Дня хуже, чем сегодняшний, у меня никогда не было и, скорее всего, уже не будет.
Все мое занятие в течение нескольких часов - генеральная уборка. Но такую уборку я еще не делала. Я перебрала все вещи Феликса, долго думала, что с ними делать и в конце концов сожгла их. Все поверхности в доме протерла с ароматным моющим средством, чтобы даже запах не напоминал мне ни о чем.
Ближе к вечеру я взяла многострадальное ведерко черной смородины и отправилась к сестре. Из ягод она предложила сварить варенье, так что теперь мы сидим на кухне и дегустируем результат ее трудов.
- Как ты себя чувствуешь? - Ксюша внимательно всматривается в мое лицо.
Чувствую я себя неплохо, причем, что кажется совершенно невероятным, и морально, и физически. Увиденное мной утром в зеркале потрясло меня до глубины души. Правая часть лица была заплывщей, якро желтого цвета. Руки и спина тоже пестрели синяками и ссадинами. Однако уже к вечеру картина кардинально сменилась. Человек выглядел бы так на вторую неделю после избиения, то есть - почти нормально. Так что сейчас, думаю, я выгляжу почти нормально, хотя это вовсе не говорит о том, что у меня больше ничего не болит. Подозреваю, что сломаны были не только ребра, но и еще некоторые кости. Или, если не сломаны, то как минимум - сильно повреждены. Потому что болят и ноги, и руки так, словно по ним целый отряд пешком прошелся. Про ребра вообще молчу...
Насчет душевного состояния - все непросто. Я больше не чувствую, как разрывается сердце, и это не может не радовать. Но ощущение незаполненности никуда не исчезает. Но теперь оно не терзает, оно просто есть. А еще я четко знаю, что нужно делать. Нужно идти вперед. Нужно знакомиться с новыми людьми, нужно посещать новые места, нужно узнавать что-то новое. Нужно все время двигаться вперед, заполнять себя все новыми впечатлениями, тогда хандрить будет некогда. Тогда из головы выветрятся все плохие мысли и останутся только те счастливые воспоминание, которые мне так нужны. Эта мысль окрыляет и наполняет меня нездоровым, просто ненормальным чувством эйфории.
- Лучше, чем я могла бы предположить, - после долгого молчания отвечаю я. - А ты как?
- А со мной-то что не так должно быть? - Ксюша неуверенно усмехается. Когда до нее доходит, что я спрашиваю о маме, она немного грустнеет. - Лет пятнадцать назад я, возможно, была бы расстроена смертью лучшей подруги, но последение годы мы сильно отдалились, поэтому поводов грустить не вижу. К тому же, после стольких лет жизни к смерти начинаешь относиться иначе. Словами этого не объяснить, однако факт есть факт. Меня удивляет, что ты так спокойна, - я в который раз за вечер отмечаю в ее глазах тревогу. Боится, что спокойствие обманчиво... А я не могу ее в этом разуверить
- Я просто не вижу смысла зацикливаться, - понимаю, что выражаюсь неточно. - То есть не совсем так... Понимаешь, я хочу сохранить в памяти все хорошее, что связано с Феликсом, а не то, как он умер и что я в это время чувствовала.
Ксения, кажется, удивляется еще больше.
- Мне б в свое время твою логику и выдержку... - настольгически вздыхает она. - Я, помнится, едва дом не разнесла, когда мне пришлось впервые присутствовать на похоронах подруги. А уж когда муж умер... Отец вообще не знал, что со мной делать. Уже много позже я научилась принимать смерть людей как должное, даже плюс нашла - людям не приходится пережить столько, сколько нам, настрадаться столько, сколько нам... и подобное.
- На этот раз вам повезло, - усмехаюсь я. - Все, что я могу сделать, - это разбить стеклянную банку. Ну, еще сжечь вещи, которые больше не понадобятся.
На самом деле я догадываюсь, почему наша реакция на смерть любимых людей так отличается. Ксюша не сдерживает эмоций, ей это, судя по всему, не свойственно. А я привыкла переваривать все в себе и, соответственно, кажусь менее эмоциональной. Никого ведь не волнует, что происходит внутри человека. Людям куда интереснее видеть маску на лице.
Ксюша кладет передо мной половинку апельсина.
Едва вдохнув его аромат, я отскакиваю на другую сторону кухни. Понимаю, что теперь все, что было в прошлом, будет постоянно причинять боль.
Значит, в том, что касается нашей с Феликсом любимой пищи... Придется от нее отказаться.
- Давай ты поможешь мне собрать ягоды в саду? - быстро предлагает Ксюша. - Что любишь? Малину? Смородину? Вишню?
Я не отвечаю. Только с благодарностью за смену темы и придуманное занятие беру широкое ведерко из рук сестры и через заднюю дверь пулей вылетаю на терассу, задержавшись лишь для того, чтобы надеть кроссовки.
Уже из-за закрытой двери слышу несчастное бормотание Ксюши:
- Отец и Фил меня убьют...
Стараюсь не вникать в ее слова.
Удивление от увиденного почти мгновенно изгоняет из меня тоску. Оказывается, в саду у сестры одни ягоды и яблони. По всему периметру - ровные кустики малины, пестреющие крупными ярко-алыми ягодами. В дальних углах - красная смородина, рядом с домом - черная. Тут же, у дома, два стройных деревца ирги и вишни. В центре - высокая, раскидистая, явно старая яблоня. Вокруг нее - яблоньки ниже и аккуратнее.
От такого разнообразия у меня разбегаются глаза. Но, сориентировавшись, я принимаюсь за сбор малины. Это занимает до обидного мало времени, хотя довольно большое ведро наполняется с горкой. В конце концов, исколов и исцарапав малиновыми ветками все руки до самых плеч, я возвращаюсь домой.
Сразу понимаю, что в мое отсутствие кто-то пришел, причем кто-то, мне совершенно не знакомый. Хотя, нет, вру. Я безошибочно узнаю запах Фила, он доносится с кухни. Оттуда же доносится мерное постукивание ложки о кружку.
- Привет, - Фил здоровается, не отрывая глаз от газеты. - Будешь чай пить?
Чувствую, как взлетают мои брови. Филипп явно чувствует себя здесь в своей тарелке.
- Да, я часто здесь бываю, - он правильно расценивает мое молчание. - С твоей сестрой у нас натянутые отношения, но с твоим отцом - лучше не бывает. Я же говорил, твои родители самые замечательные на свете.
Ну да, только он забыл мне сказать, что и сейчас с ними общается...
Фил наконец удостаивает меня взглядом, полным сожаления, напряжения и невероятной боли. Тут же жалею о том, что вошла в кухню, нарушив его уединение.
Он кивает, словно кто-то неведомый задал ему вопрос.
- Не надо за меня переживать. Это всего лишь жалкое отражение того, что я вижу на твоем лице, - я стою достаточно близко, чтобы он, протянув руку, мог провести ей по моей щеке. - Никого из своей семьи тебе не удастся обмануть.
Я не понимаю, о чем он говорит. Я не чувствую того, что вижу в его синих глазах. Мне тоскливо, да. Одиноко, согласна. Но я не чувствую боли. Вчера это чувство себя исчерпало. Не сложно предположить, что Фил просто тоже страдает из-за смерти лучшего друга. Не смотря на ревность, не смотря на то, что в их дружбу так бесцеремонно вторглась я... Они все равно были близкими друзьями...
- Хватит, Телепуз, - он натягивает на лицо привычную беззаботность и легко щелкает меня по носу - единственному полностью восстановившемуся месту на лице. - Хватит траура и в одежде.
У меня вырывается нервный смешок. Только теперь замечаю, что в доме занавешаны зеркала (я ведь и у Феликса из занавесила). Вспоминаю, что Ксения одета в черные джинсы (откуда они вообще у нее взялись?) и черную блузку. Фил весь в сером. Сама я тоже в джинсах - привычных, темно-серых - и в черной широкой футболке.
Впервые вспоминаю, что ни разу за все это время не видела отца.
- А где папа?
Фил хмурится.
- Его ты увидишь только в резиденции. Он не может оторваться от работы.
- Он не может оторваться от работы, чтобы приехать на похороны жены? - не понимаю я.
- Его нет в городе, и до утра он не успеет вернуться, - терпеливо поясняет Фил.
Я вздыхаю. Это несправедливо. Если, конечно, отец еще любит маму...
- Соф, мы не дадим тебе грустить, - усмехается Филипп. - Ксюша сказала, что тебя надо постоянно чем-то занимать? Тогда иди в гостиную, там тебя ждет сюрприз.
- А ты?
- А я допью чай и поеду к Саше.
- К кому? - опять не монимаю я.
- К отцу твоему, - смеется Фил. - Мне нужно забрать по пути Лешу, - лицо его омрачается. - Он, если ты знаешь, тоже должен приехать в резиденцию Морелей.
Киваю. Меня более, чем устраивает, что на похоронах его не будет. Может быть, это неправильно, но пересекаться с братом сейчас я не хочу. Мои нервы этого просто не выдержат.
- Ну иди, иди давай в гостиную, - он подмигивает, и я чувствую, что приятно заинтригована. Сюрприз - это всегда что-то новое, а значит, то, что мне нужно.
Ставлю ведро с малиной на стол и направляюсь в гостиную, когда Фид вдруг оказывается в нескольких миллиметрах от меня.
- Что случилось? - голос у меня становится недовольным и усталым. Не люблю, когда он находится в такой близости со мной. Это сразу напоминает не самые лучшие моменты наших встреч.
Фил вздыхает.
- У тебя в волосах листок малины.
Мне становится стыдно за свой недовольный тон, но сейчас это не имеет значения. Я дожидаюсь, пока он приводит мои волосы в очень относительный порядок, тихонько вхожу в гостиную и, прислонившись к стене, замираю на месте, как можно незаметнее разглядывая гостей.
На диване, рядом с Ксенией, подогнув ноги в точности как она, сидит девушка, одетая в черные брюки и черную тонкую кофточку. На вид ей лет двадцать-двадцать пять. Короткие волосы нежного карамельного оттенка мягкими волнами обрамляют приятное лицо. Зеленые глаза, не слишком большие и не слишком маленькие, впрочем, как и другие черты лица, с интересом рассматривают комнату. Но это не взгляд человека, впервые попашего в какое-то помещение, скорее, девушка оценивает изменения, произошедшие за длительное время. Телосложения она, кажется, еще более хрупкого, чем я и Ксюша, если такое вообще возможно. Или такое впечатление производят ее легкие движения?
Второго гостя я замечаю не сразу; он медленно идет по комнате вдоль застекленных стеллажей с книгами и фотографиями в ярких рамках. Но заметив, долго не могу отвести взгляд. Молодой человек примерно того же возраста, что и девушка, хотя, возможно, она младше. Волосы того же карамельного оттенка лишь немного короче, чем у гостьи. Глаза зеленые, но... неповторимо зеленые. Если, например, у Ксюши они изумрудные, у меня - цвета свежей травы, у Леши - с карими вкраплениями, а у девушки рядом с моей сестрой - ничем не примечательные, то у молодого человека - с необъяснимым голубым оттенком. Я совершенно уверена, что при разном освещении этот оттенок может иметь полноценный ярко-голубой цвет.
Несмотря на то, что он стоит достаточно далеко от меня, я предполагаю, что молодой человек не намного выше меня. Телосложением разительно отличается от девушки. Этого невозможно объяснить словами, потому что он не мускулист, хотя под черной рубашкой сложно определить наверняка. Тем не менее, складывается впечатление, что за приятной внешностью, мягкой пластичной походкой и внешней расслабленностью скрывается опаснейший противник.
Едва я появляюсь в комнате, как сразу три пары зеленых глаз внимательно осматривают меня с ног до головы.
Ксюша проверяет насколько я пришла в себя и насколько внешнее спокойствие соответствует внутреннему. Результатом она, кажется, удовлетворена.
Девушка явно сравнивает меня с сестрой и не верит своим глазам. Что ж, я ее понимаю.
Определить, о чем думает молодой человек, мне так и не удается. Слишком многое отражается на его лице, а мой взгляд по-прежнему прикован к необыкновеным глазам.
Отрезвление приходит лишь тогда, когда в голове пролетает мысль о том, что такие волосы тоже можно собрать в хвост. Как делал это Феликс.
От Ксюши не укрывается смена выражения на моем лице.
- Быстро ты, Сонь, - оптимистично заявляет она. - Надоело?
У меня взлетают брови.
- Я всю малину собрала, - я сворачиваюсь калачиком в кресле.
Молодой человек тихо усмехается.
- У меня так занятий на тебя не хватит, - нервно смеется Ксюша, но в ее смехе сквозит искреннее беспокойство.
- Я найду, чем занять твою сестренку, - раздается голос надо мной. Я едва не подлетаю в кресле от неожиданности, но потом понимаю, что это молодой человек сменил место своего пребывания и теперь опиратся о спинку моего кресла. - Ты ведь знаешь, в нашем доме есть чем заняться, - теперь позволяю себе прислушаться к голосу говорящего. Он так же необычен, как и внешность, нежный, переливчатый, но в то же время в меру низкий. Если не ошибаюсь - тенор. По русски молодой человек говорит, легко, почти незаметно вытягивая гласные. - Только тебе стоит представить нас ей.
Ксюша словно совсем забыла, что я не знаю ее гостей.
- Я и забыла... - она подтверждает мою догадку. - Сонь, это Лилиан и Габриел Морель.
Не зная, что нужно говорить и делать в таком обществе, я просто киваю и говорю, что мне очень приятно познакомиться.
Лилиан смеется.
- Расслабься, все свои.
У меня действительно отлегает от сердца, когда до меня доходит, что с общением проблем не возникнет. Это не может не радовать. Судя по тому, что сказала Ксюша, нам придется достаточно долго гостить у Морелей, и нормальные отношения с этой семьей мне не помешают. К тому же, это новые знакомые.
Когда прерванный моим появлением разговор собирается возобновиться, в гостиную входит Фил.
Даже не дав ему заговорить, Ксюша махает рукой.
- Отец тебя уже ждет.
- Я зашел попрощаться с Соней, а не твои указания слушать, - тут же огрызается он.
- Сохраняй суббординацию хотя бы в присутствии начальства! - Ксюша возмущенно и одновременно сердито смотрит на своего помощника, но сделать явно ничего не может. Пытаться образумить Фила правилами поведения абсолютно бесполезно. Его приручать нужно, или запугивать, причем ни то, ни другое сделать почти невозможно.
- Пока, Телепуз, - Фил подмигивает мне, фыркает и выходит. Вскоре слышится звук отъезжающей машины.
- Что, не слушается малыш? - снова усмехается Лилиан. - Буйный у нас родственничек.
Я выпрямляюсь, словно ошпаренная.
- Буйный - кто?!
- Родственничек, - произносит уже знакомый мне тенор прямо у самого моего уха. Губы молодого человека почти касаются моей шеи. - Дальний, но родственничек.
Я вылетаю из кресла, ошарашенная тем, как ведет себя Габриел, и замираю лишь оказавшись как можно дальше от него - у стеллажей.
- Филипп русский, и фамилия у него другая!
- Ну так это потому что племянница наша вышла замуж за вашего, русского, - смеется Лилиан. Ее забавляет мое недоумение. - Племянница так и не превратилась и вот, родила вот это чудо... Потом племянница умерла, отца Филиппа, если ты помнишь, в прошлом году убили. Так что свалился он нам на голову...
Мне не нравится, как она говорит о Филе. Словно он щенок дворняги беспородной! Какое право она имеет судить его? Фил самый замечательный! Какая разница, что он вырос как обычный человек, а не в их едва ли не королевской семье?
- Фил действительно чудо, потому что второго такого нет, - как можно вежливее говорю я. - О таком родственнике и помечтать можно.
Лилиан снова смеется, но на этот раз уже менее беззаботно, словно оценивая, что и как можно говорить в моем присутствии.
- Особенно, если никогда не знала о его существовании? - наконец, прищурившись, интересуется она.
- Это не имеет значения, - заставляю себя мило улыбнуться. - Я о Ксюше узнала пару дней назад, а чувство, словно мы росли вместе. А вот второго брата, вроде Леши, мне даром не нужно, - понимаю, что выносить сор из дома нельзя, но удержаться от замечания все равно не могу.
- Сестренка, я бы на твоем месте не наживал себе врага, - игриво замечает Габриел, пристально глядя на меня. Не знаю, понимает ли он, как близок сейчас к истине? Еще одна неприятная фраза в сторону Фила - и я начну закипать.
Ксюша и Лилиан смеются, однако я замечаю, как сестра, обернувшись, с беспокойством смотрит на меня.
Здоровье у меня еще не восстановлено и вскоре стоять становится тяжело. Приходится придерживаться за спинку дивана. Но даже если ноги будут подкашиваться, я ни за что на свете не вернусь в кресло. С Габриелом, определенно, придется соблюдать дистанцию. Мне не нравится его взгляд, неотрывно следящий за мной с момента моего появления в гостиной. Мне не нравится, что взгляд этот... хищный, в определенной степени. Не нравятся мягкие кошачьи движения... Словно тигр таится в зарослях, наблюдая за жертвой.
Меня передергивает от такого сравнения. Быть жертвой в любом смысле этого слова мне больше не хочется.
Неожиданно Ксюша поднимается, берет меня за руку и, выйдя к винтовой лестнице, увлекает меня наверх, в свою комнату.
- Я же вижу, что ты едва на ногах держишься, - она средито сверлит меня изумрудным взглядом. - Ложись спать.
- Я и дома могу выспаться, - оторопело пожимаю плечами я.
- Дома, на двуспальной кровати, ты не уснешь, - с жалостью говорит Ксюша. - К тому же здесь ты не проснешься в одиночестве.
Возможно, она права, но настоящим испытанием для меня оборачивается процесс засыпания. Привычка спать, свернувшись калачиком под крепкой рукой Феликса, играет теперь со мной злую шутку, как, впрочем, и крепкие нервы. Может быть, выплакавшись сейчас, я уснула бы намного быстрее... Но в голове одно за другим всплывают воспоминания наших вечеров. И чем приятнее воспоминание, тем сильнее сжимется сердце. Когда, наконец, дело доходит до нашей последней ночи, я - с чувством невероятного облегчения, поскольку уже знаю, что сердце вот-вот начнет разлетаться на осколки, - все-таки ухитряюсь уснуть.