Поздним июльским вечером волчья стая томилась на лесистом увале в ожидании сигнала 'разведчика'. Наконец со стороны реки донесся призывный вой. Он не срывался на последней ноте, а завершался плавно гаснущим звуком, возвещавшим - 'чую добычу'. Через минуту он повторился, наводя на всё живое безотчётный страх.
'Видящие' носом не хуже, чем глазами, волки затрусили, то опуская, то вскидывая головы, стремясь не пропустить ни единого запаха. Бесшумно скользя сквозь непролазные заросли, мягко прыгая через поваленные стволы и рытвины, звери готовы были в любой миг замереть или молнией ринуться на жертву.
Вел стаю матерый волчище - Дед. Он заметно выделялся среди прочих широкой грудью и более мощным загривком.
Звери, поначалу ровно семенившие, учуяв вожделенный запах сохатого, перешли в намёт. Густой лес не замедлял их бег: подсобляя хвостом-правилом, они ловко маневрировали среди стволов и зарослей кустарника...
Лось, дремавший в скалистой нише, заслышав вой, вскочил и, ещё не понимая, откуда грозит опасность, затоптался на месте. Увидев множество приближающихся из темноты огоньков, понял - схватки не избежать. Готовясь к бою, он притиснулся задом к отвесной стене и, набычив голову, выставил громадные рога.
Опытные волки взяли сохатого в полукольцо. Дальше все должно было развиваться по отработанному сценарию: вожак, отвлекая жертву, всем своим видом демонстрирует готовность вцепиться ему в глотку, а остальные нападают с боков и режут сухожилия задних ног. Но, разгоряченный бегом Дед совершил ошибку: сходу кинувшись на быка, попал под сокрушительный встречный удар - острое копыто проломило грудь.
А вот налетевшие с боков, сработали четко: лось беспомощно осел на землю. Воспользовавшись промашкой вожака, его давний соперник - Смельчак, первым сомкнул челюсти на горле сохатого и, дождавшись, когда тот, захлебываясь хлынувшей кровью, перестанет бить ногами, взобрался на поверженного гиганта. Мельком глянув на истекающего кровью Деда, Смельчак понял, что тот не жилец, и победно вскинул голову: наконец пробил его час! 'Отныне я вожак!' - говорили его поза и грозный оскал.
Он, выделяясь отвагой и силой, несомненно, являлся достойным приемником. Смельчак был настолько ловок и силён, что умудрялся на ходу вырывать куски мяса у бегущей жертвы.
Попирая справедливые порядки, устоявшиеся в стае за годы предводительства Деда, Смельчак действовал нагло, подчиняя стаю своим желаниям. И, что странно, волки безоговорочно слушались. Это доставляло ему особое, прежде не ведомое наслаждение - наслаждение безграничной властью.
Способствовала уступчивости стаи и изобилие в этом году мяса. Оленей расплодилось так много, что хищники безо всяких усилий резали их чуть ли не каждый день. Сытная жизнь упрочила владычество Смельчака и нескольких приближенных ему угодников: вокруг него образовалась как бы стая в стае.
Покорность сородичей довольно быстро растлила вожака-деспота. Предпочитая, чтобы, высунув языки, охотились простые члены стаи, Смельчак со свитой приближённых подходили к добыче лишь когда жертва уже дымилась кровью. Поначалу отнимали ее силой, но мало-помалу добытчики свыклись с этим беспределом и, безропотно отходили, дожидаясь своей очереди. Лишь изредка, когда охота ожидалась необременительно-лёгкой, Смельчак, дабы размяться, тоже участвовал в ней.
Возможность играючи, без усилий добывать пропитание, привела к тому, что и остальные, доселе вроде нормальные волки, стали предаваться дикому разбою.
***
Жители деревни всё чаще натыкались на остатки зарезанных, порой не тронутых, оленей. Как-то даже обнаружили растерзанного волками медвежонка. Рядом, уткнув морду в живот, сидела оглушенная потерей медведица. Безвольно опустив передние лапы, она, горестно поскуливая, раскачивалась из стороны в сторону.
Люди ругали серых, но в тоже время полагали, что 'на все воля Божья'. А стая, почувствовав себя хозяйкой окрестной тайги, стала бесцеремонно промышлять даже возле деревушки. Затравленные олени всё ближе жались к окружавшему её заплоту.
Однажды табунок, в надежде, что волки не посмеют подойти к человеческому жилью, расположились на ночь прямо у бревенчатого частокола. Не успели олени задремать, как встревожено захоркал бык-вожак. Животные вскочили, сбились в кучу. Один олень, вдруг начал, ни с того ни с сего, яростно, словно от кого-то отбиваясь, лягать воздух. Но сколько олени ни всматривались во тьму, так и не смогли разглядеть ничего подозрительного. Тем временем рогач, взвившись на дыбы, упал и начал кататься по траве. Воздух наполнился запахом смерти.
А серые тени, уже не таясь, выныривали из тьмы, и вскоре табунок превратился в метущийся хаос: олени вскидывались, хрипели и падали, захлебываясь кровью. Резня продолжалось меньше десяти минут. Когда, разбуженные яростным лаем собак, мужики принялись палить для острастки в чёрноту, все было кончено.
Утром при виде оленьих туш, лежащих на примятой, бурой от крови траве, скитники ужаснулись. Казалось, что даже небеса с немым укором взирают на картину бессмысленного побоища.
- Сие - проделки диавола в волчьем обличии! Пора дать ему укорот! - возмущался лучший стрелок - Пуля.
Еще до этого случая, изучая по следам жизнь стаи, этот кряжистый бородач смекнул, что ею верховодит башковитый, но жестокий зверь. Пуля был уверен, что если выследить и уничтожить вожака, то разбой прекратится. Распутывая волчьи следы, он не единожды выходил на место отдыха стаи, однако хитрый волчара неизменно уводил её раньше, чем можно было сделать верный выстрел.
Смельчак тоже наблюдал за охотником. Пуля чувствовал это, и несколько раз их взоры даже скрещивались, но за то мгновение, пока он вскидывал ружье, зверь успевал исчезнуть - как будто растворялся в воздухе.
На этот раз терпение у людей лопнуло. Охотники договорились устроить засады на всех возможных проходах.
Пуле с братом Фёдором достался караул возле ключа, отделявшего кедрач от осинника. Натеревшись хвоей пихты, они устроились в кустах, держа ружья наготове. Привидениям проплыл над головами филин. Вышли на прогалину олени. Сопя и пыхтя, полез на косогор упитанный барсук. И только волков не было ни видно, ни слышно, хотя они все это время бродили неподалёку, искусно минуя засады.
Среди ночи, не смыкавший глаз Пуля, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, но он так и не заметил Смельчака, вышедшего прямо на их засаду. Волк некоторое время понаблюдал из-за куста за давним противником и, развернувшись, увел стаю в путаную сеть отрогов.
Последующие засады также не дали результата. Решили насторожить самострелы на волчьих тропах. Через несколько дней один из них работал: стрела пробила волка насквозь. Живучий зверь пробежал ещё с версту. Пытаясь зубами вытащить стрелу, он временами ложился на землю. Охотники нашли его по голосу ворона-вещуна, каркающего в таких случаях по-особому. Шкуру снимать не стали - от волка исходила невыносимая вонь.
- Питаются хорошим мясом, а пахнут дурно, - удивлялся Фёдор.
- А што ты хошь? Оне же слуги диавола! - откликнулся кто-то из мужиков.
После потери собрата стая словно испарилась. Через год, ставшие уже забывать о ее существовании люди, вновь были потрясены жестокой и бессмысленной бойней в одном из распадков: большинство зарезанных оленей лежали не тронутыми. Повторные облавы, пасти, самострелы на тропах и на привадах теперь вообще не давали результата. Предыдущие уроки для серых не пропали даром. Поднаторевший Смельчак запросто разгадывал хитроумные замыслы охотников.
Однажды им всё же повезло. Случайно вышли на Смельчака и его приближённых в то время когда они жадно рвали рогача. (Остальные члены стаи в это время терпеливо ожидали в отдалении, когда Смельчак и его приближённые наедятся). Охотники не преминули возможностью поквитаться с обнаглевшими хищниками. Меткие выстрелы Пули и Трофима уложили троих. Правда Смельчаку и в этот раз повезло. Он с подругой находился за тушей и не был виден охотникам. При первых выстрелах они успели убежать.
Одна из пущенных вдогонку пуль настигла отставшую волчицу. Смертельно раненная, она повернулась к бегущим стрелкам и, оскалившись, пошла, шатаясь, им навстречу.
За это время, волки-добытчики, ожидавшие в кустах своей доли, скрылись в чаще, незамеченные охотниками.
***
Утрата своры приближённых стала для Смельчака потрясением. Лишь на третий день он вернулся в стаю. Волки дремали, блаженно развалившись в самых немыслимых позах. Увидев вожака, по привычке встали, но смотрели напряженно, иные даже враждебно. Воспользовавшись его отсутствием, главенство уже захватил Широколобый. Убедившись, что Смельчак один, без свиты, он ещё более осмелел и стал открыто демонстрировать свое непочтение.
- Померяемся силой? Давай! Я готов! - говорила его поза.
Смельчак понимал, что должен, во что бы то ни стало осадить самозванца, но праздный образ жизни не прошел даром: он утратил былую силу и сноровку. Однако, даже отдавая отчет, что, скорее всего, уступит Широколобому, Смельчак не мог добровольно сдать власть - гордыня не позволяла.
Склонив голову набок, Широколобый настороженно следил за каждым движением вожака. Уже были показаны белые, как снег, клыки, поднята дыбом на загривке шерсть, гармошкой сморщен нос, неоднократно прозвучал устрашающий рык, но звери с места не сходили. Наконец Широколобый, делая вид, что отступает, принудил Смельчака совершить бросок. А сам этого только и ждал - отпрянув в сторону, он неуловимым боковым ударом лапы сбил вожака с ног и, нависнув над ним, принялся остервенело трепать загривок.
Поняв, что ему не одолеть молодого, Смельчак вырвался и метнулся в чащу. Еще никогда он не чувствовал себя таким опозоренным...
Давно заглохли последние верховые запахи стаи, а он все бежал и бежал, кипя от бешенства и бессильной злобы. Наконец, добрался до местности богатой зверьем, а следы пребывания людей там отсутствовали.
Смельчак быстро свыкся с участью изгоя и стал жить бирюком. Правда иногда на него наваливалась невыносимая тоска, но, не желая выдавать своё местоположение, он воздерживался от исполнения заунывной песни о своей горькой доле. В такие минуты лишь тихо и жалобно скулил, уткнув морду в мох.
***
Как-то, стая Широколобого, перемещаясь вслед за стадом оленей, столкнулась со Смельчаком. Волки с показным безразличием прошли мимо низвергнутого вожака. От унижения Смельчак заскрежетал зубами, да так, что на одном из них скололась эмаль. Ему, всю жизнь одержимому стремлением к главенству, жаждой превзойти других, видеть такое нарочитое пренебрежение было невыносимой мукой, но пришлось стерпеть.
Утратив за время царствования охотничью сноровку, Смельчак вынужден был довольствоваться мелкой и, как правило, случайной поживой. Зато, хорошо разбираясь в оттенках голоса ворона-вещуна, он легко определял, что тот обнаружил падаль, и по его подсказке, не гнушался сбегать подкрепиться на халяву.
Однажды, переев сильно протухшего мяса, чуть не околел. А после поправки уже не мог даже приближаться к падали - у него тут же начинались рвотные позывы. Отвыкший быстро бегать, он приноровился размеренно и упорно, с присущей волкам неутомимостью, преследовать добычу часами, а порой и сутками. Безостановочно шел и шел, не давая намеченной жертве возможности передохнуть.
Преследуемое животное поначалу уходило резво, но постепенно шаг тяжелел, клонилась к земле голова. Расстояние между хищником и потенциальной добычей неуклонно сокращалось. Страх приближающейся смерти парализовывал жертву, лишал сил. Смельчака же близость добычи, напротив, бодрила. Наконец, до предела измотанное животное, смирялось и останавливалось, уже безучастное ко всему. И, когда Смельчак подходил, как правило, даже не пыталось сопротивляться ...
Волк потихоньку восстанавливал былую форму и к следующей зиме нехватку в пище не испытывал - мало кому удавалось избежать его клыков.
В один из знойных полудней, дремавший на обрывистом берегу, Смельчак проснулся от хруста гальки и плеска воды: кто-то переходил речку. Похватав пролетные запахи, волк уловил чарующий аромат стельной лосихи*. Принюхался - точно лосиха! Брюхатая брела по перекату в его сторону. Волк сглотнул слюну. От предвкушения возможности поесть свеженины в голову ударила кровь.
Когда лосиха остановилась под обрывом, Смельчак выверенным прыжком оседлал ее и вонзил клыки в шею. Очумевшая от внезапного нападения будущая мамаша, оберегая бесценное содержимое живота, опрокинулась на спину и с ожесточением принялась кататься по гальке. Тот, разжав челюсти, чуть живой выполз на берег, а потрясенная лосиха удалилась в лесную чащу.
***
Выполняя просьбу матери, Пуля бродил по берегу речушки и копал корневища лапчатки серебристой для лечения желудка. Неожиданно он ощутил на себе до боли знакомый взгляд: по спине аж холодок пробежал. Неужто Смельчак?! Он резко обернулся и внизу, у самой воды, увидел невзрачного, всклокоченного волка, но глаза сразу выдали его - точно, Смельчак!
- Вот так встреча! Так ты, вурдалак, оказывается, до сих пор жив?! - воскликнул человек.
Зверь вздрогнул и, прижав уши к загривку, замер. В его взгляде сквозили испуг, тоска, чувство беспомощности: не было сил даже оскалить когда-то страшные клыки.
А человек смотрел на мокрого, скукожившегося зверя сочувственно, можно сказать, с грустью. Смельчак не выдержал, отвел глаза, тяжело вздохнул. В какой-то момент во взгляде Пули вместе с жалостью невольно мелькнула мстительная удовлетворенность. Смельчак, почуяв перемену в настрое человека, едва слышно заскулил.
- Нечего плакаться, получил ты по заслугам.
Пуля спрыгнул на галечную косу и направился к волку. Тот в ужасе съёжился, дернул грязным, как дворовая метелка, хвостом и как будто всхлипнул.
- Не боись, лежачих не бьют, - охотник склонился над зверем и... наткнулся на угасающий взгляд. Волк был мертв...