был младше остальных года на два на три и служил девушкам носильщиком вещей и подносчиком да хоть мороженого, например. Это была школа. Школа пажей, говоря старыми понятиями. Его старшая сестра хотела привить мальчику манеры, чтобы он не дичился и не был "букой" - а что лучше формирует юного кавалера, как не общество нормальных девушек, что старше его годами и превосходящих его и опытом и умом.
  Митя, на категоричные указания сестры сходить с Зоей и Люсей куда-нибудь, помочь им, если вдруг у Люси (у Люсиной машины) лопнет колесо, просто подержать зонтик хотя бы, поначалу отвечал протестными воплями, потом, это когда глухо рявкнул их с Ольгой папа из своей комнаты, смирился, а теперь уже, кажется, и наслаждался.
  Он вдруг почувствовал, что ему стало значительно легче со сверстницами - появились темы, которых раньше не было.
  Это рос будущий плейбой, но молодец, да, очень похоже.
  
  Считаем, что познакомились.
  Если вы скажете: "Хи-хи! Разве так представляют героев!" Я легко оправдаюсь. Очень тяжело говорить о ком-то, когда сбоку лезут разные.
  Вот я хотел рассказать поподробнее о родителях, это же интересно и важно, а в голове у меня вертелся Иван Иванович Понт. Этот Понт добрейший человек и очень предан центральным идеям нашего общества. Настолько предан, что не может без слез говорить ни о Думе, ни о правительстве. Едва лишь откроет рот - все, силы уходят, глаза сжимаются, и по щекам бегут слезы. Иногда он просто рыдает. И тогда уже не поймешь - что он говорит и о ком.
  Только и слышишь: "Москва, отцы-благодетели, Родина", и опять: "Москва! Сердце русское!"
  Я, не разделяя, впрочем, его политических убеждений, с благоговением отношусь к такой искренней страсти, такому взволнованному отношению, болезненному интересу даже, к власть имущим.
  Заметьте, он, когда плачет, еще и встает.
  И плачет стоя.
  Я в эти моменты помалкиваю и не даю реплик, типа: "Русское сердце, а душа азиатская".
  Впрочем, я уж и ко многому охладел.
  Но я люблю иной раз послушать его, люблю посидеть с Понтом.
  Поднабраться правильного духу. Понтового.
  
   Молодые люди бездельничали. Безделье - самое наркотически прилипчивое времяпрепровождение в любом возрасте. Еще круче и прилипчивее только бездумье. Но оно, в силу роста цен на продукты, доступно немногим.
   Как это обычно бывает, безделье порождало интерес к познанию и, соответственно, к обмену мнениями, опытами и догадками.
   В этот раз речь зашла о правильных способах хождения на высоких каблуках. Говорили об этом девушки и говорили довольно свободно, упоминая такие ужасы, например, как опасность натереть пяточку или пальчик или подвывихнуть стопу. Понимаете, юноши, рядом находившиеся, наших девушек почти не смущали - один был добрым приятелем, привычным, другой просто необходимым условием кортежа, а третий забавной игрушкой.
  - Надо дать ноге почувствовать уверенность, чтобы "она" и не вспоминала о каблуке, а шла, шла свободно, легко, - объясняла Зоя, - вот что - одень "шпильки" и побегай в парке.
  - Ни в коем случае не сгибай колен - это ужасно, и не "отклячивай" попу назад. Втягивай ее, - добавила Люся, - тургор так сексуален.
  Они преподавали искусство хождения на "шпильках" Жене.
  Женя ужасно мечтала ходить так же красиво, как девочки, выглядеть так же стильно и изящно, но, и это было тоже ужасно! - не могла. Не получалось.
  Сколько она ни пыталась, встав на каблуки (а у нее были чудесные туфли, светло-бежевые, из мягкой кожи и с элегантным силуэтом), пройтись по комнате - лодыжки начинали дико болеть, равновесие куда-то уходило, и из глаз сыпались слезы. Ноги, ее, Жени, ноги были дурацкими, тело тоже дурацким и дурацким было всё, вся Женя целиком.
  - Вот встань и пройдись, - приказала Зоя, переворачиваясь на живот - они лежали в тени под кустом дремучей ивы, стоявшим между ними и палящим солнцем, как прохладная стена.
  У Зои с Женей был один размер ноги, хотя Зоя была выше подруги на голову.
  Женя встала и, стесняясь неизвестно чего, и от этого стеснения очень мило, по-детски, улыбаясь сразу всем, погрузила свои ноги в шикарные, даже немножко развратные от надменной красоты, Зоины туфли.
  Туфли были на таких отчаянных каблуках, что если на них нашпилить, например, блокнотные листочки с именами страдальцев, то легко набралось бы целых два тома, и еще место бы осталось. Для предисловия.
  Женя покачнулась и сделала осторожный шаг.
  - Ну, получается же, прекрасно! - отметила Зоя.
  - Попу втяни сильнее, прямо всоси, - напомнила Люся.
  - Это сродни акробатике, - заметил Борис, с чуть заметной ироний в голосе и доброжелательно щурясь, - нужна ежедневная, кропотливая тренировка.
  - Отлично смотришься, Жень, серьезно, тебе идет, - вставил реплику Олег.
  Это был "его хлеб" - одобрять и поддерживать всех, кто из "ее" (Люси) круга, чтобы не быть отлученным.
  - Митя, а ты что? - спросила Женя, делая другой шаг.
  - По-моему, это страшно - можно упасть и разбить затылок.
  - Не слушай его! Что понимает мальчишка! Митя! Хватит валяться! Сходи лучше, принеси "колы", - заговорили разом Зоя с Люсей.
  Женя села на песок и, скрестив ноги, стала вертеть стопой туда-сюда, с романтической грустью разглядывая такую элитную, такую непокорно-аристократическую туфлю.
   И вот тут-то и случилось. На берег, в окружении таких же откровенно наглых, вызывающе сильных и мужественно-красивых товарищей (что-то много красоты для четырех страниц, но потерпите уж), вышел сам Гена Рыков. Это был породистый кабан в полосатой футболке, и родичи его были тоже кабанами. И старенький дедушка по имени Владимир Петрович тоже. Раз такое дерьмо кабанье воспитал.
   Гена с товарищами только-только заделались курсантами вуза, готовившего будущих силовиков.
   Часть моей жизни пролетела в компании курсантов и молодых офицеров, и я скажу так - это прекрасный народ. В большинстве своем это очень порядочные парни, с честью и совестью, и к ним не страшно повернуться спиной, но выбор профессии - умирать первыми - накладывает свой отпечаток, и парни эти не терпят отсрочки в получении жизненных радостей, когда по уставу им отпускается время для личного.
   И я оставил их веселые, шумные сборища, не имея сил выдерживать неимоверные объемы гусарской выпивки, опасные забавы со смертью и дурманящую красоту их минутных подруг, которые во все времена вьются возле людей военных.
  Впрочем, не только они - все мы любим людей, связавших свою жизнь с военным делом. Человек, добровольно избравший для себя ремесло смерти и не боящийся умереть, человек с офицерской честью - лучший гарант справедливости в обществе, которое ему доверилось.
  Как же, скажете вы, а курсанта Гену автор назвал "дерьмом" - как это? Он исключение?
  Чудаки вы. Дерьмо, но наше дерьмо, а свое - всегда пахнет приятно.
  И вообще, иные оценки автора идут от образов.
  Может, это Борис так подумал?
  
   Они были знакомы чуть-чуть - Гена и девушки. Настолько, что говорили при встрече: "О, привет, как дела?", но не настолько, чтобы приглашать на день рождения или куда-нибудь "зависнуть".
   Став курсантом, Гена, мгновенно почувствовав чисто курсантскую потребность обладать интересной девушкой, причем, немедленно и до конца, сразу и прямо тут, шел по пляжу, как молодой хищник. Он искал добычу - и вот она.
  Люся или Зоя.
  Или обе.
  - Привет, девчонки! - и Гена, подойдя, присел перед компанией на корточки.
  Но даже на корточках его торс был могуч и великолепен.
  Его "однополчане" стояли рядом и были подобны римским гладиаторам - плавки и мышцы.
  - Привет, ну, что - поздравляем будущего офицера? - Зоины глаза излучали такую силу женского древнего, такую волю, что понималось сразу: или я жена, но это уж не тебе решать или не мечтай даже.
  Люся молча улыбалась, а ее глаза, кажется, что-то обещали. Возможно.
  В них была нега, но у красавиц нега в глазах, как маникюр, так что не поймешь.
  - Привет, Джени, - Гена посмотрел на Женю, - ты чего грустная?
  - Лодыжки болят. Из-за туфель, - "из-за туфель" Женя добавила вполголоса и, сняв туфли, пошевелила стопами.
  - Где болят? - в голосе Гены зазвучал деловой интерес - появились тема и повод побыть с девушками не просто так, - болит, значит, нужен простой массаж.
  Гена уверенно, без спросу, как доктор, будто кусок деревяшки с полу, взял Женину ногу.
  - Мы с парнями всегда так делаем, после тренировок.
  И Гена ухватил и надавил.
  - Больно!
  - Это хорошо, что больно, а так?
  - Так щекотно! Пусти!
  Женя дергала "арестованной" ногой, но сила курсантских рук почти не чувствовала выражений протеста.
  - Я, пожалуй, схожу на массаж, - просто подумала вслух Люся. Было и кокетство. Легкое.
  - Хочешь, сделаю, - Гена стал улыбаться, и так, знаете, с многозначением. Как спец агент в кино, в известных сценах. Сценах, которые так нам нравятся. Он потянулся к "конфетке".
  - Руку убрать, - прозвучал холодный приказ красавицы Люси в ответ на пробную попытку.
  Олег сопел, как пробуждающийся медведь.
  Гена смотрел на Люсю, пробегая взором по ее ногам, бюсту, лицу, и чуточку заглядывая под ресницы, и продолжал массировать ногу Жени.
  - Пусти же!
  Женя с ужасом и отвращением чувствовала, что ее используют, как манекен, как пример для демонстрации, что Гена, глядя на Люсю, думает о Люсе и о ее теле и ее ногах и даже представляет, что держит и тихонько щекочет подошву не ее, Жени, а ногу Люси, и Люся тоже это себе представляет и потому прикрыла ресницами глаза. И Жене было отвратительно-приятно это, и было невыносимо терпеть это дальше, до крика.
  - Пусти же!
  Гена спокойно отпустил ее.
  - Какая-то нога у тебя ненастоящая. Детская.
  Он поднялся и сделался важен.
  - Девочки, мы с парнями проводим вечеринку в честь зачисления. Сами понимаете, без дам вечеринка делается похожа на побоище. Или попоище. Так что приглашаем вас с подругами.
  - А наши друзья? Их можно приводить? - поинтересовалась Зоя.
  - Конечно, - ответ прозвучал снисходительно-легко. Разве какие-то друзья могли быть конкурентами будущих офицеров.
  
  - Что за девушки? - поинтересовались у Гены его могучие спутники, когда они все двинулись дальше по пляжу, вальяжно и мужественно, все так же - в поисках "дичи".
  - Зоя, та, что с голубыми глазами, моя будущая жена, а Люся, та, что с бюстом - будущая любовница, - таков был прямо командирский ответ.
  
   Женя тоже ушла.
  У нее пропало всё настроение. Это крепкое, властное, так напугавшее ее чем-то новым, прикосновение чужих мужских рук, так непохожих на родные руки отца, это острое ощущение своей неинтересности для них, а какой-то своей служебности ("как кошку! - та идет себе по делам, а ее хватают, гладят и отшвыривают!"), и наконец, окончательное убеждение в том, что она, Женя, видимо, дура, раз решила стать столь же привлекательной, как Люся или Зоя - все это погрузило бедную девочку в такую задумчивую грусть, что она шла и шла, и не заметила, как очутилась в незнакомом районе города.
   Улицы здесь были низенькие и тихие, машин не было вовсе, да и людей не было. Были деревья, лавочки и зашторенные окна старинных, строгих домов.
  Один дом просто притягивал к себе своим гордым фасадом из тесаных гранитных глыб, с ажурным балконом и глубокими арками окон.
  Женя подошла ближе.
  Прямо перед ней была вывеска: "Женя" и ниже: "Салон красоты".
  "Как глупо и смешно", - подумала Женя и, сама не замечая, что делает, зашла внутрь.
  
  Внутри оказался небольшой, уютный вестибюль с гардеробом, закрытым на лето и с низенькими топчанчиками.
  "И что дальше?" - подумала Женя, и тут же откуда-то сбоку открылась дверь и вышла дама в темно-лиловом.
  Лет ей можно было дать и тридцать и пятьдесят - одно слово - дама.
  "Вот это да, вот это леди", - мелькнуло у Жени.
  - Чем мы можем вам помочь? - спросила она у Жени так доброжелательно и вкрадчиво, что той вдруг безумно захотелось попробовать чего-то такого, что и делает вот таких "леди".
  - Я хочу сделать тату, - сказала Женя первое, что пришло ей в голову.
  - Пожалуйста, третий кабинет. Мастер свободен.
  Женя сделала шаг.
  - Вообще-то, я хотела бы сделать стрижку.
  "Да, срезать волосы, оставить все глупое и детское, и пусть все катится к черту", - подумала она, - "И стать новой, вредной и независимой ни от кого и ни от чего".
  - Вы хотите укоротить волосы? - дама будто читала Женины мысли, - мы готовы купить их у вас. В этом случае стрижка бесплатно.
  - Как хорошо! Совсем бесплатно?
  - Вы еще получите за волосы.
  - Не нужно.
  По вестибюлю промчался легкий ветерок, качая бархатные шторы.
  - Что-то заплатить мы обязаны. Для бухгалтерии. Это может быть символическая сумма. Любая.
  - Хорошо, - Женя улыбнулась, - тогда я хочу полкопейки.
  - Как мило. И все-таки?
  - Полкопейки одной монетой, - повторила Женя, чувствуя неодолимую страсть - быть вредной и независимой.
  "Ну, и выгони, и уйду".
  - Пожалуйста, первый кабинет, мастер свободен.
  Женя пошла.
  "И что же, милая дама, трудновато вам будет с вашей бухгалтерией", - ей было страшно весело отчего-то.
  В кабинете она уселась в глубокое кресло перед уходящим в потолок зеркалом и увидела в нем, как сзади к ней приблизился старенький дядечка в фирменном халате мастера.
  - Распишитесь, очаровательная мадмуазель, - тихо произнес он, подсовывая Жене какие-то бумаги, - это формальный договор.
  Женя, не читая, подписала его.
  - Вот ваши деньги, - и старичок протянул ей что-то.
  Рука его была жилиста и загорела, как у корсара.
  Женя взяла и взглянула - это была новенькая монетка достоинством в полкопейки.
  - Забавно! Это сувенир?
  - Да, это вам на память от нас. Вы уже знаете, какую стрижку хотели бы?
  - Каре.
  - Какое именно?
  - Я хочу измениться. Совсем.
  - Понятно. Тогда закрываем глаза.
  
  Ей нежно мыли волосы и обрезали их, ей ласково разбирали пряди и собирали их во временные букеты, ее, почти нечувствительно, стригли, ряд за рядом, ей сушили голову и взбивали волосы воздушными руками.
  - Всё. Ву а ля.
  Она боялась открыть глаза.
  - Всё? Я пошла?
  И она пошла, глядя себе под ноги. Голова была непривычно легкой.
  Вот и дверь, вот и улица.
  Что-то ей мешало. Что-то неудобное и тяжелое. Не ее.
  Она сунула руку в сумочку - монетка прыгнула ей в ладонь.
  - Спасибо, но мне ничего не нужно, - и она кинула монетку через левое плечо обратно в дверь салона.
  И она уже не услышала, как темно-лиловая дама в глубине вестибюля произнесла: "Люк, она не взяла платы".
  И ответ: "Договор в силе, мадам".
  
   Улицы, по которым шла Женя, становились все узнаваемей, наконец, она увидала, что идет совсем рядом с "центром". По бокам улиц теперь все тянулись зеркальные витрины, и Женя боковым взглядом видела в них свое скользящее отражение, но все боялась встать и рассмотреть себя новую внимательно.
  "Надо посидеть, вот, хоть в скверике, и прийти в себя", - решила она.
  Сквер был крохотный, но живописный, с небольшим фонтанчиком в центре и эффектными клумбами с цветущим табаком.
  Она села на лавочку.
  Но одной ей побыть не удавалось - почти сразу же на эту же лавочку присели двое мужчин с толстыми пакетами, оживленно меж собой разговаривающие.
  "Ну, вот, пришли и уселись, а я не хочу никого, не хочу, чтобы на меня смотрели. Чтобы видели меня".
  Женя обиженно отвернулась.
  - Все боятся смерти, - говорил тем временем один из мужчин другому, доставая из пакета пластиковые стаканчики и воровато оглядываясь, - давай, пока нет никого.
  Они налили и быстро выпили.
  "Они что это, что за наглость такая! - я тут рядом сижу, а они будто не замечают!"
  Женя возмущенно уставилась на мужчин.
  Тот, что начал говорить о смерти, продолжил:
  - Мы не помним, что с нами происходило пять, десять дней назад, так, отрывки какие-то. А вдруг эти отрывки - просто сон, и живем мы только сегодня и сейчас, а прошлого вовсе нет. Никакого.
  - Хорошо, прошлого нет, но ведь и будущего точно еще нет. Нет ведь? Тогда что такое настоящее?
  - Вариант. Мы говорим: "Иван умер". Это наша действительность. Но откуда мы знаем, что это не сон, и мы с тобой, такие реальные, такие настоящие, не умерли давным-давно в реальности Ивана, и теперь просто герои сновидений.
  - Где же критерий? Создать новое или разрушить мешающее? Изменить? Убить, наконец?
  - И опять же - смерть наступит сегодня. Ее никогда не бывает "завтра" и никогда не было "вчера".
  Мужчины помолчали, потом, молча, выпили еще по стаканчику, поднялись и пошли по аллее.
  "Странные люди и странные разговоры. Смерть - только сегодня. Ну, и где она? Я хочу видеть смерть", - подумала Женя и тут же услышала за спиной резкий хлопок и скрежет металла. Она испуганно оглянулась.
  Прямо у низкой ограды скверика лежал перевернувшийся автомобиль. Из окна, через разбитое лобовое стекло высовывалось неподвижное, обмякшее тело мужчины. Лица видно не было, но было понятно - он не живой.
  Жене стало страшно.
  "Как не хорошо, как ужасно отвратительно это совпало - мои мысли и эта жутко-простая смерть на дороге".
  
  Женя встала и пошла. Она шла к витринам - больше терпеть уже сил не было - ей нужно было обязательно посмотреть, какая она теперь.
  Она подходила, вглядывалась в приближающееся отражение и чувствовала, как гудит, бьется и как кричит ее сердце, и она сама готова была закричать! - отражение было не ее. Это была другая девушка, другая!
  Женя подошла.
  На нее из зеркала витрины смотрела через челку, прикрывающую пол-лица, темноглазая "та" - "та" с ироничной улыбкой, с аристократической осанкой и фигурой, "та", новая.
  "Я схожу с ума. Это от жары. Говорят, от жары. Надо, чтобы пошел дождь".
  Она отвернулась от витрины и с ужасом посмотрела на голубое, пересохшее до горизонтов небо.
  
  И на город пошел дождь.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"