Домишко находился на отшибе, на самом краю деревни. В нем Ваня и провел свое детство. Повзрослев ему пришлось покинуть отчий дом - сначала служил в армии рядовым водителем, потом учился в столичном Вузе. Закончив автодорожный институт устроился инженером на карбюраторном заводе в небольшом городке тезке, т.е в Ивановске, в нескольких часах езды от родных мест, так что мог часто навещать родителей и помогать им по хозяйству. Когда отец и мать умерли Ваня сохранил за собой домик и проводил в нем отпуск, предпочитая спокойную и тихую жизнь в деревне суматошному отдыху где-нибудь на юге. Женившись он привез, как-то, в село и свою молодую жену. Но ей показалось там скучно и она больше туда не ездила, что в общем-то и не очень огорчало Ваню. Да и отпуска у них приходились на разное время.
Ивана Степановича можно было бы назвать тривиальным человеком, правда инженером преданным своему делу, если бы не его чудаковатое хобби. Он увлекался игрой на лире, как известно очень древнем музыкальном инструменте, за что знакомые называли его Ваней-Орфеем, или короче Орфеем. Он не только здорово играл на этом музыкальном приборе, но и пытался восстановить мелодии которые исполняли аэды - древние музыканты сказители. Это было его тайной мечтой, можно сказать даже навязчивой идеей. Ваня надеялся найти принципы которые дали бы ему возможность выделять архаические мотивы из современных песен и греческого музыкального фольклера. Как вы сами можете себе представить задача невероятно сложная. Дома у него хранилась коллекция всевозможных лир и конечно он имел точную копию кифары на которой, в свое время, играл Орфей. Кроме того Ваня собственноручно изготовил кифару Орфея только уменьшенного размера, добился точного совпадения звучаний и носил ее всегда с собой в специальном пыле-влаго непроницаемом футляре.
Вот и в этом году он приехал в Воскресенское в июле месяце расчитывая провести там недели три отпуска занимаясь музыкой, и к тому же у него были некоторые теоретические идеи связанные с его инженерной работой над которыми он хотел подумать.
Со знакомыми земляками он общался редко, так как встречи с друзьями,как правило, заканчивались крепкой выпивкой из-за чего он терял время, хотя Ваня и не был трезвенником. В этот жаркий июльский день ему все-таки пришлось нарушить это правило. В сельском почтовом отделении куда Ваня зашел, чтобы отправить жене письмецо, он встретил своего одногодка, бывшего одноклассника Виктора, устроившемся совсем недавно лесничим в районном лесном хозяйстве, и тот почти силой затащил Ваню к себе в дом. Как положено, выпили для настроения крепкой самогонки, и даже больше того, выгнанной лично тестем Вити, закусили борщецом со сметаной, вареной рассыпчатой картошкой и солеными грибками. Все это искусно приготовила Зинаида Федоровна, жена Виктора. Она была родом из соседней деревни, также тезкой Вани - Ивантеевкой, - училась с Витей в лесоводчесском техникуме, там они и поженились.
Кстати говоря Ивантеевка славилась своей самогонкой на всю область. Каждый ее житель имел собственный рецепт приготовления этого зелья, который держал в строгом секрете передавая его по наследству. Жители села отдавали этому делу всю свою душу. Они утверждали, что их водка лучшая во всей России, а некоторые зазнайки шли еще дальше утверждая, что она лучшая даже в мире. Но это уж было слишком. Как бы то ни было, признаем, что Виктору с тестем сильно повезло.
Вспомнили одноклассников, сбивчиво рассказали друг другу о своей, в общем-то, не очень долгой жизни. По просьбе хозяев Ваня сыграл на лире, как мы знаем он никогда с ней не расставался, даже ложился с ней спать. Затем поговорили о Гомере, об Орфее и как-то неожиданно разговор перешел на тему о таинственном и вот, что услышал Ваня.
Несколько недель назад к Вите приехал погостить тесть. Вечером вмазали как следует, а утром, опохмелившись, Виктор на своем мотоцикле поехал в лес, по делам. Проехав километров шесть ему пришлось остановиться, а когда он, справив настоятельную нужду, собрался ехать дальше он услышал крик со стороны чертовой балки, как ему показалось - крик о помощи. Пройдя метров сто Виктор увидел на месте чертовой балки огромный провал, такой огромный, что не было видно ни его краев, ни противоположного откоса, а дно терялось где-то глубоко в темноте. Оттуда из глубины и доносились крики. Виктор был крепким парнем не робкого десятка, но от воплей которые он слышал, как он признался, у него мурашки забегали по телу, а волосы под форменной фуражкой встали дыбом. Это были вопли мертвецов, сразу понял Витя, хотя никогда раньше он не слышал как кричат умершие. Немного поразмыслив он решил вернуться за тестем и Федор без лишних расспросов уселся в коляску мотоццикла захватив с собой бинт и бутылку на случай если придется оказывать первую помощь пострадавшим, людям, как он считал засыпанным землей при обвале. Но приехав на место они нашли слегка холмистую местность каковой и была чертова балка испокон веков. Пришлось возвращаться домой ни с чем. Мнение членов семьи разделилось. Виктор был уверен, что видел вход в Ад, Зина вытев слезы фартуком заявила, что надо пить меньше, а то скоро и не такое померещится, ну а тесть занял как-бы среднюю позицию мол черти баловались, недаром ведь место "чертово".
Было уже поздно когда Ваня покинул гостеприимных хозяев. Ночь была теплая, тихая, светила луна и Ваня решил прогуляться по лесной дорожке чтобы из головы выветрился хмель. Когда он уже собирался повернуть назад под ногу ему попался какой-то предмет и присмотревшись Орфей увидел, что это пустая бутылка потерянная Федором Тимофеевичем, подтверждающая правдивость рассказа Виктора.
Дорога в этом месте делала большой крюк и Ваня решил сократить путь пройдя по прямой через чертову балку. Места эти Ваня слава богу знал хорошо еще с детства. Когда начался спуск он не удивился, поскольку место было холмистое, но когда спуск затянулся в голове мелькнула мысль, что он заблудился. В это время зашла молодая луна и стало совсем темно, светили только звезды. Ваня чертыхнулся, но это было бесполезно. Он поскользнулся упал и сильно ушибся. В конце концов он плюнул на все и решил дождаться рассвета до которого по его предположению оставалось часа два. Ваня сел и мало-помалу задремал, а затем и заснул. И приснился ему необычный сон. Первый раз в жизни Ване приснилось, что он женщина, да еще какая. Первобытная дикарка по имени Люси.
Много месяцев племя Люси голодало. Ледники, надвинувшиеся откуда-то с севера, многометровым ледяным панцирем покрыли землю и то, что на ней произрастало. Часть живности погибла, часть разбежалась, птицы улетели куда-то на юг. Разведчики возвращались обмороженные, полуживые и со стенаниями сообщали, что везде вокруг одна и та же холодная снежная пустота. Люди начали умирать от голода и это было временной оттяжкой жизни, для тех, кто остался живым - несмотря на строгое табу в пищу пошли мертвецы. Нашлось несколько лихоимцев которые добивали ослабевших и пожирали их, но племя допустить этого не могло и самих виновных забили и съели. Люди ждали, люди надеялись, но не приходило тепло и вместе с ним спасение. От племени в более чем сотню членов осталось чуть более десятка. Они оказались самыми живучими - никто из них не желал умирать, надеясь, что скоро умрет кто-нибудь другой. Если у кого-нибудь появлялись, хоть какие-то экскременты он старался облегчиться от них украдкой, чтобы съесть их самому иначе из-за них возникала драка.
Была, как обычно, холодная вьюжная ночь. Остатки племени, спрятавшись в гроте собрались у костерка греясь - они уже научились добывать огонь, - и грызли, что у кого было: кости, палки, обрывки шкур оставшиеся после умерших, чтобы забить голод. Внезапно Люси почувствовала пристальные взгляды Шамана и Вождя племени, сидевших отдельно у костра. Сердце ее сжалось от страха, и она закрыла лицо руками. Пришел ее конец, решила Люси. Так продолжалось несколько мгновений, и только, услышав визг она поняла, что ошиблась. Вождь тащил ее ребенка, единственного ребенка оставшегося в живых, а противный мальчишка вырывался, пытаясь укусить его. Сильный удар головой о выступ скалы успокоил ребенка, и дитя задергалось в агонии. Слезы залили лицо Люси, а из ее души вырвался истошный крик
- Это мой ребенок! Это мой ребенок!
Люси уже не могла смотреть на то как Вождь высасывал мозг ее ребенка и как разделав тело каменными ножами Шаман и Вождь поглощали самые лакомые части ее ребенка. И в этот момент она почувствовала, что Что-то мокрое ударило по ее лицу. Люси понадобилась доля секунды, чтобы понять, что Это такое, доля секунды за которую Это съели бы другие если бы не грозный окрик Вождя. Люси схватила большой, окровавленный, теплый, еще трепещущий кусок мяса и начала жадно запихивать его в рот. Вкусное мясо легко поддавалось острым зубам и тая проникало внутрь ее организма возвращая ей жизнь которую она когда-то выпустила на отгул. Люси вспомнила эпизод из своего далекого детства. Племя, также тогда голодавшее, решило разделать ее мать, как самую толстую и она, маленькая девочка пробравшись между ног евших схватила какой-то орган, чуть ли не под носом тогдашнего вождя, моментально засунула его себе в рот и вырвавшись из рук толпы пытавшихся ее задержать, забившись среди камней и кустов с удовольствием съела его вместе с обрывками кишок смешанных с грязью.
Шаман и Вождь насытившись бросили кости с оставшимися на них кусками кожи и мяса и требуху остальным и Вождь резко подволок и бросил Люси на шкуры, на которых сидел.
- Ты хорошая мать, и у тебя был хороший ребенок!
Массивное тело покрыло Люси и она поняв, что оно от нее хочет с чувством глубокой благодарности постаралась как можно шире раздвинуть ноги. Мохнатый мужчина раскачивался на Люси и она почувствовав на его волосах острый привкус крови, начала лизать и сосать их поднимаясь постепенно вверх - от живота к груди, от груди к подбородку и от подбородка к губам. И вот она ощутила не только кровь, но и жир и даже прилипшие к губам пожирателя кусочки мяса ее ребенка и с жадностью впилась своими губами в губы мужчины.
- Вот тебе и первый поцелуй человека - подумал Ваня во сне и проснулся. В пробуждающемся сознании всплыла где-то и когда-то слышанная фраза: "не вари козленка в молоке матери его" - от которой он тотчас же отмахнулся как от не по делу пришедшей в голову.
- Причем здесь козленок и причем козлиное молоко?
Но то, что он увидел открыв глаза казалось продолжением сна, хотя Ваня и отдавал себе отчет, что это уже не сновидение, а реальность. Он готов был даже принять версию, что водка Федора Тимофеевича содержала какие-то наркотики, но он не знал как они действуют на сознание.
Ваня находился на склоне который длинными и широкими неровными террасами опускался вниз, в зеленую долину.Расстояние между террасами было больше человеческого роста и местами их края обвалились образовав осыпи. Не было видно вершины - склон упирался прямо в фиолетовое небо. Казалось, что террасы это ступени по которым в незапамятные времена какие-то гигантские небожители спускались с неба на землю. Долина кончалась узкой и бесконечно длинной полосой песка ослепительного жемчужно-белого цвета переходившего в берег синего-пресинего моря, которое уходило за горизонт. Солнце взошло давно и Ване уже второй раз пришла в голову нелепая мысль: "если стать лицом на север, то справа будет восток, а слева запад". Какая к черту разница, где восток, где запад, где юг если от того места где Ваня находился всего два часа назад до ближайшего моря было, по-крайней мере, несколько тысяч километров?
Спускаясь вниз в долину Ваня обратил внимание на белую точку у берега моря, и по мере того как он преодолевал террасу за террасой становилось все четче и четче видней, что это большой белый пароход. Преодолев последнюю ступеньку Орфей через густую и высокую траву направился к нему - надо же было узнать у кого-нибудь куда он попал.