|
Возможно, когда-то я сидел у костра. В танце пламени мерещились мне боги. Но я не знал что такое боги. Слова ещё не разорвали простую и понятную сеть эмоций, бельмо разума. Не было ещё богов. Не было ещё таких слов. Не было ещё свободы. Не было ещё свободы от богов. Память только рождалась. Рождалась - вместе со словами. Вместе со словами - рожалось время. Вместе со словами - рождалась смерть...
Я отёсывал кремень. Отщепы сыпались в костёр и вокруг. Тонкий и длинный отщеп пробил кожу ладони, и конец его сломался, застрял глубоко в мясе. Я умер от заражения. Упал в безвозвратность. В большую затхлую пещеру... Или это был не я?
Ложные воспоминания. Детство. Смешавшиеся фантазии и реальности. Смешавшиеся правды и игры. Разум пробуждается толчками. Разум выталкивается через родовые пути времени. - Куда? Вспышки следуют всё чаще и, наконец, сливаются в один поток. - Существую! - Торжествующий крик. Копьё упирается врагу в позвоночник. Сквозь горло. Печень достанется мне! Сила достанется мне! Рывок назад. Отпихивая хрипящее тело ногой. Высвобождая копьё. Я смеюсь. Или смеётся кто-то другой? И кто-то другой, пробудившийся вдруг внутри, заставляет остановиться. Остановиться того, кто только что убил. Кто только что смеялся. - Почему? Он заставляет остановиться всех забрызганных кровью, всех поедающих печень врагов, всех высасывающих костный мозг, остановиться всех размахивающих над головой палицами с осколками обсидиана, всех выдавливающих врагам глаза и разрывающих им рты, всех плюющихся из зарослей отравленными стрелами; в раскрашенные картонные фигурки превращаются все жмущие на спусковой крючок, все сбрасывающие кассетные бомбы, распыляющие нервно-паралитический газ, сидящие за пультами управления баллистическими ракетами... С холодным интересом я рассматриваю трёхмерные схемы бактерий с бусами наномашин вместо наследственного материала. Геометрически совершенные шприцы вирусов. Раскрашенные в духе кодексов майя изображения трематод с искусственным интеллектом. Картонные детские голограммы...
Я не помню и не могу помнить. Но, как взрослый, наткнувшись на забытую почему-то коробку своих детских игрушек, вдруг догадывается, что когда-то он, именно он играл в них... Не помнит, конечно, но вынужден поверить, что когда-то... Или нет? Тогда ещё - не он? Тогда ещё - не я?
Моё сознание проникает вглубь земли, где лежат стотысячелетние мертвецы, связанные и осыпанные красной охрой. Россыпи кремнёвых осколков. Могилы-лабиринты и заполненные костями траншеи. Смерть - на поток! Сплавившиеся руины, на которых излучение оставило тени людей... Моя коробка игрушек. Костыль памяти.
Вспышки детства. Мыльные пузыри. Пузыри жизни. - Из которых рвался и которые рвал разум. Сквозь жизнь и смерть строил смердящие курганы из отрубленных голов и фосфоресцирующие зиккураты. Причудливые сны - религии. Тоталитарные ульи - генераторы бессмертия, преобразующие время многих живых в вечность одного мёртвого...
Мои мёртвые игрушки. Все мертвы... И всё что я могу дать этим древним мертвецам - моя память. Всё что я могу сделать для них - признать их пронесшиеся из ничто в ничто жизни - своими забытыми, детскими воспоминаниями. Своим предсознанием.
Тысячелетия - я осознаю себя. Здесь - другие масштабы. У меня - другие масштабы. Тысячелетия - не значат почти ничего и каждая секунда - бесконечно значима. Управлять временем - значит управлять смертью. Управлять смертью - значит управлять временем. Тысячи лет - бессмертные сознания сплетались и расщеплялись, играли и танцевали как пламя древнего костра, изменчивые и возвращающиеся обратно. Тысячи лет - страдали и веселились обречённые на смерть разумы, заключённые в белковое тело. И ещё миллионы лет прежде. Миллионы лет слепой жизни. От неисчислимых коацерватных капель, до единого сознания планеты. И ещё миллионы лет впереди. Сложный путь: от небытия - сквозь жизнь - к сознанию.
|