Как бы то ни было, но это был другой Бридгост, другое небо, другой воздух. Кругом было приглушённо светло, чисто, тихо и как-то более ново что ли... Дома красовались целыми ровными стенами из шершаво-серого камня, брусчатка была словно вымыта и плотно подогнана, статуи, постаменты, фонтанные композиции, колонны, барельефы - всё это пленяло своей скромной красотой и завершённостью.
Низкое светлое небо было закрыто плотным покровом быстро несущихся облаков, похожих на разведённую водой серо-сизую акварель - будто опрокинутое вверх приливное море.
Да и сам Греендольд как-то весь приосанился и помолодел слегка - морщин стало заметно меньше, глаза будто избавились от пыльного налёта, а волосы - от значительной части седины. Сиять в прямом смысле он перестал, но сиял сдерживаемой радостью, вдыхая новый воздух полной грудью.
Я же в свою очередь попытался примостить своё избитое, истекающее кровью и обряженное в сталь тело чуточку удобнее, поскрежетав спиной и затылком по каменному парапету.
- Потерпите немного, господин маркграф. - Улыбаясь, проговорил помолодевший Тарквинстейн. - Это временное неудобство. Хотя сейчас боль не должна терзать вас.
Я, прислушавшись к своим ощущениям, кивнул, соглашаясь - боль и в самом деле утихла. Было лишь слегка дискомфортно - с гарпуном в ноге и стрелой в плече. Да ещё левая рука совсем не слушалась. Мелочи, в общем.
- После нашего разговора, - продолжал меж тем Греендольд, - я, собравшись с силами, пошёл в храм. И там, в благодатной сумеречной тиши, мне явилось Откровение.
Судя по тому, с какой благодатью в голосе и с придыханием, баннерет произнёс последнее слово, оно явно было с большой буквы 'О'.
- Бридгост - это моё творение. - После небольшой паузы слегка торжественно сказал он. - Это воплощение моих мыслей и желаний, обретавших суть и видимость. Как и все его обитатели...
- Все? - Не удержавшись, прохрипел я, слегка вскидывая голову в помятом шлеме.
- Ох, конечно же, нет. - Видимо поняв о ком я, вновь улыбнулся последний баннерет. - Эриссия не принадлежит этому городу.... Как и Эрвиалу вообще.
- Вы знали?
- Догадывался, но сегодня мне стало открыто многое из того, что было скрыто мраком неведения. Большая часть жизни моей прошла как во сне и от того воплощалось всё неосознанно. По наитию и незнанию было допущено непростительно много ошибок. То, что должно было быть прямым, вырастало искривлённым.
Как интересно и образно, однако, выражается. Но отчего бы и не послушать? Тем более что сейчас я ни на что повлиять не мог - валяйся, как говорится, у фонтана и внимай...
- Я и сам порой удивлялся, - продолжал вещать обновлённый Греендольд, - как же смог сохраниться в том ужасном катаклизме и в последовавших за ним смутных временах осколок древнего величественного города? Как бы ни были велики даже объединённые силы служителей двух культов, им было не под силу сохранить жизнь в этом городе, учитывая, что многие из тех служителей погибли при отражении эманации Хаоса. Представьте, что вокруг города, вокруг жилищ на многие вёрсты вокруг располагалась выжженная пустыня и ядовитые испарения отравляли воздух...
В общем, пятьдесят восемь лет назад явился в своих скитаниях к местному барону Аттаульфу некий странствующий рыцарь Греендольд. Послужил тот рыцарь верою и правдой лет несколько, да и получил лен в управление, в который входило несколько сёл да обширная пустошь, где затерялись оплывшие и заросшие уже развалины древнего города.
А дальше началось нечто странное и необъяснимое с бытовой точки зрения. Начать следует с того, что новоиспечённому баннерету нравилось бывать в этих развалинах и ночевать там: какая-то мягкая всеохватывающая сила обнимала и обволакивала, даря заряд энергии и безмятежного покоя. А потом вдруг возник город - осколок древней столицы, и Греендольд проснулся в собственной постели в высоком каменном здании. И что необычно: это не удивило никого - ни соседей, ни Тервольда, ни самого баннерета. Словно Бридгост и в самом деле стоял здесь уже несколько веков, даже дорог торить не пришлось.
- Кусок памяти словно стёрли и написали поверх заново, но уже другое, - как признался сам Греендольд, - весьма правдоподобное и укладывающееся в рамки.
Творение шло неосознанно и 'впотьмах', гармонично вписываясь в окружающие реалии.
- От того-то всё и вышло таким приземлённым и зависимым, - вздохнул помолодевший баннерет. - Потому что я подстраивался и мнил себя простым мелкопоместным землевладельцем.... Забыл, видимо, что дружба с Эридайном меняет бесповоротно. Или кто-то заставил забыть...
Вещал Тарквинстейн вроде бы недолго, рассказывал так - по верхам, но я успел почувствовать ухудшение состояния - боли хоть и не было, но кровотечения никто не унимал, и подо мной уже успела скопиться изрядная буро-красная лужа, от которой потянулись тоненькие тягучие ручейки. Перед глазами всё плыло, а голос баннерета то пропадал, то появлялся вновь.
- Ох, господин маркграф! - Вдруг воскликнул Греендольд, вероятно заметив моё состояние. - Прошу извинить меня - увлёкся воспоминаниями и сладостью момента возрождения. Но, прежде чем отпустить вас, я всё же хотел бы позаимствовать вашего оруженосца. Вы ведь не будете против?
- Брода? - Удивлённо прохрипел я, на некоторое время выныривая из пограничного состояния. - Но он же...
- Весьма преданный, чистосердечный и крепкий здоровьем молодой человек, - подхватил баннерет. - Несмотря на страшные раны, он всё ещё жив! Да, ему осталось недолго - несколько ударов сердца, но он держится в том мире благодаря ответственности и преданности вам. Те раны, что он принял, он принял за вас. Ну так что, вы согласны, чтобы он был рядом со мной на заре нового творения?
- Вопрос излишен, ваша.... милость. - Чуть ли не на последнем издыхании выдавил я, чувствуя, как потихоньку заваливаюсь куда-то вбок. - Конечно... я согласен. Очень... надеюсь, что ему здесь... будет лучше.
- Благодарю, - тепло отозвался Греендольд. - Я буду вам обязан. Хочется, чтобы рядом был настоящий человек и помощник. А дел нам предвидится много...
Только когда баннерет подошёл ближе и склонился над чем-то, я понял, что застывшие во множестве тут и там большие мутно-прозрачные тёмные пятна не были плодом воображения моего затуманенного разума. Одно из таких пятен как раз находилось рядом со мной, будто распластанное по брусчатке мостовой.
Греендольд поспешно протянул руку, что-то отрывисто произнёс, и вот пятно преобразовалось в пронзённого стрелами и залитого кровью моего оруженосца. Баннерет тут же обломал древки, вытащил засевшие в теле Брода наконечники и, приложив к страшным ранам руки, стал быстро-быстро нашёптывать нечто такое, от чего шевельнулись даже свалявшиеся у меня под шлемом волосы. Последнее, что я увидел, пока круговерть из ярких пятен и чёрных закрученных полос не накрыла меня, это медленно поднимающийся на ноги Брод - с белым лицом-маской и медленно затягивающейся зияющей на горле раной.
- Простите меня, ваша светлость, - донёсся до меня знакомый, но какой-то приглушённый и безэмоциональный голос, - что подвёл вас и не смог защитить...
- Эриссия позаботится о вас, я ей наказал. Она прирождённая целительница. - Уловил я на грани сознания. - Вы и ваши люди - всегда желанные гости...
Гости? Хм, а как это мы станем гостями? А про Эрисиию - это хорошо... В смысле, что целительница. Да, ей доверюсь целить... Тьфу ты! Лечить... Или что там...
А за Брода я рад, в самом деле. Искренне рад. Не век же ему... Камень... Девять, восемь, семь... Кровь льётся... Руку ломит... Красиво...
И всё, дальше - уютная, знакомая, приятная тьма без суеты и видений. Всегда бы так.