У витрины с манекенами в длинных белых платьях Эля остановилась. Витрина была ей знакома как собственный подъезд. Девчонкой она стояла перед ней, замирая от восторга и зависти, потом долгие годы пробегала мимо, отвернувшись, чтобы не зареветь от обиды. Потом пришло равнодушие. И вот снова стоит и смотрит. И как это, наверняка, смешно со стороны. Надо решиться.
В прозрачном тамбуре восседала грузная старуха, встречавшая каждого требованием билетика. Эля достала его ещё раньше, стоя у витрины, и надеялась пройти без задержки. Ведь если кто из знакомых увидит её здесь, от расспросов не уйти. Соврать она не сумеет, и что же тогда обрушится на Сергея?! Страшно представить, какие насмешки придётся ему терпеть из-за неё. Других пропускали легко, а её, конечно, остановили. Непреклонно сжав губы, старуха придирчиво исследовала дату на её приглашении и вернула книжечку явно нехотя.
И вот перед ней раскрылись двери магазина для новобрачных. Эля даже растерялась. Она не любила магазинов с их презрительно насмешливыми продавщицами и злобно подозрительными покупателями. Завидев очередь, она сразу уходила, даже не интересуясь, за чем стоят. Но здесь, на её счастье, очереди были небольшими.
И набираясь смелости, Эля шагнула в обувной отдел. Лёгкие лодочки на выгнутых высоких каблуках, открытые, с тонкими перепонками, пряжками, бантами, белые, кремовые, серебристые, желтоватые... Эля нерешительно взяла одну туфлю, невесомо лёгкую и блестящую. Надо померить. Но мерить на толстые тёплые чулки нехорошо, капрона она не захватила, да и как переодевать чулки прямо в зале. Эля огляделась. Две миловидные девушки сидели на скамьях, капризно выставив ноги, беззащитно маленькие без обуви, и пожилые женщины в распахнутых пальто носили им на примерку одну пару за другой. На Элю никто не смотрел, и она решилась. Присела на краешек заваленной сумками скамьи, неловко, прижимая к животу сумочку, расстегнула сапоги и, почти не дыша от волнения, переобулась. Прохладная кожа приятно стиснула ей ступни. Эля осторожно встала, качнулась на высоких каблуках... Ей послышалось, или в самом деле кто-то рассмеялся за её спиной? Но она быстро села, сняла туфли и с облегчением ощутила на ногах привычные разношенные сапоги. Нет, она не может так рисковать. Пятьдесят пять рублей и на один раз, а все говорят, что главные расходы после свадьбы. Эля поставила туфли и, обманывая себя, ещё раз оглядела ряды. Ни одной пары на низком или хотя бы среднем каблуке, что оправдало бы покупку. Ни одной.
О, она сейчас купит Сергею, размер свой он ей сказал - сорок второй с половиной. А дарить так радостно, и Серёжа принимает все её подарки с такой трогательной независимостью. И оба джемпера, и часы, и настоящая парадная рубашка, а к ней хорошие запонки, - всё ему понравилось, а Серёжа требователен к своему виду, абы что носить не будет, но она так старалась, и он принял. Конечно, хорошая обувь ему необходима. Но... но какой будет у него костюм, и понравится ли ему фасон? Лучше они придут вместе, если он согласится,, а деньги она отложит. И Эля покинула обувной отдел.
И костюмный отдел она миновала по той же причине. Сергей верит ей. Он же сразу сказал, когда она у него спросила, у кого будет приглашение.
- У тебя, конечно.
А дальнейшие его слова она постаралась забыть. Или хотя бы не понять их глубинного смысла.
- Ты что, хочешь всё по-настоящему? Весь комплект? - и насмешливый взгляд.
Да, она знает, что в её возрасте - за сорок перевалило - в её годы белое платье, фата, перчатки нелепы, просто смешны. Но она же не виновата, что хочет именно этого, чтобы по-настоящему.
Вот они, платья. Белые, голубые, кремовые, розовые. Воздушные, полупрозрачные, в оборках и воланах, цветах и вышивке. И как удачно, что её размер укладывается в рамки, что ей не скажут как Марюте. Та, собираясь замуж, тоже пошла в магазин и сдуру спросила у продавщицы, где пятьдесят второй размер. Ей ответили одной фразой: "У нас только для новобрачных". Марюта смеялась, рассказывая, но она умеет, она закалённая. Даже то, что её все не Мариной, а Марютой зовут, ей нипочём. Она сильная. А Эле и представить больно, как ей скажут что-то подобное. Нет, какое счастье, что у неё сорок восьмой.
И опьянённая своим везеньем, она позволила себе взять для примерки два платья. Благо, в отделе почти никого, и кабинка свободна, не надо ждать у всех на виду.
Белое платье до пола, с длинными кружевными рукавами и такой же вставкой сидело вполне прилично. Эля медленно поворачивалась перед зеркалом, оглядывая себя. Белый цвет всем идёт. Лишние оборки потом можно будет спороть, отрезать низ и получатся очень приличные кофточка и юбка... Нет-нет, она ничего не будет пороть. Платье останется таким, она будет хранить его. И туфли она купит такие же, на один раз, и будет хранить их. И фату, и перчатки. Как доказательство, что, в самом деле, был тот разговор.
- Эля, возьмёшь меня в мужья?
- Как в мужья, Серёжа? С загсом?
- Ну, если ты без этого не можешь, то да. И формальности всякие... может понадобиться.
Ведь она никому, ни словечком, ни намёком. Это только её. Ведь Марюта, она хорошая, но расскажи ей, то сразу:
- Зачем это ему? - и начнёт поучать. - Ты учти, просто так мужчина не предлагает. Он за эти слова с тебя хорошо стребует.
Ах, пусть, пусть всё, что угодно. А что Марюта никому не верит, так у неё трижды срывались свадьбы. И из-за одного и того же: Марюта оказывалась слишком бедной невестой, с пропиской, но в комнате в коммуналке с мамой. Эля её понимает, сочувствует, они подруги, но... у Эли всё-таки плохонькая, но квартира, и деньги... правда, почти все запасы уже кончились, но Серёже надо было прилично одеться, вот только и осталось чуть-чуть, на - она задохнулась, мысленно произнося - на свадьбу, и вдруг... вдруг Сергей окажется не таким.
Эля сняла платье и аккуратно расправила его на плечиках. Второе она даже не стала мерить. Если к собранным на свадьбу деньгам одолжить ещё сотню у Марюты, то она купит именно это, и должно будет хватить на туфли. А без фаты и перчаток она обойдётся.
Повесив оба платья на место, Эля взглянула на часы. Так долго она ещё ни в одном магазине не торчала. Надо идти. Сергей обещал приехать поужинать. Надо ещё приготовить, накрыть. И рубашки, которые он завёз в прошлый раз, одну она не успела погладить, а вдруг он захочет надеть именно её. Надо спешить. Но она ещё задержится, буквально на минуту. Померит фату. Вот они, у зеркала, висят пышными связками с обеих сторон.
Эля сдёрнула шапочку и взяла первую попавшуюся фату. Примеряя платье, она разглядывала фигуру, а сейчас увидела своё лицо. Нелепо запрокинутое в наклонном зеркале, окружённое белыми крыльями нейлоновой фаты, с цветочками над упавшей на лоб чёлкой. Эля всегда знала, что некрасива, знала, что ей не поможет никакая косметика, но такой уродливой видела себя впервые. Оцепенев, она смотрела на себя, а зеркало невозмутимо отражало её и двух откровенно хихикающих продавщиц за её спиной. Эля сняла и повесила фату, надела шапочку. Зачем она пришла сюда? Ведь деньги просил Сергей, а собранного мало, всё равно придётся и одалживать, и опять продать несколько книг. Ему опять для чего-то нужны деньги, он никогда не говорит для чего, просто нужны, а она... ну зачем она пришла сюда...
- Тоже... с фатой... с такой-то рожей...- провожало её фырканье продавщиц.
Внизу, в тамбуре, всё та же старуха. Эля хотела пройти побыстрее, но, как назло, перчатка зацепилась за замок сумочки, на ходу не вытащишь.
- Ничего не подобрала? - вдруг спросила старуха. Не зло, даже сочувственно спросила.
- Нет, не смогла, - благодарно ответила Эля.
- И конечно. За глаза не подберёшь. Молодые, они разборчивые, - старуха помогла ей открыть дверь. - Пусть сама едет да выбирает. А то рада мать гонять.
Как хорошо, что идёт холодный дождь, и со стороны рыдание легко сойдёт за ознобную дрожь, а слёзы отличимы от воды только на вкус.