Хасиды - "Спасая народ свой"
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
"Любовь" Советов к евреям.
|
Хасиды - "Спасая народ свой"
И. И. Осипова
ИСТОРИЯ ХАСИДСКОГО ПОДПОЛЬЯ В ГОДЫ БОЛЬШЕВИСТСКОГО ТЕРРОРА
По материалам отчетов ОГПУ-НКВД-МГБ и следственных дел заключенных
Художник Марк Ибшман
Москва
"Формика-С"
2002
Автор и издательство выражают
искреннюю благодарность
г-ну ФРЕНСИСУ ГРИНУ
и раввину ИЦХАКУ КОГАНУ
за оказанную поддержку в издании
Художник Марк Ибшман
В книге использованы работы Марка Ибшмана:
"Цадик" (из цикла "Лица")
"Стена Плача" (из цикла "Ерушалаим шель заав") "И умер Адам" (из цикла "Смерть Адама")
Рассказ о тайной деятельности хасидов в условиях тоталитарного режима, их борьбе за сохранение традиционной религиозной жизни евреев и организации тайного выезда из страны сотен еврейских религиозных семей основан на материалах следственных и личных дел заключенных, агентурных сообщений секретных сотрудников чекистов, а также отчетов, приказов и шифротелеграмм ОГПУ--НКВД--МГБ.
Воспоминания участников хасидского подполья, использованные в книге, позволяют сопоставить документы, написанные чекистами, с реалиями хасидского подполья, свидетельствуют о бесстрашии и мужестве его участников, их готовности пострадать за веру. В "Книге памяти" даются биографические справки о 232 репрессированных в годы большевистского террора активных членов еврейских религиозных общин.
ISBN 5-89737-134-2
No И. И. Осипова, 2002 No Марк Ибшман,
художественное оформление, 2002 No Формика-С, 2002
КНИГА СКОРБИ И ПЕЧАЛИ
Я хотел жить в России, ибо евреи там преданы душой Торе, соблюдают ее в бедности, придавленные и настрадавшиеся. И дай Б-г, чтобы вскоре исполнились слова наших мудрецов: "Кто соблюдает Тору в бедности, в конце концов получает возможность соблюдать ее в условиях материального и духовного изобилия...".
Так писал Шестой Любавичский Ребе Иосеф-Ицхак Шнеерсон в мае 1928 года, через год после того, как смертный приговор за так называемую контрреволюционную деятельность ему заменили высылкой из Советского Союза. Сегодня особенно пророчески звучат эти слова. Россия -- Родина Любавичского движения. Любавичские Ребе носят наследное звание почетного гражданина России за участие еще в Отечественной войне 1812 года. Немало евреев-хасидов стали героями и в Великую Отечественную. Но я бы назвал героями и тех, кто в условиях богоборческого тоталитарного советского режима пострадал за свои убеждения. Книга "Хасиды: "Спасая народ свой..."" дает все основания для такого вывода.
В этой книге -- имена родных и близких мне людей, от которых я принял, как святыню, зажженный светильник веры. В этой книге -- документальные свидетельства силы духа, самопожертвования и героизма самых разных людей -- и раввинов, и простых верующих -- тех, кто в условиях несвободы до конца шел за несгибаемым Любавичским Ребе.
Свидетельства эти по крупицам собирали сотрудники Научно-информационного и просветительского центра "Мемориал" по материалам следственных дел и иным документам в архивах МВД и КГБ, открытым в начале Перестройки в духе провозглашенной тогда гласности. Многие документы и факты могли бы показаться невероятными, если бы не обладали уникальной достоверностью, потому что составлялись теми, кто хотел разгромить и уничтожить наше движение.
Порой Всевышний помогает добрым делам с неожиданной стороны. Мы даже и не предполагали, что можем получить такие ценные для нас сведения через, в общем-то, далекую от нашего движения общественную организацию и бывшие карательные органы. Но как говорил мне еще в 1986 году Седьмой Любавич-ский Ребе Менахем Мендл Шнеерсон, руководитель движения Хабад, предлагая вернуться в Россию: "Власть там желает измениться...".
От него же я получил указание написать большую книгу о хасидском движении в Советском Союзе. Но -- как бы совсем с другого берега. Через пережитое лично мною и моими ближайшими друзьями и воспоминания тех, кого я еще застал в живых. Разумеется, по сравнению с их временем, наше было уже "вегетарианским". Нас даже редко сажали -- ограничивались вызовами в КГБ, лишением работы, отказами в разрешении на выезд на историческую родину. И это тоже было не сахар, но мы уже не жертвовали на каждом шагу жизнью за веру, как наши предшественники, которых и расстреливали, и десятилетиями гноили в концлагерях.
Вот, к примеру, мой дед по матери, известный многими добрыми делами ленинградский хасид Иосиф Тамарин. Каждый год он, в частности, привозил на праздник Суккот этрог из Москвы. О, это был гений снабжения! Порой драгоценных плодов не хватало даже для московских синагог: каждая столичная община стремилась обеспечить благословением своих молящихся. Но реб Иосиф проявлял чудеса дипломатии и каждый раз доставлял этрог по назначению. Порой он сам не успевал вернуться домой до праздника и проводил его в Москве у знакомых. А построенной им самим суккой пользовались не только домашние.
Ему чудом удалось вырваться из цепких лап ленинградского НКВД в конце тридцатых годов. Но в конце сороковых ему припомнили и старое, и новое. В послевоенное время дед освоил производство мацы и снабжал ею по праздникам всех желающих из своей общины. Кто-то донес, и не в меру ретивые чекисты тут же "организовали" групповое дело в русле кампании по борьбе с космополитами. "Главного заговорщика" Тамарина допрашивали по много часов, требуя назвать сообщников. И тогда, как рассказывали мне родители, мой крепкий 54-летний дед стал молиться, чтобы Всевышний взял его к себе. И чудо свершилось. Дед упал замертво, выйдя на улицу после очередного допроса с пристрастием. И только благодаря тому, что сердце не выдержало, его похоронили на кладбище, как свободного человека!
Мои родители по завету деда тоже принесли немалые жертвы, чтобы воспитать нас с братом верующими евреями. Они оставили престижные места работы, стали незаметными служащими, чтобы соблюдать Субботу и другие обычаи. Все свои скромные сбережения они тратили на укрепление религиозной общины.
С детства я помню утренние молитвы отца, не зажигавшего даже свечи в полной темноте, чтобы не привлекать ничьего постороннего внимания, и его объяснение: "С молитвой мне светло и во мраке". Разумеется, имелись в виду и условия, в которые были тогда поставлены верующие, но это дошло до меня уже много лет спустя.
Все в жизни, как известно, возвращается на круги свои. В двадцать шесть лет, возглавляя конструкторское бюро на крупном номерном приборостроительном заводе в Ленинграде, я предпочел карьере духовное самосовершенствование. Подал заявление на выезд с семьей в Израиль и на многие годы стал "отказником". Зарабатывал на жизнь ремонтом холодильников и другой бытовой техники. И по просьбе общины осваивал шхиту -- кошерный забой скота.
Кабболу, то есть разрешение резать, я имел много лет только в устной форме. Раввин Абрам Медалье каждый раз устно ручался за меня, но официальный документ выдать "отказнику", разумеется, не мог. Он помнил еще моего деда, все понимал и сочувствовал мне. Его отца, главного московского раввина Шмарьягу-Йегуду-Лейбу Медалье, расстреляли за веру в 1938 году, а его самого на 17 лет отправили проходить вторые "университеты" по тюрьмам и лагерям. В ту пору он подавал большие надежды в математике и со своим гибким, чисто бриллиантовым умом мог бы, наверное, стать вторым Кантором. Но его математический талант загубили в неволе.
Другой раввин, ленинградец Рафаил Немойтин на долгие годы стал моим Учителем Жизни. Это был удивительный человек. Его отца, раввина, также расстреляли в 1938 году, и юноша закалял свой талант несгибаемого борца за веру, философа и мудреца в многолетних ссылках. Я учился у него буквально всему. Это уникальный человек, хасид до мозга костей... Но я еще расскажу подробно о нем в своей книге. Это мой долг, моя святая обязанность. Ведь несмотря на все мои титулы, я лишь связной между тремя поколениями хасидов, в немыслимо жестокое время отстоявших свою веру-Свое короткое предисловие хочу закончить сердечной благодарностью подвижникам (иначе их не назовешь), подарившим нашему движению и истории мартиролог из 232 трагических судеб невинно загубленных душ, в большинстве своем воссозданных практически из небытия. Сегодня мы продолжаем их дело, конечно, далеко не в идеальных условиях...
Трагическая тема еще далеко не исчерпана. Мы с нетерпением будем ждать читательских откликов на эту Книгу Памяти. Уверен, они откроют много доселе неизвестных страниц в трагической истории самоотверженного и жертвенного хасидского движения в Советском Союзе.
Отзывы можно посылать на мое имя, по адресу 103104, Москва, ул. Б. Бронная д. 6.
Ицхак Коган, раввин, посланник Любавичского Ребе и вице-президент "Агудас Хасидей Хабад".
ПАРАЛЛЕЛИ ПЕРЕСЕКАЮТСЯ
К моменту нашей встречи с Александром Шифом, приехавшим из Иерусалима в начале 1994 года, была издана моя первая книга "Хотелось бы всех поименно назвать", посвященная сопротивлению тоталитарному режиму. Среди ее героев, арестованных и осужденных в годы большевистского террора, были представители православного и католического духовенства и мирян.
Мой гость с одобрением отозвался о только что вышедшей книге и спросил:
-- А следственные дела по хасидам вам не попадались?
-- Нет.
-- Очень жаль! Там тоже немало героических страниц!
Он в течение нескольких часов с необычайным воодушевлением рассказывал удивительную историю хасидского подполья в Советском Союзе до, во время и после Второй мировой войны. И самым поразительным фактом, в который невозможно было поверить, помня о существовавшем в те годы тоталитарном режиме, была история тайного выезда за границу в 1945--1946 гг. многих сотен хасидских семей.
Это было первое соприкосновение с абсолютно неизвестными страницами тайной деятельности хасидов, поражавшей необычной в условиях советской действительности организованностью, а также бесстрашием и жертвенностью ее участников.
Случилось так, что после нашей встречи я продолжала работу с документами в архивах, в том числе -- со следственными делами заключенных в архиве ФСБ. Как и ранее, в них меня прежде всего интересовали материалы, связанные с активным сопротивлением насилию, с борьбой верующего за свое человеческое достоинство.
Собранный материал, в основном документы следственных дел, стал основой для последующих книг: "В язвах Своих сокрой меня" и "Возлюбив Бога и следуя за Ним...", посвященных гонениям на католиков; "Сквозь огнь мучений и воду слез...", посвященной преследованиям истинно-православных христиан, в середине 30-х годов ушедших в подполье и создавших многочисленные тайные общины.
Но в процессе этой работы постепенно начали собираться и материалы следственных дел хасидов, арестованных и осужденных в различных регионах страны до и после Второй мировой войны. Причем в ходе изучения тайной деятельности хасидов постоянно возникали удивительные параллели с подпольной работой общин истинно-православных христиан: такое же активное неприятие советской действительности во всех ее проявлениях, та же тайная работа с использованием фальшивых паспортов и связей с регионами через тайных посланников, та же конспирация в письмах...
Поражало также и поведение верующих разных конфессий после ареста во время следствия. Вырванные из привычной среды, поставленные в экстремальную ситуацию угроз и насилия, оставшиеся один на один с болью и страхом смерти, мужеством и слабостью, своим понятием о чести и достоинстве -- многие из них не дрогнули и смогли выдержать все.
Похоже, именно вера давала им силу и твердость на допросах. Многие из них категорически отказывались от любых показаний и от подписи под фантастическими обвинениями, несмотря на угрозы ареста близких и жесточайшие избиения.
Параллели не только соприкоснулись, они слились в одну несгибаемую линию поведения и на свободе, и в заключении. И тогда стало ясно -- о тайной деятельности хасидского подполья, об активном внедрении в их среду секретных осведомителей чекистов, о групповых процессах над хасидами в разных регионах страны -- обо всем этом надо писать отдельную книгу. А главное -- назвать имена мучеников, настоящих исповедников веры.
Предлагаемая книга -- не историческое исследование по данной теме, ведь для серьезных исследований слишком мал объем доступных нам документов архивов МВД и ФСБ. Автору удалось ознакомиться лишь с небольшим количеством следственных и лагерных дел заключенных. При этом было понятно, что многие протоколы допросов сфальсифицированы, во многих случаях написаны самими следователями или же обвиняемыми, но в результате угроз и избиений. Но даже учитывая это, нельзя не признать, что в любых условиях арестованный до конца боролся за свое человеческое достоинство и сопротивлялся насилию.
Заметим также, что в этих делах важнейший материал для исследователя представляют агентурные сообщения секретных осведомителей чекистов. Такие сообщения в основном и использовались следствием при оформлении "Обвинительных заключений" по групповым делам хасидов. Именно они дают неоценимую информацию о тайной деятельности хасидов, их развлетвленной системе связей между центром и провинцией, их борьбе в условиях большевистского режима за сохранение традиционной религиозной жизни еврейских общин.
Использованные же в книге воспоминания участников позволяют сопоставить документы, написанные чекистами, с реалиями хасидского подполья, с его четкой внутренней организованностью, сплоченностью и готовностью на любые жертвы во имя общей идеи. Живые голоса участников озаряют трепетным светом рассказ о непрекращавшейся ни на один день борьбе за сохранение народных традиций, за сохранение национального достоинства евреев.
При изложении материала автор, учитывая, что многие термины, связанные с еврейской религиозной историей, могут быть непонятны обычному читателю, счел необходимым пояснить их в подстрочных примечаниях.
В большинстве случаев выдержки из воспоминаний участников событий выделены в тексте с помощью отступов, с указаниями на соответствующий источник. Выдержки из документов выделяются только кавычками. Подчеркивания в материалах следственных дел были сделаны следователями, купюры в тексте обозначены отточиями.
Необходимо отметить, что фамилии, имена и отчества героев книги часто не совпадают в различных источниках. Автору в подобных случаях представляется целесообразным использовать варианты, приводимые в анкетах из следственных дел, как правило, совпадающие с паспортными данными
Работа над книгой осуществлялась в рамках программы Научно-информационного и просветительского центра "Мемориал" -- "Репрессии против духовенства и мирян". Самая искренняя признательность -- А. Б. Рогинскому, руководителю научных программ НИПЦ, а также друзьям и коллегам: Л. А. Должанской (Москва), А. Я. Разумову (Санкт-Петербург), Л В Ковальчук (Одесса), Л. Н. Падун-Лукьяновой и А. И Бариновой (Киев), В. И. Битюцкому (Воронеж), М. Б. Рогачеву (Сыктывкар).
Автор благодарит раввина Зеева Вагнера, заместителя главного редактора "Российской еврейской энциклопедии", за активную поддержку работы в архивах и неоценимые советы.
Особая признательность Френсису ГРИНУ, без дружеского участия и постоянной поддержки которого была бы невозможна многолетняя работа в архивах и подготовка к изданию данной книги
И Осипова
ВСТУПЛЕНИЕ
Религиозное течение хасидизм внесло в раввинский иудаизм горячую струю религиозного энтузиазма. К началу XIX века это течение широко распространилось по западным губерниям России. Хасидизм говорил на языке понятных народу притч и, откликаясь на мечту простого еврея об ободряющей и утешающей вере, учил, что Всевышнему угодны не рассудок, а чувство, не уныние, а радость, а главное, -- утверждал, что познать Его дано лишь взволнованной душе.
В ходе противостояния с ортодоксальным духовенством официальной религии сложились обособленные хасидские общины со своими синагогами, хедерами, иешивами и т.д. В конце XVIII века местечко Любавичи стало резиденцией духовных лидеров Хабада. В 1804 году в царской России уже официально было признано существование двух направлений в российском еврействе, и к началу XIX века борьба с хасидизмом прекратилась.
Со второй половины XIX века усилилось просветительское движение среди российских евреев, и в 1863 году в Петербурге было создано "Общество для распространения просвещения между евреями России", у истоков которого стояли еврейские просветители, считавшие своей главной задачей приобщение евреев к русскому языку и культуре. Против подобной русификации евреев, активно поддерживаемой царским правительством, выступали духовные лидеры хасидов.
Любавичских хасидов в то время возглавил Ребе Шолом-Дойв-Бер Шнеерсон, который вместе со своими верными последователями активно противостоял полицейскому надзору, ограничению свободы передвижения в черте оседлости, а главное, -- активной деятельности так называемого "Общества по насаждению русского языка", выступавшего за кардинальные реформы в системе еврейского образования.
В начале 1880-х годов хасидизм столкнулся с новым противником -- сионизмом -- движением за возвращение евреев на историческую родину. В ряде городов царской России возникли кружки "Хиббат Цион", положившие начало организованному выезду евреев в Палестину. В еврейских массах быстро росло и влияние политического сионизма, возникло много партий и организаций, например "Поалей Цион", "Цеирей Цион" и др.
Главной целью сионистов было создание светского государства и для них было неважно -- выполняет ли еврей Божьи законы или нарушает их. Ребе Шолом-Дойв-Бер отрицательно относился к подобным идеям, для него был неприемлем тот факт, что сионисты считают себя свободными от заповедей Торы, ибо "свой национализм ставят вместо Торы", которую считают лишь "удачной идеей".
Для подготовки верных последователей хасидизма Шолом-Дойв-Бер Шнеерсон в 1897 году создал в Любавичах иешиву "Томхей тмимим", в которой ученики, кроме обычных предметов, серьезно изучали Тору в тесной связи с хасидутом, а также философию хасидизма. Через год во главе "Томхей тмимим" встал Йосеф-Ицхак Шнеерсон, сын Ребе, тогда же было открыто первое отделение "Томхей тмимим" в местечке Зембин под Минском.
Первая мировая война стала для еврейского населения России началом бесконечной цепи непрекращающихся бедствий. После ряда поражений русской армии и обвинений евреев в шпионаже и пособничестве врагу издевательства, выселения и погромы стали обычным явлением. А после ряда приказов Верховного главнокомандующего все проживающие в районе военных действий или прифронтовой зоне евреи должны были в течение двадцати четырех часов покинуть свои места проживания.
Сотни тысяч изгнанников, оставив все нажитое имущество, вынуждены были двинуться во внутренние губернии России. Многие из них погибли по дороге. К лишениям оборванных, голодных, не имеющих пристанища людей добавлялись еще и нравственные унижения из-за совершенного над ними беззакония. Причем положение беженцев-хасидов из западных областей, оседавших в еврейских местечках Центральной России, было гораздо тяжелее.
Осенью 1915 года линия фронта вплотную приблизилась к Любавичам. Ребе Шолом-Дойв-Бер вместе с родными и последователями был вынужден покинуть "столицу Хабада, откуда его предки и он сам руководили этим движением в течение ста двух лет".
Поселились они в Ростове-на-Дону, который на несколько лет стал центром хасидизма. С помощью бывших выпускников иешивы "Томхей тмимим" Ребе обратился с призывом к рассеянным по всей Центральной России беженцам -- духовным раввинам, меламедам и маггидам, людям с высоким религиозным духом -- возродить сеть нелегальных хедеров и иешив для детей беженцев и местных евреев. Теперь новые Любавичи, духовный центр хасидизма, оказались в самой глубине России.
С победой Февральской революции Временное правительство отменило черту оседлости и все законы, ограничивающие права евреев. Все еврейские партии и организации вышли из подполья, состоялись их легальные конференции, многие из них объединились, появились новые общественные еврейские объединения: женские, молодежные, студенческие и т. д. Активизировались и ортодоксальные религиозные партии и организации, возникли новые, например "Нецах Исроэль" в Петрограде.
Октябрьская революция и последовавшая за ней Гражданская война стали для еврейского населения источником новых бед: ограблений, унижений, бесчинств и погромов -- в них участвовали белые и красные, немцы и поляки, петлюровцы и "зеленые". А с установлением власти большевиков началось осквернение синагог, закрытие центров изучения Торы, уничтожение микв, аресты служителей культа и активных членов еврейских общин.
После занятия Красной Армией Ростова-на-Дону и установления советской власти в городе был объявлен комендантский час, собрания и всякие "сборища" были запрещены, стали повседневным явлением обыски, аресты и исчезновения людей.
Дом, в котором проживал с семьей Ребе Шолом-Дойв-Бер Шнеерсон, находился в центре города. Однажды Ребе смотрел из окна на одну из обычных демонстраций трудящихся с флагами и транспарантами, на которых врагам была обещана "бесповоротная гибель, а трудовому народу -- счастье и вечное блаженство". Ребе Шолом-Дойв-Бер отвернулся и сказал: "Нет, я с этими на одном свете не уживусь...".
Его слова оказались пророческими. "Через две недели, 2 Нисана, в полчетвертого утра, душа отца, душа Ребе ушла из этого мира".
Для его сына, Йосефа-Ицхака Шнеерсона, наказ отца Ребе Шолома-Дойв-Бера -- "выходить и распространяться" -- стал главной целью жизни.
ЧАСТЬ 1
ЕВРЕЙСКАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ЖИЗНЬ в 20--30-е гг.
Если кто-нибудь предложит мне купить за миллиард секунду из моих будущих страданий -- я не куплю. Если мне будут давать миллиард за секунду моих прошлых страданий -- я не продам...
Ребе Йосеф-Ицхак Шнеерсон
Глава 1
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РЕБЕ ЙОСЕФА-ИЦХАКА ШНЕЕРСОНА
Я буду стремиться изо всех сил, чтобы ученики иешивы, которая будет называться "Томхей тмимим" -- "Опора чистых сердцем", -- служили Всевышнему по правде и от всего сердца, а когда повзрослеют, чтобы стали людьми... Каждый из них должен знать, в чем заключается его обязанность и призвание в жизни. Тогда будет свет в наших жилищах, в любом месте, куда придут тмимим -- простые души, цельные и чистые...
Ребе Шолом-Дойв-Бер Шнеерсон
Тайная работа хасидов по возрождению религиозной жизни
Первые два года после кончины Ребе Шолома-Дойв-Бера стали для его сына Йосефа-Ицхака временем затворничества. Почти год он тяжело болел. Потом наступило время размышлений и принятия решений о дальнейшем продолжении главного дела Ребе Шолома-Дойв-Бера. Задача, которую необходимо было решить в первую очередь, заключалась не только в поддержке активной деятельности многих отделений иешивы "Томхей тмимим", но и расширении их влияния на жизнь еврейских общин в большевистской стране.
Для осуществления этой цели нужно было в самое ближайшее время, как можно скорее, восстановить хедеры, особенно в тех местах, где возникли большие еврейские общины, а также создать новые хедеры там, где их не было ранее. Затем вновь организовать уроки хасидута в тех местечках и городах, где они вынужденно прекратились; и главное -- восстановить старые и создать новые отделения иешивы "Томхей тмимим" в городах и областях. И конечно, он лично должен был возглавить дело отца. Поэтому, когда к нему пришли старые хасиды и сказали, что он должен стать Ребе, Йосеф-Ицхак по обычаю сказал перед ними "свой первый маамар и стал новым главой Хабада".
Под началом Ребе, как в прежние времена в Любавичах, находилась контора, где постоянно трудились доверенные и испытанные помощники: одни занимались перепиской с руководителями общин, другие работали шлихимами, то есть тайными посланцами Ребе, которые по его первому слову готовы были выехать в любой конец страны.
Сначала по указанию Ребе были разосланы письма в сотни еврейских общин с вопросами: сохранился ли у них хедер, есть ли миква, как дела с кошерной едой, выпекают ли мацу и т. д. Многие слова в них были законспирированы: иешива значилась "складом", хедер -- "бакалейной лавкой" и т.д. Вскоре стали приходить ответы с мест, сначала на адрес Ребе, позднее -- на подставные адреса, чтобы не привлекать внимание чекистов.
И Ребе стал направлять своих тайных посланцев туда, где требовалась помощь: открыть подпольный хедер, помочь в строительстве миквы, передать деньги раввину, учителю Торы, или шойхету, собрать пожертвования у состоятельных людей, найти смелых и ученых людей, чтобы они преподавали в хедере или иешиве, ободрить членов общины.
По убеждению Ребе Йосефа-Ицхака, лишь хорошо организованное подполье -- с четкой конспирацией и надежными помощниками -- могло сохранить традиционную жизнь хасидов при советской власти. Поэтому в 1922 году Ребе пригласил на тайное совещание девять бывших выпускников любавичской иешивы "Томхей тмимим", самых верных и надежных друзей, которые "поклялись друг другу обучать евреев Торе, пренебрегая опасностью, до последнего вздоха.
Масштаб деятельности этой тайной организации во главе с Ребе требовал объединения усилий многих и многих уважаемых людей. В том же году Ребе выехал в Москву, чтобы встретиться со столичными лидерами еврейских общин для обсуждения его идеи -- созвать совещание раввинов, чтобы создать на нем Совет раввинов еврейских общин.
После недели сложных переговоров всем раввинам и знатокам Торы больших еврейских общин были разосланы предложения прибыть в столицу. На совещании в течение нескольких дней обсуждался предложенный Ребе план возрождения традиционной религиозной жизни евреев. При этом Ребе настаивал, что необходимым условием принятия его плана должна стать полная независимость работы хедеров и иешив от пожертвований местных состоятельных людей. Он не сомневался, что при советской власти финансирование любой деятельности по возрождению религиозной жизни хасидов в стране должно быть только централизованным.
В конце совещания план Ребе был принят. Свое сообщество духовные лидеры евреев назвали Совет раввинов еврейских общин Союза, был избран его исполнительный орган -- Мерказ. Председателем Совета через год был избран Ребе Йосеф-Ицхак. Он становился и первым кандидатом на арест, заключение в тюрьму, отправку в лагерь или политизолятор, высылку в Сибирь или на Крайний Север. В конце концов, возможен был даже и расстрел.
Борьба еврейских секций против хасидов
В начале 1918 года в составе Народного комиссариата по делам национальностей РСФСР появился Еврейский комиссариат. На созданные в 1919 году при комитетах РКП(б) еврейские секции (евсекции) было возложено "руководство" еврейской национальной жизнью. Они-то и стали орудием большевиков в борьбе с традиционной еврейской культурой и религией. С их помощью ликвидировали еврейские партии и организации, запрещали преподавание иврита, как "контрреволюционного языка". Началось также наступление на все традиционные формы еврейской жизни.
Евсекции были активными противниками возрождения религиозной жизни евреев и ярыми врагами духовных лидеров хасидов. Свое наступление на хасидизм они начали с диспутов о религии, куда приглашали всех желающих. Во время таких диспутов служителям культа и верующим приходилось выступать достаточно взвешенно. Любое неосторожное слово могло вызвать обвинение "в контрреволюционной агитации" и стать причиной ареста и ссылки. При этом их оппоненты не стеснялись в выражениях, изощряясь в издевательствах и насмешках.
Часто после своего поражения на диспуте, по "искреннему велению" души члены евсекции отправляли доносы в ГПУ, после чего следовала соответствующая реакция властей. Вот только несколько примеров:
-- диспут-"суд" над хедерами, прошедший в Витебске с 12 по 19 января 1921 года, завершился их закрытием, а также заодно и ликвидацией нелегальной еврейской школы;
-- "суд" над хедерами в Гомеле в начале 1921 года окончился показательным процессом над десятью шойхетами, в результате которого подсудимые были приговорены к тюремному заключению на несколько лет;
-- выступление раввина Р.-М. Баришанского на диспуте "о судном дне", прошедшем в Гомеле в начале 1922 года, стало причиной его ареста и осуждения;
-- открытый судебный процесс над хедерами, прошедший в 1921 году в Бобруйске, закончился арестом и высылкой всех меламедов;
-- 14 марта 1923 года меламед Борис Голдин в Горках Могилевской области был привлечен к суду "в связи с преподаванием религиозных предметов количеству детей от двух и выше" и приговорен к месяцу принудительных работ и уплате судебных расходов;
-- по доносу членов евсекции в начале 20-х годов был арестован в Велиже Витебской области раввин Элиэзер Пупко за содержание подпольной миквы и за призыв не покупать мясо у мясников, не торгующих кошерным мясом, и также осужден;
-- открытый судебный процесс над шамесами и меламедами в Бобруйске в 1923 году окончился их осуждением. А вот пример указа, принятого 2 августа 1922 года на заседании евсекции при областном отделе народного образования в городе Конотопе:
"1) Немедленно прекратить преподавание во всех хедерах, даже если родители внесли плату вперед.
2) ГПУ должно прибегнуть к самым энергичным мерам, чтобы на практике осуществить этот указ.
3) Лица, которые не подчиняются этому указу, как, например, те, кто оказывает денежную помощь хедерам и другим религиозным школам или предоставляет им помещения, будут немедленно арестованы и предстанут перед судом". Результатом этого указа стали инициированные доносами членов евсекции аресты и избиения учеников нелегальной иешивы, о чем стало известно из письма к Ребе Йосефу-Ицхаку:
"Лазарь Левин со своими людьми искал его [ученика Михала, 28 лет. -- И. О.] в иешиве, но не нашел и пошел к нему домой. Лазарь потребовал, чтобы Михал пошел с ними. Но тот не захотел. Тогда они зверски избили его, переломив палку о его спину, и поволокли в тюрьму. После этого Михал попал в больницу и там скончался...
Десять учеников иешивы были задержаны и доставлены милиционерами в тюрьму. Там, в камере, уже были другие ученики. Через какое-то время, когда юноши стали молиться, на них набросились красноармейцы, сбили с ног, начали избивать. Только вмешательство других заключенных помогло их спасти...
Один юноша по имени Шломо Гехтер был доставлен в тюрьму, избит, а после этого его поставили к стенке и пригрозили расстрелом. В результате он заболел нервным расстройством...".
Ребе Йосеф-Ицхак давно заметил, что в тех городах, где у власти находились гои, жизнь евреев была спокойнее, а там, где заправляли евреи-коммунисты, жизнь еврейских религиозных общин намного усложнялась. Он с отвращением неоднократно говорил, что еврейские коммунисты, выслуживаясь, "лезут из кожи вон: отбирают синагоги, закрывают миквы, шпионят за теми, кто обучает детей Торе".
Такое отношение Ребе к деятельности евсекций ни для кого не было секретом, так что неудивительно, что за Йосефом-Ицхаком и его помощниками была установлена постоянная слежка активных членов евсекций, органы ГПУ получали информацию о каждом, кто посещал его квартиру.
Позднее руководитель московской евсекций Литваков жаловался председателю еврейской общины Альберту Фуксу на Ребе, который, по его словам, "организовал всех служителей культа -- раввинов, шойхетов, меламедов -- во всех концах страны и всячески помогает и поддерживает как их, так и религиозные институции -- миквы, синагоги, хедеры и иешивы -- с их преподавателями и учащимися... Куда бы мы ни посмотрели, -- говорил он, -- и не только в Белоруссии, на Украине и в Центральной России, но и в самых отдаленных местах -- в Грузии, в Средней Азии, -- и там мы находим посланцев Шнеерсона, которые укрепляют религиозные учреждения".
Завершал Литваков свои жалобы угрозами Ребе Йосефу-Ицхаку: "А мы решили выкорчевать его с корнем, и у нас уже накопилось достаточно материала, необходимого для этого". Очевидно, для окончательного решения этой проблемы и более успешной борьбы с посланцами Ребе на местах Литваков и обратился в ГПУ с предложением, чтобы члены евсекций получили удостоверения и полноправные полномочия их сотрудников, чтобы "закрывать религию" более эффективно, опираясь на "щит и меч".
Власти официально в этой просьбе отказали, но на совещании высших чинов ОГПУ после долгих споров "по религиозному вопросу" было решено, что вопрос о поддержке евсекций предоставляется "на усмотрение местных отделов ГПУ в зависимости от обстановки". Отметим, что в Москве у членов евсекций не было никаких полномочий, а руководитель ленинградского ГПУ создал "в своем аппарате специальный отдел по борьбе с еврейской религией".
Контакт членов евсекций с местными органами ГПУ был хорошо налажен, во многих городах деятельность еврейских агентов чекистов вскоре стала приносить хорошие результаты. На основании их доносов и агентурных сообщений собирался компромат на раввинов, меламедов, моэлей и шойхетов, позднее их стали арестовывать и высылать, а также закрывать миквы, хедеры, иешивы.
Антирелигиозная и богоборческая деятельность членов евсекций была настолько результативной, что Сталин как-то заявил: "Если бы все антирелигиозные организации были так активны в борьбе с религией, как евсекция, то с религией мы бы давно уже покончили".
Изменение религиозной жизни евреев с завершением НЭПа
Введенный в 1921 году НЭП, разрешивший мелкую торговлю и предпринимательство, принес временное облегчение жизни для безработной еврейской молодежи. Но с постепенным свертыванием НЭПа началось активное наступление на частника, и для хасидских семей из малых городков и местечек Украины и Белоруссии это означало уничтожение их традиционных занятий -- мелкой торговли и ремесла, позволявших им выживать, не работая в субботу, отмечать все религиозные праздники и давать детям еврейское религиозное воспитание дома.
Притеснения евреев-частников со стороны советской власти возрастали, причем в местечках, где все знали друг друга, все труднее становилось соблюдать религиозные нормы жизни. Начался "великий исход" хасидов в большие города, где приезжающим всегда была гарантирована на первое время материальная поддержка общины, позднее -- устройство жилья и работы (что в пригородах было значительно проще), да и затеряться среди многочисленного городского еврейского населения хасидам было легче.
Благодаря помощи зарубежных благотворительных фондов, с середины 20-х годов возродилась сеть кустарно-кооперативных артелей, а для еврейской молодежи -- курсов повышения квалификации кустарей, были открыты также благотворительные столовые, где выдавались бесплатные обеды беднякам и студентам. Заметим, что материальная помощь артелям хасидов-надомников рассматривалась позднее чекистами как "втягивание к себе в экономическую зависимость беднейшего населения путем ссужения средств, вязальных машин и т. п.".
При внедрении "добровольных помощников" чекистов в религиозные общины хасидов органы ГПУ столкнулись с большими сложностями, поскольку деятельность хасидских лидеров, а также работа хедеров, иешив были строго законспирированы. В первых агентурных сообщениях сексотов, вошедших позднее в специальные "меморандумы" и "объяснительные записки", составляемые для руководства ОГПУ и высших партийных органов, особо отмечалось:
"Один из принципов любавичского хасидизма -- воспитание молодежи в религиозно-националистическом духе и в отрыве от советской действительности в послереволюционный период проявился в организации в ряде городов и местностей (Невель, Любавичи и др.) нелегальных духовных училищ низшего (хедер) и высшего (ешибот) типа. На базе этих училищ и молитвенных домов происходило организационное сплочение хасидов.
В нелегальных духовных училищах низшего (хедер) и высшего (ешибот) типа в 20-х и первой половины 30-х годов, отчасти под непосредственным влиянием Шнеерсона, отчасти под руководством его помощников, прошли испытание те кадры хасидов, которые позднее стали ядром нового становления секты и повторили с известным успехом ее старые реакционные формы (нелегальные молитвенные дома, хедеры, ешиботы)".
Далее отмечалось, что хасиды -- выходцы из "социально чуждой среды", то есть из семей владельцев кустарных производств или торговцев, что в период НЭПа они имели возможность расширить как свое производство, так и частную торговлю, что после изменения государственной политики, отмены НЭПа и отмирания частного производства, они организовали кооперативные артели, объединенные по религиозному признаку.
По убеждению агента, подобные артели часто являлись по сути "формой маскировки", так как формально хасиды числились на работе в артели, а фактически, имея трикотажные и ткацкие машины, были надомниками. В доносе обращалось особое внимание соответствующих органов, что артели "получали сырье в организованном порядке на государственных предприятиях, а готовую продукцию сбывали в основном на черном рынке", имея неучитываемые налоговыми органами огромные доходы.
Но главное для чекистов было то, что надомничество давало хасидам возможность "соблюдать свои религиозные обряды, то есть не работать по субботам и праздникам, воспитывать своих детей не в советских школах, а в нелегальных хедерах и ешиботах, либо приглашать меламедов для индивидуального обучения детей на дому". Поэтому чекисты начали активно внедрять в состав еврейских артелей своих агентов и выявлять среди артельщиков-надомников бывших раввинов, меламедов, моэлей и шойхетов.
Внедрение агентов ОГПУ в хасидские общины
Приступая к активной разработке как руководителей, так и активных членов еврейских религиозных общин, чекисты объясняли необходимость такой работы тем, что "хасидизм в еврейских кругах стал одним из воинствующих фанатичных, реакционных учений. Оно всюду насаждает нелегальные хедеры и ешиботы, активно противодействуя всяким новшествам, появляющимся у трудящихся евреев, вплоть до угроз и т. п.".
С середины 20-х годов региональные органы ГПУ должны были ежегодно представлять на рассмотрение центрального руководства "сметы расходов по обслуживанию религиозных и сектантских группировок", в которых отдельной строкой шло обоснование розыскной работы и по еврейскому духовенству.
В качестве примера сведений о количестве внедряемых агентов и сумме расходов на оплату их работы приведем выдержку из объяснительной записки к подобной смете, представленной на рассмотрение оргбюро ЦК РКП(б) Украины. В записке оговаривалось, что работа "по еврейскому духовенству проводится первый год и находится лишь в стадии изучения состава руководящего актива и в приобретении осведомления":
"Для успешного проведения работы по обслуживанию еврейского духовенства нам нужно иметь по 2 платных осведомителя в каждом округе. Количественный состав осведомителей по каждому округу, конечно, превышает выставленную нами цифру 2-х осведомителей, но мы исходили из того, что Окротделы будут оплачивать наиболее ценное осведомление, через которое возможно проводить церковную политику".
Далее украинские чекисты предлагали для работы по еврейскому духовенству набрать секретных сотрудников в тридцати восьми округах, и при оплате работы сексота по 10--20 рублей в месяц просили только на второе полугодие 1928 года -- 4560 рублей. При этом в объяснительной записке отмечалось, что приведенная выше оплата работы осведомителя "не всегда бывает соблазнительной, особенно при вербовке", поэтому в своей практической работе чекистам приходится выплачивать содержание "по иной тарификации, в зависимости от ценности секретного сотрудника", а именно: "особенно ценным сотрудникам иногда приходится выплачивать вознаграждение до 60 рублей и более". Этим пояснением к смете расходов на работу сексотов чекисты доказывали, что представленная к рассмотрению общая сумма является минимально возможной.
Кроме оплаты самой работы сексотов, обосновывалась также "полная целесообразность вызовов осведомителей в центр, а также встреч с ними в определенных условных местах при соответствующей обстановке", на что требовалась дополнительная сумма в 600 рублей. В смету также закладывались дополнительные расходы на инструктаж в сумме 300 рублей. И далее: "Осведомление должно периодически инструктироваться путем специальных выездов для этой цели наших сотрудников". Но это относилось, главным образом, "к наиболее ценной и важной агентуре", которая за свой счет, естественно, не ездит.
Если учесть, что согласно "Смете расходов на работу ГПУ среди религиозных группировок" по Украине на первое полугодие 1928 года требовалось 58 480 рублей, то можно себе представить общую сумму расходов на работу сексотов по всей стране. Но полученные деньги "добровольные помощники" чекистов, очевидно, хорошо отрабатывали, поэтому в дальнейшем средства, выделяемые на организацию "секретного осведомления по религиозникам", только возрастали.
Результаты тайной деятельности Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона и его помощников
Активная работа агентуры чекистов привела к закрытиям синагог, микв, официальных и тайных хедеров и иешив, а также массовым арестам и высылкам раввинов, меламедов, моэлей и активных членов религиозных общин. Но после разгрома одних учебных заведений возникали новые тайные хедеры. Не прекращали своей работы подпольные отделения иешивы "Томхей тми-мим" в Бердичеве, Невеле, Ленинграде, Витебске, Киеве, Полтаве, Полоцке, Херсоне, Бухаре и других городах, продолжали свою работу миквы и минъяны.
Все в деятельности хедеров и иешив было как раньше, только ученики по очереди дежурили у окна, чтобы при малейшей опасности вовремя разбежаться. Сын меламеда Исроэль-Еуда Левин, проучившись два года в киевской иешиве, в начале 20-х годов приехал для продолжения учебы в иешиву Витебска и был поражен, увидев на перроне молодых людей с пейсами, пробивающейся бородкой, в кепках, с цицит наружу. И это была реальность -- ведь начинался учебный год, и все они приехали учиться в иешиву "Томхей тмимим". Исроэль-Еуда позднее вспоминал это незабываемое ощущение: "Я как будто оказался в Эрец-Исраэль...". И это чудесное видение на вокзале в Витебске вошло в его душу навсегда.
Несмотря на усиление гонений на раввинов и меламедов, места арестованных и высланных занимали новые пастыри. Назовем имена некоторых подвижников из тысяч исчезнувших в годы большевистского террора.
Хедерами продолжали руководить раввины: Шолом Фридман -- в Бердичеве; Шмуэль Коткин -- в Донецке; Мордухай Рабинсон -- в Бобруйске; Лучинский -- в Богуславе Киевской; Довид Либер-ман -- в Борзне Черниговской; Довид Киевман -- в Ветке Гомельской; братья В. М. и И. М. Борухоры -- в Житомире; М.-М. Гилейвич в Зембине Минской; меламеды Лейба Крейнин -- в Ленинграде, Михоэль Дворкин -- в Костроме и Борис Голдин -- в Горках Могилевской области (после ареста и осуждения последнего тайный хедер продолжал работать); хедер для горских евреев в Дербенте с 1921 года возглавил раввин Н.-Ш. Сосонкин.
Отделениями иешивы "Томхей тмимим" руководили раввины: Борух Левкиркер и Н.-Ш. Сосонкин -- в Батуми; А. 3. Пинскер и Авром Дрейзин -- в Витебске; Мойше Прицкер и Элиэзер Пинский -- в Бердичеве; Исроэль-Еуда Левин -- в Егорьевске Московском; Мойше Аксельрод и И. Беньяминсон -- в Жлобине Гомельском; Н. Лабковский -- в Днепропетровске; меламеды Нисон Не-манов -- в Невеле; Яаков Ланда -- в Ленинграде (позднее его сменил раввин Симон Лазарев) и т. д.
В Крыму работали еврейские земледельческие поселения, там удалось открыть несколько хедеров, пригласить шойхетов и построить одну микву -- борьба шла "за каждую исполненную заповедь, за каждый прожитый по-еврейски день".
С началом массовых арестов раввинов и меламедов часть из них, опасаясь за свои семьи, отказалась работать в тайных хедерах и иешивах, что потребовало срочного вмешательства Ребе Йосефа-Ицхака. Он тайно собрал старых выпускников любавичской иешивы "Томхей тмимим" и подробно рассказал о тяжелой ситуации с хедерами на местах, оказавшимися без духовного руководства.
После серьезных переговоров семьдесят человек согласились выехать в опасные зоны и занять места тех, кто отказался от своей миссии. Именно об этих верных и непокоренных пастырях Ребе позднее вспоминал:
"Самоотверженность русских евреев в те годы вызывает удивление... Они совсем не думали о себе, они были готовы ко всему. Не так они боялись ареста, как того, что занятия прервутся. Единственное вознаграждение, которое они просили, заключалось в том, чтобы им дали возможность прокормить самым скромным образом жену и детей".
Глава 2
ЖИЗНЬ ЕВРЕЙСКИХ РЕЛИГИОЗНЫХ ОБЩИН В ЛЕНИНГРАДЕ. РЕПРЕССИИ ПРОТИВ ХАСИДОВ
Надо помнить, что тюрьма и принудительные работы -- это страдания временные, а Тора и заповеди вечны!
Ребе Йосеф-Ицхак Шнеерсон
Религиозная ситуация в Ленинграде в 20-е годы
Наплыв религиозных евреев в начале 20-х годов в Ленинград привел к необходимости открытия в городе новых синагог и молельных домов, так как Хоральная и другие синагоги во время религиозных праздников были переполнены. Открылись, например: хасидская синагога "Бейс-Яков" на углу Троицкой улицы; синагога "Шаарей Цион" ("Врата Сиона") на Знаменской; "молельня хасидов-торговцев" в малом здании Хоральной синагоги во главе с Иегудой-Лейбом Майзелем; синагога "Тиферес Исроэль" ("Слава Израиля") в квартире на Вознесенском проспекте и др. Заметим, что в начале 20-х годов советская власть больше внимания уделяла борьбе с "тихоновской" Православной Церковью, чем с еврейскими религиозными организациями, которыми сначала активно занимались лишь евсекции.
С началом НЭПа появились первые признаки либерализации политики властей в отношении религии: позволялось учреждать религиозные объединения в форме "обществ", которые имели немного больше прав, чем разрешенные в 1918 году "группы верующих", так называемые "двадцатки". В Ленинграде группа общественных и религиозных деятелей, воспользовавшись постановлением, создала общину с расширенными полномочиями, получившую статус "религиозного общества" и объединившую "двадцатки" почти всех синагог.
24 октября 1924 года состоялось собрание учредителей Ленинградской еврейской религиозной общины (ЛЕРО), на котором был принят проект Устава. 26 января 1925 года община была зарегистрирована, но, как и все религиозные общины, не имела прав юридического лица и не могла владеть собственностью. ЛЕРО управляла Хоральной и кладбищенской синагогами, в состав ее руководства входили также и представители малых синагог.
Хасидам под синагогу был передан полуразрушенный двухэтажный дом, и община вложила много труда и средств в его восстановление и организацию в нем хасидской синагоги "Цемах Цедек". К концу 20-х годов в Ленинграде уже действовало семнадцать синагог и молелен, причем даже корреспонденты партийной газеты "Ленинградская правда" в своих статьях признавали, что синагоги посещают не только нэпманы, но и "кустари, съезжающиеся из Невеля и Витебска в поисках призрачного счастья, и даже иногда отсталые жены рабочих".
Позднее в той же газете один из авторов с тревогой писал об усилении влияния Ребе Йосефа-Ицхака на рост интереса к религии, причем "не только со стороны еврейских буржуазных элементов, но и более или менее широких кругов евреев-трудящихся". А с точки зрения органов ГПУ, Йосеф-Ицхак был "одним из столпов еврейского религиозного движения ортодоксов (хасидов)".
Переезд Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона в Ленинград
11 марта 1924 года в шесть часов вечера на квартиру Ребе Йосефа-Ицхака в Ростове-на-Дону явились чекисты. Обыск продолжался долго и основательно. Ребе должны были арестовать и привлечь к суду, но активные хлопоты его друзей и обращения их знакомых, близких к властям, дали результат -- удалось неофициально договориться с властями: Ребе не будет арестован, если покинет город навсегда.
В июне 1924 года, без привлечения к себе особого внимания, Ребе Йосеф-Ицхак выехал с семьей и помощниками в Ленинград, откуда руководство тайной работой развернулось с еще большим размахом. Сотни его посланников разъезжали по всей стране с поручениями и наказами.
С появлением в Ленинграде Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона многие хасидские семьи стали перебираться туда же. Одним удавалось устроиться в самом городе, другие стали селиться в пригородах, и прежде всего в поселке Новая Деревня. С одной стороны, это позволяло хасидам находиться достаточно близко к своему духовному пастырю, с другой -- давало им возможность создать сплоченную еврейскую общину в тихом, достаточно надежном месте, чтобы продолжать традиционную религиозную жизнь. Постепенно поселок Новая Деревня превратился в своеобразный центр хасидизма.
Вспоминает раввин Рафаил Немойтин:
"Когда Ребе Йосеф-Ицхак переехал в Ленинград, я был совсем мальчишка, пятнадцати лет. Мой дед был хасидом Ребе Шмуэля, мой отец Шмуэль Немойтин -- хасид Ребе Шолома-Довбера, а я стал хасидом его сына. Впервые увидел я рабби Йосефа-Ицхака во время гражданской войны. Сколько помнится, он несколько раз приезжал в Петроград по делам. Мой отец, реб Шмуэль, держал еврейскую столовую и магазин кошерного мяса, так что все дороги вели к нам...
Каким мне запомнился будущий Ребе? Молодой, рыжий, красивый, остроумный, довольно веселый. Ясный выговор. Деловой. И добрый".
В квартиру Ребе постоянно приезжали любавичские хасиды со всех концов страны. В большой гостиной, превращенной в синагогу, регулярно собиралось на молитву множество людей. О руководимом Ребе движении узнали на Западе, и к нему, как председателю Совета раввинов еврейских общин Союза, обратились с предложением финансовой помощи несколько зарубежных благотворительных организаций.
С 1925 года ежегодная помощь, приходящая из разных стран, распределялась, согласно решениям Совета, на поддержку микв, организацию хедеров и иешив, оплату работы шойхетов, раввинов, меламедов, преподавателей Торы в синагогах и по домам в еврейских общинах по всей стране. Отдельная помощь оказывалась и колонистам новых еврейских сельскохозяйственных поселений.
Чтобы представить масштаб деятельности Ребе и его помощников, приведем выдержку из его письма за границу, в котором он, не называя имен и городов, сообщал, на что будут потрачены запрошенные Советом средства.
"25 раввинов получат 10 долларов (раз в три месяца);
50 раввинов получат 8 долларов (раз в три месяца);
50 раввинов получат 5 долларов (раз в три месяца);
200 меламедов получат 10 долларов в месяц;
100 меламедов получат 20 долларов в месяц;
15 меламедов получат 40 долларов в месяц;
Люди, дающие уроки Торы в синагогах, получат:
50 человек -- по 10 долларов;
50 человек -- по 15 долларов;
15 человек -- по 4,30 доллара;
5 человек -- по 5,50 доллара".
Далее Ребе обращал внимание на то, что в маленьких городках и местечках миквы находятся в плачевном состоянии и нуждаются в постоянной поддержке, причем в одних местах помощь может быть единовременной, а в других -- ежемесячной.
"Единовременная помощь будет включать:
50 микв получат каждая по 50 долларов;
100 микв получит в среднем каждая по 25 долларов (напоминаю, что речь идет здесь только о единовременной помощи).
Ежемесячная помощь включает:
100 микв будут получать по 10 долларов".
В течение нескольких лет во многих городах и областях были отремонтированы миквы, восстановлены и открыты новые хедеры, поддержана деятельность тайных отделений иешивы "Томхей тмимим" и созданы новые. Активная деятельность Ребе и его последователей, благодаря материальной помощи западных благотворительных организаций, позволила ему исполнить наказ отца, Ребе Шолома-Дойв-Бера, -- "выходить и распространяться".
Открытие иешивы в Невеле. Арест ее руководителей
В 1925 году, по заданию Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона, в город Невель Ленинградской губернии прибыл выпускник иешивы "Томхей тмимим" Шмуэль-Исроэль Левин. В течение года он организовал там нелегальную синагогу, объединил молодежь в группу "Тиферес Бахурим" ("Краса молодежи"), участники которой стали обучаться в созданном им отделении иешивы "Томхей тмимим", получившей имя Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона.
Главной целью создания этой иешивы была подготовка раввинов и шойхетов для хасидских общин. Вскоре в нее стали направляться на учебу юноши из многих городов и местечек. В ней одновременно обучалось до 65 учеников. Средства на содержание помещения и выплату стипендий ученикам передавались из Польши. Руководители иешивы ставили перед собой задачу "любой ценой поддержать свет души еврейской, чтобы никто не смог погасить его".
Янкель Гуревич, ученик невельской иешивы, арестованный позднее в Ленинграде, покажет на допросе: "Впервые я поступил учиться в ешибот в городе Невеле, где училось 40 или 46 человек". Другой выпускник, арестованный в 1938 году в Московской области, даст вынужденные показания о том, что молодежь "в ешиботе воспитывалась в контрреволюционном направлении", что "преподаватели ешибота постоянно высказывали враждебные взгляды к существующему строю и клеветали на партию и советскую власть", что учащиеся должны были "вести среди населения контрреволюционную агитацию". Он же показал, что при нем иешиву в Невеле окончили 15--20 человек, после чего все они "выехали на работу в разные города".
К началу 1928 года органам ГПУ стало известно о деятельности группы "Тиферес Бахурим" и о ее руководителях -- Юде Эбере и Хаче Фейгине, которые успели вовремя скрыться. Меламед Самуил-Шмуэль Левитин был арестован и выслан в Сибирь, а тайная синагога, в которой работала иешива, вместе с ней была вскоре ликвидирована.
Руководитель иешивы Шмуэль-Исроэль Левин, вовремя предупрежденный, срочно выехал из Невеля в Торопин, его ученики также успели скрыться. Самуил Арванд, Гирш Ардов, Янкель Гуревич, Залман Гурарий и Абрам Обольский выехали в Ленинград, где продолжили учебу в нелегальной иешиве; Файвист Бере-зин поступил в харьковскую иешиву.
Израиль-Иосиф Аронштам, Нейах и Яков Ганзбурги, Лазарь Герцович и Хаим Левин выехали в Москву, где их какое-то время прятали по квартирам, а потом помогли устроиться на работу в артель "Мебельщик" в поселке Егорьевск под Москвой. Там они влились в большую хасидскую общину и продолжили свое обучение в нелегальной иешиве, руководимой раввином Нахумом-Ги-лелем Пинским.
Конфликт хасидов с лидерами ЛЕРО
Рост авторитета Ребе волновал не только власти, но и руководителей Ленинградской еврейской религиозной общины (ЛЕРО), так как ставил под сомнение их лидерство в организации религиозной жизни Ленинграда. В 1925 году правление ЛЕРО выступило с инициативой проведения всероссийского еврейского религиозного съезда, на котором должны были обсуждаться вопросы, связанные со строительством микв, продажей кошерного мяса, обучением детей Торе.
Лидеры ЛЕРО организацию съезда -- поездки по крупным общинам, переписку с остальными, получение разрешения властей и т. д. -- были готовы взять на себя, рассчитывая при этом, что в случае успеха съезда материальная помощь западных благотворителей будет перераспределена в их пользу.
В августе 1925 года к Ребе Йосефу-Ицхаку обратился Л. Гуревич, председатель правления ЛЕРО, с предложением поддержать их идею созыва в Ленинграде религиозного съезда посредством рекомендательных писем к общинам хасидов в других городах.
Отношение хасидов к ЛЕРО было отрицательным, ведь среди ее руководителей было много общественных деятелей, наследников революционных преобразований в стране после Октября 1917 года и участников преследования религии. Поддержку раввином Давидом-Тевелем Каценеленбогеном предложений членов правления ЛЕРО хасиды объясняли его якобы "детской доверчивостью и старческой немощью, позволявшими лукавому и бесчестному правлению использовать Каценеленбогена в своей нечистой игре".
Во время разговора с Л. Гуревичем у Ребе возникли опасения, что за спиной организаторов стоит руководство ленинградской евсекции, а значит, и органы ГПУ. В какой-то мере Йосеф-Ицхак в своих опасениях оказался прав, так как во многих городах раввинов приглашали в органы ГПУ и настоятельно советовали им принять участие в съезде, хотя следует учесть и тот факт, что для Ребе усиление ЛЕРО означало ослабление влияния Совета раввинов еврейских общин Союза, который он возглавлял.
В середине ноября десять членов руководства ЛЕРО, в основном хасиды, демонстративно ушли в отставку, к раввину Давиду-Тевелю Каценеленбогену была направлена делегация, чтобы "открыть ему глаза", но успеха она не имела. А в воскресенье 22 ноября в Хоральную синагогу были приглашены прихожане районных молелен на митинг, на котором им рассказали, что безбожное правление ЛЕРО тайно готовит съезд, цель которого -- отвратить евреев от Торы.
16 июня 1926 года состоялось собрание учредителей нового общества хасидов "Цемах-Цедек" под руководством близкого к Ребе раввина Шимона Лазарева, куда вошли многие из участников митинга. Правда, устав общества "Цемах-Цедек" был зарегистрирован властями лишь через год.
На выборах 1926 года в правление ЛЕРО вошли хасидские раввины Шмуэль Меклер и Шмарьягу Гурарий, -- так что участие хасидов в делах ЛЕРО продолжалось. Но открытая конфронтация между ЛЕРО и Хабадом усиливалась, а продолжение подготовки лидерами ЛЕРО религиозного съезда вызвало активное противодействие со стороны руководителей хасидов.
В декабре по крупным еврейским общинам были разосланы письма с открытым обращением Ребе Йосефа-Ицхака, в которых он предупреждал, что "призыв ко всеобщему съезду представляет сейчас опасность, это вещь нечистая, и поэтому я выступаю против нее окончательно и бесповоротно. Я предвижу, что съезд приведет к последствиям очень нехорошим, пусть Всевышний обережет нас от них...".
Письма Ребе и распространявшиеся слухи о том, что в созыве этого съезда заинтересовано ОГПУ, с целью установить надзор за раввинами, привели к тому, что общины Москвы, Минска, Кременчуга, Днепропетровска высказались против участия в нем. Несмотря на это, подготовка съезда продолжалась, раввин Давид-Тевель Каценеленбоген встречался с Ребе Йосефом-Ицхаком, чтобы договориться с ним о поддержке инициативы ЛЕРО, но эта попытка не имела успеха.
Раввинская конференция в Коростени
А в октябре 1926 года к Ребе Йосефу-Ицхаку обратились организаторы готовящейся в Коростени конференции верующих Волынской губернии (раввинская конференция), уже получившие на ее проведение разрешение властей. На предложение организаторов принять в ней участие Ребе заявил, что хотя сейчас не время для съездов и есть подозрение, что в нем будут участвовать "красные раввины", но этот съезд, возможно, не принесет вреда, а может быть, от него и будет польза. Он выделил организаторам финансовую помощь и послал туда своего представителя.
Раввинская конференция прошла весной 1927 года, и в ней приняли участие пятьдесят раввинов Волыни и двадцать три гостя из разных общин. Продолжалась она около недели и прошла на волне большого духовного подъема. Почетным председателем, несмотря на отсутствие, был избран Ребе Йосеф-Ицхак, его приветственное письмо было зачитано в первый же день конференции.
В этом письме Ребе напоминал участникам конференции о тех требованиях, которые так и не сумели предъявить советскому правительству участники московского съезда раввинов, а именно: "предоставить евреям полную самостоятельность во всем, что касается соблюдения заповедей Торы"; "разрешить еврейским детям, записанным в советские школы, не ходить в них по субботам и праздникам" и др.
На конференции была выдвинута идея объединения еврейских религиозных общин всей страны и был избран исполнительный комитет, который должен был осуществлять принятые решения. Возможно, избрание Ребе почетным председателем раввинской конференции, зачитывание его приветственного слова стало последней каплей, переполнившей чашу терпения властей.
Вскоре был арестован один из организаторов конференции, но через несколько дней его освободили. Он-то и предупредил Ребе о готовящемся аресте четырех активнейших раввинов и высылке их в административном порядке, без суда и следствия, чтобы не было шума. Первым в этом списке стояло имя Ребе Йосефа-Ицхака.
Подготовка съезда лидерами ЛЕРО между тем продолжалась. Ребе, убежденный, что евсекция использует съезд для раскола в раввинате, весной 1927 года вновь обратился к верующим с предупреждением не участвовать в нем. В повестке съезда намечалось обсуждение острых проблем: организация религиозного обучения детей, субботний отдых, отмена запрета на издание религиозной литературы, благотворительность и т. д.
В готовящемся съезде должны были участвовать 179 делегатов от ПО легальных общин. Против одного из пунктов -- создание религиозно-философского семинара для подготовки раввинов -- активно выступал Ребе. Он считал, что принятием этого пункта власти поставят условие -- выявление всех подпольных иешив. Да и избрание исполнительного органа съезда, на работу которого в будущем должна будет выделяться часть средств западных благотворительных фондов, он также считал нежелательным для нелегальной работы по возрождению традиционной религиозной жизни евреев.
Решение Совета раввинов еврейских общин. Празднование Пурима в Москве
Зимой 1927 года Ребе Йосеф-Ицхак по делам прибыл в Москву, где на конспиративной квартире встретился с членами Совета раввинов еврейских общин Союза. При обсуждении плана работы на второе полугодие долго спорили, должен ли Совет субсидировать евреев, кустарей, работавших на дому. Ребе убеждал, что именно эту помощь надо расширять, ведь она дает возможность религиозному еврею работать, не нарушая субботы.
В конце концов Ребе удалось убедить спорящих, и решение было принято членами Совета единогласно, после чего на встрече с представителем американского благотворительного фонда он договорился о дополнительных ассигнованиях в бюджет Совета раввинов еврейских общин Союза на второе полугодие. Это решение дало возможность закупить специальное оборудование для надомного труда, которое стало источником пропитания для тысяч еврейских семей во многих областях на Украине и в Центральной России.
О пребывании Ребе в Москве и тайных встречах с московскими хасидами стало известно чекистам. В начале февраля в органы ГПУ был вызван председатель московской еврейской общины Альберт Фукс. В ходе долгой "беседы" ему стало ясно, что органы уже собрали многочисленные "свидетельские" показания о деятельности Ребе и что положение складывается достаточно серьезное.
По возвращении Фукс не стал рассказывать членам правления Хоральной синагоги, взволнованным столь долгим пребыванием его в ГПУ, об истинной цели допроса, ограничившись лишь отговоркой. Но одному из них, хасиду, приближенному к Ребе, он подробно рассказал, о чем его спрашивали: действительно ли, что Ребе в Москве собрал "большую сумму денег для еврейских религиозных учебных заведений"; верно ли, что "значительные суммы денег для этих целей он получил из-за границы"; так ли, что Ребе Йосеф-Ицхак -- "авторитет для сотен тысяч религиозных евреев, вне зависимости от того, являются они хасидами или нет?".
Подробно рассказав о содержании долгой беседы, Альберт Фукс просил передать Ребе, чтобы тот этой же ночью выехал из Москвы. Ребе в то время не мог выехать из Москвы, так как получил от родных известие об аресте в Ленинграде его секретаря, раввина Эльхонена-Бера Морозова. Поэтому он остался в столице, решив праздник Пурим провести в хасидской синагоге, о чем позднее вспоминал Альберт Фукс:
"В четверг вечером, проходя мимо любавичской синагоги, я увидел, что она освещена множеством свечей и полна людьми так, что яблоку негде упасть. Множество людей, которым не хватило места внутри, толпилось на улице. На мой вопрос, что происходит, мне ответили, что в синагоге выступает Рабби, так как сегодня "Пурим катан". Услышав это, я подумал: "Какое мужество и силу получил в наследство внук от деда, который, не считаясь с личной опасностью, стоял против великих злодеев и защищал еврейский народ".
Я зашел в синагогу послушать Рабби и увидел, что он стоит в центре зала и громким протяжным голосом говорит о чуде Пурима. Рабби говорил о стойкости народа Израиля и его способности сопротивляться врагам. Рабби напомнил о 22 000 еврейских юношей, учеников Мордехая, которые в то время, когда был издан указ, запрещавший изучение Торы, сказали своему учителю: "Мы с тобою всегда и на жизнь и на смерть", -- и эти дети и юноши победили могущественного министра Амана. И эта борьба постоянна, эта вечная война, ведущаяся в каждом поколении и в любом месте мира. И только изучение Торы с самых юных лет может укрепить фундамент еврейского сопротивления врагам.
Я никогда не забуду как содержание этого выступления, так и того воодушевления, которое оно вызвало у всех присутствовавших <...> Мой друг, бывший со мной вместе в синагоге и лучше меня знакомый с хасидами, сказал мне по дороге домой, что выступление Рабби, столь актуальное для той ситуации, в которой находится религиозное еврейство России, будет несомненно тщательно записано и распространено среди последователей любавичского Рабби".
Арест Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона и осуждение его помощников
9 февраля 1927 года на квартире секретаря Ребе, раввина Эльхонена-Бера Морозова, был произведен обыск, во время которого была изъята вся его переписка. Она подтвердила агентурные сведения о финансировании подпольной деятельности Хабада как за счет средств, собираемых по регионам, так и с помощью пожертвований из-за границы. В тот же день были арестованы дочери раввина -- Рахиль и Сарра Морозовы за "участие в подпольной молодежной сионистской организации, именовавшейся "Дрор", позднее -- еще четыре человека. 12 февраля Рахиль Морозова утверждала на допросе, что она с 1926 года была членом организации "Ге-Халуц", то же самое показали и другие арестованные, позднее же некоторые из них признали, что входили в "Дрор". 27 мая 1927 года все обвиняемые были приговорены к высылке на 3 года в Казахстан, кроме Цицилии Скупной, отправленной в Сибирь.
Главный обвинительный материал против Ребе Йосефа-Ицхака был получен при допросе его бывшего сотрудника Сабшеля-Якова Сорина. 21 февраля тот показал, что "к Шнеерсону ежемесячно стекаются денежные средства со всех концов СССР и из-за границы", что именно на эти средства содержатся многие иешивы, что "Шнеерсон с заграницей вел нелегальную переписку", что эту переписку он получал "на адреса Морозова Хонона, Ли-бермана X. Р. и других лиц", причем использовал при этом дипломатическую почту польского, латвийского и эстонского посольств.
23 февраля, после показаний Сорина, раввин Эльхонен-Бер Морозов был арестован и ему было предъявлено первое обвинение "в попытке переправить книги Ребе за границу". В тюрьме он был помещен в камеру с уголовниками, которые издевались над стариком и не давали ему молиться. Дочери Рахиль и Сарра, узнав об этом, объявили в знак протеста голодовку, но лишь на пятый день их акции раввин Эльхонен-Бер был переведен в камеру политзаключенных-сионистов.
В апреле ему было предъявлено обвинение в том, что он "содействовал в нелегальном переходе госграницы группе лиц", и в мае 1927 года раввин Эльхонен-Бер Морозов был приговорен к 3 годам ссылки и отправлен в Красноярск.
В ночь с 14 на 15 июня 1927 года на квартиру Ребе Йосефа-Ицхака пришли с обыском чекисты, после чего ему был предъявлен ордер на арест. При прощании с родными он успел предупредить их, чтобы они через знакомых и друзей передали во все иешивы и хедеры -- ничто не должно помешать занятиям, важно исполнять работу, как будто ничего не произошло.
Пока шел обыск в квартире, дочь Ребе, Хая-Мася, увидела в окно, что к дому приближается ее жених Менахем-Мендл Шнеерсон. Окно было распахнуто, и девушка крикнула, что у них гости. Тот сразу все понял и немедленно сообщил об аресте Ребе его секретарю и помощнику Хаиму Либерману. Затем вынес из своей квартиры рукописи Ребе, которые переписывались там, и разнес их по тем конспиративным квартирам, о существовании которых не знали органы ГПУ, заодно предупреждая всех об опасности.
Хаим Либерман прежде всего сжег списки хабадских посланников, а переписку Ребе и другие документы успел вынести из квартиры. И когда на следующий день к нему в квартиру ворвались чекисты, им достался лишь пепел от сожженных бумаг. Хаим Либерман был отправлен во внутреннюю тюрьму ГПУ на Шпалерной.
На первом же допросе ему было предъявлено обвинение в том, что он руководил организацией нелегальных хедеров и иешив, в которых и сам преподавал. Обвиняемый все отрицал, отказался сотрудничать со следствием, заявив, что если бы он даже знал что-то о руководстве иешивами, то все равно ничего не сказал бы об этом, будучи человеком религиозным.
В предъявленном Хаиму Либерману "Обвинительном заключении" говорилось, что он занимался "контрреволюционным саботажем", а также "преподаванием малолетним и несовершеннолетним религиозных вероучений". Он эти обвинения не подписал и 27 июня 1927 года был приговорен к 3 годам ссылки и отправлен в Тамбов.
Арестованного Ребе Йосефа-Ицхака привезли во внутренюю тюрьму ГПУ на Шпалерной. В первые же дни пребывания там Ребе поразило грубое обращение персонала тюрьмы: издевательства, оскорбления "жидовской мордой" и даже побои. На его просьбу дать ему возможность надеть тфилин, чтобы помолиться, последовал категорический отказ конвоира, а потом -- страшный удар по голове, в результате которого он скатился по железным ступеням и получил серьезную травму.
Чтобы вернуть отобранный при обыске тфилин, успевшему ознакомиться с правилами внутреннего распорядка тюрьмы Ребе пришлось отправить телеграммы главному прокурору, начальнику тюрьмы и следователю, а позднее -- в знак протеста объявить голодовку. Вызванный через два дня голодовки на допрос, Ребе отказался отвечать на вопросы следователя, пока не получил от него обещание, что ему вернут вещи, которые он требует. Он также отказался принимать тюремную пищу и ел только то, что ему передавали из дома.
На допросе 16 июня ему были предъявлены обвинения "в контрреволюционной деятельности", а именно в поддержке реакционных сил в стране, организации сети хедеров и иешив по всей стране, получении от заграничных организаций и благотворительных фондов финансовой помощи для поддержки религии.
И на этом, и на последующих допросах Ребе Йосеф-Ицхак спокойно и обоснованно, с подробными ссылками на советские законы, отвергал все обвинения, заявляя: "Я занимаюсь исключительно учением хасидес, другими делами я не занимаюсь. В хасидском кругу я пользуюсь авторитетом по знанию науки, так наз<ываемый> хасидес. Переписка, которую я получаю или же посылаю, -- отправляется только почтой".
Он также отрицал отправку своей почты по дипломатическим каналам и получение денег на религиозные нужды, а относительно своего непосредственного руководства организациями иешив заметил, что его не было, но он "существованию таковых сочувствовал бы".
Борьба хасидов за освобождение Ребе. Выезд за границу
Уже на следующий день после ареста Ребе по заданию хасидской общины из Ленинграда в Москву выехал раввин Шмарьягу Гурарий. Здесь при его активном участии был создан комитет по спасению Ребе. Действовали по трем направлениям: обращались к еврейской общественности, послам и министрам на Западе; отправляли коллективные петиции, телеграммы; встречались с официальными лицами, в том числе и неформально с видными большевиками. Члены комитета обратились также к Екатерине Павловне Пешковой, первой жене Максима Горького, возглавлявшей в то время организацию "Помощь политическим заключенным", и та активно включилась в дело освобождения Ребе.
21 июня 1927 года Ребе Йосефу-Ицхаку было предъявлено обвинительное заключение, в котором говорилось, что он, "будучи руководителем еврейской националистической группы хасидов, нелегально организовал еврейские школы -- хедеры и ешиботы, где преподавали религиозное учение малолетним". Это обвинение он отказался подписать. 27 июня 1927 года Ребе Йосеф-Ицхак был приговорен к 3 годам ссылки и отправлен в Кострому.
Дальнейшие хлопоты Е. П. Пешковой дали результат, и 11 июля дело Ребе Йосефа-Ицхака было пересмотрено -- ему было разрешено свободное проживание в стране. Он вернулся в Ленинград, но вскоре, опасаясь мести ленинградских чекистов, выехал в Москву, поселившись позднее в поселке Малаховка под Москвой.
Начались новые хлопоты, чтобы Ребе мог официально покинуть страну. Но, несмотря на многочисленные обращения министерств иностранных дел Германии и Латвии и активную поддержку Е. П. Пешковой, власти не давали разрешения на выезд Ребе из страны.
Лишь заинтересованность советского правительства в торговом договоре с Латвией, который готов был поддержать известный депутат сейма Мордехай Дубин при условии согласия властей на выезд Ребе, помогла решить вопрос положительно. 28 сентября 1927 года было дано разрешение на выезд "раввина Шнеерсона и его семьи, в сопровождении шести ближайших к нему лиц". 20 октября Ребе Йосеф-Ицхак покинул Россию навсегда.
Но разве могли забыть хасиды последний праздник Пурим в Москве, когда Ребе "мучился от нестерпимого жара, будто душа прожигала тело насквозь"? Разорванную рубашку Ребе, его рыдания и крик во весь голос о страшной опасности, которая их ожидает:
"Евреи, запомните эти слова:
ПОЙДЕМ И БРОСИМСЯ В ОГОНЬ САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ! Каждый должен вспомнить и понять: детей наших у нас забирают, хотят сделать нас бездетными и бесплодными! Раввины, шойхеты, меламеды, домохозяева, торговцы, юристы, врачи, мужчины и женщины -- вместе готовы мы на все, даже сгореть, не дай Б-г, ради Торы и ее заповедей!.. И тогда мы удостоимся того, что у нас будут и дети, и внуки...".