Я ничего не пишу. Время действия, воплощения, сборки... всё меньше рефлексии, всё реже попытки снова увидеть всё то же, но опять под новым, ещё более странным, чем раньше, углом. Время двигаться в выбранном направлении, когда '... и поздно начинать, и рано завершать, и нужно продолжать во что бы то ни стало...'
Но мы же с тобой так не можем?
Вот и вынесло меня сразу на две темы. Начну с той, что вроде бы улеглась в голове. Поабстрактнее... но и попонятнее. Более решённая, что ли. А из второй будем потом вместе выпутываться.
Сегодня - про то, о чём я писал лет 8 назад: 'Дно есть'. Ощущение, пойманное при прощании со сном. Расчищаешь завал, нащупываешь и... стоишь на этом. Веришь. Возвращаешься, когда нужно, чтобы опереться... оттолкнуться... пойти дальше. И только так и можно что-то делать. Даже если всё меняется... помнишь это старое стихотворение Игоря? '...тонкий торфяник казался нам дном, был опорой и - верой'. Но потом там же '...озёра тройные...', т. е. новое дно нащупывается все равно. Если мы так живём, если выбор в этом - добираться до чёртова дна.
Но есть те, что приходят со своими измерительными приборами и умными словами. Вот зайдут такие химики, и в твоей радости, твоём стремлении, твоей мечте увидят дофамин-адреналин-серотонин-окситоцин-... ('Ещё какие, Владимир Николаевич? Большая Медведица...'). И где для тебя искры и радуга, физик определит разность потенциалов. Пройдут биологи - привет инстинктам! Психолог пересчитает твои детские обиды, а культуролог оценит по достоинству предыдущую фразу.
Вот и получится, что уже не твёрдая земля под ногами, а черепаха, плывущая в бескрайнем океане. И плотность вод посчитана, и шторм предсказан. Да и плывём мы, куда ветер дует, скажет иной физик.
Они постоянно приходят, и слова их унылы и пронзительны. Но тут есть решение, которое меня пока устраивает. В краткой форме оно звучит как 'а иди ты...'. Мне не нужна релятивистская физика для езды по городу. Чтобы твёрдо стоять на ногах, мне не нужно знать, это подо мной материк, или черепаха, или... пара иоттабайт в чьём-то облаке. И да, я называю это именно 'материк', да-да, мой друг физик, я люблю метафоры, они мне помогают жить. И можно копать в глубину, но я занят другим, строить дом на поверхности. Потому глубина мне нужна небольшая, только под фундамент этого дома.
А есть более развёрнутый ответ умникам. Он состоит в том, чтобы пользоваться их знанием, не приобщаясь к их вере. И вовремя узнать, когда под черепахой заштормит, чтобы укрепить тот фундамент. И когда облако начнут стирать, вовремя сделать бэкап. Короче, 'вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах'.
Пока же умная теория оставляет меня бесстрастным, и почва под ногами не колышется. Да, 'я знаю химию земли и небосвода', и все равно вижу радугу.
Твой Виталий
7 сентября **19 г.
Привет, Кирилл!
У нас ничего не выходит и не выйдет. Как только нам кажется, что мы уже что-то умеем (учить, мотивировать, пробуждать, соединять...) и собираем это, делаем из этого 'коробку', воспроизводимую и передаваемую технологию - как тут же всё рассыпается. В коробочку не помещается волшебство; то, что ты готов был сделать невозможное, и даже сделал, и не раз... и оно по сути часть 'технологии', которую, однако, нереально отдать, повторить, воспроизвести. Вот ты уже понимаешь, что ты делаешь, как всё работает - но в это самое мгновение ты должен снова сделать большее, коснуться чуть ощутимой границы, потому что если нет этого рывка к грани возможного, то и всё мертво. Тот, по другую сторону стекла, увидит эти рельсы, эту коробку, электросвечу вместо живого огня... и останется: где есть, за стеклом, в зрительном зале. Выход за пределы технологии - это её часть; такой вот канторов парадокс. Понял, описал... но оно ускользнуло.
Вспомнилась вдруг Софья-Маркиза, помнишь, та, что сочинила когда-то популярную типологию, уподобив всех нас существам из книг Толкина и Лавкрафта. То есть, может, не всех... но именно про наш Отряд, про подобное мироощущение 'выхода за пределы', у неё был пост, очень пафосный и злой, резко отрицающий всю эту трансцендентность, как 'Заклинание' Щербакова (про то же, видимо) ... после чего чувствуешь себя будто Голлум или 'чуме подобный злобный зверь', и спасает только вновь заглянувшее в окошко солнце.
Мы, кстати, встретились однажды с Маркизой вживую, провели около часа в кафешке на Острове. Там было много личного с её стороны, и было бы некорректным об этом писать; поделюсь лишь общим ощущением. Оно очень холодное и липкое, я окончательно почувствовал себя Голлумом... на определённое время. Чтобы потом понять, что это её взгляд, сильный, авторитетный... растущий в то же время только из её частного опыта. Это понимание подсветило мой собственный опыт - полученный и в Отряде, и до того, в ярославском лагере, о котором я хотел сегодня написать. И мой опыт даёт мне достаточно поддержки в том, что я делаю. Да, в позиции вечного движения, в которой как бы невозможно быть 'grounded and centered', ты на своём месте только если бежишь... но сам этот бег оказывается опорой.
Мы расстались тогда, обозначив это фатальное несовпадение... вряд ли встретимся ещё; во всяком случае, мне это было откровенно тяжело. Но с прошествием времени именно та встреча помогла понять что-откуда и снять костюмчик Голлума, который где-то стал прирастать. Найти опору в себе; расслышать тех, кто в меня верит и в кого верю я. И вот тогда стала возможна Экспедиция и всё остальное, во что мы ввязались и продолжаем ввязываться. Так что - спасибо Вам большое, Софья.
А хотел я, собственно, написать про ту же технологию 'вовлечения', но - из Зазеркалья, со стороны 'вовлекаемого'. Тут уже парадокса нет, можно разобрать по косточкам, как что сработало. Для меня 'всё случилось' в лагере под Ярославлем; к моменту знакомства с Отрядом я уже был определённо 'тёпленький'. Но это всё-таки будет следующее письмо. До скорого!
Твой Виталий
15 сентября **19 г.
Привет, Кирилл!
Ну что же, попробую написать про Ярославль. Давно бы пора; кажется, там есть некоторые ответы... ведь во что мы сегодня упёрлись? Мы первому-второму-третьему научились, действуем в полную силу, горим... продолжаем утверждаться как команда... притягивая и в то же время отталкивая. Притягивая подлинностью и отталкивая сложностью. Помнишь, я уже писал про растущую пропасть с новичками... речь шла про Отряд много лет тому назад. Но и с Экспедицией получается похоже. Тогда нас от них отделяла наша полумистическая история, которую стажёры никогда не могли до конца присвоить. (Вас с Таней я не имею в виду, конечно!) А сейчас это сложность знания и видения, на которую мы опираемся, она же обратная сторона подлинности, полноты личной включённости, то есть главного, на чём стоим теперь. Ну и новички... они искренне хотят... но купол вокруг нас никуда не девается.
...Три воспоминания для меня стоят в ряд. Лагерь под Ярославлем, который я долгие годы считал своим самым счастливым временем жизни. Затем наш первый 14-дневный, главное детище Отряда. (Кстати, я заглянул-таки в сочинение Игоря: там не 'слёзы обретения' стояло и не 'причастность' никакая, а 'переживание гештальта'. Откуда бы это?) И Экспедиция естественно, особенно последняя. И я понимаю, что в каждый их трёх моментов событие было для меня лучшим возможным; дай мне сейчас повыбирать прошлое - не изменилось бы ничего. Двадцать лет назад, когда хотелось реализовать идею и порыв, когда эмоциональный и смысловой резонанс между нами казался главным, звенящее чувство команды будило по утрам - мы строили вокруг этого Отряд. Нынешнее понимание и 'сцепление с грунтом' рождает каждый день Экспедицию. А будь мне опять 18... я бы уехал в Ярославль. Чёрт, я туда бы отправил всех сегодняшних ребят! Всех наших стажёров; всех, кто около нас ходит кругами, кому чего-то хочется, но больше колется.
Между прочим, я сегодня понял, почему никогда ещё про Ярославль не писал (один только раз упомянул свои ночные прогулки). И сейчас всё раскачиваюсь... Наверное, оттого, что эта история идёт как бы поперёк к нашей сегодняшней 'главной теме'. Не было там включённости в процесс, смысловой разделённости как мы её сейчас понимаем. Точнее говоря, для меня, как стажёра, не было. А был налёт нереальности, кинематографа, я там и не там, сразу по обе стороны экрана...
И если вот сейчас всё это впустить (ну или 'выпустить' -наружу), значит, уже и действовать надо иначе, прямо завтра. Вот тебе, бабушка, и Экспедиция 2.0.
Ладно. Итак, что было-то?
Меня пригласили в лагерь 'Математик' под Ярославлем вести занятия по численным методам решения уравнений. Ежедневно по одному уроку в каждом из трёх отрядов; итого моя 'обязаловка' составляла чуть меньше трёх часов в день. Потом я принадлежал самому себе. Заглядывал порой на другие занятия... после обеда готовился к следующему дню, потом приходил на общелагерные события. Иногда проводил время в одном из отрядов, участвовал в подготовке к вечернему делу или в спортивной игре. После отбоя, около полуночи, все взрослые собирались на педсовет. Чаще всего - как мне сейчас сквозь туман десятилетий вспоминается - там обсуждалась 'персоналка', какие-то ситуации, связанные с отдельными участниками... много было трудных ребят, не сразу складывались отношения в отрядах. Вела педсовет Зоя Павловна - руководитель лагеря, с ней в диалог вступала чаще всего Света, вожатая первого отряда, кажется, единственный (кроме Зои) человек с педагогическим образованием. Чуть реже подключался старший вожатый, немногословный Виктор. Мы, все остальные, кратко рассказывали про свои отряды, про учебные занятия, получали советы и пожелания - в основном от опытного 'ядра'.
...Насколько я помню, почти не обсуждались планы работы. Лагерь был уже придуман, и он был понятен. 'Математик' проводился в четвёртый раз, и с самого начала были те же Зоя, Света, Виктор; методика и вся организация жизни пришли из 'Тензора' - другого местного лагеря, история которого уходила в прошлое лет на 20.
Лагерь был потрясающим. Прежде всего он брал за душу вот этой отличной организацией, выверенностью, точностью. В сочетании, конечно, со смыслом, с происходящим на наших глазах изменением реальности. Когда ребята, ещё вчера далекие от математики, творчества, замкнутые в себе или общавшиеся на совсем ином языке... ну в общем не хочу писать очевидности. Давай лучше вернусь к основной теме - личной, так сказать. Что получил там я, что поменяло меня, почему я говорю 'стажёрам - сюда'?
Я не создавал лагерь вместе с Зоей, Виктором, Светой. Он был данностью, чем-то свершившимся, несомненным. Да, он развивался, менялся, был напряжённым... но абсолютно твёрдо стоял на ногах. Я приехал туда впитывать его, вбирать - и делать своё дело, свой кусочек. (Кстати, в своей работе я был относительно незаменим, ведь зачем-то меня выдернули из Питера, тогда как все остальные были местные, ярославские. Но, кажется, не это сейчас важно...) Я не нёс ответственности за этот лагерь, за команду... но честно радовался общему результату, видя в нём и свой маленький вклад. Вот же решение 'проблемы сложности': лагерь был очень непрост на своей кухне, но простым был фронтенд, его обращение ко мне. А я видел и кухню, во всей её разлапистой сложности, и запрос ко мне, требующий творческого напряжения, но исполнимый и понятный, можно сказать - простой. Да, я смотрел лагерь как кино. Но не совсем кино, я не зрителем-гостем был, а посвящённым участником. Мне милостиво протянули руку с экрана - ну давай уже к нам, мы заждались. И я шёл туда, проходил сквозь зазеркалье, оставаясь свободным, лёгким... Я мог очаровываться этой полной картиной, но не платя за это полную цену.
Какие-то крамольные вещи пишу, если посмотреть в нынешней нашей системе координат, рождённой в Отряде и для Отряда. У нас-то принято сразу и смыслы делить, и всю текущую нагрузку. Эти наши прояснения-воронки, глаза в глаза, закушенные до крови губы... и та минута молчаливого ожидания, после которой нас снова на одного больше. Ты, Таня, Лариска... а сколько потерь? Да и как пересчитать?
Никогда не отрекусь - но как-то надо понять, вписать и ту 'ярославскую' магию. Работающую, чёрт возьми. И, может быть, с потерями куда меньшими.
Давай попробуем представить происходящее в лагере со стажёром, как забрасывание зерна в почву - взойдёт или не взойдёт. Но что тут зерно и что почва? Зерно - это, понятным делом, сам лагерь, его объективная сторона и предъявляемый через это смысл. А вот под почвой я имею в виду не личные предпосылки этого стажёра (убеждения, установки, какие-то ресурсы, жизненную ситуацию) - а контекст, создаваемый лагерем; то, как именно человек 'вписан' в его ткань.
Для меня 'контекст Ярославля' звучал ощущением тотальной свободы. Я проводил эти три урока, восстанавливая свою включённость; то было своего рода validation - и затем шёл, куда глаза глядят. Осваивал мир, протянувшийся во множество сторон, в самом лагере и за его пределами. Символом, концентратом этого были те самые ночные прогулки. Заканчивался педсовет (на котором я присутствовал добровольно... и не всегда) - и я уходил в полутьму, в июльскую уже не совсем белую ночь. Ночной путь был единственным, по шоссе, ведущему то ли к Ярославлю, то ли от него; меня это и не интересовало никогда. Эта была моя ночь, мой подарок. День плавно укладывался внутри; проходил час или полтора, и его биение постепенно затихало. Меня накрывал рассвет, тогда я разворачивался и спешил к дому сквозь полусон, забирался в кровать, стараясь не потревожить Виктора и ещё одного вожатого, и проваливался в следующий день.
Я был влюблён, несомненно влюблён! Но предмет влюблённости скользил, ускользал... Был день (или несколько дней? или ещё и долгие месяцы до начала лагеря?), когда все мои мысли занимала сама Зоя... сейчас в памяти остался единственный момент, мы танцевали медленный танец, и она тихо рассказывала мне легенду про белых птиц, непонятную, лиричную, грустную. И вот я остался приобщённым и посвящённым; последним посвящённым, потому что совсем не помню саму легенду, её уже не пересказать, и со мной лишь тихий добрый голос и лёгкое прикосновение белых крыльев.
А последняя неделя лагеря была подсвечена смешной влюблённостью в двух вожатых второго отряда, Олю и Леру. Единственное оставшееся от лагеря групповое фото ужасно мелкое, но всё же помогает оживить какие-то воспоминания. Вот высокая кажущаяся всегда смущённой Оля с упавшей на глаза чёрной чёлкой; рядом чуть полноватая, круглолицая, с лёгкой рыжинкой Лера. Быть увлечённым сразу двумя девушками дело нехитрое и всем знакомое - но это если двумя в одно и то же время, двумя параллельно. Но я-то был влюблён в двоих как в неразделимое целое! Девчонки будто заполняли некие паузы друг в друге... особенно ладно и славно было видеть их работу на отряде. Оля казалась острым карандашиком, быстро набрасывающим контур, Лера - пушистой кистью, раскрашивающей возникающий рисунок.
И всё тут понятно! Очарование лагерем искало своё выражение, опору в пространстве, но менее подходящим был бы обычный 'объект для чувства', с которым возможны какие-то романтические отношения. Нет-нет, переживание должно было оставаться свободным, уносящимся за границы, налагаемые здравым смыслом, любой прагматикой. Зоя Павловна, 30-летний педагог, демиург этого лагеря - тоже была для меня 'по ту сторону'... где её несли и, наверное, по-прежнему несут белые птицы.
В какой-то из дней случился мой личный выходной, и я уехал в Ярославль. Один. Впервые в жизни вышел в Волге... прошёлся по воде, снова и снова прорываясь за горизонт - вниз ли по течению, прорезающему огромную страну, вверх ли к неузнанному истоку, к ручейку, что 'виден от конца до края'. А затем - подошёл к Стрелке, месту, где в Волгу впадает Которосль, чуть поднялся... и оказался в безвременье. Ничто вокруг не напоминало, что мы живём в **-м веке. Вселенная разомкнулась ещё раз, на сей раз в прошлое и будущее. Падая в расчерченное колокольнями и главами храмов небо, можно было унестись на столетия назад и тысячелетия вперёд... чувствуя, что подвижны лишь облака, да где-то рядом устало обновляют и обновляют свои воды две реки. На этом небе можно было рисовать все свои мечты и надежды, целый мир. Небо было ждущим.
...Какие выводы, спросишь ты? Мои частные переживания... а где тут про зерно и почву? Не совсем частные... я прислушиваюсь к тем, кто рядом, и что-то у них повторяется. Хотя вот такая 'развёрнутая картинка', конечно, у меня лишь своя. А первый вывод, если совсем навскидку - не пытаться прорастить это зерно в узкой щели... в цветочном горшке, сколь угодно хорошо унавоженном... дать простор, живую землю, щедрое солнце. То есть попросту - оставлять молодым людям время побыть с собой, с природой, друг с другом... нужное, чтобы принять или не принять какой-то новый смысл.
Прервусь. Мысль бежит вперёд, не успокаивается... И мне тоже нужно время.