Конец июля выдался дождливым, чему Майкл, как и остальные парни, радовался. В жару учиться, да ещё экзамены сдавать уж слишком тяжко. И так времени ни на что не хватает, от работы же их никто не освободил, дыхнуть некогда, а если б ещё и жара... Но вот всё позади: и экзамены, и выдача аттестатов, и дожди, как по заказу, кончились. Голубое, промытое дождями, блестящее, как кафель - а ну его, хотя вроде уже привыкли, и не боятся, но всё равно не слишком приятно - небо, сочная, словно заново живущая листва...
В первый же выходной после экзаменов Майкл поехал в Царьград. Собирались ещё парни, но каждый сам по себе и за себя. И теперь он сидел за столиком кафе-мороженого и не так ел, как разглядывал город. Красные черепичные серебряные цинковые крыши домов, между ними зелёные кудрявые кроны, шпили и купола церквей и дворцов. Крепостной холм - самый высокий, да, правильно, Царьград - город на семи холмах, а холмы? Крепостной, Царский, лесной, Лысый, Галочий, Сухов и... да, правильно, Ишкин холм. Сколько всего он за этот месяц вызубрил, аж голова пухнет и трещит. И одно: а дальше что? И вроде бы, всё ясно и думать не о чем. Месяц каникул и с сентября снова в школу, уже в трёхлетнюю, чтобы иметь полный аттестат. Ну, этого ему на три года во как хватит, а потом? Техникум? Институт? Университет? А зачем?
Народу в кафе немного: день-то будний, а туристы сюда по вечерам заходят, чтобы столицей в огнях полюбоваться и поговорить, что вот кончилась война, затемнение до самого конца держали и как хорошо. И закат, говорят, отсюда самый красивый.
Майкл не спеша доел мороженое и, оставив на столе деньги, встал. Сейчас, может, сходит в кино или просто погуляет, ни в одежде, ни в чём ещё он не отличим, разве только... цветом, но тут уж ничего не поделаешь, он - не мулат, не трёхкровка, негр, чёрный. Но... но здесь это не опасно. Попыталась их как-то местная шпана зацепить, так обошлись без милиции, наглядно, нет, наглазно и позубно объяснили, что драться мы умеем и нас лучше не цеплять. Теперь в упор друг друга не замечаем. И здесь, парни рассказывали, было пару раз, и так же обошлось.
По крутой полутропе-полулестнице он спустился с Крепостного холма к мостику через ров. По прозрачно-чёрной воде важно плавали белые лебеди и шныряли неброские утки. Рассказывали, что птицы здесь исстари, и даже в войну, когда было голодно, птиц никто не трогал, рабу только на удочки да, ловили, а птицы так и жили себе. Майкл остановился и так постоял, облокотившись на перила. Птицы подплыли, ожидая подачки, но у него ни хлеба, ни печенья с собой нет, и они быстро перестали его замечать. Воду рябило, и разглядеть своё отражение он не мог, да и не пытался. Нагляделся он на себя в зеркалах... до отвращения.
Майкл с силой оттолкнулся от перил и пошёл дальше. За рвом переплетались узкие улицы, застроенные маленькими - в один-два этажа - домиками, между домами каменные, в рост человека, ограды с фигурной решёткой по верху. Над оградами и крышами вздымаются деревья. Дома все жёлтые, с белыми лепными украшениями, окна закрыты изнутри белыми занавесками, да, кисейными называются, Тётя Паша говорила, и между стеклом и занавесками уставлены цветами. Майкл не один уже раз гулял по этиму кварталу и прохожих никогда не видел. Странно, в Царьграде каждый квартал как свой особый город, совсем не похожий на остальные. Интересно, почему так?
Подумал и тут же забыл об этом. Такая сонная, солнечная тишина на этих улицах. Глухие резные двери с кнопочками звонков. А если взять и позвонить? Зачем? А просто так, из озорства! И зная, что никогда такого себе не позволит, тихо посмеялся над собой.
Ещё поворот, ещё... И Майкл с ходу оказался на шумной улице, полной вывесок, витрин машин и прохожих. Во, еу, совсем другой город!
Майкл шёл теперь быстро, будто спешил куда-то, будто по делу, но сам понимал, что просто подстраивается под окружающих, привычно стараясь не выделяться. Магазины, лотки, киоски, шум, толкотня, машины на мостовой в четыре ряда, ещё не пробка, но едут медленно, и прохожие, если надо на другую сторону, то до перехода не идут, а просто перебегают, с явно привычной ловкостью лавируя между машинами. И он перебежал. Ни за чем, просто так. Эта сторона ничем не лучше той. Но и не хуже.
Пожалуй, вот это, бесцельное и безопасное блуждание ему и нравилось в России больше всего. Там, в Спрингфилде, он тоже ходил в город, но только с парнями, и с опаской, зорко поглядывая по сторонам, ни на секунду не забывая, кто он и чем ему опасна встреча... со знающим. А здесь... ну, совсем другое дело... Нигде ему не было так хорошо. Всюду могла вспомнится прошлое, питомник, Паласы, хозяева, но не здесь, не на этих улицах. У него же никогда такого раньше не было. Никогда... а... что это? Чёрт, это же...
Она шла так же быстро, как все, и одета, как все, но он не мог ошибиться. Чёрные кудри до плеч, плечи, талия, бёдра... и... да нет, дело не в волосах и фигуре, а в том, как она идёт, танцуя, играя бёдрами и спиной, не завлекая, не разжигая, а просто иначе не умеет.
Майкл прибавил шагу, побежал, ловко лавируя между людьми. Догнал, почти догнал, поравнялся и пошёл рядом. Она думала о своём и не замечала, что её разглядывают, или настолько привыкла к чужим взглядам. Тёмная, темнее мулатки, но не чёрная. И джи, не элка. Надо же, и чего её в Россию понесло, спальницы все устроились и гореть не стали, а эта чего?
Она по-прежнему не замечала ничего и никого, и Майкл тихонько свистнул по-питомничьи.
Она вздрогнула и остановилась, будто налетела на невидимую преграду. Остановился и он. Теперь они стояли и рассматривали друг друга, а толпа обтекала их. Оба высокие стройные, и оба как негативы: светлая одежда и тёмные лица и руки.
- Еды тебе, - улыбнулся Майкл.
- И тебе от пуза, - кивнула она, настороженно оглядывая его. - Джи?
- Да, - согласился с очевидным Майкл.
Она усмехнулась.
- М кто тебя привёз?
Её вопрос и удивил, и как-то обидел его.
- Я сам приехал.
- Ловок, - кивнула она. - А меня привезли, - и вдруг: - Пожрать купишь? А то, - и по-русски: - Ни копья.
- Хорошо, - кивнул он. - Пошли.
Они шли рядом, но не касаясь друг друга. Майкл замедлил шаг у первого же кафе, но она покачала головой. - Слишком шикарно. Дорогое заведение.
Он упрямо мотнул головой. - Деньги есть.
- Ну, как знаешь, - пожала она плечами и повторила: - У меня ни копья.
- Я слышал.
В кафе они сели за столик, и он взял листок меню.
- Ого-о! - протянула она, видя, как он водит глазами по тексту.
- А ты думала, - гордо хмыкнул Майкл. - Так тебе как, полный обед?
- Спрашиваешь!
К ним подошла официантка, И Майкл заказал два обеда. Его бойкая русская речь тоже произвела впечатление.
- Здоровско ты! - сказала она, когда официантка, спрятав свой блокнотик в карман фартучка, отошла.
Майкл самодовольно улыбнулся.
- А чего ж нет. Слушай, а ты чего так? Ну...
- Без денег? - она усмехнулась. - Приехала на неделю, полторы протянула, а теперь всё... как ни тянула... работы нет. Перегорела я, - и твёрдый насмешливый взгляд.
Майкл выдержал его и кивнул.
- Я тоже. Я Майкл, тьфу, Михаил. А ты?
- Ну да, - кивнула она. - Раз перегорел, то имя можно. А я Мария, по-русски - Маша. Чем живёшь?
- В госпитале, медбрат и массажист.
- Ого! Это ж...
Она недоговорила, потому что им принесли салат. Майкл не собирался так рано обедать, но сидеть и смотреть, как другой ест, тоже не хотел.
- Здоровско устроился, - заговорила Мария.
- Не жалуюсь. А ты?
Она вздохнула.
- Было хреново, стало дерьмово. Я ведь... сбежала.
- Чего-о? - изумился Майкл. - Ты что?! Свободе уже... полтора года, а ты...
- А я вот только сбежала. Да не от хозяина. От мужа.
Майкл окончательно онемел. Но им принесли окрошку. С мясом, яйцами и сметаной. К половине тарелки Майкл немного пришёл в себя.
- Он что? Обидел тебя? Ну...
- Да нет, - Мария вздохнула, доедая окрошку. - Это я его обидела. Ладно. Ты как, один?
- Да нет, нас с госпиталем, знаешь, сколько приехало.
- С госпиталем? - переспросила она. - Слушай, как же ты исследования проскочил? Ведь трепали, что всех наших, ну, кто уцелел, на исследования вывозили.
- Трепотня, она и есть трепотня. Лечили нас, ну, кто раненый был, из горячки, из чёрного тумана вытаскивали, это да.
Она невольно поёжилась, как от холода.
- Чёрный туман... да, горячку ещё выдержишь, а из чёрного тумана в одиночку не встанешь.
Поджаристые котлеты с мелко нарезанными жареными картошкой и луком надолго прекратили их разговор. Завершал обед яблочный компот.
- Спасибо тебе, - взяла она стакан. - А то...
- Ладно тебе, - отмахнулся Майкл. - Если мы не за себя, то кто за нас.
Мария улыбнулась.
- Здоровско.
- И куда ты теперь? - спросил Майкл, когда они вышли из кафе.
Она пожала плечами.
- Не знаю. Наверное... - и не договорила.
- Вернёшься?
- К мужу? - уточнила она. И вздохнула, - а больше некуда.
- Он что? - повторил свой вопрос Майкл.
- Он-то ничего, - Мария сердито повела плечом, - он... а! Я это, понимаешь, моя вина. Вот уехала, сказала на неделю, а сегодня двенадцатый день. Нельзя мне возвращаться. Нельзя и всё. И жить здесь не на что и уехать некуда, и... - она усмехнулась. - И подушку просить не у кого.
- И незачем, - твёрдо ответил Майкл. - Пошли.
- Это куда? - насмешливо спросила она, но послушно пошла рядом.
- Увидишь, - пообещал Майкл. - Не бойсь, всё будет нормально. Выдумала тоже... подушку. Дура. Кто выжил, тот и победил. Я, знаешь, каких видел... без рук, без ног, глаза выжгло, и живёт, а ты... всё же на месте.
Он говорил быстро и сердито, но тихо, по-камерному. И она так же отвечала ему.
- Без рук, без ног... так он же беляк. А мы... я ж перегорела, кому я, такая, нужна?
- И я перегорел. Да чего там, мы все, кто в госпитале, перегорели. И живём.
- И кому вы нужны? - съязвила Мария. - Ну, вот ты, кому ты нужен?
- Я? - на мгновение растерялся Майкл, но тут же нашёлся, вспомнив, как однажды спорили ещё там, в Спрингфилде. - Я сам себе нужен.
- А зачем?
На этот вопрос он ответить не смог и угрюмо буркнул.
- Ничего, вот я сведу тебя, он тебе на все вопросы ответит.
- Поп, что ли? - фыркнула Мария.
- Нет, он психолог.
- Кто-о?! Это что ещё за хренотень?
Майкл улыбнулся покровительственной усмешкой знающего.
- Увидишь. Он нас из чёрного тумана вытаскивал. Так что... ты только не ври ему. А плохого он не посоветует.
- Это беляк-то?!
- Он русский, - внушительно ответил Майкл. - Это раз. Он врач и давал клятву Гиппократа, это два. И он... мой крёстный, это три.
В их разговоре всё чаше проскакивали русские слова, и незаметно для себя Майкл, а за ним и Мария, полностью перешли на русский.
- Крёстный? - удивилась Мария. - Ты крестился?
- Ну да. Когда решили уехать, - весело объяснил Майкл, - ну, в Россию, мы все себе русские имена взяли. И крестились.
- Иначе не пускали? - удивилась Мария.
- Да нет, - так же удивлённо ответил Майкл. - Просто мы решили. Едем в Россию, должны быть как русские. Сами решили, понимаешь?
Она задумчиво покачала головой.
- И много вас?
- Здесь? - уточнил он. - Двадцать четыре.
- И все джи?
- Все перегорели, - поправил он её. - А так-то элов больше.
- Ну, как везде, - кивнула Мария. - И что, все в госптале?
- Ну да.
Где жил Жариков, Майкл знал. Они уже у него как-то в гостях были. Когда в первый раз поехали в Царьград, просто хоть город посмотреть. Доктор ваня встретил их на вокзале, они походили все вместе по улицам, а потом у него на квартире чай пили. Так что... и сегодня он не в госпитале, это точно, дежурство у него... ну да во вторник. Ну, конечно, они незваны, но ведь не просто поболтать, а по делу, так что...
За разговором добрались неожиданно быстро. Тёмно-серый шестиэтажный дом стеной вздымался над тротуаром. Первый этаж высоко, в окна не заглянешь, полуподвальные окна забраны узорчатыми решётками. Глухая, без стёкол и украшений, высокая дверь. Мария невольно поёжилась, входя следом за майклом, в гулкий просторный вестибюль.
Дверь, тамбур, четыре ступеньки, широкая лестница... Но Майкл свернул вбок к малоприметной железной двери.
- На лифте поедем, - важно сказал он Марии.
Так важно, что она насмешливо улыбнулась, но промолчала.
В обшитой красновато-коричневым деревом кабине было большое зеркало. И Мария заботливо оглядела себя: не слишком ли заношено и измято платье. Ну, как глаза мужчине отвести - это не проблема. Хотя... если он на джи падок, будет сложнее. Но чистых таких мало, скольких она перевидала, что и бабу, и парня за раз трахнут, так что если умеючи... а она умеет. Чему-чему, а этому выучили.
Лифт остановился на пятом этаже. Вымощенная под тёмный мрамор площадка, , шесть дверей, на дверях одинаковые золотистые таблички с цифрами, коробки почтовых ящиков и даже кнопки звонков одинаковые.
Майкл уверенно позвонил в третью слева дверь. Тишина... быстрые шаги... и звонкий весёлый голос:
- Я открою, сейчас...
Майкл нахмурился.
Щёлкнул замок... и перед Майклом возник и застыл изумлённый до немоты Андрей.
- Т-ты?! - наконец выдохнул он. - Зачем?!
- Затем!
Майкл грудью. Вперёд пошёл на него, и Андрей отступил, впуская их в квартиру. Майкл сам захлопнул за Марией дверь и камерным шёпотом обрушился на Андрея.
- Ты чего, поганец, доктору Ване отдохнуть не даёшь?
- Тебя не спросил, - огрызнулся Андрей. - А ты чего припёрся? И с собой притащил...она ж...
- Не зарывайся, малец, - вмешалась Мария. - А то живо красоту попорчу.
Андрей немедленно ответил забористой руганью.
- И что тут такое?
Мария вздрогнула и обернулась. Высокий белый мужчина в костюме, но он... но он явно не из таких, зачем ему джи? Да ещё двое?
- Здравствуйте, Иван Дормидонтович, - улыбнулся Майкл. - Вот, она перегорела и сбежала, и ей деваться некуда.
- Здравствуй, Михаил, - спокойно кивнул Жариков. - Всё понятно.
Взгляд беляка, которым он окатил её, сначала Марии не понравился. Он не был обычным мужским взглядом, так смотрели врачи в питомниках и Паласах, где как ты ни улыбайся, как ни играй телом, не поможет. Но... вляпаться она, конечно, вляпалась, но...выход всегда найдёшь. И всё-таки... чуть другой взгляд, не совсем... врачебный.
В первый момент Жариков растерялся. Нет, понятно, что любой из парней мог вот так заявиться, но чтобы привести с собой перегоревшую спальницу... И меньше всего он ожидал такого от Майкла. И сказал первое, что пришло даже не в голову, а на язык.
- Давайте чаю попьём.
- Ага, сразу кивнул Андрей. - На кухне пить будем, да?
И Жариков, уже начавший соображать, сразу понял: да, на кухне, не в гостиной, сделать обстановку простой и полудомашней для парней, а, значит, и для неё.
- Да, на кухне.
Андрей дёрнул Майкла за рукав, понимая, что Жарикову надо поговорить с... пациенткой, да, наверное, так, наедине. Майкл не стал спорить, и они бесшумно исчезли. Мария оглянулась им вслед, а когда вновь повернулась к беляку с длинным чудным именем, он... он уже не был беляком, вернее, смотрел на неё, как... как свой. И улыбнулась она ему, как своему.
На кухне Андрей поставил чайник на плиту, зажёг голубой огонь в конфорке. Майкл молча смотрел, как он уверенно хлопочет. Окна кухни выходили во двор: мощёный, раскалённый солнцем, но тихий.
- Где ты её подцепил?
Майкл вздрогнул. - На улице. Ловко управляешься, смотрю.
- Так я ж, - Андрей усмехнулся и перешёл на английский: - Сколько ет домашним был.
- И что? Так понравилось, что и сюда лезешь?
Майкл ждал выпада: за такое надо бить, но Андрей только с удивлённой насмешкой посмотрел на него.
- Ты что, так ничего и сейчас не понял?
Майкл недовольно дёрнул плечом, но промолчал. И снова внимательный взгляд, и тихие почти по-камерному слова:
-Не бойся, он её не прогонит.
- Дурак, - так же тихо ответил Майкл. - Я не этого боюсь. Она же джи, что я ей дам?
И замолчал, сам испугавшись сказанного. Андрей мгновенно отвернулся, переставил на столе маленькую вазочку с конфетами, поправил салфетки под чашками с блюдцами. Прислушался.
- В кабинет пошли.
Помедлив, Майкл кивнул. Андрей подошёл к плите и убавил огонь под закипающим чайником.
- Не психуй, всё будет в норме.
- Отстань... утешитель.
Андре подошёл к нему и сел рядом на подоконник, благо, они здесь широченные. Теперь они сидели и слушали тишину.
В кабинете Мария сама прошла вперёд и села к столу. Жариков отметил про себя, что обстановка: шкафы и полки с книгами, обтянутый тёмной кожей диван и кресла, большой письменный стол и прочие причиндалы - не удивила и не смутила её.
- А... а как мне вас называть, сэр? - спросила она по0английски.
- Иван Дормидонтович, доктор Иван, просто доктор, - ответно улыбнулся Жариков. - И говори, как тебе удобнее.
- Спасибо... доктор, - ответила Мария по-русски и на мгновение опустила ресницы, сделав лицо детски-смущённым. - Я не всё могу сказать по-русски, - продолжила она по-английски.
- Говори, как тебе удобно, - повторил Жариков. -Я пойму.
Мария медленно кивнула. Он - беляк, врач, ему нельзя верить, но... но почему-то врать ему тоже не хочется. И начала она сама, не дожидаясь вопросов. Когда сама говоришь, то сама и решаешь, о чём и как сказать, а о чём и умолчать.
- Михаил правду сказал. Я сбежала. Сказала, что уеду на неделю, он мне денег дал, а я уехала... и не вернулась. Нельзя мне возвращаться. Он... он хороший, не подумайте чего, это я... обманула его.
- Кто он? - мягко спросил Жариков и, видя, что онак замялась, уточнил: - Ну, как зовут, где живёт...
Мария вздохнула.
- Ох... зовут его... Степан Му-хо-р-тов, живёт в Корчеве, и... - она снова вздохнула и совсем тихо: - Он мой муж.
Жариков на секунду онемел, но только на секунду, а она продолжала, перемешивая английские и русские слова.
- Он меня из чёрного тумана вытащил, в Россию привёз, я ж горела ещё, он-то думал, что тиф, не побоялся заразы, а я... что я ему, ни родить, ни ублажить как следует не могу, перегорела же, ему жену нужно, настоящую, чтоб семья и детки, а я... неродиха, вот и сказала, что к врачу поеду, по женским делам... а сама... сюда... я не вернусь, пусть что хочет думает, его там уже обхаживают, пусть ему хорошо будет.
Она замолчала, заплакав. Жариков уже не раз видел этот плач, беззвучный, с широко открытыми глазами и струйками слёз по щекам. Он встал налить ей воды и, пока шёл к столику перед диваном, где стоял графин с водой и двумя стаканами, наливал воду, закрывал графин и нёс её стакан, всё решил.
- Вот, выпей.
- Ага, - всхлипнула она. - Спасибо.
Она смотрела на него снизу вверх с доверчивой готовностью. Жариков улыбнулся, и Мария сразу ответно улыбнулась, блестя ещё мокрыми глазами.
- Сейчас пойдём на кухню, попьём чаю и поедем в Алабино, в госпиталь, - она, завороженно глядя на него, кивала, - там пройдёшь обследование, так что и никакого обмана не будет, - она ахнула, и он засмеялся её радостному удивлению. - Да-да, всё будет в порядке. А сейчас пошли на кухню.
Она послушно встала.
На кухне их встретили накрытый стол и встревоженные лица парней. Мария храбро улыбнулась Майклу, и тот сорвался с подоконника к ней.
- Как ты?
- Я в порядке.
- Всё в порядке, - кивнул Жариков. - Сейчас попьём чаю и поедем.
- Куда? - живо спросил Андрей.
- В Алабино, - ответил Жариков.
И парни сразу понимающе закивали. Ну, конечно, в Алабино, в госпиталь. Им там помогли, помогут и ей.
- Чай уже готов, - улыбнулся Андрей. - Наливать?
- Да, спасибо, - улыбнулся им всем Жариков. - Михаил, ухаживай за Марией.
- Можно? - удивлённо вырвалось у Майкла.
- Нужно, - серьёзно ответил Жариков.
- Я сыта, - тихо сказала Мария. - Меня Михаил накормил. Обедом.
- Чай - не еда, а удовольствие, - весело ответил Майкл.
К чаепитию приступили дружно и с видимым общим удовольствием.
Убедившись, что Мария и парни успокоились, Жариков встал из-за стола.
- Пейте на здоровье, позвоню в госпиталь, что мы приедем.
Парни снова закивали, демонстрируя понимающее согласие.
Когда он ушёл, Мария камерным шёпотом спросила:
- На исследовании... сильно режут?
- Не исследование, а обследование, - поправил её Майкл.
- Щупают, смотрят, - поддержал его Майкл.
- Как на сортировке, что ли?
Парни переглянулись
- Ну, не совсем, - не очень уверенно сказал Майкл. - Но не обработка.
- Больно не будет, - кивнул Андрей. - Ты не бойся. И не ври, когда спрашивают.
- А чего врать, - вздохнула Мария. - Ты ж сам, Михаил, ему всё сказал. Я ж перегорела, теперь-то уж всё. Мне, - она усмехнулась, - бояться уже нечего.
- Давно горела? - спросил Андрей.
- Да в заваруху, а ты?
- В госпитале уже, меня солдаты, русские, у банды отбили и в госпиталь привезли. - Андрей вдруг помрачнел.
Майкл удивлённо посмотрел на него и решил уточнить:
- Это сержант твой...
- Да-да, он, - резко ответил Андрей и мягче добавил: - Не время сейчас.
В кухню вошёл Жариков, быстро оглядел их, но если и догадался о чём, то вида не подал.
- Всё в порядке, нас ждут.
Мария тряхнула головой, разметав кудрявые пряди.
- Тогда поехали, чего тянуть.
Андрей взялся было за посуду, но Жариков отмахнулся.
- Оставь. Приеду, всё сам уберу.
И они ушли, бросив все как было на столе. В самом деле, чего тянуть? Шагнул - так иди.
* * *
Тяжёлый августовский зной придавил землю. Как всегда, всё поспело разом, и не знаешь, за что хвататься. На кухне целыми днями что-то варилось, уваривалось, закладывалось в банки, сортировались ягоды и варилось варенье, перебирались и закладывались овощи, а коров меньше не стало, и за курами уход нужен, а лошади, а котельная, а два боровка, что в складчину откармливаются к Рождеству, ну, да за ними уж в личное время догляд, да и не особый там уход нужен, закуток чистят по очереди, а отходов им в корыто кинуть и налить хватает...
Выкосили ближние луга, и на молодую траву стали выпускать коров. Дальние луга пока не трогали: на одну дорогу столько времени угрохать... не резонно. А отпустить на покос, скажем, на неделю тоже некого. Ладно, пуская земля отдыхает.
- Мы много на этом теряем, Джонни?
- Спроси у Роба, - разнеженно фыркает Джонатан, любуясь через стакан огнём в камине.
- Так ты, значит, не в курсе, - понимающе кивнул Фредди.
Джонатан негромко рассмеялся и уже серьёзно продолжил:
- Концентрат, в конечном счёте, выгоднее. Здешняя трава нужного всё равно не даст. А пересевать и вести правильную заготовку... мороки больше, чем выгоды.
- Ладно, - кивнул Фредди. - Здесь ясно. По точкам без проблем. Россия?
- Хочешь съездить, - понимающе кивнул Джонатан.
- Говорят, туда лезет Страус.
- Слышал, - подобрался Джонатан. - Он нам не по зубам, Фредди.
- И незачем. Кожаная мелочёвка и прочее. Догоним и подстроимся.
Джонатан на мгновение прикусил губу, соображая, и тут же энергично кивнул.
- Стратегически мыслишь. Но за неделю не уложиться.
- Знаю. Но сейчас глухой сезон, а к середине сентября я вернусь.
В имении как раз самая горячка, но Джонатан знал, о каком сезоне говорит Фредди. Со Страусом он придумал неплохо, даже хорошо, но не будь этого, Фредди нашёл бы что-то другое, лишь бы поездить по России. Если ковбою приглянулись кобылка и девчонка, то одна будет под его седлом, а другая в его постели, а там уже - а хоть на виселицу. Переупрямить ковбоя только пуля может. Фредди - ковбой, во всём ковбой. И во всём первый.
- Согласен, - кивнул Джонатан. - Когда поедешь?
- Ещё дня три здесь, неделя на точки и прочее, - Фредди отпил из стакана, погонял во рту, проверяя вкус, и кивнул. - Да, к десятому вернусь.
- Полетишь?
- Не хочу в Атланте маячить, Джонни. А здесь, - Фредди усмехнулся, - меня до трапа проводят. Бульдог позаботится.
- Значит, он ещё не нашёл, - кивнул Джонатан.
- Здесь парней не, а граница хвост обрежет.
- Учти, на той стороне могут встретить.
- Учту, - кивнул Фредди.
Уверенность, с какой он говорил о парнях, не нравилась Джонатану, но он молчал. Да, всё сходилось на том, что это был Эндрю, воскрес, сделал и исчез. И ещё... двести тысяч в банковских упаковках. Судьбу денег проследить трудно, но возможно. По чьим карманам в полиции они разошлись, конечно, интересно, но главное - это бандероли, банковские ленты... а вот те исчезли бесследно. Ни в одном акте ни слова, даже у Кринкла нет информации, а с Бульдога - тот их точно видел и никогда ничего не забывает - не поговоришь. Чёрт, и это знает только Эндрю.
- Деньги точно были в бандеролях, а не резинках? - вырвалось у него вслух.
- При встрече спрошу, - Фредди допил свой стакан и встал. - Парень глазастый, должен запомнить.
Джонатан кивнул. А что он ещё может тут сделать? Фредди не остановится, лишь бы не сорвался по дороге. Столько уже говорено и переговорено об этом.
- Ладно, ковбой, пора на боковую, если хотим всё успеть.
- Не гони, водопой не убежит, - так же по-ковбойски ответил Фредди, выходя из комнаты.
У себя он быстро разобрал постель, разделся и лёг, привычно сунув кольт под подушку.
Да, всё так, и он не отступит. Эндрю жив. Но живы и давшие деньги Найфу, и потому отступать нельзя. Если бы не эти пачки, то... плюнуть бы не плюнул, но оставил бы на случай, на повезёт - не повезёт, а так... двести тысяч - это не плата за сделанное, ни одно прежнее дело Найфа столько не стоило, а как задаток... задаток - пятьдесят процентов, меньше Найф не брал, ему меньше и не положено, значит, четыреста тысяч за голову... Чья голова может столько стоить? Моя или Джонни? Или за обе? Большие деньги, очень большие. Из кого Найф смог столько вынуть? Кто-то из Ансамбля? Тогда Джонни не понравился Рич. И Гаммен странно дёргался. Смылся, задолго до конца и засел у себя в Луизиане. Если они и в доле... то только в доле, ни один двести тысяч не мог выложить. Ладно, надо найти Эндрю. Значит, сделаем. А сколько на это уйдёт времени, денег и сил... чисто, быстро и успешно. Три не получится, от чего отказываемся? Успешно - раз, чисто - два, а быстро... обойдёмся. Спи, ковбой, да стадо не упусти.
* * *
Страда не кончалась, но его это уже не касалось. Что всю работу не переделаешь, Эркин и раньше знал. Нет, если Колька попросит, он, конечно, не откажется, а так... ни школы, ни Алисиных занятий, и на заводе беготни и суеты стало намного меньше, летнее, говорят, затишье, отпуска у всех, и у них бывает, что с полсмены отпускают, чего лишнее толкаться. И теперь, если нет Медведева, за старшего командовал Саныч. Эркина такой вариант тоже устраивал. С Ряхой его в пару не ставили, а с остальными он сработался. А что бабы в окнах торчат, лупятся, и из бухгалтерии то к Медведеву, то к Санычу со всякими бумагами бегают, лишь бы у него спросить, где тут его бригадир, и не проводит ли он, да ещё и под локоть поддержит, а то на каблуках да по рабочему двору среди железяк, где они только находят их, чтобы споткнуться и за него ухватиться... Смех, да и только!
Возвращаясь из столовой, Женя пошла кружным путём. Работы всё равно мало: почти всё КБ в отпуске. Могли бы и её отправить, но... ладно, раньше она вообще без отпусков работала. А то и без выходных. Можно было бы пройти через двор, но Эркин увидит её, встревожится, не стоит его отвлекать.
На лестничной площадке она увидела Любу. Та стояла неподвижно, прижавшись лбом к оконному стеклу, и показалась Жене плачущей.
- Люба, - тихо подошла она к ней. - Случилось что?
- Ничего, - не оборачиваясь, глухо ответила она. - Смотрю... - и резко, с вызовом: - На твоего любуюсь. Он же... чем ты его держишь, Женька? Ты ж... обычная, пучок за пятачок, а он...
Женя сглотнула вставший в горле комок.
- Ничем я его не держу, ты что, ошалела совсем? Он муж мой, он... а если я обычная, а ты такая особенная и вся из себя, чего ж ты никого не удержала?
Люба вздохнула.
- Такое моё везенье. Ладно... Ты, Женька, не злись, сорвалась я, бывает. Ты не бойся, я не полезу, мне б только вот так, хоть из окошка посмотреть.
Женя пожала плечами.
- Смотри, мне-то что!
Что когда Эркин работает, от него глаз не отвести, Женя знала. Не слепая же она, и не дурочка, на беженских новосельях, возьми, ведь в какой комнате Эркин пол натирает, так туда все женщины и не по разу сбегают, просто постоять и посмотреть, она же сама тоже ходит на обед и с обеда по тем же лестницам, что на первый рабочий двор выходят, а на пляже как на Эркина все смотрели, ей же... нет, не ревнует она нисколько, не к кому ей ревновать, она же знает Эркина, какой он, а что смотрят, так пусть. Вон он, тащит очередную серую коробку контейнера.
Они так и стояли рядом и смотрели, как грузчики - кто в майках, кто рукава закатал, а кто и полуголый - катают серые блестящие на солнце коробки контейнеров, и среди них он, смуглый и черноволосый, с завораживающе красивой игрой мускулов под гладкой, блестящей от пота кожей.
Женя не заметила, когда ушла Люба. Эркин вдруг стал оглядываться, и Женя догадалась, что он почувствовал её взгляд. Покраснев, она отпрянула от окна и побежала к себе. И свою работу не сделала, и Эркину чуть не помешала.