Молодцеватый, несмотря на свои пятьдесят семь лет, Федор Дементьевич, или, как его звали в деревне, Лапа, стоял, упершись сильными ногами в широкие свежеструѓганные доски крыльца, и в который раз оглядывал резные наличники на новеньѓком доме зятя.
Распахнулась дверь, и из нее с шумом вывалились, поѓхохатывая, плотная, во всем похожая на отца, дочь Наѓталья, следом высокий жилистый зять.
- Пап, кончай смолить. Пошли в дом, замерзнешь, - выпалила она.
- Да, пора мне, Натаха, - сказал Лапа, кивая на расплющенный между туч багровый глаз солнца. И, потоптавшись, неторопливо спустился по ступенькам в пока еще неухоженный, необжитый двор.
- Лохматый! - властно позвал он собаку и направился к переминавшемуся с ноги на ногу от моѓроза и нетерпения Гнедко. Ласково похлопал его литой круп. Расправил упряжь. Взбил в санях сено. Укрылся тулупом и удобно устроился в розвальнях, облокотившись на тугой, прикрытый брезентом, мешок муки.
- Бывайте здоровы! Ждем в гости, - крикнул он, чуть обернувшись.
Крупный, с мощным загривком, лохматый кобель, крутившийся вокруг, рванул вслед заскрипевшим саням и в мгновение ока обогнал затрусившего ровной рысцой мерина. Миновав поселок и густую сосновую посадку, въехали в березовый с осиной пополам лес. Солнце скрылось за ощетинившимся верхушками деревьев холмом. Темнело.
- А все-таки правильно, что в августе на новоселье не поехал, - подумал Лапа. - Дотянул до срока и сразу двух зайцев убил: у молодых побывал и мясо продал. Однако, башка у меня с толком, - самодовольно улыбнулся он, поглаживая бороду.
Дорога нырнула под гору и завиляла по стиснутой уваѓлами долине ручья. Сани на покатых ухабах мерно покаѓчивали, точно баюкали. Лапа, не выпуская вожжей, вытяѓнулся и с удовольствием прикидывал, как распорядится выѓручкой.
Он не любил людей, не умеющих зарабатывать. 'Ленѓтяй или простодыра'- говорил о таких. Вот и зять тоже хорош! Буровой мастер называется! Цемента не может подкинуть... Тоже мне - порядочный! Тьфу! - сплюнул он.
Его размышления прервало испуганное фырканье Гнедко.
Конь тревожно прядал ушами и, раздув ноздри, опять фыркнул. Бежавший впереди Лохматый, прижался поближе к саням. Лапа обернулся и, шаря глазами по стоѓронам, заметил какое-то движение вдоль увала. Смутные тени скользили по гребню не таясь, открыто!
Волки!!!
Противно заныли пальцы, засосало под ложечкой.
- Но! Но! Пошел! - сдавленно просипел Лапа, наотмашь стегнув мерина, хотя тот и без того уже перешел на галоп и, вскидывая в такт прыжкам хвост и гриву, несся по накатанной дороге так, что ветер свистел в ушах. Деревья, стремительно вылетая из темноты, тут же исчезали за спиной. За упряжкой потянулась вихрастым шлейфом снежная пыль.
Волки растворились во тьме. Лента дороги вместе с ручьем петлей огибала высокий, длинный увал. Хорошо знавший окрестности матерый вожак неспешно перевалил его и вывел стаю на санный путь к тому месту, куда во весь дух несся Гнедко.
Лапа, нахлестывая коня, лихорадочно соображал, что делать: стая не могла так легко оставить их в покое. Он чуял, что, петля таит смертельную опасность, но повернуть обратно не решался - поселок уже слишком далеко.
-Авось упрежу, - успокоил себя Лапа. И, придерѓживая вожжи одной рукой, другой нашарил в сене топор.
Неожиданно конь дико всхрапнул и, взметая снег, шаѓрахнулся в сторону - наперерез упряжке вылеѓтела стая. Здоровенный вожак сходу бросился на шею мерина. Еще миг - и тот бы пал с разорванным горлом, но оглобля саданула зверя в грудь, и он рухнул на снег. Лапа опомнился, схватил и с силой метнул в стаю мешок муки.
Увесистый куль еще не успел упасть, как волки живой волной накрыли его и растерзали в белое облако. За это время человек успел выправить сани на дорогу.
- Давай! Давай! ѓѓ- осатанело вопил он, нещадно лупцуя мерина кнутом. Обезумев от страха и боли, Гнедко понёсся, стреляя ошметками снега из-под копыт, так споро, что обошел умчавшегося вперед Лохматого.
'Не уж-то оторвемся?' - вспыхнула надежда.
Сани неслись по ухабам то возносясь, то падая. На поворотах наездника бросало из стороны в сторону. А сзади неумолимо накатывалась голодная стая. Фёдор Дементьевич ощущал это каждой клеткой тела. Вот вожак, клацая зубами, попытался достать не поспевавшего за упряжкой Лохматого, но пес, в смертельном ужасе прибавил ходу и, изнемогая, запрыгнул в розвальни.
Вытянувшись вдоль узкой колеи, стая бежала свободно, легко, как бы скользя по снегу, молча и неотвратимо насѓтигая выдыхавшегося коня.
Лапа уже слышал их прерывистое дыхание. Еще немного и волки, пьянея от горячей крови, разорвут, расѓтерзают его на куски. Он сдернул с себя овчинный тулуп и швырнул на дорогу. Звери набросились на него, но, обнаружив обман, возобновили погоню с еще большей яростью.
Человек снимал и кидал в сторону стаи то шапѓку-ушанку, то рукавицы, но однажды одураченные серые не обращали на них внимания. Разгоряченная пресѓледованием стая, жаждала крови и мчалась, неумоѓлимо сокращая расстояние. Бешеная, изматывающая гон-ка близилась к финалу.
Охваченный страхом Федор Дементьевич, не умолкая, иступлено вопил, брызгая слюной, то на коня: 'Быстрей, Гнедко, быстрей!', то, обернувшись назад, устрашающе тряся топором на стаю: 'Порублю! Всех порублю!'.
Казалось еще несколько секунд - и матерый повиснет на руке, а остальные трое станут рвать его, еще живого на куски...
Мужик затравленно огляделся. В ногах жался Лохѓматый.
Глаза Лапы вспыхнули сатанинским огнем- вот оно спасение? Живая тварь, кровь-вот, что нужно стае! Он ногой пихнул пса навстречу смерти, но бедняга, широко раскинув лапы, удерѓжался. Все его существо выражало недоумение и обиду.
- Пошел, паскуда, - срываясь на петушиный фальцет, завизжал обезумевший Лапа и нанес сапогом увесистый удар.
Лохматый скособочился, и, сомкнув челюсти, мертвой хваткой, вцепился в борт саней.
Волки были совсем близко. Человек уперся спиной в передок, поджал ноги и ударил по лобастой голове с такой силой, что пес, оставив на гладко отполированном дереѓве светлые борозды от клыков, косо слетел с саней и, перевернувшись в воздухе, рухнул на дорогу. Слух полосѓнули истошный визг, глухой рык.
'Всё, конец', - подумал Лапа поёживаясь. В бесѓпощадной памяти остался немигающий, укорительный взгляд собаки.
Упряжка промчалась сквозь ольшаник и вывернула из ложбины на заснеженный холм, откуда уже видны редкие огоньки деревни. Загнанный Гнедко замедлил бег.
Только тут полураздетый Лапа почувствовал, как сотрясается от пережитого ужаса и холода все его тело. Закопавшись в сено, он натянул поверх кусок брезента и настороженно вгляѓдывался в удаляющийся непроницаемо-черный лес. Страх постепенно отпускал, уходил как бы внутрь. Но, раз за разом, прокручивая в памяти происшедшее, Лапа то и дело невольно съеживался.
Въехав на окраину деревни, он попридержал запаленѓного коня: "Добрый, однако ж, у меня мерин. Другой не сдюжил бы такой гонки'.
Подъезжая по унылой, пустынной улице, к своей красавице-избе за сплошным крашеным забором, расчувствоѓвался: 'мог ведь и не увидеть боле'.
Ставни были плотно закрыты. Свет не горел.
- Спит чертовка. Ей-то что, - чертыхнулся Фёдор Дементьевич. Открыл ворота, загремел сапогом по двери.
В доме глухо завозились. Торопливо засеменили. Лязгѓнул засов. Дверь приоткрылась. Лапа, не взглянув, проѓшел мимо исхудалой фигуры в сени. Щелкнул выключателем - темно.
- Лампочка перегорела, Федя, - тихо пояснила жена. Лапа чертыхнулся и скрылся за ситцевым занавесом в жарко натопленной горнице.
- Не думала, что так скоро. Назавтра ждала, - оправѓдывалась хозяйка.
-Мечи на стол, замерз, - скомандовал муж, опускаясь на табуретку. - Эх, черт, Гнедко-то на улице, - и, нахлобучив старую ушанку, поспешно выскочил.
Распряг и завел мерина в теплое стойло. Накрыл подѓрагивающие, взмыленные бока попоной. Подложил в корѓмушку охапку сухого душистого сена.
-Ешь. Это тебе за справную службу, - Лапа протянул руку погладить ухоженную гриву, но мерин почему-то отвернул морду.
- Ты чего?...Чего ты?... Эт ты зря! Да если б не Лохматый - нам бы конец! Понимаешь - всем конец! Я спас тебя... Спас! - горячо за-шептал, оправдываясь, хозяин. Гнедко, тяжело дыша, упорно смотрел в сторону.
'А может и не погибли б?' - неожиданно уличил Лапу кто-то изнутри. Топором саданул одного, глядишь, другим остѓрастка, а то и на порубленного собрата позарились бы'.
От этой простой мысли Федор Дементьевич сник. 'Совсем я рас-клеился. Чего голову морочу... Что сделано, то сделаѓно... сделано правильно'.
Проходя мимо конуры, зацепил цепь. Она сиѓротливо звякнула и обожгла сердце тупой болью. Переѓсиливая внезапно навалившуюся слабость, - он воротился в избу.
Жена ждала у накрытого стола. Умывшись в прихожей, муж сел, прижался спиной к теплой, белённой печке и замер.
- Как съездил Федя? Видал молодых-то?
- Видал... Живы - здоровы. Хоромы здоровущие, со всеми удобствами. Топят газом. Обещают на недельку приеѓхать... Помочь по хозяйству.
- Да у них, поди, у себя в дому работы хватает,- робко возразила супруга.
- Ничего, у себя всегда успеется.
- Мясо-то продал?
- А то! Мясо - не редька, только свистни, - Лапа нащупал завораживающе толстую пачку купюр и, вспомѓнив про подарок, вынул из другого кармана сверток.
- Держи, - развернул он цветастый платок.
- Ой, спасибо, Федя! Ой, спасибо!.. Глянь, как он мне?
Примерив обнову у зеркала, жена еще более оживилась. На губах заиграла несмелая улыбка. Прибирая со стола, обронила:
- Пойду Лохматому костей снесу.
Лапа чуть не поперхнулся.
- Ложись-ка лучше, сам покормлю. Посмолю заодно перед сном, - торопливо возразил он, - да и Гнедко пора поить.
Взяв миску, он вышел на свежий воздух. Покурил. Напоил коня. Опять покурил. Сколько не старался Фёдор Дементьевич заставить себя думать о происшедшем, как неизбежном и оправданном, гибель Лохматого занозой сидела в мозгу, палила огнем.
В постели Лапа без конца ворочался с боку на бок. Пеѓред воспаленным взором вновь и вновь возникала одна и та же картина: сквозь вихри снежной пыли взлетает темѓный силуэт, плавно переворачивается в воздухе и скрыѓвается в гуще голодной, разъяренной стаи. Взлетает, пеѓреворачивается и...
За окном время от времени раздавались странные, непонятные вздохи. Напряженно вслушиваясь в них, он незаметно забылѓся. И опять стая догоняла, окружала его, неумолимо заѓтягивая живую петлю все туже и туже. В голове возник нарастающий гул. А...а...а...! - заметался Лапа от нестерпимой боли.
- Федя, ты чего? Что с тобой? Заболел? - трясла за плечо жена.
Лапа затравленно уставился на нее - не мог взять в толк, где находится - все еще жил привидевшимся. Оглядевшись, наконец, узнал дом, жену.
- Фу ты, - облегченно выдохнул он.
- Чего кричал так, Федя? - допытываѓлась встревоженная супруга.
- Мяса видать переел. Мутит. Не доварила верно... Спи...
Жена принялась участливо гладить сивые, непокорные кудѓри мужа. Так и заснула, оставив маленькую жесткую лаѓдонь на его голове. Лапа осторожно убрал ее на подушку. Сон не шел. Чем старательнее пытался он отвлечься, думать о чем-нибудь приятном, тем назойлиѓвей лезли в голову мысли о Лохматом.
С щемящей тоской вспомнилось, как принес его, еще безымянного щенка, домой. Как радовался тому, что растет сильный, не признающий чужих, страж усадьбы. Как преѓданно сияли его глаза, как ликовал, суматошно прыгал, захлебывался счастливым лаем, встречая с работы; с какой готовностью исполнял все его желания.
Промаявшись почти до утра, Лапа осторожно встал, оделся и вышел в сени. Отпер дверь.
У крыльца из предрассветной мглы проступило косматое чудище: морда в рваных лоскутах кожи, ухо болтающееся на полоске хряща, слипшаяся в клочья шерсть.
- Лохматый?! Ты?! Не может быть...
Острая боль пронзила затылок и перед помутневшим взором Лапы, закрутились десятки истерзанных псов. Ноги подкосились и человек рухнул лицом в снег.