Зиганшин Камиль Фарухшинович : другие произведения.

На обратной стороне Земли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    етские мечты... А кто из нас в детстве не мечтал? Мне, как и всякому ребёнку, с малых лет хотелось узнать, что там, за линией, отделяющей небо от земли. Представлялось, что именно за ней скрывается самое интересное и загадочное. И во втором классе я отважился на первое самостоятельное "путешествие".
  Детские мечты... А кто из нас в детстве не мечтал? Мне, как и всякому ребёнку, с малых лет хотелось узнать, что там, за линией, отделяющей небо от земли. Представлялось, что именно за ней скрывается самое интересное и загадочное. И во втором классе я отважился на первое самостоятельное "путешествие".
  В солнечный, безветренный день в октябре 1958 года вместо школы отправился к Синей сопке, стоящей в километрах шести от нашего военного городка. Подъём на её вершину отнял много сил, но открывшаяся панорама заставила забыть об усталости - передо мной во все стороны разбегались лесистые отроги исполинского (так мне тогда показалось) хребта. Как позже узнал - хребта Хехцир.
  Восторг и восхищение от увиденного были столь велики, что захотелось раскинуть руки и, взлетев, долго-долго парить над этой, невиданной прежде, красотой. Тогда-то я и заболел горами, тайгой и с любимого мной рисования самолётиков и танков резко переключился на рассматривание физических карт, покрытых шрамами горных кряжей, изрезанных голубыми ниточками бесчисленных рек и речушек. При этом представлял, как пробираюсь сквозь непролазные дебри, карабкаюсь на скалы, переправляюсь через горные потоки, мчусь на лодке по ревущим порогам.
   В старших классах эти виртуальные путешествия перешли в разряд реальных: после восьмого и девятого я всё лето проработал в геологической партии.
  Всего за тридцать лет, начиная с 1965 года, прошёл десятки маршрутов по Дальнему Востоку, Восточной Сибири, Уралу, а с 1995 года стал активно осваивать экзотические уголки за пределами Отечества. Поездки в вылизанную Европу быстро приелись. Побывав в Гималаях Тибете, Килиманджаро, Арарате, Эльбрусе, Олимпе мне захотелось заглянуть и на обратную сторону Земли - материк Южная Америка и походить по Андам.
  Вскоре благосклонная судьба предоставила такую возможность - свела с одним из самых титулованных туристов России - Николаем Рундквистом. Став участником организованной им экспедиции в Аргентинскую Патагонию и Огненную Землю, я в 2007 году впервые ступил на этот полный загадок и необычных природных объектов континент. И был так очарован им, что возвращался не единожды...
  В 2011 году Русское географическое общество приняло решение снарядить кругосветную экспедицию "Огненный пояс Земли", охватывающую всё побережье Тихого океана. Мне посчастливилось участвовать в двух этапах и познакомиться не только со странами Южной Америки, но и Центральной и Северной, включая Аляску. Впечатления и фотографии, полученные при прохождении этого маршрута, легли в основу книги "От Аляски до Эквадора".
  Здесь же я расскажу о странах Южной Америки, которые не вошли в первую книгу. Посещал я их в разное время с 2008 по 2013 года. Чтобы пройтись последовательно с севера на юг, начну повествование с Перу, а конечную точку поставлю на Огненной земле, в самом южном поселении людей на планете Земля - городке Ушуайя, расположенном на берегу пролива Дрейка, отделяющем Южную Америку от Антарктиды.
    
  
  
   ПЕРУ. ПАЧА-МАМА*
   (2010 год)
  
   Перу - площадь 1 285 216 кв. км.,
   население - 31,5 млн человек (2016 г.),
   столица - Лима.
  
  Итак, Перу! Первый день - знакомство со столицей. Конкистадоры основали Лиму в 1535 году как опорный пункт для колонизации империи инков. Он быстро превратился в административный центр всех испанских владений в Южной Америке. Старых, с многовековой историей построек в городе сохранилось мало: большая часть разрушена мощными землетрясениями 1687 и 1746 годов.
  Если честно, город не впечатлил. Единым архитектурным комплексом смотрится лишь центральная часть с Пласа де Армас - Площадь Оружия. (Площади с таким названием имеются чуть ли не в каждом городке Латинской Америки.) Её обрамляют внушительных размеров президентский дворец, построенный в готическом стиле и старейший кафедральный собор Санто-Доминго (1564 г). Здесь, в небольшой часовне, и захоронены останки завоевателя империи инков - Франциско Писарро.
  Справа от дворца президента, трёхэтажное здание... Союза писателей Перу. Похоже, руководители государства понимают, что без культуры немыслимо хозяйственное процветание страны. (Позже, гуляя по городу, мы убедились, что и книжных магазинов в Лиме больше, чем у нас аптек.)
  К торжественной и красочной церемонии смены почётного караула у президентского дворца мы с моим другом Эмилем Ждановым, к сожалению, не успели).
   *Пача-Мама на языке индейского племени кечуа означает - Мать Земля. Это одно из самых почитаемых божеств у инков. Главное божество среди них Виракоча - Творец Вселенной. От него и его жены произошли сын Инти (Солнце) и дочь Мама-Килья (Луна), давшие в XV веке начало верховной, наследственной касте инкской империи.
  
  Чуть дальше (за зданием Союза писателей) бело-жёлтый монастырь Сан-Франциско, построенный в мавританском стиле. Здесь служат Богу и молятся о спасении душ грешников тридцать пять монахов. Главная достопримечательность монастыря - катакомбы с глубокими, выложенными кирпичом, колодцами-могильниками, почти доверху заполненными костями умерших. До открытия городского кладбища в них успели похоронить 75 тысяч человек.
  В современной части города самое высокое сооружение - министерство юстиции (помпезная громадина с массивными мраморными колоннами). Большинство же строений из соображений сейсмоустойчивости - невысокие, малоэтажные.
  Стили смешанные, а цветовая палитра чрезвычайно разнообразна: от жёлтого с фиолетовым до зелёного с оранжевым. Фасады домов зачастую опоясаны длинными, украшенными ажурной резьбой, балконами из морёного дерева. Парков и скверов мало. Дороги изобилуют "лежачими полицейскими". Несмотря на это, стиль езды здесь бесшабашней чем в Мексике.
  Потрясает половодье такси - они составляют не менее 70% от общего числа автомобилей! Стоит остановиться у дороги, как возле тебя тут же тормозит пара-тройка комфортабельных авто. К услугам горожан победней - юркие мототакси.
  На каждом углу по два-три чистильщика обуви. Перуанцы сумели превратить это прозаическое действо в полезное и приятное время препровождения: пока чистильщик доводит до ослепительного блеска туфли, клиент и пару газет прочтёт, и с друзьями по телефону пообщается.
  Знакомясь с историческим центром города, мы дошли до площади Плаза де Сан Мартин с великолепной конной статуей в центре. Место оказалось до того уютным и приятным, что мы, купив мороженное, посидели с полчасика в тени ветвистых деревьев.
  Застроенная виллами береговая линия обрывается в Тихий океан неприступной скалистой стеной высотой не менее пятидесяти метров. Попасть на узкие галечные пляжи можно лишь по двум оборудованным лестницами спускам, отстоящим друг от друга на расстоянии не менее двух километров.
  Хосе - хозяин хостела, в котором мы остановились, предупредил, что на улицах полно карманников, но на нас подзаработали не они, а фальшивомонетчики. При покупке у уличного торговца географической карты Перу я получил сдачу со ста долларов (меньшей купюры у нас на тот момент не оказалось) качественно отксерокопированными банкнотами. Когда в следующем магазине стал рассчитываться, кассирша со словами "фальшо, фальшо!", невзирая на мои протесты, принялась решительно кромсать их ножницами.
  Вскоре подмоченная репутация Лимы была восстановлена при необычных обстоятельствах. Вид одного резного балкона до того поразил, что мне захотелось непременно сфотографировать его. И (о ужас!) обнаруживаю, что фотоаппарата нет. Лихорадочно вспоминаю: "Пятнадцать минут назад я снимал скульптуру закованного в латы конкистадора. После этого мы прошли два квартала и заходили в два магазина. "Ну, - думаю, - в одном из них и срезали!"
  Найти аппарат шансов практически не было, но Эмиль уговорил вернуться. Зашли в один - безрезультатно! Во втором же продавщица сразу с очаровательной улыбкой протянула мне... "Canon". В порыве признательности я высыпал ей горсть монет, но и они оказались "фальшо".
  Ужинали в кафе под открытым небом. Удивило то, как много едят перуанцы. Недаром они вместо "приятного аппетита" (он их, похоже, никогда не покидает) желают друг другу "приятного приёма пищи". Ещё больше удивило то, что за многими столиками велись шахматные баталии! Присмотрелись - уровень игры вполне приличный. Вот это да! Горожане за ужином играют в шахматы, а писатели проводят творческие встречи в старинном особняке рядом с президентским дворцом!
  В хостел возвращались через парк имени Кеннеди. Остывающий диск солнца коснулся обугленного плеча холма и крутым желтком скатился в провал. Стемнело непривычно быстро, практически за две-три минуты. В центре парка нас ожидал сюрприз, живо напомнивший картину из послевоенного детства: на краю амфитеатра играл оркестр, на площадке танцевали разновозрастные пары, а остальные горожане (человек триста), сидя на скамейках, с упоением пели народные песни. Царящая здесь тёплая, сердечная атмосфера, объединяющая этих, судя по всему, малознакомых людей в единую общность, тронула нас до глубины души.
  
  На следующий день как только солнечный луч поцеловал кресты на храмах, и те в ответ благодарно засияли, мы выехали в Паракас - крохотный городок на полуострове, глубоко вонзившем в Тихий океан свой острый коготок. От туда мы отправимся к заповедным островам Балестас.
  Дорога пролегала вдоль Тихого океана по безводной холмистой пустыне, покрытой песком и щебнем. Вдоль дороги ряды лачужек, напоминающих наши карликовые садовые домики конца шестидесятых годов, только не дощатые, а из шлакоблоков. Вокруг каждого заборчик из крупноячеистой сетки. Людей не видно, насаждений тоже. Мы недоумевали: зачем люди строят такие жалкие лачужки на бесплодном раскалённом песке? Причина оказалась банальной - бизнес. Поясняю: панамериканскую автомагистраль - гордость двух континентов - собираются расширять, и состоятельные перуанцы заблаговременно скупили прилегающую к дороге землю. Этими "постройками" они имитируют её освоение. Когда начнётся расширение трассы, хозяева получат от генподрядчика приличную компенсацию за землю и снос "недвижимости".
   Паракас - городок необычный: жилые кварталы состоят из приставленных друг к другу кубиков, накрытых общей бетонной крышей, заваленной сверху всевозможным хламом. Во дворах (крыша местами имеет разрывы) бардак ещё хлеще. Ощущение хаоса усиливают торчащие по углам прутья ржавой арматуры. Возможно, кто-то и планирует в будущем надстраивать вторые этажи, но главная причина, побуждающая имитировать стройку, связана с тем, что налог на недвижимость в Перу платят только за готовые объекты.
  
  К островам Балестас, на которых разбросаны лежбища морских львов, нас доставил быстроходный катер. Выходя из залива, он так долго прыгал по гребням метровых волн, что вытряс из нас весь завтрак. Примыкающая к заливу небольшая овальная бухта была забита эсминцами, грозно ощерившимися в сторону океана стволами пушек и кассетами торпед. У входа в неё торчала рубка подводной лодки.
  Выйдя в океан, увидели на покатом каменистом берегу вертикальные и горизонтальный борозды. Когда отплыли подальше, они соединились в стилизованное изображение огромного кактуса. Моторист пояснил, что он красуется здесь ещё с доинкских времён, и в старину служил для мореплавателей своеобразным дневным маяком.
  Острова - покатые, буро-коричневые горбы, внутренности которых изъедены гротами и нишами, - встретили нас невообразимым рёвом развалившихся на камнях сотен морских львов и львиц. Между их коричневых лоснящихся туш ползали чёрными головастиками, недавно родившиеся малыши.
  Когда подплыли совсем близко, с высоко нависающего карниза скатилось несколько увесистых камней, не причинивших, к счастью, детёнышам (мамашам и папашам тем более) вреда. Один из валунов упал в воду, окатив нас веером солёных брызг.
  Вокруг хозяина самого большого гарема - громадного льва, заметно выделявшегося крупной головой и густой гривой, - нежилось не менее сотни самок, одетых в более светлые шубки. Справа и слева гаремы помельче. На особняком стоящей скале, похожей на клык доисторического чудища, восседал ещё один громила. Увы, этот великан проиграл битву за право обладания одним из гаремов и теперь зализывал раны.
  Отлогие макушки островов сплошь покрыты полями птичьих колоний. Пернатых такое множество, что, когда они вдруг поднимаются в воздух, небо чернеет. Помимо неумолчного гвалта, ветер доносит от гнездовий нестерпимую вонь.
  На уступах скалистого мыса замечаем несколько пингвинов. Общипанные, помятые. Похоже, здешний климат им не подходит.
  На обратном пути завернули в живописную бухточку, защищённую от прибоя цепью скал. Здесь, в уютном кафе, полакомились севиче - национальным блюдом из сырой рыбы и морепродуктов, выдержанных минут десять в соке лайма. По вкусу оно напоминает дальневосточную талу, но поострее. Перекусив, искупались. Это вызвало изумлённые возгласы местных: из-за холодного перуанского течения они даже в воду не заходят.
  
  Каменистая пустыня, начиная с городка Ика, постепенно трансформируется в песчаную. И вот под чисто выметенным лучами солнца ультрамариновым сводом уже дыбятся волна за волной громадные барханы. Когда-то восхитившие меня в Арабских Эмиратах дюны были высотой до семидесяти метров, а тут выше двухсот! Удаляясь на юго-восток, они образуют полноценную горную систему с гребнями, перевалами, ущельями, седловинами. И всё это из чистейшего песка. Человек на фоне этих песчаных исполинов сам выглядит крохотной песчинкой. В царящем здесь безмолвии, кажется, что это шуршит, стекая по склонам, время.
  Вдруг барханы слегка расступаются, и нашему взору открывается оазис с белыми хижинами, зелёными пальмами и голубым озером посредине, а вокруг... горы из золотистого песка. Нас удивляет то, что деревушку до сих пор не замело песчаными шлейфами, срываемыми с гребней.
  В самом оазисе тишина и покой. Всё млело и купалось в ласковых объятиях солнечных лучей. Слабый ветерок приятно холодил. Я с завистью наблюдал, как по склону самого высокого "отрога" носились на досках сандбордисты. Один из них на вираже упал, вздыбив тучи песка, но через несколько секунд он вновь на ногах и как ни в чём не бывало "летит" вниз. (На снежных трассах, при падение на такой скорости, не исключены травмы.)
  
  
   ПЛАТО ПАМПА-ДЕ-НАСКА
  
  Плато Пампа-де-Наска и город Наска отгорожены от мира высокими хребтами. Дорога через них - это головокружительный серпантин, зажатый, словно пастью хищного зверя, остроконечными скалами. Сначала дорога, долго петляя, взбирается на водораздельный гребень, а затем ещё дольше спускается по склонам глубоких ущелий.
  Здесь часты камнепады, и рабочие вынуждены постоянно курсировать по автотрассе, освобождая проезд от упавших глыб. Восхитил образцово-опрятный вид дорожных пролетариев: все в новеньких касках, на ярко оранжевых комбинезонах ни единого пятнышка, на лицах белоснежные маски. Техника безопасности и культура производства на высочайшем уровне!
  С водораздела хорошо видно абсолютно ровное, как будто по нему прошёлся гигантский каток, плато Пампа-де-Наска. Его длина - семьдесят, ширина - три километра. Лётчики лишь только в 30-х годах XX века разглядели на красноватой почве гигантские желтовато-белые треугольники, трапеции, спирали; длинные прямые борозды, сходящиеся и вновь расходящиеся в определённых точках. От некоторых борозд отходят лучи покороче, что делает их похожими на оперение стрелы. Посреди этого невообразимого хаоса выделяются чёткие рисунки гигантских птиц вперемежку с диковинными животными.
  Но всю эту исполинскую картинную галерею можно лицезреть только с высоты птичьего полёта. Возникает вопрос: "Для чего это сотворено людьми, не имевшими летательных аппаратов и даже не знавших колеса?* Почему ставка делалась на "небесных зрителей"?" Невольно напрашивается предположение: а не является ли это плато космодромом для инопланетных кораблей или летательных аппаратов более развитой, неизвестной нам цивилизации.
  *Часть учёных полагает, что колесо инки всё же знали, но по их верованиям использование в рабочих целях круга, являющегося воплощением божественного Солнца, считалось святотатством.
  
  Немецкий математик, профессор, выдающаяся подвижница Мария Райхе в результате сорокалетних(!) исследований составила полное описание рисунков плато Наска. Для этого она пешком прошла по всем бороздам и нанесла их на карту. Ею было доказано, что они относятся к V-VI векам нашей эры. То есть фигуры существовали задолго до образования империи инков.
  Споры об их назначении не утихают до сих пор. Кто и зачем отважился на этот титанический труд, украсив многокилометровый каменный холст десятками фигур и линий, многие из которых трудно охватить взглядом даже с высоты птичьего полёта? Как им удалось не нарушить пропорций? Вопросов много, но точного ответа нет.
  Кто-то выдвинул теорию, что это гигантский астрономический календарь. (Интересно, как же им пользоваться, если люди не в состоянии видеть даже самый маленький рисунок?) Другой учёный стал доказывать, что каналы предназначались для сбора энергопотоков и астральных полётов жрецов.
  Сторонники третьей версии полагают, что эти рисунки имеют ритуальный характер и использовались для религиозных церемоний или для факельных шествий вдоль контуров животных. Проходя по ним, человек проникал в сущность изображённого существа или в магический смысл геометрической фигуры.
  Один из учёных обратил внимание на то, что рисунки выполнены одинарной линией, которая нигде не пересекается и не прерывается. Это навело его на мысль, что линии Наска являют собой электрическую схему: чтобы цепь работала, "провод" не должен ни пересекаться - иначе будет короткое замыкание, ни прерываться - произойдёт разрыв цепи.
  Кому-то по душе пришлась версия о том, что вырубленные в каменистой почве борозды - это разветвлённая оросительная система. Вполне возможно, если учесть, что осадками этот засушливый край не избалован. Но мне больше импонирует гипотеза, что это взлётно-посадочные полосы космодрома со знаками для инопланетных кораблей. Если принять её за основу - выстраивается логичная цепочка, объясняющая многие загадки Южной Америки. Эту гипотезу подтверждают и раскопки города Караль, процветавшего здесь пять тысяч лет назад. В нём обнаружили следы, свидетельствующие о существовании в этом крае письменности, хорошо развитой металлургии, медицины.
  
  Водой город Наска обеспечивают родники, бьющие высоко в горах. По рукотворным подземным каналам - акведукам - диаметром около одного метра, она стекает в городские накопительные резервуары, из которых поступает в водопроводную сеть. Раз в год в октябре, в самое засушливое время, каналы освобождают от наносов профессиональные чистильщики. В них они проникают через воронки по спиральным спускам, облицованным валунами. Вся эта система водоснабжения бесперебойно работает уже 2000 лет! Что тут скажешь? Можно только восхищаться мастерством древних строителей!
  
  Сегодня в городе прохладно - всего лишь плюс 33 градуса (в январе постоянно было за 40). На аэродроме купили билет на пятиместный самолёт "Сессна" - с него будем разглядывать и фотографировать линии Наска и, поскольку до вылета было ещё четыре часа (на более раннее время все билеты уже распроданы), заглянули во двор близлежащей старательской артели, заваленный кучами золотосодержащих пород. Несколько человек измельчали и промывали её в чанах. Затем порциями засыпали в ёмкость, напоминающую таз и тщательно перемешивали с ртутью. В результате, каждая золотинка, вплоть до мельчайшей, прилипала к ней. Ртуть сливали в мешочек из плотного шёлка и руками выжимали. Просачиваясь сквозь ткань, она капала на дно фарфоровой чаши, а крупинки золота оставались мерцающим пятнышком на шёлке.
  Мы попытались втолковать золотодобытчику, что испарения ртути вредны для здоровья, что работать надо хотя бы в маске, но он в ответ лишь улыбался.
  Всего артель из пяти человек намывает за год полкилограмма золота. Сдают его государству по цене 30 долларов за грамм. Итого годовой заработок составляет не более 15 тысяч долларов на всех.
   - Это ж совсем мало! - удивился Эмиль.
  Индеец замялся и достал из-за пазухи тряпицу. Аккуратно развернул: на стол звонко брякнулись чисто вымытые самородки.
   - Вот это да! - не удержавшись, воскликнул я.
  Индеец довольно ухмыльнулся.
  Возвращаясь на аэродром, завернули на кладбище, огороженное хлипким заборчиком - место раскопок. Сквозь щели разглядели несколько вскрытых могил. В одной "сидел" иссохший мертвец с длинными волосами. Череп устрашающе скалился, демонстрируя жёлтые зубы. Жутковатая картина! Эх! И мёртвым нет покоя в этом мире...
  Выйдя на площадь, увидели, что на город стремительно движется коричневый вал. Вскоре всё погрузилось в жёлтую мглу. Вихрастые смерчи, проносясь между домов, засыпали крыши и улицы песком. На зубах противно заскрипело. Мы натянули на головы рубашки и наблюдали за буйством стихии. На наше счастье, длилось оно не более получаса.
  Точно в назначенное время беленький одномоторный самолёт унёс нас с Эмилем и тремя японками в голубую высь. В течение получаса мы азартно фотографировали распростёртые на плато стрелы-указатели, циклопические фигуры кондора, длинноносой колибри, зловещего тарантула, обезьяны со скрюченными пальцами и свёрнутым спиралью хвостом, а на склоне холма - силуэт то ли астронавта, то ли водолаза в скафандре.
  Пилот заходил на каждую фигуру по два раза, чтобы видно было сидящим как справа, так и слева. Пролетая над очередным творением древних, он восторженно кричал:
  - Смотрите, смотрите! Лягушка! А это обезьяна!
  При этом самолёт так стремительно нёсся к земле, что мы с трудом сдерживали подступавшее к горлу содержимое желудков. Казалось, столкновения не избежать, но в последний миг жизнерадостный летун тянул штурвал на себя, и мы взмывали вверх, чтобы через несколько секунд под новые эмоциональные выкрики пикировать к следующему рисунку. Они мелькали с такой калейдоскопической быстротой, что не было никакой возможности прочувствовать, осмыслить увиденное - едва успевали щёлкать затворами фотоаппаратов.
  Из самолёта вышли, шатаясь, словно пьяные. Расставаясь, долго трясли руку воздушного инквизитора - выражали переполнявшую нас благодарность за то, что оставил в живых.
  Я немало повидал необычного во время странствий, но после посещения плато Наска особенно остро осознал, как мало знаем мы свою планету, как много ещё не разгаданных тайн хранит она.
  
   АРЕКИПА
  
  Раннее утро. Едем, постепенно набирая высоту, на юг по очередному пустынному и ровному, как стол, плато. Справа Тихий океан, слева безмолвными стражами стоят выветрившиеся останцы доисторических вулканов. Из-за них выглядывают высоченные конусы молодых, частью беловерхих. Смотрю на карту - высота большинства превышает 5000 метров! А вон и мощный горный узел, украшенный прожилками снега.
  Для нас уже очевидно: территория Перу между Тихим океаном и Андами* - это раскалённое, безводное плоскогорье, покрытое светлыми желобами и котловинами, - всё, что осталось от высохших много веков назад рек и озёр. Пейзаж напоминает Гималаи и Сахару одновременно. Здесь всё застыло в скорбном ожидании милости небес: повезёт - упадёт капля, и уже через полдня выстрелит травинка!
  
  *В Южной Америке Кордильеры, тянущиеся вдоль всего тихоокеанского побережья американских
   континентов, обычно именуют Андами.
  
   Наконец чёрная лента асфальта уткнулась в подножье поперечного отрога, и мы ныряем в мрачный зев тоннеля. Несколько минут тьмы, и перед нами открывается совершенно иной мир: цветущая, плодородная долина в изумрудных заплатках садов и маисовых, то бишь, кукурузных, полей. На одних ростки только проклюнулись, на других уже топорщатся во все стороны початки. Проезжаем несколько плантаций с лопоухими кактусами: их выращивают для нужд косметической промышленности.
  А вот и дома показались. Они похожи на белые, приставленные друг к другу кубики - это город Арекипа. Его со всех сторон обступают высоченные вулканы во главе с неразлучной парочкой - заснувшим Чачани (6075 м) и действующим Мисти (5822 м). Межгорной котловины городу уже не хватает, и новые постройки буквально вгрызаются в их склоны. (Отчаянный народ - а если вулкан рванёт?!)
  Среди городских зданий особенно впечатлил автовокзал. Размером с приличный аэропорт. И порядок такой же строгий: регистрация, досмотр, бирки на багаже. Для пассажиров каждого рейса отдельный холл с кожаными креслами, бесплатным чаем, подаваемым вышколенными официантками.
  Исторический центр бережно сохраняется, ничто не нарушает дух колониальной эпохи. Магазины одного и того же профиля сгруппированы. Одна улица только с обувными магазинами, другая - с винными, следующая - с продуктовыми. Правда, я не заметил в них разницы ни в ассортименте, ни в ценах. Невольно возникает вопрос: а в чём смысл такой сверхконцентрации? Мне кажется, магазинный разнобой удобней для покупателя. Ведь что получается? Если тебе надо купить пять разных видов товара, то придётся обойти пять улиц.
  Судя по тому, что внутри магазинов (так же, как в отелях и иных местах общего пользования) висят таблички с указанием места, где безопасней стоять во время землетрясения (зелёный квадрат с белыми полосками и латинской буквой "S" посередине), трясёт здесь частенько.
  В Арекипе ещё раз убедился: книги у перуанцев в почёте - книжные магазины на каждом углу.
  На окраине города, заглянули в хорошо сохранившийся дом помещика ХIХ века. Теперь в нём музей. Побродили, разинув рот, по красиво и удобно обставленным комнатам и уютному саду во внутреннем дворике. Надо признать, что в прежние времена состоятельные люди имели безупречный вкус.
  На следующий день старенький микроавтобус повёз нас по ухабистой и пыльной гравийке в глубь Анд к каньону Колка, известному тем, что в нём обитают сотни громадных кондоров.
  Дорога проходила через столь величественные хребты, что на ум невольно пришли строки Чуковского: "А горы всё выше, а горы всё круче, а горы уходят под самые тучи...". На каменистых склонах ни травинки. На высоте 3200 метров, наконец, затопорщились первые кактусы. После подъёма ещё на 100 метров к ним прибавились пучки травы. По мере набора высоты она становилась всё гуще и гуще - горы заставляют приближающиеся с океана облака оставить всю влагу на вершинах.
  Вот и пугливые викуньи, ближайшие родственники лам, пробежали. Напоминают наших грациозных косуль. Такой же светло-коричневый окрас с белым "зеркалом" под коротким, задранным кверху хвостиком. Только безрогие.
  Перед перевалом въезжаем на территорию национального парка Пампа Каньяхуас. Здесь обитают все четыре вида рода лам семейства верблюдовых: альпаки, викуньи, гуанаки и, собственно, ламы.
  Наиболее ценным видом считаются викуньи. У них самая тонкая в мире шерсть - волоски в 10-12 микрон толщиной! Несмотря на многовековые усилия, они так и не поддались одомашниванию. Наверное, ещё и по этой причине их тёплая, нежная шерсть так высоко ценится: один килограмм стоит 500 долларов.
  Во времена инков численность викуний достигала двух миллионов голов, а к 1960 году этих животных осталось не более пяти тысяч. В настоящее время благодаря принятым мерам (за убийство викуньи наказание в Перу строже, чем за убийство человека!) их поголовье восстанавливается и уже достигло 200 тысяч особей.
  У гуанако, наиболее сильных и выносливых в этом семействе, волос чуть толще. Самые многочисленные представители семейства - альпаки, очень похожи на длинноногих овец. Они источник не только шерсти, но и великолепного мяса.
  Ламы - намного крупнее своих родственников и шерсть у них погрубее. Их используют в основном как вьючных животных. При этом вес поклажи не должен превышать 30-40 килограммов. Если больше - лама ложится и не встаёт, пока не уменьшат груз до установленной ею самой "нормы".
  
  Перевал через водораздел (его именуют "Окно Колки") распологался на отметке 4710 метров! Тут всё ещё стоят хорошо сохранившиеся древние жилища индейцев племени кечуа. Они похожи на башкирские юрты, только сложены из плитняка.
  Выйдя пофотографировать отроги самой молодой на планете горной системы, с наслаждением вдыхаем чистейший воздух, настоянный на травах, и любуемся бескрайностью зубчатой панорамы.
  От переполнявшего сердце восторга и ошеломляющей высоты я представил себя птицей и, взмыв в поднебесье, мысленно полетел над разбросанными в диком беспорядке кряжами, ущельями. Эмиль от избытка эмоций декламирует Тютчева:
  "Не то, что мните вы, природа:
  Не слепок, не бездушный лик -
  В ней есть душа, в ней есть свобода,
  В ней есть любовь, в ней есть язык..."
  От романтического "полёта" меня отвлекла севшая на голову пичуга. Весело присвистнув, она дёрнула волосок. От неожиданности я взмахнул рукой. Отважная птаха перепорхнула на камень и принялась возмущённо отчитывать меня за бестактность...
  Спускались в долину реки Колка по головокружительному серпантину. Тут повсюду густой лес. После бесконечных песчано-каменных пустынь такое буйство зелени шокирует.
  Из-за резкого сброса высоты, в затылке запульсировала нарастающая боль, подступила тошнота. Кто-то из сидящих сзади, попросил водителя сделать остановку. Все обрадовано поддержали.
  Воздух вкруг нас звенел от трелей птиц. Я попытался сфотографировать дружную стайку жёлто-зелёных попугаев, но мне никак не удавалось приблизиться к ним для хорошего снимка. Только "прицелишься" в окно между деревьями, как они упорхнули. После трёх неудачных кадров аккумулятор фотоаппарата "сдох". Чтобы смочить его контакты (это иногда помогает сделать дополнительно пару-тройку кадров), присел на камень. На его чёрной и довольно гладкой поверхности внимание привлекли незатейливые фигуры. Заинтригованный, обследовал валун со всех сторон. На противоположной разглядел изображения оленей и пумы. Все в стремительном беге. У пумы особенно тщательно прорисованы оскаленная пасть и закрученный в спираль хвост.
  Единственное изображение человека представляло собой прямоугольное туловище с массивной головой и широко раскинутыми руками. В одной из них что-то вроде шара (камень?). Чтобы заснять валун с рисунками я позвал Эмиля. Подойдя, он с изумлением стал рассматривать камень и хвалить меня за наблюдательность. Нащёлкав на его аппарат достаточное количество кадров, с азартом принялись обследовать соседние валуны и сам склон. Ко всеобщему воодушевлению, обнаружили в скальном обнажении вход в пещеру, заваленную в глубине громадными глыбами когда-то рухнувшего свода. Из щелей тянуло холодом и сыростью. Всё это было крайне интересно, но водитель сигналами торопил - надо было успеть засветло добраться до городка Чивай.
  
   КАНЬОН КОЛКА
  
  В симпатичном, окружённом заснеженными пиками Чивае живут только индейцы. Как и большинство жителей этого края, они говорят на языке кечуа. Все женщины в национальных костюмах. И это не для туристов. Хотя, на мой взгляд, несколько шерстяных юбок и мелкая плосковерхая шляпа мало удобны для постоянного ношения. Но традиции сильнее. Поклажу (любую - от детей до хвороста) они переносят в заплечных платках. Мужчину с грузом мы видели всего один раз: тот тянул на стройку длинную связку ржавой арматуры.
  Несмотря на то, что городок расположен на высоте 3650 метров, центр утопает в цветах и украшен фонтаном. Правда, действует он только по праздникам.
  Нехватка кислорода особенно ощущается при подъёме и быстрой ходьбе. Голова сразу заполняется нестерпимой пульсирующей болью. Аппетит нулевой - пищу "заталкиваю" силком и то лишь из-за необходимости подзарядить организм. Пожевал по совету хозяина гостиницы длинные острохвостые листья коки, но облегчения не почувствовал, лишь щека слегка онемела.
  Побродил по рынку. Чего здесь только нет! Одной картошки с десяток сортов. А всего её в Перу двести разновидностей! Есть даже размером с горох. Картофель индейцы любят и собирают два урожая в год. На прилавках - кабачки, тыквы, маис, зёрна какао, кофе, томаты, арахис, перец, папайя. Родина всех этих даров - земля инков!
  В соседних рядах - домотканые одеяла, вязаные шарфы, свитера, длинноухие многоцветные шапочки. На самом бойком месте в окружении жаждущих исцеления, заросший до глаз эскулап продаёт экзотические препараты. Среди них выделялся высушенный кайман и заспиртованный, свёрнутый в кольца, водяной удав - анаконда. Меня всегда удивляла наивная вера людей в то, что чем опаснее и сильнее дикая тварь, тем чудодейственнее лекарство из неё.
  У ворот продавались ручные хищные птицы (видимо, для охоты) и молоденькие альпаки. Приятно, что индейцы - совершенно ненавязчивые продавцы, но и в цене не уступают. Самые упёртые не сбросят и сентимо.
  Солнце, раскалённое за день добела, опускаясь, быстро остывало. Воздух заметно посвежел. До заката мы ещё успели попасть в платный термальный бассейн.
  Блаженствуя под лучами вечернего солнца в горячей, насыщенной сероводородом воде, я не мог оторвать глаз от окружавших красот. На горы и ниспадающие с них серебристые ленты водопадов можно было смотреть бесконечно! После купания мне заметно полегчало, а боль в голове и вовсе отступила.
  Взошедшая луна озарила притихший городок невообразимо ярким сиянием. На прозрачно-сиреневом небе ни единой звёздочки. Горы, подступив к домам, стояли словно стражники, охраняющие покой этих мест. Из ущелья выливалась перламутром речка. На миг почудилось, будто я в сказке!
  Спал плохо. Хотя спальный мешок рассчитан на минус пятнадцать, меня трясло от холода - это ещё одно проявление "горняшки". Согрелся только после того, как надел второй комплект термобелья.
  К каньону Колка, возникшему в результате разделения одного вулкана на два: Карапуно (6425 метров) и Ампато (6318 метров), выехали задолго до рассвета. По дороге водитель уверял нас, что в книге рекордов Гинесса этот каньон значится как самый глубокий. Спорить с книгой рекордов, а тем более с человеком, от которого зависит твоя жизнь, рискованно, но ущелье Кали-Гандаки в Гималаях однозначно глубже и внушительней. Бесспорно одно: южноамериканский Колка превосходит североамериканский Гранд Каньон.
  Дно Колки и нижняя часть склонов залеплены лоскутками крошечных, размером не более десяти соток, полей и узких, обрамлённых оградами из дикого камня, земледельческих террас. Выше идут леса, сменяемые редеющим разнотравьем. Ещё выше - гольцы в белых холстах снега.
  Узкая дорога, вьющаяся над пропастью, привела нас к гигантскому камню, на котором установлен массивный крест (альтиметр в этом месте показал 4000 метров). Взобравшись на макушку этой глыбы, с восхищением огляделись. Глубоко-глубоко внизу, в тисках скал, беззвучно пенилась бурная речушка. Над ней на разных уровнях в восходящих потоках парили, нарезая круги, десятки кондоров - американских грифов с размахом крыльев до двух метров. Кто-то в одиночестве, но большинство парами. Те, кому наскучило это занятие, сидели на скалах и с глубокомысленным видом обозревали окрестности.
  Андский кондор - самая крупная птица Западного полушария. У некоторых особей размах крыльев может достигать трёх метров. (В Калифорнийском музее хранится чучело кондора с размахом крыльев семь метров!) Самцы заметно крупнее самок, хотя у хищных птиц самки, как правило, больше самцов.
  Эффектней всего эти пернатые смотрятся в полёте. Блестящее чёрное оперение, воротничок из пушистых белых пёрышек вокруг голой шеи и голова, увенчанная, как у петуха, тёмно-красным гребнем, веер из длинных маховых перьев, обрамляющий края прямо обрубленных крыльев, придают кондорам легко узнаваемый образ. Чета кондоров сохраняет верность друг другу на протяжении всей долгой, до 50 лет, жизни. Индейцы очень почитают этих птиц и уверены, что они являются повелителями верхнего мира.
  В тихие солнечные дни кондоры парят часами. За одним я наблюдал не менее десяти минут - так он за это время крыльями ни разу не шевельнул. Отвлекла от созерцания этого красавца какая-то перемена: боковым зрением заметил, что на противоположном от нас скате замутнело серое облачко. Повернувшись, увидел пыльный шлейф от камнепада. В тот же миг до нас долетел грохот. Все бросились фотографировать, а водитель завопил, тыча пальцем:
   - Mira, puma! Mira, puma!
  Без перевода было понятно: "Смотри, пума! Смотри, пума!"
  До рези в глазах вглядываюсь в указанное место, но зверя не вижу. Потом сообразил - нацелил объектив фотоаппарата с двенадцатикратным оптическим зумом и почти сразу засёк убегающую от камнепада огромную рыжую кошку. Казалось, что она не бежит, а летит, устремив округлую голову вперёд, лишь изредка касаясь лапами земли. Достигнув гребня, пума, сыграв мощным мускулистым хвостом, круто развернулась и исчезла за скалистым выступом.
  До чего гармоничное создание! Всё в нём доведено до совершенства! Даже бежит так, словно специально даёт нам возможность полюбоваться собой.
  Присутствие здесь самого крупного хищника Южной Америки, как его здесь величают - горного льва, придало каньону особый колорит.
  
   КУСКО - СТОЛИЦА ИНКОВ
  
  В Арекипу вернулись в сумерках и почти сразу пересели в автобус, направляющийся в Куско - древнюю столицу огромной империи инков, именовавшуюся на языке индейцев - Тауантинсуйу (Земля четырёх сторон света). В неё входили территориии современного Перу, Боливии, Эквадора, частично Чили, Аргентины и Колумбии.
  Ехали всю ночь. Судя по карте, дорога петляла по весьма живописным местам, включающим высокогорный перевал Ла-Рая (4267 метров), но из-за темноты полюбоваться на них мы не могли.
  К городу подъезжали с первыми лучами солнца, осветившими множество ярких оранжевых квадратиков, густо покрывавших овальную впадину и отчасти склоны гор. Если до этого в Перу мы повсеместно видели крыши из оцинкованного железа и профнастила, а то и просто плоские бетонные площадки с нацеленной в небо арматурой, то здесь крыши сплошь из черепицы и двускатные, что свидетельствует об обилии осадков.
  Аэропорт в Куско, как и в Лиме, почему-то посреди города, да и железная дорога петляла между автомашин буквально в нескольких метрах от зданий. Несмотря на ранний час, тротуары заполнены бегущими трусцой мужчинами и женщинами самых разных возрастов. Я и не предполагал, что индейцы такие ярые приверженцы здорового образа жизни. Ещё одно наблюдение: мы до сих пор не видели в Перу ни одного курящего. В это трудно поверить, но это действительно так.
  Впадина, в которой раскинулся Куско, примыкает в Священной Долине реки Урубамба, являющейся опорной осью всей инкской цивилизации. Инки были уверены, что Млечный путь на небе всего лишь отражение этой реки. До колонизации испанцами в столице империи жили только представители верховной знати, жрецы и их слуги.
  Защищали город отряды воинов, несущих службу в хорошо укреплённых крепостях-городищах, разбросанных по всей долине и на подступах к столице.
   Центральная часть Куско расположена на высоте 3 400 метров (окраины взбираются ещё выше). Как гласят местные предания, давным-давно первый Инка, придя в эту межгорную котловину, воткнул в землю свой золотой посох, а тот провалился сквозь землю. Поэтому это место назвали Куско - "Пуп Земли".
  Современных зданий в городе нет. Большинство построек XVII-XVIII веков. Выполнены они в колониальном стиле. Как ни старались завоеватели придать Куско типично европейский вид, стерев с лица земли следы "языческой" культуры, им это оказалось не под силу - настолько основательны и прочны были сооружения инков. Потомки конкистадоров надстраивали свои храмы и здания прямо на не поддавшихся разрушению стенах и фундаментах инков. При землетрясениях новоделы рушились, а инкские постройки даже трещин не давали. Стены, сложенные из точно подогнанных друг к другу блоков из природного камня, благодаря системе пазов и многоугольных выступов были столь прочны, что дома сохраняли целостность даже при самых мощных толчках. При этом кладка велась без раствора!
  И ещё один любопытный факт: в постройках тех времён часто использовались блоки, имеющие один либо два трапециевидных выступа. Такой технологический приём встречается, кроме Перу, ещё лишь в одном месте планеты. А именно - в облицовке египетских пирамид на плато Гизы. Как объяснить наличие такого специфического строительного элемента в двух столь удалённых во времени и пространстве цивилизациях?!
  
  Поселились мы в небольшом отеле в узеньком проулке (настолько узком, что маленькому грузовику не проехать), мощёном, как и все улицы в старой части Куско, твёрдым вулканическим камнем, прямо у стен монастыря Санта Доминго. Прежде на его месте красовался храм Кориканча, воздвигнутый специально для главного божества инков - Инти. Стены храма (их называли Золотыми стенами) в те времена были облицованы семьюстами пластинами золота, каждая весом два килограмма. А крыша покрыта позолоченными листами. Благодаря этому храм был виден отовсюду.
  В главном зале находился огромный диск из чистого золота* - символ Солнца, укреплённый на алтарной стене таким образом, что при восходе диск разгорался нестерпимым огнём. А на противоположной стене висел диск, отражающий лучи заходящего светила. Видя утром и вечером ослепительный свет, исходящий из храма, трудно было усомниться в могуществе богов.
  По свидетельству конкистадоров, на внутренней площади храма - Солнечной поляне - стояли золотые статуи пум, ягуаров, лам, змей в натуральную величину. Тут же "росло поле" золотого маиса. На каждый початок приходилось не менее 300 граммов золота. На ветвях деревьев сидели золотые птицы, на цветах - бабочки. Их крылья, благодаря пластичности сусального золота, были такими тонкими, что просвечивали, и солнечный луч, проходя сквозь такой лист, приобретал зеленоватый цвет.
  Всё это говорит о том, что для инков золото было прежде всего священным металлом, олицетворяющим своим тёплым светом лучи Солнца, дающие жизнь всему на Земле. К сожалению, вся эта рукотворная красота была переплавлена "культурными" испанцами в звонкую монету и слитки.
  Большая часть стен храма Кориканчи устояла перед вандализмом испанских строителей, и мы имели возможность увидеть, с какой точностью подогнаны друг к другу многотонные каменные блоки. В особо ответственных местах камни скреплялись Т-образными пазами, в которые заливали расплавленное серебро. Застывавший профиль, похожий на рельс в разрезе, соединял блоки намертво. Сейчас по стенам, видевшим множество пышных церемоний в честь верховного Инка, лупят потёртым мячом черноголовые пацаны.
  После этого мы осмотрели другой архитектурный шедевр - кафедральный собор на центральной площади Оружия. (На ней в 1572 году был казнён последний инкский вождь - Тупак Амару.) При всей внушительности этого сооружения оно поражает удивительной лёгкостью и воздушностью линий. Своды белые, не давят. На стенах, выложенных из светло-серого камня, - громадные картины с сюжетами из жизни Христа и Девы Марии, резные панно из красного дерева. На устремлённой в небо колокольне уже 300 лет висит семидесятипудовый позолоченный колокол.
  Когда мы вошли, на клиросе торжественно и проникновенно пели "Аве Мария". Потом мне весь день чудилось, что с небес продолжает литься эта божественная мелодия!
  Несмотря на все старания завоевателей, в архитектуре здешних католических храмов заметно влияние культуры инков. Так, например, костёлы увенчаны не остроконечными шпилями, а полусферами.
  В Куско дух инкской цивилизации ощущается на каждом углу. Поэтому туристов, несмотря на конец сезона, здесь и сейчас довольно много. Горожане приветливы. Порой кажется, что они и живут тут лишь для того, чтобы демонстрировать гостям уникальные достопримечательности своего города.
  После обеда поднялись на столообразную, господствующую над окрестностями гору. На ней сохранились руины крепости Саксайуаман (в переводе с кечуа - Хищная птица серокаменного цвета). Эта цитадель с тремя вместительными башнями, десятками бастионов и мощными, зигзагообразными стенами в три ряда, являлась центром хорошо продуманной оборонительной системы столицы империи.
  Крепостные стены сложены из тщательно обработанных глыб циклопических размеров и весом до 350 тонн !!! (Для сравнения - вес самого тяжёлого блока в египетской пирамиде фараона Хеопса "всего" 15 тонн). При этом камни самой разной формы так плотно подогнаны друг к другу, что в стыки между ними сложно просунуть даже лезвие бритвы. Такая плотная притирка избавляла древних строителей от необходимости использовать скрепляющий раствор.
  Во внутренних помещениях Саксайуамана имелись вместительные хранилища для зерна, ёмкости для сбора воды, лестницы для подъёма на дозорные площадки. От главных башен в город вели подземные ходы.
   Для повышения устойчивости сооружений инки применяли ещё одну интересную технологию - "полигональную". Суть её в том, что углы блоков имеют фигурные вырезы, соответствующие вырезам угла соседнего блока. Технология, безусловно, замечательная, но непонятно, как строители, имея лишь простейшие механизмы, умудрялись состыковывать многотонные махины так точно, что не оставалось малейшего зазора?! Ни на одном из этих блоков невозможно найти следов обработки инструментом, до того все грани ровные. Трудно так же представить, как такие твёрдые, громадные монолиты кололи и перемещали из далёких каменоломен. Как их поднимали и устанавливали на крепостной стене чётко в паз? Это не понятно ещё и потому, что инки не знали колеса. Для них круг являлся символом божественного Солнца, и считалось кощунственным использовать его для бытовых нужд.
  Когда видишь такие циклопические, устойчивые к самым сильным землетрясениям, кроме восхищения испытываешь ещё и неловкость оттого, что мы, имея мощную технику, зачастую не в состоянии повторить достижения древних мастеров.
  В настоящее время на поляне перед крепостью Саксайуамана ежегодно празднуется Инти Райми (праздник Солнца), отмечаемый в день летнего солнцестояния. На него съезжаются сотни тысяч людей со всей Южной Америки. Праздник начинается с призыва Сапа Инка на площадь Кориканча. Он выходит на неё в красочном костюме, весь увешанный золотыми, серебряными пластинами и драгоценными камнями. Инка испрашивает у Солнца благословления народам, после чего его несут на золотом троне по украшенным цветами улицам в сопровождении жрецов и сановников, одетых в парадные одежды, к крепости Саксайуаман. Там происходит ритуальное жертвоприношение белой ламы, и жрецы по пятнам крови читают будущее мира. После захода солнца поджигаются снопы соломы и начинаются ритуальные танцы.
  Стоя перед столь неприступными фортификационными сооружениями, невольно задаёшься вопросом, как многочисленная, закалённая в сражениях армия инков уступила двум сотням испанских завоевателей? Возник он у меня ещё со школьной скамьи: в поражении такой мощной и хорошо обученной армии инков было что-то противоестественное, даже абсурдное. Но в те времена для ответа на этот вопрос у меня не было доступных источников информации. Теперь же, основательно порывшись в Интернете, прочитав литературу, просмотрев передачу по замечательному каналу "История", ответ на вопрос, в чём корень этой трагической несправедливости, я получил, но это тема для другого очерка.
  Отмечу лишь, что с последними годами существования империи инков связано много легенд и загадок. Одна из них гласит будто император Атауальпа перед казнью сумел тайком передать верным людям ещё одно кипу: письмо, состоящее из тринадцати разных узелков. Через месяц из Куско на север ушёл тяжело груженый отряд воинов.
  Куда он отправился, точно не известно. Учёные предполагают, что, скорее всего, к огнедышащим вулканам Эквадора, каждодневно выбрасывающим из своих раскалённых жерл дымящиеся бомбы и облака удушливых газов. Этот неприютный, покрытый непроходимыми лесами край лучше всего подходил для спасения сокровищ от алчных и ненасытных испанцев**. Не случайно среди жителей тех мест до сих пор живы легенды о сказочном Эльдорадо и Городе Цезарей, который, благодаря стараниям жрецов, скрыт "энергетической завесой" и недоступен взорам чужаков. Это, конечно, мифы, но иногда как раз они со временем становились реальностью, а то, что не подвергалось сомнению, оказывалось вымыслом.
  Предположение о том, что загадочный Эльдорадо существует, подтвердили и найденные в глухом каньоне Центральных Кордильер в конце XX века пять золотых статуй высотой в человеческий рост. Они были такими тяжёлыми, что для их погрузки пришлось прибегнуть к помощи лебёдки.
  Старинные хроники и записки испанских конкистадоров, дошедшие до наших дней, свидетельствуют и о существовании подземного города, состоящего из лабиринта галерей, потайных храмов. В них якобы укрыты золото и священные реликвии. Но карта с его местонахождением находится у посвящённых, живущих как простолюдины. И то у каждого только часть от неё.
  В одном из донесений испанцев говорится о том, что незадолго до того как конкистадоры вошли в Куско, из Храма Солнца бесследно исчезли мумифицированные тела тринадцати инкских императоров. Они были в одежде, с нашитыми на неё золотыми пластинами. На них выгравированы сцены из их жизни. Пропал и золотой трон, установленный на массивной плите, отлитой тоже из золота.
  Через 26 лет после захвата Куско один из предводителей конкистадоров Поло Ондегардо по подсказке столичного торговца, подкупленного щедрыми подарками, заполучил три из этих тринадцати мумий. Сняв вожделенные золотые пластины, он приказал солдатам изрубить мумии на мелкие куски. Инки, узнав об этом святотатстве, убили предателя.
  Остальные десять мумий до сих пор не найдены. Возможно, так и лежат в тайных катакомбах под городом Куско или крепостью Саксайуаман. Пока все попытки кладоискателей подступиться к ним завершались неудачей либо трагедией.
  Индейцы утверждают, что любой, кто приблизится к запретной зоне на роковое число шагов, теряет память. Так что человечество только на подступах к разгадкам тайн этой уникальной цивилизации.
  В древнем Перу столкнулись не только разного технического уровня и оснащения армии, но и абсолютно разные мировоззрения. У европейцев устроить интриги, козни, оттолкнуть локтями ближнего, разбогатеть любой ценой считалось естественным и не зазорным. Для индейцев же обман, страсть к наживе, жадность, тем более накопительство, считались презреннейшими из всех состояний, до которых может пасть человек.
  Один из испанских хронистов записал в конце отчёта о завоеванной стране: "По правде говоря, мало народов в мире имели лучшее правление, чем инки"***.
  Эти люди по нравственным качествам значительно превосходили своих поработителей, но, к сожалению, чрезмерно идеализировали земной мир, устроенный так, что зло и ненасытная жадность зачастую побеждают добро и ведут человечество к пропасти небытия...
  Можно утверждать, что инкам удалось создать совершенную социальную структуру, в которой народ был счастлив. Земля, леса, пастбища, все продукты труда распределялись между людьми таким образом, что не было повода для распрей. Такое общественное устройство и абсолютный тоталитаризм в какой-то степени нивелировал человека, но вместе с тем открывал колоссальные возможности выживания и мирного сосуществования многомиллионного сообщества.
   Типичного для европейцев конфликта между обществом и отдельным человеком в империи инков не было. Но жёсткая вертикаль власти привела к тому, что когда верховный правитель оказался в плену, государство превратилось в беспомощное, растерявшееся без пастуха, стадо. Империю инков можно сравнить с гигантским ульем, где каждый на своём месте трудится на общее благо. Но как только пропадает матка - рой обречён на гибель.
  Оглядываясь на историю освоения Сибири, испытываешь восхищение перед мудростью и добросердечием российских казаков. Они не переделывали инородцев под свой лад, тем более не истребляли. Если местные желали соблюдать языческие обряды, никто не чинил тому препятствий. И, слава богу! От этого выиграли как русские, так и малые народы.
  __________
  * Любопытно, что инки не воспринимали золото как нечто сверхценное. Они его называли "потом Солнца", а серебро - "слезами Луны". Ценными для них были, к примеру, ткани - ведь на их изготовление требуется так много труда!
  ** За первые годы колонизации испанцами из Южной Америки было вывезено 200 тонн золота и 16 000 тонн серебра.
  *** В империи инков не было частной собственности - всем ведало и всё распределяло государство, заботящееся, чтобы все работали, но при этом никто, в том числе старые и немощные, не голодали, были одеты, обуты и имели крышу над головой. Благодаря строгости и справедливости законов (воровство, коррупция и т. п. карались смертной казнью) в империи практически не было преступности. Считается, что именно история государства инков вдохновила Кампанеллу к написанию утопии "Город Солнца".
  
   КРЕПОСТИ СВЯЩЕННОЙ ДОЛИНЫ
  
  Весь следующий день знакомились с крепостями, разбросанными по склонам гор, обрамляющим Священную долину. Первой посетили великолепно сохранившуюся цитадель Ольянтайтамбо, воздвигнутую на неприступном скалистом утёсе на высоте 3 500 метров в верховьях реки Урубамба.
   Форма крепостных стен и башен придавала ей сходство с туповерхой пирамидой, по скатам которой взбегают вверх узкие земледельческие террасы, рассекаемые одной единственной лестницей. Ступени, сложенные из цельных камней, были до того высокими, что по ним даже мне при росте 187 см не только подниматься, но и спускаться было тяжело. (Похоже, что те, кто сооружали эту лестницу, были более рослыми.)
  Часть башен, подобно ласточкиным гнёздам, встроена прямо в скалы, и добраться до них даже не всякому альпинисту под силу. А в иные можно попасть лишь через тесные тоннели, пробитые в горе. Надо признать, что инки очень грамотно использовали рельеф местности при строительстве крепостей. Крепость Ольянтайтамбо идеальный пример тому. Конкистадоры под предводительством Эрнандо Писарро (брата Франциско Писарро) в 1536 году попытались захватить её, но вынуждены были отступить, едва избежав полного уничтожения.
  Внутри Ольянтайтамбо сохранились остатки храма. Его стены сложены из розовых, хорошо отполированных монолитов весом не менее 15-20 тонн каждая. Каменоломня, где вырубали и обрабатывали строительные блоки, находилась на противоположной стороне долины на весьма крутом откосе, примерно в трёх километрах от крепости. Там, а также на пути к цитадели, до сих пор лежат уже обработанные, но так и не "доехавшие" до пункта назначения заготовки. Местные жители про них ласково говорят: "уставшие камни".
   Своё название крепость получила от имени мятежного генерала Ольянтай. Он и дочь Верховного Инки очень любили друг друга, но император был против их брака. Отважный генерал укрылся с возлюбленной в этой, тогда ещё небольшой пограничной заставе, и за несколько лет превратил её в неприступный форт.
   В память о столь романтичной любви в народе из уст в уста веками передавалась песня "Ольянта", дошедшая до наших дней:
   Если даже с думой злою
   Сам утёс могучий горный
   В сговоре со смертью чёрной
   На меня пойдёт войною,
   Выйду в бой я с этой силой
   И без страха драться стану,
   Чтоб живым иль бездыханным
   Пасть к ногам голубки милой.
   Вот такая безграничная, готовая на любые жертвы, любовь!
  После Ольянтайтамбо побывали ещё в двух крепостях, а ближе к вечеру заехали в глухую горную деревушку, где в кустарных мастерских жизнерадостные и смешливые молодые ткачихи продемонстрировали все этапы получения пряжи из шерсти лам, альпак и её окраски. Индейцы для этой цели по-прежнему используют только природные компоненты: толчёные камни, растения, коренья, сушёных насекомых. Не прибегая к химии, они получают до двадцати цветов, а оттенки меняют, добавляя в краситель разные окислители, например сок лимона.
   В соседней мастерской женщины постарше показали нам, как ткут на примитивных ручных станках из полученной пряжи прочное полотно с многоцветными геометрическими орнаментами.
  После чего гостеприимные жители деревушки напоили нас чаем из листьев коки. Он бодрит и помогает быстрее адаптироваться к высоте. Недаром в империи инков кока была особо почитаемым растением. Её регулярно жевали для восстановления сил курьеры-скороходы (часки), являвшиеся основными информационными "каналами", связывающими империю в единое целое.
  Благодаря коке они преодолевали огромные расстояния по знаменитым инкским дорогам, мощённым плитами и обсаженным с двух сторон деревьями. Там, где путь преграждали горы, были пробиты тоннели, а через бездонные пропасти переброшены подвесные канатные мосты, сплетённые из волокон агавы. На самых высоких перевалах имелись навесы. В их тени гонцы и путники могли отдохнуть и полюбоваться панорамой гор, таких высоких, что вершины упираются в небо, и каньонов, таких глубоких, что, казалось, их дно достигает центра земли.
  Кроме того, вдоль всех дорог имелись постоялые дворы - почтовые станции (тамбо), в которых можно было поесть и переночевать, а между ними через каждые 2-3 километра посты с двумя дежурившими круглые сутки гонцами. За счёт этого расстояние в 2 000 километров по горам и долинам часки преодолевали за пять суток! По сути, инкская почта являла собой эстафету, протянувшуюся на огромные расстояния. Хронист Сьеса де Леон по этому поводу писал: "Инки изобрели почтовую службу, которая являлась наилучшим из того, что можно было придумать и вообразить". Кстати, наша доблестная почта доставляет письмо из Уфы в Москву, а это всего 1500 км, за четыре дня. Прогресс на лицо!
  
  
   МАЧУ-ПИКЧУ
  
   Самая популярная достопримечательность Перу - городище Мачу-Пикчу. На сегодня это единственное поселение инков, сохранившее первоначальный вид. Его несколько столетий безуспешно искали испанские колонизаторы - считалось, что именно в нём спрятаны несметные сокровища империи, включая золотые статуи Верховных Инков. Но обнаружили это городище лишь в начале XX века, если быть точным - в 1911 году.
   Раскопки показали, что индейцы покинули Мачу-Пикчу не так давно - в первой половине XIX века! Причём, как гласит легенда, забрали с собой и унесли в дремучую сельву всё самое ценное. Легенды легендами, но немало примеров, когда они оказывались правдой. Так один кладоискатель, не усомнившись в предании гласящем, что на острове Робинзона Крузо в Чили таятся несметные сокровища пиратов, продал текстильную фабрику и на вырученные деньги организовал, хорошо оснащённую, экспедицию. В результате, в 2006 году нашёл на глубине пятнадцати метров шестьсот бочонков с золотом, оценённых в шесть миллиардов долларов. А поначалу над его безрассудством только посмеивались. Так что и Мачу-Пикчу может преподнести человечеству немало сенсаций.
  Работавшие на Мачу-Пикчу американские археологи обнаружили лишь предметы быта и захоронения людей. Под предлогом необходимости описать находки и составить систематический каталог они получили разрешение властей всё найденное вывезти на несколько месяцев в США. Эти "несколько месяцев" растянулись на 100 лет.
  От Куско до Мачу-Пикчу чуть более ста километров. Попасть туда можно на поездах, отправляющихся рано утром. Один из них, с относительно комфортабельными вагонами, - для туристов. Второй - для местных жителей. Он неудобен ещё и тем, что останавливается у каждого столба. Учитывая эти обстоятельства, мы выбрали первый вариант.
  
  Мачу-Пикчу, как и остальные поселения инкской знати и жрецов, укрылась на труднодоступной седловине крутостенного отрога между двух скал, похожих на раскрытые друг к другу ладошки. Благодаря этому его не видно ни с перевалов, ни из долин. Большая скала зовётся Мачу-Пикчу (Старая Гора), а та что поменьше - Уайна-Пикчу (Юная Гора).
  Подняться в городище можно по узкой тропе лишь с одной стороны. На вершине Уайна-Пикчу, похожей на голову пумы, находятся храмы Солнца и Луны. Восхождение к ним под обжигающим потоком полуденных лучей далось с трудом. Восстановив дыхание я насладился незабываемым видом не только на само городище, но и на простирающуюся во все стороны зеленокудрую, горную страну, расчленённую глубокими ущельями.
  Сверху городище напоминает тень летящего кондора. Когда-то здесь было шумно, многолюдно, кипели страсти, а сейчас царит могильная тишина, нарушаемая лишь шагами очарованных туристов.
  Как известно, у инков сакральные образы играли важную роль и отражали их мировоззренческие понятия. Так, Кондор символизировал верхний мир, Пума - средний, а Анаконда - нижний, подземный. Многие амулеты в Перу до сих пор выполняются именно с такой символикой.
  Спустившись с вершины Уайна-Пикчу, прилёг на траву. Было приятно сознавать, что лежишь на земле, по которой ходили Жрецы и Верховные Инки, а теперь ты, странник из далёкой Башкирии, созерцаешь их храмы, жилища, порхающих между ними крохотных колибри; вдыхаешь благоухание трав, цветов слушаешь щебет птиц... Умиротворяющий, льющийся с небес покой навевал иллюзию, что это не птицы щебечут, а перекликаются души людей, живших здесь в далёком прошлом. В голове закрутились мысли о скоротечности времени, зыбкости всего сущего и ещё о чём-то неуловимом.
  В этот момент меня кто-то осторожно ткнул в плечо. Поворачиваю голову и вижу влажные губы, волосатую морду ламы. Служащие национального парка по утрам выпускают этих милых созданий из специального загона, чтобы усилить у посетителей иллюзию перемещения во времена многовековой давности. Я порылся в карманах и угостил голубоглазую красавицу двумя галетами.
  Из живности ещё видел семейку шиншилл. Эти маленькие, похожие на серые шарики, с большими округлыми ушками, зверьки рекордсмены по густоте меха - 25 000 волосков на один квадратный сантиметр! Когда я попытался приблизиться к одному из них с фотоаппаратом, зверёк встал на задние лапки и "зарычал". А увидев, что угроза не действует, поспешил ретироваться в кусты. Остальные дружно последовали за ним.
  Как я уже отмечал, Мачу-Пикчу великолепно сохранилось. За прошедшие столетия сгнили лишь деревянные стропила и соломенные крыши. Само поселение условно можно поделить на сектора: храмы, "дворцы" сановников и жрецов; площадь; дома простолюдинов на узких улочках и погост. Часть храмов и жилых помещений вырублены прямо в скалах, оплетённых бромелиями - растениями, которые могут расти на голых камнях, поскольку берут питательные вещества из воздуха, а не из почвы.
  По углам городища торчат сторожевые вышки. С них можно было обозревать местность на десятки километров и заранее знать о приближении врага. Ведущая к Мачу-Пикчу единственная тропинка столь узкая, что позволяла даже небольшой горстке воинов отразить натиск целой армии.
  Из-за ограниченности места городище спланировано весьма экономно. Я бы сказал даже тесно: постройки буквально жмутся друг к другу. Кварталы и отдельные здания соединены между собой главным образом лестницами, которые и выполняют роль улиц. В большинстве они короткие - в шесть-десять ступеней, но есть и гигантские, состоящие из ста пятидесяти ступенек. Дома скромные: одна комната с выходом на узкую улочку.
  На площади, выложенной плоскими камнями, на пирамидальном основании лежит громадный монолит Интиуатана, что в переводе означает место, куда прикреплено Солнце. Его четыре угла указывают направление четырёх сторон света. Монолит имеет довольно мудрёную ступенчатую форму с прямоугольным столбом посреди, выполняющим роль солнечных часов. А на самой широкой ступени совершались жертвоприношения.
  Интересно, что после Мачу-Пикчу мне стали сниться стройные по сюжету и очень конкретные в деталях сны (правда, недолго - с месяц). В них я явственно проживал ещё одну полную невероятных событий жизнь.
  
   ПУНО И ТИТИКАКА
  
  От Куско до священного озера Титикака, на берегу которого расположен город Пуно, 390 километров. Дорога, петляя по межгорным долинам северной части плато Альтиплано, привела к громадной глиняной стене, высотой не менее двадцати метров - это всё, что осталось от центральной части храма инкской эпохи. Рядом частично отреставрированное селение.
  Удивительным было то, что стена и постройки сложены не из каменных блоков, как в окрестностях Куско, а из глиняных. И хотя глина не обожжённая, блоки настолько прочны, что, несмотря на обилие осадков, выдержали пятивековое испытание. Похоже, что когда замешивали глину для блоков, в неё что-то добавляли.
  Дальше ущелье резко сужалось, а сам водораздельный перевал Ла Райя (4 300 м.) был укрыт туманом, вернее, застрявшей на нём тучей. Не доехав пары километров до него, водитель остановил машину и попросил нас выйти. У меня мелькнула мысль: "Двигатель перегрелся, как бы не пришлось до водораздела пешком топать". Но ошибся. Водитель повёл нас сквозь лохмотья тумана к пешеходному мостику, перекинутому через бурный горный поток. Когда мы оказались на противоположной стороне, он торжественно объявил:
  - Амиго, поздравляю! - Сейчас вы перешли Амазонку. Тут она зовётся Урубамба, ниже - Укаяли, и только после слияния с рекой Мараньон - Амазонка.
  Ничего себе! За десять секунд пересекли величайшую реку планеты! Сравнивать Амазонку с другими водными артериями - это всё равно, что сравнивать анаконду с ужом - столь несопоставимы весовые категории. Эта громадина несёт в океан 20% всей пресной воды* земного шара! Её имперский характер проявляется даже у истока: сквозь неумолчный шум пенистого потока слышно, как вода со скрежетом тащит по дну валуны.
  
  *Количество годовых осадков в бассейне Амазонки в результате вырубки лесов упало с
   889 мм в 1920-х годах до 380 мм в наше время.
  
  Удовлетворённый произведённым впечатлением, водитель рассказал, что в боковом ущелье есть пещера. С её сводов свисают сосульки сталактитов всевозможных оттенков. Навстречу им растут сталагмиты. В подземных гротах текут ручьи. Обследовавшие её спелеологи, в одном из ответвлений упёрлись в огромную плиту. Она была такой гладкой, что ни у кого не было сомнений в искусственности её происхождения.
  Вот ещё одна, ожидающая своих исследователей, тайна.
  Как только преодолели водораздел, туман исчез. Ущелье разошлось широким раструбом, и нашим взорам открылось просторное, открытое всем ветрам, высокогорное плато - Альтиплано.
  Горы здесь намного мельче, а контуры помягче. Воздух настолько прозрачный, что трудно оценить, какое на самом деле до них расстояние. Деревья исчезли. В долинах луга с тучным разнотравьем и отарами овец, стадами мосластых коров. На склонах табунки альпак, пасущихся под присмотром одного-двух гаучо. У дороги небольшие, в пять-десять дворов, деревушки. Дома, сложенные из коричневых саманных кирпичей, узкие, двухэтажные с крохотными двориками, закрытыми от посторонних глаз высокой глинобитной стеной. Крыши железные либо черепичные. У самых бедных - из почерневшей соломы. Но даже у них туалеты тщательно покрашены, сзади непременно вытяжная труба. Часть домов пустует: города - ненасытные пылесосы - из года в год высасывают народ из деревень.
  Террасных полей, как в каньоне Колка и среднем течении Урубамбы, здесь нет. Долина настолько размашиста, что не нужно лепиться по склонам. Тем не менее, земельные наделы и тут невелики: 10-20 соток. Встречаются и крупные коллективные хозяйства: несколько длинных коровников, просторные загоны, поодаль пара улиц.
  Через час медленно пробираемся сквозь весёлый, шумный, забитый мужчинами в ярких головных уборах и женщинами в цветастых юбках, город беспошлинной торговли Хулиака. Он производил впечатление огромного муравейника, кишащего торговцами. При этом на одного покупателя приходится не меньше двадцати продавцов! Наш микроавтобус с большим трудом протискивается по запруженным улицам. На одном повороте даже пришлось встать: ждали, пока хозяева переместят свои развалы и прилавки поближе к стене дома.
  Сотни убогих лачуг на окраине Хулиаки несколько подпортила ощущение праздника. Возле них чадят печи для обжига кирпичей. Работают семьями. Одни месят ногами глину, другие закладывают её в формы, третьи на носилках носят к печи. Готовый кирпич выкладывают на поддоны прямо у дороги - подъезжай и грузи. Удобно!
  В Пуно въехали при быстро сгущающихся сумерках. Город широкой подковой покрывал крутые берега одного из заливов озера Титикака. По местным преданиям, творец Виракоча - верховное божество инков, именно из него выловил Солнце и Луну.
  Поселились в хостеле "Империал". Несмотря на поздний час, на улице кипела торговля овощами, фруктами, сувенирами, напитками. Продавцы - только женщины, все в национальных одеждах. Здесь головные уборы другие - крохотные чёрные шляпки из фетра. Точь-в-точь, как у Чарли Чаплина. Непонятно только, как они держатся на самой макушке. Женщины (это типично для всей Южной Америки) крупные, с грубыми, мужеподобными лицами, суровым взглядом. Лишь молоденькие девчата изящны и привлекательны. Невольно задаёшься вопросом: "Отчего с женщинами происходят такие метаморфозы?" Может, причиной тому высокогорье? Высота всё же приличная - 4 000 метров!
  Городские кварталы поднимаются по береговому склону с отметки в 3 810 метров до отметки 4 150 метров. И хотя мой организм уже адаптирован к высокогорью, всё равно, как только начинается подъём, так сразу учащается пульс, появляется одышка.
  В последние годы Пуно приобрёл известность как фольклорный центр Перу. В дни национальных праздников в него съезжаются тысячи туристов со всего мира, и город превращается в сталицу веселья, старинных песен и народных танцев.
  Утром 15 марта отправились на стареньком катере в двухдневное путешествие по перуанской части Титикака, являющегося самым высокогорным судоходным озером на нашей планете. Да и размеры у него нешуточные: при ширине в 65 километров озеро вытянулось почти на 200 километров.
  Среди пассажиров катера выделялся активностью и громоподобным голосом здоровенный финн. Он странствует по странам Южной Америки уже третий месяц (оказывается, в Финляндии отпуск может быть три месяца, из них полтора оплачиваемые). Чем дальше отплывали от берега, тем чище становилась вода. Окунул руку - холодновата, не выше 12 градусов. Вскоре показались рукотворные дрейфующие острова индейцев племени Урос.
  С незапамятных времён они спасались на них от набегов враждебных племён, а впоследствии и конкистадоров. Так и живут, не меняя уклада жизни. Для укрепления и расширения площади острова они периодически вяжут в снопы стебли тростника тотора и укладывают его в истончившиеся места. Из туго связанных пучков изготовляют каноэ для рыбалки и катамараны для "выхода в свет". Возводят хижины, плетут циновки, занавески, мастерят игрушки. Ловят и сушат на вешалах рыбу (в основном озёрную форель), охотятся на водоплавающих птиц, разводят морских свинок.
  Угроза нападения давно канула в лету, но на материк никто не переселяется - на плавучих островах им привычней. Благодаря постоянно добавляемым пучкам тростника острова не только разрослись вширь, но и отяжелели, стали малоподвижными. Сейчас на озере около сорока таких дрейфующих платформ. На самых крупных имеются школы, магазины, музеи. К "берегам" пришвартовано с десяток лодок. В их числе катамараны с носами, украшенными грозно оскаленными головами пум. Они очень похожи на те, что были сплетены здесь же для экспедиций Тура Хейердала "Ра-1" и "Ра-2".
  Остров, на который нас высадили, слегка покачивало. Из-за этого, то там, то здесь что-то поскрипывало, похлюпывало, напоминая гостям: осторожно, под вами десятки метров воды!
  Завидев нас, обитатели деревни высыпали из тростниковых жилищ, похожих по форме на эвенкийские чумы, и, пританцовывая, запели. Следом из "дверных" проёмов выползли сопливые карапузы. Пока мы "гуляли" в сопровождении гида по мягкой и пружинистой "улице", осторожно обходя места, где проступала вода, полноватые, но при этом сноровистые женщины накрыли незатейливый стол: заваренный из листьев коки чай и маисовые булочки.
  После бодрящего чаепития покатались на огромной тростниковой лодке. Мы с Эмилем даже немного поработали вёслами. За все эти удовольствия каждый заплатил по 10$.
  Попрощавшись с гостеприимными аборигенами, вернулись на катер и "запрыгали" по белопенным гребням к центру озера - туда, где возвышался каменистый остров Амантани. Разгулявшиеся на просторе волны становились всё круче. Это щекотало нервы - как ни как под нами сотни метров воды.
  Напряжение спало, лишь когда зашли в овальную бухточку и причалили к каменному пирсу, упирающемуся в пологий склон с разбросанными по нему в беспорядке домами. (Противоположный, крутой и скалистый, для жизни не пригоден). В бухточке было спокойно. Лишь мерно накатывающие волны неутомимо шлифовали прибрежную гальку.
  Амантани - остров небольшой: четыре на три километра. Между построек компактные рощицы, состоящие из нескольких громадных деревьев. То, что местные жители сохранили их, вызывает уважение. Зимой здесь по несколько месяцев держится минусовая температура, и воздержаться от соблазна поживиться дровами - это подвиг, говорящий о почтительном отношении к среде обитания и высокой культуре островитян.
  В деревне пять сельскохозяйственных коммун по 50 человек в каждой. Её члены занимаются выращиванием бобов, ячменя, картофеля, маиса на принадлежащих им крошечных террасах.
  Гривастый, похожий на матёрого зверя, староста "раздал" нас по семьям и отметил в журнале счастливчиков: следит за тем, чтобы в течение сезона каждый двор принял равное число постояльцев. Для селян приём туристов даёт ощутимую прибавку к скудному семейному бюджету.
  Узнав, что мы русские, островитяне заулыбались и стали поглядывать на нас с повышенным интересом. Кто посмелее, подошли ближе - гости из России здесь редкость. Вообще, следует отметить, что в Южной Америке к россиянам повсеместно относятся с симпатией. Нашу страну здесь по-прежнему воспринимают как противовес янки, к которым у латиноамериканцев стойкая неприязнь.
  После того как мы с Эмилем внесли в кассу общины по 20 солей (в сумме это составляет 400 рублей), староста подвёл нас к невысокому, с мягкой, застенчивой улыбкой на лице индейцу:
  - Его зовут Валерио. Идите за ним.
  Всё время, пока поднимались по каменистой тропе к его двухэтажному П-образному дому, наши рюкзаки несли жена Валерио и её сестра - таковы местные обычаи. Кстати, глядя на них, нельзя было сказать, что поклажа им в тягость. Валерио же всем встречным с гордостью объявлял: "Русиан, русиан!" Люди притормаживали и с таким любопытством оглядывали нас, что я невольно стал проверять: всё ли у меня застёгнуто.
  Улиц и дорог в селении нет. Только широкие тропы между каменными стенками-заборчиками, обрамляющими бессистемно стоящие дома и примыкающие к ним хозяйственные постройки с огородами. Время на этом острове словно остановилось. Здесь не знают не только машин, но и велосипедов.
  Встретила и провела нас в приготовленную комнату на втором этаже мать Валерио - суровая, черноволосая, несмотря на преклонный возраст, индианка. За всё время, что мы прожили у Валерио, мы так и не услышали ни от неё, ни от её улыбчивой снохи ни единого слова.
  Обедать нас пригласили в маленькую кухоньку с глиняным полом и крохотной, очень экономичной в плане потребления дров печуркой из обожжённой глины. Три полешка в ней, благодаря слабенькой тяге, чуть горели, правильнее будет сказать - тлели, но жар давали настолько сильный, что на плите всё кипело и шкворчало.
  Подали суп (слава богу, индейцы, как и россияне, не могут жить без него). Потом - рагу из картофеля, помидоров, огурцов, заправленное жареным сыром. Очень вкусно и сытно. Кстати, огурцы здесь срывают, когда они достигают максимальных размеров, а жёсткую, пожелтевшую кожуру перед употреблением срезают, как у картошки.
  На улице довольно жарко, а в доме прохладно. После трапезы прилегли на топчаны отдохнуть. Через открытое окно была видна поблёскивающая на солнце водная гладь Титикаки, упирающаяся на горизонте в синие в белоснежных шапках зубцы гор. В комнату то и дело залетал ласковый ветерок. Тишина, покой. Вокруг дома цветы: герань вперемешку с белой и розовой гортензией. За ними небольшой участок с колосящимся ячменём, справа - роща высоченных эвкалиптов и семейка унизанных острыми иглами кактусов.
   Эта патриархальная и вместе с тем экзотическая картина расслабляла. От накатившего умиротворения я задремал, как вдруг соседский ишак зашёлся в истерических воплях и разрушил царившую благодать. Эх, до чего ж бестактное животное!
  
  К 16 часам все приехавшие на катере собрались на центральной площади у сельского фонтанчика (!) с памятником индейскому вождю (!). Пока поджидали застрявшего в сувенирной лавке финна, послушали песни в исполнении местных музыкантов. Когда скандинав, наконец, появился, староста повёл нас по тропе наверх. Остров Амантани гористый и имеет несколько вершин. Самая высокая Пача-Мама, чуть ниже - Пача-Тата (Земля-Отец), остальные - их сыновья.
  Тропа проходила мимо баскетбольной площадки, окружённой несколькими рядами болельщиков в национальных одеждах. На игру они реагировали весьма сдержанно: вздыхали или молча улыбались. Лишь самые эмоциональные били себя кулаком в грудь.
  Как только вышли из деревни, крутизна тропы резко возросла. Каждый шаг давался с трудом. Я то и дело останавливался, чтобы восстановить силы - высота-то 4 000 метров! Но в какой-то неуловимый момент (кажется, после того как миновал каменную арку над тропой) из неведомых источников в меня влились силы, и я пошёл, с каждым шагом наращивая скорость. Очень приятное, надо сказать, состояние. В такие минуты кажется, что тебе всё по плечу.
   На вершину поднялся с большим отрывом от остальных. Здесь нас поджидали женщины с толстыми чёрными косами, свёрнутыми на голове в кольца. Они сидели прямо на траве, обложившись грудами вязаных изделий, и смотрели на меня с такой мольбой, что я купил всем трём дочерям белые, с коричневым орнаментом кофты из нежной шерсти альпак.
  На самой макушке Пача-Мамы находятся древние руины храма Солнца. Взглянуть на них не удалось - они на реставрации и окружены трёхметровым забором. Чуть в стороне, на возвышении, как на постаменте, громоздилась каменная глыба. Я залез на неё для лучшего обзора и застыл от восхищения: был тот миг, когда всё озеро усыпано переливающимися в лучах закатного солнца стружками "золота". На небосводе тихо тлели, чуть дымясь кровью, высоко парящие облака. Сумерки в этих широтах короткие. Остров на глазах погружался в чернильную мглу. Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных от лучей невидимого уже солнца гусей. Облака, ещё несколько минут отражали прощальные отблески светила, скрывшегося за гребнем почерневших гор, но вот и они погасли. Земля и небо слились в непроницаемо-угольной тьме, старательно засеваемой Виракочей алмазными зёрнами. Неясные силуэты людей, принимая самые фантастические очертания, прорисовались лишь вблизи. Воздух сразу посвежел, наполнился влагой. Из-за зубчатого горизонта в звёздную заводь лебедем выплыла луна.
   Спускались, освещая тропу фонариками. В деревне электричества нет, и чтобы мы не плутали, нас встречали заботливые хозяева. По дороге Эмиль проговорился Валерио, что у меня сегодня день рождения. Доведя нас до дома, индеец исчез, а вскоре появился с двумя соседями (один из них был с гитарой). Сам Валерио достал тростниковую флейту. Индейцы сначала о чём-то пошептались, а потом устроили шикарный концерт-поздравление. Хозяйка тем временем накрыла во дворе стол, я открыл бутылку водки "Золото Башкортостана" (так и хочется написать более нежное - "Золото Башкирии"), и мы допоздна веселились при свете керосиновой лампы.
  У Валерио оказался очень приятный голос. Индейские лирические песни в его исполнении трогали до глубины души. Потом гитара перешла к Эмилю. Русские романсы очаровали хозяев. Когда бутылка опустела, в ход пошла "писка" - местная водка.
  В сорока метрах от нас приплясывали на мелкой ряби лунные блики, а два белоголовых россиянина и три черноволосых индейца племени аймары радостно братались, провозглашая тосты за дружбу между народами.
  Антонио, товарищ Валерио, разоткровенничался и похвалился, что знает место, где находится затонувший инкский храм. Обнаружил он его случайно, когда нырял за оторвавшимся якорем. Вокруг него стоят покрытые илом статуи. (Может те, что из золота?) Это место Антонио держит в тайне, потому что получил запрет от Пача-Мамы. Она приходила к нему в ту же ночь и сказала, что настанет час и явятся люди из катакомб и перенесут их в её Дом. После этого она опять обретёт силу и родится новый Инка, который устроит справедливый мир. Тогда на Земле воцарит благоденствие. Мы были заинтригованы, но в душе сильно сомневались в правдивости его рассказа.
  
   Проснувшись ближе к полудню, ужаснулся:
   - Кошмар! Мне седьмой десяток!
  Чтобы не попасть под власть этой страшной цифры, сказал себе: "Камиль, вчера ты достиг пика. Теперь начинается отсчёт лет в обратном направлении. Так что распечатал ты не седьмой, а пятый десяток, и с этого дня будешь не стареть, а год от года молодеть!"
  Ловко я с перепугу выкрутился?! Посмотрим через несколько лет, что из этого настроя на омоложение получится.
  Жизнь на острове течёт размеренно, без суеты. Не удивительно, что мать Валерио в 90 лет (проверил свои дневниковые записи: оказывается ей ещё больше - 92 года!) - довольно крепкая, властная женщина. Лицо, конечно, в кружеве глубоких, словно вырезанных резцом, морщин, но спина прямая, подбородок держит высоко.
  Интересно, что когда мы надумали купить у жены Валерио шерстяной шарфик с шапочкой-шлемом и попросили снизить цену, сам Валерио побежал к матери за разрешением. И деньги отдал ей же. Матриархат!
  Что интересно, пенсия в Перу даётся сразу, как только выработал положенный стаж. Так, учителю необходимо отработать 30 лет. То есть, если работаешь в школе с двадцати лет, можешь уйти на пенсию в пятьдесят. Во главу угла поставлен стаж работы. Справедливо!
  Что ещё на Амантани бросается в глаза? Люди приветливые, полны достоинства. На их лицах не увидишь ни тени раздражения. Разговаривают тихо, вполголоса. Женщины работящие (а где иначе?) - вяжут, даже когда идут за водой. Грузы (сушняк, траву для скотины, ну и, разумеется, детей) тоже они носят. Всё за спиной, в платках-сумках. Я, наконец, подглядел, как они "загружают" их. Расстелив платок, груз кладут посередине и два противоположных угла накидывают на него. Потом берутся за два других и забрасывают груз за спину. Всё, вроде бы, предельно просто, но попробуй повторить...
  На фотоаппарат островитяне реагируют спокойно, по большей части даже доброжелательно. На материке же, если видят нацеленный объектив, либо яростно требуют денег, либо в панике убегают.
  Туалеты, как, впрочем, и везде в Перу, с непременной вытяжной трубой. На территории острова ни одной свалки, на тропах - ни соринки. Чистота идеальная. Члены общины живут по законам, выработанным веками. Того, кто нарушает их, ожидает несмываемый позор и всеобщее презрение. Удастся ли им и дальше сохранять сложившийся уклад жизни, отеческие традиции, покажет время.
  
  После обеда вся спаянная ночной пирушкой компания проводила нас с Эмилем до пристани. Несмотря на возражения, нести рюкзаки нам опять не позволили: это удел безропотных индейских женщин.
  По дороге Валерио деликатно поинтересовался:
  - Камиль, не сможет ли мой приятель пожить у тебя в России?
  Слегка растерявшись, отвечаю:
  - Да, это возможно, квартира большая.
  Но на всякий случай уточняю:
  - А как долго?
  - Постоянно...
   ???
  - Не пугайся, он ничего не ест и занимает мало места.
  И тут Валерио протягивает мне вырезанного из дерева индейца, одетого в национальный костюм.
  Я растроган, судорожный комок сдавил горло. Нахлынувшее чувство благодарности искало выхода. Хотелось сделать что-то приятное для этого, в общем-то, мало знакомого мне человека. Достал швейцарский складной многофункциональный ножик и смущённо протянул ему. Валерио обрадовался подарку, как ребёнок:
  - Теперь я самый богатый на острове! - воскликнул он.
  Когда вся группа зашла на судно, моторист взял курс к следующей точке нашего маршрута - острову Такуиле. Но лишь только катер покинул бухту, боковой ветер принялся изо всех сил раскачивать нашу посудину. Вскоре большинство пассажиров почувствовало признаки морской болезни: нарастающие приступы тошноты, головокружение.
  Чтобы вода не перехлёстывала через борт, рулевому приходилось постоянно держать нос катера навстречу ветру. В результате мы шли не напрямую к Такуиле, а несколько в сторону. После того как в бак залили солярку из запасной канистры, мотор сначала простужено зачихал, а затем и вовсе заглох. Обрадованные волны подхватили неуправляемое судёнышко и стали раскачивать, как люльку. Срываемые ветром пенные гребни щедро окропляли нутро катера и людей. Вскоре уже половина пассажиров, отрешившись от всего, валялась на скамьях с бледно-зелёными лицами. Капитан (моторист всё это время копался в двигателе, что-то бормоча: то ли молясь, то ли поминая нечистую силу) стал ходить и протирать лица лежащих туристов спиртом. Тех, кому было совсем плохо, заставлял дышать сквозь смоченную в спирте тряпочку. Удивительно, но это помогало - люди оживали.
  Ветер, шквал за шквалом набирая силу, достиг резиновой упругости. Грузные волны, утратив степенную размеренность, жадно набрасывались на катер крутыми валами, перехлёстывающими через борт. С каждой минутой наша беспомощная посудина наполнялась новыми порциями воды. Тяжелея, она осаживалась всё ниже и ниже. Я на всякий случай поискал глазами спасательные круги, но, увы, их не было.
  В голове невольно возникла жуткая картина: заполненный водой катер, слегка вращаясь, идёт ко дну, и следом погружаются в чёрную, холодную бездну наши распростёртые тела. Из памяти некстати всплыло, что глубина Титикаки более трёхсот метров!
  Эта невесёлая перспектива так взбодрила меня, что я, вылив за борт сок из двухлитрового пакета, срезал боковину и принялся лихорадочно вычерпывать воду. Капитан одобрительно кивнул. Ко мне присоединился Эмиль, а за ним и все те, кто ещё был в состоянии двигаться.
  После многих безуспешных попыток запустить движок моториста, наконец, осенило: он перекинул шланг на второй бак (у меня эта мысль уже мелькала, но я почему-то стеснялся донести её до индейца). Движок, выпустив пару клубов чёрного дыма, ритмично затарахтел. Этот долгожданный стук для нас был слаще аккордов самой гениальной симфонии. Мы просияли. Капитан поставил катер носом к волне и пошёл по косой к чернеющему острову. А мы продолжили дочерпывать остатки воды.
  Когда сошли на берег, оба индейца опустились на колени и, поцеловав землю, осенили себя крестным знамением. Я тоже мысленно перекрестился.
  Остров Такуиле в отличие от Амантани заселён гораздо плотнее и по всему периметру. Он прославился тем, что вязанием на нём занимается исключительно мужская часть населения. Было удивительно видеть гордо восседавших на стульях, несмотря на сильный ветер, колоритных, с суровым профилем мужчин, в узловатых пальцах которых мелькали, поблёскивая на солнце, спицы.
  Главный источник пряжи - шерсть пасущихся повсюду овечек. Правда, здесь они какие-то карликовые, почти игрушечные. И национальная одежда у индейцев тут иная. Мужчины в чёрных штанах и чёрно-белых жилетках, с широкими поясами, на которых вышит календарь сельскохозяйственных работ. Непременный атрибут: вязаные шапочки-колпаки, как у гномов. В их свешивающемся на бок кончике хранятся листья коки. Если шапочка с поперечными цветными полосами, это значит, что мужчина семейный. Решивший жениться юноша к свадьбе должен связать себе специальную красно-белую шапочку. Женщины же все в белых кофтах и чёрных домотканых платках, украшенных увесистыми кистями.
  На площади ко мне подбежали две девчушки. У них были такие славные, умильные личики, что я угостил каждую шоколадкой. Они спрятали их в кармашки и стали клянчить ещё и денег. В кошельке у меня было с десяток мелких монет - высыпал все в протянутые ладошки. Взвизгнув от счастья, они тут же помчались вприпрыжку к подружкам хвастаться свалившимся богатством.
  Возвращались в Пуно в сопровождении волнистого отражения рогатого месяца. Ночью снилось, будто я плыву и кто-то тянет меня за ноги на дно. Отчаянно хватаюсь за мокрую верёвку, но она выскальзывает, и я погружаюсь в чёрную пучину всё глубже и глубже. Проснулся весь в поту и долго не мог сообразить, где нахожусь.
  
   БОЛИВИЯ
  
   Боливия - площадь 1 098 581 кв. км,
   население - 11 млн. человек
   официальная столица - Сукре (фактически - Ла-Пас),
  
  Вернувшись в Пуно до обеда занимались в консульстве Боливии оформлением виз. Выдаётся она бесплатно, но потрудиться ради её получения пришлось изрядно. Сначала в поисках ксерокса обегали весь центр. Сделав копии паспортов, сертификатов о прививках, авиабилетов, через Интернет заказали гостиницу в Ла-Пасе и два часа ждали, когда придёт документальное подтверждение. Затем сфотографировались, и только после этого секретарь записал нас в очередь к консулу.
  Тот оказался спесивым буквоедом, упивавшимся своей безграничной властью: ничего не объясняя, почиркал анкету и объявил тоном, исключающим вопросы: "Неправильно! Переписать!" Общаться на английском наотрез отказался, хотя было очевидно, что понимает. (И правильно делает - мы же в Латинской Америке и язык здесь испанский.) Слава Богу, Эмиль владел испанским, и мы с третьего захода всё же заполнили и мудрёную анкету, и заявление без ошибок. Иначе не видать бы нам Боливии. Можно было, конечно, попробовать с пограничниками договориться, но это опасно. Впустить, может, и впустили б, да только как потом без отметки в паспорте выедешь?
  Когда марка, подтверждающая наличие визы, появилась в наших паспортах, до отправления последнего автобуса в Боливию оставалось всего тридцать минут. Простимулировав таксиста возможностью получить хорошие чаевые, рванули на автостанцию. Когда подъехали, автобус с надписью "Пуно - Ла-Пас" уже выезжал из ворот. Мы бросились ему наперерез с такими душераздирающими воплями, что водитель сжалился - остановился.
  Первая половина пути проходила по берегу Титикаки. (Озеро на две трети принадлежит Перу, на одну треть Боливии.) Узкая лента земли между дорогой и водной гладью вся в жёлтых лоскутах поспевшего ячменя. Крестьяне серпами срезали стебли с тугими колосьями и ставили их в снопы - знакомая картина из давнего деревенского детства. Справа на склонах гор - тучные стада коров, отары овец.
  Граница встретила нас поникшими от безветрия государственными флагами, полосатыми шлагбаумами, привычной многоголосой суетой и беготнёй между пропускными пунктами: оплачивали сборы, ставили штампы "вышел - зашёл". Завершающим аккордом явился дотошный "шмон" рюкзаков на предмет контрабанды боливийскими пограничниками в мятых мундирах. Наконец шлагбаум поднимается, и через полчаса автобус въезжает в боливийский курортный городок Копакабана, прилепившийся на склоне холма и застроенный небольшими двух-трёх этажными отелями в колониальном стиле. В центре громадный кафедральный собор начала 17 века.
  Мы и поселились в отеле "Колониал"! Цены просто смешные: 6 долларов на двоих (90 рублей с человека)! Против наших гостиниц это до неприличия дёшево, но ведь не разоряются! Я бы сказал, даже неплохо живут!
  По улице с сувенирными лавками спустились в быстро густеющих сумерках к бухте в расчёте на приятную прогулку по набережной и романтический вечер за кружкой пива, но нас ожидало разочарование. Набережная представляла собой захламлённый, покрытый грязными рытвинами берег, погружённый к тому же, ввиду отсутствия фонарей, в непроницаемую тьму. Контраст разительный: наверху шикарные отели, а внизу - такое убожество! Тут не то что гулять, ходить опасно. Странно! Обычно набережные в городах - самая красивая и обустроенная зона с ресторанами, кафе, уютными сквериками.
  Так что ужинать пришлось без "вида на море с лунной дорожкой", зато нам повезло с официантом - им оказался симпатичный и суперэрудированный молодой человек. От него мы узнали, что Боливия до 1824 года входила в состав Перу. После разгрома испанских колониальных войск борцами за независимость под предводительством Боливара и Сукре страна была разделена на две части, образовавшие новые государства: собственно Перу и новое - Боливию. Здесь, как и в восточной части Перу, большинство населения - индейцы (60%), уклад жизни которых не изменило даже 300-летнее испанское владычество. В Андах живут кечуа, а в окрестностях Титикака - аймары. Все они говорят на языке предков.
  Утром спустились к бухте, сплошь забитой лодками, яхтами, и на скоростном катере помчались к острову Солнца. Его контур на карте действительно напоминает солнце: от центрального "ядра" во все стороны расходятся, причудливо извиваясь, узкие щупальца.
  Высота острова около трёхсот метров. На восточном побережье в небольших бухтах приютились три деревушки. Проскочив мимо первых двух, высадились в последней. Зернистый песок, раскалённый высоко стоящим солнцем, флегматично окатывали мягкие кулачки волн. У домов усердно рылись в пыли куры. На отполированном штанами бревне о чём-то лениво беседовали загорелые белоголовые старики. Тишина и покой царили вокруг. Проводник повёл нас по каменистой тропе на вершину холма - к руинам древней цитадели.
  От открывавшихся нам красот мы то и дело ахали: до того живописны были скалистые берега, украшенные мазками сочной зелени; прозрачные бухты с изумрудной водой, сквозь которую отчётливо видны каменные глыбы и тёмные поля водорослей; отражающиеся в зеркальной глади озера высоченные отроги с серебристой насечкой ледников.
  В этом месте озеро Титикака чем-то похоже на Байкал в летнюю пору - такое же суровое, могучее, величественное! А бухты напомнили побережье Японского моря на севере Приморского края.
  Здешние руины после Мача-Пикчу и Ольянтайтамбо не произвели впечатления - намного скромней. Отдохнув на каменных скамейках, стоящих вокруг стола из гранитного монолита, спустились к пристани и на катере вернулись к первой овальной бухте с крутым, изрезанным мощными скальными выходами, склоном. На нём, в тени деревьев, лепились глинобитные хижины.
  К самой высокой точке острова мы с Эмилем карабкались между крошечных земельных наделов вместе с индейцами, несущими мешки с цементом. На вершине стоял внушительный крест, поодаль руины инкских построек из камня. На них строители вели реставрационные работы. Индейцы сюда и несли цемент. Отсняв на видео панораму озера Титикака, обрамлённого заснеженными горами, особенно высокими на юго-востоке, где, судя по карте, находится главный город Боливии - Ла-Пас, сфотографировались с флагами России и Башкирии.
  Ночевали в крытой соломой хижине за 20 боливиан (80 рублей!) на двоих. Чуть в стороне, прямо на краю отвесного обрыва, душ с чёрным баком на крыше и туалет, в котором через "очко" можно лицезреть, плещущееся далеко внизу, воду.
  На ужин черноокая хозяйка приготовила местную форель с зеленью и подала её с бутылкой холодного боливийского вина. Яркие звёзды на аспидном бархате, едва заметная зыбь на глади озера, лёгкий ветерок, терпкое вино - что ещё надо для счастья? Ложусь в прекрасном настроении: ещё бы - буду спать на берегу одного из самых известных озёр на планете.
   Весь следующий день, отключившись от всех забот, продолжали упиваться окружающими нас красотами и царящим покоем. Слушали шёпот мерно накатывающих на берег волн: казалось, что это шелестит уходящее в никуда Время. Любовались парящими в ультрамариновом солнцевороте полупрозрачными перистыми облаками, сплетёнными из пучков тростника парусниками, оставляющими за собой, широко расходящиеся по водной глади "усы". Представляли, как на таком же судне плыла к острову Пасхи вместе с нашим незабвенным Юрием Сенкевичем команда Тура Хейердала.
  Я то загорал, то купался: пекло так, что холодная вода Титикаки казалась благом. В голове навязчиво вертелось "Над островом Солнца - слепящее солнце". В общем, было хорошо как никогда!
  Час расплаты за беспечность настал вечером, когда моё тело покрылось такими крупными водянистыми волдырями, что в последующие двое суток меня не покидало ощущение, будто живот и спину поливают кипящим маслом. (Мудрый Эмиль избежал этой пытки, поскольку наслаждался видами природы, сидя в тенёчке.) Что на это сказать? Наверное, больше всего подойдёт поговорка "Дуракам закон не писан!" Знал же, что на высоте 4 000 метров ультрафиолета - бездна! Так нет - надо обязательно убедиться в этом на собственной шкуре.
  
   ЛА-ПАС
  
  Из Копакабаны отправились в Ла-Пас - самый крупный по численности населения мегаполис страны (1 млн. 600 тыс.) Если посмотреть на карту - до него рукой подать, но из-за паромной переправы через озеро дорога заняла полдня.
  На высоченный гребень кратера спящего вулкана, на дне которого...раскинулся город, поднимались уже в кромешной тьме. А поднявшись, ахнули от изумления и ужаса: под нами глубоко-глубоко внизу колыхалось море огней. Когда спускались по внутренней стенки кратера, была полная иллюзия, будто погружаемся в жерло вулкана, дно которого залито огнедышащей магмой. В самом городе по всем улицам, несмотря на поздний час, текли, подобно лаве, змеевидные потоки машин, по большей части старых и немилосердно чадящих. Водители, истошно сигналя, неслись напропалую, не обращая внимания на манёвры соседей. Наш таксист, чудом избегая столкновений, лихо протискивался сквозь этот хаос из автомобилей и снующих между них пешеходов.
  С размещением возникла проблема. Похоже, что отелей здесь значительно меньше, чем в Пуно. После двухчасовых разъездов с большим трудом нашли крохотный номер.
  В городе довольно прохладно: сказывается высота и близость ледников. Кстати, Ла-Пас - самая высокогорная столица в мире -расположена на высоте 3650 м над уровнем моря. (Официально столицей Боливии объявлен город Сукре со 100-тысячным населением, но по факту всё же Ла-Пас: здесь резиденции и Президента, и Правительства.)
  С утра знакомимся с этим многоликим, разношёрстным конгломератом, плотно залепившим дно древнего кратера. (Не перестаю удивляться беспечности и недальновидности людей: вулкан ведь из категории спящих - в любой момент может проснуться и разбросать на десятки километров все эти дома с их обитателями.)
  Боливия относится к бедным странам, но, глядя на Ла-Пас, этого не скажешь. В центре, наряду с красивыми старинными зданиями XVIII-XIX веков, много современных высоток из стекла и бетона. Президентский дворец и Дом Правительства находятся, как и в Кито, на главной площади в десяти метрах от отдыхающих здесь же горожан. Посреди неё сквер с фонтаном, клумбами и непременной конной статуей какому-то военачальнику. По всей видимости, одному из героев борьбы за независимость.
  На улицах обращают на себя внимание стайки школьников. Все в чистых, отутюженных формах. На плечах погончики, на рукавах лычки - их количество соответствует классу. Что интересно, молодёжь гуляет с уже забытыми у нас транзисторными приёмниками, в то же время Интернет-кафе - на каждом шагу. Необычное сочетание!
  Плотность транспортного потока днём оказалась ещё выше. Самая точная характеристика принципа движения - неуправляемый хаос с леденящими сердце европейцев зазорами между сумбурно перемещающимися авто. Считается, к примеру, нормальным с крайней правой полосы неожиданно, не включая сигнала "поворот", пересечь в полуметре от идущих машин всю улицу налево и наоборот. Наверное, по этой причине в городе так много "лежачих полицейских". Что удивительно, мы ни разу не слышали возмущённых криков и злобных ругательств в адрес лихача. При этом аварий практически нет. Наблюдая за рискованными, непонятно каким чудом благополучно завершающимися манёврами, на ум невольно приходит выражение: "Анархия - мать порядка!"
  Ситуация на дорогах усугубляется ещё тем, что тротуары узкие, и часть пешеходов движется в одном потоке с автотранспортом. Автобусы ходят с открытыми настежь дверями, и стоящий на ступеньке подросток зазывает пешеходов, выкрикивая маршрут движения.
  Вообще, водители в Перу, и в особенности в Боливии, - это отдельная тема! Теперь мне понятно, почему в этих странах нет фирм, сдающих автомобиль в аренду. Иностранец на первом же перекрёстке либо устроит ДТП, либо, парализованный творящимся бедламом, встанет и заблокирует движение. Ещё одна местная шиза - все постоянно сигналят. Просто так, едут и сигналят, как маленькие дети.
  Горизонтальных улиц в городе практически нет: по большей части то круто вниз, то круто вверх. Глаз это радует, но ходить по ним из-за недостатка кислорода тяжело.
  Стоит удалиться от респектабельного центра на два-три квартала, как оказываешься в окружении прилавков, заваленных всем, что душе угодно: начиная от вязаных носков и кончая варёной кукурузой. Здесь тоже торгуют только женщины. Они облачены в цветистые кофточки и множество широких юбок. Поверх чёрных волос, расчёсанных на прямой пробор и заплетённых в косы, тёмные фетровые шляпки-котелки.
  В Боливии, как и в граничащих с ней провинциях Перу, проживают в основном индейцы племени аймары. Мужчины на лицо неотличимы от индейцев кечуа, но боливийских женщин сразу узнаешь - они посуровей на вид и все непременно в таких крохотных шляпках-котелках а-ля Чарли Чаплин.
  Приметив особо колоритную "мадам", начинаю "охотиться" - ловить момент для снимка. Это непростая задача, так как боливийки не любят, когда их фотографируют и, как правило, либо отворачивают лицо, либо убегают. Эх, и эта убежала!
  Что ещё мы заметили? Если в Перу не менее 80% туристов пенсионного возраста, то здесь, в Боливии наоборот, в большинстве молодёжь (в основном альпинисты и велотуристы). Похоже, что мы в Ла-Пасе из иностранцев самые - хотел написать "старые", но спохватился, - возрастные.
  Как мне показалось, люди в Боливии подружелюбней, почестней, чем в Перу. Правда, посещение рынка ведьм меня повергло в ужас. Более мерзкую картину трудно вообразить. До сих пор не могу отделаться от ощущения, что соприкоснулся с самым отвратительным проявлением человеческой натуры. Представьте себе десятки магазинчиков, на прилавках которых лежат сотни скрюченных эмбрионов самых разных животных (среди них я опознал лишь младенцев лам с широко раскрытыми, удивлёнными глазами), высушенные лягушки, шкуры змей, хвосты, лапы, копыта диких зверей и домашних животных... На это скопище безвинных жертв не только глядеть, но даже, закрыв глаза, стоять рядом невыносимо. Тягостное впечатление усугубляет тяжёлый, вязкий дурман, исходящий от дымящихся на стойках ароматических палочек.
  Через минуту нам с Эмилем стало так плохо, что мы покинули это место почти бегом. Потом я ещё много дней с трудом сдерживал подступавшие при одном воспоминании о рынке ведьм приступы тошноты.
  Поражает количество стражей порядка в городе: они на каждом шагу. Половина из них - женщины. Экипированы по полной программе, а порядка всё равно маловато. Позже в Чили мы не видели ни одного полицейского, но, что удивительно, порядок безупречный. Вспоминается тамошний водитель микроавтобуса, который остановился среди бескрайних барханов перед бессмысленным, на мой взгляд (вокруг на многие километры ни одной машины и ни одного пешехода), знаком "STOP".
  Автомобили в Боливии в основном японские: Тойоты, Хюндаи и Мазды. Изредка встречаются европейские Фольксвагены, Рено, Пежо. Ещё реже - американские громилы. Наших же практически нет. Пару раз встретилась лишь "Нива".
  Многие туристы едут в эту страну, чтобы побывать в Тиаунако - районе, где сохранились следы цивилизации, существовавшей задолго до инкской (1500 лет до н.э. - 900 лет н.э.). Её представители в совершенстве умели обрабатывать камни, металлы, знали геометрию, астрономию, возводили огромные здания и пирамиды. Судя по тому, что найденные там скульптуры отражают все виды рас, населяющих нашу планету, можно предположить, что это государство посещали жители и других континентов. Мы узнали об этой, мало известной у нас, цивилизации слишком поздно - когда уже были на пути в Чили.
  Не добрались мы из-за удалённости и до уникальной староверческой русской общины, обосновавшейся в деревне Тоборчи возле городка Санта-Круз. Возможно, это удастся сделать в будущем.
  
  
   САЛАР-ДЕ-УЮНИ
  
  Утром едем в городок Уюни, расположенный в самом безлюдном районе плато Альтиплано. Неподалёку от него раскинулся крупнейший солончак нашей планеты - Салар-де-Уюни (огромная соляная пустыня диаметром в 100 километров), таящий в себе десятки миллиардов (!) тонн чистейшей каменной соли. Этот соляной склад может удовлетворять потребности всего человечества не одно столетие.
  В эти края ещё не добрался асфальт, а грунтовка такая раздолбанная, что невольно вспоминается родимое бездорожье. Окружающие пейзажи тоже не радуют: однообразная, безжизненная, белёсая от висящей в воздухе пыли пустыня, покрытая пластиковыми бутылками, обрывками полиэтиленовых пакетов и всевозможным рваньём - чем ближе к селению, тем этого "добра" больше.
  Сам городок Уюни оказался размазанным на плато одноэтажным блином. В центре он ещё пытается произвести впечатление: яркие вывески, разноцветные фасады, несколько покрытых пылью деревьев и даже пятиметровая сюрреалистическая фигура женщины, сваренная... из ржавых обломков паровоза. Отойдёшь чуть в сторону - и панорама сразу приобретает уныло-глиняный, пыльный вид.
  На автостанции нас караулила толпа представителей местных турфирм. У нас наибольшее расположение вызвала боливийка средних лет с внешностью строгой учительницы математики, и мы с Эмилем, не колеблясь, ринулись к ней. Она, вдохновлённая нашим доверием, просияла и повела в свой офис - небольшую комнатку, дальний угол которой был завален рюкзаками. Развернула на столе карту-буклет со сказочными видами и предложила трёхдневный маршрут на джипе по солончаку и его окрестностям. Два пассажира уже имелись, и если мы присоединяемся, то через пару часов можем выезжать. (Это время понадобится водителю для подготовки к дороге: набрать воды, заправить канистры соляркой, баллоны газом, закупить продукты.) Маршрут и цена тура нам показались привлекательными, но я по привычке поторговался и сбил цену до 85 долларов с человека. Если учесть, что сюда входят ночёвки и трёхразовое питание, это совсем недорого. К тому же хозяйка гарантировала по завершению маршрута в счёт этой суммы доставить нас к КПП на границе с Чили.
  Два часа до отъезда я использовал для знакомства с городом. Ноги сами вывели на местный рынок, вещевой и продовольственный одновременно. На соседних улицах ни души, а тут столпотворение со всей присущей палитрой эмоций и многоголосого гула.
  Потом заглянул в костёл. Там как раз шла месса. Прихожан человек тридцать. Все сидят на скамейках. После того, как священник закончил проповедь, один из прихожан заиграл на гитаре зажигательную мелодию, и присутствующие, дружно пританцовывая, запели. Вот такая, весьма свободная, непривычная с точки зрения православных и мусульман служба.
  
  В "крузере" золотистого цвета с нами ещё двое: пухлощёкий, вихрастый француз лет двадцати пяти - спортсмен-пятиборец и итальянец - врач-нарколог, этому далеко за сорок. Его чёрная, как смоль, борода столь пышна и дремуча, что в ней тонули не только губы, но и глаза.
  Водитель - жизнерадостный индеец Диего. На его лице и руках бугристые шрамы - следы от "общения" с аллигаторами. Эти рубцы не портили, наоборот, придавали ему мужественный вид. Он вырос в сельве, но после женитьбы перебрался из влажных, непроходимых джунглей в эту соляную, безводную пустыню.
   Диего оказался весьма эрудированным и любознательным человеком, неплохо знающим Россию: без конца расспрашивал нас о Байкале, амурских тиграх, осетровых, о Чернобыльской аварии.
  По дороге к солончаку заехали на кладбище старых, уже изрядно проржавевших паровозов. От них пахло горячим металлом и почему-то дёгтем. Всего здесь среди песков на изъеденных ржавчиной рельсах нашли приют порядка двадцати стальных монстров. Порыжевшие, помятые массивные торсы паровозов представляли собой грустное и вместе с тем впечатляющее зрелище. Молодцы боливийцы - даже свалку сумели превратить в туристический объект!
  Проехав ещё немного по пыльной грунтовке, скатились на ровное, уходящее в бесконечность, "поле", покрытое искрящимися, как свежевыпавший снег, кристаллами чистейшей соли. У "берега" ряды белоснежных конусов. Возле одного из них стоит машина. Несколько человек лопатами забрасывают зернистую крупку в открытый, обшитый изнутри нержавейкой, кузов. Её отвезут на склад, где соль расфасуют в мешки и отправят в торговую сеть.
  Миновав соляной промысел, покатились, быстро набирая скорость, по монолитной толще, слегка припудренной печатной порошей из кристалликов соли. Ещё месяц назад, во время сезона дождей, солончак был сплошь покрыт десятисантиметровым слоем воды, и Уюни представлял собой гигантское зеркало, в котором отражались облака и далёкие горы. Именно в такие дни здесь возникает феномен "белый-аут", то есть полная иллюзия слияния земли и неба в единое целое, когда трудно понять, где реальность, где отражение. Сейчас воды нет и внедорожник, чуть шурша резиной, мчится по озеру на запредельной скорости. При этом в салоне не шелохнёт: поверхность солончака идеально ровная. Настолько ровная, что, кажется, будто мы не едем, а стоим: над головой - густо-синий, без единого облачка, небосвод, под нами - искрящаяся гладь, и между всем этим парит размытая в белёсой текучести марева золотистая капсула "Тойоты". И в ней не туристы, а космонавты, исследующие затерянную в галактике планету!
   Удивительно было увидеть посреди этого безбрежного безмолвия довольно большое здание, сложенное из соляных блоков. Это местная таверна. Рядом высокая круглая площадка, тоже из блоков соли. Над ней на флагштоках развивается с десяток флагов разных государств. Мы добавили к российскому (кто-то опередил нас) флаг Башкирии. Наблюдать за его установкой выбежали туристы и персонал кухни. Всех интересовало, что за новая страна отметилась на Уюни? Пришлось растолковывать, что Россия - многонациональное федеративное государство, и это флаг Республики Башкортостан.
  Следующая остановка у острова Пескадо, возвышающегося посреди слепящей глади "белого моря" крутым горбом. Он известкового происхождения: на скалах хорошо видны остатки кораллов и морских ракушек. Сейчас остров утыкан лишь гигантскими, в пять-семь метров высотой, кактусами. Между этими колючими исполинами бродят флегматичные броненосцы, порхают рыжеватые птички.
  Установив у берега раскладной столик со стульями, Диего попотчевал нас шикарным обедом. Мясо ламы было до того вкусным, что я даже вылизал тарелку. И гарнир из кинуа - кустистого, с разноцветными листьями злака, растущего в горных районах, был ему под стать.
  Фотографируя со всех сторон изумившие меня гигантские древовидные кактусы, я нечаянно наступил на отвалившийся мясистый "листок". Пять острых игл, пробив толстую подошву, вонзились в ступню. Стиснув зубы, стал осторожно снимать кроссовку. Несмотря на все старания, кончики трёх игл всё же обломились. Пришлось скакать до машины на одной ноге. Эмиль с помощью ножика и пинцета провёл "операцию" по удалению засевших игл и залил ранки йодом.
  Местное население стволы этих кактусов распускает... на доски. Хотя они по всей длине испещрены сквозными отверстиями, изготовленная из них мебель довольно прочная. (На самом острове гигантские кактусы не рубят - здесь заповедник.)
  Беседуя с французом, с грустью узнали, что раньше во Франции преподавали культуру, историю России (СССР), а сейчас эти разделы из школьной программы исключены. Увы, с горечью приходится констатировать, что авторитет нашей страны в глазах европейцев сильно пострадал. Причин на то много, но это отдельная тема.
  
  На ночь нас разместили в уникальном, возможно, единственном на земном шаре, отеле из каменной соли. В нём не только стены и потолок, но и стулья, и кровати, и стол, и даже часть посуды сделаны из соли! Пол тоже покрыт хрустящим под ногами слоем крупных, похожих на огранённые алмазы, кристаллов. Воздух густо пропитан соляной пылью. Дышится легко, но когда умываешься, язык ощущает явный привкус соли. Что любопытно - кровать из соляных блоков великолепно аккумулирует тепло, и ночью на ней спишь как на русской печке.
  Ужин был обильный и весёлый, с двумя бутылками красного вина. За столом сидели два татарина, француз, итальянец и боливиец. У всех разные языки, традиции, но это не мешало нам понимать друг друга, шутить, смеяться. Как оказалось, у каждого из нас одни и те же заботы, схожие проблемы, и радуемся или огорчаемся мы по одним и тем же причинам.
  С удивлением узнали от Диего, что и в Перу, и в Боливии не любят туристов из Израиля: шумные, бестактные. Для меня такая характеристика израильтян была полной неожиданностью. Видимо, в Израиле настолько строгие порядки, что, вырвавшись на волю, молодёжь оттягивается по полной программе.
  Перед сном вышли во двор. На чёрном небосводе, покрытом алмазным бисером, царил огромный медовый диск. Оспины кратеров делали его похожим на лицо радостно улыбающегося колобка. Это было так созвучно нашему настроению, что мы, обнявшись, запели кто во что горазд. Когда приступ веселья и эйфории закончился, ребята отправились на свои соляные кровати.
  Оставшись один, я вновь вглядываюсь в разбросанные по чёрному куполу созвездия и понимаю, что это совсем другие, доселе невиданные мной звёзды. По горизонту то и дело полыхают зарницы. На склонах гор ненадолго появлялись и гасли какие-то блуждающие огни. Всё в этих краях иначе, загадочнее, чем в родном Северном полушарии.
  
  С утра вновь мчимся по идеально ровной соляной равнине. Неожиданно въезжаем на участок, покрытый тонким слоем воды. В нём, как в зеркале, отражаются голубая бездна неба, торжественно плывущее полупрозрачное облачко. Все вышли из машины. Ступив на сухой участок, поворачиваюсь - где Эмиль? и вижу библейский сюжет: ко мне по воде идёт, спустившийся с небес Иисус Христос...
   Наконец белая пустыня Уюни позади. Джип, натужно рыча, заползает на отроги красно-коричневых гор, залитых толстым слоем стекловидной лавы. То и дело вспугиваем викуний, щиплющих реденькую, растущую жидкими пучками, траву.
  Дорога разбита так, что нас бросает из стороны в сторону, как во время тропического шторма.
  Перевалили заваленный громадными ошмётками лавы гребень (4150 м.) и увидели внизу обширную котловину с озером Каньяна посередине. Из-за обилия термальных источников оно парит, берега в жёлто-зелёных пятнах серы. На водной глади горят розовым облаком несколько тысяч фламинго. Красивые птицы, грациозно вышагивают по соленущей воде и вязким, белёсым островкам, выуживая широкими, крючковатыми клювами что-то съестное из чёрной жижи. Диего утверждает, что рачков. Правда, непонятно, как эти рачки могут размножаться и выживать в таком концентрированном соляном растворе. А может, для этих рачков соль - мать родная?!
   За скатившимся прямо к береговой линии обломком скалы притаился жирный лис: поджидает, когда одна из птиц приблизится на расстояние верного прыжка. Сообразив, что его обнаружили, он понуро затрусил в горы.
  На противоположном от нас краю озера всё это время неторопливо, я бы даже сказал, задумчиво "ползало" торнадо - водяной столб высотой метров двадцать. Мы то и дело с опаской поглядываем на многотонный вихрь - вдруг направится к нам. Ведь иные смерчи обладают такой чудовищной силой, что обнажают дно рек и озёр, унося воду с рыбой на приличное расстояние. При этом их скорость может достигать ста километров в час. На наше счастье, это торнадо перемещалось со скоростью черепахи.
  Поднимаемся в горы всё выше и выше. Иногда вспугиваем пушистых вискачи - зверьков, похожих на кроликов, только с длинными, свёрнутыми бубликом хвостами. Миновали ещё четыре лагуны (так местные называют озёра), тоже заселённые фламинго. Диего объяснил, что здесь обитают три вида этих птиц: чилийский, андский и фламинго Джеймса. Они отличаются по окраске перьев и форме клюва.
  Трава на склонах практически исчезла, но небольшие табунки викуний по-прежнему встречаются. С трудом, из последних лошадиных сил, "крузер" ползёт к водораздельному гребню. Вокруг лишь мелкий щебень. Альтиметр показывает 4 750 метров. В конце концов, джип глохнет. Видимо, мотор перегрелся. Делать нечего, выходим размять затёкшие конечности. Самый молодой и нетерпеливый среди нас - француз, чтобы посмотреть, что же там за перевалом, побежал вверх. Ну, думаю, даёт парень! Высота-то нешуточная. Вслед за французом рванул и итальянец. Тут мне обидно стало: ещё скажут потом у себя дома, что русские - слабаки! И... тоже почесал за ними. Бежал легко, с удовольствием. Казалось, что стал невесомым: толчок - лечу, толчок - ещё дальше лечу! Обогнал итальянца, но "сделать" француза сил не хватило - стал задыхаться. Что ж, и так неплохой результат, особенно, если учесть, что француз - профессиональный спортсмен и ему всего двадцать пять.
  Хорошо всё же в горах! И дышится легко, и мыслям просторно. Как витиевато выразился Эмиль: "В горах особая, мыслеродительная среда".
  Давно заметил, что мой организм наиболее эффективно функционирует именно в экстремальных условиях, и хотя незадолго до отъезда в экспедицию я переболел гриппом с температурой под сорок и вся двухмесячная общефизическая подготовка пошла насмарку, чувствую себя здесь с каждым днём всё лучше и лучше.
  С перевала нам открылся вид на абсолютно ровное плато длиной тридцать, шириной - не менее двадцати километров! Идеальный космодром! За ним плотные ряды высоченных вулканов, испещрённых причудливыми извивами лавовых потоков, расползающихся у подножья многоцветным веером. Некоторые потихоньку чадят сизыми, надломленными ветром, струйками, уносимыми ветром за горизонт. Вулканы отличаются по форме: одни туповерхие, другие остроконечные, есть и многоглавые.
  Пересекли несколько зубчатых кряжей. Их скаты тоже залиты застывшими потоками извергнутых из недр Земли стекловидных пород. По цвету они самые разные. Преимущественно коричневые, но встречаются жёлтые, белые, охристые. Есть даже участки будто залитые алой кровью. Такой вот окаменевший фейерверк!
  Хотя большинство вулканов по высоте превышают пять тысяч метров, на них ни единого пятнышка снега - осадки в этих краях большая редкость. Голый, безжизненный пейзаж оживляют лишь викуньи. Эти животные хоть и пугливы, но в то же время ужасно любопытны: отбегут метров на сто и встанут, с интересом разглядывая наше пропылённое авто.
  Вокруг нет даже намёка на растительность, и было дико видеть здесь страусов нанду. Эти гигантские птицы не унывают: бодро разгуливают парочками по голым базальтам. Непонятно только как они обходятся без воды и чем питаются? А при их размерах растительной пищи требуется немало.
  Среди причудливых нагромождений застывшей магмы радуют взор ярко-зелёные "пирамидки" высотой чуть более метра, сложенные из нескольких десятков зелёных "шаров" размером с футбольный мяч. На ощупь они твёрды, как камень, но на самом деле это древовидные грибы. Местные гаучо используют их на дрова: кромсают топором на куски и топят печь. Если подобное варварство не прекратится, то недалёк день, когда эти, так оживляющие панораму, немногочисленные красавцы исчезнут - растут они чрезвычайно медленно.
  Ночевали в маленькой деревушке Вайлихара. Завтра, к обеду, Диего обещает доставить нас к границе с Чили.
  Перед сном, как всегда, вышел полюбоваться на рассыпанную по чёрному бархату жемчужную наколку. Ярких звезд и выразительных созвездий в Южном полушарии мало. На почему-то жиденьком Млечном пути выделяется лишь фальшивый Южный Крест. Настоящий расположился в сторонке, в гордом одиночестве на почти беззвёздном участке. По горизонту опять то и дело прокатываются вспышки зарниц. От их призрачного света почему-то становится тревожно.
  
   ГРАНИЦА
  
  К чилийской границе выехали задолго до рассвета. Дрожим от холода. На термометре минус четыре, но из-за высокогорья даже такой небольшой мороз ощущается как минус пятнадцать. На склоне, изъеденном воронками в два-три метра глубиной, остановились. В воздухе резкий запах сероводорода. Здесь, на площади в несколько гектаров, земля буквально дрожит от бушующих в глубине "страстей". Из невидимых пока нам жерл вырываются где со свистом, где с рёвом горячий пар и струи кипящей воды. Гул такой, что разговаривать невозможно. Ходили между воронок крайне аккуратно, подсвечивая фонариками: поскользнёшься и угодишь в кипящий котёл.
  Макушки гор уже чуть порозовели, но для качественных фотографий было ещё темновато. По крайней мере, мой фотообъектив не вытягивал кадр. Наконец, солнце одолело ломаный профиль гор, и мы мгновенно оказались в толще золотисто-оранжевого пара, зажжённого брызнувшими на землю снопами лучей. Всё полыхало под грозный аккомпанемент фумарол и гейзеров. Мы потрясены! Даже только ради такого представления стоило забраться в эту глушь! К сожалению, сказочная феерия длилась недолго: две-три минуты. Лишь только светило оторвалось от горизонта, клубы пара погасли, приобретя обычный молочный цвет.
  Взобравшись на очередной сутулый перевал, увидели под собой глубокую, покрытую клубящимися блюдцами воды, впадину. Её покой охраняли полтора десятка конусовидных вулканов. Довольно ровное дно котловины местами вспучено гривками, покрытыми серебристой изморозью.
  У одного из термальных источников остановились. Поёживаясь от холода, померили температуру воды. Для купания в самый раз - плюс 40. Все уже зашли в воду, а я никак не мог заставить себя снять одежду: раздеваться на морозе, да ещё после сна, не хотелось. Зато, когда решился, не пожалел. Оказывается, это такое блаженство - лежать в горячей воде, выставив над парящей поверхностью только нос и глаза, и снисходительно поглядывать на Диего, дрожащего на покрытом инеем валуне.
  
  Чем глубже в Анды, тем меньше облаков. Сегодня на небе за весь день вообще ни одного так и не зародилось. Трава давно исчезла. Подъехали к знаменитой лагуне Верде. Она прославилась тем, что в течение суток несколько раз меняет свой цвет от небесно-голубого до ярко-зелёного. В её застывшей глади, как в зеркале, отражалась громада стратовулкана Ликанкабур (5 920 м) с чётко прорисованным провалом кратера. Озеро обмелело, и на обнажившихся берегах лежали минерализованные тела каких-то мелких зверьков. На ощупь они были твёрды: органические ткани заместил металл, входящий в состав солей. Как-то в одной чилийской шахте нашли труп человека настолько минерализованный, что он напоминал скульптуру, отлитую из меди.
  Соседняя лагуна Бланка была затянута прозрачным ледком. Температура замерзания у местных озёр разная. Она зависит от состава и концентрации солей в воде. Скоро сюда придёт настоящая зима, и тогда уж все озёра покроются льдом.
  Отсюда дорога решительно поворачивала на юг и, огибая махину Ликанкабура, вела к водоразделу, вдоль которого проходит граница Боливии с Чили. Вот и КПП: поперёк грунтовки шлагбаум, вокруг несколько вагончиков. Наши российские паспорта вызвали у пограничников особый интерес. Позвав офицера, они долго разглядывали то паспорта, то нас. Выглядело это почти как в известном стихотворении Маяковского. В это время с чилийской стороны к границе подъезжает красномордый труженик "Камаз"! Ура! Как приятно видеть в этих безлюдных местах посланца родины, много раз побеждавшего на знаменитых ралли "Дакар-Париж".
  Мы прощаемся с Диего и замечательными попутчиками. После завершения проверки документов нас сажают в дежурную машину и везут к оазису Сан-Педро, приютившемуся в центре высокогорной пустыни Атакама. Там таможенники проверят содержимое наших рюкзаков на предмет контрабанды. Падение высоты получилось очень резким: за семь минут мы спустились с 4 600 метров до 2 550. Как следствие - пульсирующая боль в голове. Дорога - безупречный асфальт. Сразу стало понятно: Чили намного богаче Боливии.
  
  
   ЧИЛИ
  
   Чили - площадь 756 950 кв.км,
   население -18,2 млн. человек (2016г.),
   столица - Сантьяго.
  
   Горы расступились. Вид травы и зелёных крон деревьев, защищающих оазис Сан-Педро от палящего зноя, после нескольких дней среди голых камней приятно ласкал взор.
   Сержант остановил машину у вагончика, в котором находилась таможня. Офицер долго и тщательно перебирал содержимое рюкзаков (в Чили запрещено ввозить что-либо растительного происхождения, так что моя бамбуковая палка была сразу изъята). Убедившись, что иных растений и продуктов нет, сделал отметки в паспортах и пожелал интересного времяпрепровождения.
  Сан-Педро оказался милым городком с узкими улочками, одноэтажными саманными, побелёнными домиками. Жизнь его обитателей целиком подчинена нуждам и интересам "кормильцев" - туристов, приезжающих сюда со всего мира познакомиться с уникальными памятниками природы: Лунной долиной, действующим вулканом Ласкар и долиной гейзеров Эль-Татио.
  Комнату сняли в уютном, с глухим двориком и гамаками между деревьев хостеле за 14 долларов на двоих. Номер обставлен весьма прилично, правда, туалет и душ общие. За отдельные "удобства" пришлось бы доплачивать 30 долларов в сутки. Какой смысл?! Пообедали тоже за 14 долларов, но уже с каждого: в Чили цены на продукты заметно выше, чем в Боливии.
  Поскольку Лунная долина была ближе всех, с неё и начали. Она тянется между Центральными Андами и океаном, на севере от Сан-Педро. Постоянные ветра с песчаными бурями превратили здешние горы в скопище исполинских клыков, доисторических чудищ, причудливых замков, остроконечных шпилей, обрамлённых понизу завалами из угловатых глыб. Между ними впадины, цирки, воронки. Из-за текучего марева их очертания то расплываются, то затейливо извиваются. Всё это и в самом деле напоминает лунный пейзаж. Особенно красиво эта Лунная долина выглядит на закате.
  Столь глубокая эрозия этих гор связана с тем, что они наполовину состоят из каменной соли. Если приглядеться, то видно, что склоны испещрены множеством прозрачных прожилок и вкраплений - это и есть соль. Местами её так много, что "грунт" напоминает битое стекло. Когда ступаешь на него, он начинает поскрипывать. А ночью вся эта полупрозрачная, сжимаемая холодом, масса заставляет горы издавать жуткие стоны. С наступлением темноты здесь наблюдается ещё одна странность: блуждающие огни, наводящие ужас на одиноких путников.
  Если вдруг опять пройдут обильные, затяжные дожди, то многие отроги "поплывут", и "лунные пейзажи" могут неузнаваемо измениться за несколько дней. Хотя, это маловероятно: осадки тут сейчас столь редки, что высокогорная пустыня Атакама, на которой находится Лунная долина, признана самым засушливым местом на нашей планете.
   Неподалёку от оазиса Сан-Педро находится засыпанное песками поселение индейцев. Из дюн торчат только выбеленные солнцем ветки погребённых деревьев. Когда археологи стали копать между ними, то через 10-12 метров обнаружили дома и хорошо сохранившуюся в них домашнюю утварь.
  
  В знаменитую долину гейзеров Эль-Татио, выехали ночью - в 3.30. До неё почти 100 километров. Выехали так рано, потому что нам надо быть там до восхода солнца: когда воздух прогреется, столбы пара будут выглядеть не столь эффектно. Подмораживало - минус 6 градусов. Зимой бывает и минус 25, а сейчас в южном полушарии тепло - ведь здесь февраль последний месяц лета.
  Печка в машине не работала, и я в своей лёгкой курточке уже на полпути сильно замёрз. Этому, безусловно, способствовала и четырёхкилометровая высота (в высокогорье нарушается терморегуляция).
  Вскоре меня уже трясло как при лихорадке. Зубы отбивали "чечётку" так громко, что попутчики стали коситься. Самый сердобольный из них пожертвовал плед, но слишком поздно - я так и не согрелся. Даже сейчас от одного воспоминания о том ужасном состоянии по спине озноб пробегает.
  В котловину въехали в полной темноте. На альтиметре - 4 200 метров над уровнем моря. Пока пили горячий кофе с бутербродами, стало светать. Яркие звёздочки гасли одна за другой, и вскоре нашему взору открылась зажатая чёрными горами овальная впадина, на которой уже проступали очертания белых колонн.
  Как сказал проводник, ночью подземный мир дремлет, накапливая силы, а на рассвете долина начинает "дышать" - покрывается фонтанами кипящей воды и бугристыми столбами пара. В лучах восходящего солнца эта доисторическая панорама будоражит воображение.
  Подойдя к гейзерам поближе, даже сквозь толстую подошву горных ботинок ощутил дрожь от беснующейся в подземных резервуарах кипящей воды. Вырывающийся из десятков жерл пар громоздил к небу белоснежные башни, вальяжно расплывающиеся в вышине. С восхищением наблюдая за самыми активными гейзерами, не забывал фотографировать их.
  Когда напор кипящей в каменной утробе воды иссякал, гейзеры затихали. На короткое время воцарялся обманчивый покой. Один такой "задремавший" гейзер, когда я заглянул в его жерло, выстрелил в лицо изрядную порцию кипятка. Слава богу, реакция не подвела - успел отпрянуть.
  Почва вокруг этих природных "фонтанов" вся в солевых наплывах. Толстых и прочных - у старых, тонких и хрупких - у молодых. Наступив на них, человек рискует провалиться в кипяток. Поэтому "желторотых" лучше обходить стороной. (Несколько лет назад двое неосторожных туристов всё же сварились в кипящей воронке.)
  После завершения знакомства с первой долиной гейзеров, поехали ко второй, расположенной километрах в трёх за холмистой грядой. По дороге несколько раз вспугивали табунки викуний. Мне посчастливилось заснять (по моей просьбе специально остановились) схватку двух бычков за самку. Они яростно колотили друг друга наотмашь головами на длинных шеях, а она стояла неподалёку, наблюдая за ходом поединка.
   Во второй долине гейзеров поменьше (не более пятидесяти), зато они мощнее и зрелищнее. Самый крупный в период наивысшей активности выбрасывал толстенный (с метр в диаметре) столб кипящей воды на высоту метра три-четыре, а клубы пара от него упирались в тёмно-тёмно-синий небосвод семидесятиметровым столбом. Потрясающее зрелище!
  У каждого гейзера свой характер, свой режим, свой голос. Одни ревут с угрозой, другие урчат или потихоньку посвистывают, третьи взрывные: то вялые - их чуть слышно, то вдруг начинают бесноваться. Самые неугомонные трудятся круглые сутки без остановки.
  Налюбовавшись этим чудом природы, спускались к пустыне уже по другой, южной дороге. На склонах гор повсюду шныряли лисы в пышных серо-жёлтых шубах - под цвет местности: ищут мелких грызунов. У викуний тоже защитная окраска: когда они не двигаются, то на фоне камней их сложно разглядеть.
  У хиленького, едва сочащегося ручья щипало зелёную травку стадо лам. Пасущие их гаучо, увидев нас, радостно замахали руками, приглашая к "столу". Шашлык из мяса ламы был до того вкусный (сочный, нежный, с кисло-сладким привкусом), что я попросил добавки.
  Хотя пустыня Атакама и считается самой сухой на Земле, кактусы тем не менее кое-где растут: необходимую влагу они получают из воздуха. Единственное дерево, изредка встречающееся среди этих песков и камней, - тамаруго - дерево наоборот. Его корни в десятки раз мощнее и длиннее, нежели ствол и ветви. Если растёт тамаруго, значит, в этом месте под песками есть вода. Бери лопату и копай - рано или поздно доберёшься до неё.
  Вечер в Сан-Педро был отмечен кошмарным ЧП: у Эмиля украли фотоаппарат. Из всего длинного перечня возможных неприятностей для путешественника - это самая тяжёлая и невосполнимая утрата. Тем более на исходе экспедиции. В магазин Эмиль вошёл с фотоаппаратом, а вышел без него...
  
   ВУЛКАН ЛАСКАР
  
  Завтра восхождение на грозный и печально известный вулкан Ласкар - самую активную "коптилку" в Чили. Особенно "славно" он потрудился в 2006 году, накрыв пеплом ещё и половину Боливии.
  Чили богата вулканами. Только действующих пятьсот! В их числе и самый высокий на Земле - Охос дель Саладо. Его рост - 6 893 метра! А вообще-то, среди вулканов, включая спящие, самый рослый - его аргентинский сосед Аконкагуа. Правда, он выше всего на 69 метров.
   Ласкар состоит из шести кратеров. Высота самого активного - 5 592 метра, а самого высокого - 5 719.
  Перед восхождением решили себя побаловать едой. Заказали на ужин столько, что пришлось усиленно работать челюстями на протяжении двух часов! Порции-то здесь не в пример нашим: антрекот в два пальца толщиной и в две ладони шириной, гарнир из тёртого маиса и жареных томатов с перцем, напоминает вулкан в миниатюре. Салат с авокадо был не меньшего размера. Но это не всё: я съел ещё полную тарелку "сопо" - супа и с десяток кусков "пана" - хлеба. Кстати, о хлебе. В Южной Америке он, слава богу, повсеместно вкусный, но в каждой стране отличается по форме. В Боливии - это круглые булочки. В Перу - пустотелые треугольники из пресного теста. В Чили - слоёные лепёшки, тоже пресные.
  Эмиль свой ужин так и не одолел. Я же предавался чревоугодию с редким наслаждением. Щурясь от блаженства, смаковал каждый кусок.
  
  На гору предстояло подниматься в сопровождении сухопарого, жилистого индейца Рональдо. В его чёрных, с вороным отливом волосах кое-где проблёскивает седина. Ветер и солнце так продубили его мужественное лицо, что сразу понимаешь - человек в горах не случайный.
  К месту, откуда начинается восхождение, добирались на его джипе. Дорога петляла между голых хребтов, по склонам которых как обычно разгуливали викуньи.
   Рональдо засыпал нас интересными историями о местах, в которых бывал, столь обильно, что Эмиль едва успевал переводить.
  Думаю, все видели на фотографиях или по телевизору циклопические статуи острова Пасхи. Так вот, по мнению Рональдо, тому, кого судьба занесёт на перуанский участок Западных Кордильер, эти исполины покажутся жалкими пигмеями. Высеченные из камня неизвестно кем и неизвестно когда тамошние гигантские барельефы поражают воображение своими размерами. Здесь и собаки, и кондоры, и обезьяны. (Почти как на плато Наска!)
  Удивительно то, что среди них имеются изображения животных, вообще не встречающихся на южноамериканском континенте: слонов и верблюдов. Но ещё более удивительными оказались найденные там барельефы людей: по форме и пропорциям они схожи с истуканами острова Пасхи. Такие же неестественно острые подбородки, глубокие глазные впадины с нависающими надбровными дугами при отсутствии в них хотя бы подобия самого глаза.
  Ещё Рональдо рассказал легенду о том, что именно на вулкане Ласкар несколько раз в году в момент заката над вершиной возникает призрачный мираж города Кималь, в котором обитают души людей, погибших в горах.
  Вдоль дороги и по склонам видим выбеленные солнцем кости. Хотя и не человеческие, но это всё равно напрягает. По словам Рональдо, первые восходители видели на вершине вулкана обтянутые кожей высохшие тела. Благодаря сухости воздуха и высокой солнечной радиации они хорошо сохранились. Если древние египтяне использовали бальзамирование и саркофаги, то индейцам помогали поспорить с вечностью высокогорье и солнце.
  А вот и сам Ласкар. Дальше дороги нет. Смотрим на альтиметр - традиционные 4 000 метров (это средняя высота Альтиплано). Выйдя из машины, оглядываемся. Во впадине ни ветерка. До подножья вулкана пара километров. Справа округлое озеро, в котором, как в зеркале, чётко, в мельчайших деталях отражается цель нашего визита - конус с многокилометровым, уходящим за горизонт хвостом дыма. Вокруг множество вулканов пониже. Их абсолютно голые склоны тоже изрубцованы шрамами лавовых потоков кирпичного цвета. По берегу озера щеголяют в пышном сером оперении страусы нанду.
  Поднимаемся, не торопясь, плавным, размеренным шагом. После отметки 5 100 метров мелкий щебень и оранжевые, похожие на керамзит, шарики, покрывающие склон, становятся "жирными", словно их полили маслом. При этом сыпучий, подвижный слой такой толщины, что ноги вязнут в нём, а потревоженная масса, приходя в движение, норовит стащить вниз. Пересекаем такие места по косой часто-часто перебирая ногами.
  Появились вулканические бомбы. Чем ближе к жерлу, тем их больше и тем они крупнее. Открывающихся взору хребтов становится тоже всё больше. Наконец, видим зубчатый гребень первого кратера. Он весь жёлтый от кристалликов серы, оттуда валит желтоватый дым. Порой к нему примешиваются коричневатые клубы пепла. В воздухе сильный запах тухлых яиц.
  Ещё несколько десятков шагов, и под нами разверзается воронка глубиной метров четыреста. На её дне сквозь переменчивую пелену дыма просвечивают красноватые разводья. Придёт время, и накопленная внутри мощь рванет так, что жизнь в округе надолго замрёт. Пикантность ситуации заключается в том, что Ласкар извергается с интервалом в четыре года. Нынче как раз подошло время для очередного выброса лавы, но в какой день это произойдёт, одному Богу известно. Может, даже завтра.
   Перевожу взгляд на Рональдо. Он сияет и показывает большой палец, мол: "Молодцы!"
   Спрашиваю его:
  - Который раз здесь?
  - Девятнадцатый!
  Окидываю взглядом панораму. Вокруг Ласкара дыбятся зубчатые цепи коричнево-красных конусов высотой в пять тысяч метров. В чистом разреженном воздухе контуры хребтов проступают чётко, рельефно. В полукилометре от нас возвышается яйцеобразный купол - высшая точка Ласкара. Кажется, что до него рукой подать, но я не обольщаюсь. Знаю, сколь обманчиво расстояние в горах. В этом я очередной раз убедился, когда направился к нему. (Эмиль с Рональдо остались у кратера снимать на видео выбросы пепла.)
  Мои ноги с каждым шагом тяжелели, словно наливались свинцом, солёный пот разъедал глаза. Ближе к вершине уже останавливался, чтобы восстановить дыхание, через каждые десять-пятнадцать шагов. Слава богу, хоть сердце молодцом. На вершине меня ожидала заслуженная награда - ещё более грандиозная, невероятного размаха и красоты панорама!
  Вид каменных громад, вздыбленных в невообразимо диком танце, завораживал, властно притягивал взор. Горы, горы, горы! Для меня не существует ничего красивее их! Нет в их изломах, уступах, расщелинах закономерностей и пропорций. Один хаос! Но какой!
  Я был настолько очарован, что не ощущал шквалистого ветра. Мимо проносились полупрозрачные "парусники". Следом неотступно, словно волки за добычей, бежали по склонам гор их призрачные тени. Здесь даже запах воздуха другой. Это ветер континентов! Возможно, совсем недавно он пролетал над солнечными островами Полинезии или промороженным панцирем Антарктиды!
  Так я простоял вне пространства и времени минут десять. Мысли очистились, взлетели над обыденностью. Казалось, что вот-вот и сам перейду в иное измерение и постигну смысл быстротечной жизни. Усиливающиеся порывы ветра торопили вниз, к ожидавшим меня спутникам. Запечатлев панораму, сложил из камней тур и установил флаг Башкирии. Трёхцветный стяг с золотистым венчиком курая затрепетал под натиском налетевшего с диким посвистом вихря.
  Хотя спуск не был сложным, шли, шатаясь от усталости. У скалы, окружённой десятками сложенных из обломков серого плитняка покатых холмиков, похожих на плотную группу ползущих черепах, мы остановились от ощущения, будто подошли к черте, переступив которую можем попасть в иной мир. Тем не менее, любопытство пересилило страх. Подойдя к крайнему "домику", разглядели сквозь щель обтянутое тёмно-коричневой, похожей на пергамент, кожей оскаленное лицо и костлявую кисть, выступающую из песка. Кладбище! Судя по всему - индейское. Чтобы не нарушать покой умерших, обошли некрополь стороной.
  На полпути сделали короткий привал, чтобы отдохнуть и заодно полюбоваться закатом. Вершины гор по мере погружения солнца за горизонт неуловимым образом воспламенялись переливами алых и багряных цветов, на глазах сгущающихся до тёмно-лилового и даже фиолетового. Сам свод неба при этом излучал зеленоватое свечение. К сожалению, эта феерическая игра света длилась недолго.
  К озеру спустились уже в полной темноте. Когда садились в машину, Ласкар что-то проворчал на прощание. Я оглянулся: над чёрным конусом разгоралось бордовое зарево, оконтуренное дымом. Наверное, черти запустили в судилище очередную партию грешников.
  
   АРИКА - ЛИМА
  
  Следующей ночью на автобусе переехали из оазиса Сан-Педро на побережье Тихого океана, в приморский городок Арика, что у границы с Перу. (До 1880 года он и принадлежал Перу.) У причалов стояло с десяток траулеров и два сухогруза-пятитысячника. Вдавленный в побережье залив с юга замыкал высоченный скалистый мыс Моро-де-Арика. На нём, и это типично для стран Латинской Америки, огромная белая статуя Христа. Сразу вспомнилась аналогичная статуя в Куско, воздвигнутая на деньги арабов-мусульман в благодарность горожанам за приют во время второй мировой войны.
  Этот идеально чистый, светлый городок оказался необычайно красивым, тихим и уютным. Забавно, но мы так и не узнали, как выглядит в Чили полицейский - до сих пор не встретили ни одного. Женщин за рулём тут в разы больше, чем в Перу и тем более, чем в Боливии. А вот национальной индейской одеждой здесь и не пахнет - все в европейской. И лиц индейского типа тоже не встречали. Что ещё типично - чилийцы выше и поупитаннее перуанцев. Здесь нет ни попрошаек, ни людей, одетых в лохмотья.
  Устроившись в двухзвёздочной гостинице, первым делом отправились на встречу с океаном. С глухим мощным рокотом накатывал он белопенные валы на длиннющий пляж, принося чилийцам нескончаемые приветы из далёкой Полинезии и Японии. По влажному и плотному песку бегали трусцой люди. На лежаках - никого. Вдали проскользили под гребнем высокой волны и скрылись в пене двое сёрфингистов. Мы с Эмилем повалялись часа два на горячем песке, а когда прокалились насквозь, зашли в воду и помассировали тела мощными ритмичными ударами океанских волн. Остаток дня ушёл на обследование магазинов, сувенирных лавок. Потом полюбовались в картинной галерее на работы местных живописцев. Гуляя по бульвару, наблюдали за нарядно одетой молодёжью и прогуливающимися тут же престарелыми супружескими парами.
  Утром, пройдя погранконтроль, сели в автобус, отправляющийся в Лиму. Собаки обнюхали весь приготовленный к погрузке багаж - проверяли, не везёт ли кто наркотики. Перед самой отправкой в салон вошёл сотрудник службы безопасности и снял каждого пассажира на видеокамеру. Молодцы! Вот она - профилактическая работа! Неплохо бы и нам этот опыт перенять - затрат мизер, а эффект в борьбе с криминалом трудно переоценить.
  До Лимы 26 часов езды (1 800 км). Билет стоит 60 долларов. Совсем недорого с учётом того, что в пути два раза кормят. Столько же раз перуанские полицейские останавливали наш автобус и проверяли у всех документы. В общем, контроль на дорогах довольно жёсткий.
  За окном мелькали безжизненные каменистые равнины, барханы, горы и редкие оазисы. Ближе к Лиме растительность стала гуще и разнообразнее. Появились агрохозяйства - длинные навесы, под которыми, спасая от жгучего солнца, выращивают местные сельхозкультуры и цветы.
  
  
   ЛИМА ДВА
  
  Главный город Перу встретил нас автомобильными пробками. Ползём по изнывающему от жары городу уже полтора часа. До тошноты насмотревшись на рекламные щиты кока-колы (хочу заметить, что местные жители предпочитают местную инка-колу), добрались, наконец, до автовокзала и, пересев на дребезжащий всеми частями кузова допотопный таксомотор, проехали к полюбившемуся нам отельчику. Его хозяин Хосе встретил братскими объятиями. Поделившись с ним впечатлениями, забросили в свою прокалённую клетушку рюкзаки и побежали к Тихому океану искупнуться напоследок.
  По дороге купили, наконец, и тут же продегустировали черимойю - знаменитый южноамериканский фрукт, похожий по форме на авокадо. По вкусу это нечто среднее между авокадо и земляникой, только мякоть покислее и не такая жирная, как у авокадо.
  Как я уже писал, океанский берег в Лиме представляет собой высокий скалистый обрыв, и чтобы попасть на пляж, нам пришлось полчаса топать до деревянных лестниц-спусков. Шли и удивлялись, почему городские власти не сделают несколько удобных спусков или даже платный лифт. Спускаясь по ступеням одной единственной лестницы, я с тоской думал о том, что после купания предстоит и подъём.
  Океан встретил накатистыми валами. Я разделся и, не придав значения тому, что в воде никого нет, храбро ринулся догонять уходящую волну. Ей на смену к берегу спешил новый мощный вал. Через несколько секунд сотни острых камешков заколошматили по ногам. Это сразу отбило у меня желание купаться. Но не успел я сделать к берегу и трёх шагов, как меня настигла и накрыла с головой очередная волна. Нашпигованная галькой вода, откатываясь, опрокинула и потащила за собой. Морщась от боли, я поднялся и рванул к берегу, но снова не успел: догнал очередной вал и подхватив меня, с торжествующим рокотом понес в океан. Кувыркаясь в кипящем месиве из воды, камней и пены, я попытался встать, но ноги не находили дна. Тем временем подоспел очередной вал. Тут уж я перепугался не на шутку. Кричать, просить помощи самолюбие не позволяло. Зато страх пробудил сообразительность - под следующий вал догадался поднырнуть и, когда он прокатился, поплыл за ним. На моё счастье, шедшие следом волны были послабее. Это позволило в три броска достичь берега и в изнеможении повалиться на раскалённую гальку.
  Придя в себя, огляделся. Вокруг полная неги и покоя пляжная жизнь: люди, развалившись на шезлонгах, лениво посасывали инко-колу, читали книги, играли в волейбол. И никто не подозревал, что минуту назад рядом с этой идиллией шла отчаянная борьба за жизнь...
  Вечером с Эмилем устроили на плоской крыше отеля прощальный ужин - грешно не отметить завершение столь успешного турне по древней земле Инков!
  Столик, два кресла, четыре бутылки ледяного пива, солёный сыр, ветерок, пропитанный океанскими брызгами, яркие огни города под нами и чёрная бездна с дружелюбно подмигивающими, теперь уже привычными, южными созвездиями над головой! Что ещё нужно путешественнику?!
  
  
   КОВАРНЫЙ АКОНКАГУА
   (2013 год)
  
  А-КОН-КА-ГУА! Это распевное название самого высокого на планете вулкана (6962 м) я услышал в 2007 году во время первого посещении Аргентины. Оно сразу пленило и заинтриговало: в нём звучала какая-то тайна. Я потерял покой и стал собирать информацию об этой горе. Порой Аконкагуа представлялся мне столь чётко и зримо (казалось, я даже ощущаю гуляющий там ветер), что раз за разом мысленно проходил весь путь от подножья до пика. (Как позже выяснилось, "видения" не соответствовали действительности. Всё оказалось намного сложней и жёстче.)
  Со временем желание взойти на промороженную вершину овладело мной до такой степени, что в начале 2013 года решаюсь - иду! Эмиль Жданов, мой давний и надёжный напарник, с воодушевлением поддержал эту идею.
  После перелёта "Уфа-Москва-Мадрид-Буэнос-Айрес", продлившего сутки на десять часов, пересели в двухэтажный автобус и, проехав поперёк Аргентины с атлантического побережья до предгорий самого длинного на Земле хребта "Анды-Кордильеры", оказались в столице аргентинского виноделия - утопающем в зелени городе Мендоса.
  Тем, кто собрался на Аконкагуа, избежать его посещения невозможно. Только здесь, в Министерстве по туризму, выдают за немалую плату пермиты (разрешения) на восхождение. А поскольку желающих подняться на знаменитый вулкан или побродить по окрестным хребтам и каньонам довольно много (тут более десяти национальных парков), доходы от туризма в этой провинции вышли на второе место после доходов от виноделия.
  Когда Эмиль, владеющий помимо французского и английского ещё и испанским, оформлял заявку, до меня донеслась русская речь. Оглядываюсь: высокий загорелый парень в безрукавке что-то объясняет девушке славянской внешности. Его лицо показалось мне знакомым. Точно! Я видел его фотографии в Интернете в отчётах клуба "Семь вершин!"
  - Максим Богатырёв?
  - Да!
  - Читал о вас много хорошего в Интернете.
  Разговорились. Узнав, что мы идём на Аконкагуа, он продиктовал оптимальную временную раскладку маршрута. А пощупав прикреплённую к моему рюкзаку куртку, дал мне свой роскошный пуховик и штаны с особой термопрокладкой. Я пытался заплатить, но он категорически отказался. Только записал в моём блокноте адрес, куда потом всё это богатство отправить.
   На следующий день проехав 240 километров на автобусе, идущем из Мендосы в столицу Чили - Сантьяго, сходим у ворот национального парка Аконкагуа. За ними виднеется плотная "толпа" острозубых хребтов, каждый из которых состоит из более мелких, самой необычной расцветки. Обычно горы одно или двухцветные, а тут нас поразило наличие почти всей цветовой палитры.
  Невольно вспомнился наш Полярный Урал: тоже голые, безжизненные громады (только в белых папахах) и такое же богатство красок, правда, не из-за цвета камней, а благодаря многоцветию лишайников.
  Сзади нас, за дорогой, над бурной речкой перекинута арка, красиво мерцающая янтарными наплывами. Она образованна солевыми отложениями от десятков струек, сочащихся из горы. В них содержится такое количество солей железа, что любой предмет, брошенный в эту воду, уже через сутки покрывается прочной рыжей коркой.
  Пока ехали сюда, по реке пронеслось несколько надувных лодок с любителями водного экстрима. Порой они исчезали среди высоких бурунов, и лишь мелькание оранжевых касок подтверждало благополучное продолжение сплава.
  Пройдя через ворота, направились к конторе парка. Экипированные не хуже полицейских рейнджеры зарегистрировали наши пермиты и выдали под роспись номерные полиэтиленовые мешки для сбора и сдачи при выходе из парка мусора и наших... экскрементов. С мусором всё понятно: экология в горах - святое дело, но пакеты для дерьма - это уже предел мечтаний экологов. Для нарушителей - штраф 250 долларов США.
   Закинув на спину увесистые рюкзаки, отправились в двухнедельное "плавание". На альтиметре - 2836 метров над уровнем моря.
   Чтобы добраться до подножья вулкана Аконкагуа, нам предстояло одолеть более тридцати километров горной тропы, вьющейся по склону ущелья Хорконес, будто плющ. Внизу, грозно урча, мчится поток грязно-шоколадного цвета, питаемый ледниками, сползавшими с едва видимых отсюда белых шапок. По-змеиному петляя, он играючи ворочает валуны, демонстрируя нам, что горные речки - это идеальные камнетёсные мастерские.
  Долина то сужалась так, что гранитные стены с обеих сторон тисками сжимали речку, то расширялась, давая ей простор. Склоны местами были столь круты, что даже привычные мулы*, курсирующие с погонщиками до базового лагеря и обратно1, случалось, срывались в пропасть. Когда мы на дне ущелья видели выбеленные солнцем кости, невольно прижимались поближе к каменной стене.
  Четвероногая живность в этих местах отсутствует: для неё здесь нет даже самой скудной пищи. Пернатые немногочисленны, да и видовой состав небогат. Самые крупные похожи на наших горлиц, только более поджарые. Летают всегда парами. Встречаются ещё птахи вроде наших синичек и соловьёв. Эту мелюзгу отличает умение держать язык за зубами. Всё делают молчком!
  Первая ночёвка - в лагере "Конфлюенция" (3400 м). Палаточный городок раскинулся на ровной площадке возле высоченного морёного вала. После регистрации нас поселили в многоместной сферической палатке турфирмы "Ланко" вместе с андинистами из Голландии и Японии (здесь альпинистов именуют андинистами). Им всем в районе тридцати, и появление двух белобородых дедов с огромными рюкзаками они встретили недоумёнными и одновременно уважительными взглядами.
  Японцы в лагере уже третий день: никак не могут стабилизировать давление, и медики не подписывают им разрешение на переход к базовому лагерю Пласа де Мулас. Всегда с интересом наблюдаю за представителями этой страны, и каждый раз открываю что-то новое в их поведении. Восхищает организованность и работоспособность, а удивляет медлительность и неумение самостоятельно принимать решение: по любому поводу бегут советоваться со старшим. Зато симпатию вызывает то, как уважительно представители страны восходящего солнца общаются между собой: подойдя, несколько раз почтительно, чуть ли не в пояс, кланяются; говорят размеренно и тихо.
  Долговязые и сероглазые голландцы порадовали поголовной любовью к чтению довольно толстых книг. Именно книг, а не ридеров. Притащить увесистый фолиант в горы, где каждый грамм по мере набора высоты превращается в килограмм - это поступок!
  Перед сном поднялся на морёный вал (для акклиматизации рекомендуется побольше двигаться). Полная луна освещала окрестные горы и стекавший с ближней ложбины водопад. Серебристая колонна, падая на уступ, буравила камень и, покипев в выбоине, сбегала в заводь, где успокаивалась и отражала в зеркальной глади нависший утёс. Я наслаждался ночной панорамой до тех пор, пока шпионившая за мной луна не коснулась чёрного зубца скалистого гребня и, побалансировав на нём некоторое время, словно большой жёлтый мяч, скатилась в ущелье, погрузив округу в непроницаемую тьму.
  На следующий день отправились по глубокому боковому ответвлению Хорконеса к месту, которое именуют Пласа де Франция. Находится оно под южной, практически отвесной стеной Аконкагуа. Там есть площадка под лагерь для самых отчаянных и подготовленных альпинистов. На всём протяжении пути нас сопровождали угрюмые горы, утыканные клыкастыми скалами. Настороженно поглядываем на нависшие, готовые скатиться, глыбы. Ночью выпал снег, и сейчас повсюду, а особенно по тропе, бегут ржавые ручьи. Красноватая раскисшая глина чавкает, ноги, несмотря на мощные протекторы, расползаются в разные стороны. Сильней всего "буксуем" при подъёме на морёные валы.
  Эмиль, опровергая общепринятое мнение, что человек в 70 лет по горам не ходок, давно обошёл меня и маячит далеко впереди. Я запоздало раскаиваюсь в переоценке своих природных данных и игнорировании регулярных тренировок. Но тут же нахожу себе оправдание: меня расслабила лёгкость, с которой пять месяцев назад "оседлал" белоглавый Арарат, а совсем недавно - скалистый Олимп.
  На высоте 3700 метров растительность исчезла окончательно. Даже лишайники пропали. Обступавшие нас горы по большей части слоистые. При этом слои то тянутся горизонтально, то скачут остроконечным зигзагом, то разбегаются пологими волнами, то круто устремляются к небесам. Рассматривая эти загогулины, вдруг понимаю: так это ж кардиограмма, отражающая перенесённые горой "болезни".
  Пройдя по покрытому камнями и толстым слоем рыжей пыли леднику, вышли на Пласа де Франция (4200 м), упирающееся в гигантскую, местами покрытую ледяной бронёй, стену - южный склон Аконкагуа. Тут уже начала ощущаться серьёзная нехватка кислорода: появилась одышка, стало давить виски.
  Стена угнетала своей мрачностью и высотой. Чтобы охватить взглядом эту громаду целиком, приходилось задирать голову. Ещё бы - до верхнего уступа 2700 метров! Подняться по такой стене на вершину Аконкагуа под силу только физически подготовленным, в совершенстве владеющим техникой скалолазания альпинистам. (Сложность маршрута - 6Б, то есть наивысшая.) Мы же ограничились лишь созерцанием и фотосъёмкой этой неприступной цитадели. На обратном пути перед нами с одного из скалистых гребней сорвалась крупная глыба. Прыгая, словно кузнечик, она увлекла за собой несколько камней поменьше. Когда подошли к месту, где "проскакали" камни, и увидели оставленные ими глубокие вмятины, невольно поёжились.
  
   БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ
  
  Переход от "Конфлюенции" до базового альплагеря "Пласа де Мулас" запомнился утомительным однообразием широкой, полого восходящей долины в начале и узким ущельем с несколькими изматывающими взлётами по почти вертикальным уступам в конце. На среднем участке тропа шла по таким крутым местам, что стоило глянуть вниз, где между ещё не обкатанных камней гремела вода, как сердце сжимал обруч ужаса, голова шла кругом и, казалось, рюкзак начинал предательски тянуть с узкой тропы в ущелье. Поэтому я договариваюсь с догнавшим нас погонщиком мулов, чтобы он доставил наши рюкзаки в базовый лагерь. Эта услуга обошлась в тридцать пять долларов. Без рюкзаков мы уже не ползём, а бодро шагаем за караваном.
   С удивлением замечаю, что и среди мулов идёт постоянная борьба за лидерство: если кто-то пытается обогнать впереди идущего, то передовой сразу прибавляет скорость, чтобы не пропустить догоняющего.
  Тропу в последней трети можно сравнить с тропой испытаний не только физической формы (пульс зашкаливал), но и волевых качеств. Местами она такая узкая, что трудно понять, как её проходят, не сорвавшись в пропасть? Но отступать поздно - идёшь, пересиливая страх. Идёшь даже после того, как на твоих глазах запнувшийся мул начинает сползать вниз. Ища опору, животное в панике бьёт ногами, но подвижный щебень "уплывает". Наконец, мул нащупывает копытом крупный камень и ценой неимоверных усилий возвращается на тропу.
   Этот участок, похоже, самый опасный: в пропасти больше всего костей менее ловких животных. Меня же шокировало поведение погонщика. Он продолжал невозмутимо восседать на своём муле, покачивая головой, прикрытой громадным вязаным беретом, в такт везущей его животине. За поясом погонщика болтается шерстяной платок. Им он завязывает мулу глаза, когда грузит или снимает вьюки: когда мул не видит, он стоит смирно.
  С левой стороны ущелья тянутся голокаменные кряжи средней высоты, а прямо и справа сияют высоченные пики, с которых ветер срывает снежные шлейфы. При этом висящие над пиками облака, похожие на веретёнца, часами стоят на одном и том же месте, как будто намертво прибитые.
  Базовый лагерь "Пласа де Мулас" расположился в самом конце ущелья Хорконес в гигантском цирке, укрытом от ветров частоколом каменных пирамид. Его рассекает пополам бурный поток талой воды, вытекающий из-под двух ослепительно белых глетчеров. Светло-коричневая громада Аконкагуа грозно возвышается над лагерем с правой стороны.
  Палаточный городок состоит из нескольких "микрорайонов" в пять-десять палаток, принадлежащих разным турфирмам. Население: голландцы, поляки, немцы, сербы, чехи, монголы(!). Но больше всего, конечно, аргентинцев. Народ вяло слоняется между палаток: повторю - на высоте надо больше двигаться, тогда быстрее происходит акклиматизация. Девчата, представляющие компанию "Ланко", поселили нас с Эмилем в длинной и просторной трубе рубинового цвета. До ужина я успел сходить в телекоммуникационный центр и, заплатив 20 долларов, отправить в "Башинформ" сообщение о том, где мы находимся и о наших планах на ближайшие дни.
  Здесь, на высоте 4300 метров над уровнем моря, нехватка кислорода ещё более ощутима. Чуть прибавил шаг - дыхание сбивается. Постоянно хочется присесть, отдохнуть.
  С проводником возникла неожиданная проблема. В "Ланко" оба заняты и освободятся только через пять дней, в других компаниях тоже все на восхождении. Ломаем голову - что делать? Утром слышим, кто-то тихонько скребёт по ткани палатки. Выглядываю. Стоит щуплый, светловолосый, сероглазый мужичок средних лет в драной соломенной шляпе с обвислыми краями. Тихо, почти шёпотом, поздоровавшись, спрашивает на испанском:
  - Это вам проводник нужен?
  - Да. А что?
  - Меня зовут Роджерс Кангиани. Могу сводить на Аконкагуа. Вот мой сертификат.
  Нам бы обрадоваться, да невзрачный вид пришельца смущал.
  Тем не менее, пригласили в палатку. И чем дольше общались, тем большей симпатией проникались к нему. А когда узнали, что он на вершине был 27 раз и готов без дополнительной оплаты нести часть нашего груза, то и последние сомнения отпали.
  Подписали договор и рано утром, ещё до восхода солнца, отправились на акклиматизационное восхождение к остроконечному пику Бонете (5005 м). Он на другой стороне ущелья - чётко напротив Аконкагуа. Прежде чем вести на семитысячник, Роджерс решил таким простым способом проверить наше физическое состояние и реакцию на высоту: не свалит ли нас горняшка.
  С погодой подфартило: было безветренно, ясно, и воздух прозрачен, как стекло в телескопах. Перебравшись по шаткому мостику, почти касающемуся бурунов мутного потока, потопали вверх размеренным, так называемым гималайским шагом. Вначале я шагал с трудом: в голове стреляло, да и силы куда-то подевались. Но, когда начался крутяк, вдруг ожил: организм понял, что как ни капризничай, а идти придётся, и задействовал резервы. (Он у меня всегда так хитрит, правда, "резервная батарейка" с каждым годом всё быстрее теряет ёмкость).
  Через два с половиной часа подошли к наиболее отвесной части каменного конуса. На макушку, чтобы не сорваться, взбирались уже почти ползком, цепляясь руками за малейшие выступы. Первым оседлал остроконечный пик Роджерс, вторым - Эмиль, следом - я. На вершине меня охватили такая радость и восторг, что я обнял тёплую от стоящего в зените солнца острозубую вершину, прижался к ней щекой и... зарыдал.
  Проводник достал из расщелины пластиковую бутылку, выудил из неё одну из вложенных записок, взамен затолкал листочек с нашими координатами. Из текста добытого послания явствовало, что его оставили два немца и один австриец. Когда мы вернёмся домой, то обязательно должны будем связаться с ними по Интернету: такова традиция.
  Открывшиеся перед нами кряжи завораживали своей мощью. Они отличались не только по цвету, но и по форме. Тут были и одиночные вздыбленные исполины в боярских шапках облаков, подпираемых застывшими потоками лавы, и величественные цепи, украшенные прожилками снега, лентами глетчеров, и дугообразные гряды ледниковых морен, и гигантские языки осыпей, перегораживающие ущелья. Над всем этим - бесконечно глубокий, чисто выметенный ультрамариновый свод. Вокруг такая тишина и такой простор, что начинаешь ощущать себя невесомой пылинкой. От грандиозности и мощи убегавших за горизонт хребтов перехватывало дух. Боже, я никто в сонмище этих великанов!
  
  Туповерхая громада Аконкагуа с этого места просматривается особенно хорошо. Отчётливо видно как ветер крутит вокруг неё снежные паруса. А здесь, на Бонете - штиль. Ветерок лишь временами просыпается и слегка шевелит волосы. Тёмно-коричневые, будто загорелые, близлежащие вершины, прогретые полуденным солнцем, умиротворённо покачиваются в текучем мареве. Трудно представить, но несколько дней назад, здесь, на высоте 5000 метров, свирепствовал мороз, и о скалы билась колючая позёмка. Природа полна контрастов! Высокая зубчатая цепь, подпирающая небо на западе, отделяла Аргентину от Чили.
  Западный склон Бонете обрывается вертикальной шестисотметровой стеной. Вниз лучше не смотреть: сразу хочется покрепче во что-нибудь вцепиться.
  Царящую вокруг тишину лишь изредка тревожит гул сходящих с изголовья каньона небольших лавин и... сопение слегка простывшего Эмиля. Мне вдруг сделалось так хорошо, что я, обласканный теплыми лучами солнца, лёг на широкий уступ и с наслаждением раскинул руки. Сознание затуманило сладкое головокружение...
  Сколько времени прошло? И есть ли оно, это время? Лежу, растворяясь в чистых, процеженных тишиной звуках... И не хочется вспоминать, что где-то существует иной мир, в котором кипит придуманная человеком жизнь, похожая на бесконечную, утомительную гонку.
   Тогда мы не знали, что это, пребывающее в неге и свете место через несколько дней накроет затяжная волна непогоды, а жесточайший ветер поднимет на Аконкагуа Белый Шторм, и нам на предвершине придётся буквально бороться за выживание.
  Сейчас же, наслаждаясь окружающим величием, я с благодарностью вспоминал свою Танюшу. Эта умная и красивая женщина за сорок лет супружества не только ни разу не упрекнула меня за регулярные, порой многомесячные отлучки, сопровождавшиеся ощутимой брешью в семейном бюджете, а наоборот, понимая, насколько это важно для меня, всячески поддерживала и отстаивала перед родственниками моё право делать то, что просит душа.
  Некоторые говорят: "Камиль, ты герой!" Отнюдь! Герой не я, герой - моя жена! Когда я уезжаю в горы за новой порцией адреналина и удовольствия, именно на её плечи ложатся все семейные и производственные заботы: и за престарелыми родителями надо ухаживать, и с внуками понянчиться, и детям где советом, где делом помочь, и с проблемами на предприятии разобраться. И ещё при этом оставаться для меня самой желанной и красивой!
  От этих размышлений отвлёк треск и последовавший за ним грохот. Поворачиваю голову - ко дну ущелья, вздымая клубы снега, скользит огромный кусок льда, оторвавшийся от глетчера.
  Спускаться было полегче. На полпути, у ручья с чистейшей водой, устроили привал. Утром он был худосочным и наполовину затянутым льдом - мы его просто перешагнули. Сейчас же, чтобы перебраться на другой берег, пришлось прыгать по камням, возвышающимся над пенистыми бурунами.
  Раздевшись по пояс, освежились студёной водой, попили чай и в прекрасном настроении зашагали по пологому скату в лагерь. Вскоре дорогу перегородил ещё более мощный поток, накрывший настил подвесного мостика почти полуметровым слоем воды - сегодня так припекает, что глетчеры таят прямо на глазах. Туго натянутые тросы вибрировали от напора беснующегося потока. Было страшно, но сидеть до ночи, дожидаясь, когда вода спадёт, не хотелось.
  В лагерь вошли на исходе дня. Снег в лучах заходящего солнца казался всё более красным. Это было очень красиво и необычно.
  Роджерс поставил нашей физической подготовке "отлично" и объявил, что завтра можем отдыхать, а послезавтра утром мы должны быть полностью экипированы и готовы к выходу на Аконкагуа.
   Прежде чем уйти, он провёл ревизию нашего снаряжения. Мои горные ботинки забраковал - нужны потеплей и покрепче. Необходимы также кошки и балаклава. К Эмилю вопросов не было: он, чтобы не опоздать на карнавал в Рио-де-Жанейро, решил подниматься только до первого лагеря (5100 м). Мне же следовало срочно где-то раздобыть недостающее. Роджерс посоветовал обратиться к живущему в лагере художнику Мигелю. Он такой же высокий и худой, как я, и у него всё это имеется.
  Ангарного типа палатка Мигеля стояла на скалистой террасе в метрах семидесяти от нашей. Она служила ему и домом, и мастерской, и картинной галереей одновременно.
  Земля перед входом устлана ярко-зелёным ковролином. Из жёлтой бочки торчит раскидистая пальма, под ней - два беленьких кресла. Чуть поодаль - высокий столб, к которому прикреплены стрелки-указатели с расстояниями до Лондона, Сиднея, Санкт-Петербурга, Парижа и т. д.
  Сам Мигель напоминал загорелого древнегреческого бога, забывшего помыть заросшее густой щетиной лицо и причесать длинные вьющиеся волосы. Встретил он меня улыбкой и радушным рукопожатием. Узнав, что я из России, сразу поставил диск с русскими романсами. Слушая их, я, помимо удовольствия, испытал гордость оттого, что музыка моего Отечества звучит в Аргентине, и ни где-нибудь, а у подножья самого высокого в мире вулкана.
  Усадив за столик и подав калебасу с чаем матэ, Мигель стал расспрашивать про Беловодье. Показывая альбом с картинами своего кумира - Николая Рериха, он неожиданно спросил:
  - Камил, как думаешь, что есть Шамбала?
  Я попытался объяснить, что это, как и легендарное Беловодье, особое место в Гималаях, что Рерих искал его всю жизнь.
  - Нет, - перебил Мигель. - Ты скажи, что ЕСТЬ Шамбала?
  - Я думаю, Шамбала - это место где можно получить священные знания о мире. А увидеть и попасть туда удаётся только человеку с абсолютно чистыми душой и помыслами. Таких людей сейчас нет. Все проходят мимо и не видят её. Шамбала есть место для абсолютно чистых людей, практически богов.
   Художник задумался. Наконец, произнёс:
  - Пожалуй, ты прав.
  После этого стал показывать свои работы. Следует заметить, они весьма популярны в мире. Его картины выставлялись даже в Ватикане. А диплом "Книги рекордов Гиннеса", висящий на самом видном месте, извещал, что я нахожусь в самой высокогорной в мире картинной галерее.
   Узнав о моей проблеме, Мигель, не раздумывая, полез в мешок и достал оттуда поочередно зелёные пластиковые ботинки, кошки к ним и балаклаву.
  - Что я вам за это должен?
  - Будет хорошо, если не забудешь вернуть!
  Вдохновлённый добросердечием хозяина, я отважился спросить:
  - Мигель, а можно на твоём столбе прикрепить стрелку с названием моего города?
  - Место есть. Вешай.
  Аргентинец оторвал от ящика дощечку. Мы её быстренько обстругали, заострили, покрасили. Я крупно написал "UFA" и прибил её повыше таблички "Moskva". Любуясь своей работой, подумал: "Нет, не зря я сюда забрался!"
  После обеда отправились с Эмилем в медпункт на осмотр. Доктор измерил давление, содержание кислорода в крови и записал в пермите: "Давление 129/78, пульс 68, кислород 87 (в нижнем лагере был 99). К восхождению допущен". У Эмиля со здоровьем, несмотря на то что он старше меня на семь лет, тоже полный порядок.
  Вечером нас пригласили на ужин аргентинские альпинисты из соседней палатки. Мой друг, увидев лежавшую в чехле гитару, спросил:
  - Можно?
  - Конечно! Это будет приятно!
  И тут Эмиль удивил меня в очередной раз: гитара в его руках заговорила так, что все затаили дыхание. А когда он ещё и запел "Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал...", то эмоциональные хозяева зааплодировали от восторга.
  Ночью, как всегда, трещали, лопались разогретые на солнце камни. Временами начиналась настоящая канонада. Вот так скалы рассыпаются в щебень, а щебень - в песок.
  
   ВОСХОЖДЕНИЕ
  
  На Аконкагуа поднимаются, как правило, поэтапно, с ночёвками в лагерях. (Лагерь - громко сказано! Это просто относительно ровные площадки, пригодные для установки палаток.) Их три: "Канада" (5100 м), "Гнездо Кондора" (5600 м), "Берлин", либо "Колера" (6000 м). Выше уже сама вершина (6962 м). Единственное место, где есть капитальная хижина и электроэнергия, - это средний лагерь - "Гнездо Кондора". Там дежурят вахтами по три спасателя.
  Вышли на гору в девять утра. Тропа, виляя зигзагами по каменистому склону, за три часа размеренной, как в замедленном кино, ходьбы вывела на небольшое заснеженное плато. Это и есть лагерь "Канада". Мы оказались первыми, кто поднялся в этот день.
  Поставили палатки, обложили увесистыми камнями фартуки. Роджерс сварил на газовой горелке рисовую кашу с салями. Пообедали. Вскоре стали подходить другие группы. Погода тем временем портилась: повалил снег, поднялся ветер. Плато задымило позёмкой, и вновь прибывшим пришлось изрядно помучаться, устанавливая палатки. Мы же в своих туго натянутых убежищах радовались, что успели обустроиться до непогоды.
  Ветер и низовая метель буйствовали всю ночь. К утру потолок палатки покрылся густым слоем ершистого инея. Когда кто-нибудь из нас ворочался, иней осыпался и таял. Чтобы окончательно не промокнуть, я взял миску и за пять минут ложкой соскрёб в неё всю искристую бахрому.
  Заваленные снегом палатки (Роджерс спал в своей одноместной) из-за разницы температур, снаружи обледенели так, что сложить и упаковать их стало невозможно. Пришлось ждать, когда выглянет и пригреет солнце.
  Развиднелось лишь после полудня. Сквозь прорехи туч на плато хлынули снопы солнечного света. Эмиль ушёл вниз, а мы с Роджерсом принялись убирать с фартуков камни, отгребать снег. Когда палатки немного отмякли, утрамбовали их кулаками в компрессионные мешки. Едва успели свернуть лагерь, снег возобновился. К "Гнезду Кондора" шли при густой, выше моего роста, боковой позёмке. Насыщенный колючим снегом ветер выжимал слезу и забивал рот. Пришлось одеть балаклаву и тёмные очки на пол-лица. Сразу стало легче.
  Добраться до "Гнезда Кондора" в этот день не удалось. Запуржило так, что вынуждены были заночевать на промежуточной площадке с волнующим слух россиянина названием - "Аляска".
  Всю ночь и всё утро снег сыпал почти непрерывно. Идущего впереди проводника едва видно: ориентировался на мутное тёмное пятно рюкзака и быстро заметаемые струями позёмки ямки следов. Когда и эти "маячки" исчезали, нащупывал тропу ногой. Правда, вскоре необходимость в этом отпала: я стал просто "видеть" её: то ли пробудилась забитая городом интуиция, то ли открылся третий глаз. Со мной однажды уже было такое, когда я один зимней ночью поднимался на Иремель. Тогда интуиция тоже не подвела: рассвет встретил на вершине.
   На "Гнездо" взошли только к обеду следующего дня. Перед ним на краю плато возвышалась ступенчатая скала, напоминающая гигантское гнездо. Теперь ясно, отчего у лагеря столь звучное название. Правда, эти огромные птицы на такой высоте не живут - тут для них нет и грамма пищи.
  Миновав полузасыпанный снегом и увенчанный бело-синим аргентинским флагом дом спасателей с крышей, обрамлённой суставчатыми сосульками, нашли между скал тихий закуток. Он идеально подходил для установки палатки. Место мы выбрали столь удачно, что к вечеру вокруг выросло ещё с десяток капроновых хижин. Ночью практически не спали: ветер усилился, и стенки нашего убежища трепало так, что приходилось только удивляться, как пластиковые дуги и ткань выдерживают его натиск.
  С утра время от времени выглядываю из палатки в надежде на улучшение погоды. Но сквозь потоки снега даже туч не видно. Наоборот, к хлопкам матерчатых скатов прибавились раскаты небесного грома. Ого! Гроза и снежная буря одновременно! Вой, грохот и свист вокруг достигли такой силы, что разговаривать невозможно. Кричим друг другу прямо в ухо. Почти все соседи ушли вниз.
  Мучительно медленно "проползли" первые сутки, начались вторые... Снег каким-то образом умудряется проникать сквозь микроскопические щели в нутро моего "жилища". На прорезиненном днище появились лужицы. Время от времени вытираю воду носовым платком и отжимаю в тамбур. Это не спасает спальный мешок. Он пропитался влагой, пух слипся и почти не греет.
  С наступлением темноты мороз крепчает, и спальник снаружи приобрёл жёсткость кровельного железа. Когда я шевелился, он хрустел. Утром пришлось буквально отгибать его заледеневшие края. От холода спасал выделенный мне Максимом Богатырёвым пуховик, а вот ноги замёрзли так, что пальцы потеряли чувствительность.
   Лежание долгими часами в закрытом, тесном пространстве угнетало. Тело тосковало по движению, и хотя погода не располагала к прогулкам, я, натянув на себя всё, что имелось в рюкзаке, выполз наружу. Меня тут же атаковали ураганный ветер и колючий снег. С трудом пробившись сквозь белую завесу к тропе на "Берлин", свернул к пропасти - там снежная пелена была не такой густой. Но в метрах десяти от её края благоразумно остановился: вспомнил, что основной причиной гибели людей на Аконкагуа является ветер, сбрасывающий альпинистов в бездну.
  Когда, с трудом преодолевая сопротивление встречных шквалов, возвращался к палатке, чуть не задохнулся от секущих лицо снежных зарядов. Чтобы восстановить сбившееся дыхание, ложился за торчащие камни.
  Конец дня тоже не принёс перемен. Ветер налетит, отлупцует бедную палатку так, что она вся ходуном заходит, и - тишина. Слышно только, как стонут соседние скалы.
  Проходят одна-две минуты - и вновь яростная атака. От оглушительных хлопков туго натянутой ткани и недостатка кислорода разболелась голова.
   При этом снег не прекращается ни на секунду. Поначалу я стряхивал его со скатов резкими ударами изнутри. Но, в конце концов, вокруг палатки выросли такие кучи, что ему некуда стало ссыпаться. Пришлось выползать наружу и отгребать руками образовавшиеся валы. Выход в отсыревшей одежде на пронизывающий ветер потребовал от меня большого волевого усилия. После этой жестокой экзекуции я долго не мог согреться. Спасибо Роджерсу: принёс в термосе очередную порцию горячего чая с лимоном. После второй кружки дрожь прекратилась, и я задремал.
  Открыв глаза, первым делом бью по потолку, чтобы сбросить снег и понять, что происходит снаружи. Увы, там по-прежнему метёт.
  - Эй! Солнышко! Где ты? Когда ты порадуешь нас? - шепчу я.
  Чтобы ослабить пытку бездельем и нехваткой кислорода, стараюсь больше спать. В забытьи, хотя бы, не лезут в голову с маниакальной навязчивостью одни и те же мысли. Чаще всего, как ни странно: "Зачем мне всё это? Сидел бы сейчас в тепле, как все люди".
  Действительно, зачем? Если бы в городе мне предложили работу, связанную с такой колоссальной тратой энергии, да ещё в столь тяжёлых условиях, я бы ни за какие деньги не согласился. А тут сам, добровольно (в этом весь парадокс!) тащусь с тяжеленным рюкзаком туда, где нечем дышать, где круглый год мороз, а ветер валит с ног. И за это не только не платят, а наоборот, сам отдаёшь немалые деньги.
  Зачем? Сложный вопрос. На него, наверное, у каждого свой ответ. У меня сейчас уйма свободного времени, и можно погрузиться в свои ощущения и попробовать докопаться до причин столь нелогичного своего поведения.
   Мысленно перебираю варианты: самоутверждение, желание сделать то, что не каждому под силу, поймать миг восторга от победы, насладиться красотой и мощью гор, заглянуть за горизонт... Да, всё это имеет место быть, но, как мне кажется, первопричина всё же не в этом.
  Как известно, человека всегда притягивает непознанное. Это замечательное качество мы называем любопытством или любознательностью. У кого-то оно сильно развито, у кого-то мало, у кого-то его и вовсе нет. Но, по мере удовлетворения естественных потребностей, у большинства людей появляются новые, более высокого уровня желания, не дающие покоя.
  Покопавшись поглубже в себе, понимаю, что во мне где-то внутри находится маленький волчок (волчок не в смысле зверя, а юла). И этот волчок живёт своей собственной жизнью. Крутится то быстрее, то медленнее. И когда его обороты достигают определённой скорости, во мне возникает необъяснимый внутренний зуд. Он как бы говорит: "Хватит сидеть! Надо идти!" И не важно куда, лишь бы идти. Его невозможно затормозить. В конце концов, наступает момент, когда я не в состоянии сопротивляться и шагаю в неведомое.
  Казалось бы, живём в такое время, когда всё можно увидеть по телевизору или через Интернет. Но этот неугомонный "волчок" хочет взглянуть на всё "своими" глазами. И хотя годы дают о себе знать... всё-таки иду. Порой думаю: хватит, пора остепениться, но проходит время, и эта неугомонная юла опять пробуждает во мне беспокойство: что сидишь - время уходит...
  Возможно, у других происходит всё как-то иначе, а у меня именно так.
  Многие люди оседлы просто по характеру. Им не хочется ничего менять, им это не интересно, им даже страшно покинуть свой двор. Это люди, в которых нет волчка. А есть другая категория людей, которым не важно, есть деньги или нет, есть здоровье или нет. Представители этого неуёмного племени встречают 90-летие на вершине Эльбруса, без ног поднимаются на Мак-Кинли, в 92 прыгают с парашютом - они не могут иначе. Это особая порода людей и я счастлив, что принадлежу к этой породе.
  Законы человеческих поступков сложны, ещё сложней законы памяти. Вдруг вспомнились окраина Хабаровска и сопка, синевшая на горизонте. Её мы так и звали - Синяя сопка. Это она в далёком 1958 году поманила меня восьмилетнего. И когда вместо того, чтобы пойти в школу, я поднялся на неё и увидел, что за ней дыбятся ещё более высокие горы, мне страшно захотелось увидеть, а что же за ними? Наверное, именно эта сопка околдовала меня, и я заболел горами на всю жизнь.
  
  Вечером третьего дня в мою "берлогу" заполз вместе с термосом, полным горячего кофе со сливками, Роджерс. Всегда спокойный, в этот раз он был встревожен. Оказывается, по рации передали, что Белый Шторм прекратится только 18 февраля, то есть через пять дней, а у нас продуктов и газа в обрез.
  - Надо спускаться! - резюмировал он.
  - Роджерс, чтобы попасть на Аконкагуа, я пролетел 20000 километров, потратил уйму денег... Нет! Пока не поднимусь на вершину, с горы не слезу.
  - Камил, я знаю много плохих историй. Горе дела нет до наших желаний. Каждый год здесь гибнут люди. Не хотелось бы пополнять этот счёт. Нужно спускаться!
  Я молчу.
  Роджерс встаёт и, пробурчав что-то, уходит.
  Я в растерянности... Понимаю - спускаться надо, но примириться с этой мыслью не могу: отступление для меня равносильно поражению. Что делать? Мысленно обращаюсь за советом к Танюше. В последнем эсэмэс она писала: "Не рискуй, ты нам нужен живой!" Как же быть? И жена призывает к благоразумию. Но моё упрямство всё же взяло верх над здравым смыслом. Буду идти до последнего! - решил я.
  Натягиваю ботинки и, согнувшись от ветра пополам, пробиваюсь к заваленной снегом конуре проводника. Упругие удары воздуха бросают из стороны в сторону. Сквозь снег вижу, что на плато осталось всего три палатки, но и там люди уже вытащили рюкзаки. Похоже, собрались уходить.
  Роджерс потеснился, и я, поджав ноги, кое-как умещаюсь у входа (его палатка меньше моей). Глядя на проводника в упор, бодро сообщаю: "Три палатки ещё стоят!"
  - Камил, мы не можем жить здесь ещё пять дней. Нужно спускаться. Переждём непогоду и восемнадцатого вернёмся, - почти умоляет он.
  - У меня пермит до семнадцатого, - парирую я и, лихорадочно прокрутив в голове альтернативные варианты, предлагаю:
  - Давай так: если ветер завтра ослабнет, возьмём самое необходимое и налегке, без палаток, идём на "Берлин". Ты говорил, что там есть хижины. Переночуем, а утром видно будет. Метеорологи часто ошибаются в своих прогнозах. Вдруг повезёт!
  Проводник как-то странно качает головой: сначала отрицательно, потом утвердительно. Видя, что я смотрю с недоумением, вносит ясность:
  - Си! (Да!) Но если Шторм не ослабнет, спускаемся! Договорились?
  Крепкое рукопожатие скрепляет наш уговор.
  
  Проснулся в состоянии, схожем с ожиданием чуда. Высовываю голову наружу. Ура!!! Создатель услышал мои молитвы! Непроницаемый войлок туч на востоке, откуда и дуло, распался на рваные лоскутки, обнажив кое-где синеву неба. Снег чуть сыпет, вялые порывы ветра едва шевелят поземку. Я воспрял. Одеваюсь и выползаю из палатки: вокруг сплошь "выбеленные" хребты, купающиеся в лучах восходящего солнца..
  Под нами бугрятся мощные пласты облаков, скрывая ущелья и более низкие вершины. Над всем этим белым волнистым простором царствует туповерхая громада Аконкагуа.
  Палатка Роджерса ожила. Из неё показалась голова. Проводник тоже повеселел. Первым делом вытащили для просушки спальники. Отобрали и сложили в рюкзак Роджерса вещи, которые понадобятся для восхождения, и, надев кошки, медленно зашагали к тропе. Она почти сразу резко забирала вверх. К счастью, иногда перемежалась пологими участками. После трёхдневного лежания при ощутимой нехватке кислорода тело не слушалось, и вместо планируемых четырёх часов до лагеря "Берлин" ползли шесть с половиной. Это для меня был самый тяжёлый переход. Ноги под конец заплетались, в голове гудело как после глубокого похмелья. Ничего удивительного: 6000 метров - это уже серьёзно. Тут запросто можно заработать отёк лёгких и отдать концы.
  В лагере "Берлин", действительно, стояли вполне приличные хижины, похожие на шалаши. (Их построили немецкие альпинисты, поэтому лагерь и назвали "Берлин".) Выбрали хижину пониже и поменьше - в ней будет теплее ночевать. Я расстелил на топчане спальник и замертво повалился на него. Уснуть не получалось. Погрузился в какую-то беспокойную дремоту, перемежающуюся полубредом. Поднялся лишь тогда, когда Роджерс вскипятил снеговую воду и заварил ею китайскую лапшу. Есть не хотелось, а вот чай с лимоном я с жадностью выпил. Кажется, четыре кружки. Проверил пульс - в покое 109 ударов в минуту. Многовато!
  Ветер выл за стенкой голодным зверем, но в хижине он был не страшен. Ночью раз десять просыпался от приступов удушья - высота не позволяла забыть о себе. Часто-часто дыша, восстанавливал содержание кислорода в крови, но через некоторое время приступ удушья повторялся. Надо сказать, пренеприятнейшее состояние: вдруг охватывает такая неконтролируемая паника, что, кажется, ещё минута - и умрёшь.
  К утру я так и не восстановился. Более того, появились слуховые галлюцинации: то слышался духовой оркестр, то начинал кричать петух. Единственным желанием было плюнуть на всё и как можно скорее бежать вниз, но самолюбие сдерживало.
  Погода не прибавляла оптимизма: небо хоть и чистое, но ветер гнал между скал хвостатые вихри снега. Стояло выглянуть наружу, как колючие кристаллы больно секли лицо, забивали рот. Кислорода и так мало, а тут последний перекрывают!
  Роджерс молча наполняет термосы чаем с остатками лимона, суёт мне в карманы орехи, плитку шоколада, и мы как-то зомби, обречённо направляемся к вершине. Уже с первых шагов весь мокрый от пота, пульс зашкаливает. Иду, не поднимая головы. Сосредоточен на одном: не отстать от проводника. Только пытаюсь глянуть на окрестности, сразу сбивается дыхание...
  Время куда-то провалилось или остановилось. Мне уже всё безразлично. Тупо шагаю, словно солдат в конце сорокакилометрового марш-броска. В залитом свинцом черепе пульсирует одна и та же мысль: "Не отставать! Не отставать!" Я не заметил, как натянуло тучи и к низовой позёмке прибавился падающий сверху снег. Всё опять погрузилось в белёсую мглу. Несколько раз падаю, встаю и, шатаясь, иду, останавливаясь каждые десять шагов.
  Видя моё полуобморочное состояние, Роджерс завёл под защиту скал и разлил в кружки чай. Пока я пил, он втолковывал мне, что идти дальше опасно: в такой снежной круговерти легко сбиться с пути; что сейчас мы находимся возле пика Импеденсис. Его высота 6300 метров, и мы можем взойти на него и там сфотографировать все твои флаги.
  Это предложение мне пришлось по душе, хотя и не сразу осознал причину. А приглянулось оно именно из-за цифры "6300". Мне как раз 63 года! Так что есть возможность подарить самому себе за каждый год жизни по 100 метров!
  Я так вдохновился, что не заметил, как мы поднялись на этот самый, с одной стороны облепленный снегом, а с другой совершенно голый, Импеденсис. Не заметил не потому, что было легко, а оттого, что был в состоянии, когда мало что осознаёшь. На вершине произошло очередное чудо: словно в подарок, ветер стих, поток колючей позёмки осел, и в хрустальной прозрачности чисто выметенного пространства открылась поразительная по красоте круговая панорама, перекрываемая на юге куполом Аконкагуа.
  Во все стороны разбегались острозубые кряжи. Особую прелесть им придавал девственно-свежий снег. Чистый разреженный воздух скрадывал расстояние. Под непрекращающийся звучать в моей голове "аккомпанемент духового оркестра" я озирал всё это великолепие и недоумевал, как Господь сумел из множества уродливых и угловатых громад сотворить картину, завораживающую не меньше восхитительных линий женского тела.
  То, что время нашего подъёма на пик совпало с прекращением Шторма (к сожалению, кратковременным) навело на мысль, что Гора, после устроенных мне испытаний, решила наградить в той мере, которую я заслужил. (До чести быть допущенным на главную вершину я, видимо, ещё не дорос). Теперь стало понятно, почему местные говорят об Аконкагуа как о мудром живом существе.
  Я настолько выдохся, что не ощутил ни вспышки счастья, обычно охватывавшей меня на вершине, ни ликования оттого, что взял рекордную для себя высоту. Была лишь какая-то тихая радость.
  Роджерс сфотографировал меня с флагами Республики Башкортостан, Русского географического общества и мы начали спуск по своим, уже едва заметным, следам. Проходя мимо ряда красивых скал, удивился - когда поднимался их вроде не было. В памяти сохранилось лишь ритмичное мелькание жёлтых ботинок проводника. (Шёл в полной "отключке").
  Когда перед нами открылось плато "Гнездо Кондора", увидели низко летящую над ним... оранжевую палатку. За ней бежали люди. Палатку крутило ветром и из неё то и дело вываливались вещи. Я успел вскинуть фотоаппарат и запечатлеть этот момент до того как она исчезла в пропасти. Правда, сделал всего один снимок - кончилась память. Чтобы заменить её, завернули в безветренный закуток. Пользуясь вынужденной остановкой, допили чай.
  Чем ниже, тем лучше чувствовал себя: сказывался даже незначительный рост содержания кислорода в воздухе. Вернулась способность адекватно воспринимать окружающее.
  Наконец до меня дошло "Я сделал 6300! Я молодец!" - говорю сам себе и невольно расплываюсь в счастливой улыбке.
  У лагеря "Канада" догнали парня лет тридцати пяти. Продолжение его спины "украшало" изобретение российских туристов - "пенка".
  - Вы русский? - обратился к нему я.
  - Это вы из-за пенки так подумали? Нет, я болгарин. А вещь, действительно, удобная. Даже в мороз на камнях можно сидеть.
  Разговорились. Русский язык знает со школы. Недавно увлёкся нашими классиками. Прочёл "Воскресение" Льва Толстого, "Живи и помни" Валентина Распутина, а сейчас читает "Золотую Ригму" Всеволода Сысоева - дальневосточного писателя-натуралиста!
  Я предложил ему заглянуть на сайт ещё одного писателя-натуралиста - Камиля Зиганшина (www ziganshin.ru), скромно умолчав об авторстве.
  
   Наконец, далеко-далеко внизу показались крохотные разноцветные квадратики палаток базового лагеря. Справа от них - изумрудная плошка горного озера, заключённая в оправу лавовых потоков.
  Нас встречали как героев: за последние пять дней никто не поднялся на вершину - мы подобрались к ней ближе всех.
   Если наверху валил снег, то здесь всё это время лили дожди. Ручьи превратились в бурные мутные реки, сметавшие на своём пути все преграды. Автомобильную дорогу, связывающую Аргентину с Чили, на протяжении 20-ти километров местами размыло, местами завалило селем высотой до пяти метров. Десятки машин оказались замурованными в него. Слава Богу, хоть жертв нет. Начальник лагеря сказал, что такого кошмара не было как минимум тридцать лет. Автотрасса до сих пор закрыта, и неизвестно, когда откроется. Питание в лагере резко ограничили. Мясо исчезло. Одна каша да чай с галетами.
  
   Перед сном решил просмотреть отснятые на Аконкагуа кадры. Полез в сумку за флэшкой и (о ужас!) не нахожу её. Всё перетряс, перебрал - флэшки НЕТ!!! Напрягаю память и вспоминаю, что вынув её из фотоаппарата, положил не в сумку, а на сумку. После чего попил чай и, даже не вспомнив о флэшке, встал и пошёл. Значит, она где-то там в снегу между камней.
  Катастрофа! Произошло худшее из того, что могло случиться в путешествии! Я просто убит! Микроскопическую надежду давало знание места, где обронил её. Но туда ещё надо не только подняться, но и просеять там массу снега. А его за это время, наверняка, ещё намело!
  Сам я такой подвиг совершить был не в состоянии - ослаб до предела. Оставалось одно - упросить Роджерса. Ночь практически не спал. Переживал: неужто всё отснятое от Мендосы до вершины пропало?! И тут же успокаивал себя: Камиль, без паники - шанс найти всё же есть!
  С утра пораньше бегу к Роджерсу. Он уже встал. Чуть не плача, рассказываю о своей трагедии и умоляю сходить, поискать бесценный для меня "квадратик".
  - Сегодня не могу. Надо отдохнуть. Завтра.
  - Роджерс, миленький, выручай! Ты же понимаешь, завтра ещё меньше шансов найти.
  - ...
  - Роджерс, пожалуйста, очень прошу тебя!
  - Ладно... Жди... Вернусь через шесть часов.
  
  Проходит шесть часов, семь, а его нет. Я в отчаянии!
   Всё чаще меня посещает мысль: только идиот может надеяться на такое чудо, чтобы сантиметровая кроха отыскалась среди заваленных снегом камней!
  Вечерело. Роджерса всё нет. Не выдержав, пошёл к началу тропы и с волнением стал вглядываться в склон: не замаячит ли его жёлтый комбинезон. Где-то через полчаса проступили три фигуры. Среди них - одна жёлтая. Это Роджерс! Чем ближе он, тем мне страшней. Чтобы не лишиться последней надежды, опускаю голову. Наконец не выдерживаю, поднимаю глаза. Роджерс поймал мой взгляд и радостно помахал рукой. Я верю и не верю: мало ли, что это значит. Может, просто приветствует... Проводник уже совсем близко. Идёт, покачиваясь от усталости. Но что это? Роджерс показывает большой палец!
  - Неужели?! Это чудо!!! Это чудо!!! - ору я на всю округу. Проводник улыбается и протягивает крошечный, не имеющий для меня цены синий квадратик.
   Да! Да! Это была та самая флэшка! Я тискаю своего спасителя в объятиях, целую его небритые щёки. В восторге вздымаю руки к небу и благодарю Гору за проявленную ко мне милость. Сую Роджерсу деньги, он отказывается, но я таки уговариваю его, объясняя, что эта флэшка для меня бесценна.
   Я счастлив! Бегу поделиться радостью к Мигелю - он тоже в курсе моей проблемы. Заодно возвращаю этому добрейшему человеку ботинки, кошки, балаклаву и презентую свою одноместную палатку. Он поражён невероятным везением, а от подарка пытается отказаться. Я настаиваю. В ответ получаю ещё более щедрый дар - картину с изображение Аконкагуа с автографом!
  Ночью через лагерь пронёсся мощный смерч. Ветер достигал такой силы, что, казалось, даже камни стонут, прося пощады. Утром мы лицезрели результаты его "деятельности": в "микрорайоне Ланко" повалило туалет - не помогли даже стальные растяжки; у продуктовой палатки разорвало по шву боковую стенку и через неё унесло массу пакетов и мешков. В соседних "микрорайонах" разрушений не меньше. Так что, если заскучали, приезжайте в Анды! Они взбодрят.
  
   САНТЬЯГО
  
   "Прощай, Аконкагуа! Капризная и непредсказуемая, ты никак не угомонишься - всё размахиваешь своими "снежными парусами"! Ты не самая красивая гора, но ведёшь себя так, словно тебе нет равных на всей планете. Тем не менее, я полюбил тебя, и всегда буду помнить те испытания и радости, которыми ты одарила меня".
  Такой монолог пронёсся в моей голове, пока смотрел из окна автобуса на едва виднеющуюся в проём ущелья трапециевидную снежную шапку. Эта бесплодная, обдуваемая всеми ветрами каменная громада на всю жизнь поселилась в моём сердце.
  Автобус круто берёт влево. Бросаю на Аконкагуа последний взгляд.
  И тут мне почему-то становится жалко её. Да, она величава и грозна, но... навеки прикована к одному месту. Я же, крохотная песчинка в сравнении с ней, имею великое счастье путешествовать и видеть на своём пути не только множество подобных ей великанов, но и весь многоликий мир.
  Вот и сейчас снова мчусь. Куда? В Мендосу, хотя было бы разумней сразу махнуть через перевал в Чили - до неё отсюда километров сорок. Но я не могу покинуть Аргентину, не купив сувениров и картин, напоминающих о восхождении?! (В самом национальном парке даже значков не продают.)
  Лишь оказавшись в кресле автобуса, почувствовал, до чего я устал. Гора высосала из меня все силы: их не осталось даже на то, чтобы просто смотреть в окно. Подумал: "Всё! Это восхождение последнее! Пора осваивать маршрут заслуженного пенсионера: "город-дача-город". Эта мысль меня успокоила, и я всю дорогу крепко спал. Поэтому не видел заваленные недавними селями машины, мощную технику, расчищающую дорогу.
   В Мендосе ситуация с сувенирами оказалась не намного лучше. Обойдя на следующий день почти весь центр, я только к вечеру обнаружил магазинчик, в котором имелись значки, кружки и магнитики с изображением Аконкагуа. А о картинных галереях никто и понятия не имел. Поразительно! Вокруг такие пейзажи - рисуй да рисуй! Неужели местным художникам не хочется заработать? Ведь сюда приезжают туристы со всего мира. Кто - продегустировать местные вина, кто - побродить по горам.
  Курсируя по улицам, удивлялся тому, до чего легко переносится в этом городе жара: густые кроны огромных деревьев, растущие вдоль тротуаров с обеих сторон, не только прекрасно защищали горожан от п способствовало и то, что дороги и тротуары вымощены натуральным камнем, а не асфальтом - город избавлен от тяжёлых испарений битума.
  Бросилось в глаза обилие такси. Оно здесь муниципальное. Машины выкрашены в жёлто-чёрный цвет, у каждой свой бортовой номер. Водители отзывчивы и не корыстны. Как-то остановил одного и показываю написанный на листке адрес. Таксист вместо того, чтобы воспользоваться возможностью подзаработать, вышел из машины и стал убеждать, что сеньору лучше пройти пешком: два квартала прямо и потом один - налево. Зачем тратить деньги, когда туда всего семь минут ходу?
  Несмотря на то, что в последние годы в Аргентине наблюдается постоянный спад в экономике (реальная годовая инфляция в 2012 году превысила 30 %, а обменный курс доллара на чёрном рынке на 40 % выше официального), я не видел ни одного угрюмого лица. Вообще, оптимизм - отличительная черта всех латиноамериканцев.
  В Сантьяго выехал в 9 утра. Билет стоит 230 песо (примерно 1000 рублей). В 18.00 должны быть на месте. Нижний салон - просторный люкс, верхний потесней, но тоже комфортабельный. В салоне прохладно, хотя на улице уже плюс 30.
  Миновав идеально ухоженные виноградники, въезжаем в предгорья Анд. Горы здесь рыхлые, из осадочных пород. Повсеместно видны языки свежих селей. Некоторые ещё не полностью убраны с дорожного полотна. Автотрасса идёт параллельно железной дороге, связывавшей две страны. В 1982 году "железку" закрыли из-за нерентабельности. Но недавно правительства Чили и Аргентины подписали соглашение о её реанимации.
   Хотя со дня прекращения движения минуло 30 лет, мосты, деревянные опоры, снегозащитные сооружения, не говоря о рельсах и шпалах, как стояли, так и стоят. Некоторые мосты даже свежепокрашены. Требуется лишь текущий ремонт и восстановление разрушенных временем и стихией участков.
  Дорога, плавно поднимаясь в течении трёх часов, наконец, нырнула в длиннющий тоннель, пронзающий водораздельный гребень на высоте около четырёх километров. Выехали из него уже в другом государстве - в Чили. Стране, похожей на шило, узкой полосой вытянувшееся вдоль тихоокеанского побережья на 4000 километров.
  Горы на перевале облеплены серыми тучами. Моросил холодный дождь. Поскольку изрубцованный шрамами осыпей и лавовых потоков водораздельный хребет в сторону океана обрывается почти отвесно, спуск оказался бесконечным серпантином с едва разделяющимися извивами. Машины, по преимуществу большегрузные фуры, шли по нему одна за другой столь плотно, что чудилось, будто это не караван автомашин, а гигантская анаконда ползёт на водопой.
   Восемь километров от тоннеля до подножья хребта ехали более часа. На паспортный и таможенный контроль (весь багаж проверяли с собаками) ушло ещё три. Но это по-божески. Водители фур, вообще, по двое суток стоят! (Автобусы идут вне очереди.)
  Внизу облака пошли на убыль. Выглянуло солнце. Сразу потеплело. Склоны гор и берега бурунистой речки радовали пышной растительностью, а воздух хрустальной чистотой. Судя по обилию воды в реке, осадков в Чили выпадает больше чем в Аргентине. Есть даже несколько плотин с электростанциями для местных нужд.
  Ого! Так здесь и железная дорога функционирует! Вон тепловоз с тремя платформами нырнул в тоннель. Молодцы, чилийцы!
   Автотрасса, ведущая в Сантьяго, проходит по широкой долине, исполосованной тысячами зелёных, аккуратно подстриженных рядов виноградника. Их тут, пожалуй, даже больше, чем в Мендосе!
  
  Столица Чили (6 млн. человек) укрылась в двух котловинах, обрамлённых заснеженными хребтами. В одной - промзона, в другой - сам город. Сантьяго считается одной из красивейших столиц в Латинской Америке. Неслучайно он имеет титул "Младший брат Парижа".
   В Чили, как и в Аргентине, говорят на испанском языке, только побойчее. Зная порядка двадцати испанских слов, и при необходимости выуживая из дырявой корзины памяти кое-какие английские, я худо-бедно объясняюсь и без Эмиля.
  Поскольку автобус прибыл к столичному автовокзалу с большим опозданием, знакомство с достопримечательностями отложил до утра. Переночевав в привокзальном отеле отправился к центральной площади Пласа де Армас. На ней стоят Дом губернатора и Национальный исторический музей. Не пройдя и одного квартала, увидел вывеску "Продажа авиабилетов". О! Какая удача! Мне ж так и так надо покупать билет в Рио-де-Жанейро* - там дожидается Эмиль, и именно оттуда мы полетим домой. Но очаровательные девушки, мило улыбаясь, огорошили стоимостью: 1006 долларов!
  Платить такие деньги за 3000 километров мне было жалко, и я вернулся на автостанцию. Билет на автобус оказался в шесть раз дешевле (180 долларов), но вот беда: он отходит уже через три часа. Ещё смущала необходимость трястись до Рио двое с половиной суток. Что делать?.. Следующий рейс только через пять дней!.. Очередь волнуется - чего так долго?.. Всё! Решено! Беру! И, как выясняется, правильно делаю - этот билет оказался последним.
  Пробежавшись по запруженным горожанами и гостями столицы улицам, я буквально на ходу покупаю на память чилийское пончо, сувенирный поделки, местное вино для Эмиля и залетаю в автобус. Спасибо диспетчеру: зная, что должен ехать русский дедок, он задержал рейс на 15 минут.
  
  *Рио-де-Жанейро в переводе с португальского означает Январская Река
  
  
  
   ВПЕРЁД К МЕЧТЕ ОСТАПА БЕНДЕРА
  
  Бразилия - площадь 8 514 877 кв. км,
   население - 205 миллионов человек(2016 г.)
   столица - Бразилиа.
  
   Второй раз за сутки пересекаю Анды, только в обратном направлении: из Чили опять в Аргентину (теперь в её северную часть), а потом в Бразилию. Время зря не трачу: до самого захода солнца фотографирую горы, каньоны, алмазные клинки водопадов.
   Когда закат запалил высоко взлетевшие перья облаков, стюард разнёс ужин и включил музыку. Тут чилийцы сразили меня наповал: почти половина пассажиров стала подпевать исполнителям - любит народ свои песни! Подпевали с чувством и без единой фальшивой ноты. Возникало ощущение будто поёт профессиональный хор.
  Спать в удобных креслах под пледами из шерсти альпак было тепло и приятно. Чистые, комфортабельные автобусы (тут их называют омнибусами) ходят практически до каждой деревни. Автостанции в городах большие: рассчитаны на одновременный приём до сотни машин! На междугородних рейсах автобусы двухэтажные, с кухней и туалетом. Каждому пассажиру выдаются наушники для прослушивания музыкальных программ. В этом автобусе программ было тринадцать. На семи - классическая музыка, на четырёх - испанские народные песни и по каналу на мировую эстраду и рок.
  Дороги хорошие, но платные. Интенсивность движения невысокая. Среди легковых машин больших немного. Преобладают малолитражки.
  Утром нашему взору открылась уже совсем иная картина: ровная, как стол, бескрайняя равнина - пампа, местами залитая водой. Она простиралась на восток и на юг на многие сотни километров. Ухоженные поля, разделённые жидкими перелесками, чередовались с бесконечными, размашистыми пастбищами, усыпанными горошинами коров.
   Их было так много, а людей так мало, что казалось, будто не люди, а коровы - хозяева этой страны. Там, где равнина затоплена, животные пасутся, стоя по колено в воде. Трава местами такая высокая, что из неё видны лишь рога.
  Проезжая редкие города, видели поселения социального жилья: простенькие однотипные домики из кирпича, довольно плотно приставленные друг к другу. Что странно - людей в них почти нет.
  Меня, радиоинженера по основному образованию, радовало обилие антенных мачт. Их тут в разы больше, чем в России. Между прочим, правильно поступают, что делают ставку на радиорелейную связь: она дешевле и требует меньше времени на организацию, чем кабельные линии. Всего-то нужно - поднять на шарнирной опоре мачту, зафиксировать её оттяжками, установить антенну и подключить приёмопередатчик.
   Чем дальше едем, тем больше пейзаж напоминает африканскую саванну. Местами сходство настолько велико, что невольно ждёшь появления жирафов или бегущих антилоп гну. По времени захода солнца понимаю, что уже заметно сместились на восток.
  
   ***
  
  Впереди, ломая монотонность равнины, показались первые холмы. Я облегчённо вздохнул: значит, скоро Бразилия, и конец многочасовым истязаниям моего, к сожалению ни очень мягкого, продолжения спины!
  Границу пересекли в лучах восходящего солнца. На КПП две дородные сотрудницы таможни перетрясли почти весь багаж (мой рюкзак их не заинтересовал) и раскопали-таки кое у кого несколько запрещённых к ввозу грузов. Пока прошли все формальности, в результате которых половину изъятого владельцам вернули, прошло три часа. Тем не менее настроение у всех пассажиров по-прежнему приподнятое.
  По качеству отделки и размером здания КПП чувствовалось, что въезжаем в богатую, с мощной экономикой страну. Даже растительность ожила: сменила блёклый, салатного цвета наряд на ярко-изумрудный. Тут уже начинается тропическая сельва. Стволы деревьев стоят так густо, что листья растут только в верхнем ярусе. Впечатляет непривычное сочетание хвойных деревьев с пальмами: это придаёт здешним лесам особый колорит.
   И дорога изменилась: двухполосная в Аргентине, тут она расширилась до шести полос и была такой чистой, как будто её только вчера открыли для движения. Трава на откосах коротко подстрижена. На разделительной полосе - цветущие кустарники. На обочинах - ни одной бумажки или пустой бутылки (!). Вся страна дышала свежестью. Такую ухоженность я встречал только в вылизанной Швейцарии. Теперь понятно, почему сидящая рядом со мной женщина с такой гордостью заявила: "Я - бразильянка!" (Она сказала это с таким видом, как будто она по меньшей мере вице-президент этой страны.)
  Дальше, почти до самого Рио-де-Жанейро, трасса пролегала по гористому побережью Атлантического океана, изрезанному лазурными заливами. Ого! Что я вижу! У дороги - автосалон и на нём красуется родное: "КАЛИНА". Вот это да! АвтоВАЗ и сюда забрался. Чертовски приятно!
  Зажатый между лесистыми конусовидными горами и океаном, любимый Остапом Бендером Рио-де-Жанейро показался лишь утром следующего дня. Больше всех этому событию радовалась моя измученная пятидесяти четырёх часовым сидением попа.
  Вот и громадный терминал автостанции. Спрыгиваю на платформу, и тут меня обдаёт таким влажным жаром, что после прохлады, царившей в салоне автобуса, я на некоторое время буквально столбенею. Получив рюкзак, иду искать отель "Родовиариа" - именно в нём остановился Эмиль.
  Город поначалу меня разочаровал: улицы захламлены, прямо на бетоне спят полуголые люди. Смотреть на их грязные тела и слипшиеся волосы без содрогания невозможно. Те, что выспались, сидят возле урн и трапезничают добытыми из них остатками еды, нисколько не смущаясь прохожих. И этих остатков, похоже, немало: ребята упитанные. После сотен километров идеального порядка и чистоты эти "сцены" особенно коробили.
  Отель нашёл довольно быстро. Мне повезло: непоседа Эмиль оказался в номере. Хотя трудно назвать номером душную клетушку размером в пять квадратных метров. Особенно, если учесть, что на этой площади, кроме кровати, втиснуты ещё туалет и душ. Правда, цена терпимая: 60 долларов. В остальных отелях не меньше 200. Такие высокие цены - следствие только что завершившегося карнавала. Я занял такой же номер по соседству.
  Чтобы не сойти с ума от стоящей в нём жары, каждые пятнадцать минут встаю под душ и, не вытираясь, ложусь под струи разгоняемого потолочным вентилятором воздуха. Когда я пришёл в себя от рекордной по продолжительности поездки на автобусе, отправились с Эмилем в центр. Удивила большая стоимость билета в городском транспорте - 3 реала (примерно 50 рублей - это в 2013 году). По всей видимости, это связано с высокой ценой бензина (более 50 рублей за литр).
  Сойдя на конечной остановке, первым делом отправляемся на Копакабану: известный всему миру пляж с белоснежным песком, обрамлённый длинным рядом фешенебельных отелей и многоэтажных домов, популярных среди бразильских писателей, артистов, политиков, крупных бизнесменов. Дома отделены от пляжа широкой набережной, красиво вымощенной натуральным камнем. На ней, в тени кокосовых пальм млеют полицейские в шортах и рубашках с короткими рукавами. Возле каждого - велосипед. Тут же курсируют туда-сюда многочисленные любители бега трусцой. Кто-то пьёт у передвижных лотков всегда прохладное кокосовое молоко.
   На самом пляже жарятся, сидя в шезлонгах, тысячи отдыхающих (лежать на песке невозможно). Между ними лавируют торговцы мороженым, напитками и разной мелочёвкой. По краям песчаной косы - футбольные поля и волейбольные площадки, освещаемые с наступлением темноты. Бразильцы всех возрастов играют на них круглые сутки.
  По набережной прогуливаются холёные сеньориты и сеньоры с разномастными собаками на поводках. У некоторых по две и даже три. Один безупречно постриженный пудель вдруг замер. Дама тут же достала из сумочки газету и быстро постелила на плитку. Когда собака освободила кишечник, газета со всем содержимым перекочевала в ближайшую урну, и милая парочка продолжила прогулку. Да уж! Есть чему поучиться!
  Но что это? О Боже! И здесь валяются (именно валяются, по-другому не скажешь), раскинув руки от блаженства, бомжи. В России они тоже есть, но наши стараются быть незаметными, стыдятся своего положения. Здешние же ведут себя как хозяева жизни. Поглядывают свысока и даже вызывающе. Видя всё это, понимаешь, что блеск и нищета в Рио сосуществуют параллельно.
  Атлантический океан у Рио-де-Жанейро, в отличие от Буэнос-Айреса, где он непроницаемо ржавого цвета, довольно прозрачный, с приятным изумрудным оттенком.
   Освежившись в его прохладных водах и помассировав тело резкими ударами прибойной волны, улеглись с Эмилем позагорать на влажном, охлаждённом накатами волн, песке (денег на шезлонг пожалели). Только теперь появилась возможность расспросить моего друга о его впечатлениях от бразильского карнавала.
  На главный, тот, что проходит в Рио, он опоздал. Зато побывал на карнавале в Сан-Пауло - самом крупном городе Бразилии, и в городке Флорианополисе. Оказывается, карнавальные традиции в этой стране весьма разнообразны. Если в Рио карнавал - это красочное представление, включающее в себя шествие в пышных, богато украшенных костюмах, исполнение самбы, конкурс на лучший наряд, то в крупных городах - это просто костюмированные шествия. В небольших же - просто дискотека, на которой тысячи молодых, раскрашенных людей, одетых по-пляжному или облачённых в карнавальные костюмы без изысков (у ребят, как правило, это просто женские платья, у девушек же фантазия побогаче) с очаровательной непринуждённостью веселятся под оглушительную музыку, занимая центр города с вечера до утра.
  Зато на следующий день на улицах ни души - все спят. Эту вакханалию, граничащую с массовым психозом, мой друг до конца так и не выдержал. Ему понравилось то, что всё происходило весьма пристойно: никто не задирался и не приставал. Каждый расслаблялся, соблюдая рамки приличия. Правда, один эксцесс при нём всё же произошёл: молодой парень от жары настолько одурел, что ненароком проткнул товарища шампуром. К счастью, ранение оказалось не смертельным.
  Стоящее в зените светило пекло так, что мы уже через час покинули пляж и отправились в турне по магазинам - покупать сувениры. Рио оказался очень зелёным городом, но вот цветы в нём почему-то отсутствуют. Их не видно ни на улицах, ни на площадях. Лишь во дворах изредка полыхнут бугенвилии.
  Неожиданностью для нас было и то, что местное население не носит головных уборов. Если увидел кого в шляпе или феске, то на 99 % - это турист. В Рио, кроме бомжей, есть ещё одна любопытная порода людей - чиновники. Жара под сорок, они же важно вышагивают с портфелями в наглухо застёгнутых чёрных костюмах. Люди в футляре! Они даже не потеют! Может, это переодетые инопланетяне?
   Вскоре обнаружилась ещё одна странность для города, нашпигованного туристами со всего мира, - отсутствие в продаже каких-либо сувениров. Проходив до позднего вечера (магазины из-за жары с 13 до 17 часов закрыты), мы уже отчаялись что-либо найти, когда вышли на бесконечный "Арбат" с разбегающимися во все стороны пешеходными, захламлёнными бытовым мусором улицами. Первые этажи - сплошь магазинчики.
  Обрадовались: уж тут-то сувениры должны быть! Заходим в один, второй, третий и понимаем, что все они схожи, как однояйцовые близнецы, и ни в одном нет даже намёка на сувенирную поделку. Мы в отчаянии! Тем не менее, продолжаем поиски. И вот в одной неприметной лавчонке наряду со всякого рода мелочёвкой обнаруживаем подобие памятных значков и брелоков. Правда, низкого качества, но выбора нет - сметаем всё подчистую.
  
  С утра продолжаем знакомство с городом. Увидев высоченную четырёхгранную, ячеистую, усечённую пирамиду тёмно-коричневого цвета, напоминающую пирамиду майя, зашли внутрь. По деревянному распятию Христа, кресту из стекла на потолке и цветным витражам, крестообразно рассекающим грани пирамиды сверху донизу, а также несчётным рядам скамеек сообразили, что это костёл. Точно, на одной из табличек прочли: "Кафедральный собор Метрополитана". Архитектурное решение простенькое, я бы сказал, примитивное, но огромное пространство над головой вызывало возвышенные чувства.
  Разумеется, нельзя было не посетить главную достопримечательность Рио-де-Жанейро - статую Христа-Спасителя, широко распростёршего руки над городом. Поскольку Эмиль уже поднимался к ней, отправился туда один. Тут хочется сказать несколько слов об отзывчивости и предупредительности бразильцев. Пример? Пожалуйста!
  В автобусе говорю водителю: "Мне к Христу-Спасителю". И все пассажиры каким-то образом уже знают о том, что едет русский, и дружно следят, чтобы я не прозевал нужной остановки. Один из них сошёл вместе со мной и не успокоился, пока не подвёл меня к микроавтобусу, доставляющему туристов поближе к вершине горы, на которой воздвигнута статуя.
  А однажды после того, как мне объяснили дорогу, я, пройдя метров сто, стал подниматься не по той лестнице, меня догнали и поправили (выходит, этот человек, беспокоясь, правильно ли я понял его, всё это время наблюдал за мной). Так же внимательны аргентинцы и чилийцы. Вообще, простые люди в Южной Америке в своём большинстве очень милы и добросердечны. Расшибутся в лепёшку, но постараются помочь. Нет в них озлобленности, агрессии. За всё время моего пребывания в стране я ни разу не слышал, чтобы кто-то ругался, ссорился. Всё как-то с шуткой, улыбкой.
  При этом горожане свои язвы хорошо знают: идёшь по улице с фотоаппаратом на груди, и каждый третий будет советовать спрятать его подальше. Криминальная обстановка в Бразилии, как и во всей Латинской Америке, действительно, сложная.
  Кстати, вспомнил: когда мы в Буэнос-Айресе переходили с одного автовокзала на другой, меня обогнали два паренька и стали тыкать пальцем в плечо. Поворачиваю голову и вижу, что рубашка покрыта зеленоватой, похожей на птичьи экскременты, жидкостью. Я махнул рукой, мол, пустяки! Но ребята не отстают: показывают на испачканные брюки и протягивают бумажные платочки. Тут из памяти услужливо всплыл аналогичный случай, произошедший в Кито - столице Эквадора в 2011 году. Тогда на нас с балкона многоэтажки вылили ведро дерьма. Тут же подбежали сердобольные прохожие с тряпками и помогли вытереться. В итоге с руля велосипеда пропал фотоаппарат с телеобъективом. Поэтому сейчас я не стал утруждать себя поиском приличных выражений и послал этих "помощников" на чисто русском подальше.
  Вообще-то, преступный мир на окраинах Рио, в так называемых фавелах, являющихся государством в государстве, ещё совсем недавно процветал, и городская администрация ничего не могла с этим поделать. Там действовали свои законы. Свободно торговали оружием и наркотиками, а криминальные группировки выясняли отношения с автоматами в руках. Их многомиллионные обороты позволяли подкупать любую полицию. Но в начале XXI века разгул преступности в фавелах достиг такого уровня, что власть вынуждена была объявить криминалу настоящую войну с привлечением не только полиции, но и армейских подразделений. Хорошо вооружённые бандиты, повязанные железной дисциплиной (за проявленную слабость - публичная казнь), отчаянно сопротивлялись. Сбивали армейские вертолёты, взрывали полицейские машины, расстреливали из засад патрули. Чтобы запугать, подчинить население, поджигали автобусы, а тех, кто выпрыгивал из окон, расстреливали из автоматов.
  Противостояние было столь велико, что президенту пришлось вводить в эти фавелы танки и задействовать авиацию. Только после этого правительственным войскам удалось сломить сопротивление и дать возможность городским властям приступить к налаживанию в трущобах нормальной жизни.
  Теперь предприимчивые бразильцы возят туда на экскурсии туристов. Мы тоже решили посетить самую большую фавелу - "Росинья", насчитывающую 50 тысяч жителей. Она занимает большой холм на окраине города. Домики, разделённые узенькими улочками-лестницами, сползая с макушки, бессистемно разбегались по широкому подножью.
  Гид пояснил принцип появления таких трущоб: приезжающие из деревень в Рио в поисках лучшей доли бедняки селятся на свободной окраине. Построив подобие домика, владелец продаёт свою крышу другому бедняку, который возводит на ней собственную лачугу и свою крышу тоже продаёт. Так вырастают многоэтажные башни. Разумеется, в них нет канализации, не соблюдены противопожарные и санитарные нормы. Мы это почуяли издали. (Как ни странно, именно в такой грязи и нищете, родилась когда-то зажигательная самба.)
  Налогов жители фавел не платят. На нелегальные подключения к электричеству власть до сих пор смотрит сквозь пальцы. Заигрывая с этими неуправляемыми территориями, она дошла до того, что если глава семьи угодил за решётку, то семья получает неплохое пособие. Многие "кормильцы" так и делают: украл, сел в тюрьму и - порядок: сам накормлен и домочадцы обеспечены.
  Вот такой он Рио! Поистине, город контрастов! Нелишне ещё отметить, что пробок в городе нет. И это ещё притом, что на многих улицах есть выделенная дорожка для велосипедистов.
   Но вернёмся к Христу-Спасителю. Это циклопическое творение из светло-серого камня высотой 39,6 метров (наша Родина-Мать на Мамаевом кургане выше его на 48 метров!), возвели на крохотном пяточке самой высокой горы в Рио - горе Корковадо (710 м) в честь 100-летия независимости в1922 году. К статуе ведёт крутая извилистая лестница в 220 ступеней. В толще пьедестала - часовня.
  От монумента веет торжественностью и чистотой. Глядя на него, трудно поверить, что это - творение человеческих рук.
   Со смотровой площадки открывается потрясающая воображение панорама. Я не особый ценитель городских пейзажей, но красота Рио-де-Жанейро, изрезанного причудливыми извивами океанских бухт и живописными, похожими на изумрудные башни, сопками даже у меня вызвала восторг. (На Дальнем Востоке у нас есть его российский аналог - красавец город Владивосток.)
   Любуясь панорамой, гармонично сочетающей в себе белокаменные высотки, богато украшенные дворцы, бирюзовые бухты, обрамлённые золотистым овалом песчаных пляжей, зелёные склоны крутых сопок, клыкастые скалы, невольно подумал: "Какой хороший вкус и воображение имел человек, выбравший для города именно это место!"
  После этого поднялся по канатной дороге на торчащую посреди залива макушку знаменитой Сахарной Головы. Из окна кабины с ужасом взирал на отчаянных скалолазов, карабкавшихся на одних пальцах без страховки по отвесной скале.
  По пути в отель успел осмотреть ещё одну достопримечательность - старинный акведук Аркос де Лапа, служивший прежде горожанам для подачи воды в центр города.
   Ну вот, кажется, всё запланированное осмотрено и сфотографировано. Теперь домой.
  
   АРГЕНТИНА
   (2008 год)
  
   Аргентина - площадь 2 780 400 кв. км,
   население - 43,6 млн. человек (2016 г.),
   столица Буэнос-Айрес.
  
  
   Итак - Аргентина! К Буэнос-Айресу (в переводе с испанского "Чистый-Воздух") подлетали поздним вечером. Мириады суетливо мигающих "светлячков" делали город похожим на огромного осьминога, раскинувшего узкие щупальца улиц во все стороны.
  В аэропорту порадовала чёткая организация паспортного контроля. Нашим рейсом прибыло почти четыреста человек, и я приготовился к часовому стоянию в очереди. Отнюдь, через десять минут мы уже пили в баре кофе (любимого мной чая в Аргентине не найти).
  Стеклянно-бетонные джунгли городов не моя стихия, посему из достопримечательностей Буэнос-Айреса упомяну лишь Президентский дворец на Пласа де Майо, мемориальное кладбище Реколета, соседствующее с фешенебельными кварталами исторического центра и проспект 9 Июля, который аргентинцы считают самым широким проспектом в мире.
  Кладбище действительно поражает воображение: помпезные гробницы и склепы из мрамора больше похожи на дворцы. Необузданная роскошь и богатство отделки удивляют своей бессмысленностью - зачем всё это умершему?! К чему такие траты?! Они же не даруют бессмертие! Не разумнее ли пустить эти средства на то, чтобы построить, к примеру, приют для престарелых или, на худой конец, оставить деньги наследникам? Эх! Гонка тщеславий и амбиций продолжается!
  На улицах столицы такое половодье такси, что достаточно остановиться и вопросительно глянуть на проезжающие авто, чтобы возле тебя тут тормознула пара машин. Садиться спереди здесь не принято - только сзади! Чтобы пассажиру было удобнее, переднее сиденье вообще придвинуто к панели.
  Интересно было наблюдать, до чего трогательно не только женщины, но и мужчины приветствуют друг друга при встрече: нежно обнимаются, по нескольку раз по-настоящему целуются.
  Перед вылетом из аэропорта местных авиалиний к самому крупному и красивому в мире водопаду Игуасу пошли искупаться в Атлантическом океане. Его мутно-коричневый цвет нас шокировал. Больше всех меня. Ещё бы! Специально вёз из Уфы маску со встроенными минусовыми линзами, чтобы полюбоваться подводным миром Атлантики, и на тебе - видимость в воде практически нулевая! Судов в заливе мало. Яхт вообще нет. Странно!
  Женщины в городе страшненькие (прошу прощения, но, как честный путешественник, иного определения не могу подобрать). Николай Рундквист, четырёхкратный чемпионом России по спортивному туризму, руководитель нашей экспедиции, верно подметил: то, что мужчины на юге красивые, а женщины так себе, а на севере наоборот - это классика! Вывод напрашивается парадоксальный: тяжёлые природные условия делают женщин... краше.
  
  До Игуасу, находящемуся на границе с Бразилией, долетели за полтора часа. Оставив рюкзаки в приюте, сразу отправились по холмистой, покрытой тропическим лесом равнине туда, откуда нёсся мощный утробный рокот. Шли, переступая через деловито снующих по красноватой земле двухсантиметровых муравьёв-отшельников и отбиваясь от настырных попрошаек - енотообразных коати.
  Наконец пышные заросли расступились, и мы застыли от изумления: в два примыкающих друг к другу каньона, образовавшихся в результате тектонического разлома, низвергалось 275 (!!!) водопадов, разделённых базальтовыми лбами и грядами. Над каждым клубились столбы водяной пыли, ниспадающей искристым шлейфом, перетянутым сочной радугой.
  Глядя на эту красоту, понимаешь, что водопад Игуасу попал в число семи чудес природы не случайно. Энергетика падающей с высоты семидесяти метров громадной массы воды была настолько мощной, что казалось к нам подключили дополнительный источник энергии.
  Если вы зададите кому-либо вопрос о том, какой водопад на нашей планете самый крупный, абсолютное большинство ответит: "Ниагара в США!" (хотя он по преимуществу канадский - США принадлежит лишь 14% слива)**. Кто-то вспомнит африканский водопад Виктория (местные его называют куда образнее - Гремящий дым). И только единицы уточнят, что имеется в виду: ширина, высота или масса низвергающейся воды?
  Если имеется в виду высота, то это венесуэльский Анхель (1 054 метра). Если ширина слива - водопад Кон в Лаосе (12 500 метров). Но самый мощный, самый зрелищный и ошеломляюще красивый - это, бесспорно, Игуасу! За сутки он низвергает в среднем один миллиард тонн воды! Недаром Игуасу переводится с испанского как "Большая вода". Съедая сантиметр за сантиметром от кромки слива, водопад "отползает" каждый год на два метра вверх по течению. Охватить его одним взглядом физически невозможно. Чтобы обойти и отснять под надзором вечно голодных крокодилов все ревущие и клокочущие сливы, нам понадобилось два дня!
  
   ЛЕДНИКИ КАЛАФАТЕ. ГОРА ФИЦ-РОЙ
  
  Летим вдоль атлантического побережья на юг Аргентины в Патагонию, к ледникам Эль-Калафате. С самолёта хорошо видно, что вода вдоль побережья на несколько сот километров по-прежнему жёлто-коричневая. Чем дальше на юг, тем чище становится она, приобретая привычный ультрамариновый цвет. Через полторы тысячи километров, сворачиваем на запад - к заснеженным Андам, за которыми начинается саблевидная полоса Чили.
  Пересекаем малозаселённую, бледно-бежевую, каменистую, с пятнами полузасохших озёр, степную пампу - Южную Патагонию. Различаем на ней одиночные кошары, пылинки то ли овец, то ли коров (никакая иная хозяйственная деятельность, кроме животноводства, на этих бедных, безводных землях невозможна).
  Интересно происхождение названия этого огромного края. Участники экспедиции Магеллана были до такой степени поражены размером ступней ног местных индейцев, что стали называть их Patagano - Большая Лапа.
  Самолёт приземлился у подножья заснеженного хребта. Рассекающие его ущелья до верху заполнены льдом. Здешние глетчеры занимают третье место в мире по количеству замороженной пресной воды (уступают только Антарктиде и Гренландии). Не удивительно - отсюда до шестого континента рукой подать!
  Остановились в небольшом, симпатичном городке Эль-Калафате, в простеньком однозвёздочном отеле. Дома здесь небольшие - одно-двухэтажные, но ухоженные и красивые по архитектуре. Улочки зелёные. Засажены в основном пирамидальными тополями, соснами и... белоствольными берёзками. Есть даже дубы с миниатюрными, размером с рублёвую монетку, листочками.
  До шестидесятых годов прошлого столетия большинство горожан жило в вагончиках и домиках на колёсах. Капитальных домов было крайне мало. Но после того как правительство начало вкладывать огромные средства в развитие туриндустрии и поток туристов из года в год стал нарастать, у людей появились средства для строительства полноценного жилья.
  Среди автомобилей часто видим наши "Нивы". Аргентинцев привлекает их непревзойдённая проходимость. Ещё бросилось в глаза обилие битых машин - так и ездят годами: кто с помятой, уже поржавевшей "мордой", кто с продавленным боком или развороченным задом. Дорог немного, но состояние основных автомагистралей безукоризненное: гладкий, без единой ямки асфальт, по бокам современные АЗС.
  На улицах много собак. Все крупные, добродушные. Добродушные до такой степени, что даже для проформы не лают, не говоря уж о том, чтобы зарычать или оскалиться. Люди тоже приветливые, несуетливые. Продавцы в магазинах внимательны, но ненавязчивы. На каждом углу продаются местные сувениры. Особенно широкий выбор пончо, кожаных шляп, ремней с богатой отделкой металлом, но сами горожане национальные костюмы не носят, хотя то же пончо очень удобно и практично. Я купил одно и проходил в нём до самого возвращения домой. Про Аргентину можно сказать, что это наиболее европеизированная страна в Южной Америке.
  В городе сушь и тридцатиградусная жара, а над Андами клубятся мощные облака, валит снег. Горы всю влагу, приносимую с Тихого океана, "забирают" себе. Природа устроила здесь поразительную по контрасту картину: раскалённая, выжженная пустыня соседствует с мощнейшими ледниками!
  Воздух над Патагонией прозрачней слезы младенца: в этих краях обычной для Северного полушария серой дымки не бывает. Небесный свод что в зените, что вдоль горизонта - одного, сине-голубого, цвета. Вероятно, это связано с отсутствием в Южном полушарии развитой промышленности*.
  
  * Территория Южноамериканского континента между 46 и 51 градусами южной
   широты признана ЮНЕСКО самым экологически чистым районом на Земле.
  
  Утром, взяв в аренду внедорожник, поехали в горы.
  Дорога изрядно пощекотала нервы: крутые, ухабистые подъёмы, траверсы с жутким боковым наклоном, резкие, почти отвесные спуски. Повсюду валялись отполированные древними ледниками каменные глыбы. Сухая земля покрыта короткой, рыжеватого цвета, травой, растущей чахлыми пучками. В голове невольно вертится вопрос: как же тут домашние животные выживают? И не просто выживают, а ещё дают превосходнейшее по качеству мясо.
  У груды потрескавшихся камней заметили выводок лисят. Остановились сфотографировать. Не боятся - подпускают метра на два. Если подходишь ближе, сразу прячутся в расщелины.
  В предгорьях наткнулись на ранчо местного гаучо*. Оно огорожено столбиками, сквозь которые протянуто несколько рядов гладкой проволоки. Въезд на территорию через единственные ворота.
  *Гаучо (исп.) - пастух.
  На склонах холмов пасутся табуны лошадей. Возле дома хозяина остовы старых повозок с громадными, до двух метров в диаметре, колёсами: в былые времена дороги отсутствовали, и чем больше размер колеса, тем легче было преодолевать здешнее бездорожье.
  Гаучо Даминго - крупный бородатый парень в широкополой шляпе из толстой кожи и с платком на шее встретил нас у ворот. С гордостью показав свой табун лошадей и стадо коров, повёл к кошаре, расположенной у подножья полуразрушенных скал, из под которых бил родничок. Здесь под навесом стоял деревянный стол и скамейки. Тут мы в полной мере оценили вкус запечённой на углях патагонской говядины. На вид вроде обыкновенный пласт мяса, а во рту тает что-то божественное - кажется, ел бы и ел с утра до вечера. Видимо, сказывается чистота окружающей среды, благоприятный климат и особый состав растущих здесь трав.
  Запивали эту вкуснятину домашним красным вином. Оно тоже понравилось. Прежде я не понимал, как можно ощутить вкус солнца в вине, а тут пил и чувствовал, что пью напиток, насыщенный теплом солнечных лучей.
   Оказалось, что помимо выращивания лошадей и коров, Доминго занимается по заказу правительства ещё и отловом гуанако для расселения там, где их в прежние годы выбили браконьеры. Для этого он использует оригинальное метательное устройство - болас. Оно представляет собой прочный и узкий, сплетённый из тонких полосок сыромятной кожи, ремень, на двух концах которого закреплены, обшитые кожей, два шарообразных камня. К середине этого ремня прикреплёна плетёнка покороче с таким же каменным шаром. Во время охоты болас раскручивают и метают вслед убегающей добыче. В полёте ремень разворачивается во вращающуюся, туго натянутую струну и, обматывая ноги добычи, стреноживает животное. Таким же способом обездвиживают и страусов нанду при отлове их для зоопарков и зооферм. Некоторые гаучо используют болас и для поимки лошадей.
  Доминго похвалился нам, что на самом высоком холме его участка уже много десятилетий наблюдается необъяснимое явление - громадные, размером с дом, "ползающие камни". Спустившись за несколько лет в ложбину, они за такой же срок заползают обратно на самую макушку. Мы с улыбкой переглянулись, но не стали оспаривать его легенду.
  Возвращаясь в Эль-Калафате заметили необычную группу камней светло-серого цвета, на которых были разбросаны... коричневые шляпы. Остановились. Подошли поближе, пощупали - действительно, шляпы из коричневого мелкозернистого камня. Ощущение, будто это грибы, растущие на серых глыбах. Некоторые из них ещё совсем крохотные, а иные уже выросли до размеров обычной широкополой шляпы. И "шляп" этих здесь уже десятка три, а "зародышей" в разной степени вызревания - того больше. Вот очередная загадка природы Южной Америки!
  Вскоре с боку от дороги увидели стайку гуанако. Немного отбежав, они принялись щипать пожухлую траву, то и дело, с любопытством поглядывая на нас. Ножки точёные, как у скаковых лошадей, длинная шея напоминает жирафью. Большие, широко раскрытые глаза придают их милым мордочкам удивлённое, почти детское выражение.
  Спустившись к ледниковому озеру Лаго-Архентино, проехали по совету Даминго к ранчо, на котором разводят овец. Пасти их хозяевам помогают неказистые собачки: они не дают подопечным далеко разбредаться и по команде гонят отару туда, куда прикажет гаучо. Самого крупного барана пёсики вдруг отсекли и загнали под навес, где его поджидал стригаль в белой рубашке с цветистым платком на шее. Он показал нам, как в этих местах стригут овец.
  У нас в Башкирии, да, наверное, и по всей России, это делается по другому. Берут барана, связывают задние и передние ноги. Потом валят его на землю. Один человек держит бьющееся в ужасе животное, а второй стрижёт ножницами. Бедный баран вырывается, истошно блеет. В итоге к концу этой экзекуции все трясутся от нервного и физического напряжения.
   На просторах же Патагонии эта процедура протекает мирно и спокойно. Пастух берёт барана за передние ноги и подтягивает его к себе так, чтобы спина животного оказалась прижатой к его животу. После этого делает резкий рывок вверх - р-раз! От такой встряски баран почему-то сразу отключается - засыпает. Пока он "спит", мастер быстро состригает всю шерсть электрическими "ножницами". Через несколько минут баран начинает шевелиться, вертеть головой. В конце концов, вскакивает и голенький, бежит в отару. Фантастика!
  Почему бы нашим крестьянам не перенять столь простой и эффективный способ? Вес состриженной шерсти удивил - шесть килограммов! Причём волоски столь плотно прилегают друг к другу, что пласт шерсти выглядит так, словно перед нами снятая целиком шкура.
  Пока наблюдали за работой стригаля, появились и стали плавно кружить над нами три кондора. Растопыренные веером и слегка загнутые вверх маховые перья придавали им сходство с чёрным блестящим планером. Отара сразу заволновалась, сбилась в плотную кучу. Эх, до чего глупые создания! До сих пор не возьмут в толк, что кондоры для них не опасны - они ж питаются только падалью.
  
  Сегодня едем в царство белого безмолвия - к мощным ледникам Эль-Калафате. По дороге обогнали летящую над озером стаю розовых фламинго. Их было так много, что в какой-то момент возникла иллюзия, будто мимо нас проплывает подсвеченное восходящим солнцем облако.
  На заросших жёсткой травой и колючими кустами холмах спокойно разгуливают викуньи. В связи с полным запретом охоты, они совершенно утратили страх перед людьми.
  Когда идущая по берегу бирюзового озера дорога упёрлась в залив, мы пересели на катер и поплыли между айсбергов к одному из самых крупных на планете глетчеров - леднику Перито-Морено (его толщина местами достигает 700 метров).
  Он "стекает" с Анд широкими лентами по трём соединяющимся у озера ущельям со скоростью два метра в сутки. Край ледника обрывается в воду отвесной шестидесятиметровой стеной. От неё время от времени с грохотом отваливаются многотонные глыбы. Иные такие крупные, что снопы брызг взлетают на десятки метров, а от места падения долго расходятся кругами высокие волны.
  Верхний слой ледника тает неравномерно: с южной стороны интенсивно, а с северной - медленно. Поэтому его поверхность заставлена многометровыми остроконечными конусами-иглами, которые аргентинцы называют "кающимися монахами". Они наклонены в сторону полуденного светила, и это действительно придаёт им сходство с коленопреклонённой армией монахов в белых капюшонах.
  Один из ледяных языков глетчера, "пропахав" озеро в самом узком месте, по-бычьи упёрся в скалы. Оттуда то и дело доносилось потрескивание раскалывающихся ледяных монолитов. Треск вдруг резко усилился, и "язык" под напором чудовищной массы на глазах стал дыбиться горбом. Ледовый таран покрылся трещинами и начал с грохотом рассыпаться на угловатые осколки. Как ни странно, все они были разного цвета. Одни совершенно белые, искристые; другие - голубые, как бы светящиеся изнутри; третьи - зеленоватые; четвёртые - прозрачные, как горный хрусталь; пятые - словно спрессованные из крупных, молочного цвета гранул. Со страшным шумом и плеском это всё рушится в воду, а через минут пять над озером воцаряется тишина.
  Высадившись на боковой "отрог" Перито-Морено, обули кошки, взяли ледорубы и до вечера азартно лазили, перепрыгивая через трещины, по ледяным гребням и отвесным скатам. Спускались в "каньоны" с отполированными до зеркального блеска стенками. Текущая по их дну вода была исключительной чистоты. Плавные извивы "берегов" украшают ледяные гроты нежно-бирюзового цвета. Всё это выглядит красиво, но присыпанные снегом трещины не прощают легкомысленного пренебрежения техникой безопасности. Как рассказал наш проводник, за период с 1968 по 1988 годы здесь погибло 32 человека!
  От глетчера веяло холодом, как от морозильной камеры, и к вечеру мы основательно продрогли. Зато Эль-Калафате встретил нас через два часа таким теплом, что мы сняли не только куртки, но и рубашки.
  
  Проехав на следующий день двести километров вдоль хребта с юга на север, оказались в самом колоритном уголке Анд - горном массиве Фиц-Рой, представляющем собой безумное столпотворение иглоподобных пиков высотой три тысячи и более метров. Картина до того впечатляющая, что от восторга и восхищения перехватывало дыхание! Дождей здесь, похоже, выпадает с избытком: почва переувлажнена, нижний пояс гор покрыт лесом, состоящим из мощных обомшелых деревьев. Базой для походов на Фиц-Рой выбрали городок Эль-Чальтен. В отличие от Эль-Калафате, куда приезжают люди среднего и старшего возраста, тут одна молодёжь, по преимуществу альпинисты.
  В первый день для разминки поднялись по карабкающейся по лесистым склонам извилистой тропе к их лагерю, расположенному на берегу большого живописного озера. Когда тропа проходила мимо дикорастущих вишен, останавливались и подкреплялись кисло-сладкими плодами. В лагере готовилось к восхождению несколько групп: у палаток лежали мотки верёвок, ледорубы, альпенштоки; на ближних скалах молодёжь отрабатывала технику скалолазания, на поляне горел костёр.
  Признаюсь, когда я вижу человека, взбирающегося по отвесной каменной стене, у меня от ужаса и восхищения сердце сжимается. Какую крепкую нервную систему и до автоматизма отработанную технику надо иметь, чтобы подниматься по вбиваемым тобою же крючьям, зная, что под ногами бездна и малейшая ошибка может превратить тебя в груду костей! Снимаю шляпу перед отвагой и профессионализмом этих ребят!
  После ночёвки отправились по сужающейся долине к ледниковому озеру Торро. Крупноствольный, спелый лес чередовался с мелколесьем, изобилующим зайцами. Мы то и дело видели мелькавшие среди зелени их серые шубки. Шарики заячьего помёта покрывали землю столь густо, что местами по ним можно было кататься, как на роликах.
  Верхняя часть долины в трёх местах перегорожена дугообразными, довольно высокими, в несколько десятков метров, моренными валами*. Кусты успели вырасти только на нижнем, более старом. А верхний пока совершенно голый. Он-то и стал причиной рождения довольно большого озера Торро. Если эта "плотина" не выдержит напора скопившейся от таяния ледников воды, то по долине прокатится всесокрушающий сель.
  Глетчер же продолжает ронять в озеро мини айсберги. Особенно активное таяние льда начинается во второй половине дня. В эти часы стекающие с ледника ручьи превращаются в бурные мутные потоки с грохотом волокущие камни и гальку.
  * Морена - дугообразное отложение из валунов, суглинков, образующееся сползающим вниз ледником. При отступании ледника, на их месте остаются моренные валы дугообразной формы.
  
  Вечером над горами прямо на наших глазах в течение двух-трёх секунд стали рождаться новые облака, а те, что были - так же быстро исчезать: ощущение, будто смотришь фильм, в котором кадры мелькают в ускоренном режиме.
  Заночевали на приозёрной террасе. С восходом солнце отправились через пологий, заросший высокоствольным лесом отрог к господствующему над всеми вершинами красавцу Фиц-Рою. Этот каменный перст, окружённый толпой игольчатых пиков пониже, напоминал одновременно и средневековую крепость с островерхой башней в центре, и оскаленную пасть разъярённого ягуара.
  О восхождении на этот "клык" мы и не помышляли (он настолько крутой, что на нём даже снег не держится), однако на более низкий соседний пик поднялись. Между ними в глубоком, похожем на колодец, цирке обнаружили бирюзовое озеро. В него с заснеженных склонов с шумом стекали десятки белопенных струй, сливающихся внизу в жемчужные бороды. С почти отвесных стен то и дело срывались в воду обломки скал, куски льда. Грохот от их падения многократным эхом метался в каменном колодце, словно испуганная птица в клетке.
  Отсюда видно, как пилообразные зубцы Анд пропарывают наползающие со стороны Чили тяжёлые тучи, принуждая их сбрасывать огромные массы снега. Под лучами солнца он тает и бурными потоками скатывается на равнину Южной Патагонии, где, разливаясь по впадинам и ложбинам, образует цепь озёр.
  
  На самом гребне пересеклись с группой альпинистов из Японии. У них к каждому рюкзаку приторочен сетчатый мешочек с мусором. Они вытряхнут его в крытые контейнеры, установленные возле троп, когда спустятся в долину. Мы же свой мусор закапываем в землю. Наш способ утилизации всё же менее экологичный.
  Могу привести ещё более удивительный пример уважительного отношения к природе. Догоняем группу австрийцев. Один из парней, докурив и погасив окурок, убрал его... в карман! Вот это культура! Не встретишь здесь и глупых надписей: "Здесь был Федя".
  
   ***
  
  Перелетев через извилистый, местами довольно узкий Магелланов пролив, похожий из-за сильного течения на полноводную реку, оказываемся над Огненной Землёй. Она покрыта невысокими беловерхими отрогами, разделёнными зелёными долинами и голубыми чашами озёр.
  Самый южный город на планете Ушуайя (Ушуая) встретил нас, несмотря на разгар лета, как и полагается на крайнем севере, ой, простите на крайнем юге, снегом и лёгким морозцем. Всё же сказывается студёное дыхание Антарктиды: она рядом - сразу за проливом Дрейка.
  К полудню потеплело, и снег плавно перешёл в дождь. Перепады температур в Аргентине из-за вытянутости страны, как и в России, довольно большие. Когда на севере плюс 35, на юге может быть минус 10!
  
   ОГНЕННАЯ ЗЕМЛЯ
  
  Ушуайя оказался весьма приличным и по архитектуре, и по численности (68 тысяч человек) поселением. До открытия Панамского канала он, благодаря активному судоходству, процветал, а затем несколько десятилетий хирел. К 1947 году в городке осталось всего 3 000 человек. Его возрождение связано с активизацией научных исследований Антарктиды и развитием антарктического туризма. Бурному росту в немалой степени способствовало и то, что в 1972 году город объявили свободной экономической зоной.
  Он мало похож на южноамериканские города. Скорее, это городок из северной Норвегии: такие же фьорды и разноцветные одно-двухэтажные домики, окружённые пирамидальными горами, на которые взбегают крутые улицы. Цепи заснеженных гор с зелёной полоской леса вдоль подножья напомнили мне северо-восточную Якутию. Скупая, суровая земля!
  Гуляя по центру, изобилующему отелями, ресторанчиками и сувенирными магазинами, мы радовались тому, что живём в России, - наши женщины, по сравнению с местными, все без исключения красавицы! То, что россиянки красивы, я отмечал и раньше, но таких, прошу прощения, страшных дам, как здесь, ещё не встречал.
  Поскольку желающих ехать в эту холодную, неприютную глушь в начале ХХ века было мало, правительство Аргентины, по примеру Англии, отправлявшей осуждённых на каторжные работы в Австралию, использовало архипелаг Огненная Земля для ссылки преступников. Для них построили огромную тюрьму. Чтобы отапливать её и примыкающий к ней городок, заключённые круглый год вели лесозаготовки. Для вывоза древесины с делянок даже построили узкоколейку. С Большой земли по морю доставили грузовые платформы и чёрные паровозики со сверкающими латунными ручками (два из них по сей день стоят во дворе тюрьмы).
  Сегодня этот казённый дом - популярнейший туристический объект. Называется он "Самая южная тюрьма в мире". (В Ушуайе всё самое южное: и парикмахерская, и банк, и ресторан, и школа и т. д.)
  Зайдя в сие мрачное заведение, мы как-то сразу притихли и долго молча бродили по бесконечным коридорам, заглядывая в камеры. Теперь только мощные, неприступные стены, ржавые решётки, вылитые из бронзы надзиратели, восковые муляжи арестантов, сидящие на нарах в полосатых робах, и их эпистолярные "творения" на стенах напоминали о временах, когда здесь отбывали срок отъявленные головорезы.
  Я впервые оказался в тюрьме и всё время, пока ребята обедали в соседней таверне, просидел в "одиночке" - хотелось хоть немного побыть в шкуре заключённого. Ощущения, честно признаюсь, малоприятные. Холодно, сумрачно, в крохотное окошко под самым потолком даже неба не видно.
  
  Знакомство с природой Огненной Земли начали с восхождения на одну из вершин ближнего хребта. Для этого пришлось несколько километров прошагать под мелким дождём по шпалам допотопной узкоколейки (ширина колеи всего 60 сантиметров), а затем взбираться по травянистому склону и камням на водораздельный гребень. По нему проходила хорошо набитая тропа, выведшая нас на господствующий пик. Вдоволь насладившись открывшимися далями: океан на юге и замысловатый набор отрогов и скалистых пиков на севере, долго спускаемся сквозь буреломный лес к реке.
  Сопровождавший нас проводник рассказал, что в этих местах под землёй растут грибы того же семейства, что и европейские трюфели. Местные называют их индейским хлебом. Они похожи на тёмно-коричневые сморщенные яблоки. Мы же видели только ярко-оранжевые гроздья древесных грибов, живописно свисавших с толстых обомшелых веток.
  Выйдя на берег полноводной реки, сели в поджидавшие нас каяки и сплавились, щекоча нервы на порогах, до бухты Лопатина (и тут русский след!). Посреди бухты хорошо различима граница между пресной речной и солёной морской водой.
  У пролива Бигль наш маршрут завершился: плыть дальше было опасно - вода в проливе с напором перетекает из Атлантического океана в Тихий и течением легко может унести в открытый океан. Кстати, пролив Бигль - это единственный, не подверженный штормам проход, связывающий два океана, но из-за обилия мелей и крутых извивов он мало пригоден для судоходства. Следующий за ним широченный и глубокий пролив Дрейка являет собой самое негостеприимное место на Земле. Поскольку между Огненной Землёй и Антарктидой для ветров нет никаких преград, вдоль этого пролива постоянно гуляют свирепые шторма, отправившие на дно не одну сотню кораблей. Не случайно моряки, обогнувшие мыс Горн, получают право носить золотую серьгу в мочке левого уха.
  
  Утром следующего дня отправились в двухдневный пеший поход по центральной части архипелага. Наша цель - озеро Эсмеральдо у подножья ледника Охо де Альбино. Горы на Огненной Земле уже на высоте 200-250 метров лишены какой-либо растительности и даже летом покрыты снегом. Межгорные впадины густо усеяны озёрами. По ложбинам и распадкам текут многочисленные ручьи. Деревья здесь такие корявые и уродливые, а ветви так перекручены, что лес больше похож на декорацию к фильму ужасов. Это впечатление усиливают буреломы из поваленных ураганными ветрами стволов. Несмотря на высокую влажность, они так и лежат десятилетиями, а может, и веками, не перегнивая. Дело в том, что из-за круглогодично низкой температуры древесина на Огненной Земле разлагается крайне медленно.
  Обширное, покрытое красноватым торфяником плато, за которым начиналось озеро Эсмеральдо, сильно заболоченно из-за бобров, понастроивших дугообразные (до километра длиной) плотины везде, где только возможно. На залитых водой участках теперь торчат рукастые скелеты деревьев. Грустная картина!
  Завезённым в 1955 году из Канады пятидесяти бобрам здесь так понравилось, что их численность за эти годы выросла в десять тысяч раз (!!!) и достигла полумиллиона особей. Вред от этих необычайно трудолюбивых грызунов достиг таких размеров, что теперь стоит вопрос о сокращении популяции. Из иной живности в изобилии зайцы и лисы - их завезли из Патагонии. Из доморощенных - только гуанаки.
  
  До появления европейцев архипелаг населяли три индейских племени: морские кочевники яганы, алакалуфы и сухопутные - самые многочисленные в прошлом огнеземельцы - селькнамы. Последние жили только во внутренних районах. Прибрежные индейцы отличались малым ростом, слабо развитыми ногами: постоянно плавая вдоль островов архипелага, они почти не покидали свои каноэ. Занимались промыслом рыбы, тюленей, морских львов, собирали моллюсков и съедобные водоросли. В относительно тёплое время года ходили практически нагими, тела ярко раскрашивали, носили длинные волосы.
  Их организм был великолепно приспособлен к выживанию в условиях пронизывающих ветров, дождей. Благодаря наличию жировой прослойки, они могли спать даже на камнях. С приходом морозов морские кочевники жгли костры у своих жилищ, а когда плавали - прямо в каноэ на площадке их глины.
  Проходя по проливу октябрьскими ночами 1519 года, капитан Фернандо Магеллан увидев такое множество костров, дал острову весьма странное для одного из самых влажных на Земле мест название - "Огненная Земля".
  Селькнамы, в отличие от прибрежных индейцев, были более рослыми и пропорционально сложенными. Питались они мясом гуанак, которых добывали луком со стрелами, имеющими каменные или костяные наконечники. Поскольку они вели кочевой образ жизни, жилища у них были временными и представляли собой шалаши из шестов, покрытых шкурами. В холодное время года носили меховые накидки и тёплые шапки конической формы. Их семьи, как писали первые колонисты, отличались сплочённостью и взаимовыручкой. Женщины - скромностью, а матери - привязанностью и нежностью к своим детям.
  Языкам огнеземельцев присуще редкое смысловое богатство, содержащееся в одном слове. Так, самоназвание прибрежных яганов - "ямана" означало "жить, дышать, быть счастливым".
  С появлением европейцев, численность индейцев стала заметно сокращаться не только от занесённых переселенцами эпидемий оспы, но и в результате их сознательного истребления в начале ХХ века, когда на Огненной Земле нашли золото и на острова архипелага хлынули тысячи искателей лёгкой наживы.
  Помимо этого численность сокращалась ещё и потому, что промышлявшие охотой селькнамы считали овец, завезённых и выращиваемых европейцами, своей законной добычей и охотились на "белых гуанако" голыми руками. Колонисты, чтобы защитить поголовье своих отар, стали отстреливать индейцев наравне с пумами, которые тоже переключились с гуанак на более лёгкую добычу - овец. В результате пумы поднялись в горы, а чистокровных аборигенов на сегодняшний день можно увидеть только на фотографиях в музее. Последний индеец племени селькнам умер в 1974 году, последний яган - в 1999.
  
  После ночёвки на берегу высокогорного озера Эсмеральдо, напоминающего чашу, из которой на равнину шумным ступенчатым потоком льётся бирюзовая вода, прошли по долине Терра Майер сначала к озеру Фагнано, потом, перевалив по узенькой тропке невысокую лесистую гряду, к вытянутому лентой озеру Бомбило, поразившему нас атласной гладью воды. По ней густо расходились круги от кормящихся рыб. Здесь мы с азартом порыбачили. Форели наловили столько, что половину выпустить обратно. На следующий день вышли к дороге и на попутной машине вернулись в город.
  
  Рассказывая про Аргентину, нельзя не упомянуть про любимый напиток аргентинцев - матэ. Как минимум каждый второй носит с собой термос с горячей водой, мешочек с чаем матэ, калебасу из высушенной тыковки-горлянки, в которой его заваривают, и металлическую, слегка изогнутую трубочку - бомбилье с мундштуком и ситечком на конце. Через неё пьют, вернее, посасывают круто заваренный, горьковатый, с лёгким привкусом сладости, тонизирующий настой.
  Сам чай готовится из измельчённых листьев и стебельков кустарника парагвайского падуба. Аргентинцы уверяют, что он улучшает настроение, повышает иммунитет, умственную и физическую активность, одновременно ослабляя чувство тревоги. При этом воздействует мягко. Для людей с избыточным весом немаловажно то, что этот чай притупляет чувство голода.
  В течение дня аргентинец по нескольку раз засыпает в тыковку молотый матэ и заливает в неё из термоса тоненькой струйкой горячую воду с температурой около 80 градусов так, чтобы она как можно меньше смачивала верхний слой чая. К матэпитию приступают минуты через три.
  Когда встречаются друзья, калебасу с бомбилье пускают по кругу, как трубку мира у североамериканских индейцев. Считается, что поделиться матэ с собеседником - значит выразить к нему свою симпатию и доверие.
  Гурманы со стажем советуют чай в калебасу засыпать на две трети объёма (я попробовал, мне кажется, достаточно и четверти). Первый раз этот горько-сладкий напиток мало кому нравится, но со временем к нему развивается стойкая тяга.
  Каждую порцию матэ можно заваривать несколько раз. Кстати, должен предупредить, будете в Аргентине, говорите - матэ. Делать ударение на втором слоге - матэ - в Южной Америке не только недопустимо, но и опасно, ибо может быть спутано со словом мате, означающим "я убил".
  
   Утром, несмотря на сильное волнение, отправились на катере к скалистым островам, на одном из которых находится мыс Горн - край земли! Острова встретили нас оглушительным гвалтом. Тучи птиц сновали за рыбой к морю и обратно, без умолку галдя и шурша крыльями. Целый день они так курсируют, чтобы прокормить своих прожорливых, быстро растущих птенцов, сидящих в гнёздах среди камней. На террасах смешно топтались подле своих малышей десятки тысяч чёрно-белых бакланов, издали очень похожих на пингвинов. Над ними закладывали немыслимые виражи острокрылые буревестники, альбатросы, мельтешили стремительные утки.
  Огромное лежбище морских львов на столообразном острове с отвесными берегами встретило нас раскатистым рёвом (оооуррр... ооууррр) и нестерпимой вонью. Могучие, как гранитные утёсы, хозяева гаремов полулежали, высоко подняв непропорционально маленькие головы, и бдительно обозревали подступы к своим "дамам". Если кто-то из самцов пытался приблизиться к ним, гневно мычали и смотрели с такой испепеляющей злобой, что самонадеянный наглец тут же отступал. Львицы же, распластавшись на угловатых глыбах в самых немыслимых позах, в большинстве спали. Издали они походили на эластичные, светло-коричневые мешки, точно повторяющие изгибы камней.
  Мы с восхищением наблюдали за тем, с какой ловкостью карабкаются по почти отвесной стене к своему лежбищу вынырнувшие из воды самки. Выстраиваясь перед "лестницей" в очередь, они, быстро-быстро работая ластами, каким-то образом умудряются "взлетать" наверх, а оказавшись среди подруг, блаженно развалиться рядом.
  Следующий остров оккупировали, облачённые в длиннополые фраки, пингвины. Прибрежная полоса временами буквально вскипала от прыгающих в воду и вылетающих из неё столбиками этих коротконогих птиц. Вода здесь прозрачная, и когда пингвин "пролетал", слегка помахивая крыльями, рядом с катером, казалось, что это летит остроконечная пуля.
  По земле же эти милые и потешные крепыши ходят неуклюже, в развалку. Наблюдать за ними было забавно, поскольку их поведение очень напоминает наше. Те, кто уже утолил голод, собирались в кружок на "митинг". Деловито обмениваясь новостями, они одобрительно похлопывали друг друга крыльями-плавниками, целовались, галдели, улыбались. Пообщавшись, разбредались по двое-трое и опять "митинговали" уже у "крылечка" перед своими земляными норами, в которых живут годами. Наконец, раскланивались и исчезали в них для отдыха. Набравшись сил, выходили и вновь шлёпали на "рыбалку".
  Детёныши размером уже с родителей, только облачены не в чёрно-белые костюмы, а в бежево-серые шубки. Кричат, тоже будь здоров, пронзительно, как вороны, разве что протяжней и помягче. Людей пингвины не боятся, напротив, если приближаешься, сердятся: запрокидывают голову, выпячивают грудь и, широко раскрыв клюв, издают несоответствующий их добродушной внешности злобный визг-свист.
   Ветер тем временем усиливался. В нём всё явственней ощущалось холодное дыхание Антарктики. Доплыв до маяка, установленного на крохотном скалистом островке, повернули обратно. Отсюда оставалось несколько часов до изъеденного ветрами и пропитанного солью мыса Горн. Там, на высоком базальтовом пятачке, тоже стоит маяк, рядом небольшая, длиной не более пяти метров, деревянная часовня и прилепившийся к ней дом смотрителя.
   Мыс Горн - одно из знаковых, овеянное многими легендами, место на Земле: кроме того, что это самая южная точка шести континентов, здесь встречаются волны двух океанов и заканчивается обитаемая земля. Отсюда на север тянутся более двадцати тысяч километров горных цепей Анд и Кордильер, упирающихся на севере в мыс Принца Уэльского.
  Все путешественники и моряки сходятся во мнении, что мыс Горн - самое дикое, самое непредсказуемое и беспокойное место на планете: здесь почти круглый год туманы, дожди, а ветер достигает скорости 70 метров в секунду. До 1914 года, когда Атлантический и Тихий океан соединил Панамский канал, маяк на мысе Горн играл важную роль для безопасности мореплавания. Сейчас пролив Дрейка утратил своё прежнее значение.
  
   МАР-ДЕЛЬ-ПЛАТА
  
  Перед вылетом на Родину решили после холодной Огненной Земли погреться на пляжах самого популярного аргентинского курорта Мар-дель-Плата. Он нас разочаровал: оказывается, вовсе это не курорт в нашем понимании, а большой город с отелями и песчаным пляжем, вытянувшемуся стометровой полосой на десятки километров. Второе, к сожалению, ещё более неприятное разочарование - вода здесь была такая же мутно-жёлтая, как в Буэнос-Айресе.
  На пляже валялись десятки тысяч людей, но... никто не плавал. Стояли по колено или по пояс в воде и поджидали пенистый вал. Когда он накатывал, одни с визгом выбегали на песок, другие ныряли под волну. Её гребень у берега закручивался и, "заглотив" воздух, становился ослепительно белым. Пенные буруны торопливо окатывали песок и возвращались в океан.
  Наблюдая за этим безостановочным, длящимся сотни миллионов лет процессом, невольно испытываешь сожаление от того, что такая колоссальная мощь расходуется не на созидание, а на разрушение. Когда же учёные изобретут экономичный и простой преобразователь этой неистощимой энергии в электричество?!
   Единственный плюс Мар-дель-Плата в том, что цены здесь в два-три раза ниже, чем в Эль-Калафате или Ушуайе. Дело в том, что тут нет иностранных туристов. Да и чего ради им сюда ехать? В мире полно мест, где пляж не хуже, а вода прозрачна, как слеза.
  На второй день со мной приключилось крупное ЧП, в результате которого я должен был надолго застрять в Аргентине. А произошло следующее. Позагорав и покупавшись, я отправился по магазинам, чтобы прикупить к уже лежащим в рюкзаке экзотическим экспонатам (костюм гаучо, пончо, метательный снаряд болас) подарки для близких и друзей. Зная, что в сувенирных лавках постоянно пасутся карманники, портмоне с кредитными карточками, валютой, билетом и обоими российскими паспортами (заграничный и внутренний) затолкал в наколенный карман на шортах и тщательно застегнул его на тугой пластиковый замок. Кошелёк с небольшой суммой наличных положил в нагрудный карман. Купив вырезанную из натурального камня пуму, пяток пингвинов и красиво отделанную калебасу с бомбилье, отправился в отель. По пути по привычке хлопаю рукой по ноге и... о ужас! Пусто!!!
  Замок аккуратно застёгнут, а внутри ничего нет!
  Взяв себя в руки, раз пять обшарил все остальные карманы, перерыл содержимое рюкзачка, но, увы, - портмоне с документами и карточками исчезло. Я не могу в это поверить. Ещё раз всё предельно внимательно прощупываю - результат тот же! Но голова отказывается воспринимать очевидное. Она вопит: расстегнуть тугой замок и незаметно вынуть такой толстый бумажник невозможно! Я соглашаюсь и опять тщательно прощупываю каждый миллиметр, каждую складку шорт и рубашки, но ничего не нахожу. Последние сомнения исчезли - да, меня ограбили!
  Анализируя, где и когда это могло произойти, вспомнил, что в толчее у прилавка на меня слегка надавили сзади, и я коснулся кого-то коленом. Видимо, в тот момент и вытащили...
  Надо признать, карманники сработали безукоризненно. Расстегнуть тугой замок, вынуть портмоне, а затем ещё, словно в насмешку, застегнуть, и всё это за одну-две секунды - это высший пилотаж!
  Ситуация для меня складывалась критическая, точнее - трагическая: из гражданина России я превратился в господина НИКТО. А утром рейс в Москву! Что делать? На ум почему-то пришло изречение: "Деньги потерял - ничего не потерял, друзей потерял - много потерял, здоровье потерял - всё потерял".
  Оно успокаивает. У меня всё же не худший вариант. Здоровье не потерял! Друзей не потерял! Так что, без паники! Надо действовать!
  Ребята вызвали полицию. Выслушав и записав мой сбивчивый рассказ, сержант как-то неуверенно пообещал поискать. Понимая, что шансов на успех практически нет, садимся в такси и едем с Николаем Рундквистом в российское посольство. Оно располагалось в самом респектабельном районе Буэнос Айреса и представляло собой солидный серый особняк с массивными дубовыми дверями, тяжеловесной мебелью 80-х годов. От всего этого на нас как бы пахнуло мощью страны под гордым и вызывающим уважение названием СССР. Даже бакинский кондиционер 1986 года выпуска до сих пор исправно гнал в фойе прохладный воздух. Пока сидели в очереди, дежурный рассказал, что несколько лет назад перешли было на местные кондиционеры, но они часто ломались. Пришлось поставить обратно свои бакинские.
  Нас принял вице-консул Литвиненко Роман Борисович, молодой дипломат лет двадцати восьми. Внимательно выслушав меня, он спросил: "Как докажете, что вы гражданин России?"
  - Я здесь в составе группы российских туристов. Они могут подтвердить.
  - Мне нужно документальное подтверждение. Я направлю запрос в Москву.
  - Но самолёт завтра. Если я не улечу, то могу надолго застрять здесь - у меня же и деньги украли.
  - Извините. Я обязан исполнять установленные правила.
  Тут меня осенило:
  - Роман Борисович, у вас есть Интернет?
  - Конечно.
  - Можете набрать в поисковиках, "ziganshin kamil" или просто кириллицей - "зиганшин камиль".
  - Нет проблем!
  Через несколько секунд на экране монитора высвечивается множество строчек с моей фамилией. Самая верхняя - "Сайт писателя Камиля Зиганшина". Зайдя на него, вице-консул по книгам, фотографиям и размещённой там биографии убедился в правдивости моих слов. Через пару часов временное удостоверение личности было в кармане. Ура! Слава Интернету! Спасибо и нашим дипломатам, не слепо следующим инструкциям!
  Пока помощник оформлял необходимые бумаги и заполнял удостоверение, мы обменивались впечатлениями с сотрудниками консульства о стране и людях. По мнению вице-консула, аргентинцы бесшабашней и безответственней россиян. В то же время в них много апломба, так, например, они убеждены, что их страна превосходит по уровню жизни и порядку все южноамериканские страны.
  
  По иронии судьбы в этот день у меня был день рождения (так уж повелось, что я его встречаю в экспедициях). Вернувшись в гостиницу, наскрёб в карманах 100 долларов и пригласил ребят в кафе поужинать. Зайдя в полупустой зал с необычным для питейного заведения названием "Финанс", стали осматриваться.
  - Куда бы сесть? - задумчиво произнёс Петя Захаров.
  - Да вот тут, в уголке присаживайтесь. Тихо, никто не помешает, - как-то совсем по-домашнему произнесла молодая русоволосая официантка.
  Мы разинули рты от изумления, настолько неожиданно прозвучала здесь русская речь. Познакомились. Оказалось, Наташа родом из Керчи. Живёт тут уже одиннадцатый год. Она быстро принесла наш заказ, и я сходу осушил полный бокал водки. Прошло пять минут - ни в одном глазу.
  - Всё правильно - организм испытывает сильнейший стресс, - успокоил Коля и налил ещё.
  После второй порции немного отпустило. Попросил налить третью, но командор изрёк:
  - Лишка.
  Посидели душевно. Я даже на время забыл о ЧП. Наташа, выбрав момент, когда не было посетителей, подошла и спросила:
  - Можно с вами посидеть? Соскучилась по своим. Они тут редко бывают.
  Мы предложили выпить и ей, но она отказалась:
  - Нельзя, я на работе.
  И стала расспрашивать, что нового в России. Потом рассказала про свою жизнь в Аргентине. Привожу её историю дословно:
  "У нас с мужем две дочери. В начале 90-х мы, как и многие, занялись бизнесом. Дела пошли хорошо, да рэкет стал доставать. Вот и подались в поисках лучшей доли на край света - на родину аргентинского танго. Выучили испанский язык, нашли работу, потихоньку встали на ноги. В квартире появилась бытовая техника, компьютер. Однажды приходим домой, а там голые стены - вынесли всё подчистую. За год опять подкупили самое необходимое. И снова всё вынесли, пока мы на работе были. Теперь ничего не покупаем: спим на матрацах, обходимся минимумом посуды. Денег поднакопим, и домой вернёмся".
  После этого Наташа отошла обслуживать новых клиентов. Когда мы рассчитывались с ней, её прорвало:
  "Ребята, вы живете в России и не понимаете, что нет ничего красивее нашей страны! Столько лесов, рек! Уезжая, мы думали, что едем в рай, а выясняется, что эмигранты тут второй сорт, и мы вынуждены вкалывать на чёрных, самых низкооплачиваемых работах. Особенно обидно, что работаешь, работаешь, а в итоге у тебя всё отнимают. У нас в России одни проблемы, тут другие. Адаптироваться сложно. Многие из наших стали бомжами. Русская церковь некоторых принимает и помогает встать на ноги. Кто-то находит работу, но большинство опять опускается.
  Только первые два года интересно было. Тепло, красиво, а потом на родину стало тянуть. Проходит не так много времени, и все мечтают обратно вернуться. Наши школы лучшие: дети, что учились в России, здесь первые. Учителя то и дело бастуют, к детям равнодушны".
  Что к этому добавить? Верно сказано: "Что имеем - не храним, потерявши - плачем".
  
   Увы, всё имеет своё начало и конец. Оттого, что очередная экспедиция завершена, и радостно, и грустно. Радостно от предвкушения встречи с родиной, близкими, а грустно оттого, что закрывается очередная страничка "энциклопедии" по географии и истории нашей планеты.
  За спиной тысячи километров, одаривших меня впечатлениями и информацией настолько щедро, что время, проведённое в Южной Америке, воспринимается как целая вечность! Невольно задумался, в чём причина такого несоответствия?
  Поразмыслив, пришёл к выводу, что время для человека - это не только секунды и часы, но и то, что осталось в памяти. Чем больше впечатлений и эмоций (информационных блоков) "записано" в ней, тем более длительным воспринимается отрезок времени. Случается, что в иной минуте умещается час!
  Чтобы сделать понятней эту мысль, приведу простой пример: человек, пролежавший в коме два года, придя в сознание, уверен, что прошло не более суток. Причина проста - мозг не фиксировал происходящих событий. И ещё: как вы думаете, почему в детстве время течёт медленно-медленно, а по мере взросления его бег ускоряется? Да потому, что в детстве всё происходит ВПЕРВЫЕ и мозг фиксирует ВСЁ, что окружает ребёнка. Благодаря этому, объём усваиваемой "чистым" детским мозгом информации за единицу времени на порядок больше, чем у человека в преклонном возрасте. Поэтому у того, кто прожил и проработал всю жизнь на одном месте, жизнь в разы короче (по ощущениям), чем у того, кто прожил столько же календарных лет, но много ездил, путешествовал.
  Объехав практически все страны Южной Америки я увидел насколько разнообразна и уникальна природа этого континента. И нельзя сравнивать её природу с природой Азии, а природу Европы - с Австралией. Она везде неповторима и уникальна. У каждого континента своё лицо и свои особенности. Единственное что объединяет их - это населяющие её люди. Оказывается, в своих желаниях мы все одинаковые. Все хотим одного и того же: мира, работы и детей. И ещё я понял, что для успеха путешествия необходимо уважать традиции и культуру посещаемых стран.
   На этом, дорогие друзья, завершаю. Надеюсь, не разочаровал.
   До новых встреч, писарчук Камиль Зиганшин.
  
  
   г. Уфа, декабрь 2016 года.
   Пожелания и критические замечания можно отправлять на электронный адрес: ziganshin_kamil@mail.ru
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"