чудище - тление - мы с улыбкой принимаем в свои объятия.
Фридрих Шиллер, "Коварство и любовь"
Мидж держала вахту последней. Сперва за костром и обстановкой следил Грейсон, затем - Джорди. Геселин, привыкшая строить из себя настоящую принцессу, спала всю ночь. Последней, перед самым рассветом, дежурила Мидж. Спросонья разогнала кровь упражнениями с мечом, а после села на бревно у костра, поворшила угли. Рядом неестественно вывернутой кучей возвышался труп тигра. Девушка бросала на него косые взгляды, нахмурясь. Перед глазами у нее плясали мелкие яркие точки - то ли преломляющийся свет костра, то ли бурлящая в ней магия достигала критической точки.
- О чем ты думаешь? - ближе всех к Мидж лежал Грейсон. Он проснулся и подпер глову локтем, так смотреть на собеседницу было куда удобней.
- Нужно обработать шкуру, если ты действительно намерен сделать накидку. Я бы занялась этим, но пойдет вонь. К тому же, уверена, ни Джорди, ни Геселин не обрадуются, увидев перед завтраком кишки возле костра. В шести часах пути отсюда - город Таррн, как сказала Геселин, там можно будет найти скорняка и поручить выделку шкуры ему.
Грейсон сел. Мидж не переставала поражать его. Такая маленькая, но практичная пичужка.
- Знаешь, вообще-то на самом деле я думаю о другом.
Мидж медленно повернула голову к Грейсону. Лицо у нее было застывшее, напряженное, когда она открыла рот, чтобы сказать следующие слова, мужчина заметил краткий миг болезненного спазма. Словно Мидж пролистнула страницу плача - и взяла себя в руки.
- На самом деле, Айнар совсем не похож на Джорди. Чертами лица - да, но даже мимика у них разная.
После этих слов оба они ненадолго замолчали. Мидж приоткрыла дверь в свое прошлое, будто решительно бросилась со скалы в море. Пути назад уже не было. Колыхнулась призрачная грань между этим миром и иным: точно так же, когда Геселин говорила с Мидж о своем прошлом, и вместо дружбы обеспечила им некую разновидность духовного сродства, так же, как в тот миг, когда Грейсон клялся защищать Мидж. Но если в первом случае ни один из участников разговора этого не почувствовал, во втором - ощутила одна Мидж, то теперь и Грейсон понял на интуитивном уровне, что происходит нечто сакральное.
Открывать душу небезопасно. Иногда это может не повлечь за собой ничего, иногда - спровоцировать великое событие, страшное или благое.
Несколько минут Мидж и Грейсон словно готовили себя к предстоящему разговору. Девушка взяла нож, покрутила в руках - Грейсон сел рядом, протянул ладонь. Спросил, откуда нож. Оказалось, Мидж давным-давно сделала его сама. Она отдала его Грейсону, позволяя рассмотреть, и мужчина вскоре пустил ножик в дело: поднял с земли веточку, выпавшую из костра, и принялся ее строгать. молодые люди оттягивали разговор: слова повисли в дрожащем от дыма воздухе, словно рука, замершая над разверстой раной, обязанная погрузиться в нее, дабы извлечь наконечник копья.
- Я бы рассказала Геселин, но на самом деле, боюсь, воспоминание об Айнаре только расстроит ее сверх меры. Она и так сама не своя, когда мы приняли к себе Джорди.
Мидж не стала говорить, какое впечатление у нее оставил их разговор о печальном прошлом Грейсона. Но, казалось, полулинорм умел оставлять прошлое в прошлом.
- Что ж, Айнар... Я не знаю, зачем нужно было это выдумывать - будто для каждого из нас есть какой-то особенный человек, которого нужно только найти, и вот тогда настанет счастье и благоденствие... Это очевидная неправда. И это вредный миф. Особенно для молоденьких девиц.
Впервые Мидж - тогда ее еще звали по-другому, - увидела Айнара, когда вернулась в родной город из монастыря, где обучалась. И его зеленая птичья маска напугала ее. Семнадцатилетней крошке, проведшей десять лет в Высшем доме, среди одних только монахинь, многое казалось пугающим. Но Айнар...
Отец Мидж остался удовлетворен воспитанием дочери. Она не прекословила, умела делать изящный книксен и держала взор долу.
- Вот только в корсет недостаточно туго затягивается, - отец взялся пальцами за подбородок дочери, заставляя ее взглянуть на него, - и щеки кругловаты. Было бы недурно похудеть к следующему балу.
- Да, сэр, - ответила Мидж так, словно отец был ей чужим.
Мать ее, полуцунцу, на тот момент, вместе с бабкой, пребывали на водах.
На бал Мидж попала в сопровождении одного только отца. Туго затянутая в корсет, лишенная аппетита из-за впервые передавленных ребер и потока унижений, которых наслушалась в карете от недовольного родителя, девушка вовсе не была рада этому балу. И впрямь - за четыре часа, что ей дозволили пробыть на нем, не произошло ничего приятного для Мидж. Но кое-что значимое все же случилось.
Ее пригласил на танец молодой щеголь. Играла беспокойная мелодия, только взвинчивающая Мидж еще больше. Партнеры кружились по залу, и вокруг них образовывалось пустое пространство: прочие танцующие оступали, чувствуя, как клубится недобрая магия вокруг Айнара. Одна лишь Мидж не ощущуала этого ясно. Айнар пугал ее своим обольстительным голосом, странной маской и движениями: резкими, захватывающими, паучьими. Всего лишь одним, пусть и долгим, танцем, лорд измотал девушку до полуобморочного состояния.
Она уехала с отцом раньше Айнара. Когда Мидж поднималась в карету, молодой человек окликнул ее и вручил на память перстень... Мидж надела его и не снимала до самой их следующей встречи, хоть почти позабыла, при каких обстоятельствах ей досталось это украшение.
Такими они запомнили друг друга: бледная, запуганная Мидж и хищный, загадочный Айнар.
Когда они встретились во второй раз, все уже изменилось.
Мидж недолго подчинялась воле отца. Как только ее мать вернулась с отдыха и взглянула на дочь, воскликнув: "О, Святое древо! Это не айнианка!", она взялась за воспитание и поправление здоровья дочери. Отец и мать спорили несколько дней кряду, но уже к концу недели Мидж вместо салатов и жидких супов начали подавать мясо, рыбу и фрукты.
Леди-мать была жаркой приверженкой всех принципов айнианства, в том числе - "в здоровом теле - здоровый дух". Меньше, чем за месяц, в усадьбу прибыл учитель фехтования, готовый обучать Мидж ежедневно.
Мидж больше ни разу не ступила в уризенианское святилище. Она вернулась в лоно айнианской религии и почувствовала себя так, будто окунулась в живящие воды. Но уризенианство оставило в ее душе след - быть может, именно та роковая рана позволила девушке подпасть под влияние Айнара. Пусть внешне Мидж стала похожа на пышущие здоровьем статуи Высших, внутри нее остался надлом. В ее средце и голове еще звучал голос жестокого Уризена: ты - ничто, ограничь себя, отступись, смирись!
Из айнианок в уризенианки на время обучения в монастыре - и после снова под сень Святого Древа. Воистину, то провидение Айне, шептали мать и бабка. Пока женщины пребывали с долгим визитом на "втором небе" (на Кэтхиже, материке цунцу, парящем, благодаря магии, над землей, под самыми облаками), лорд устроил свою жизнь и жизнь дочери, как считал нужным: заключил множество союзов с уризенианами. И даже планировал выгодно выдать замуж дочь за сына одного из своих деловых партнеров - для того и отправил девочку в монастырь, чтобы поучилась быть хорошей женой.
Но теперь все его планы пошли прахом.
Впрочем, с Айнаром никакие планы лорда не были связаны. Тот слишком хорошо знал, кто перед ним. Да, человек богатого и знатного рода, но... маг. И преступник. Отдать такому дочь - то же самое, что бросить ее в клетку к тиграм.
Но смертные предполагают - а Высшие располагают.
Пусть в первую их встречу Айнар напугал Мидж - и не больше, во время их второго свидания все потекло иным путем, чем прежде. Спустя годы, когда маг вернулся в городок, Мидж с изумлением для себя отметила, что он красив и привлекателен, и подивилась, как не замечала этого раньше (смешно удивляться! Из-под надзора монашек она вышла чистой и невинной, потребовалось несколько лет, чтобы привить Мидж вкус к кокетству и поклонникам). Но лица Айнара Мидж все так же не видела. Юный светловолосый лорд приехал в гости к ее отцу без уведомления: прискакал на исходящей кровавой пеной лошади, с пылью на дорогом камзоле, и, не снимая шпаги, расталкивая слуг, ворвался в гостиную.
- Я умоляю Вас об убежище!.. - он обратился к лорду-отцу, упав коленями на ковер.
В комнате повисла тишина, только позвякивала о блюдце чашечка в руке леди-матери.
Мидж спускалась по лестнице в гостиную и замерла, опустив одну ногу на следующую ступеньку, а вторую оставив на предыдущей.
- Лорд Айнар? - она единственная оказалась в состоянии заговорить.
Маг медленно поднял голову, улыбаясь. Но под длинным носом маски это едва можно было увидеть.
Он не сразу узнал в широкоплечей, богатобедрой Мидж, инициированной в культе (то есть, с традиционными рисунками на теле) айниан - ту хрупкую девочку с плечами, которые можно было обхватить ладонью. Но колдун своим магическим зрением безошибочно определил, что внутри юная леди еще так же податлива, как в их первую встречу. И в тот же миг он нестерпимо захотел ее: не потому, что она была красива (хоть девушка впрямь считалась недурна собой среди бралентиек), не потому, что вела свой род от аристократической ветви, терявшейся в глубине веков и чистых цунцу. Только лишь потому, что она выглядела розовым, голым моллюском, запаяным в перламутровый доспех - и эту скорлупу Айнар захотел сломать, чтобы впиться зубами в нежную плоть и ощутить свою власть над чьей-то жизнью.
- Я понял, - Грейсон смутился. Странно было видеть на этом мужественном жестком лице, давно не знавшем приличного бритья, краску не гнева, а стыда. Мидж бы даже хихикнула, если б не уколовшие в сердце воспоминания.
- Прости. Я понял. Этот ублюдок воспользовался тобой, - воин невольно понизил голос, словно его поразила гнусность деяния колдуна, - только скажи, что он обманул тебя, а не сделал этого силой. Это было бы совсем...
Мидж опустила голову, пряча лицо под капюшоном и рыжими прядями. Грейсон не смог докончить фразу, пораженный. Но Мидж облизала губы, сухо сглотнула и бесцветным голосом произнесла:
- Нет, не так, все было... По моему желанию.
Айнар обратил внимание, что Мидж все еще носит его кольцо. Заметил он также и то, что девочка невинно влюблена - самую капельку - в своего учителя, Тасгалла МакБьои. Это могло стать как удобным обстоятельством, так и помехой. Учителя следовало устранить. Он знал, кто скрывается под расшитой изумрудами птичьей маской.
Айнар выдумал идеальную стратегию... но забыл, что находится в Бралентии, а не родном Мелуккаде. Он обвинил Тасгалла в том, что он соблазнил Мидж. Но это вовсе не произвело никакого скандала. Маг напрасно собрал в гостиной всю семью Мидж.
- Это неправда, - ответил МакБьои на обвинения мага.
- Я подтверждаю, - сказала Мидж.
Инцидент был исчерпан. В Бралентии верили честному слову. Больше того, даже если б между Мидж и ее учителем существовала связь, это не стало бы ни для кого позором. В Бралентии добровольный секс до брака не порицается. Но Айнар мыслил меллукадскими понятиями. Айнианки для него были "веселыми шлюхами", не больше. Тем слаще казалась ему еще девственная Мидж.
Но между ними еще стоял МакБьои. Он догадывался, кто разгуливает под птичьей маской и отсоветовал ученице ходить на свидания с загадочным лордом. Но предупреждения только подогревали любопытство девушки. Она вступила в тайную переписку с лордом. В Бралентии такие отношения были почти невозможны (практически любая связь могла существовать открыто), отчего интерес девушки только возрастал.
Айнар ждал еще месяц. Он ходил по грани: сгорая от страсти к Мидж и чернея при мысли, что его инкогнито может быть открыто. Он представлялся странствующим лордом, хозяином одого из городов в Межевых землях. Кем был на самом деле - Мидж никогда не знала.
МакБьои не мог во всеуслышание заявить о том, кто Айнар, не имея твердых доказательств. А их у него не было. И когда айнар это понял, то едва не лопнул от злорадного смеха. Он мог сделать сразу две расчудесные подлости: развратить деву и надсмеяться над ее учителем. Тасгалл ничего не мог сделать, чтобы защитить Мидж. Кто угодно, включая ее саму, сказал бы с полной уверенностью, что их связь произошла по обоюдному согласию.
Айнар устроил банкет в честь какого-то айнианского праздника. Он сам не очень понимал, что справляет. Не это было важно.
Он собственноручно поднес бокал Мидж - и через минуту она сама не поняла, как оказалась в его покоях наверху.
Золотые тяжелые занавески скрывали окна, так что нельзя было понять, день на улице или вечер.
Айнар зашел ей за спину, провел ладонью по шелку платья меж лопатками... Мидж вздрогнула. Черт побери! Какие противоречивые чувства будил в ней маг! Под ложечкой у нее все плясало и крутилось, как если разогнаться на качелях слишком высоко, так, что носки туфель вытягиваются у кроны дерева, к которому привязаны веревки...
- Не надо, - отяжелевшими, омертвевшими губами прошептала Мидж. Но Айнар не услышал ее - или сделал вид, что не слышит. Его горячие губы ткнулись в шею девушке, язык прошелся влажной дорожкой до уха...
Да. Айнар был красив - очень, очень! Великолепные плечи, роскошные волосы, ниспадавшие на них - побогаче, чем у иной девицы, чувственные губы, глубокие глаза... Но Мидж не могла побороть в себе отвращения. Ее тянуло к нему, нестерпимо, неумолимо, она мечтала о близости с ним, и в то же время, где-то в глубине ее разума словно полушепотом, осколком эха звучало: должна... Он был ей противен - как жаба, как крыса! Близость с ним должна была стать волнующей и омерзительной. Как снизойти до животного. Как искупаться в грязи.
Он обошел ее, чтобы насладиться видом испуганного лица. Айнар замер на миг, оценивая, какой произвел эффект на девушку, будто глядел на собственноручно написанную картину.
Он схватил ее за лиф платья, рванул, но сдернуть ткань с груди девушки у мага не хватило силы, только блестки осыпались под пальцами, да кружева от движения обожгли кожу Мидж на шее и под мышками. И после того наступило какое-то помутнение рассудка - Мидж не могла сказать, как такое произошло, она пришла в себя от ощущения уходящего из-под ног пола, когда летела, уже полностью обнаженная, спиной на мягкую кровать. Шелк не остудил и без того холодную кожу. Розовое тело, резко выделяющееся на голубых простынях, оставалось глухо к ласкам мага. Айнар навис над девушкой: уже без маски, с распущенными по плечам белыми волосами. В изменчивой от колебания свечей полутьме его лицо вдруг показалось не таким уж ослепительно красивым, как помнилось Мидж. И в глазах светилась похоть - но не любовь.
То, что происходило между ними, скорее походило на пожирание, но не на занятие любовью.
Он поцеловал ее, и Мидж пискнула, разрываемая чувствами. То, что она ощущала, было сравнимо с... тем, чтобы лакать из грязной лужи, мучаясь жаждой. Вот такую жажду в ней будил Айнар - и давал удовлетворять своей грязной сущностью. Нет, его тело было чистым и благоухающим, но Мидж чувствовала призрачный запах разложения. Не прикрытый розовой водой, а воображаемый - идущий от души Айнара. Но, как бы дурно ей ни было во время этой близости, она не оказалась в силах выбежать вон. Всей ее силы воли хватило только на то, чтобы не умолять Айнара овладеть ею - а хотя бы тихо, но уверенно твердить ему: "нет, не надо, нет". Но он не реагировал.
Ее мозг приказывал ей желать его, но тело не слушалось, и Айнар взломал ее.
- Я... я не знаю, зачем тебе это все рассказываю. Просто устала держать это все в себе, - Мидж посмотрела на Грейсона, - наверное, не стоило...
Мужчина хмыкнул при этих словах, но даже не поднял головы, продолжая строгать палочку.
Обними меня, хотела сказать она, меня тысячу лет никто не обнимал, и сейчас мне это очень нужно. Но она смолчала, а Грейсон не угадал ее мыслей.
- Знаешь... я готов принести свои извинения за недавние слова. Ты женщина, и ты права насчет изнасилований. Сила дает власть, сила развращает, сильный - опасен.
- Приятно слышать, что кто-то признает, что был неправ, - Мидж говорила, изумленно вздернув брови.
Грейсон склонил голову, соглашаясь с ее словами, и одновременно признательный за доверие, прозвучавшее в ее голосе.
- Он все-таки и принудил тебя, и обманул, - сказал мужчина и бросил истерзанную палочку в костер, - это хуже всего. Ничего чудовищней я вообразить не могу.
Мидж пожала плечами. В своих рассказах Грейсон намекал, что раньше был весьма любвеобилен, и даже теперь не оставил привычек стрелять глазами в симпатичных трактирщиц, но в то же время, Мидж никогда не видела, чтобы он хоть одну из них ущипнул за задницу. Было ли такое раньше или нет, но теперь - точно ни разу. Изменился Грейсон или всегда был таким в душе, уже не имело значения. Обладание удивительной силой дало ему понять, как порой можно чудовищно применять свою мощь, будь то мускулы или магия.
- Я же сказала, я сама...
- Нет, - Грейсон покачал головой, - ты убеждаешь себя в этом, потому что так проще жить. Но тебе нужно принять то, что свершилось, подключив все свое мужество. Да, так тебе станет вдвое противней, но это - исцеление. Нельзя оставлять стрелу в ране, позволяя ей врастать в кожу, боясь боли от ее извлечения.
- Ты прав, - пробормотала Мидж, уткнулась головой в колени и тихонько разрыдалась.
Грейсон встал, чтобы дать ей выплакаться в одиночестве, и отошел от костра. У кромки света он спросил себя, действительно ли он уверен, что ей сейчас нужно уединение, а не утешение? Или он просто боится плачущих девушек?
Но он угадал, к счастью, Мидж хотелось побыть одной. Будь у нее силы, она бы ушла от костра сама, но плач застал ее, как дождь в поле - тяжело рухнул на плечи, обещая не прекращаться, пока вся вода не изойдет.
Когда Джорди и Геселин встали, труп тигра оказался выпотрошен и частично выскоблен - Мидж растянула тушу зверя на плоском выгнутьм обломке стены. Сама экзорцистка в это время встречала рассвет у ключа: сперва стояла, прикрыв окровавленным запястьем глаза от солнца, встречая рассвет, дыша холодным утренним воздухом, от которого по рукам и голому животу пошли мурашки. Пила боль и страх, которые пробудили в ней воспоминания, а потом села на корточки, засунула в ручей руки до середины плечей. Ей вспомнился второй день их знакомства с Грейсоном, когда она ехала на коне, прижатая к нему спиной. Месяца не минуло с их встречи, а Мидж уже чувствовала, что что-то неуловимое, что было между ними, ныне утеряно навеки.
Они разделили чашу боли на двоих - выпили вино своих бед на пару. Но Грейсон, по крайней мере, так казалось внешне, похоронил свои горести под спудом новых событий.
А Айнар - воспоминание о нем - горело кинжалом в груди Мидж, с каждым разом, когда она говорила о нем, все сильнее. И теперь Грейсон вонзил лезвие еще глубже, чем оно когда-либо сидело. Он хотел как лучше - но, протащив осколок Айнара через сердце Мидж насквозь, оставил огромную кровточащую дыру. Мидж еще только предстояло зарастить ее. Самостоятельно.