Снова и снова он просыпался от её слов, сказанных отчётливо и твёрдо: "Чего тебе?". Он давно уже в другой постели, в другом доме, и всё равно слова настигают его, не дают спать, поднимают и ведут на кухню, чтобы пить воду и, дрожа от поражения, стоять у окна. За ним - грязный двор, но это не имеет значения. Важно лишь, что слова засели в голове и не дают дышать, жить спокойно, как все люди...
***
Разрыв подготавливался давно - мелкими ссорами, стычками, затаённым недовольством. Иногда они ругались по-крупному, настолько, что хотелось всё бросить и бежать, куда глаза глядят. В эти моменты мир замедлял ход, и безмерная тяжесть придавливала их к земле. Не хотелось ни разговаривать, ни жить. Однако, они как-то выкарабкивались, зализывали раны, зализывали друг друга и продолжали быть вместе. Интуитивно они догадывались, что трещинки не успевают заживать, что с каждой ссорой они расширяются и сливаются с другими, образуя сеть пустот, через которые вытекает их взаимное чувство. Но остановить распад не хватало сил, поэтому оставалось только стойко ждать конца.
***
Конец наступил скоро. Она не пришла к нему вечером в постель, а закрылась на кухне. Он слышал приглушённую речь - она с кем-то говорила по телефону. Говорила необычно долго, и когда вернулась, тихо легла с краю, завернувшись в одеяло так, чтобы он не мог прикоснуться в её телу. Она быстро заснула, а он провёл первую ночь без сна, размышляя, что происходит. Невозможно было вообразить, что заставило её уединиться в постели, ибо не было ещё случая, чтобы они заснули порознь.
Так прошла неделя. Каждый вечер он ждал её, и каждый раз она возвращалась из кухни за полночь, замкнутой и отстранённой, как женщина, доверие которой отдано одному человеку, а постель - другому. На третий день он не выдержал и спросил, с кем она говорит. "С отцом", - был ответ. Ложь была спокойной и почти открытой. В эту ночь он не смог лежать рядом и просидел до утра на стуле. Их амур, очевидно, рассчитался с ней, но почему-то задержался около него, наполняя каждую минуту мучением.
В последний день её не было особенно долго. Он не спал, как обычно. Отчаяние сменялось волнами тепла. В один из таких приливов он поднялся, тихо вошёл в тёмную кухню и дотронулся до неё. "Подожди секунду", - мягко попросила она в трубку. "Хорошо", - ответил мужской голос. Она повернула к нему голову: "Чего тебе?". Слова прозвучали отчётливо и твёрдо. "Я хочу спать с тобой", - по инерции пролепетал он. "Хорошо, иди".
Он вернулся в постель, дождался её, обнял и заснул. Всё было кончено.
***
Он ушёл через три дня, измученный бессонницей и нерешительностью.
Кифаред, взмахнув огненными крыльями, умчался за горизонт, оставив его на унылой равнине одиночества, где лишь одно укрепляет дух, - здесь каждый свободен от предательства.
В разлуке раны постепенно затянулись, сердце начало отсчитывать нужное количество ударов. Но всякий раз, услышав во сне или наяву - "Чего тебе?" - сердце останавливалось, и он со страхом прислушивался, забьётся ли оно вновь.