Шпанов Н.Н. "Первый удар". Журнал "Знамя" № 1. 1939 г.:

     «Волков вошел в один из домов, отведенных для отдыха летчикам его эскадры. Постели, диваны, столы, весь пол, даже подоконники были заняты людьми. Многие уже спали не раздевшись. Другие только еще укладывались.

     Со шкафа раздавались звуки репродуктора. Молодой радист, без гимнастерки и сапог, ловил Коминтерн. Слышимость была хорошая, без помех. Динамик четко выговаривал слова утреннего выпуска последних известий:

     «Сообщение о действиях советской авиации произвело в Европе огромное впечатление…».

     …Волков тщательно прикрыл за собою дверь и на цыпочках пошел по коридору, стараясь не задеть лежащих и там летчиков. Иногда он наклонялся и заботливо поправлял выбившийся из-под головы мешок парашюта или сползшее пальто. Любовно вглядывался в лица спящих.

     За дверью пробили часы. Они отсчитали пять звонких ударов.

     5 часов 19 августа. Первые двенадцать часов большой войны».

      

     Гальдер Франц. «Военный дневник (июнь 1941–сентябрь 1942)»:

     «Наше командование ВВС серьезно недооценивало силы авиации противника в отношении численности. Русские, очевидно, имели в своем распоряжении значительно больше, чем 8000 самолетов. Правда, теперь из этого числа, видимо, сбита и уничтожена почти половина, в результате чего сейчас наши силы примерно уравнялись с русскими в численном отношении. Но боеспособность русской авиации значительно уступает нашей вследствие плохой подготовки их летного состава. Поэтому, например, во время вчерашних воздушных боев над Двинском и Бобруйском атаковавшие нас воздушные эскадры противника были целиком или большей частью уничтожены».

      

     Маршал авиации А. Е. Голованов «Дальняя бомбардировочная…»:

     «Полк получил приказание уйти из-под возможного удара, перелететь на полевой аэродром неподалеку от Ельни. Возвращаясь в машине обратно, я видел все ту же душераздирающую картину. Многие женщины, глядя на медленно проезжавшего мимо них военного, качали головами, и в их глазах были испуг, недоумение и немой укор, а перепуганные пожарами, сутолокой и криком ребятишки жались к своим матерям, озираясь по сторонам. При виде беззащитных людей, бросающих свой кров и бредущих в неизвестность, я чувствовал себя настоящим преступником, хотя сам недоумевал не меньше их…».

      

     «Сталинград. Событие. Воздействие. Символ». М.: Прогресс-Академия, 1995. С. 301.:

     «Сегодня весь день авиация немчуры не давала никакого покоя, хоть зарывайся на 100–1000 м, а достанет. Наших самолетов не видно было целый день, и это не только сегодня, но было вчера и будет завтра. Нет никакого сопротивления, что хотят, то творят с наземными войсками… Немецкие самолеты обстреливают наши войска и мирное население в тылу. Они летают так низко, как хозяева, а наших почему-то нет, а если появляются, то очень редко, а когда надо, их нет…».

      

     Лев Мехлис в телеграмме Сталину после керчинского разгрома весной 1942 года:

     «...Авиация врага решила исход боя. Мы опозорили страну и должны быть прокляты». 

      

     Дневник Командующего 4-м воздушным флотом Люфтваффе Вольфрама Рихтхофена, 21 августа 1942 г.:

     «Красивое кровопролитие!»

      

     «Приказ № 0685

     9 сентября 1942 г., г. Москва

     Об установлении понятия боевого вылета для истребителей.

     Фактами на Калининском, Западном, Сталинградском, Юго-Восточном и других фронтах установлено, что наша истребительная авиация, как правило, действует очень плохо и свои боевые задачи очень часто не выполняет. Истребители наши не только не вступают в бой с истребителями противника, но избегают атаковывать бомбардировщиков. При выполнении задачи по прикрытию штурмовиков и бомбардировщиков наши истребители даже при количественном превосходстве над истребителями противника уклоняются от боя, ходят в стороне и допускают безнаказанно сбивать наших штурмовиков и бомбардировщиков…

     …Летчиков-истребителей, уклоняющихся от боя с воздушным противником, предавать суду и переводить в штрафные части — в пехоту.

     Приказ объявить всем истребителям под расписку.

     Народный Комиссар Обороны

     И. СТАЛИН»

      

     История, почти библейская!

     В предсмертной агонии гора родила двух мышей и…

     И ещё одну гору.

     Распавшись в 1932-м году на три части, ещё ленинский Высший совет народного хозяйства СССР (ВСНХ СССР) изверг из своего чрева «мышей» - наркоматы легкой промышленности (Наркомлегпром) и лесной промышленности (Наркомлеспром) и, «гору» - Народный комиссариат тяжёлой промышленности СССР (Наркомтяжпром), во главе с недоучившимся фельдшером – Серго Оржоникидзе.

     Тем не менее организаторские способности последнего были налицо и «гора» быстро набирала вес (экономический и политический) во время первых пятилеток.

     Но кому-то это видимо не понравилось, поэтому Наркомтяжпром начали дербанить ещё до того - как Серго застрелился от переутомления, а в головы «ленинских гвардейцев» стали вносить строго дозированные порции свинца.

      В 1936-м году гора (Наркомтяжпром) в свою очередь родила следующую гору - Народный комиссариат оборонной промышленности (НКОП), который по примеру «родителя» стал быстро набирать вес – в буквальном и переносном смысле. Сперва им руководил некто Моисей Львович Рухимович…

     Но не долго!

     И после того, как по вполне понятным причинам тот оказался шпионом, троцкистом и просто врагом народа, монстра оседлал Моисеевич…

     Нет, вовсе не сын Рухимовича!

     Представитель могущественного клана Кагановичей – Михаил.

     За его спиной стояли два брата: член Политбюро Лазарь Моисеевич и Юлий Моисеевич Каганович, служивший первым секретарем Горьковского обкома партии.

      

     Встав во главе говоря современным языком – военно-промышленного комплекса «одной шестой части глобуса», Михаил Моисеевич тут же затеял перестройку…

     Чего думали?

     Правильно:

     …Своего кабинета.

     В отданном под НКОП здании крушились перегородки, отделывались с особой тщательностью и роскошью стены, на которых устанавливались панели из красного дерева, а к потолку подвешивались дорогие люстры.

     В то время как в других кабинетах, письменные столы стояли буквально впритык.

      

     Однако, кто-то посчитал что Кагановичам будет слишком жирно и надавил на них с целью заставить поделиться.

     От такого давления привычно распавшись, «гора» (НКОП) родила в 1939-м году три горы: Наркомат судостроительной промышленности (НКСП), Наркомат боеприпасов, Наркомат вооружений…

     И Наркомат авиационной промышленности (НКАП), про который и пойдёт речь.

     Последним, остался руководить Михаил Каганович.

     При дележе совместно нажитого имущества, он раздал молодым наркомам по карандашу, оставив себе все административные здания, помещения и имущество в них, на словах напутствовав:

     - Вы себе ещё наживёте!

     Кроме вышеперечисленного, Каганович-старший оставил за Наркоматом авиационной промышленности 86 предприятий, 9 НИИ и КБ, 7 ведомственных институтов и 15 техникумов - на которых трудилось и училось 272 600 человек … В общей сложности - 44 процента от всего движимого и недвижимого, числившегося прежде за Наркоматом обороной промышленности1.

      

     ***

     На этом почти библейская история кончается, начинается «житие».

     Если повторяя за историками сказать, что «Коммунистическая партия и Советское правительство развитию авиационной промышленности уделяло первостепенное значение» - то это значит, вообще не сказать ничего!

     Один-единственный пример, говорящий…

     Всё!

     Специально для постоянного ускорения развертывания авиапроизводства, по решению XVIII конференции ВКП(б), в ряде горкомов и обкомов были введены должности «секретаря по авиапромышленности». Так, 16 января 1941 года было принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) «О секретаре Воронежского обкома ВКП(б) по авиационной промышленности», согласно которому в Воронежском обкоме ВКП(б) устанавливалась должность секретаря обкома ВКП(б) по авиационной промышленности. Было принято предложение Воронежского обкома ВКП(б) об утверждении на этой должности К.П. Тарасьева. Это делалось и в ряде союзных республик. Например, решением Политбюро от 21 января 1941 года «О секретарях ЦК КП(б) Белоруссии по авиационной промышленности и лесной промышленности» была установлена соответствующая должность секретаря ЦК КП(б) Белоруссии по авиационной промышленности, на которой был утвержден Г.Б. Эйдинов — третий секретарь ЦК КП(б) Белоруссии.

     Другие отрасли советского военпрома – никакими «секретарями» в областях и республиках похвастаться не могли.

      

     Да, что там какие-то «секретари»?

     Такие важнейшие отрасли народного хозяйства, критически важные для обороноспособности страны - как тракторостроение, автомобилестроение, моторостроение, радиоэлектроника и даже…

     Танкостроение!!!

     …Накануне Великой Отечественной войны не имели собственных наркоматов…

     А авиация – имела!

     На предвоенный 1940-й год, его оборонный заказ составлял 7 миллиардов 285 миллионов рублей, что 23,5 % от всего военного бюджета СССР.

     Однако, много это или мало?

     Сухие цифры2 ничего не говорят: чтоб что-то понять, нужны сравнения.

      

     Итак, сравниваем:

     В августе 1939 года нарком ВМФ СССП Кузнецов представил Совету Народных Комиссаров (СНК) уточнённый «Десятилетний план строительства кораблей ВМФ» (на 1938—1947 годы), включавший постройку 15 линкоров типа «А», 16 тяжёлых и 32 лёгких крейсеров (в том числе шести типа «Киров») - не считая эсминцев, подводных лодок и прочей «плавающей мелочи».

      

     

     Рисунок 121. Дом, который построил… «Народный комиссариат авиационной промышленности СССР» (НКАП).

      

     Выполнять план по строительству «большого флота» должен был «Наркомат судостроительной промышленности» (НКСП), имеющий в своём распоряжении 41 завод, 10 НИИ и КБ и 173 тысячи работников…

     Чуть ли вдвое меньше, чем в «НКАПе».

     …На производство боевых кораблей, в бюджете на 1940-й год заложили…

     Сколько бы, вы думали?

     …491 миллионов рублей или всего 1,5 % (полтора, Карл, полтора!!!) от всей суммы оборонного бюджета.

      

     В «Наркомат среднего машиностроения» (НКСМ), отвечающего за производство танков, тягачей, тракторов и автомобилей и всего такого подобного им, вошли общей сложности с десяток разношёрстных заводов с собственными КБ, но без какого-нибудь единого научно-исследовательского центра…

     Не считать же за таковой «НАМИ» – эту филькину контору.

     Бюджет - 1 167 миллионов рублей, что составляет всего лишь 3,7 % от оборонного бюджета

     В общем, думаю понятно - «где деньги, Зин?», да?

     В результате такого перекоса, оборонно-промышленным комплексом страны в 1940-м году было выпущено 2 790 танков всех типов, 13 724 артиллерийских орудий всех видов и размеров, и…

     10 565 самолётов!

     В том числе 3 674 бомбардировщиков и 4 657 истребителей.

     «Я другой такой страны не знаю,

     Где…».

     …Где бы на один произведённый самолёт - приходилось бы менее полутора выпущенных артиллерийских орудий и лишь пятая часть танка.

      

     И это ещё не всё.

     Ещё в 1939-м году было принято решение Правительства о строительстве 9 новых самолетных заводов и реконструкции 9 уже действующих. Тогда же Политбюро приняло постановление о развитии авиамоторных заводов, после пуска которых производство авиамоторов намечалось увеличить в 2 раза. Постоянно росло число входящих в НКАП вспомогательных заводов. Руководство наркомата приходило к выводу, что без развития агрегатных производств, строительство новых самолетных и моторных заводов бессмысленно. Поэтому в числе вспомогательных планировалось построить 9 самолетоагрегатных предприятий , 11 — мотороагрегатных, 9 — радиооборудования, 3 — приборных.

     Но в 1940 году советское руководство получило, как впоследствии выяснилось, ложные сведения о существенном превосходстве германской авиапромышленности над отечественной по числу выпущенных самолётов… Не иначе как от Рамзаев со Старшинами и прочими – «предупреждающими» Штирлицами. В панической попытке добиться паритета, было решено об резком числа предприятий входящих в НКАП. Для этого в составе Наркомата авиапромышленности был создан специальный главк, ведавший капитальным строительством, в подчинении которого находилось 25 строительно-монтажных трестов. И это не считая подразделений пресловутого ГУЛАГа - работающих на строительстве заводов комиссариата авиации и главным образом - на заготовках древесины.

      

     Аппетиты авиаторов всё росли и росли!

     Усилился процесс перевода в подчинения главкам НКАП заводов других отраслей, выполнявших заказы Авиапрома. За 1940 год их было передано до полусотни и на начало 1941-го в подчинении НКАП находилось в общей сложности 135 непрофильных заводов, на которых работало 450 тысяч человек.

     ЧЕТЫРЕСТА ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ РАБОЧИХ И ИНЖЕНЕРОВ!!!

     Запомним эту цифру.

     Дело доходило до абсурда. Так решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 24 марта 1941 года, было утверждено совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об организации опытного завода герметических кабин и реактивных двигателей Наркомавиапрома». Завод решено было создать…

     На базе здания дома инвалидов-хроников им. Радищева в Москве!

     Постановлением предписывалось освободить его к 15 мая 1941 года, а 200 инвалидов перевести в другие дома.

      

     Как писал уже после войны сам бывший Нарком А.И. Шахурин, явно бахвалившийся перед потомками тем, что он творил со своей страной перед самой кровопролитной в истории страны войной:

     «Области и города передали нам согласно решению партии и правительства многие действующие заводы, причем заводы крупные, хорошие, на которых можно было развернуть авиационное производство. Но были заводы и мелкие, которые далеко отстояли от авиационной техники. Случалось, отдавали просто помещения: в одном из городов — здание балетной школы, в другом — фабрику музыкальных инструментов, в третьем — предприятие по изготовлению пишущих машинок, в четвертом — гараж и т. д. и т. п. А один из руководителей Большого театра, с которым мне как-то довелось встретиться, в шутку заметил: «Послушайте, вы все берете, не заберете ли вы себе и Большой театр тоже?..

     Мы брали все или почти все. Например, забирали почти весь алюминий, магний, кобальт, легированные стали, абсолютное большинство легированных труб и т. д. Здесь мы были монополистами: нам давали то, что никому не давали. Многого в стране еще не хватало. Какие-то отрасли только начинали развиваться. Но для авиации не скупились».

      

     Как выше уже говорилось, особенно пострадала от «дружеского огня» авиаторов и, без того не блещущая особыми успехами советская автопромышленность, которая по сути имела всего «два с половиной» завода: «Горьковский автозавод имени Молотова» («ГАЗ», «Горьковский автозавод», «Автозавод имени Молотова»), Московский «Завод имени Сталина» (ЗИС) и, не имеющий собственного моторостроения «Ярославский автомобильный завод» («ЯАЗ»).

     Авиаторами (в союзе с танкостроителями и прочими оборонщиками, не спорю) было сорвано техническое перевооружение отечественного автопрома, а валовый выпуск основной продукции сократился на треть.

      

     На 1941 год предполагался не менее бурный рост авиапромышленности. НКАП ожидал прибытия ещё 14 400 отечественных металлорежущих станков и 4 247 штук импортных.

     По сути, станочный парк должен был более чем удвоиться!

      

     ***

     Как и Наркомат авиационной промышленности – Советские Военно-воздушные силы (ВВС РККА), подобно гигантской безмозглой курице – гребли всё под себя и, в первую очередь – людские ресурсы.

     Осенью 1940 года в советских ВВС имелось 37 558 летчиков и 81 563 авиаспециалиста. Поскольку через год планировалось иметь в строю свыше 32 тысяч самолетов и 60 тысяч летных экипажей, то для их эксплуатации следовало подготовить еще 22 400 пилотов и 63 400 авиационных техников. Для этого предлагалось увеличить штат существующих училищ на 7680 человек и сформировать 33 новых училища. Одновременно требовалось расширить сеть оперативных аэродромов, количество которых не обеспечивало нормальную работу авиации, сформировать новые авиатехнические роты. Осуществление всех этих мероприятий требовало увеличения штатной численности ВВС до 542 746 человек.

     Уже к весне 1941-го численность самолетов ВВС по сравнению с началом 1939 года увеличилась более чем в 2 раза, а число авиационных полков возросло на 80 %.

      

     Для машин и воинских частей нужны в первую очередь люди.

     Сперва в лётчики брали добровольно, затем добровольно-принудительно – через комсомольские наборы (только в 1938–1940 годах они направили в летные вузы более 24 тыс. человек) и, наконец…

     В декабре 1940 года был установлен новый принцип набора курсантов в военные авиационные школы – путем отбора кандидатов из очередных призывов молодежи на военную службу, а также набора младших командиров и красноармейцев срочной службы.

     Это по некоторым сведениям, дало ещё 35 тысяч будущих «ассов» Великой Отечественной Войны.

     Но всё равно, блять, мало!

     И по решению Советского правительства от 6 ноября 1940 года в системе наркоматов просвещения союзных республик было создано 20 специальных школ, обязанных ежегодно направлять в летные военно-учебные заведения не менее 1600 человек каждая.

     Одновременно в соответствии с Постановлением СНК СССР от 5 ноября 1940 года, в 47 учебных эскадрильях ГВФ была организована подготовка пилотов на самолете У-2. Таким образом, к 1 октября 1941 года учебные эскадрильи закончили 9910 человек, из которых 7756 были направлены в школы ВВС. Кроме того, в военные школы пилотов принималась молодежь, прошедшая обучение на самолете У-2 в аэроклубах Осоавиахима СССР и во вновь создаваемых на базе аэроклубов 30 военных авиационных школах первоначального обучения…

     Сколько их?

     Имя им – ЛЕГИОН!!!

      

     Будущие «сталинские соколы» готовились аж в целых 83-х (восьмидесяти трёх, Карл(!!!),восьмидесяти трёх) военно-лётных училищах трёх типов:

     1) Школы первоначального обучения с продолжительностью учебы в мирное время – четыре и в военное время – три месяца;

     2) Школы военных пилотов со сроком обучения в мирное время – девять и в военное время – шесть месяцев;

     3) Авиационные училища со сроком обучения в мирное время – два и в военное время – один год.

      

     Общий налет на одного курсанта истребительных школ определялся в 24 часа, а школ бомбардировщиков – 20 часов, что как мне думается – пьяным курам на…

     Хм, гкхм…

     …Вполне достаточно для освоения элементарных навыков езды на советском мопеде системы «Дырчик».

     Командные кадры для таких «орлов», ковались аж в целых трёх военно-воздушных академиях, главной из которых была «Военная академия командного и штурманского состава ВВС». Политработники для частей и соединений ВВС готовились в Военно-политической академии им. В.И. Ленина.

      

     Такое громадное количество самолётов, предполагает и наличие широко развитой инфраструктуры. В частности лишь для строительства ранее начатых аэродромов, в марте 1941 года было сформировано 100 аэродромно-строительных батальонов. Кроме того им в подмогу было снято с дорожных работ 25 тысяч рабочих.

     А вы думали, почему Гудериан на «дальних подступах» застрял?

     Да потому что в СССР, вместо автобанов - аэродромы строили!

      

     ***

     Советский народ гордился своей Рабоче-Крестьянской Красной Армией!

     В стране, в которой карточную систему распределения продовольствия, отменили только в конце 30-х годов… В стране, в которой новое жилье почти не строилось и, горожане в большинстве своём жили скученно – по пятьдесят семей в бывших барских квартирах… В стране, в которой невообразимо трудно было купить более или менее приличную одежду и народ щеголял в по несколько раз перелицованной (то есть - переделанной из старой), в старой красноармейской форме. А уж если что и покупал - то что попроще да подешевле: полотняные брюки да парусиновые туфли.

     

     Рисунок 122. До войны, советский народ представлял своих лётчиков такими…

      

     Но несмотря на всё это, Красная Армия, её бойцы и командиры - символизировали мощь молодого советского государства, буквально за какой-то десяток лет - превратившегося из нищей аграрной страны в индустриальную державу, способную постоять за себя.

      

     Служба в Красной Армии была невероятно престижной.

     После трех лет срочной службы, из армии возвращались совсем другими людьми. Уходил деревенский лопух, а возвращался грамотный, культурный и что немаловажно отлично одетый молодой человек. В гимнастерке, в брюках и сапогах, физически окрепший и политически подкованный. Когда из армии приходил служивый, семья гордилась тем, что он служил в армии. Вся деревня собиралась на него посмотреть, а девки – так прямо и кидались на шею, чтоб охомутать такого «орла» и взять к себе в мужья

     И особенно народ гордился и восхищался техническими родами войск и, в первую очередь - авиацией. Если десять лет назад, насмотревшись «Чапаева», каждый мальчишка представлял себя верхом на коне с шашкой в руке - мчащимся в стремительной кавалерийской атаке… То к концу 30-х годов, этот романтический образ был навсегда вытеснен летчиками-истребителями - сидящими в вёртких бипланах и скоростных монопланах.

     Лётчики, это были одним из наиболее обеспеченных слоев населения.

     Например, инструктор авиационного училища, кроме полного содержания (обмундирование, обеды в столовой, транспорт, общежитие или деньги на аренду жилья), получал очень высокую зарплату − около семисот рублей (буханка белого хлеба стоила один рубль семьдесят копеек, а килограмм говядины первого сорта – двенадцать рублей).

     Летчики, даже внешне отличались от основной массы военных. Они носили униформу синего цвета, так что их появление на улицах городов и поселков не оставалось незамеченным. Зачастую, они выделялись не только красивой униформой - но и обилием орденов, в то время бывших огромной редкостью, потому что были активными участниками многих «малых войн», к которым СССР имел тайное или явное отношение.

     О лётчиках писались книги, их прославляли на газетных полосах и в многочисленных художественных фильмах – таких, как «Первый удар», «Если завтра война», «Истребители», «Эскадрилья номер пять» и, прочих им подобных.

     Романтичные образы летчиков создавали такие суперзвезды советского кино, как Николай Крючков и Николай Симонов.

     И каждый советский человек - от мала до велика, знал: в случае войны наши герои-лётчики будут громить любого врага с той же легкостью - с какой они покоряли девичьи сердца, ставили рекорды или достигали успехов в боевой и политической подготовке.

      

     А что случилось на самом деле?

     Оправдали ли советская боевая авиация надежды советского народа и главное – вложенные в неё силы и средства?

      

     ***

     Разговор об советской боевой авиации и её роли в Великой Отечественной Войне, начну несколько издалека и чтоб не было голословных обвинений, привлеку свидетеля - которого никак не обвинишь хоть в какой-то предвзятости.

     Если кто не знает, знакомьтесь:

     Писатель, военный корреспондент Константин Михайлович Симонов. Он, по заданию редакций «Известий», «Красной звезды» и фронтовых газет побывал на Халхин-Голе в 1939 году, был свидетелем боёв под Смоленском летом и участвовал в боевом рейде советской подводной лодки осенью 1941 года, писал очерки из осаждённой Одессы… Короче, бывал на многих фронтах – от Крыма до Крайнего Севера и, даже летал «в гости» к югославским партизанам. Он не понаслышке, а своими глазами видел войну, видел и писал о тех - кто стоял насмерть и кто драпал без задних ног. Симонов шесть раз(!) получал Сталинскую премию за свои произведения - а Сталинскую премию, кому попало не давали.

     Кому же верить, как не ему?

      

     Всемирно известный фильм «Живые и мёртвые» был создан по одноимённому роману Константина Симонова. Тот же в свою очередь – по написанным непосредственно по горячим следам личному дневнику писателя, позже опубликованному двумя отдельными произведениями: «Разные дни войны. Дневник писателя. 1941 год3» и «Разные дни войны. Дневник писателя. 1942-1945 годы4».

     И если, не говоря уже про художественный фильм, реальная действительность в романе - «слегка» отлакирована, то в дневнике писанном «в стол» - показа во всей своей вопиюще-правдивой наготе.

     Внимательно-вдумчивый читатель откроет в «Дневниках» много для себя нового…

     Очень и очень много!

     Но сегодня мы - про авиацию, только про авиацию и ни о чём большем - кроме авиации.

      

     ***

     Все помнят эпизод с бомбардировщиками «ТБ-3» - один за другим сбиваемыми германскими «мессершмидтами»?

     Думаю те, кто хоть раз видел этот фильм, никогда его не забудут – ибо показано очень сильно, аж до вышибания слёз - как у меня в детстве…

     Думаю, не у одного меня.

     Вот как этот, воистину - слёзовышибающий эпизод, описан на страницах «Дневника»:

     «Над нашими головами прошло десятка полтора ТБ-3 без сопровождения истребителей. Машины шли тихо, медленно, и при одном воспоминании, что здесь кругом шныряют «мессершмитты», мне стало не по себе. Проехали еще два километра. Впереди слышались сильные разрывы бомб…

     …Потом мы развернулись и выехали обратно на шоссе. И здесь я стал свидетелем картины, которой никогда не забуду. На протяжении десяти минут я видел, как «мессершмитты» один за другим сбили шесть наших ТБ-3. «Мессершмитт» заходил ТБ-3 в хвост, тот начинал дымиться и шел книзу. «Мессершмитт» заходил в хвост следующему ТБ-3, слышалась трескотня, потом ТБ-3 начинал гореть и падать. Падая, они уходили очень далеко, и черные высокие столбы дыма стояли в лесу по обеим сторонам дороги…

     …Не проехали еще и километра, как совсем близко, прямо над нами, «мессершмитт» сбил еще один – седьмой ТБ-3. Во время этого боя летчик-капитан (член экипажа одного из ТБ-3, сбитых ранее. Авт.) вскочил в кузове машины на ноги и ругался страшными словами, махал руками, и слезы текли у него по лицу. Я плакал до этого, когда видел, как горели те первые шесть самолетов. А сейчас плакать уже не мог и просто отвернулся, чтобы не видеть, как немец будет кончать этот седьмой самолет.

     – Готов, – сказал капитан, тоже отвернулся и сел в кузов.

     Я обернулся. Черный столб дыма стоял, казалось, совсем близко от нас…

     …Едва мы выехали на шоссе, как над нами произошел еще один воздушный бой. Два «мессершмитта» атаковали ТБ-3, на этот раз шедший к Бобруйску совершенно в одиночку. Началась сильная стрельба в воздухе. Один из «мессершмиттов» подошел совсем близко к хвосту ТБ-3 и зажег его.

     Самолет, дымя, пошел вниз. «Мессершмитт» шел за ним, но вдруг, кувырнувшись, стал падать. Один парашют отделился от «мессершмитта» и пять от ТБ-3. Был сильный ветер, и парашюты понесло в сторону. Там, где упал ТБ-3 – километра два-три в сторону Бобруйска, – раздались оглушительные взрывы. Один, другой, потом еще один».

      

     Это был один-единственный в первой части «Дневников» эпизод с советскими бомбардировщиками, конечно, если не считать за таковые транспортные самолёты из такого типа машин - на которых писателю приходилось частенько путешествовать по фронтам.

     Зато с первых же часов попадания писателя на Западный фронт и до самого завершения этой части «Дневника» – об стервятниках «Люфтваффе»:

     «Над городом крутились немецкие самолеты. Были отчаянная жара и пыль. У выезда из города, возле госпиталя, я увидел первых мертвых. Они лежали на носилках и без носилок. Не знаю, откуда они появились. Наверное, после бомбежки».

     А от чего же ещё?

     Не от «Ковида-19» же, в самом то деле…

     Вот ещё, ещё и ещё:

     

     Рисунок 123. …А на самом деле, советские лётчики оказались вот такими. Орлы, млять! Люфтваффе от вас дрожит!

     «Через полчаса после того, как я попал сюда, немцы с воздуха обнаружили наше скопление и стали обстреливать лес из пулеметов. Волны самолетов шли одна за другой примерно через каждые двадцать минут».

     «В семь, когда солнце поднялось уже высоко, немцы снова начали бомбить и обстреливать это место. Приходилось ложиться, вставать, опять ложиться, опять вставать».

     «Потом началась воздушная тревога. Заревели все паровозы, стоявшие на путях, а их тут было, наверно, около сотни. Весь день, когда нас бомбили, не было так страшно, как было страшно сейчас, когда кругом нас на путях, выпуская белый пар, ревели паровозы. Рев их был чудовищный, тоскливый, бесконечный. Он продолжался несколько минут, а нам показалось, что целый час».

      

     Почти на каждой странице первой половины «Дневника» - немецкие самолёты, их бомбёжки и последствия их бомбёжек:

     «По обеим сторонам шоссе между столбами все телефонные и телеграфные провода были порваны. Возле дороги лежали трупы. По большей части гражданских беженцев. Воронки от бомб чаще всего были в стороне от дороги, за телеграфными столбами. Люди пробирались там, стороной, и немцы, быстро приспособившись к этому, бомбили как раз там, по сторонам от дороги».

      

     « – Не будет поезда, – сказал он (начальник ж/д станции) нам, оторвавшись от телефона. – Не будет. Вот мне только что сообщили: по дороге на Смоленск немцы разбомбили поезд с боеприпасами. Оба пути заняты. Вагоны рвутся. В двадцати шести километрах отсюда. Не будет никакого поезда на Смоленск».

     Последствия налётов немецкой авиации не всегда были столь трагическими, как вышеописанные.

     Например:

     «Один из танкистов, майор, рассказал мне, как во время выхода из окружения его и нескольких бойцов нагнал на ржаном поле «мессершмитт». Расстреляв по ним все патроны, немец стал пытаться раздавить их колесами. Майор залег в канаву на поле. Три раза «мессершмитт» проходил над ним, стараясь задеть их выпущенными колесами. Один раз это ему удалось.

     Майор, задрав гимнастерку, показал мне широкую, в ладонь, синюю полосу через всю спину».

     Повезло тому майору – в рубашке родился. Вернее – в гимнастёрке. Но большинство бойцов и командиров РККА - такими «защитными» гимнастёрками не обладали и, им повезло меньше…

      

     ***

     Возможно, кто-то мне напомнит:

     «Так ведь «Люфтваффе» тоже понесли большие потери - в первые же дни после начала «Барбароссы». Большие, чем за всю Французскую компанию 1940 года».

     Знаю!

     «В донесениях бомбардировочных авиаполков, действовавших под районом Бобруйска, встречается несколько упоминаний о убитых «мессершмиттах». Как ни велико было неравенство в силах между «мессершмиттами» и ТБ-3, все-таки не все немецкие истребители оставались безнаказанными. Очевидно, это следует объяснить мужеством хвостовых стрелков на наших бомбардировщиках: даже в безнадежном положении, с горящих самолетов, они продолжали вести огонь и иногда сбивали тех немцев, которые, рассчитывая на безнаказанность, приближались вплотную к подбитым, дымящимся бомбардировщикам».

     Впрочем, этот эпизод был приведён выше.

      

     Вот Симонов участвует в допросе немецких лётчиков со сбитого бомбардировщика:

     «Опрашиваемый Хартле, служил четыре года в германских ВВС, в последней должности – в качестве радиста на борту бомбардировщика и дальнего разведчика «Хейнкель-111», который был подбит 23.VI.41 зенитной артиллерией под Слонимом во время первого полета над советской территорией».

     Несмотря на немногочисленность и острую нехватку боеприпасов, советская зенитная артиллерия заставила себя уважать с первых же дней.

      

     Наконец и, самая обычная советская пехоты - огнём табельного стрелкового оружия, при каждом удобном случае - снимала с Люфтваффе «стружку»:

     «Потом полковник (командир стрелкового полка) рассказал, что его бойцы сбили неподалеку немецкий самолет…

     …От полковника мы поехали к самолету. Он стоял километрах в десяти от штаба полка на открытом месте, на опушке леса. Самолет был совершенно цел. Кажется, в нем были перебиты только рулевые тяги да было несколько пробоин в плоскостях. Летчики, очевидно, убежали в лес. Их до сих пор так и не смогли найти. В самолете все было на месте: часы, фотоаппараты. И то, что самолет был в таком состоянии, было тоже одним и элементов порядка в полку, ибо у самолета дежурили часовые».

     А вот про советские истребители…

      

     ***

     У вас тоже появился вопрос к писателю:

     «А где же наши истребители, спрашивается?».

     Неужели в «Дневниках» Симонова, о них нет ни одного упоминания?

     И здесь взвившись на дыбы, я вопию возмущённо:

     - Как, это: «Нет, ни одного упоминания»? Что за лютая антисоветчина? Где ваш хвалённый патриотизм с приставкой «турбо», дАрагие рАссияне?

     Конечно, есть… Одно… Упоминание.

     Вот – любуйтесь на наших сталинских соколов, пожалуйста:

     «Наконец часа через три над лесом низко прошло звено И-15. Мы вскочили, довольные, что наконец-то появились наши самолеты. Но они полили нас хорошей порцией свинца. Несколько человек рядом со мною было ранено – все в ноги. Как лежали в ряд, так их и пересекла пулеметная очередь.

     Мы думали, что это случайность, ошибка, но самолеты развернулись и прошли над лесом во второй и в третий раз. Звезды на их крыльях были прекрасно нам видны. Когда они в третий раз прошли над лесом, кому-то из пулемета удалось сбить один самолет. Туда, где горел этот самолет, на опушку, побежало много народа. Бегавшие туда говорили, что из кабины вытащили труп полусгоревшего немецкого летчика.

     Не понимаю, как это получилось. Остается думать, что немцы в первый день где-то захватили несколько самолетов и научили своих летчиков летать на них. Во всяком случае, впечатление у нас осталось удручающее… Штурмовали нас до поздней ночи.

     …То, что рассказывали мне люди, вытащившие из кабины полуобгорелый труп якобы немецкого летчика, наверно, просто-напросто отвечало их душевной потребности. Они не могли примириться с тем, что первые увиденные ими за день наши самолеты по ошибке нас же и обстреляли с воздуха. Поверить в это было нестерпимо тяжело, отсюда и родилась версия о трупе немецкого летчика».

     Мда… Такое «кино» на «Мосфильме» не снимали.

      

     И… ВСЁ!!!

     Больше за два месяца войны - нет ни одного упоминания Константина Симонова об «сталинских соколах». А ведь он кроме Западного фронта - побывал в осажденной Одессе, на Крымском перешейке и в Севастополе. Плавал на рыболовецких лоханках, переделанных в тральщики и летал на переделанных в транспортники бомбардировщиках «СБ». И не одного упоминания про советские истребители и хоть каком-то их участии в обороне страны. Пока он в конце сентября 1941-го года - не поехал по заданию редакции в командировке в Мурманск, где в числе первых встретил…

     Кого вы думали?

     Нет, не Санта-Клауса пролетавшего над этим заполярным городом на северных оленях.

     …Британских лётчиков-истребителей на «Харрикейнах», защищающих небо над этим стратегически важным морским портом!

      «…Мы познакомились с несколькими английскими летчиками, в том числе с маленьким Россом. Это, как нам сказали, был очень хороший летчик, представленный в Англии к высшему авиационному ордену. Он сбил над Лондоном не то двенадцать, не то тринадцать немецких самолетов, но здесь, в Мурманске, ему не везло. Ему за все время еще не удалось сбить ни одного самолета, в то время как длинный капитан Рук сбил уже трех немцев.

     А вообще англичане сбили здесь уже не то шестнадцать, не то семнадцать самолетов. Причем тринадцать или четырнадцать сбила эскадрилья майора Рука, а вторая эскадрилья – майора Миллера – всего-навсего три.

     Майор Миллер, тоже, как и Рук, высокий детина, но несколько постарше его, рыжий, с лысеющей головой и густыми рыжими усами, почему-то напомнил мне портреты рыцарей в латах, но без шлемов, на страницах читанных в детстве «Всеобщих историй». Майор Миллер был похож на предводителя ландскнехтов, а эскадрилья его занималась главным образом передачей нашим летчикам прибывавших из Англии с транспортами истребителей «харрикейн». Этим он и объяснял, что его ребята сбили пока так мало самолетов, но, несмотря на логические объяснения, сам этот факт явно расстраивал Миллера».

      

     Дожились, сцуко: одни «Мюллеры» нас бомбят, другие нас защищают от первых.

     И что самое обидное, и те и другие – буржуи, капиталисты и просто пьющие кровь с трудящихся кровопийцы. И это на четвёртом десятке победы Советской власти и построения бесклассового общества в отдельно взятой стране…

     Это – просто какая-то жоппа!

     И стоило столько бабла в авиацию вбухивать, когда просто можно было не скупясь, закупить «Харрикейнов» да нанять побольше Миллеров.

      

     Кстати, в отличии от других «командировок» - ни одного эпизода с бомбардировкой Мурманска немцами, писатель не приводит. И это заслуга не только летающих «иномарок» и их похожих на рыцарей пилотов. В один голос со сбитыми немецкими лётчиками, хвалят советскую зенитную артиллерию и союзники-британцы:

     «…Немалую роль в этом (в противоздушной обороне) сыграла и прикрывавшая Мурманск наша зенитная артиллерия. Это было вполне очевидно для нас и тогда из наших собственных наблюдений, а сейчас, разыскав в блокнотах записи своих разговоров с англичанами, я обнаружил, что они без вопросов с моей стороны сами дважды возвращались к этой теме и хвалили мурманских зенитчиков, даже отдавая им предпочтение перед лондонскими. Большинство воевавших у нас на севере английских летчиков было до этого участниками воздушной битвы за Англию, и в их устах такая похвала кое-чего стоила».

      

     Конечно же, будучи убеждённым коммунистом, истовым советским патриотом и просто хорошим русским человеком – которому «за державу обидно», Константин Симонов несколько подслащивает пилюлю:

     «Самого известного здесь, на севере, летчика, капитана Сафонова, нам повидать не удалось. Мы разъехались с ним – оказывается, он поехал к англичанам. Но вместо него мы увидели нескольких других хороших людей, в том числе старшего лейтенанта Коваленко, о котором я написал потом очерк «Истребитель истребителей…».

     Вот и всё и никаких подробностей. Мол, встретились с «хорошими людьми», поговорили, а утром поправили здоровье огуречным рассолом и разлетелись. Перед начальством отчитались «очерком» за командировку и забыли.

     А возможно этот эпизод он вставил уже позже – перед послевоенной публикацией «Дневников».

     Не знаю!

     Но по мне, так выглядит он как-то чужеродно.

      

     ***

     И дальше в этой части «Дневников», почти не упоминается об советских «ястребках», в отличии например - от нашего прославленного трудяги «У-2» или немецких «стервятниках». Даже во время советского контрнаступления под Москвой:

     «Над городом дважды прошли «юнкерсы»; выныривая из облаков, они бомбили город, но оба раза эта бомбежка шла далеко от нас: пока «юнкерсы» бомбили одну окраину, мы были на другой, и наоборот. Зато, когда мы вернулись к самолетам и уже хотели вытащить их на поляну, чтобы садиться, над самыми нашими головами с ревом прошли сначала один, потом второй, потом третий «юнкерсы». Первый из них развернулся и снова низко прошел над нашими головами. Должно быть, он заметил самолеты. А может, не самолеты, а детей, потому что, замаскировав самолеты в рощице, мы не предвидели, что человек двести ребят окружат их стоящим на белом снегу черным полукольцом. Дети бросились врассыпную, мы стали на опушке под деревья, а «юнкерс» спикировал и обстрелял из пулеметов то место, где только что стояли и дети и мы. По счастью, никто из детей не был ни убит, ни ранен, хотя пули прочертили через поляну длинные снежные дорожки.

     Выждав пять минут, мы сели в самолеты и полетели обратно. Взлетев и развернувшись, мы снова увидели шедшие мимо «юнкерсы». Но они нас не преследовали: или не заметили, или было не до нас. Отлетев подальше от Одоева, мы увидели еще один «юнкерс». Но тут оба наших У-2 нырнули к самой земле и полетели вдоль русла реки, петляя между берегами».

      

     Вот такая фигня, малята…

     А советские и вслед за ними российские военные историки - втирали и, до сих пор втирают хавающему электорату в уши, что в битве за Москву - авиация РККА впервые захватила локальное господство в воздухе.

     Ну и где оно?

     Где «локальное господство в воздухе»?

     Кроме германского, больше никакого превосходства больше не видно.

     Что-то как-то не склеивается, верно?

      

     ***

     Думаете, после 1941-го года что-то кардинально изменилось?

     Читаем вторую часть дневников Константина Симонова и убеждаемся, что если и изменилось что - то только последнее число на дате и география бомбардировок Люфтваффе.

     Снова корреспондент «Красной Звезды» летает на фронты на переделанном в пассажирский «лайнер» бомбардировщик «СБ»:

     «Оказалось, что на мое место уже взяли второго пассажира, одного засунули в фюзеляж, другой сидел впереди, в штурманской кабине Самолет был СБ, и лишних мест в нем не было. Но летчик, ругаясь, все же согласился взять меня, и буквально в последнюю минуту меня вместе с моим чемоданчиком подняли на руках и впихнули в штурманскую кабину…

     …Сесть было некуда, и я устроился полусидя, вкось, на рукоятках пулеметов. В этой тесноте я почти не мог пошевельнуться, трудно было даже двинуть рукой, чтобы вытереть лицо или поправить на голове шапку».

     Но чаще писатель летал на «У-двасе» и, даже на совсем уж экзотических в наших северных широтах машинах:

     «…После некоторых препирательств с пилотом Скрынниковым, лихим, но заносчивым парнишкой, все-таки уселись в его самолет, на этот раз системы «Вульти». Когда-то мы хотели взять у какой-то американской фирмы лицензию на постройку легких пикирующих бомбардировщиков, но потом это намерение не осуществилось, а десяток таких пробных машин остался работать у нас в армии. Машина вообще была удобная: в кабине можно было по-человечески сидеть. Но при хорошей маневренности и скорости до трехсот километров недостаток этих «Вульти5» заключался в том, что их было всего несколько на всю страну, контуры их не значились ни в одном справочнике, и уже не раз то наши зенитчики, то летчики норовили сбить эти бедные машины».

      

     И…

     И «опять – двадцать пять»!

     С первых же страниц – интенсивные бомбёжки немецкой авиации (речь идёт о Керченском полуострове, взятом в конце декабря 1941-го года в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции) и ни одного упоминания об советских истребителях:

     «С началом светлого времени началась бомбежка. Наши зенитные орудия беспомощно стояли на площадях и перекрестках Феодосии. Их было переправлено уже довольно много, но вся беда заключалась в том, что немцы вчера потопили транспорт, который шел сюда со снарядами для зениток. Зенитчики, как им и полагалось по долгу службы, находились возле своих орудий, но стрелять не могли. Все вместе взятое было достаточно драматично.

     Немцы налетали на Феодосию не особенно большими группами, по девять, по шесть, а иногда по три и даже по два самолета. Но зато почти беспрерывно, как по конвейеру. Каждые пять минут то в одном, то в другом конце города слышались взрывы. Проходя по улице, а потом, возвращаясь через полчаса обратно тем же путем, мы встречали на дороге новые воронки, которых не было, когда мы шли в ту сторону…

     …Ребята из редакции были в подавленном настроении. Недавно на соседней улице убило одного из их товарищей-корреспондентов.

     …Было тяжелое, беспомощное чувство оттого, что немцы все это время безнаказанно бомбили город.

     …Бомбежка стихла. Немцы прилетали по одному, но каждый самолет, сбросив бомбы, потом еще долго жужжал в воздухе, пока на смену ему не приходил следующий. Бомбы падали на город с интервалами в десять-пятнадцать минут.

     …В это время снова началась сильная бомбежка. Мы ложились, наверное, раз десять или пятнадцать. Немцы стали бросать тяжелые фугаски, от которых все вокруг долго стонало и ныло уже после разрыва. Осколки, жужжа, пролетали в воздухе, хлопались о крыши, соскакивали с них.

     … Встав, мы увидели, что перекрестка, к которому мы подходили только что, уже не существует. Бомба упала в самый центр перекрестка и вкось обвалила все четыре дома, стоявшие по четырем углам.

     …Воронка была такая, что нам пришлось обойти кругом через другой квартал, чтобы продолжать свой путь. Это была последняя бомба. После нее два часа было совершенно тихо.

     …Проснулся я от удара. Меня швырнуло с дивана и с маху ударило об стенку, а потом об стол. Когда я поднялся, дверь каюты была раскрыта настежь – все уже выбежали. Оказалось, что большая бомба упала недалеко от парохода, вызвала детонацию, взорвались снаряды, и…».

      

     Прям, избиение младенцев какое-то!

      

     Такое положение дел не могло не иметь фатальных последствий для судьбы всей операции, целью которой было снятие осады Севастополя и полное освобождение Крыма:

     «Командир 106-й стрелковой дивизии, во главе ее стойко до самого конца прикрывавший в ноябре сорок первого наше отступление из Керчи на Тамань, Первушин в декабре высадился в Феодосии, уже командуя армией. Но на двадцатые сутки боев за Феодосию молодой, тридцатишестилетний командарм был ранен так тяжело, что только после семи месяцев слепоты и тринадцати операций, сделанных руками Филатова, к нему частично вернулось зрение. А о возвращении в строй, в действующую армию уже не могло быть и речи.

     Передо мной – датированная 18 января 1942 года телеграмма, посланная в штаб фронта, в Краснодар из Феодосии: «Бомбили штаб армии. Командарм, член Военсовета и начштаба ранены».

     Так в первый же день немецкого контрнаступления одним ударом была обезглавлена 44-я армия, и с этого началась вся драма ее исхода из Феодосии».

     С этого начались и все несчастия - преследовавшие Красную Армию весь 1942-й год, вину за которые после войны - советские историки переложили на Мехлиса, якобы запрещавшего рыть окопы.

     Клоуны брехливые!

      

     ***

     Во второй части «Дневника», упоминание о наших истребителей первый раз встречается в феврале, когда Симонов во второй раз летит на Керченский полуостров, в связи с предстоящим наступлением… Это то, которое кончится «Охотой на дроф» Эрика Манштейна.

     Читайте и наслаждайтесь:

     «На следующее утро мы вылетели из Сталинграда и, по расчету времени, уже подлетали к Краснодару, как вдруг из кабины летчика раздались резкие гудки.

     Наш самолет был оборудован фонарем для стрелка, врезанным примерно посередине фюзеляжа в потолок. Задремавший стрелок быстро залез на свою подставку и стал там, в фонаре, крутить спаренные пулеметы. Покрутил и начал стрелять, очередь за очередью. Я читал какой-то роман, уже не помню какой, и, когда стрелок полез на свою подставку и начал палить из пулеметов, мне стало не по себе, я оторвался от чтения, но потом, решив, что – смотри не смотри – все равно делу не поможешь, пересилил себя и опять уткнулся в книгу, хотя при этом продолжал считать очереди. После десятой очереди стрелок крикнул:

     – Отвернул!

     Из кабины вышел штурман, долго смотрел, прижавшись к окошку, и подтвердил:

     – Отвернул.

     Тогда я тоже посмотрел в окошко: далеко в небе маячил удалявшийся маленький самолет, кажется, истребитель.

     – По-моему, это наш, – сказал штурман. – Я почти уверен, что наш. Но в другой раз будет знать, как подходить с хвоста. Раз подходит с хвоста, надо по нему бить, а то «наш, наш», а потом как по ошибке вмажет в тебя да потом еще донесет, что сбил «юнкерс»…».

      

     Вот те на!

     Оказывается, у наших - «идущих в бой» «одиноких стариков» из «музыкальных эскадрилий»», в суровом реале была очень скверная «кредитная история».

      

     «…Через полчаса после этого мы уже без происшествий сели в станице Крымской. Я думал, что мы летим прямо до Керчи, но… Летчики лететь дальше отказались: над Керченским проливом барражировали «мессершмитты»».

     Читаем дальше и…:

      «В этот день долететь до Керчи нам так и не удалось. Переночевав в Крымской, мы утром вылетели в Керчь на ТБ-3.

     Нам сказали, что над Темрюком нас должны будут встретить истребители. Подлетев к Темрюку, мы сделали три круга над аэродромом, и истребители действительно сразу же после этого поднялись и аккуратно сопровождали нас до самой Керчи…».

     Кто как, а я так - просто кипятком писцался, дойдя до этих строк:

     НУ, НАКОНЕЦ-ТО!!!

      

     Правда, нашей с Симоновым радости надолго не хватило…

     «День был не только дождливый, но и туманный. Туман висел, казалось, всего в ста метрах над головой. Львов (генерал, Командующий 51-й армии, ведущей наступление. Авт.) по дороге на левый фланг заезжал еще в две бригады, и я почувствовал, что мне не следует больше присутствовать при тех тяжелых разговорах, которые однообразно возникали в этот день. В ожидании Львова я топтался вместе с коноводами на открытом поле.

     Погода была нелетная, но немцы на этот раз с погодой, очевидно, решили не считаться и все-таки летали. В первый и пока единственный раз за всю войну я видел эту необычную, непохожую на другие бомбежку. Облака и туман висели над полем. При этом продолжал идти дождь. Но немецкие «юнкерсы», как большие рыбы, выныривали из тумана почти на бреющем, били из пулеметов и, сориентировавшись, снова исчезнув в тумане, уже оттуда, откуда-то сверху, невидимые, сбрасывали бомбы. Должно быть, они делали так потому, что вырывались из тумана слишком низко, бомбить с этой высоты было бы опасно для них самих».

      

     И опять, почти на каждой странице «Дневников», всё та же удручающая картина. Всё время второй командировки Константина Симонова - немецкая авиация непрерывно бомбит части Красной Армии:

     «Девятка «юнкерсов», вываливаясь из гораздо более высоко, чем вчера, стоявших облаков, в несколько заходов бомбила все кругом этой развилки… Два раза попали под бомбежку. Оба раза слезали с лошадей и садились на них снова, вымокшие и грязные. …Так же как и вчера, было много жертв – и убитых и раненых».

     Стервятникам Люфтваффе, по возможности оказывается ожесточённое сопротивление:

     «Во второй половине дня мы с нашим корреспондентом по Крымскому фронту Бейлинсоном влезли на попутный грузовик и поехали в Керчь. Уже подъезжали к ней, когда начался воздушный налет: рвались бомбы, со всех сторон лупила наша зенитная артиллерия, в воздухе перекрещивались пулеметные трассы…

     Зенитки лупили вовсю, и мы старались идти впритирку к стенам домов и побыстрее, перебежками. Вскоре кончилась бомбежка, а за ней и зенитная стрельба».

     У зенитчиков Красной Армии, имелись и отдельные успехи, поэтому я не думаю, что «драх нах Остен» - казался лёгкой прогулочкой по экзотическим местам, для пернатых выблядков Геринга:

     Утром следующего дня наши зенитки подбили над самым Ленинским немецкий «юнкерс». Летчики были взяты в плен, и в числе их не то капитан, не то майор – командир немецкой разведывательной эскадрильи».

      

     А как же советские истребители?

     Неужели, про них нет ни одного упоминания?

     Ведь не сорок первый же год, едрыть твою авиадивизию!

      

     Как это «нет»?

     Есть!

     Одно упоминание:

     «Я пробыл в Керчи несколько дней. Был за эти дни у командующего ВВС Крымского фронта, ездил в авиационный полк, разговаривал с летчиками…».

     И, ЭТО ВСЁ?!

     И это – всё…

      

     В конце-концов, Керченская катастрофа весны 1942 года, а затем и Севастопольская – во многом обуславливалась активностью немецкой авиации и бездеятельностью советской. Началась же она 11 мая, когда на своём командном был убит во время авианалёта Командующий 51-й армией генерал-лейтенант Львов Владимир Николаевич и ряд других командиров.

     А виноват во всём, кто?

     Правильно – Лев Захарович Мехлис!

     Не собственным же лётчикам в отъевшиеся на спецпайках рожи плевать.

     Не патриотично!

      

     ***

     После знойного Крыма, писателя отправляют в командировку на солнечный Север… В этом эпизоде «Дневников», он аж целых два раза(!) упомянул про советскую боевую авиацию:

     «Здесь же, поблизости от Архангельска, наши летчики вместе с английскими инструкторами осваивали английские «харриккейны»».

     «Были в Мурманске в защищавших его авиационных истребительных полках. Об одном из наших истребителей, об Алеше Хлобыстове, совершившем двойной таран, я напечатал в «Красной звезде» очерк «Русское сердце»».

     Но что-то как-то в отличии от прошлых записей – как-то сухо, казённо и «без души», верно?

     Поэтому хочется сказать:

     - Не верю!

      

     Более красочен и потому правдоподобен рассказ о поездке к лётчикам дальнебомбардировочной авиации, намедни возивших Молотова в Америку, для переговоров с Рузвельтом… Поди, «Аэрокобры» да «Бостоны» клянчил советский Нарком иностранных дел у идеологического врага - после стольких то установленных рекордов и, прочих предвоенных «успехов» Наркомата авиационной промышленности.

     Лётчик-майор Сергей Михайлович Романов, кроме всего прочего рассказывает:

     «В Канаде вокруг аэродрома в Хусвее мелкий хвойный лес. Среди работающих на аэродроме много украинцев. Осматривали наш самолет. Один сказал:

     – Перший раз бачу такой велыкий литак…».

     Сразу видно – человек правду говорит!

     А то – «двойной таран», пАнымаешь…

     Курам на смех!

      

     В общем, этот полёт тяжёлого четырёхмоторного бомбардировщика «Пе-8» с «железным» наркомом на борту в Америку – единственное достижение советской боевой авиации за весь 1942 год.

     Да и на том сасибо.

      

     ***

     Осенью Симонов едет на Сталинградский фронт и снова знакомая нам уже до боли сердечной «песТня»:

     «Ясный осенний день. Берег вовсю бомбят. Земля под ногами то сильнее, то слабее содрогается от разрывов. Кругом все смешалось – развалины домов, рухнувшие бараки, изогнутые рельсы, рваные железные бочки, доски, обломки мебели, утварь…

     …Снова начинается бомбежка. Начальство завтракает там под бомбежкой и показывает друг другу свою выдержку. А нам с Коротеевым выдержку показывать некому, а бежать куда-то в другое место, чтобы основательно спрятаться от бомбежки, далеко и неудобно. А здесь, на самом берегу, в общем-то, прятаться некуда. И мы тоже сидим и ждем, чем все это кончится… Продолжается это около часа.

     …Влезаем на паром, добираемся до середины реки. Над головами появляется немецкий бомбардировщик и начинает бомбить нас. С парома никто не стреляет – ни пулеметов, ни орудий нет. Бомбардировщик заходит три раза подряд, кладет бомбы вокруг нас, улетает».

      

     Обычно, «серьёзные» историки пишут что немцы всегда налетали «численным превосходством», что мол нашим немногочисленным соколикам и не сунуться – сразу смахнут с неба как докучливую мошку… А тут смотрите: один-единственный немецкий бомбардировщик - без всякого истребительного прикрытия безпредельничает над нашей территорией как хочет и, нет ни одного советского - хотя бы фанерно-перкалевого «Ишачка» рядом, чтоб устроить ему укорот.

     Вам не кажется, что нам уже больше восьмидесяти лет - рассказывают про какую-то другую войну?

     Не про ту, которая на самом деле была.

      

     Вот писатель уехав из самого Сталинграда, прибывает на командный пункт 1-й гвардейской армии генерала Москаленко, пытающейся наступать во фланг немецкой 6-ой армии Паулюса…

     Здесь вообще, творится что-то за гранью добра и зла:

     «…Добравшись затемно, до рассвета, на наблюдательный пункт Москаленко, мы просидели на нем около восемнадцати часов до наступления полной темноты. Дело происходило в степи, и наблюдательный пункт этот был устроен даже не на холме, а просто на какой-то почти незаметной складке местности, врыт в эту складку и хорошо замаскирован.

     Боюсь оказаться неточным, но в моем тогдашнем ощущении от этого наблюдательного пункта до передовой было утром перед возобновлением наступления, наверно, метров семьсот-восемьсот, не больше.

     Справа и слева от нас сосредоточивалась пехота и потом несколько раз за день переходила в атаки.

     А в небе с утра до вечера висела немецкая авиация и бомбила все кругом, в том числе и еле заметную возвышенность, на которой мы сидели.

     День был настолько тяжелый, что даже не лежала душа что-нибудь записывать, и я, сидя в окопе, только помечал в блокноте палочками каждый немецкий самолет, заходивший на бомбежку над степью в пределах моей видимости.

     И палочек в блокноте к закату набралось триста девяносто восемь. Каждый десяток палочек я соединял поперечной чертой и писал вместо них десять. И таких десяток в темноте набралось тридцать девять. И еще восемь палочек, не успевших составить последнюю десятку.

     А когда потом мы шли с наблюдательного пункта обратно через это поле, на котором сосредоточивалась и с которого переходила в наступление пехота, вокруг было страшное зрелище бесконечных воронок и разбросанных по степи кусков человеческого тел.

     В эти самые дни на участке армии Москаленко был убит тот генерал-лейтенант, артиллерист, Корнилов-Другов, которого мы когда-то встретили под Москвой у Говорова…».

      

     И опять возникает вопрос:

     - А где же советские истребители?

     А вот они, полюбуйтесь:

      «В Камышине на аэродроме, когда мы садились в «дуглас», я увидел Марину Раскову, а с нею несколько девушек из ее бомбардировочного полка, летавшего на пикирующих бомбардировщиках. Они провожали летчика-истребителя Героя Советского Союза Клещова; он был из того полка, который сопровождал на бомбежки полк Марины Расковой. Раненного в воздушном бою, его отправляли в госпиталь прямо в Москву, и Марина Раскова и ее девушки трогательно заботились о нем. Смотрели, хорошо ли закреплена в самолете его койка, клали ему под руку кулечки с яблоками на дорогу».

     Мда… После описания кусков человечины разбросанных по полю, слова про «кулёчки с яблоками» - звучат откровенной издёвкой.

     Как говорится – «без комментариев», хотя так и хочется выразиться матом в адрес «лётчика-истребителя».

      

     (От автора:

     Не хочу оскорбить ни самого Клещова, ни всех лётчиков-истребителей разом… Но имеются вполне обоснованные сомнения насчёт боевых счетов некоторых из них. Вот например, что пишет Евгений Мариинский «Я дрался на Аэрокобре»:

     «Оставшимся на аэродроме летчикам и техническому составу на фоне серого сумеречного неба отчетливо было видно, как наша шестерка с набором высоты шла на юг, к переправам, а им навстречу, гораздо выше, шла в плотном строю девятка немецких «Хейнкелей-111». Один из наших истребителей задрал нос и с огромной дистанции открыл огонь в сторону врага. Это не произвело на немцев ни малейшего впечатления.

     В том же плотном строю они сбросили бомбы на переправу и спокойно ушли обратно.

     Стали возвращаться и наши истребители… Тем временем первый из приземлившихся подрулил к КП полка и выключил мотор. Из кабины выскочил командир полка Бобров. Он тут же подозвал техника самолета:

     – Сбил, сбил, сбил! Рисуй звездочку, рисуй звездочку!».

     Однако!

     Это уже конец 43-го года, а германские «стервятники» бомбят наши переправы как ни в чём не бывало и, не подозревают, что ВВС КА перехватило у Люфтваффе «господство в воздухе».

     Кстати, Бобров – участник боев в Испании, за которые был награжден орденом Ленина. Возможно Константин Симонов, о таких «технологиях» и про таких «героев» - знал гораздо больше нас с вами, но не доверял такие записи даже собственному дневнику…

     Ведь, мало ли что, правда?).

      

     Такое ощущение, что из всей советской авиации по-настоящему воевал лишь самолёт, который в «Дневниках» упоминается чаще всего…

     Угадайте, что это за машина?

     Правильно:

     «Я поехал к «кукурузникам», как тогда называли У-2. Называли и по-другому, по-разному, но на южных фронтах чаще всего «кукурузниками».

     Написанный после этого очерк под названием «Руссфанер» о том, как наши У-2 бомбили немцев в Сталинграде, в том числе и тот авиагородок, где сами когда-то стояли, и дома, в которых сами жили, был моей последней корреспонденцией за эту поездку.

     Кстати, обратно до Камышина, до пересадки на «дуглас», мы летели на этих самых У-2. Начало полета вышло неудачным. В воздухе появился «мессершмитт». Пришлось спасаться – срочно садиться на ту же лесную полянку, с которой взлетели. Наш У-2 не зацепило, но другой, севший полуминутой позже, рубануло очередью. Хотя и летчик и пассажир остались целы, зрелище это заставило меня проявить дополнительную бдительность. Когда мы взлетели во второй раз, я чуть не отвертел голову, с великим усердием глядя во все стороны…».

     И вот скажите мне: стоило ли ради этого куска летающей фанеры, 84 авиазавода «НКАПу» строить и едва ль не полмиллиона человек привлекать?

      

     1942-ой год в «Дневниках» Симонова заканчивается на несколько мажорной нотке. В разгар Сталинградской операции, которая привела к окружению 6-ё немецкой армии, он был на Центральном фронте, где своими глазами наблюдал следующее:

     «Морозная дымка в небе рассеялась, и над нашими головами прошли вперед штурмовики под прикрытием истребителей. И почти сразу же, только повыше, чем они, прошли в нашу сторону три девятки «юнкерсов» и начали пикировать сзади нас на тылы дивизии. Но в ответ с разных точек начался сильный зенитный огонь. Начальник артиллерии сказал, что только на их участке зенитчики сбили за эти три дня тринадцать самолетов. Даже если считать, что половина всего этого сбита соседями справа и слева, как это часто бывает при подсчетах, все равно картина получается совершенно другая, чем была раньше».

      

     Хотя наступление Центрального фронта и, не задалось…

     Ведь им сам «маршал Победы» - Жуков, руководил!

     Поэтому, «задаться» оно просто не могло по законам физики.

     …Но хотя бы на советские зенитную истребители и штурмовики в деле в первый раз (за полтора года войны, Карл(!!!), за полтора года…) писатель полюбовался, да в очередной раз заценил мощь нашей зенитной артиллерии.

      

     ***

     В последующие, победные годы интенсивность работы «Люфтваффе» в дневниках Константина Симонова снижается… Здесь вроде бы, драчка уже происходит хотя бы на равных. Или – почти на равных.

     Вот к примеру, как описывается у него Курская битва:

     «Сверху, из корпуса, сообщают, что через наш участок идет 200 наших самолетов бомбить немцев. И в самом деле скоро они появляются над нашими головами. Все небо над нами в разрывах немецких зениток. Немцы начинают бить заранее, еще над нашими позициями, и чтобы пораньше встретить огнем наши самолеты, и чтобы заставить их спутать, где истинный передний край, и отбомбиться по своим.

     Вслед за нашим налетом – немецкий. Первый был в пять утра. Второй – в девять. Этот – третий.

     Опять идут «юнкерсы». Один сбили. Он падает дымясь. Летчик выбросился, его ветром несет вперед, в самую кашу боя. Над головами идут наши «бостоны6». Немцы сбили один зенитным огнем, очевидно, прямое попадание. Никто не выпрыгнул. Самолет камнем пошел вниз.

     Через двадцать минут в ту сторону идут наши штурмовики. И почти одновременно немцы начинают бомбежку нашего командного пункта. Взрывы все ближе и ближе, почти ничего не слышно.

     Над головами снова проходят в сторону немцев «бостоны». Начинает чуть-чуть темнеть. Поскорее бы ночь!».

     Но опять же: чтобы во время войны получать от американцев по Ленд-Лизу «Бостоны», Советскому Союзу не нужен был - ни сам Наркомат авиапромышленности, ни его 86 заводов, 9 научно-исследовательских институтов (НИИ) и конструкторских бюро (КБ). Не нужны были и 450 тысяч рабочих и служащих, которые могли бы заниматься чем-то другим - более полезным.

      

     ***

     Вот, пожалуй и всё…

     Однако уже от себя лично, я хочу напомнить знающим и проинформировать не ведающих, о некоторых нелицеприятных фактах:

     «Птенцы Геринга» продолжали петушить «сталинских соколов» - вплоть до едва ли не последних дней войны. Не с такой интенсивностью, конечно, как первые два года…

     Притомилсь-приустали!

     Но всё равно так, что только пух и перья летели.

      

     Заодно, хочу нанести очередной удар по кое-каким устойчивым стереотипам.

     Факт первый.

     Вот к примеру историки пишут, а электорат вслед за ними послушно повторяет:

     Перед 22 июня 1941 года, типа, Сталин запрещал сбивать немецкие самолёты-нарушители - боясь спровоцировать нападение Вермахта…

     Знакомая песТня не правда ли?

     Однако, в течении практически всей войны, немецкие самолёты элитного подразделения люфтваффе – «Aufkl. Gr.Ob.d.L.» (известной также как группа Ровеля), практически безнаказанно совершали разведывательные полёты над Кронштадтом, Севастополем, Москвой, Поволжьем, Уфой, Пермью, Баку, Тбилиси…

     И даже Ираном и Ираком, отслеживая маршруты, по которым поставлялась союзная помощь в СССР (Ленд-Лиз)!

     А в этот раз, кто запрещал их сбивать и что он боялся «спровоцировать» этим запретом?

     Безоговорочную капитуляцию Третьего Рейха, что ли?!

     А больше, ничего на ум не приходит!

      

     Факт второй.

     Официальные советские, а вслед за ним подхватившие эстафету российские историки, утверждают и большинство хавающего пипла с ними согласны, что все наши беды произошли от того, что заебавшись править такой страной Сталин не дал привести войска и авиацию в том числе, в состояние повышенной боевой готовности… Что мол в результате «внезапного и вероломного» удара по аэродромам, все самолёты были сожжены, а следом за ними разгромлены оставшиеся без «воздушного зонтика» сухопутные войска РККА.

     Однако, в период с 4 по 28 июня 1943 года, когда никакой «внезапности» уже не могло быть по определению… И когда даже сам Сталин, не только не запрещал советским лётчикам защищать Родину - но и категорически на этом настаивал… Бомбардировочные эскадры 1, 4 и 6-го воздушных флотов «Люфтваффе», в ходе операции «Кармен II» - совершили 9 налетов на Саратов, 7 налетов на Горький, 2 налета на Ярославль, 1 налет на Астрахань и Рыбинск, а также нанесли удары по населенным пунктам Углич, Константиновский, Сызрань, Балашов и Камышин…

     В результате успешных действий немецкой авиации и соответственно – провального противодействия советской системы ПВО, были выведены из строя около тридцати крупных, средних и мелких предприятий… В том числе, были полностью разрушены «Ярославский шинный завод № 736», горьковские заводы «ГАЗ», «Двигатель революции», «Саратовский авиазавод № 292», «Крекинг-завод имени Кирова» в том же Саратове и ряд других важных стратегических объектов7.

      

      

     

     Рисунок 124. Обломки американских "Летающих крепостей" в полтавских степях.

      

     А вот ещё – ваще вопиющий факт такого же рода.

     В 1944-м году ВВС США и СССР договорились о проведении «челночных операций» американской стратегической авиацией в годы Второй Мировой войны. Суть такова: «Летающие крепости» и «Либерейторы» стартовали с аэродромов Британии - бомбили Рейх и, не сворачивая - летели на советские аэродромы, где заправлялись, вешали в бомболюки бомбы и летели в обратную сторону, по дороге домой снова бомбя германские города…

     Ответственность за безопасность «гостей», разумеется, лежала на совести хозяев.

     21 июня 1944 года, ровно в полночь, сто двадцать изрядно устаревших немецких самолетов «Хенкель-111» появились в темном небе над Полтавой. В течении одного часа и сорока минут, они совершенно безнаказанно производили бомбометание с высоты 4-5 тысяч метров, сбросив в общей сложности сто тонн бомб, в том числе и 15 тысяч противопехотных мин.

     Ночной аэродром превратился в сущий ад…

     От взрывов дрожала земля, полыхало зарево склада ГСМ (горюче-смазочных материалов) и рвались боеприпасы.

     Днем, без особых проблем на полтавский аэродром прилетел немецкий самолет-разведчик, сфотографировал результаты бомбардировки и, так же - безнаказанно ушел…

     Ну наверное это Сталин его запретил сбивать, чтоб не спровоцировать Гитлера на внезапную, неожиданную и коварную безоговорочную капитуляцию.

     А чем ещё объяснить?

     Потери американцев от налета немецкой авиации были ощутимы и сравнимы разве что с «Пёрл-Харбором»: 44 четырёхмоторных бомбардировщика «Б-17» - были уничтожены, ещё 25 - повреждены. На земле так же сгорели 25 советских истребителей и склад ГСМ, взорван склад авиабомб8.

     И вот вопрос на засыпку: а кто в данный момент должен был дать приказ о приведении советской авиации в полную боевую готовность?

     Неужели, президент Рузвельт?!

      

     Факт третий.

     Нам говорят, что к весне 1945 года (или, даже раньше), Военно-воздушные силы Красной Армии захватили полное господство в воздухе…

     Однако, как раз март-апрель «победного сорок пятого», были ознаменованы беспрецедентно-активными действиями немецкой авиации по разрушению переправ через реки - как на Востоке, так и на Западе. Люфтваффе всеми способами стремились остановить продвижение советских и англо-американских войск, затруднить подвозку пополнения и техники и помешать их снабжению.

     При отступлении от Вислы к Одеру части вермахта разрушали все железные и автомобильные дороги, виадуки и мосты, но советским войскам достались неповрежденными в общей сложности 120 железнодорожных, автомобильных и пешеходных мостов через Одер. Разрушение их с воздуха могло оставить наступающие на Берлин советские войска фронта без снабжения на две-три недели и, этим-то по приказу самого Фюрера и занялись Люфтваффе в ходе операции «Hexentanz» («Свистопляска» или же «Колдовской танец»).

     Хотя бывший командующий 16-й воздушной армией генерал-полковник С. И. Руденко и жизнерадостно утверждает в мемуарах:

     «С марта 1945 г. мы не допускали авиацию противника к р. Одер, встречая фашистские самолеты над его территорией, и навязывали воздушные бои».

     Но факты – вещь упрямая: отдельные мосты через Одер уничтожались и снова восстанавливались по двенадцать раз. Восстановлением переправ через крупнейшую реку Восточной Германии, круглосуточно занимались в общей сложности 13 понтонно-мостовых, 27 инженерно-саперных батальонов и 6 военно-строительных отрядов РККА.

     И обязательно надо учитывать: в это же время на Западном фронте - Люфтваффе с ещё большей интенсивностью пыталось уничтожить Рейнский мост. Там применялись даже баллистические ракеты «Фау-2».

      

     ***

     Итак, вкратце подведём итоги, проведём разбор полётов и произведём раздачу пиз…

     …Слонов.

     В обоих частях «Дневников», Константин Михайлович Симонов достаточно подробно описывает встречи и приводит диалоги с очень разными людьми – от командующими фронтами и членами Военсоветов, до рядовых красноармейцев и гражданских лиц…

     Он встречается и подолгу беседует с представителями практически всех родов войск – танкистами, артиллеристами, пехотинцами, моряками, разведчиками, партизанами и даже с нелюбимыми нашими военными экспЭрдами…

     …Кавалеристами!

     Писатель частенько бывает на допросах пленных немецких офицеров и солдат и, даже не брезгует беседовать с арестованными предателями, служивших оккупантам…

      

     

     Рисунок 125. Что, соколик? Обосрался, да?

      

     Но вот лётчиков советской боевой авиации в частности и, Военно-Воздушные Силы Красной Армии (ВВС РККА) в целом - шестикратный сталинский лауреат старательно и откровенно игнорит!

     В общей сложности, на страницах своих «Дневников», он посвящает им места меньше, чем положим – даже болгарским пилотам, вовремя перелетевшим (в прямом и переносном смысле) к победителям:

     «…Еду на центральный софийский аэродром со странным для нашего слуха названием: Враждебна.

     Спрашиваю, каковы болгарские летчики. Борис хвалит их, говорит, что летчики хорошие, и со своей всегдашней спокойной обстоятельностью объясняет, что это не удивительно: почти у каждого из болгарских летчиков семь-восемь лет стажа и тысячи часов налета. Болгарская авиация не понесла за эту войну никаких потерь и целиком состоит сейчас из кадровых летчиков. А что до машин, то, как и вся болгарская армия, болгарская авиация снабжена немецкой материальной частью. У бомбардировщиков на вооружении «юнкерсы-88 и 87», а у истребителей – «мес-сершмитты-109».

      

     Почему, как вы считаете?

     Да потому что он знает про «подвиги» наших «асов» - не по послевоенным фильмам о «поющих стариках», а по собственному военному опыту…

     Нет, не так: бывая на фронтах Великой Отечественной Войны, Константин Симонов - ничего не знает про подвиги наших «сталинских соколов», по причине их полного отсутствия.

     Думаю на этом «пиарить» птенцов Геринга и заслуженно макать наших «соколов» в их же дерьмо – хватит: уже надоело, да и самому противно… Но кто желает – может сам перечитать «Военные дневники», прочитать дальше и понять:

     Даже если бы у Красной Армии на 22 июня 1941-го года - вообще не было бы ВВС, это мало бы что изменило в худшую сторону…

     Ибо, хуже просто некуда!

      

     ***

     Ах, ну да:

     «Мы ж всё равно их Берлин взяли, а не они нашу Москву…».

     Ну тогда держите – вы сами этого хотели!

      

     Это, вообще - нечто за гранью добра и зла!

     Не настолько уж и богатая страна с балансирующим на грани нищеты и голода населением, почти два десятка предвоенных лет - напрягаясь изо всех сил отдавала своим Военно-Воздушным Силам всё самое лучшее: гигантские заводы, современное импортное оборудование, самые дефицитно-квалифицированные кадры…

     И что она получила от собственной авиации взамен?

     Из тех же «Военных дневников» Симонова, уже за 1943 год:

     «Сразу же за Тулой пошла земля, где побывали немцы, и так тянулась до самого Харькова – сожженные города, разбитые вдребезги станции, взорванные водокачки, остовы сброшенных с путей горелых вагонов, вывихнутые столбы, перекрученные взрывами рельсы, трубы взорванных заводов, трубы сгоревших домов».

     И так от Бреста до Сталинграда, от Мурманска до Владикавказа… И трупы, трупы, трупы… Много трупов… Очень много трупов…

     Десятки миллионов трупов!

      «Еду из Минеральных Вод в Пятигорск. Подвожу по дороге какого-то оставшегося без машины военного прокурора. Он говорит, что после ухода немцев в известковой яме найдено много незарытых трупов взрослых и детей, умерщвленных неизвестным способом. Есть сведения, что у немцев имелась какая-то газовая машина смерти. Спрашиваю, что это за машина. Говорит, что пока неизвестно, не захватили, может быть, только слухи. Говорит, что убитых немцами жителей очень много. Две с половиной тысячи убили в Армянском лесу, у стекольного завода и еще многих у места дуэли Лермонтова за кирпичным заводом.

     …Пятигорск. Стою в толпе, собравшейся на траурный митинг. Люди истощенные, оборванные. А митинг идет долго. В городе много расстрелянных и повешенных немцами, и то одних, то других снова перечисляют то в одной, то в другой речи. Под конец выступает девочка на вид лет тринадцати в солдатской шинели с обрезанными полами. Ее зовут Нина Пак. У нее немцы повесили отца и мать, и она рассказывает об этом, говоря о них как о живых: папа и мама.

     …Деревня за Вязьмой. В овраге убитые немцами старики и женщины, незакопанные. Одна с ребенком…

     …Уже после этого в мою память вошло и то, что я увидел своими глазами – Майданек и Освенцим, – и то, о чем слышал и читал – тома Нюрнбергского процесса, десятки книг, тысячи и тысячи метров пленки, снятой операторами почти во всех местах главных массовых убийств – в России, на Украине, в Белоруссии, в Прибалтике, в Польше. Печи, рвы, черепа, кости, панихиды, эксгумации…».

      

     В моём понимании, в любом преступлении виноваты двое: тот - кто его совершил и, тот - кто его не предотвратил, хотя должен был это сделать по служебной обязанности…

     Деньги ему за это платят, понимаете?

     И эти деньги – из вашего кармана!

     Если ваш участковый не смог предотвратить зверское убийство вашей семьи, то по крайней мере - не надо петь ему дифирамбы, если уж не имеется возможности поставить вопрос о его профессиональной пригодности.

      

     Боевая авиация, это часть вооружённых сил страны.

     Кто-то будет со мной спорить?

     Последние же, это вроде сторожевой собаки - которую вы где-то приобрели щенком и выкормили для защиты своего жилища, имущества и семью.

     Или, она нужна чтоб только на пробегающих мимо кошек лаять?

     И если после нападения на ваш дом бандитов, ваш раскормленный до сущего безобразия сторожевой пёс - убегает скуля и поджав хвост… А вам, уже потеряв в прихожей взрослых сыновей и отца, на пороге семейной спальни приходится отмахиваться предметами мебели – чтоб хотя бы спасти малолетних детей, жену и старуху мать…

     То хотя бы не стоит после этого, пса по головке гладить:

     «Шо? Испужался, мешок с блохами? Ну ни шо, всё уже позади: счас мы тоби «вискоса» в мисочку насыплем и зараз ты повеселеешь».

     А лучше всего – перестать его кормить.

      

     Поэтому, просто издевательством звучит такое:

     «В халупу, где мы заночевали, принесли раненого летчика. Сразу набились люди. Летчик лежит без сознания. За ним приехали, чтобы везти в госпиталь. Старший из приехавших, капитан, тоже летчик, говорит набившимся в хату женщинам, жалеющим раненого:

     – Мы люди войны, мы для этого учились и готовились». 

     Чему ты «учился», дятел оленеподобный?

     К чему «готовился», сволочь?

     Как отдать полстраны на разор и истребление?!

     Эх, жалко не насцали те «набившиеся люди» - этим «людям войны» в их бесстыжие зенки…

      

     И опять же возникает недоумение от такой позиции и не в первый раз, признаюсь:

     - Да что вы за народ такой, дарагие рассияне?

     Во время бомбардировки Гамбурга союзниками, мирные немецкие бюреры заметили что в одном бомбоубежище с ними укрывается эксперт «Люфтваффе» - до самых его арийских мудей, увешанный «железными» и всякими прочими «крестами»…

     Так несмотря на то, что тот оправдываясь сообщал, что он - истребитель дневной авиации, приехавший в отпуск с Восточного фронта и никакого отношения к системе ПВО Рейха не имеющий, его взашей вытолкали из убежища:

     - Твоё место не здесь - среди стариков, женщин и детей – а в небе!

     Вот это – нация!

     Великая во всём без исключения, даже в преступлениях.

     А вы, дАрагие рАссияне, при всём моём искреннем прискорбии - не нация, а слякоть под ногами.

     И лучше того же Симонова про вас не скажешь:

     «Когда кончился процесс (над экипажем «фергазунгсваген» - грузовика-душегубки. Авт.) четырех осужденных приговорили к повешению, мы с Алексеем Николаевичем Толстым пошли на площадь, где происходила публичная казнь. Колебаний – идти или не идти – не было. Ходили каждый день на процесс, слышали и видели все, что там говорилось и делалось, пошли и в этот день, чтобы увидеть все до конца.

     Старший из немцев, капитан, там, на процессе, без утайки, однажды решившись, каким-то деревянным, неживым, но твердым голосом рубивший все до конца, и здесь твердо, деревянно, как уже неживой, шагнул навстречу смерти в открытый кузов въехавшего под виселицу грузовика, который должен был потом отъехать. Другим немцам было очень страшно, но они до последней секунды силились держать себя в руках.

     Шофер душегубки Буланов от ужаса падал на землю, вываливаясь из рук державших его людей, и был повешен, как бесформенный мешок с дерьмом».

      

     ***

     Однако, что-то я сегодня…

     Того!

     Разошёлся-разгорячился.

     Виноваты не люди – тот же раненый лётчик, а «система»!

     «Система», исторически сложившаяся именно так - а не иначе, по каким-то там своим объективно-субъективным причинам.

     А люди то, в основном у нас хорошие!

     И разные.

     И каждый человек в разных «системах» ведёт себя по-разному и меняет своё поведение вместе с изменением среды обитания. С разными целями: в потугах подняться выше, стараясь удержаться на прежнем уровне или чисто просто выжить в «системе».

     Ибо, вне «системы», человек – это и не человек вовсе…

     Ноль!

     Сломать через колено «систему», выстроить на её месте что-нибудь более адекватное, тем самым заставив состоящих в её состав людей меняться.

     Ведь, что говорил Наполеон?

     «Чернь без меня никто. А со мной – всё!».

     И всё у нас с вами, будет исключительно в шоколаде!

     По крайней мере, надежда на это имеется.

      

     *************************************************************************

     УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ !!!

     Публикация второй части романа продолжится через две недели – 2 декабря в субботу.

     С искренним уважением…

      

     Notes

     [

     ←1

     ]

      Здесь и ниже: Мухин М.Ю. «Авиапромышленность СССР накануне Великой Отечественной войны».

      

     [

     ←2

     ]

      Цифры для сравнения можно найти где угодно, например: Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы. Темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996; Быстрова И.В. Советский военно-промышленный комплекс. Проблемы становления и развития. (1930—1980-е годы). М., 2006 и др.

     [

     ←3

     ]

      http://militera.lib.ru/db/simonov_km/index.html

     [

     ←4

     ]

      http://flibusta.is/b/452292 , http://militera.lib.ru/db/simonov_km/index.html

      

     [

     ←5

     ]

      Пассажирский одномоторный скоростной самолёт «V-1AS» компании "Эйрплейн дивелопмент". В нашей стране эту машину строили по американской лицензии как штурмовик и лёгкий под названием «БШ-1», по разным источникам в количестве от 38 до 50 машин. 

     [

     ←6

     ]

      Американский бомбардировщик Дуглас А-20 "Бостон" является одной из самых известных машин среди поставлявшихся по ленд-лизу в СССР в годы Великой Отечественной войны. A-20 стал многоцелевым самолетом, выполнявшим разные функции - дневного и ночного бомбардировщика, разведчика, торпедоносца и минного заградителя, тяжелого истребителя и даже транспортного самолета. Особенно велика была его роль в морской авиации, в минно-торпедных полках. В СССР было отправлено 3128 самолетов "Бостон" различных модификаций, заслуживших отличную репутацию у наших летчиков. 

     [

     ←7

     ]

      Более подробно я писал уже во второй части романа «Я - АНГЕЛ», часть 2 «Между Сциллой и Харибдой», глава 9: «Пересчитывая скелеты в шкафу…». https://author.today/reader/131989/1077786

      

      

     [

     ←8

     ]

      Для тех, кто интересуется: https://wwii.space/%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%82%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D0%B0%D1%8D%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%BC%D1%8B-%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85-%D0%B1/

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"