Наверное, это было правильно. Здесь и без того никто не чувствовал себя спокойно, горячие душные вихри ужаса, сомнений, нашей неуверенности друг в друге носились в воздухе и, сталкиваясь, сбивали с ног. Было трудно дышать. Самым мнительным из нас казалось, что даже кожа пропиталась тревогой, а легкие забиты подгнившими водорослями страха. И даже те, кто поначалу воспринимал свою поездку как забавное приключение, быстро ощутили неладное. Милое местечко, правда?

А тут еще этот тип со своими истериками... Барсо, смешной коротышка откуда-то с юга страшно боялся смерти и все время пытался о ней поговорить, что-то узнать... Если Иной мир существует, теперь у него не будет проблем с информацией на любимую тему.

Изувеченный труп южанина лежал на ковре библиотеки, куда мы пятеро сбежались на громкие звуки Булочкиного свистка. Сам Барсо перед гибелью даже не вскрикнул - то ли не успел, то ли потерял голос от страха. Мертвый товарищ - вообще зрелище не для слабонервных, но этот случай был особым. Переломанные конечности, кожа, небрежно содранная с тела длинными лоскутами - как старые обои в начале ремонта... И всюду кровь, кровь... Было здорово похоже, что маленького южанина перемололи мощными челюстями и выплюнули, не соблазнившись вкусом.

Алое на розовом - это не всегда красиво.

Это может быть очень страшно - вопрос в том, как подобраны оттенки.

Даже я не выдержала зрелища и отвернулась. Что же говорить о Булочке, нежной маменькиной дочке. Обезумев, она раскачиваясь как маятник и непрерывно дула в свой чертов свисток - он заменял немой девчонке голос. Это выглядело почти так же страшно, как тело, раскинувшееся на полу. Сэм коротко ударил малышку по скуле:

- Истеричка.

Булочка упала лицом в ковер и беззвучно заплакала. Пухленькие плечи мелко тряслись. Сэм был к бедняжке несправедлив. Она имела право плакать. Она обязана была рыдать. И то, что этого не делали остальные, было нашей проблемой, а не ее.

Так думала не только я. Кудрявый красавчик Итальянец набросил на то, что еще недавно было Барсо, покрывало и буркнул:

- Прекрати, парень, она не знала.

- Не зна-ала... А эта? - Сэм кивнул на меня, делающую вид, будто разглядываю узоры на ковре.

Итальянец пожал плечами.

Мол, разве с женщинами поймешь...

Я - знала.

Знала столько, что отдала бы за НЕзнание единственное, что у меня осталось - последние дни, часы, минутки своей никчемной жизни. Вот бы потерять память и умереть легко, с улыбкой на устах. О боже, какая еще улыбка? Достаточно беглого взгляда на тело Барсо, чтобы понять: о легкой смерти не стоит и мечтать. Но можно, я еще немножечко подумаю так? Ну, самую капельку...

Возможно, я не заслужила легкой смерти, но я заслужила хотя бы иллюзии. Пожалуйста.

В Персиковый сад мы, семеро неудачников приехали вчера. До этого мы не были знакомы, хотя многие что-то слышали друг о друге. Все же персоны известные: Итальянец -манекенщик, Булочка - входящая в моду художница, Гонза - солист бойз-бенда, я... неважно, кто я. Но мой отец владел половиной одного американского штата. Так что обо мне тоже часто писали в газетах - пока папа не нашел себе жену помоложе и побогаче. Чему я только обрадовалась: наконец-то от меня отстали папарацци.

Я прибыла в Дом последней: к чему спешить? Поставила машину на просторной стоянке за домом, где уже нашли приют пять новехоньких машин и один горный велосипед. Обошла дом кругом... Прежде, чем войти внутрь, задержалась на пороге и провела ладошкой по шершавой розовой штукатурке. Стена была теплой от солнца. А сам дом - непозволительно красивым, возмутительно новеньким на фоне остальных зданий городка - мрачно-серых, начавших рушиться по камешку еще лет сто назад. Наверное, любитель старины нашел бы их очаровательными, пропитавшимися духом истории, бла-бла-бла, но я никогда не любила рухляди. Розовощеким новичком дом, в который ехала я, не просто выглядел - из-за косметического ремонта или перепланировки, им он и был. Хозяева построили его "с нуля" всего год назад. А что такое год для дома в местности, где счет принято вести на века! И свеженькие "заплатки" под старину, имитирующие облупившуюся штукатурку, на розовых стенах выглядели забавно, как морщины, нарисованные химическим карандашом на свежем личике первоклашки. Будто хозяева застеснялись, что их дом такой новый и срочно навели трогательную в своей наивности маскировку.

Никакими персиками в этой дыре, кстати, и не пахло: Персиковым садом городишко был назван как будто в насмешку. Впрочем, мне-то что? Я вошла в дом. Окна гостиной выходили на солнечную сторону, и вся комната была залита светом как фруктовый салат нежным йогуртом. Терракотовые занавески, абрикосовые обои, светлая мебель... С большого портрета на стене мне улыбались мужчина в круглых очках, красивая брюнетка и маленькая девочка. Этот дом явно был построен для счастья и любви. Не хватало только веселого щенка, который выкатился бы мне под ноги и стал тянуть за подол, приглашая к игре. Казалось, в таком месте не может случиться ничего плохого. Но я уже знала, что живой отсюда не выйду.

Никто не выйдет. Ни один из семерых

И никакой герой нас не спасет.

Хорошо, что здесь нет щенка. Я люблю собак.

Барсо умер утром, а уже днем нас осталось пятеро. Второй жертвой стала бедняжка Булочка. Кем бы ни был наш враг, но номерки очередности он раздавал по справедливости. Бедную детку не стоило больше мучить. Она тяжело переживала смерть Барсо. Металась по дому, стучалась в запертые двери и ставни, набирала на неработающем телефоне 911... Она, наверное, кричала бы криком, не будь немой, а так - лишь непрерывно дула в свой свисток. Мы не стали говорить девочке правды - она бы не поняла и испугалась еще сильнее.

То, во что превратилось Булочкино тельце, не показали бы по ТВ в программе "Вечер трудного дня". Такого я не видела даже ни в одном ужастике... Мне безумно хотелось напиться, и я не стала себе в этом отказывать. Так что гибель Гари прошла мимо моего замутненного сознания. Когда я пришла в себя, он был мертв уже несколько часов.

...Прочтя над Гари что-то вроде молитвы - как смогла, что вспомнила, я проковыляла в гостиную. Присела на ступеньку и вытащила из-за пазухи мятую тетрадь. Разгладила обложку, покрытую пятнами - то ли от вина, то ли крови, и начала писать, прихлебывая из новой бутылки. Глоток - строчка, глоток - строчка. Я давно ничего не писала, а надо было отрабатывать гонорар. "А то уволят", - нетрезво хмыкнула я.

Кто-то крепко ухватил меня за шиворот и вздернул вверх. Тетрадка полетела из рук.

Я даже не успела испугаться.

- Что ты пишешь? Как ты можешь сейчас писать? - услышала я чертовски злой голос. - Чему ухмыляешься, чертова пьяница?

Конечно, это был Сэм.

Можно подумать, сам он был трезв. Да мы, все пятеро квасили по черному - с той самой секунды, как увидели оторванную голову Булочки, и поняли, что обратного хода нет.

В этот дом можно только войти, а выйти из него - нет. Так что, возможно, Гари страшно повезло. Быть может, он даже не узнал, что умер и сделал это с улыбкой на устах - как мечтала я. Возможно, повезет и мне: однажды я просто не очнусь после страшной пьянки.

Но это будет еще нескоро - по договору я умру последней.

"Как ты можешь писать?". Нет, милый Сэм, я не могу. Мне очень страшно, я чувствую себя маленькой и слабой. Мне хочется забраться в кровать под одеяло с головой - как в детстве и спеть самой себе песенку. Но я должна сидеть на этих ступеньках и выводить буквы, Сэм, складывая их в слова, а те - в фразы. Записывать все, что случится в этом доме - даже самое ужасное. И если мне будут отпиливать левую руку, по договору правой я должна записывать свои ощущения в тетрадку. Такая работенка... А что, нормальная -самой-то никого убивать не надо, записывать - это проще. Такие вот дела, Сэм.

Но ничего такого разгоряченному парню я рассказывать не собиралась.

Сэм одной рукой подобрал с пола тетрадь, прочел: "Первым умер Барсо. Наверное, это было правильно...".

- Ты что, ВСЕ записываешь? Ты ненормальная?

Сэм бросил меня на пол. Я ударилась головой о ступеньку лестницы, но не сделала ни одного протестующего жеста, хотя могла вырубить Сэма одним ударом. Пусть. Дерется - значит, еще живой. Не то, что я.

Уже через минуту он остыл.

- Извини, Текила. Сорвался...Знаешь что? Мы больше не будем квасить по углам. А ты не будешь строчить ужасы в этой дурацкой чертовой тетрадке. Это не дело. Мы будем разговаривать и найдем выход. Мы выйдем отсюда.

Сэм сдержал слово. Налил в ванну ледяной воды и по очереди макнул туда головами нас четверых с головой - меня, Гонзу, Итальянца и Петти. Мы действительно больше не пили: Сэм побил все бутылки - прямо о новехонькие стены. Брал сразу по несколько за горлышки и бымц! Обои покрылись бесформенными багровыми пятнами. Тряся мокрыми волосами, мы начали ему помогать - и хохотали при этом, как безумнее. Мы очень устали бояться.

Разделавшись с выпивкой, мы собрались в одной комнате. Я страшно маялась с похмелья. Оказывается, видеть мир сквозь дымку привыкаешь быстро.

- Ну что, рассказывайте, - велел Сэм. - Вот ты - что знаешь? - ткнул он пальцем в Итальянца, красивого мальчика с глазами, черными как тутовник, грустными, как колыбельная в сиротском приюте.

- Знаю, что завтра я умру, - тихо сказал тот.

Смех в комнате стих.

- Ну что ты такое болтаешь! - возмутился рыжий Гонза. - Глупости какие-то! Сейчас мы вместе, и Чудовищу, кем бы оно ни было, где бы не пряталось, нас не одолеть!

Итальянец закусил губу. Потом прошептал:

- А ты умрешь сегодня.

- Не, я сейчас ему врежу! - Гонза попытался кинуться на Итальянца, но Сэм толкнул его назад.

- Сядь! Я сказал, будем разговаривать, а не драться. Хватит прятаться, мы должны наконец все выяснить. Вот ты как здесь оказался?

- Я... - Гонза замялся, а потом шепотом произнес: - Меня позвал голос.

Парень вжал рыжую голову в плечи, ожидая, что его сейчас осмеют.

Но никто не шелохнулся.

- Кого еще позвал голос?

Мы с Итальянцем и Петти дружно подняли руки. Четвертым салютовал потолку Сэм.

Гонза заговорил быстро-быстро:

- Когда я впервые услышал его - где-то месяц назад, я подумал, что сошел с ума, как бабка. Она тоже всю жизнь уверяла, что слышит голоса, и ее сдали в сумасшедший дом. А потом - мою сестру... Я не хотел в психушку. Поэтому молчал, никому не рассказывал. Пытался не думать о голосе, хотел отмахнуться. Даже ночью не снимал наушников включенного плейера. Но голос не уходил даже во сне...

Мы молчали. Со всеми нами было то же самое: зов явиться в розовый дом в Персиковом саду звучал внутри нас когда мы ели, гуляли, занимались любовью...

А Гонза продолжал:

- И я не выдержал. Решил молчком съездить и поверить, что будет. Собрался, купил билет и дунул сюда. Дурак, какой дурак! Если б я знал, что тут будет, я бы лучше отправился в психушку!

Остальные переглянулись: в отличии от Гонзы, Барсо и Булочки мы как раз знали, чем все закончится. Знали, что умрем и все равно приехали. Мы оказались слабыми...

Видимо, не так уж хотели жить?

- А что это за голос? - робко спросил Гонза. - И кто нас убивает?

Вот этого не знала даже я.

Все притихли.

- Давайте лучше думать, как выберемся отсюда, - обрубил молчание Сэм.

Для начала мы пошли по самому простому пути. Двери и окна, мистическим способом в первое же утро оказавшиеся задвинутыми снаружи ставнями, мы проверили на прочность в самом начале. Но отчего бы не повторить? Увы, их не брал даже топор, словно они были вытесаны из камня.

Тогда Сэм сложил у двери груду хлама и поджег. Стена весело занялась огнем, но когда пожар потух, осталась абсолютно целой, хоть и покрытой черными пятнами гари.

Чертов дом.

Во время пожара мы потеряли Гонзу. Увлеченные потрескиванием обоев, мы не заметили как он отстал, и... Дальше можете представить сами.

Испуганные, боясь смотреть друг на друга, мы снова расползлись по комнатам. Я не знала, кто наш враг, но чувствовала - он рядом. На расстоянии вытянутой руки. Обследовав дом, мы не смогли попасть лишь в одно из помещений - в подвал, и меня это радовало. Пока он закрыт, я могу верить, что Чудовище прячется там, что это не кто-то из нас.

Войдя к себе, я обнаружила Итальянца, сидящего на кровати. Он дрожал.

- Я зн-нал, что он умрет сегодня. Я ем-му сказал. Я виноват-т? - заикаясь, "якал" он.

Господи, какой ребенок! Пришлось обнять парня за плечи:

- Я тоже знала. Этого было не изменить.

- Значит, я умру завтра? - Итальянец вскинул на меня чернущие глаза.

- Ты не умрешь никогда, - я сняла с него очки и поцеловала в уголок губ.

- Спаси меня, Текила, - по-детски попросил он. - Ты сможешь. Твоей смерти я не вижу...

Я снова поцеловала его. Жарко, взасос, по настоящему. Кажется, я тоже начинала хотеть жить.

- ...Странно, на нем - никаких повреждений.

Занималась заря. Петти рассматривал тело Итальянца.

- Даже после смерти - красавец. Улыбается... Чудище из подвала изменило почерк?

Я смотрела на тело своего недавнего любовника.

Я была спокойна.

Также как Петти. Он-таки заныкал пару бутылок вина и в одиночку напился в хлам. Ему сейчас было море по колено.

- ...Красивый. Не то, что Сэм!

Сэм? Что он такое болтает?!

- А! - Петти пьяно захихикал. - Забыл сказать. Сэм тоже откинул коньки. Утречком, позже Итальянца - этот успел остыть, а Сэм еще теплый. Так кричал... Странно, что ты не слышала. Текила, мы с тобой остались вдвоем. Последние...

Я бросилась в комнату Сэма, рывком распахнула дверь.

Его спальня была оформлена в красных тонах. Я бы не смогла в такой жить, а Сэму, придурку, нравилось. Красное на красном почти не видно...

Я выбежала из комнаты и меня долго рвало. Петти гладил меня по волосам, а я плакала. Я не плакала с восьми лет, с тех пор, как умерла моя мама. Моя настоящая мама...

Сэм, Сэм, Сэм... Как же так? Ты не должен был умереть, этой ночью все должно было закончиться. Я вспоминала прошедшую ночь, когда была с Итальянцем, а думала о Сэме. Простыни были мокрыми от пота, слез и спермы, Итальянец уснул, утомившись, на моем плече. Я поцеловала его в висок, он по-младенчески причмокнул губами. Ах, каким красивым этот парень был в своих мешковатых джинсах. Я никогда не могла позволить себе таких - все сразу подумали бы, что я прячу под ними свои кривые или толстые ноги. А Итальянец был выше таких подозрений - прекрасный, как бог. Одетый ли, голый ли... Снова поцеловав его, я сильно нажала на сонную артерию.

Я убивала не в первый раз. Но впервые сомневалась - права ли? И все же решила, что права. Я выбирала между жизнями Сэма и его. Я выбрала Сэма.

И - проиграла. Какая же я дура! Куда ты полезла, женщина? Только такая кретинка, как я могла вообразить, что в одиночку нашла выход из ситуации. Поделиться ни с кем я не могла - это значило бы разделить ответствееность. А я не хотела взваливать эту тяжесть на других. Тупая, начитавшаяся книг клуша, я решила, что, возможно, не случайно на зов голоса со всего света съехались именно восемь человек. Что число жертв имеет принципиальное значение. Что убрав из игры одну пешку, я нарушу правила и закончу партию.

Да, Итальянец все равно бы умер - возможно, сегодня, возможно завтра. В отличии от него, я не чувствовала ни дат, ни очередности убийств. Но эта смерть не была бы на моей совести. Единственное, что могу сказать в мое оправдание, что Итальянец единственный из нас после гибели остался красивым. И будет таким еще несколько дней.

Других идей - даже столь же паршивых у меня не было.

И не было Сэма, который мог бы что-то придумать. Если кто и мог, то только он...

Все было кончено.

И тут я увидела, что дверь в подвал медленно открывается...

Нет, никакого Чудовища мы с Петти в подвале не нашли. Только полуразложившийся труп мужчины в очках - хозяина дома, улыбавшегося с портрета в гостиной.

Разочарованные, мы поднялись наверх. Петти шел впереди, я пялилась себе под ноги. И тут он коротко вскрикнул. Все произошло мгновенно, я едва успела заметить, что его засасывает в стену как в трясину.

Я не верила своим глазам. Мне бы броситься, схватить за ногу, постараться удержать, но меня как парализовало. Секунда - и стена разгладилась, на ней не осталось даже следа. Только кроссовка Петти на полу... Я взяла ее в руки и тот же миг из стены назад вылетело изуродованное тело, орошив меня кровью. Я заорала и бросилась бежать. Стены, мимо которых я неслась, колыхались, давая понять, что бежать, в общем-то некуда - я в ловушке. Господи, куда я лечу? Из дома мне не выйти. Убивает не неведомое Чудовище. Убивает Он. Он... живой?

Я упала и снова начала слышать голос, от которого уже успела отвыкнуть: "ВСЕ дома живые. ВСЕ. Я узнал о вас от ваших домов".

- Мой дом меня ненавидел? - спросила, сама удивляясь глупости вопроса.

- Нет, любил. Именно поэтому я тебя выбрал. Всех вас - поэтому... Ваши дома и ваши семьи будут о вас плакать. И расскажут о случившемся большому количеству людей... И домов. Обо мне наконец заговорят.

Я приподнялась и закрыла глаза, приготовившись умереть. Я ожидала чего угодно, только не этого. Но... входная дверь открылась.

Не веря, ожидая подвоха, я вышла в сад. Но нет, ничего не произошло, дверном проем не сомкнулся вокруг меня, дробя мне кости.

Дом отпускал меня.

Я медленно шла по дорожке. В голове не укладывалось: почему, чем я отличаюсь от других? Или мне оставили жизнь как последней выжившей - как в кино. Ужастик, где погибнут все герои без исключения, вряд ли будет иметь успех в прокате. Один-двое должны выжить и рассказать все полиции и прессе. Хм, но ведь и я могу сделать то же самое. Дом этого не боится? Или... он этого хочет? Тут в голове что-то щелкнуло. Стоп. Дневник. С меня требовали фиксировать каждое движение приехавших. А я... я не выполнила договора, я не вела дневника. Лишь поэтому я жива. Ведь кто-то должен рассказать другим о том, что было.

Ну уж нет!

Меня охватила злость. Не знаю, Дом, зачем тебе дурная слава, но ты ее не дождешься. Я никому ничего не расскажу. Трупы сожгу, следы уничтожу. Я бросилась назад в дом. Зажав нос платком, едва сдерживая дурноту, я начала стаскивать тела своих друзей в одну кучу. Вопрос с их родными тоже решу. Семье Сэма напишу, что он уехал в полярную экспедицию... И Петти - тоже в полярную... Сразу меня не разоблачат, все мы из разных стран, а потом - пусть узнают, что это вранье. Главное, чтобы следы пропавших затерялись подальше от этого Дома.

Я остановилась, вытерла пот. Дом не мешал мне расстраивать его планы.

Почему?

И тут же сама себе ответила. Он махнул на нас рукой. Не вышло с нами - он попробует с другими. Наверняка, мы не единственные люди на земле, способные слышать чуть больше, чем остальные.

Дом что-то недовольно забурчал, и я сообразила, и почему он все это затеял. Его беда в том, что он слишком новый. У него нет истории, нет легенды... В этих краях, где каждому зданию не одна сотня лет - это нонсенс. Батюшки, да у него же комплекс неполноценности, как у моего первого мужа!

- Дом, ты слышишь меня? - звонко спросила я.

Дом слышал.

- Предлагаю тебе сделку. Я сейчас возьму тетрадь и запишу все, что было и чего, не было. Я напишу такое, что люди содрогнутся. А потом, рыдая, подтвержу каждое слово под присягой... Мы сделаем тебя знаменитым: у меня есть опыт PR-компаний, ты знаешь. А ты за это не убьешь больше ни одного человека. Ты кое-чего не знал: не обязательно что-то делать, об этом можно просто врать. Соглашайся, дому не так просто найти пиарщика.

Занавески согласно колыхнулись.

Я вышла на крыльцо, села на ступеньки, раскрыла тетрадь и начала писать. "В Персиковый сад мы, семеро неудачников приехали вчера. До этого мы не были знакомы, хотя многие что-то слышали друг о друге". Где-то выла собака, и ветер нес по дорожке стайку белых лепестков цветущих персиков...