Издалека, с третьего этажа торгового центра, собака выглядела неопределённой породы и чёрного цвета; вблизи же оказалась скорее чёрно-грязно-серой и с несомненными признаками присутствия пуделиной крови (возможно, в чистом виде, возможно, с дворянскими примесями). Как она появилась посреди широкого тротуара перед большим магазином на другой стороне улицы, я не заметил - то ли не обратил внимания, когда уселся перед окном, то ли просто не увидел среди прохожих. Стояла она практически неподвижно, даже не пытаясь сесть на каменную плитку, что вполне понятно в первые дни октября, когда все прощальные подарки от солнца в виде бабьего лета закончились и началась настоящая осень, с высокомерным и отчасти издевательским радушием обнимающая (а может, шарящая по карманам) студёным ветром любого встречного, закрывающая небо разорванным ватным одеялом безнадёжного серого цвета и уже посеявшая в землю холод. То, что собаку буквально трясло, я заметил ещё издали, а с нескольких шагов было видно, как на ней, замёрзшей, седоватые кольца свалявшейся шерсти вытанцовывали что-то совсем буйное. "Бездомная" - подумалось мне, но спустя пару минут стало ясно, что ошибочно. Собака не заглядывала в глаза прохожим, что обыкновенно для её бродячих сородичей, вынужденных никогда не терять надежду на сердобольную подачку. Она не искала ничьего внимания, просто пристально смотрела на дверь магазина. К тому же на ней оказался новый дерматиновый ошейник.
Очаровала она меня, собака эта, очень скоро. Конечно, мне стало её жаль, трясущуюся от холода и иногда перебирающую дрожащими в коленях лапами столь неестественно, будто пробовала жёсткими безволосыми подушечками кипящую воду. Разумеется, с большой скоростью и изрядным проворством в голову мою пролезли мысли об одиночестве и оставленности, лучшей иллюстрацией к которым и была эта собака, стоявшая, будто влитая, среди обходящих её с разных сторон прохожих. И вскоре я стал оценивать людей вокруг по их реакции на эту собаку. Большинство благополучно проходили мимо, не замечая её - и они тут же становились только лишь безликой массой, перетекающей струйками различной интенсивности по улицам и пешеходным переходам. Несколько человек замедляли шаг, поворачивали головы и расщедривались на сочувственный взгляд - эти сразу же обретали для меня лицо, превращались в индивидуальностей, в отдельных людей, а не просто зомбированных муравьёв из человеческого псевдомуравейника. Двое и вовсе остановились и пытались пообщаться с собакой. Мальчик лет 12-14 в яркой, но дешёвой спортивной куртке попробовал привлечь её внимание, поцокав языком и пощёлкав пальцами, но собака продолжала невозмутимо стоять, и он пошёл дальше. Скромно одетый мужчина с банальным полиэтиленовым пакетом, скорее пожилой, чем средних лет, долго разговаривал то с собакой, приседая и наверняка задавая вопросы вроде "Ну что ты здесь сидишь? Наверное, ждёшь кого-то? Да?", то со стоявшими воле магазина людьми, пытаясь выяснить, знает ли кто, чья собака. Его она даже удостоила вниманием, поводя ушами в такт его словам. Но вот и он, не дождавшись ответа ни от неё, ни от людей у магазина, двинулся по своим делам, быстрее, чем прежде, и пару раз оглянувшись. Этих двоих, мальчика и мужчину, я мысленно назвал хорошими и пожелал удачи. Затем же, понаблюдав за собакой с полчаса и удостоверившись в непреклонности её намерения стоять на октябрьском ветру и внимательно смотреть на пластиковые двери магазина, и я пошёл дальше. В надежде, что эта небольшая собака действительно ждёт хозяина и обязательно дождётся его, и в сомнениях, быть ли довольным собой, что я бы повернулся и посмотрел на собаку, выделившись тем самым из общего равнодушного потока, или укорять себя за то, что не подошёл, подобно мальчику в яркой дешёвой куртке и мужчине с полиэтиленовым пакетом, и не сказал этому существу хотя бы пару слов.