Аннотация: маленький рассказ, сумбурный, но лиричный, как мне кажется.
В дороге
Это было летней ночью. Они сидели у костра, слушали песни под гитару. Он пил красное сухое вино, разлитое по канистрам, а она подпевала гитаристу. До этого в маленькой легковушке они вместе сидели на заднем сиденье. Машина была завалена походными рюкзаками. Было жарко, она устала.
"Засыпает. Положила голову мне на плечо. Наверное, жестко. Как бы так положить ей руку под голову, чтобы не подумала, что я ее обнимаю"
И вот она заснула, а он сначала держал руку как деревянную у нее за плечами, чтобы не было слишком интимно, а потом все же расслабил ее и как будто обнял соседку.
Доехали и шли до лагеря каждый сам по себе
Дальше все произошло быстро. После того, как гитара куда-то удалилась от костра, когда все разошлись, остались только они вдвоем. Он никогда не ложился рано, а предпочитал допить вино. А почему осталась она, сразу было и не понять. Начали говорить по-английски. Потом по-французски, потом она предложила договорить в палатке, раз уж костер погас.
А потом неделю или две они были счастливой парой. Солнце светило, косули подбегали по утрам к палатке, моря не было, зато были горы, а потом Париж.
В ее маленькой квартире на первом этаже окна выходили во двор. Двор зарос сорняками, по нему никто не ходил, так что вечером можно было открыть ставни, высунуться из окна и курить. Этим он и занимался, а она звонила подругам, разбирала рюкзак, готовила еду.
Затем он вернулся в Москву. Три месяца они переписывались и перезванивались. Потом как-то неожиданно она сообщила ему, что приедет к нему.
Вообще-то, он был против ее приезда. Лучше съездить самому во Францию на рождество. Она же была все время возбуждена. Сняться с места для нее было трудно. До того как поступить в Париже в институт она жила с родителями в деревне. В городе ей до сих пор было трудно, а уж когда надо было бегать, собирать документы, подготавливать переезд, прощаться с друзьями, она совсем сбивалась с ног.
Впрочем, в Москве оказалось не спокойнее. Во-первых, постоянно надо было думать о том, как найти работу и жилье. А во-вторых, жизнь с ним оказалась нервной. Почему-то он не делал того, что было так естественно. Его не было с ней дома по вечерам, по выходным он спал до обеда вместо того, чтобы пойти с ней гулять в парк. Приходил домой пьяным и не ложился спать до двух ночи. Когда они оставались вдвоем, он либо пил пиво, либо смотрел в экран компьютера или телевизора. Даже когда они мечтали о будущем, он говорил не про дом, в котором они будут жить, и не про то, как они назовут детей, а рассуждал о том, что семья должна быть основана на идеалах христианства.
Хуже всего, что она не знала, как ему объяснить, что она так не может. Она и сама не понимала, что происходит, почему они так часто ссорятся. И почему она решила уйти от него, она не захотела объяснить даже себе.
"Боже, отец мой, помоги", - он шел по узкой асфальтовой дорожке, на которой сбоку сидели нищие на раскладных стульях. - "Я хочу верить, я хочу раскаяться. Я знаю, что я грешен, я знаю, что я злой, я все сделал плохо, я недостоин и грязен. Дай мне понять, как я виноват перед ней, как много зла я сделал ей, как заставил страдать. Je t'aime, je t'aime".
Перед церковными воротами он перекрестился - уже лет десять не делал этого. Боясь выронить свечку, зажег ее возле иконы Богородицы. Ее лицо было неживым и строгим с деревянными губами.
После этого они встретились, чтобы обменяться тем, что у каждого оставалось от другого. Тем, что теперь уже никому из них не было нужно. Уже уходя и выйдя за дверь он спросил:
- Ты теперь счастлива?
- Я живу для себя. Мне спокойно. Я счастлива. Я хочу быть одна.
- Я тебе желаю найти кого-нибудь.
- Я хочу быть одна.
- Я не хочу уходить. Я хочу смотреть на тебя. Закрой дверь, а то мы долго так простоим.
- Уходи. Ладно, я закрою дверь сама.
Уже спускаясь, он выкрикнул "Я люблю тебя". И пошел домой, прижимая к груди дешевый крестик на белой нитке - единственный, который нашелся в церковной лавке.
Она вернулась на кухню и вымыла стаканы. Потом пошла в спальню и подняла с пола носки. Разложила книги на столе. А потом легла на диван и заплакала.