|
|
||
А.И. Историки до сих пор спорят - был ли Павел I сумасшедшим или его чрезмерная вспыльчивость и несдержанность объясняются наследственностью и неправильным воспитанием. Перечитывая записки современников Павла Петровича, а также труды историков, среди сотен сплетен и откровенной лжи, трудно выделить реальность, однако, большинство обвинений против государя Российской Империи рассыпаются в пыль, стоит копнуть чуть глубже. Даже "индийский поход", давший заговорщикам прекрасную возможность пустить по Петербургу волну слухов о сумасшествии императора, был продуманной военной кампанией. Здесь Павла I подвела лишь поспешность. Если б он дождался решения генералов, если б он дождался войск Бонапарта, возможно, его перестали считать умалишенным. Здесь, конечно, были и другие факторы. От императора скрывали бедственное положение войска, направленного в поход, докладывая Его Величеству, что у донских казаков хватает и провизии, и вооружения. Англичане, лишившиеся выгодной торговли. Дворяне, имевшие с этой торговли отличную прибыль... Если бы... Если бы... Павла любили только солдаты... Ее Императорское Величество Мария Феодоровна не имела отношения к заговору против мужа, но вина Александра - молчаливо согласившегося на переворот, трусливо полагавшего, что отцу сохранят жизнь, вполне доказана. Какую роль в убийстве Павла I играл великий князь Константин до сих пор не известно, однако, полагают, что он знал о заговоре. А между тем, историки неохотно признаются, что если бы Павла не убили, он стал спасителем России... |
Жданова Марина Сергеевна Обмануть судьбу, обойти смерть
'Родившийся между 15 сентября и 13 октября бывает частию флегматик, мужественного нрава, имеет великой лоб и широкие брови... Скор к гневу, но скоро и отходит. Охотно слышит о себе похвалы, смирен, но бывает злопамятен. Смерть ему последует от злой женщины. И если благополучно переживет 42-й год, то будет жить до 99 лет'.Астрологический прогноз.
Глава 1 Слухи, которые оправдались
Все разговоры, описанные в данной главе, происходили на самом деле. Отчасти выдуманным является только диалог с Гагариной.
В семь часов утра седьмого марта 1801 года в комнату Его Величества в Михайловском дворце постучали. Павел Петрович придирчиво одернул камзол; отражение в зеркале повторило его движение и замерло. Сорокасемилетний самодержец выглядел неплохо - стройный, подтянутый, с большими широко открытыми серыми глазами. Он был похож на своего отца - такой же курносый, с маленьким подбородком и резкими движениями. - Войдите. Чеканя шаг, в комнату вошел комендант Петербурга, полицмейстер Петр Алексеевич фон дер Пален. Он остановился в центре ковра, щелкнул каблуками и наклонил голову. Настало время утреннего доклада. По традиции Петр Алексеевич должен был представить императору подробный отчет о событиях в городе, о настроении народа, о нарушении установленного порядка, а также мерах, принятых для предупреждения волнений, но сегодня Павел был не в настроении. Он решил раз и навсегда выяснить то, слухи о чем ходили по дворцу уже несколько месяцев. - Господин фон Пален, вы были здесь в 1762 году? - спросил император. Комендант, немец по происхождению, был высоким и статным мужчиной с большим носом и умными глазами. Коротко кивнув, он ответил: - Да, Ваше Величество. Такое начало разговора не предвещало ничего хорошего, потому, что упоминание злосчастного 62-го года, когда к власти пришла покойная ныне Екатерина, было одновременно и датой смерти предыдущего императора - Петра 3, любимого и почитаемого батюшки Павла Петровича. - Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни? Пален не понял, в какую сторону клонит император, поэтому медленно, тщательно подбирая слова, произнес: - Ваше Величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом. В то время я был очень молод и служил в низших офицерских чинах в Конном полку и до последнего момента не подозревал что происходит. Но почему, Ваше Величество, вы задаете мне подобный вопрос? Павел, не удовлетворенный ответом полицмейстера, резко ответил: - Почему? Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год. Пален вздрогнул, но нужный ответ тут же нашелся; собственно, этот ответ был готов уже давно и только дожидался своего времени. - Да, Ваше Величество. Хотят! Я знаю это и сам участвую в заговоре. Павел побледнел. - Что вы такое говорите? - Сущую правду, Ваше Величество! Я должен был сделать вид, что участвую в заговоре. Но участвую только ввиду моей должности, ибо как иначе я мог бы узнать планы предателей? Я вынужден притворяться, что хочу способствовать их замыслам, но не беспокойтесь! Вам нечего бояться. Все нити заговора в моих руках. Павел разжал кулаки и тихо выдохнул, а Пален, видя, что гроза миновала, поспешил совершенно успокоить императора. - Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский; он ненавидел русских, презирал их, удалял от себя, а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью; он не был коронован, а вы коронованы; он ожесточил против себя гвардию, а вам она предана. Он преследовал духовенство, а вы почитаете его; - комендант перевел дух, - в его время в Петербурге не было никакой полиции, а сейчас она усовершенствована так, что не делается ни шага, без моего ведома. Каковы бы ни были намерения императрицы, она не обладает ни гениальностью, ни умом вашей матери; у нее двадцатилетние дети, а в 1762 году вам было только семь лет. Последний аргумент, собственно, таковым не являлся, но Петр Алексеевич решил провести все возможные параллели, чтобы доказать императору абсурдность его подозрений. И не важно, что в это смысле он противоречил сам себе, утверждая, что заговор есть и то, что его быть не может. Павел Петрович, ошеломленный прямотой полицмейстера, должен был проглотить все, что услышал, ведь приговоренный к смерти до самого последнего мгновения верит в помилование, даже если знает, что оно не настоящее. - Все это верно, - сказал Павел. - Но, конечно, не надо дремать. - Его Императорское Величество задумчиво посмотрел на коменданта. - Надо полагать, у вас есть список всех, кто замешан в этом деле? Пален щелкнул каблуками. - Никак нет, Ваше Величество. Я не знал, что он вам потребуется, но если хотите, я перечислю всех, кто хочет вашей..., - комендант Петербурга многозначительно покашлял. - К моему великому сожалению, главными действующими лицами являются близкие вам люди. - Насколько близкие? - Ее Императорское Величество Мария Феодоровна, а также великие князья Александр и Константин. Павел кивнул. - Я так и думал. - Он сел за письменный стол, достал бумагу и что-то быстро написал. Потом поставил личную печать и передал указ полицмейстеру. - Вы отлично делаете свою работу, продолжайте и дальше информировать меня об их планах, а написанное мной осуществите, как только возникнет такая необходимость. Петр Алексеевич поклонился и вышел. Его Величество тяжело вздохнул и достал еще одну бумагу. 'С получением сего вы должны явиться немедленно. Павел'. - Написал он. Запечатав конверт, император вызвал к себе личного камердинера. - Немедленно поезжай в Грузино, в Новгородскую губернию. Передашь это лично в руки генералу Аракчееву. Понял?
* * *
Несмотря на раннее утро, все обитатели Михайловского дворца давно проснулись и ожидали, когда император отправится на утренний смотр войск. Но сегодня Его Величество нарушил собственный порядок. Спустившись по тайной лестнице, находящейся между его комнатой и библиотекой, он оказался в нижних антресолях, где жила княгиня Анна Петровна Гагарина - молодая, красивая фрейлина. Анна Петровна еще не проснулась, но Павел не сердился. Он улыбнулся, видя, как разметались во сне волосы любимой женщины. Тихо сел на кровать и накрыл ладонью белую руку. Гагарина вздрогнула, открыла глаза и улыбнулась. - Ваше Величество! - Как спала, Аннушка? - Чудесно! - молодая женщина повернулась на бок и подперла рукой светловолосую голову. - А вы, мой повелитель? Павел наклонился и поцеловал Гагарину в висок. - Меня хотят убить. Анна Петровна, привыкшая к чрезмерной подозрительности императора, тихо вздохнула и села. Одеяло сползло с ее груди, открывая шелковые воланы ночной рубашки. - На сей раз все серьезно, - Павел лег, положив голову на колени княгине. - Я говорил с Паленом. - Ах, Ваше Величество! Если уж Петр Алексеевич знает, вам нечего опасаться! - Он сказал мне то же самое. Гагарина лукаво посмотрела на лежащего Павла. - Павлуша, какой же ты у меня! - Какой? Вместо ответа Анна наклонилась и нежно поцеловала императора в губы. Павел ответил на ласку, но потом отстранился. - Ты, Аннушка, не понимаешь, какого человека целуешь! В моих руках сосредоточены все рычаги управления империей. Только представь! Я как центр, от которого во все стороны разбегаются лучи - по моему приказу строятся города, начинаются войны, и все подчинено мне - от связей с иностранными державами, до одежды гвардейцев! И меня, императора, хотят убить! Гагарина снова наклонилась и заглянула в серые глаза Павла Петровича. - А ты не давайся. - Я и не даюсь. Полчаса назад я запер дверь между моими покоями и комнатами Марии Феодоровны. Она не подкрадется с кинжалом, когда я буду спать. Господину полицмейстеру я передал указ о домашнем аресте великих князей. Он использует его, как только возникнет такая необходимость. Молодая княгиня покачала головой. - Неужели вы действительно думаете, что Александр Павлович сможет причинить вам вред? Зачем вы запираете своих детей в комнатах? Император ничего не сказал, но Анна Петровна и не ждала ответа, она нежно гладила Павла по щеке. - Не переживай, Павлуша! Не зря ты строил этот дворец, Архангел Михаил защитит тебя, я помолюсь об этом. Император поцеловал руку своей возлюбленной, поднялся с постели и вышел.
* * *
Великий князь Александр Павлович, которому в декабре исполнилось двадцать три года, казался коменданту Петербурга не слишком решительным, но податливым на уговоры, поэтому фон Пален снова пришел в комнату наследника престола, чтобы поговорить. - Дело идет о регентстве, - в который раз объяснял он будущему императору. - Ведь управлял же Великобританией принц Уэльский, когда заболел Георг III, ведь было же регентство в Дании при Христиане VII. Россия гибнет, ибо государь заболел душевно. - Что вы такое говорите! - Александр Павлович поднялся с кресла и прошелся по комнате. - Неужели и вы верите слухам? Мой отец здоров. Да, он несколько несдержан и вспыльчив, но он не сумасшедший! Пален успокаивающе поднял ладони в верх, показывая, что готов встать на сторону Александра. - Но тогда как вы объясните 'индийский поход'? Он отправил на верную гибель 22 тысячи донских казаков! И это при том, что им катастрофически не хватает провизии, а снаряжение солдат можно назвать таковым только при большом воображении. Александр был согласен с полицмейстером. Этот поход действительно казался безумием. Непонятный союз его отца, вечного противника Франции, с Бонапартом, поспешные сборы и столь же поспешное выступление в Индию, все это заставляло великого князя задуматься о судьбе империи, но всего этого было явно недостаточно, чтобы считать Его Величество умалишенным. - Мой отец не сумасшедший. Петр Алексеевич подождал, пока Александр вновь сядет, и продолжил. - Если бы вы согласились на переворот, то смогли бы вернуть войска, пока они не продвинулись слишком далеко. Вы бы смогли спасти Россию. Смогли бы спасти свою семью, да, в конце концов, и себя самого! Александр вздрогнул. - От чего спасти? Пален достал из подкладки камзола небольшой лист, сложенный пополам. - Прочтите это, ваше высочество. Александр пробежал глазами по строчкам и побледнел. - Это указ о домашнем аресте. - Пален выжидательно смотрел на наследника престола, но тот замер, не в силах выговорить ни слова. - Сегодня вместо того, чтобы выслушать мой утренний доклад, император начал расспрашивать меня о заговоре. Но вы же знаете, что никакого заговора нет! Павел Петрович разозлился, даже разбил тарелку, и закричал, чтобы я немедленно отослал из дворца в какой-нибудь глухой монастырь вашу маменьку и супругу, а также супругу Константина Павловича; а вас с братом запер в тюрьме. - Петр Алексеевич покашлял. - Я постарался его успокоить, но он все равно кричал, что посадит своих сыновей в башню, а на трон возведет племянника Евгения Вюртембергского. Александр Павлович побледнел. - Неужели вы все оставите как есть? Неужели допустите, чтобы он сломал жизнь вам, вашему брату, великой императрице? Неужели хотите, чтобы ваша супруга, очаровательная, юная Елизавета Алексеевна закончила жизнь в монастыре? - С последними словами Пален поднялся со стула. - Я предлагаю решительные меры, ваше высочество. Александр растерянно смотрел на печать отца под указом о домашнем аресте. С одной стороны он не мог допустить, чтобы император отправил его мать и супругу в монастырь, но с другой стороны, если он согласится участвовать в заговоре, не повториться ли история с его дедом - императором Петром III? На одной чаше весов лежали жизни его матери и супруги, а также брата, его жены и целой России, а на другой - жизнь отца. - Дайте слово, - глухо сказал Александр Павлович, - что не станете причинять императору никакого вреда. Пален поклонился. - Клянусь вам! - Теперь руки главного полицмейстера были развязаны. - Все будет сделано прямо завтра. - Нет, - великий князь серьезно посмотрел на коменданта, - не завтра. Одиннадцатого. В тот день дежурным будет третий батальон Семеновского полка. Мои люди.
* * *
Вечером Павел Петрович позвал к себе двух самых близких людей - графа Ивана Павловича Кутайсова и князя Александра Борисовича Куракина. Кутайсов, бывший пленник турок, был любимцем императора. Высокий, молодой, полный, с беспечной улыбкой на лице, он был грубияном, задирой и нахалом, однако, что-то в нем привлекало Павла Петровича. Император поручил Ивану прием прошений и жалоб, а также первичный отбор более важных дел, решение которых не представлялось возможным без личного вмешательства государя. Павел не знал, что Кутайсов пользуется его дружбой в целях удовлетворения собственных желаний, то есть, берет взятки, потому что этот завсегдатай шумных вечеров ни разу не попался. К тому же, он был единственным в окружении Его Величества, кто не стеснялся говорить правду, глядя в глаза. Александр Борисович был полной противоположностью графа. На два года старше императора и почти на двадцать лет старше Кутайсова, он знал императора с самого детства и всегда участвовал во всех предприятиях Павла Петровича, который искренне называл его лучшим другом. Глаза князя были добрыми, а глуповатое выражение, изредка появлявшееся на лице, ничуть не портило общего приятного впечатления от общения с этим человеком. Император знал, что Александр Борисович всегда поддержит его, хотя умного совета не даст в силу отсутствия к оному природных способностей. При дворе должность князя звучала как 'вице-канцлер', но, несмотря на громкое название, в обязанности Кутайсова входил лишь разбор бумаг императора. - Как ты думаешь, Иван, - обратился Павел к Кутайсову, - кто бы пошел против меня? - Англия, - не задумываясь ответил тот. - Я не про это. Кто в нашей стране хотел бы, чтоб меня не стало? В комнате повисло тяжелое молчание. - К чему такие мысли, Ваше Величество? Неужели заговор? Император кивнул. - Моя смерть ходит рядом, и если я не поостерегусь, боюсь, не доживу до следующего дня рождения. - Вы всегда так говорите, - Куракин вальяжно развалился в кресле, закинул ногу за ногу и закурил. - Но все же. - Павел Петрович хотел услышать ответ на свой вопрос. Кутайсов помолчал, потом, вздохнул. - Если рассуждать здраво, то, конечно, дворянство. Вы, Ваше Величество, совершенно о нем не подумали, когда порвали всяческие отношения с Англией; а англичане, между прочим, снабжали нас мануфактурой в обмен на сало, пеньку, лен, да мачты. На этом дворяне и наживались, а вы им кислород перекрыли. Павел кивнул. - Кому еще? Солдатам? - Ни в коем случае, Ваше Величество! - Иван Павлович вынул изо рта трубку и засмеялся. - На гвардию вы можете положиться. Только солдаты, пожалуй, вас и любят. Вы ведь для них столько сделали - и форму новую справили, и облегчение к уставу сделали, и наказания попридержали, и питание улучшили! Чего же вам гвардии бояться? Они - ваша опора и поддержка. А вот крестьяне, даже если и есть им, за что вас хвалить, не союзники. Слабые они, да глупые, только скажи слово - вмиг все с ног на голову поставят. - Стало быть, дворян бояться надо? И это после того, что я для них сделал? - А что вы сделали, Павел Петрович? - Кутайсов лукаво посмотрел на князя. - А ну, Саша, скажи императору! Вице-канцлер покраснел. - После того, как вы отменили жалованную грамоту покойной Екатерины, вы должны понимать, что дворянство в союзники не годится. А на добрые дела и на справедливость никто и не смотрит. Все только плохое запоминают. Сколько бы добра в мире не делалось, люди счет ведут лишь горестям, да несправедливостям. Оттого и счастливы быть не могут. - Вот и я про то же! - Иван Павлович поднял указательный палец. - А крестьяне слишком наивны, чтобы объяснить им что-либо. Тут нужна железная рука - как сказал, так и делать должно. Вспомните хотя бы Пугачева. Пошел за ним народ! И за вами пойдет, только будьте убедительны в своих щедротах. Император кивнул. - Значит, дворяне. Значит, ближайшее окружение. Значит, всюду опасность.
Глава 2 Нарушение установленного порядка
В этой главе начинаются первые расхождения с реальностью. Разговор Саблуков и адъютанта описан в записках, 11 марта 1801 года приказом великого князя Константина Павловича он был назначен дежурным по полку. Ужин у императора в нашей истории оказался последним. Сцена, где Павел пьет за исполнение желаний Александра, описана во многих источниках, но историки полагают, что она, скорее всего, является выдумкой. Ивану Павловичу Кутайсову действительно передали записку с перечнем заговорщиков и подробным планом их действий, только вот нашли ее много позже убийства императора.
11 марта 1801 года эскадрон конногвардейцев Измайловского полка, которым командовал полковник Николай Александрович Саблуков, должен был нести караул в Михайловском замке. Как и положено, в десять часов утра, он вывел людей на плац-парад. Дисциплина в эскадроне Николая Александровича была железная, и дело вовсе не в том, что Саблуков как-то особенно строго обращался с солдатами, а в том, что гвардейцы относились друг к другу с уважением и старались не подводить своего командира, который, в свою очередь, всегда стоял на стороне справедливости. Поэтому и службу в его эскадроне нести было легче, чем, например, у генерала Уварова, который за малейшую провинность нещадно бил своих подчиненных. Гвардейцы одетые в парадную форму, сидя на вышколенных лошадях, совершали построение. Саблуков, отличавшийся огромным ростом, возвышался над ними на пегом жеребце. Николай Александрович строго следил за порядком прохождения смены караула. - Адъютант Ушаков. Разрешите обратиться! Полковник обернулся. К нему подошел невысокий мужчина в гвардейской форме. - В чем дело? - По приказанию великого князя Константина Павловича, сегодня вы назначены дежурным по полку. Вот письменный указ. Молодой гладко выбритый сероглазый адъютант протянул Саблукову бумагу. Полковник спешился, прочитал написанное и посмотрел на подпись и печать. - Но этого не может быть! На полковника, эскадрон которого стоит в карауле никогда не возлагается никаких иных обязанностей. Великий князь прекрасно это знает! - Саблуков протянул бумагу адъютанту. - Я вынужден обратиться к вышестоящему начальству. Ушаков щелкнул каблуками. - Десять минут назад я получил указания лично от Константина Павловича. Полковник оглянулся в поисках Александра или его брата, но великих князей на плацу не было, хотя обычно, кто-то из них обязательно присутствовал на утреннем разводе. - Это совершенно противно служебным правилам! - Но вы не можете игнорировать указание его высочества! - Не могу, - согласился полковник. - Караул! На пле-чо! Подчиняясь командам, которые отдал Николай Александрович, ровные ряды гвардейцев дрогнули, развернулись и направились к дворцу. - Ушаков, надеюсь, вы помните свои обязанности. - Саблуков посмотрел на адъютанта. - Я, конечно, вернусь в казармы, чтобы исполнить обязанности дежурного по полку, но вы не забывайте, зачем здесь находитесь.
* * *
За вечерним столом Его Величества собралось двадцать человек. Среди приглашенных были только близкие и особо приближенные к императору люди - оба старших сына - Александр и Константин, их супруги; лучшие друзья и надежные советники Его Величества: Кутайсов Иван Павлович и Куракин Александр Борисович, военный комендант Петербурга Петр Алексеевич фон Пален, Петр Христофорович Обольянинов, Федор Васильевич Ростопчин и другие важные и дорогие сердцу императора люди. По левую руку от него сидела Анна Петровна Гагарина. Место августейшей супруги императора Марии Феодоровны пустовало, Императрица, сославшись на головную боль, осталась в своей комнате. Император сидел во главе стола и непринужденно беседовал с сидящим по левую руку сыном Константином. Этот молодой человек совершенно не походил ни на отца, ни на брата Александра. Высокий лоб и голубые чуть раскосые глаза достались ему от матери, а чувственная линия губ - от бабушки по материнской линии. Константин Павлович доказывал отцу необходимость постройки нового дома, где он мог бы жить со своей молодой женой. Павел смеялся и находил все новые и новые доводы, чтобы оставить сына в Михайловском дворце. - Обратите внимание, Ваше Величество, - сказал Кутайсов, прерывая шуточный спор, грозивший перерасти в ссору. - Сервиз просто великолепен! Вся посуда, от больших блюд с закусками, тарелок и соусниц, до ложек с фарфоровыми ручками, были расписаны видами Михайловского. - Какая прелесть! Павел, приглядевшись к приборам, поднес одну из тарелок к губам и поцеловал. - Архангел не оставит нас! Я построил это дворец в честь Архангела Михаила, построил церковь и знаю, что мой покровитель приложит все силы, чтобы оградить меня от всех бед, - с этими словами Павел Петрович подмигнул фон Палену и посмотрел на старшего сына, который за весь ужин не проронил ни слова. - А почему вы такой невеселый? Что с вами сегодня? - спросил он Александра. - Я чувствую себя не совсем хорошо, - тихо ответил великий князь. - Ну, так посоветуйтесь с доктором. И берегите себя. Всегда нужно останавливать недомогание с самого начала, чтобы помешать ему превратиться в серьезную болезнь Александр, не поднимая глаз от стола и тарелок, кивнул. - Тогда выпьем за ваше здоровье! Слуги наполнили гостям бокалы и император, подняв хрустальный фужер с позолоченным орлом, произнес: - За ваше здоровье! И исполнение всех ваших желаний! - Павел осушил бокал. Александр Павлович побледнел. Жить императору оставалось чуть больше шести часов.
* * *
После ужина, когда Павел Петрович и большинство присутствовавших за столом разошлись по своим делам, Кутайсову, который выехал на конную прогулку, доложили о просителе. - Ваша светлость! - К Ивану Павловичу подошел старик в рваном кафтане. Надо сказать, что к графу часто приходили простые люди. Иван Павлович, вследствие своей близости к императору, мог решить немало вопросов; через его руки, а еще точнее, карман, проходило много посетителей. Часть дел до Павла так и не доходили, но все, что граф считал возможным представить императору, решалось с молниеносной быстротой. Сам Павел Петрович знал, что его любимец берет на себя ответственность в принятии просителей и первичном рассмотрении их дел, но никогда бы не подумал, что граф пренебрегает элементарной порядочностью, беря за свои 'услуги' немалую плату. Старик шмыгнул носом и протянул Кутайсову конверт. - Вот, ваша светлость. Решить бы. Поскорее бы. Вторая рука просителя полезла в карман и вытащила рублевую бумажку. Кутайсов спешился и оглянулся. Во дворе никого не было. Иван Павлович взял конверт и положил его в левый карман, а в правый - рубль. Если кто-нибудь будет интересоваться содержимым его карманов, никогда не сможет доказать, что деньги и конверт как-то связаны. Веря в такую нехитрую логику, граф махнул старичку рукой. - Я займусь, ты не беспокойся. Иди себе с миром. Крестьянин залепетал слова благодарности. - Только не забудьте, ваша светлость. Дело уж очень срочное. Кутайсов кивнул. Через полчаса нужно было идти к императору, который, уходя к себе, изъявил желание его видеть.
* * *
Чтобы предстать перед Павлом Петровичем, Кутайсов переоделся. Малиновый был любимым цветом фаворитки императора фрейлины Гагариной, поэтому, чтобы поднять Его Величеству настроение, Иван Павлович надел камзол именно этого цвета. Напоминание о юной Анне всегда приводило императора в хорошее расположение духа. После ужина, настроение Павла Петровича испортилось, и граф опасался, что недовольство государя может вылиться на него. - Войдите! - Павел Петрович хмуро посмотрел на Кутайсова. - Что это вы вырядились как павлин? - Ваше Величество! - Иван Павлович понял, что его хитрость не удалась, и решил сменить тактику. - Вы не поверите, какой забавный случай со мной произошел! Павел сверкнул глазами, но брови его слегка опустились, и скорбная складка на переносице стала чуть менее заметна. Граф мысленно перекрестился и продолжил: - Как только вы закончили трапезу, приходит ко мне старик и просит решить одно его дело. И, вы не поверите - протягивает мне рубль! - Рубль? Откуда у крестьянина рубль? - Вот и я о том же! Видно, дело свое считает слишком важным. - А что за дело? Кутайсов посмотрел в потолок. - Не знаю, Ваше Величество. Не успел прочесть. - Ну, так принеси мне. Прочтем, за что мужик дал тебе рубль. Деньги вернешь обратно просителю. Иван Павлович удалился и вернулся с письмом. - Вот, Ваше Величество. - Ну, посмотрим, что за дело. - Император распечатал конверт и вытащил сложенный вчетверо лист. - Откуда у крестьянина такая бумага? Павел Петрович бегло просмотрел прошение, потом вернулся к верхней строчке письма. Брови его медленно поползли вверх. - Ничего не понимаю. - Павел медленно опустился на пол. Кутайсов обеспокоено подбежал к государю. - Вам плохо, Ваше Величество? Врача! - крикнул он. - Молчи, идиот! - Император поднялся. - Меня действительно хотят убить. Это список заговорщиков. Павел протянул Кутайсову записку и тот прочел: - 'Граф Пален, генерал Беннигсен Леонтий Леонтьевич, Платон Зубов, Николай Зубов, Валериан Зубов, генерал Талызин, генерал Депрерадович, Марин Сергей Николаевич, граф Уваров, Петр Волконский, Александр Голицын, великий князь Александр Павлович...'. - Ты ниже читай, - резко произнес государь. Кутайсов подчинился. Опустив длинный список лиц, в конце страницы он нашел три строчки, написанные крупными буквами: - 'Эти люди состоят в заговоре. Список лиц, которые сегодня ночью посягнут на вашу жизнь. Берегите себя, Ваше Величество, не дайте им себя убить. Не доверяйте никому, ибо мы не знаем, кто из ваших слуг перешел на их сторону'. - Иван Павлович остановился. - Тут подробный план их действий! - Как выглядел тот старик?! - вскричал Павел. - Ты что, не понимаешь, что это был совсем не нищий, раз заплатил тебе целый рубль! Кутайсов затрепетал. - Совершенно обыкновенный нищий, Ваше Величество. Бородатый, в шапке, рваная рубашка. - Лицо опиши! Хотя, зачем оно мне! Теперь уж все равно! Павел Петрович поднялся с пола и в волнении заходил по комнате. - Так. Срочно. Нужно посадить под домашний арест Александра и Константина и пусть вторично приведут их к присяге. Это поручи Обольянинову. Второе, найди мне Саблукова. Он единственный в гвардии, на кого я могу положиться. И еще. - Император остановился в центре комнаты и, сложив руки на груди, жалобно добавил: - Хорошо бы Аракчеев приехал.
Глава 3 Его Величество смертник
11 марта 1801 года. В восемь часов вечера, приняв рапорты от дежурных офицеров, Саблуков сдал рапорт Константину Павловичу. Его разговор с великими князьями описан в записках самого Саблукова. Аракчеева боялись даже заговорщики. Письмо, которое Павел I отослал Аракчееву, было прочитано Паленом, поэтому собрание у генерала Талызина было последним шансом совершить переворот. Напоив офицеров, Платон Зубов, Пален и Беннигсен убедили их в необходимости решительных действий. Проходя через Летний сад, колонна Платона Зубова встревожила ворон, но никто во дворце не увидел этого и заговорщики беспрепятственно проникли во дворец. Ворвавшись в спальню императора, которого разбудил шум, заговорщики убили Павла I. Относительно способа убийства у историков остаются немалые сомнения - одни говорит, что его задушили шарфом, другие, что ему проломили голову тяжелой шкатулкой. Итог один - Павел I умер. Александр Павлович не спал. Когда Пален сообщил Александру, что император мертв, упал в обморок, а потом долго плакал, сознавая, что виновен в смерти собственного отца.
В восемь часов вчера, приняв рапорты от дежурных офицеров пяти эскадронов, полковник Саблуков отправился в Михайловский замок, чтобы сдать рапорт шефу своего полка великому князю Константину Павловичу. Сани остановились перед большим подъездом, и к Николаю Александровичу подбежал камер-лакей Константина. - Вы куда? - спросил он, глядя на папку в руках полковника. - К Константину Павловичу. - Пожалуйста, не ходите, - припросил камер-лакей. - Ибо я тотчас должен донести об этом государю. - Не могу не пойти, - Саблуков одернул мундир. - Я дежурный полковник и должен явиться с рапортом к его высочеству; так и скажите государю. Лакей всплеснул руками и побежал к подъезду. Николай Александрович поднялся по лестнице на второй этаж и постучал в дверь великого князя. В проеме тотчас возник доверенный камердинер его высочества Рутковский. - Зачем вы пришли сюда? Саблуков выдохнул. - Вы, кажется, все здесь с ума сошли! - Он отодвинул камердинера, пошел в приемную и приказал открыть дверь в зал. Рутковский повиновался. Пока Саблуков отдавал Константину рапорт, в зал, то и дело оглядываясь, вошел Александр Павлович. - Хорошо, что вы здесь, Николай Александрович, - сказал он Саблукову. В этот же момент задняя дверь отворилась и в зал церемониальным шагом, вошел император. Он был одет в парадную форму, в сапогах и шпорах, со шляпой в одной руке и тростью в другой. - А, ты дежурный! - воскликнул Павел Петрович и учтиво кивнул головой. Полковник поклонился, а Его Величество строго посмотрел на старшего сына. Александр, которому положено было находиться в своих покоях, тотчас выше. Государь снова обратился к Саблукову. - Зайди после доклада ко мне. Бросив последний взгляд на Константина, который вытянулся по стойке 'смирно', Павел стремительно вышел. Как только за императором закрылась дверь и стихли шаги, в зале снова возник Александр Павлович. Константин указал на Николая Александровича и тихо сказал великому князю: - Ну, братец, что скажете вы о моих конногвардейцах? - Я говорил вам, что он не испугается! - Как? - удивился Александр. - Вы не боитесь императора? - Нет, ваше высочество, - Саблуков щелкнул каблуками. - Чего же мне бояться? Я дежурный, да еще вне очереди; я исполняю мою обязанность и не боюсь никого, кроме великого князя, и то потому, что он мой прямой начальник, точно так же, как мои солдаты не боятся его высочества, а боятся одного меня. - Так вы ничего не знаете? - спросил Александр Павлович. - Ничего, ваше высочество, кроме того, что я дежурный не в очередь. - Я так приказал, - сказал Константин. - Я приказал, чтобы сегодня дежурным были именно вы. - К тому же, - прервал его Александр, - с сегодняшнего вечера мы оба под арестом. - Под арестом? Великий князь кивнул. - Такова воля Его Величества. - Но почему? Александр Павлович пожал плечами: - Разве его разберешь? Сначала велел привести нас к присяге, а потом наложил домашний арест. Нам запрещено общаться с кем-либо, предварительно не оповестив об этом отца, - великий князь выдохнул. - Вы хорошо выполнили свою работу, надеюсь, император не будет срывать свое недовольство нами на вас. Можете идти. Саблуков покачал головой и отправился в покои Его Величества.
* * *
Веселье у генерала Талызина было в полном разгаре. Пьяные офицеры Преображенского и Семеновского полков пели песни, играли в кости и вообще вели себя вызывающе. Главным на этом празднике жизни, а точнее, смерти, был Пален. Полицмейстер выпил ровно столько, чтобы показать свое единение с остальными офицерами, но не опьянеть. В который раз он повторял основные положения плана, но его не слушали. Развязным тоном офицеры требовали все новой и новой выпивки. Петр Алексеевич как мог возбуждал в них стремление к деятельности. - Господа! - крикнул он. - Тост! Дождавшись, когда большая часть собравшихся посмотрит в его сторону, фон Пален громко произнес: - Сегодня на нашу долю выпала тяжелая, но почетная обязанность - избавить империю от зла! - В зале закричали. Петр Алексеевич поднял ладонь, призывая к тишине, и продолжил. - Завтра наступит новая эпоха! Наш император будет лишен возможности творить зло! Выпьем за это! Он поднес фужер к губам, а через секунду, убедившись, что на него никто не смотрит, поставил недопитый бокал на стол. Среди собравшихся было немало выдающихся лиц. Генералы Деперерадович и Талызин, которые в составе двух разных колонн поведут своих солдат к Михайловскому замку; полковой адъютант Аргамаков, хорошо знающий тайные проходы дворца и согласившийся стать проводником; а также невысокий, но очень красивый мужчина с чистым лбом, большими глазами и густыми бровями - последний фаворит покойной Екатерины II Платон Александрович Зубов. Он не стал пить, краем глаза наблюдая за братьями - Николаем и Валерианам, которые тоже были в зале. Николай - медведеподобный и неповоротливый гигант, то и дело оглядывался на сидящего в уголке Валериана. У младшего Зубова не было ноги, вместе с Николаем он пойдет в составе колонны, которой будет руководить последний фаворит императрицы, но во дворец не попадет, а останется на улице, чтобы в случае опасности, предупредить заговорщиков условленным сигналом. Платон Зубов подошел к Палену и спросил: - К чему такая поспешность? - Дата была назначена еще неделю назад, к тому же, обстоятельства сложились таким образом, что отложить предприятие не представляется возможности. Наш император, - Пален усмехнулся, - весьма глуп. Он имел неосторожность отправить письмо Алексею Андреевичу Аракчееву. Понимаете? Зубов кивнул. - Павел Петрович совершенно не учел, что вся переписка Петербурга проходит через мои руки. Если мы не сделаем задуманного сегодня ночью, завтра может быть поздно. Аракчеев уже несется на зов своего повелителя во весь опор. - Значит, за вами, Петр Алексеевич, стоит кто-то из императорской семьи. Императрица? Или все-таки кто-то из наследников престола? Комендант Петербурга отозвал Зубова в угол. - Вы правы. На днях я получил согласие великого князя Александра. Пришлось долго его уговаривать, но он, все же одобрил наши планы. - Не понимаю. - Платон Александрович удивленно посмотрел на Палена. - Неужели он согласился, чтобы императора... - в этом месте Зубов деликатно покашлял и многозначительно поднял брови. - Предварительно, друг мой, он взял с меня обещание не причинять его отцу никакого вреда. - И вы дали слово? - Дал. Но я не был настолько лишен смысла, чтобы внутренне взять на себя обязательство исполнить невозможную вещь, но надо было успокоить щепетильность нашего будущего государя, и я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся. Я прекрасно знаю, что надо завершить революцию, или уже совсем не затевать ее, и что если Павла Петровича не остановить, двери его темницы скоро откроются, произойдет страшнейшая реакция, и кровь невинных, как и кровь виновных, вскоре обагрит и столицу и губернии. - А что будет, если император будет сопротивляться?