Аннотация: ... всякий раз отплясывая на своей колокольне, я не очень-то и рассчитываю на то, что сей пляс заинтригует каких-либо, хотя бы случайных, наблюдателей, и уж вовсе не надеясь привлечь внимание других "канатных плясунов", и без того чересчур сосредоточенных на своём танце, жесте или голосе. Тем не менее, в этот рой голосов, в этот гул я безо всяких надежд включаю своё повествование, своё срывающееся на крик бормотание, вознамерившись донести лишь одно своё желание - удержаться в жёстких рамках формы, забыть содержание, уничтожить денотат, уйти в игру означающих, лишённых означаемых. Это безнадёжная мечта, совершенная утопия (поскольку у слов без значения действительно нет никакого места, они срываются в воздух, в космос, исчезая без следа и сожаления) ...
Однажды, когда у госпожи д'Эпарбе было свидание с Людовиком XV,
король сказал ей:
- Ты жила со всеми моими подданными.
- Ах, государь!..
- Ты спала с герцогом Шуазелем.
- Но он так влиятелен!
- С маршалом Ришелье.
- Но он так остроумен!
- С Монвилем.
- У него такие красивые ноги!
- В добрый час!.. Ну, а герцог д'Омон?
У него-то ведь нет ни одного из этих достоинств?
- Ах, государь, он так предан вашему величеству!
(Шамфор. Характеры и анекдоты)
Всё-таки, насколько раньше юмор был тоньше и изящнее ...
По темной улице идут два алкоголика, трезвые [очень важное замечание].
Идут, и чтоб как то отвлечься от не решаемой проблемы,
рассуждают на отвлеченную тему: "Каким должно быть искусство?"
После ряда сентенций морально-этического характера, паразитических по своему происхождению,
потому как мысль все время сворачивает в другую нежелательную сейчас сторону
("искусство можно пить только с чистой совестью, холодной головой и горячим сердцем",
т.е. "из всех искусств для нас важнейшим является искусство пить!" и т.д.),
в дискуссию неожиданно радикально подключаются пятеро громил
(у них просто чесались руки / что взять то с проспиртованных доходяг-философов).
К консенсусу пришли довольно быстро, с первой кровью.
Оставшись наедине друг с другом, трезвые алкоголики, теперь уже для того чтоб отвлечься
от боли физической приплюсованной к боли духовной, углубляют дискурс,
концентрируя внимание на внешнем образе *творящего*.
Довольно долгое обсуждение, и спор заканчивается следующим вымученным выводом, сиречь согласием по одному аспекту:
радикальное искусство должно быть обязательно *без рук*.
Хотели было лишить его ног, но передумали,
все-таки *придти* к какому-то действенному результату искусству необходимо.
Утомлённые, но довольные (как-никак, определённый результат налицо),
они закрывают "пленум", решив продолжить обсуждение темы в дальнейшем,
на свежую, победившую жажду голову;
сворачивают с проспекта, вдоль которого шли последние минут 10, и,
не успев после оного разворота и шагу сделать,
видят на боковой стене кинотеатра шикарную вывеску-растяжку:
Руки прочь !
- "Удивительное однако созвучие с космосом предчувствия",
- одновременно сказали они друг другу, не озвучив вслух постигнувшее чувство,
а вслух в унисон изрекли, выдохнув катарсисом удовлетворения:
- " Бля ..."
***
Радик Сотворян, редактор вечернего издания "Происшествия" бегло правил текст.
Глаза и уши его на 80 процентов следили за буйствами событий на огромном экране за стеклом,в редакционном *чистилище*,
где верстали свой материал его желтоватые со-творцы.
Из оставшихся 20 процентов его внимания, четверть приходилась на младшего сотрудника Эдварда Нежинского,
автора рубрики на последней 16-й странице: "что нового в Искусстве".
Так как в искусстве решительно ничего не происходило,
в качестве провокаторов *искусственного* действа набили оскомину всем.
- Когда, наконец, ты их похоронишь, своих доходяг? ... может ... их командировать в гущу событий?
Вот к Леночке Прохоровой, к примеру, к Медведям на завтрак.
Бери с нее пример, что не репортаж, то пожарище!
- ... ммм ... может все-таки интерактивная трибуна, с коей я мог бы вести свою оправдательную речь -
мягко начал Эдечка, намекая на лозунг с руками - *без рук*.
- Ты, козел изнеженный, не видишь разницы в акценте!
Твои ручонки *венеры милосской* загибаюцца для собственных анано-философских извращений.
Ты пойми, одно дело - мамочка орет на сына - руки оторву, если еще раз возьмешь сигареты у папки;
другое дело, когда мамки плачут над своими дитятями с оторванными руками и ногами,
жертвами шахидки на площади Искусств.
Что найдет многотысячного читателя?
- ... а что мы найдем на этой площади, растягивая такие радикальные лозунги?
Это же диктант, Радик Касторянович!
Из кабинета он вышел, быстрее обычного, можно сказать вылетел.
Крылья опалившегося мотылька принесли его к рабочему столу, минуя привычную капельницу.
Некоторое время он с какой-то надеждой смотрел на состряпанный утром текст.
Там еще жила прекрасная нимфа, с твердыми сосками на розовых округлых грудях,вздрагивающих от его взгляда.
... музыка женского тела ... мой бог ... нет ничего слаще для моих глаз ...
ноты эти я играю непослушными дрожащими пальцами ... как нежный ноктюрн,
еле слышный, пролетающий по клавишам любимого тела ...
пробегают они по волосам, по изгибу шеи к плечу,
и ... дальше чуть остановившись на замочках ключицы к груди ...
соски твердеют в пальцах как верхний до-диез ...
и дальше музыка начинает захлебываться звуками
или это сердце барабанит не в такт, или бестактно играть эту музыку мимо нот на зрителя ...
или глаза закрываются от экстаза и дальше я вижу только пальцами ... и всем свои телом ...
и всем своим нутром, надрываюсь,
как хор мальчиков над оркестровой ямой орет свой апофеоз триумфа ...
Руки непроизвольно потянулись к мечте, но твердость решения их безжалостно отрубила.
***
С протезами жить стало не легче, но надежнее. Металлические пальцы, конечно, не такие шустрые, но, запрограммированные под нужды потребности масс, нужные клавиши находят быстро и снаровисто. Эдечкина интеллектуальная деятельность как и раньше в основном кружит вокруг телевизора в поисках в событийном чего-нить *искусственного*. Он упоённо (ну, как "упоённо"... - чай, только чай...))) всматривается в детективные сериалы изредка разбавляясь каким-то мелодраматичным пойлом, хотя фантом бывших рук, постоянно тянувшихся к капельнице, и еще к чему-то упоительному ... (к чему? ... нет, не вспомнить ...) болезненно тревожит, напоминая нежность прикосновения к чему-то *высокому*, к какой-то ускользающей красоте ... но пара щелчков в настройке и призраки исчезают.
Ну, и, конечно, он убеждает себя в том, что занимается серьёзным социолого-культурологическим "анализом"; вот только выводы из своих "исследований" сделать никак не может - мозги после 10 минут просмотра разжижаются в мыслестойкий кисель, которого хватает только на то, чтобы поддерживать стойкость взгляда-вгляда в ящик.
И только во сне, сбегая по лестнице в лабиринты подсознания, память, как будто спотыкаясь о протянутую леску подСказки, падает в глубины прошлого забытого космоса, чтоб удовлетворить там свою жажду. Но, оттуда, из космоса, обозревая свое обленившееся тело, голова констатирует (делает вывод) - деградация, отрафированное воображение, ползучесть (расползаемость) энергии, мягкотелость направленности, и пр. /// диагоноз многословен, вероятно от лени и силы воли констратировать одним сильным выражением // как было прежде ...
Вся надежда на то, что не прочтут до конца, и.. . как-нить замнем, ... а нет ... - затопчем ...
ноги все-таки еще, слава создателям, остались (!)
Но ... и новые руки все-таки спасают, стоит только их пустить на клаву, они ее удовлетворяют.
И Его Величество, Радика Касторяновича, тоже.
Хитрая голова правда подсунула им давно прописавшихся здесь, на этих страницах, философов,
с обоснованием, что мол именно по их протекции протезы приняты в *дело* в замен ... уж не помню чего,
но благодаря чему и живут в обрубках нового, всем понятного.
Вот как этот:
С утра (понимающие люди понимающе ухмыльнулись)
двое товарищей возвращалось с некоего мероприятия,
цель коего не отложилась ни в их памяти,
ни в памяти других присутствовавших на оном.
После_праздничная усталость тоскливо ломила молодые организмы наших героев.
Они взошли в троллейбус.
Надобно, пожалуй, заметить, что выглядели они не очень добро:
один, тонкий и высокий, в полупальто, ссутулившийся, с задумавшимся лицом,
другой - пухлый, с очень уголовной физиономией,
в некоем спортивно-джинсовом одеянии ...
Внутри душ их висела пустота, а вокруг топтались обыватели ...
И тут - звонок. Мобильный.
Мобильный извлекается из кармана пальто.
Диалог:
(мрачно) - Да!
- слушай, я тут в GTA играю ...
(устало) - Ну!
- Ты ведь играл, да?
- Ну!
- Я тут с Оракулом в дружбе был, но вроде он мне не нужен ...
- Ну!
- Может, его убрать стоит, ты ж играл, не подскажешь?
(очень мрачно, негромко, но так, что слышно на весь троллейбус)