Я помню все это очень хорошо. Начало - такое предсказуемое: солнце в дымке, расплавленный жарой воздух, я посреди Второй продольной. Я как в тумане. Очень жарко и очень плохо.
"Сейчас бы в какой-нибудь влажный хвойный лес..." - почему-то думаю я.
Подходит трамвай. Откуда на Второй продольной трамвай? Задумываться некогда - нужно обязательно успеть на него, иначе... А что иначе? Хватит! Некогда. Шепчет горячий степной ветер, толкая жаром в спину. Я покорно бегу. "Успеть бы, только бы успеть!" Трамвайчик новенький совсем, на жаре свежая краска плавится. Он хитро покачивает рожками, как чертенок. Двери закрываются, оставляя меня наедине с разочарованием. В растерянности бью по стеклу ладонью наотмашь. Это пощечина - звонкая и обидная. Дверь открывается, я поднимаюсь по ступенькам, судорожно вцепившись в поручни. Мыслей в голове ноль, кроме животного счастья - я победила трамвай! Глупо? Нисколько, шепчет ветер, проникая в раскрытые форточки. Я тону в жарком соусе марева. Трамвай - та же консервная банка...
2
-- Привет! - поднимаю глаза. Хоть кто-то реальный среди этих фантомов из жары и зноя.
-- Привет, Макс! - через силу отвечаю я. Бедный мой, милый, Макс, что же со мной? Ветер выдувает мысли и смеется.
-- Ты куда? - он улыбается. Он всегда улыбается, у него очень хорошая улыбка, мне становится легче, но сил по-прежнему мало: машу рукой, мол, все прямо и прямо.
-- Значит, по пути! А знаешь... - он все говорит и говорит, я пробуждаюсь, отвечаю чего-то, шучу даже иногда, а сама смотрю, как солнце отражается в его "хамелеонах".
Остановки какие-то все чужие. В окно посмотреть мне не дает ветер. Меня терзает страшная догадка: это не мой город. Чушь! Ветер гладит волосы и пересчитывает веснушки. Город не мой, только Макс родной.
На следующей остановке заходит Лиза. Она тоже настоящая. Она моя лучшая подруга. За ней поднимается Анька. При чем тут она? Так надо. Ветер делает на ее голове рожки из волос. Я смеюсь, Макс смеется, Лиза смеется, смеется ветер. Весело. А жизнь - банальная дорога, трамвайная линия, ничего делать не надо, только смеяться. Вокруг солнце и ветер.
3
Среди всего этого светлого великолепия появляется черное пятно. Зрение сложно сфокусировать, но мазок темноты сам приближается к нам. Это парень. Он неформал. Он сам это как-то говорил, а, может, панк. Я его смутно помню. То ли Серый, то ли Лева.
Мы здороваемся по-мужски: рукопожатием. Голос у него на удивление приятный, глаза темные. Я помню: он слушает "Арию" и "Короля и Шута"...
4
Ветер даже как-то печально вздыхает. Мы все разом начинаем суетится, зачем-то прятать глаза, решаем: пора! Остановка все ближе. Чувствую, как ветер, пока никто не видит, целует мои губы и вылетает в трубу. Он тоже не любит долго прощаться.
"Осторожно, двери открываются. Остановка имени маршала Рокоссовского"
Мысленно усмехаюсь: осталось добавить "Добро пожаловать в реальный мир".
Мы все впятером выходим на улицу и поднимаем глаза...
5
Странное место - лес посреди города! Меня пробивает озноб: именно хвойный и очень-очень влажный. Деревья все упираются в сиреневое небо, стволы до середины абсолютно гладкие. Здесь хорошо, но страшно. Мне тут не нравится. Другим тоже, я это чувствую кожей.
-- Пошли назад! - басит панк.
Все медленно разворачиваются, боясь не увидеть то, на что они надеются. Тщетные надежды. Я это уже знаю и стою на месте. Трамвая нет, он уехал, но не здесь, а в моем воображении. Уехал и распался на атомы в зное. Простите, ребята. В том и моя вина, но ваша тоже присутствует. Я стою, не двигаясь, ожидаю услышать болезненный вздох или даже тихий плач. Я знаю: к этому Лесу опасно поворачиваться спиной. Это Его правило, а они еще не знают Его. Я тоже не знаю, я чувствую.
-- Что за...? - грязно ругается Макс, мне лень его одергивать, да и надоело быть его наставником. - Рельсы на месте, вокруг лес...
-- Не так! - перебиваю я. - Вокруг Лес!!!
Он смотрит на меня внимательно и понимающе:
-- Вокруг Лес, трамвая нет, нас пятеро. Вот и все...
Аня в шоке. Я не вижу ее лица, но знаю это: у нее проблемы с щитовидной железой, потому она психически слаба.
-- Надо идти! - Макс, как всегда, будет лидером, а я буду, как всегда, мягко корректировать его действия.
-- Куда? - устало спрашивает Лиза. Только теперь замечаю, как она устала от своей жизни. Какая я подруга, если не знаю о ней элементарных вещей. А, может, просто и не хочу замечать? Сыта по горло своими реалиями...
-- По рельсам, - настаивает Макс. - Хоть куда-нибудь придем.
Он молодец, пытается вывести народ из ступора. Ему это частично удается. Частично, потому что народ не в прострации, а просто очень устал. От чего? От консервных банок, для начала...
6
Мы идем уже час, по крайней мере, часы вроде тикают. Или это мой пульс, или стук зубов - здесь все-таки очень влажно. По-моему, сейчас ночь. Идем. Перед глазами то две параллельные прямые, то сиреневое небо, едва видное за гигантами-елями.
Идем. Зачем идем? Куда? Всю жизнь именно так: идем-идем бесцельно, но все же идем. Может, это и есть главный смысл бытия - идти несмотря ни на что?
И вот мы идем, пять уставших молодых людей. Удивительно только то, что тут чувствуешь себя действительно свободным...
7
Страх, красноглазый с шестью цепкими лапками, заставляет остановиться. Всех.
-- Встать кругом, - распоряжается панк. Он знает уличные драки. Ему однажды череп скины раздробили. Мы ему верим и становимся.
Тишина. Минута утекает и возвращается слезою на чьем-то лице. Может, даже на моем. Очень тихо. Странно тихо. Мы вздрагиваем - Лизка вздохнула.
И вдруг резкая боль - кто-то кричит или воет. А, может, все вместе.
-- Бегите сюда! - низкий мужской голос, так бессовестно порвавший тишину.
От кого? От них! Кто Они? Просто ОНИ.
Я бегу первой, я верю. За мной все остальные. Кто-то бежит за нами сзади с противным скрежетом лап. Не оборачивайся, не оборачивайся! - колет в сердце инстинкт. Только бы другие поняли это. Тонкий визг - это Анька. Оборачиваются все и мгновенно деревенеют, все, кроме меня. Приходиться возвращаться и тормошить. Есть чего пугаться - за нами бегут пауки! Мой детский кошмар, моя фобия. У них шесть красных глаз, шесть волосатых лап и абсолютно человеческие руки. Они огромны. Они...люди? Были ими. Они охотники и страстно хотят нас. Они могут говорить и думать.
Звонкая пощечина по чьей-то щеке, и мне удается заставить всех бежать дальше. Уже видно конечную цель - большую стальную клетку, возле которой в нетерпении пританцовывает мужчина. У него дорогой костюм и дергающееся правое веко.
Они уже близко! Но и мы близко. Я врываюсь в клетку и падаю на груду одеял, дышать больно. Все на месте. Мужчина с лязгом закрывает дверцу клетки.
Пауки - их семь - толпятся возле забетонированной площадки, не решаясь ступить на нее. Они воют и обходят клетку с какой-то другой стороны, но мне уже все равно...
8
Мужчина нервно заламывает пальцы, хрустит суставами, временами его голос срывается на визг.
-- Я миллиардер, мое имя вам знать не обязательно. Все у меня в жизни было, пока не решил проехать на метро. Сел в столице на Комсомольской, а вышел здесь. Сколько я тут, не знаю и не хочу знать. Все бы хорошо, только пауки...
Раньше тут много людей обитало, так же попадались, они их всех убили. В Лесу. Сюда не ходят, даже когда дверь открыта. Бетона боятся и всего чужеродного для них. Женщин убивают, предварительно использовав по назначению, и едят, а мужчин перерождают в себе подобных тварей.
-- А где они живут? - интересуется ботан-Макс.
Миллиардер болезненно усмехается:
-- Если вы надеетесь сбежать, зря стараетесь. Они хоть и всего нашего боятся, но воюют потихоньку...
И откидывает покрывало на задней стене клетки. Аньку мутит прямо на пол, Макс близок к этому. Гнездо...
Серо-бордовое паучье гнездо для перерождений, издающее чавкающие звуки.
Миллиардер усмехается и закрывает смрадную картину:
-- Что такое? У детишек слабые нервы?
Внезапно он распаляется:
-- Вы знаете, сколько смертей я видел, пока не остался один? А вы пришли, за вас нужно отвечать. Меня загнали в клетку, отняли все! Я еще должен свою несвободу с какими-то сопляками делить!
Он достает из кармана ТТ, его руки дрожат:
-- Я помогу вам уйти!
Я мягко возражаю:
-- Мы сами можем.
Анька с полными ужаса и слез глазами смотрит на подрагивающее дуло, вдруг срывается с места и бежит из клетки в Лес.
-- Куда, дура?! - сумасшедший миллиардер растерянно смотрит ей вслед. Макс забирает у него оружие. Миллиардер обхватывает голову и плачет. Мне его не жаль.
-- Нужно ее вернуть! - требует Лиза.
Он качает головой.
- Невозможно!
Она настаивает. Мы осматриваемся. Пауков вроде бы нет. Выходим из клетки. Я тихо говорю сумасшедшему миллиардеру:
-- Не впутывайте нас в свои игры со свободой.
Он смотрит на меня пустыми глазами и кивает, пот струится по его лицу, он плачет:
-- Простите!
Когда все уснут, он выйдет из клетки и застрелится...
9
От Аньки осталась только красная кофта, да кучка нервных окончаний. Вот и все...
Возвращаемся в клетку, боимся своих теней. Гнездо разрастается на пару миллиметров. Это страшно, но естественно.
Падаем на бетонный пол клетки и засыпаем. Скоро мы будем совсем одни...
10
Дни текут, текут, оставаясь на месте и ничего не меняя.
Нет смысла искать выход, если он есть, я почувствую это, а пока я как в тумане и чувствую только страх. Не различаю цветов, не понимаю слов, только мысли, ничего не хочу. И все же, вот она, свобода! Бери...
Изредка мы ходим на охоту, чтобы хоть как-то поддерживать обмен веществ и энергии. Кого едим? Все тех же пауков. Они противные, от них мутит в первый раз до рвоты с кровью, но человек ко всему привыкает.
Здесь есть люди. Они иногда приходят. У них пустые глаза без радужной оболочки и приглушенные голоса. Говорят редко, думают еще реже. Они тоже загадка, и давно часть этого Леса к тому же. Они идут вдоль рельс к своей, только им известной цели, сквозь туман...
Туман здесь всегда и везде, даже в голове...
Я обитаю в тумане, вижу сквозь него и понимаю: Лиза сейчас с пустыми глазами идет вдоль двух блестящих параллельных прямых с теми людьми. И ничего поделать нельзя. Ей больно, а мне еще больнее: у меня пока что глаза зеленые. Прости, Лизун...
Еще Лес говорит теперь со мной голосом моего отца, и это страшно: то ли мой отец часть Леса, то ли Лес - мой отец.
Теперь я не хожу на охоту.
Раз в сколько-то дней приходит старуха, тянет жадные морщинистые руки к нам сквозь прутья решетки, но мы ее не пускаем. Тогда она с обиженным видом меняет телефонные карточки, что щедро разбросаны по полу клетки, на оружие против пауков. Хватает его ненадолго, но дольше, чем ТТ. Меняет и уходит вдоль двух блестящих параллельных прямых, которые, кажется упираются в сиреневое небо...
11
Туман...
-- Пробуждайся! - тормошит меня Макс. - Панка пауки сцапали.
Я медленно возвращаюсь к жизни, мы смотрим друг другу в глаза. Я вижу: ему страшно. Нас теперь двое. Он этого боится. Одиночество страшнее смерти. Мне нужно помочь Максу. Я прислушиваюсь к стуку своего замирающего сердца и киваю:
-- Он жив!
Мы собираемся и уходим из клетки. Решено разделиться. Опасно, очень опасно, зато интересно.
Я ищу...и нахожу...
Наконец, он тот, кто есть. Он в черном костюме, бледный, и глаза безумные. Я понимаю: началось перерождение. Стреляю, не попадаю, снова стреляю. Он хрипло смеется:
-- Прости, но я еще не до конца паук, значит, на меня эта штука не действует...
-- Значит, все можно исправить... - шепчет знакомый ветер, откуда только он?
Панк медленно подходит, я отступаю. Но вот за спиной шершавый ствол гигантской ели. Мне опять страшно (тут всегда страшно!). Не знаю только: за себя или за него. Его дыхание так близко и темные глаза на уровне моих. Он ухмыляется. Мне вдруг становится спокойно, я шепчу:
-- Теперь все будет хорошо...
Он мне верит. И смотрит в глаза. И чего-то ждет. И просит. Я понимаю.
Касаюсь губами его губ. Он тоже понимает. На мне не остается ничего кроме ниточки деревянных бус. Мы ловим друг друга руками: мы нашли себя и другого.
Я закрываю глаза и отдаюсь ему полностью и без остатка. Вокруг много пауков, но ни один не посмеет нас тронуть.
Я могу не знать, что будет завтра. Я знаю твердо только одно, наутро он снова станет человеком...
12
Нас снова трое...
Снова дни текут в туман и вытекают оттуда.
Мы слабы, но свободны...
Холодно. Мы обнимаем друг друга от страха, мы поем песни "Короля и Шута" от боли. Сейчас бы гитару...
Вот в углу гитара. С тремя струнами. Мы решаем так: каждый возьмет себе по струне и сделает, что захочет.
Мы не даем Максу задушиться, и он плачет у меня на коленях. И ты прости меня, родной...
Панк пытается наиграть на гитаре с одной струной какую-то песню. Ничего не выходит, он в ярости стегает гнездо ею, пока медь не плавиться...
Я же режу ею пальцы. Больно. Я чувствую что-то кроме страха? Я жива! Потом впиваюсь зубами в струну и пью медь. Это ненадолго заставляет туман отступить...
13
Все кончилось. Так неожиданно, что даже обидно. Я просыпаюсь среди ночи в трамвайном вагоне. Окна затемненные, но он движется. Я понимаю: мы еще в клетке. Рядом спят мои парни. Я бужу их...
Вагон очень странный, люди нас не видят, смотрят насквозь. Это тоже страшно. Объявляют остановку имени маршала Рокоссовского. Я хватаю парней за руки, и мы выбегаем.
О, Да! Это и правда та остановка. Это ТОТ город. Это его закат. Местное время девятнадцать часов тридцать восемь минут. Я чувствую под коленями асфальт, плачу, целую его...
Ну и что из того, что люди странно на меня смотрят? Зато я не променяю все ниточки зависимости от каждого из них на одну большую холодную свободу в клетке...