Завьялова Лидия Филипповна : другие произведения.

Второе рождение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Второе рождение

  
   Мы едем! Наконец-то мы едем! Не знаю, как Сашке удалось этого добиться, но мы едем!
   До сих пор мы только два раза выезжали на игру в Талачинск, но он совсем рядом с нашим Новым. А тут... Ребята даже не поверили, когда Саня сказал. Мол, нельзя так жестоко разыгрывать... А он показал приглашение, всё честь по чести, нашу команду позвали на показательные игры в столицу края. Ай да мы! Ай да Саня!
   Правда, ехать долго, почти весь день. Поспать бы, а то я встала в шесть утра (даже без пятнадцати шесть, с перепугу ещё до будильника). Потому что автобус уходит в семь, а я боялась опоздать. Боялась не одна я, поэтому уже в полседьмого перед автобусом стояла почти вся наша команда. Даже Ленка! Кто и как её будил - не представляю, а она не рассказала, потому что сначала только зевала беспрерывно, а, когда нас пустили в автобус, мгновенно уснула. Ничего, всю дорогу не проспит, потом расспрошу. А то был у меня опыт её бужения... н-да... Главное, вовремя пресечь её песнь о Барсукове, он у меня уже сидит не только в печёнках, но и в почках и... в общем, во всех внутренних органах. Ленка и так через каждые три фразы что-нибудь о нём ляпает, а уж тут... На играх-то, само собой, будут "Беркуты", и у Ленки появился такой нежданно-долгожданный шанс увидеть-прикоснуться-быть замеченной-взять автограф!.. не знаю, на что ещё распространялись её мечты.
   "Беркутов" я уважаю. Ну, а кто, скажите, их не уважает? Лучшая команда страны, нас Саня на их опыте дрессировал. Включит запись игры, усадит возле экрана, и мы смотрим. А он неожиданно остановит и спрашивает: "Какой приём был? В чём ошибка соперника?"
   А потом на практике - "Сделайте мне бросок Лоскутова! Попробуй повторить обход Барсукова!". Ёлки! при всём моём уважении, меня от этих имён нервный тик пробивать начал. А тут Ленка в Барсукова влюбилась. У неё и так слабость к таким большим, плечистым, мускулистым, над кроватью и раньше плакаты висели - культуристы какие-то, я их не знаю, ну, а тут они прям затерялись в Барсукове! Нет, он, слава богу, не такой... э-э... рельефный, на тех я вообще смотреть не могу, уродство какое-то. Ну, никак не понимаю, чего девчонки наши с них пищат, а ведь Ленка не одна такая. Барсуков поприличнее с виду, но эта физиономия надменная... на нём будто написано: кто я, а кто вы... В общем, когда я к Ленке прихожу, к этой стене с плакатами стараюсь спиной садиться, неприятно мне как-то на них смотреть.
   Но это ладно, да Ленка ж не смолкает - ах, Барсуков, ох, Барсуков! Как он сыграл, как он забил! А как он бегает, а какой прыжок, а какие у него глаза... короче, всё до кучи. Бегает хорошо, прыгает тоже, глаза... ну, глаза как глаза... Ладно, чего с неё возьмёшь...
   В общем, пока мы собирались, у Ленки такой мандраж начался, складывает вещи, вдруг замрёт, руки аж затрясутся, по выражению лица ясно - представляет, как с Барсуковым встретится. Я сначала поддакивала, потом молчала... потом поняла, что надо её притормозить как-то... Говорю: Ленка, да на кой ты ему сдалась, он тебя и не заметит, с высоты своей, ёлки-палки (и я не только про рост), да таких восторженных дур вокруг - пачками валяются вот с такими умильными лицами... Я сначала вежливо говорила, но она будто и не слышит, тут уж я почти грубо начала объяснять, что, скорее всего, в эти дни будет. В лучшем случае автограф она выпросит, он ей напишет, не глядя... в худшем... даже мимо не пройдёт. Хоть и на одном поле тренироваться будем, но в разное время, и можем вообще не встретиться.
   Тут у Ленки что-то в глазах мелькнуло, и я поняла, на что себя обрекла. Теперь она же вообще уходить с поля не будет! А я ж её одну не оставлю, кто её знает, что она в таком идиотски-восторженном состоянии учудить может... И вообще её моральное состояние регулировать надо, а то она с лёгкостью от эйфории до отчаяния прыгать умеет, причём в секунды. Помнится, когда Барсуков какую-то травму получил полгода назад, она чуть в обморок не рухнула - всё, катастрофа, ему плохо, а я ничем не могу ему помочь! Я поеду туда! Я буду сиделкой, помощницей!.. Еле уговорила её, что сиделок в столице - пруд пруди и всяко профессиональнее её. Потом оказалось, что травма - пустяк, она уже вечером рыдала от счастья.
   В общем, пусть пока спит. Про то, как её будили, я потом послушаю. А пока отдохну от Барсукова и за окно посмотрю - красотища какая!
   На месте мне не сиделось, как говорит папа, шило в одном месте проснулось. Вот у других, как он ехидничает - или есть шило или нет, и обычно сразу ясно, с кем имеешь дело, а у этой стрекозы - то столбняк, то перец под хвостом.
   Я ёрзала почти всю дорогу. Остановок было мало, только в туалет сбегать. Ленка проснулась, поела, посмотрела в окно с часик, благодарение богам - молча, хотя по выражению лица все её мысли читались, там крупными буквами было написано: Барсуков. С Саней очередной раз пообсуждали некоторые организационные вопросы. Горжусь - я его главный помощник-добытчик-организатор. Игрок-то я, ну, это если честно и пока никто не слышит - аховый. И хочу играть, и тренируюсь на измор, и все мало-мальски значимые игры смотрела и анализировала... а толку... Папа мне по этому поводу грубую пословицу всё время цитировал... В деликатном переводе - не умеешь, не берись. Наверно, я где-то в душе и сама знаю, что это не моё... Но не бросать же всё просто так! И Сашке я нужна. И, в общем, теперь-то уж можно хоть себе признаться, что играть я начала только из-за него. Понравиться хотела, хотела, чтоб он на меня внимание обратил... Ох, он и обратил! Ох, он со мной и намучился. Он меня умолял не издеваться и уйти из команды, но я уже начала просто кайф ловить от игры, от этого азарта, от этого вихря... Мы тогда ещё ни на какие серьёзные игры не претендовали, так, баловались для себя... А потом понемножку... То междушкольный выиграли, потом районный, потом городской... Только, если честно, я постепенно стала вечнозапасным завхозом... Но иногда всё же играла... и не всегда совсем уж плохо. Ну, нету таланта, но рвения и упорства - хоть отбавляй.
   А что, я бы отбавила той же Ленке. Вот она - талант, как Саня говорит: самородок ты наш слабовольный! Как она бегает, как она ловит! Она даже падает с такой грацией, балерины бы обзавидовались. Но чуть что - ударилась там или неудача какая, Ленка в слёзы, у неё расстройство, тренироваться она не может... И передовой отряд в виде меня бросается на амбразуру, по-быстрому возвращать лучшему игроку хоть какое-то подобие присутствие духа. Саня как-то раз сказал (думал, что ни я, ни Ленка не слышим), что нас бы сложить вместе - получилась бы просто бомба, суперигрок...
   Но мы не складываемся... Да, если честно, я себе и так нравлюсь... Мало ли... Может, у меня ещё откроется какой-нибудь талант... Вот, вдруг как запою!.. н-да... лучше нарисую... или напишу...
  
   У Сани была дикая идея сбегать на поле сразу после приезда, к тому же нас поселили совсем рядом, в гостинице при спорткомплексе. Но он о ней и не вспомнил, потому что приехали мы, когда стемнело, и лично у меня болело всё, кроме, кажется, ушей. Никогда не думала, что от простого сидения можно так устать!
   А на следующий день, который был свободным (Саня раньше недоумевал - зачем терять целый день? - можно сразу и тренировку провести. Теперь-то мы поняли, зачем нам свободный день - очухаться хоть маленько после поездки... А вообще, могли бы и самолётом... Ну, ладно, раньше надо было думать. Впрочем, мы думали и решили, что запросто доберёмся на автобусе, и деньги сэкономим), разумеется, после разминки, душа и завтрака мы все (или почти все) дунули на стадион.
   Ленка вся извертелась. Но "Беркутов" и Барсукова в частности не было видно. Зато утром тренировались "Богатыри", мы посмотрели. Саня по привычке спрашивал (видимо, у самого себя) про приёмы и броски, мы просто радовались всему - и что мы здесь, и что видим вживую "Богатырей", и что завтра тренировка, а послезавтра игра, а потом ещё игры мэтров... И вообще... всё классно!
   Рядом очень азартно смотрел пожилой дядечка. Вид у него был презабавный, когда он махал руками, "давайкал", дёргал себя за бородку... Из-за бородки вид у него был такой... старомодный, что ли, Чеховский или Николаевский (я про Николая второго, который император).
   Потом мы отправились исследовать весь спорткомплекс, там столько ходов-выходов, помещений-раздевалок-душевых... Там вообще столько всего... Иногда, видя выражение Саниного лица, я тихо пугалась, догадываясь, что ему опять что-то понравилось и по приезде домой он примется перенимать опыт, а я буду это всё воплощать. Но мне было так хорошо, что все пугашки и загрузы я откладывала на потом.
   Возле кабинета врача мы наткнулись на азартного дядечку. Он выходил с совершенно другим лицом - серьёзным и деловым, так что я его не сразу узнала. Но он увидел нас и заулыбался, я тоже ему улыбнулась, дядечка мне понравился. В его возрасте редко сохраняют такую непосредственность и эмоциональность, а кто и сохранил, стесняются проявлять. Нам было немного по пути, поэтому мы разговорились.
   - А вы с какой-нибудь командой приехали? - спросила Ленка.
   - Нет, я сам по себе. - ответил дядечка. - А здешний доктор - мой старинный друг, поэтому я тут и присутствую, так сказать, не совсем законно.
   - Почему незаконно? - удивилась Ленка.
   - Потому что сюда пускают только игроков и тех, кто имеет к ним отношение. Поэтому я могу не спрашивать вас, кто вы такие - сразу ясно - молодая смена, возможно, будущие чемпионы.
   - А вы тоже доктор? - спросил Саня и как-то очень внимательно посмотрел на дядечку.
   - Точно. - сказал он.
   - А вы что, кого-то лечить будете? - Ленка - сама наивность.
   - Надеюсь, что нет.
   - А тогда... что вы здесь... - она не договорила, сама тактичность, ёлки-палки.
   Дядечка слегка смутился:
   - Кроме игроков, тренеров и докторов есть ещё одна категория людей, без которых вся эта суматоха имеет мало смысла. Я - зритель, болельщик.
   - Так игры ещё не начались!
   - Так я через три дня улетаю! Успею только взглянуть на первый день, юниорский.
   - Значит, на нас. - обрадовалась Ленка.
   - Очень рад! - скомплиментил дядечка, хотя, я полагаю, всё же интереснее ему было бы взглянуть на кого-нибудь из мэтров.
   - А вы за кого болеете?
   - За... Да ну, не буду говорить, а то вдруг окажется, что вы болеете за их соперников, ещё рассоримся!
   Смешной - прямо как мальчишка говорит!
   Тут у него зазвонил телефон, и он остановился, а мы прошли немного дальше и встали, не хотелось совсем от него уходить.
   Я заметила, что Саня не то, что прислушивается к его разговору, а будто вглядывается в него самого.
   - Сань, чего ты в нём увидел?
   - Да так... вроде... - Саня не договорил. Есть у него такая привычка - не договаривать, причём только вне игры - там он собран и деловит, а в любое другое время производит впечатление мямли и рохли.
   Когда дядечка наговорился и подошёл к нам, Саня решился:
   - А вы, случайно, не профессор Семёнов?
   Тот даже, вроде, нахмурился.
   - Вот тебе известность... - слегка растерянно развёл он руками.
   - Значит, это вы! - почему-то обрадовался Саня.
   Мы с Ленкой переглянулись и пожали плечами. Сёмка и Шурик закивали с энтузиазмом, явно знали, о чём речь. Так, не люблю я быть отсталой!
   - Ребята, а о чём речь?
   - Дин, ты что, это же Семёнов! - зашипел Саня. - Я же тебе рассказывал! Про "Второе рождение"!
   Профессор поморщился и зачем-то уточнил:
   - Название не я придумал.
   - Да, название дурацкое, - проявил тактичность Шурик. Мы, не сговариваясь, посмотрели на него с укором. Профессор хмыкнул. Кажется, он не обиделся, потому что это высказывание совпало с его мнением.
   - А! Так это вы! - Ленка уставилась на него с восторгом.
   - Вы простите за любопытство, - сказал Саня, - вас, наверно, уже достали с этими вопросами... но... это реально? Правда?
   - С животными всё реально и замечательно. - ответил профессор.
   - А с людьми? - встрял Сёмка. - Вы ж ещё полгода назад собирались... Я думал, уже эксперименты в разгаре...
   Профессор помолчал.
   - Собственно... - начал он и опять замолчал.
   - Не разрешают? - хотел помочь ему Сёмка.
   - Да нет, разрешение получено давно... просто... - он замолчал снова и даже остановился.
   Конечно, я слышала об этом проекте и, прежде всего, от Сани. Для него это было очень важно, он следил за ним с самого начала и ждал успеха больше, чем, наверно, сами его создатели. У Сани был болен отец... фактически, последний год он жил на одних лекарствах... и даже уже не столько жил, сколько... Знали об этом не все в команде, но со мной Саня говорил об этом часто... я даже видела его плачущим однажды... когда врачи сказали, что остался год, может полтора...
   - Просто... не так это легко - решиться... - сказал наконец профессор.
   - Решиться?! - Саня был изумлён. - А я думал... мне казалось... наоборот... Ну, ведь столько людей умирает... а тут возможность помочь... Да я бы...
   - А чего решаться? - тоже не понял Сёмка. - Ведь с животными у вас всё получалось?
   - С животными получалось. - улыбнулся профессор. - Но у них нет одной очень важной вещи, которая есть у человека... - он сделал паузу, прямо как наш учитель истории, он тоже часто на самом интересном месте, где нужно слегка подумать, замолкал, а мы начинали продолжать, пока не угадывали.
   - Разума?
   - Личности? - по привычке продолжили мальчишки.
   - Да, что-то в этом роде... Это очень страшно... и, знаете, только ленивый и совсем уж неграмотный не припомнил нам сказки про зомби...
   - Да, было что-то такое в газетах! - поддакнул Шурик.
   - В газетах чего только не было. - осёк его Саня.
   - Просто... мы не уверены до конца... и, хотя все понимаем, что, пока не проверим опытным путём, все гипотезы равновероятны и имеют право на существование... Но... страшновато... - признался он. - Ответственность... И... понимаете, я... я часто думаю, а как я буду смотреть в глаза родственникам, если у нас... не то, чтобы не получится... а если, скажем, тело оживёт и будет вполне благополучно функционирующим, а разум... ну, печально будет, если его просто не будет... а если получится что-нибудь жуткое?..
   - А вы не думали - как смотреть в глаза тем людям, у которых всё это время умирают близкие, а вы не сделали даже попытки помочь?!
   Профессор посмотрел на Саню внимательно.
   - Я понимаю... - сказал он. И я подумала, что он действительно всё понял про Саниного отца. - И вы правы... Но я... возможно, я просто нерешительный человек... - он замолчал.
   Мне стало даже неловко... Полчаса назад он был таким весёлым, наверно, приехал сюда отдохнуть, а мы тут... его и так достали и газетчики, и разные просители, и свои же коллеги, наверно...
   - Скажите, а правда, что при этом заменяют всю кровь? - нарушил молчание Шурик. - И что эта смесь такая холодная, что человек потом как лягушка?
   - Фу! - передёрнулась Ленка.
   - Ну, я же не в том смысле, что зелёный или там в воде живёт... а в смысле, что потом уже не теплокровное получается, а холоднокровное... ну, активность там на солнце выше, а в холоде ниже... Ну, что вы на меня так смотрите - я читал!
   Профессор вздохнул.
   - Я столько раз зарекался давать интервью... но приходится... и, собственно, вот что из этого получается...
   Он махнул рукой. Видимо, глупые вопросы - такие или другие задавали ему уже столько раз, что он уже не раздражается и не сердится, просто терпит.
   - Вот что, молодой человек, - обратился он к Сане, - я бы хотел поговорить с вами, если хотите, наедине.
   Саня взглянул на нас, мы дружно отошли.
   - О чём это они? - недоумевал Шурик, он единственный из нас был не в курсе болезни Саниного отца.
   - Ладно, - сказал Сёмка, - захочет, сам потом расскажет. А ты, Шурка... ну, вечно - как брякнешь...
   - А что я такого сказал? Об этом, между прочим, в газетах писали, даже в...
   - Ой! - вдруг издала Ленка, и я, ещё не повернувшись, уже поняла, в чём дело - таким было это "Ой"... я даже не скажу, что в нём смешалось - радость, испуг, надежда,.. В общем, ясно, где-то рядом появился Барсуков. А я так надеялась!..
   Я обернулась - прямо мимо нас шествовали к полю все "Беркуты" - рядом, совсем близко, видно каждую складку на одежде, каждую морщинку на лице... если бы они возвращались после тренировки, то, наверно, можно было бы уловить даже запах пота...
   - Лен, - придержала я её, - не падай.
   Ленка таяла, уставившись на Барсукова. Да... знала я, что он большой, но чтобы настолько... Мне даже неуютно стало как-то. У них вся команда рослые, но он самый высокий. Я невольно опустила глаза... о, а у него шнурок развязался, вдруг грохнется... Хотела сказать, но спохватилась и толкнула Ленку:
   - Гляди! Скажи ему!
   Ленка вылетела вперёд и пискнула:
   - Валерий, у вас шнурок развязался!
   По-моему, если бы я её не придержала, она бы бросилась ему этот шнурок завязывать.
   Он глянул на ботинок, на Ленку, широко ей улыбнулся:
   - Спасибо! - присел и завязал. И ушёл за остальными.
   Ленка в восторженном полуобмороке висела на мне. Я думала, мальчишки посмеются, но увидела их физиономии... Нет, конечно, это были не такие глупо-радостные лица, как у Ленки, но что-то очень похожее на благоговение - рядом прошли Они - великие и прославленные Беркуты... Тьфу.
   Ладно. Подошёл Саня, очень довольный, и мы, не обсуждая, направились к полю. Тренировку "Беркутов" пропустить невозможно!
  
   На трибуны мы не поднимались, сидели внизу - хотелось рассмотреть всё поближе. Саня был не так увлечён, как час назад, когда смотрели "Богатырей", и я спросила:
   - Ну, что?
   Он улыбнулся, ему явно хотелось поделиться:
   - Телефон дал, мой взял... В общем, они не сегодня завтра начнут работать с людьми... Он даже сказал, что препарат первой ступени у него всегда с собой, чтобы если вдруг что - не раздумывать и не жалеть потом.
   - А ты спросил?..
   Я не стала договаривать. Наверняка спросил, он везде искал эту информацию... Если человек умер от болезни - после оживления эта болезнь останется или организм будет здоров?
   - Он сказал - спорно. На животных 60 на 40. Некоторые здоровые, даже остаточные моменты - опухоли там, рубцы - рассасывались... А у некоторых всё по новой... И от чего зависит - не ясно. А на людях тем более неизвестно, как будет...
   - Вот бы и пробовали. - сказала я. - В конце концов, чем раньше начнут, тем больше шансов спасти больше лю...
   Ленка ахнула, мы обернулись.
   На поле вместо слаженной игры (мне даже показалось, что Беркуты не столько тренировались, сколько показушничали немного) образовалась какая-то свалка.
   - Что там случилось?
   - Не знаю.- отозвался Сёмка. - Нормально передавали мяч, и тут вот...
   Игроки поднимались, отходили... один остался лежать... как-то странно... так бы пристало игрушке валяться, а не человеку...
   Не знаю, кто закричал первым - Ленка или кто-то другой, я вообще ничего ещё не поняла... Мальчишки перепрыгнули через ограждение и бросились к игрокам, Ленка за ними, я, понятное дело - за Ленкой. Хотя, что нам там делать - только под ногами путаться, но об этом никто не думал.
   - Валера... - почти простонала Ленка и опять чуть не рухнула. Я поддержала её, почти прикрикнув:
   - Спокойно! - зная, что это чаще всего действует. Но мне самой стало как-то не по себе.
   Валерий Барсуков - звезда и гордость Беркутов и всего российского спорта лежал на зелёной "траве" поля неподвижно, неестественно... но страшным было даже не это... а лица и позы окружавших его людей - какие-то потерянные... поражённые, будто увидевшие что-то невозможное, небывающее...
   Появился доктор, мы его уже видели утром, быстро подошёл, опустился, произвёл свои докторские манипуляции - пощупать пульс, что-то посмотреть... и лицо его стало таким же потерянным, как у остальных.
   Чушь какая-то! Разве может так быть? Вот просто так, посреди дня... и ничего такого... просто бежали... просто и небрежно передавали мяч... и вдруг... Да нет! Не может быть!
   Ленку поймали ребята, молодцы, потому что я бы не поймала - я просто впала в оцепенение, да и не удержала бы. Саня стоял с телефоном в руке, но не звонил. Собирался? Или уже?..
   Через несколько секунд я поняла, что уже. Когда в толпе появился и протиснулся к центру наш свежезнакомый профессор, я сообразила, что ему и звонил Саня. Надо же, сообразил!
   Профессор обменялся несколькими словами с местным доктором... Ну, что же он думает? Он явно нервничал. Потёр лицо, подёргал бородку... Саня возник рядом с ним и что-то сказал. Дёрнул за рукав. Лицо серьёзное, почти злое. О, я знаю Саню, в такие моменты он зверь - лучше сделать, как он просит, пока он ещё просит... Правда, профессор этого не знает... но подчиняется...
   Присел, достал что-то из внутреннего кармана куртки,.. а руки дрожат... вколол в руку...
   И тут всё стало как-то очень быстро. Барсукова подхватили Беркуты и понесли, профессор шёл рядом и что-то говорил, Саня шёл с ним, я почему-то тоже. В машину типа скорой мы залезли все сразу - профессор, Саня и я. Барсукова положили на носилки, и машина тут же поехала. Неожиданно рядом обнаружилась трясущаяся Ленка.
   - Всё будет хорошо! - убедительно сказал Саня, видимо, не в первый раз.
   - А ты знаешь, какой сегодня день? - вдруг спросил профессор.
   - То есть? - не понял Саня.
   - Сегодня воскресенье. Вы-ход-ной! - сказал профессор. - И в моей лаборатории кроме дежурного никого нет.
   Он достал телефон.
   - Сейчас я буду пытаться это исправить. - руки у него всё ещё дрожали. Я отвела взгляд, и уткнулась им в Барсукова. Он лежал прямо перед нами, всё такой же большой, в той же форме, только на шортах сбоку была грязь... совсем немного... и рука свисала как-то... нехорошо... У меня что-то сжалось в желудке, и я опять стала смотреть на профессора, стараясь вежливо не слушать его разговоры, но делать это было трудно... и... меня, кажется, даже начало подташнивать.
   - Витя! Да. Ты далеко сейчас? А, ясно... Нет, ничего, остальное потом.
   - Маша! Ты в городе? А где? Это от лаборатории как далеко? За сколько... Ладно, спасибо... Позже.
   - Ира! Да. Подготовь всё для операции. Всё потом, мы через пять минут будем.
   - Игорь! Ты где сейчас? Чудесно! Бегом в операционную, всё потом.
   Я повернулась к Сане. Он был серьёзен, но, вроде бы, спокоен. Ленка сидела, зажмурившись, видимо, изо всех сил пытаясь ещё раз не рухнуть в обморок. Впрочем, для успокоения больше ничего и не надо - потерял сознание и лежи себе отдыхай... Только у меня оно что-то не теряется...
   Потом машина остановилась, и всё опять стало быстро. Какие-то люди, Барсукова опять понесли, профессор почти прыжками помчался по лестнице, Саня и Ленка за ним, я зачем-то за ними. Профессор вдруг обернулся:
   - Ребята! Вы... - вгляделся в Саню, на секунду или, пожалуй, меньше, задумался, - Вот что, идите за мной.
   Остановился, указал на одну из дверей:
   - Заходите, поднимайтесь, оттуда вам всё будет видно.
   Тут появилась молодая женщина уже в халате и перчатках. Она выдохнула почти с ужасом:
   - Егор Кириллович, но почему сегодня?..
   Ну и имечко у профессора, хорошая тренировка языков тут у ассистентов каждый день.
   - Так получилось. - коротко заметил профессор. - Ирочка, ты со мной, ребята поднимутся посмотрят.
   - И всё? - ахнула она.
   - Игорь подъедет минут через двадцать, лучше, если начнём сейчас.
   Перед дверью, на которую указал профессор, я спросила:
   - Ты понимаешь, что тут происходит?
   Саня кивнул.
   И то ладно, решила я. И мы вошли.
   Через стекло было видно всё. Ничего страшного там не было. Кровать... или как она у медиков называется, приборы, экраны, провода, инструменты... Барсуков. Раздетый и прикрытый простынёй.
   На экранчиках были цифры, но их сверху не видно.
   Справа, кажется из руки, свисала трубочка с полсантиметра в диаметре, опускалась в какой-то таз с небольшим количеством прозрачной жидкости... Ну, похоже это было на таз, а называлось, может, и по-другому. Почему-то эта трубочка так притягивала мой взгляд, что я не замечала ничего остального. Я уставилась на неё ещё до того, как по ней полилась кровь, и только один раз отвела взгляд, потому что поняла, что надо отвлечься от красной струйки... Она казалась мне живой, я почти ощущала руками её тепло... таз наполнялся так быстро, и у меня закружилась голова, и снова начало чуть подташнивать. И тогда только посмотрела на профессора. Наверно, я боялась увидеть то, что меня всегда пугало в операциях, как их показывали в кино - вскрытое тело, окровавленные инструменты, пульсирующее сердце, которое должно быть надёжно защищено грудиной... Но ничего такого я не увидела. Профессор держал какой-то провод, то ли прижимая его к груди Барсукова, то ли вставляя... Ирина стояла у головы, и мне была видна только её напряженная спина.
   Я вернулась к своей трубочке.
   Я даже не заметила, как появился ещё один ассистент, только увидела его уже в конце... Наверно, он пришёл тогда, когда мне показалось, что напряжение, которое заполняло всю комнату, будто схлынуло слегка, как волна на море...
   А потом Ира осталась с Барсуковым, а профессор и только что замеченный мной ассистент вышли. Мы спустились к ним. Профессор мыл руки.
   - Что теперь, Егор Кириллович? - спросил его помощник.
   Профессор развёл руками:
   - Как вы понимаете, Игорь, мой опыт в данном случае равняется вашему и в целом приближен к нулю... Теперь ждать.
   Он оглядел нас.
   - Ну, вот... - сказал, будто оправдывался за что-то. То ли боялся, что нам было страшно, то ли, что неинтересно...
   - А можно, мы тоже подождём? - спросил Саня.
   Профессор улыбнулся.
   - Вы ведь уже ждёте... Понимаете, что в жизни учёных главное?
   - Ожидание? - удивился Саня.
   - Терпение. - сказала я.
   Профессор кивнул мне.
   - Собственно, ждать можно не обязательно здесь... Даже лучше теперь уйти, здесь мы не нужны, Ира подежурит и в любой момент сможет нас позвать... А вообще, обычно остаётся как раз тот, у кого не хватает терпения... Мне его тоже всегда не хватает... Никогда не мог, проведя какой-нибудь опыт, просто уйти домой и заниматься своими делами, отключиться, как это говорят...
   - Егор Кириллович, переводить его сразу будем или пока здесь оставим? - прервал паузу Игорь.
   - Да... - невпопад ответил профессор.
   Ассистент терпеливо ждал, не повторяя вопрос, похоже, такая рассеянность - это не редкость в поведении профессора.
   - А, - спохватился он, - часок, я думаю, подождём, там и решим. Если всё в порядке, держать его здесь нет смысла. Пойдёмте отдыхать.
   Потом мы сидели на диване в какой-то комнате, Игорь заваривал чай, почему-то все молчали... Возможно, Саня бы начал что-нибудь спрашивать, я видела, что ему хочется, но заглянул какой-то мужчина и сказал:
   - Егор Кириллович, там мужик какой-то третий час под дверью ругается. Я ему говорю - не могу пустить, разрешения нет, а он вас требует. Я ему - вы на операции, а он требует информацию... Я так понял, это тренер... Вы с ним сейчас говорить будете?
   Профессор взглянул так жалобно, и Игорь вдруг сказал:
   - Егору Кирилловичу необходимо отдохнуть после операции. Чай попьёт и выйдет. Или пусть приезжает через...? - он посмотрел на профессора.
   - Да ладно, - заторопился тот, - человек же волнуется, нельзя так! Пойду поговорю!
   - Скажите, - решительно вмешался Саня, - что операция прошла успешно, профессор контролирует ситуацию, но сегодня ничего подробнее сказать не сможет.
   Игорь глянул на него с усмешкой, но, кажется, одобрил.
   - В общем, мы понимаем, что мужик волнуется, скажи просто - всё под контролем, остальное завтра. Пока путь идёт домой и расслабится. А то он и себе нервы портит, торча тут, и нам... неспокойно будет. Ваша чашка, Егор Кириллович! - и он протянул профессору чашку. Тот взял не глядя, пролил на руку, обжёгся, зачертыхался, чуть не уронил чашку... в общем, отвлёкся от тренера.
   После чая лучше всего было бы уйти. Профессор сидел с закрытыми глазами, Саня допрашивал Игоря, Ленка задумчиво доедала седьмую конфету. Я пыталась делать им знаки, мол, ребята, хватит надоедать людям, домой, то бишь, в гостиницу айда... Но они меня не замечали.
   В итоге, мы дождались момента, когда Барсукова повезли из операционной в палату. Я бы держалась подальше, но Ленка, конечно, полезла посмотреть, я за ней. Каталка подъехала совсем близко, я невольно глянула на Барсукова. И стало мне снова так неуютно, неприятно... То ли Шуриковы дурацкие вопросы, то ли всё это напряжение... но мне вдруг показалось, что кожа у Барсукова неестественно-зеленоватого оттенка, с оливинкой такой... хотя понятно, что он просто очень бледный, но вот мерещится же!..
   Сзади раздался "Ах!", это Лена не удержалась... Кажется, до обморока не дошло, но она отскочила, уже рыдая.
   Мне тоже хотелось заплакать. То ли от испуга, то ли от усталости, то ли от неопределённости... Рядом стоял только профессор, и он-то устал раз в сто больше, чем я. Вот кому сейчас тяжело. Хотя, возможно, в чём-то ему легче, что не пришлось выбирать этот момент самому, за него всё решил Саня... А может, и сложнее, что Барсуков - такая известная личность, про него разговоров всяко будет больше, чем про какого-нибудь обычного человека... Во всяком случае, первый шаг сделан, что дальше - только ждать...
   Странно было видеть Барсукова таким... беспомощным, что ли... Он всегда такой, ну... на нём будто написано: самый-самый, впереди на белом коне... А тут лежит, обмякший, с закрытыми глазами...
   И тут эти глаза распахнулись прямо передо мной, я подскочила, дёрнулась, внутри будто ледяная молния взорвалась.
   А в глазах - ничего. Бездна. Глаза есть, а человека за ними нет. Жутко - невыразимо. Открылись окошки из неведомого - прозрачно-голубые окошки в никуда...
   Как я не заорала - не знаю.
   И тут зрачки вдруг появились в этих окошках... они, конечно, и раньше были, только крохотные совсем, а тут выросли, и вот уже глаза как глаза, на меня смотрят. Прямо на меня!
   Потом уже я поняла, что не дышала. Смотрела в ответ, и невольно думала, будто говорила этим глазам: "Всё нормально. Всё в порядке. Всё хорошо. Всё хорошо".
   И правда - нормальный взгляд, растерянный слегка. Вот глаза моргнули и уставились уже на профессора. Я тихонько отодвинулась, называть это шаркающее отдаление отходом я бы постеснялась.
   - Не говорите. Если хотите что-то сообщить, попробуйте моргать. Да - один раз, нет - два раза. Помолчите пока, я вас прошу. Вы ведь меня слышите? Очень хорошо.
   Каталку повезли дальше, профессор шёл рядом и что-то тихо говорил.
   Мы попрощались с Игорем и наконец вышли из лаборатории.
   Ленка уже не плакала, но долго икала, и почему-то мы всю дорогу молчали.
  
   Вот чего я совсем не могу понять, так это зачем мы на следующее утро потащились в лабораторию. Впрочем... Сане, понятно, невтерпёж было узнать, что с Барсуковым с точки зрения удачного или неудачного опыта. Ленке, понятно, невмоготу было сидеть в гостинице, когда там Барсуков и ему плохо (с чего она взяла, что ему плохо, может, как раз лучше всех?). А я? Видимо, по неистребимой привычке помогать Сане и опекать Ленку.
   Впрочем, нас всё равно не пустили. Как мы попали сюда вчера - загадка и для нас, и для охранников. Тренера-то не пустили, а мы прошли.
   - Повезло. - сказал Саня.
   Я подумала, что без такого везения я бы обошлась. И так полночи уснуть не могла, то трубочка с кровью перед глазами стояла, то рука, безвольно свисающая с носилок...
   - Пойдёмте, чего здесь стоять. - предложила я. - У нас сегодня тренировка, давайте лучше о ней подумаем.
   Ленка бросила на меня взгляд, в котором явно читалось: да как ты можешь! Он там! а ты!..
   А что он? Я-то ему ничем помочь не могу, и она не может. Так не будем мешать людям, которые могут. И вообще, хватит с меня Барсукова, имею я право подумать наконец о том, о чём хочу? Я всю дорогу предвкушала эту тренировку... даже не игру, а именно тренировку... знакомство с полем, будоражащее ощущение новизны... предвкушение чего-то необычного... На игре я буду либо трусить и еле передвигаться на каменеющих ногах, не слыша, но прекрасно зная, что кричит мне Саня, либо на меня нападёт азарт, и ещё неизвестно, что хуже...
   - Да, - сказал Саня неохотно. - Надо подготовить всё. Ты права.
   Но он всё стоял, будто ожидая чего-то.
   И это всё решило. Выглянул охранник, махнул нам рукой и, когда мы подошли, сообщил, недовольно скривившись:
   - Проходите, проф на вас разрешения выписал.
  
   Нет, в палату к Барсукову нас никто пускать не собирался. Хотя о том, что чувствует он себя вполне прилично, мы догадались, встретив в коридоре тренера Беркутов. Тот выглядел озабоченным, но не расстроенным.
   Профессор был почему-то очень доволен, увидев нас.
   - Хорошо. - сказал он. - Это хорошо, что вы пришли.
   - Почему? - спросила Ленка.
   Профессор опять улыбнулся такой извиняющейся улыбкой - мол, простите, объяснять не буду.
   - Пока все хорошо. Абсолютно всё - как в самых удачных опытах и даже лучше, пожалуй, потому что полная адекватность видна сразу... Все показатели в норме, он всё понимает, чувствует себя прекрасно... порывается вскочить... - опять улыбнулся профессор.
   - А что вы ему сказали? - спросил Саня. - Ну, как объяснили?..
   - Ну... - профессор замялся. - Это как раз слабое место нашего спонтанного эксперимента... Мы всё-таки планировали готовить человека заранее, а тут... Ну, сказали ему, что ему неожиданно стало плохо... привезли в больницу, откачали... Что с ним было - не ясно, поэтому надо изучать. Тренер его успокоил, сказал, пусть не переживает, замена есть...
   - Да уж, успокоил! - хмыкнула я.
   - Значит, теперь изучать... И, если всё нормально, будете продолжать? - спросил Саня.
   - Будем. - сказал профессор. - Будем. И... я про тебя не забуду. Знаешь, теперь кажется, что всё совсем не так страшно... это только первый шаг сделать было трудно до невозможности, а теперь... В общем, я договорился с коллегами, сегодня переведём его в Институт...
   - В какой Институт?
   - А, вы же не здешние... Наш центр медицинских исследований, шикарная штука... - профессор мечтательно вздохнул. - Третий год добиваюсь, чтобы нашу лабораторию перевели к ним, а то столько глупейших задержек, проволочек и непонимания из-за того, что мы здесь, а они там... Столько времени бездарно растрачено элементарно на то, чтобы довезти что-то от них к нам, и наоборот...
   - А зачем переводить? Это не опасно? - уточнила Ленка.
   - Искренне полагаю, что опасности нет... хотя стопроцентной гарантии давать не стану, всегда может что-нибудь случиться... А переводить... Мы ведь просто узконаправленная лаборатория, Институт же занимается самыми разными направлениями, там все специалисты, о нашем подопечном там выяснят всё...
   Профессор не договорил, рядом с ним внезапно возник только что упомянутый подопечный и недовольно заявил:
   - Да что же это такое - всё лежать и лежать! Ну, ладно, потерял сознание, но это же было вчера! А сейчас я себя чувствую абсолютно здоровым! Ладно, я понял, что просто так вы меня не выпустите, ну, так давайте везите меня, куда там надо, я готов, давайте, мне к комиссиям не привыкать! Осмотрите, - и я к ребятам, и так несколько дней потерял...
   На профессора смотреть было жалко и смешно. По всей видимости, он очень хотел бы немедленно запихать Барсукова в палату и уложить в постель, даже невольно делал движения, будто подталкивал его, но на самом деле даже не приближался, понимая, как абсурдно будет это выглядеть с таким верзилой.
   Барсуков глянул на нас. Мне показалось - или его взгляд задержался на мне? Да нет, показалось, конечно. Профессор тоже почему-то посмотрел на меня и ласково сказал пациенту:
   - Вы ступайте в палату, машина приедет с минуты на минуту, и мы отправимся в Институт.
   Несмотря на ласково-уговаривающий тон, каким обычно разговаривают с маленькими детьми, профессор будто слегка побаивался огромного Барсукова. В этом я его хорошо понимаю, меня тоже оторопь берёт рядом с ним. Впрочем, теперь это не только из-за роста... просто... не знаю... мерещится мне что-то, что ли...
   Барсуков вздохнул и послушно ушёл. Мы собирались попрощаться (во всяком случае, я собиралась, если нужно, за всех, и тащить их в гостиницу), но профессор вдруг обратился ко мне:
   - Можно с вами поговорить?
   - А? - удивилась я. - Ну... да.
   - Пойдёмте. - он отвёл меня в сторону. - Послушайте... простите, не знаю вашего имени?..
   - Дина.
   - Дина, у меня к вам просьба. Сегодня мы перевозим нашего пациента в Институт... то есть, это вы поняли... С ним поеду я и Ира, Ирина, моя ассистентка, вы её вчера видели... - он мялся и никак не мог подступить к сути. - В общем, я прошу вас поехать с нами.
   - Меня?!
   - Да, вас.
   Более неподходящей фигуры он и выбрать не мог.
   - Егор Кириллович, попросите Саню, он очень надёжный и ответственный... или хотя бы Лену, она... не очень надёжная, конечно, но поедет с восторгом и...
   - Дина, я прошу поехать вас, и это не просто так.
   Я смотрела на него и ждала объяснений.
   - Так получилось... вчера... вы помните, наверно... когда наш пациент пришёл в себя, первым человеком, которого он увидел, были вы.
   Я кивнула. Ещё бы забыть такое...
   - Понимаете... он может не помнить этого... но вы для него теперь... как бы объяснить... как бы первое впечатление этого мира, связь с ним, в некотором роде его олицетворение... Он этого не осознаёт, но вы для него... как... зацепка... якорь... тот первый миг, в который он вышел, вырвался из того ничто, где он находился... Словом... возможно, это мой личный бред, но... понимаете... Потом это сгладится - он получит новые впечатления, он совместит это со своей памятью, но пока вы...
   Я кивнула. Не скажу, что я всё поняла, мне просто стало жалко профессора, так он старался объяснить то, для чего ещё не было придумано научных слов и теорий, то, что он просто чувствовал...
   - В общем, мне бы хотелось, чтобы вы пока были рядом. Я вовсе не думаю, что может что-то случиться, но всё же...
   Я кивнула. Потом спохватилась:
   - Егор Кириллович - у меня тренировка!
   - Во сколько?
   - В три.
   - Прекрасно успеем! Сейчас и десяти нет!
  
   Зачем я согласилась?..
  
   Было очень странно сидеть в той же или такой же машине, в которой вчера мы ехали в лабораторию, и видеть Барсукова не лежащим, а сидящим напротив, ёрзающим на сидении, всем своим нетерпеливым видом подтверждающим свою живость.
   Саня и Ленка были так удивлены, когда я поехала с профессором, а поехала я сразу после нашего разговора, и ничего ребятам не объяснила... впрочем, даже, если бы у меня было время, вряд ли я смогла бы хоть что-то объяснить. Я только сказала Сане:
   - На тренировку буду.
   Я непроизвольно села рядом с профессором, хотя ему лучше было, наверно, сидеть или с Барсуковым или с ассистенткой. Во всяком случае, он пытался с ней о чём-то говорить, но это было не очень удобно. Просто... не хотелось садиться рядом с Барсуковым.
   Ничего, сейчас доедем, проф сказал, Институт недалеко. А потом в гостиницу, переодеться - и на тренировку. Саня будет ругаться... - я думала об этом почти мечтательно. Как я хочу скорее на поле...
   Что-то тяжёлое привалилось слева и вернуло меня к реальности.
   - Егор Кириллович, что с вами?! - кричит Ирина, и я понимаю, что на меня наваливается профессор. Я пытаюсь удержать его, Ирина тоже, получается плохо. Да что же это такое?!
   Машина почти сразу тормозит, водитель куда-то убегает, Ирина пытается дать профу какое-то лекарство... Появляются люди, подхватывают профа, Ирина ещё бросает нам:
   - Мы скоро, сидите в машине!
   Барсуков, помогающий вытащить профессора, оглядывается по сторонам. Народа много... куда мы приехали? В какую-нибудь больницу?
   - Не может быть!
   - Да Барсуков, я тебе говорю!
   - Но он же умер! Я сам в новостях видел!
   - Да вот же он!
   - Да как так?..
   Лицо Барсукова, повернувшегося ко мне - застывшее, ошеломлённо-окаменевшее.
   Он захлопнул дверь, сел и сказал:
   - Рассказывай.
   Я сглотнула. Ёлки-палки!
   - Говори, мне надо знать!!
   К чёрту вас всех, умники осторожничающие! Он готов вытрясти из меня правду, да я и так считаю, что он должен это знать... Но не так же! Как же это сказать?.. Надо помягче как-нибудь...
   - Говори!!
   И я начинаю говорить.
   Не подбирая слов, не ища выражений, не сглаживая, не объясняя... Как мы были на стадионе, как встретили профа, как смотрели на тренировку Беркутов, как он упал, как ещё до заключения докторов почему-то всё стало ясно, как Саня вспомнил про профа и позвонил ему, как проф сделал ему укол, про операцию, про... Нет, про его взгляд я ничего не говорю... Я не говорю про живую струйку крови, про страшно неживую руку - про всё то, что не даёт мне покоя больше всего. Я знаю, что теперь к ним добавится это лицо - то ли яростно перекошенное, то ли окаменевшее в бешеном спокойствии...
   - Дальше вы в курсе... - завершаю я, и меня колотит, и слабость в ногах и руках, будто я проплыла пару километров быстрым кролем...
   Он молчит. Я молчу.
   Сейчас придут люди, и мы поедем. И всё это кончится наконец... Когда же это кончится?!
   - Тебя как зовут? - вдруг спрашивает Барсуков.
   - Дина.
   - Спасибо, Дина. - и опять замолкает.
   Да уж, спасибо, обрушила тут на него... А что - молчать? А он бы думал себе чёрт знает что?.. А теперь?.. Теперь тоже... И зачем я поехала?!..
  
   Он посмотрел в окно, открыл дверь и выпрыгнул наружу. Я ещё успела удивиться, как он не боится встретиться с этими удивлёнными возгласами и вопросами, но уже увидела, что улица пуста. Я выбралась за Барсуковым.
   Он задумчиво смотрел непонятно куда и так же задумчиво произнёс:
   - Закурить бы... Я курю или нет? - вдруг спросил он то ли у себя, то ли у меня, а скорее у жаркого воздуха вокруг. Нахмурился, и в глазах его мелькнуло странное выражение, я не разобрала какое, потому что ответила:
   - Нет.
   Он покивал кому-то, явно не мне и шагнул вперёд. Потом шагнул ещё и ещё, так же задумчиво, неторопливо, пошёл дальше...
   - Э! Вы куда? - наконец спохватилась я. Он не обратил на мой оклик ни малейшего внимания, удаляясь с таким вот задумчиво-нездешним видом. Я постояла - идти за ним совсем не хотелось, но я представила, что будет, если он сейчас уйдёт, а я останусь, и что я скажу Ирине? Профессору?
   И я почти побежала за Барсуковым.
   - Стойте! Да стойте же! Ну, куда же вы?!
   Я догнала его и полупошла, полупобежала, сбиваясь, рядом, так трудно было подстроиться под его вроде неторопливый, но широкий шаг длинными ножищами. Выглядело это глупо, я это понимала и злилась.
   - Да стойте же! В конце концов!
   Я ухватила его за рукав и дёрнула.
   Он почти с удивлением уставился на меня. Ага, это его классическое, с высоты: кто это там, внизу?
   - Вы что делаете? Вас же люди ждут! И... и... профессор... ему плохо, а вы!..
   Барсуков чуть нахмурился и снизошёл:
   - Мне надо подумать.
   Ему надо подумать! Ёлки-палки! А мне надо на тренировку! и вообще!..
   - Подумать... - добавил он. - Немного. И желательно одному.
   Намёк ясен. Нетушки!
   - Не дождётесь, я не отстану. Меня Егор Кириллович попросил вас сопровождать до Института, и пока вы там не окажетесь, никуда я не денусь!
   - Хорошо. - согласился он. - Тогда не мешай немного, ладно? Что-то у меня... - он сделал неопределённое движение рукой у головы. Всё это время, кроме первого момента, он на меня не смотрел, а будто выглядывал что-то по сторонам. Вот выглядел и пошёл на другую сторону улицы. Там виднелся решётчатый забор, а за ним, похоже, парк. Барсуков через забор перемахнул одним прыжком, я, бормоча что-то недоброе, полезла за ним.
   К счастью, далеко он не отошёл, за деревьями оказалась аллейка со скамейкой, на неё он и сел. Я устроилась рядом.
   Так. Пока мы тут зафиксировались, надо тоже подумать - что делать. Я достала телефон... Кому звонить? Телефон профессора я не знаю, лаборатории тоже, Института тем более... Сане? У него есть номер профа... но если профессору плохо, то на звонок он не ответит... Саню только взбаламучу... Он и так, наверно, поминает меня такими ласковыми словечками... странно, что мне не икается... Так... Я даже не знаю, где этот Институт, где лаборатория... где мы, я, кстати, тоже не знаю...
   Вдруг на мою руку с телефоном легла большая рука. Я дёрнулась и почему-то поймала в себе удивление от того, что рука теплая... Ох уж этот Шурка со своим трёпом!
   - Не надо звонить. - сказал Барсуков. - Ты пойми, я... В общем, мне надо хотя бы пару часов... Я разберусь в... Мне для себя решить надо...
   - Ну, и разбирайтесь в Институте, у вас там времени будет - выше крыши! Думайте сколько угодно!
   Он взглянул мрачновато, похоже, перспектива избытка времени его не радовала.
   - Значит, я правильно понял, что выпустят меня не скоро... Мне надо встретиться с одним человеком. А в Институте я, видимо, не смогу этого сделать, да и встретиться надо сейчас, пока... Это недолго, часа два... может, меньше...
   Мне это его "надо" прямо уши резало. Я бы в подобных фразах сказала "хочу"...
   - А может - больше? - сказала я. - Вы предлагаете мне бросить все мои дела и бродить за вами, пока вы будете решать свои?
   - Я тебя за собой не тащу!
   - Я обещала, вы это понимаете?! А у меня, между прочим, тренировка - уж это-то вы понимаете!
   - А ты понимаешь, - голос стал жёстче и одновременно жалобнее, что ли, - ты понимаешь... Ты знаешь... - он не договорил, но лицо было очень выразительным, хотя слов, видимо, не хватило.
   И тут я будто что-то почувствовала... Не знаю, может я просто примерила на себя всю эту ситуацию... И представила себя на его месте...
   Вот так вдруг узнать, что ты умер... хотя ты живой, и чувствуешь себя как обычно, и совершенно не веришь в то, что тебе говорят... К тому же все говорят, что с тобой всё в порядке, но... Нет, что "но" никто не говорит, да, собственно, и это "но" не было произнесено никем, но оно есть, оно витает в воздухе, звучит в нём почти осязаемо, и заставляет верить в эти нелепые слова и... заглядывать в себя и перетряхивать душу, пытаясь понять, всё ли там в порядке, всё ли на месте, не потерял ли чего, не изменилось ли что...
   Жутковато, наверно...
   Мне стало даже немного стыдно. В конце концов, ему сейчас, наверно... А как ему? Неуютно? Плохо? Тревожно? Я могу только представлять, как было бы со мной, но о нём гадать даже лучше и не пытаться. А вообще, могли бы и сами всё ему сказать раньше, подготовить его психологически, а то я вывалила ему всё разом, даже слова не подбирала толком... Ляпала, как запомнила, как поняла...
   Он опять смотрел не на меня, но я уже поняла, что он напряжённо вглядывается в себя, а пересмотреть там, видимо, нужно многое, вот он и торопится, хочет успеть, не отвлекаясь на посторонние раздражители... Ладно... Хотя, конечно, врачей надо бы в известность поставить, люди же волнуются...
   Я вытащила руку из-под его, мне было неприятно его прикосновение, к тому же этот зеленоватый отлив... Я понимаю, что это солнце сквозь зелёную листву подкрашивает нас зеленью, и меня, наверно, тоже... но на себе я этого оттенка не замечаю, а у него невольно вижу... Ленка бы сейчас таяла от счастья... Её бы сюда вместо меня...
   - Ладно, - сказала я. - Давайте, встречайтесь. Только скорее. Вы представляете, какая там паника? Надеюсь, они додумаются профессору не говорить...
   Кажется, он обрадовался, можно подумать, моё разрешение что-то для него значило.
   - Во сколько у тебя тренировка?
   - В три.
   - Сейчас... - он автоматически поднял руку, где обычно, видимо, были часы, там их не оказалось, он пару секунд смотрел недовольно-растерянно, потом вопросительно глянул на меня.
   - Без пятнадцати одиннадцать. - сверилась я с часами.
   - Вполне успеешь.
   Интересно, что всё остальное его, похоже, не волновало, зато опоздание на тренировку - это аргумент!
   - Давай отойдём подальше от больницы.
   Мы пошли по парку в сторону, противоположную больнице. Я молчала, не мешая ему думать и рыться в себе.
   Вышли на небольшую площадь с фонтаном, цветочным магазином и маленьким кафе с уличными столиками.
   - Где мы? - спросил он.
   - Я здесь тоже первый раз. - отозвалась я не очень любезно. Несмотря на все мои "прочувствования" его состояния, меня раздражала такая манера разговора - ни малейших признаков вежливости, доброжелательности - как со справочным автоматом.
   Он глянул с удивлением, потом, видимо, вспомнил, что я тоже приезжая.
   - Да. - принял к сведению и пошёл по площади мимо магазина к кафе. Остановился возле столика и сказал:
   - Подойдёт.
   Поискал глазами официанта, что-то спросил у него, потом сел за столик. За другими столиками никого не было, да и вообще вокруг было мало людей. Полуденно-пустынная вялость окружала площадь, хотя полдень ещё не наступил.
   - Дай телефон. - услышала я. Похоже, слова типа "пожалуйста" он забыл в школе. Привык, что вокруг него весь мир вертится, куча народа готовы всё для него сделать.
   - Дай телефон. - повторил он.
   Я протянула, скрипнув зубами.
   - Василий Гаврилович? Это Валера. Да. Нет. Мне надо с вами поговорить. Да, говорили... но я хочу ещё...
   О, он сказал "хочу"?
   - Нет, я в другом месте. Приезжайте... - Барсуков назвал кафе и адрес. - Я жду.
   Протянул мне телефон, почти не глядя. Я не взяла. Его рука повисела, потом он наконец снизошёл:
   - Держи.
   - Спасибо? - уточнила я зло.
   - А, прости, спасибо...
   Я взяла телефон, и мне захотелось плюнуть на всё и уйти. Была бы здесь Ленка, она бы прыгала от радости, что Барсуков к ней обращается, что она может ему хоть чем-то помочь... Ну почему здесь я, а не Ленка?
   Если честно, я уже готова была встать, даже тело напряглось, но остановили меня две вещи: всё-таки я обещала, что буду с ним до Института, и ещё любопытство - с кем и зачем он будет встречаться.
   Имя было знакомым, пока я вспоминала, Барсуков сбил меня, попросив своим приказным тоном официанта:
   - Сок, свежевыжатый, конечно.
   - Какой? - уточнил тот.
   И тут на лице Барсукова отразилась такая растерянность... Чего это он? После паузы он спросил:
   - Ты какой будешь?
   - Да уж не свежевыжатый. - не без ехидства сказала я.
   - Почему? - искреннее удивление, сама наивность.
   - Потому что у меня таких денег нет. Кстати, а у вас деньги есть?
   Он опустил руку в один карман, в другой, обшарил одежду, сказал:
   - Извините. - официанту, уже тише и не так властно. - На воду у тебя хватит?
   - Хватит.
   - Тогда воды. Тебе?
   - Нет.
   Официант ушёл. Барсуков сидел, немного ошарашенный. Понятно, когда привык к чему-то, а этого вдруг не оказывается на обычном месте... Я, например, с часами расстаюсь только на ночь, пыталась спать с ними, но они волосы цепляют. А как-то, помню, забыла надеть, так дёргалась полдня, как голая, даже хуже. Голая - это просто неловко, а без часов очень неудобно.
   - Извини. - вдруг сказал Барсуков. Я вздрогнула и хотела оглядеться - кому это он. Но он смотрел на меня. Неужели? Видимо, удивление отразилось у меня на лице, он вдруг принялся объяснять:
   - Я как-то не думал, что свежевыжатые - это дорого, привык, нам только их предписывали пить... и про деньги - привык, что всегда что-то такое есть...
   Что-то такое! Обалдеть! Ну, да, он же зарабатывает будь здоров, так что что-то, наверно, всегда в карманах было, и считать не приходилось. Мне родители до сих пор выдают только из расчёта - обед в школе плюс мороженое (под мороженым подразумеваются вообще какие-то мелочи, которыми я могу себя побаловать). Прошлым летом мы с Саней подрабатывали, а этим уже не до того - чтобы серьёзно играть, надо серьёзно тренироваться и ещё много всякого, а это не только время, но и силы...
   Барсуков как раз пил принесённую воду, когда рядом возник резкий голос:
   - Валера! Я не понимаю! Почему ты здесь?
   Я обернулась. Тренер Беркутов - а, точно - Василий Гаврилович! Понятно, кому звонил Барсуков.
   - С девушкой? - он уставился на меня сначала потрясённо, потом недоумённо.
   Я чуть не хихикнула.
   Понятно - сначала он решил, что Барсуков сбежал от врачей к девушке - а что, собственно, в этом такого странного - на него девушки пачками должны вешаться,.. то есть, почему должны? - они и вешаются... Или Барсуков себе такого никогда не позволял - был образцом дисциплинированности и обязательности?
   Ну, а потом Василий Гаврилович разглядел меня и пришёл в недоумение - на "девушку" я явно не тянула.
   - Кто?.. - он перевёл взгляд на Барсукова. - Что?..
   - Василий Гаврилыч, ты мне почему не сказал? - спросил Барсуков без предисловий.
   - Что? - сделал непонимающее лицо тренер. Получилось плохо, неубедительно. Но Барсуков его не ловил, он просто спрашивал, ему нужно было это знать.
   - Василь Гаврилыч, ты ведь знал, что я долго не вернусь... - Барсуков не спрашивал. - Но ты сказал, чтобы я не волновался, в ближайшее время ничего серьёзного не намечается, а пока за меня побегают... ты говорил так, будто у меня обычная... простуда... растяжение... мелочь... И знал, что я уже не ваш... и ничего не сказал...
   - А ты представь, как бы я это тебе сказал? - слишком громко и слишком возмущённо отозвался тренер, так говорят обычно, когда чувствуют за собой какую-то смутную вину, но не желают её признавать. - С меня слово взяли, что я и вида не подам... и пустили меня на три минуты, и то, знаешь, как пробиваться пришлось! И я же не знал, что с тобой!.. Ты не представляешь, каково это - видеть, как ты... и эти рожи траурные... да у меня инфаркт не случился только потому, что не дошло до меня по-настоящему, поверить я не успел! А потом вдруг эта суета - тебя понесли - куда? зачем? почему эта спешка, ведь ты... Я за вами, пока до машины... пока доехал - а меня не пускают! Валера! Я под дверью три часа проторчал - и просил, и умолял, и ругался... А потом мне говорят - всё под контролем, приходите завтра... Что под контролем?! Я не знал, что думать... А сегодня...
   - Василий Гаврилыч, ты нам когда-то сказал, ты помнишь? - ребята, я вам врать не буду. Никогда. Как бы там ни было, что бы не случилось... Помнишь, ты ещё про Чивилихина рассказал?.. Мы поверили...
   Барсуков замолчал, и тренер тоже не говорил больше ничего, перестал ненужно оправдываться, и они смотрели друг на друга, говоря о чём-то своём молча, вспоминая что-то, меня не касающееся и понятное только им.
   - Валера... - наконец сказал Василий Гаврилович. - Ты... что теперь?.. Не в больнице?..
   - Василь Гаврилыч, а тебе теперь что до того? - спросил Барсуков жёстко, даже, наверно, жестоко. - Я думал... Ну, ладно... Ребятам привет передавай.
   Да, с тренером он тоже без околичностей, всё, мол, поговорили, можешь проваливать...
   - Валера... - начал тренер, но договаривать не стал, признавая правоту своего бывшего подопечного. - Передам. - и ушёл.
   - Вы минут пять посидите тут? - спросила я. - Сбегать не будете?
   - Нет... - рассеянно покачал головой Барсуков.
   - Тогда я отлучусь, подождите.
   Он кивнул. Ему есть о чём ещё думать, а я что-то в туалет захотела...
  
   Маленькое окошко в коридоре кафе, по которому я шла, было открыто, и я услышала голос Василия Гавриловича:
   - ... это кафе... Не знаю, пока он там... Приезжайте, а то кабы чего не вышло...
  
   Когда я вернулась, Барсуков сидел в той же позе, смотрел в сторону ушедшего тренера, и я подумала почему-то, что он мысленно продолжает с ним говорить.
   - Если вы уже обо всём подумали, о чём хотели, то готовьтесь, сейчас за вами прибудут. - сказала я. - Возможно со шприцами и успокоительным.
   Он глянул непонимающе.
   - А если вам ещё надо, - я невольно выделила слово "надо", - поразмыслить, то самое время ещё раз дать дёру. Вас ваш тренер сдал. - пояснила я. Честно говоря, было противно и Барсукова уже откровенно жалко.
   Он дёрнулся вскочить, но обмяк, сел снова...
   - А... что спешить... Наверно, то, что было надо, я услышал... понял... Я думал, он... а... Подождём здесь, даже проще, не нужно возвращаться...
   Я села.
   - А ребята ему верят... - сказал вдруг Барсуков.
   - На нём свет клином не сошёлся. - попыталась утешить его я. - Не только ж ему вы верили...
   - Да. Ещё маме. - сказал Барсуков.
   Да... грустно...
   - А друзьям?
   - Да как-то... Кроме команды у меня никого и нет... А они скорее соратники... в игре верю им на все сто, а в остальном мы сами по себе...
   Ладно, про девушку спрашивать не буду...
   - Не век же вы в Институте будете лежать. Выйдите и занимайтесь чем хотите...
   - А что я умею, кроме игры? - он впервые после разговора с тренером посмотрел на меня и даже слегка улыбнулся. - Я класса с третьего играть начал, во всём остальном выезжал за счёт этого... Понимаешь, мне и так не очень долго играть оставалось... но... не так я думал уходить... и...
   - А может это и к лучшему - раньше появилась возможность задуматься о чём-нибудь другом, научиться - и вперёд! Ну, что-то же вас интересовало, кроме игры?
   Барсуков пожал плечами.
   - А кто такой Чивилихин? - спросила я. - Если я лезу не в своё дело - не отвечайте, просто услышала - любопытство проснулось...
   - Чивилихин? Это не наш, из "Океана". Получил травму, очень серьёзно было... в общем, там с самого начала было ясно, что он не вернётся... А ему не говорили. Всё подбадривали, успокаивали, обещали... Потом, когда уже он понял - сказал - лучше бы сразу, я бы хоть не надеялся, столько времени не терял, на другое настроился... а так, столько ждал, столько сил на это извёл... - Барсуков замолчал.
   - И что?
   - Спился он. А главное - подумай - ведь Гаврилыч нам это сам рассказывал!..
   Ему плохо. Очень. Больно. Горько. Безнадёжно. Мне бы замолчать и не лезть со всякими глупыми вопросами, а я болтаю и болтаю... Будто пробка вылетела, заткнуться не могу.
   - А вы теперь знаете. Ну и настраивайтесь, ищите...
   - Понимаешь... - сказал Барсуков. - Будто земля с небом местами поменялись... Над головой давит, а ногам стоять негде - бездна внизу... А я не пойму - то ли падаю, то ли...
   - Так бывает. Это как когда тонешь - опоры нет и, кажется, нигде уже её нет, ищешь-ищешь, не находишь, и такая паника, и отчаяние!.. А вот панику как раз не надо. Опора есть, она где-то рядом, так всегда бывает, вы только ищите - и найдёте. Обязательно найдёте, я знаю.
   - Откуда? - я бы ждала иронии в этом вопросе, но её не было, была... надежда?.. и у меня аж голова закружилась от какой-то смутной жалости. Ленка бы разрыдалась сейчас, наверно... Хорошо, что здесь я, а не Ленка.
   - Да из личного опыта. Я, когда тонула, тоже перепаниковала, воды наглоталась, наколотилась с перепугу, до того жутко было - моя стихия - вода, я плаваю с младенчества, где только не была, что только не переплывала, а тут... не держит меня, нет опоры... Что я там орала - сама не помню, хорошо, никто не слышал...
   - А как это ты? И никого рядом не было?
   - Куча народа, только они на берегу. Недалеко вроде, только они угулялись... праздновали мы на природе... я просила на всякий случай приглядеть, тоже уже опытная была... но они, понятное дело, забыли... Я их звала, звала...
   - И что?
   - Ну, я же здесь сижу, живая... Смешно было... Почти сдалась... коленкой ударилась обо что-то - мель оказалась. Я на неё выползла, передохнула...
   - Ну, оттуда-то вытащили?
   - Да ну! Передохнула, да обратно поплыла... Потом на берегу лежала до ночи...
   - А друзья?
   - А они не заметили... А я уже не сказала... Просто больше с ними никуда не ездила... Они, в общем, не виноваты... но всё-таки... Только с тех пор я знаю - опора - она рядом.
   Мы замолчали. Конечно, я всё оптимистично рассказала. Не стала говорить, как выворачивало меня на этой мели, как я ругалась - никогда ни раньше, ни позже таких слов не произносила, как выползала на берег... ползу, а меня совсем слабая волна назад тащит - раз пять выбиралась, сил совсем не было... И как потом волком на всех смотрела... И тоже пыталась никому не верить... Ладно, это к делу не относится.
   - Этот Институт, наверно, серьёзная штука? - спросил Барсуков, как бы убеждая самого себя.
   - Очень. - подтвердила я. - Там и оборудование шикарное, и специалисты классные... У них, кажется, и зона отдыха как в санаториях... Вот и считайте, что в санаторий попали. Отдохнёте зато... Это тоже полезно.
   Барсуков кивал. Он очень хотел поверить. Он даже позу сменил, расслабился слегка, развалился на стуле, вроде как смирился, никуда не торопится, принял всё случившееся... Глаза только всё ещё в себя...
   А потом мяукнула сирена, и Барсуков весь спружинился, а потом вскочил, будто сам собой... глаза растерянные, будто не хотел он этого, а тело само несёт его...
   А я за ним...
   Глупее не придумаешь.
  
   Притормозил, наконец... спасибочки... Не бежал, слава богу, так бы я за ним не угналась, конечно. Просто быстро шёл. И я за ним, этакой собачонкой мелкопородной трусила сзади. Ох, и надоел он мне! Жалко было? Было. Прошло. Стою, пыхчу, сдерживаюсь, чтобы какую-нибудь пакость не сказать.
   Стоит. Ду-умает!.. Ёлки зелёные, вот стукнуть его хочется!..
   - И дальше что? - отдышалась я.
   О! Глянул! - типа - ты кто, откуда и зачем?..
   - Вы, если хотите, бегайте, конечно, только от себя не убежите!.. загоните, скорее.. Вы что, хотите, чтобы из-за вас ещё у кого-нибудь приступ случился? Вас вообще когда-нибудь учили о других думать?!
   Орать сразу расхотелось. Стоит эта каланча с выражением лица трёхлетнего ребёнка, которому конфеты не досталось... Где я для него конфету возьму? Всё, мол, дядя, вырос ты, конфеты кончились...
   - Я не хотел...
   Детский сад... Может, он в детство впал?
   - Валерий... - что бы спросить? - Вы... не устали?
   - Очень устал. - вдруг с таким облегчением ответил, будто сложнейшую задачу решил.
   - Ну, давайте сядем, что ли...
   Сели. Вокруг, кажется, парк. Деревья, озеро, аллейки, скамейки... Вдали что-то разноцветное, наверное, детские аттракционы... На карусели его прокатить, что ли?
   - Ну, что вы как ребёнок, а? За вас все волнуются, представляете, что там со врачами творится?.. Я, опять же... бегаю тут за вами...
   Думала, он опять скажет: я тебя не держу, но он сказал:
   - Извини... Ты... не уходи, ладно?..
   Вот тебе и раз! И сколько мне с ним сидеть?
   - Понимаешь... - и замолчал.
   - Понимаю. - зачем-то сказала я, и прямо почувствовала, что он очень обрадовался. У него вообще, несмотря на такое малоподвижное лицо, эмоции все легко читаются...
   - Мороженое хотите?
   - Мне нельзя. - отозвался Барсуков по привычке. Потом задумался: - А может, можно теперь уже?
   - Вот у врачей и спросите. - вздохнула я.
   По аллейке внизу пронёсся ребёнок с классическими для парка криками:
   - Мама! Я хочу на лошадке! Мама!
   - Мама. - вдруг сказал Барсуков.
   Я повернулась и чуть не отпрянула - побледнел весь до зелени (далась мне эта зелень), закаменел...
   - Телефон дай.
   Я дала.
   Набрал номер и вдруг - оттаял весь:
   - Мама! Да, это я! Всё в порядке... Абсолютно... Если что прочитаешь или услышишь - всё фигня... Мам, всё нормально. Да. Ну, маленько сбилось сердце... да они сами не знают... Ну, ты же знаешь, панику подняли на пустом месте... Нет, это без меня... А дальше я обратно в строй! Ладно, мам, я перезвоню потом. Ага... Ладно...
   Я сидела отвернувшись, старалась не смотреть, но совсем отходить, чтобы не слышать, не стала. Ладно, хватит ему и столько моей деликатности, у меня её запас не бесконечный...
   - Спасибо, Дина.
   - Пожалуйста. - буркнула я. Улыбается. Правильно, я бы тоже перепугалась, только б подумала, что моей маме про меня такое скажут... Её успокоил, и сам успокоился.
   - А может и нам на лошадках... напоследок, а? - спросил вдруг даже с азартом.
   - Вас лошадка не выдержит. - заметила я. Не очень вежливо, зато справедливо.
   - Ну... на паровозике... Или что там для взрослых есть?
   - Горки. - сказала я. - Только я вас туда не пущу, я за вас отвечаю.
   И я за него "отвечала" на самых безопасных аттракционах, пока у меня не кончились деньги. Периодически смотрела на часы и громко вздыхала, Барсуков виновато просил глазами: ну, ещё чуть-чуть... ну, ещё разок!..
   Один раз я прокатилась вместе с ним. На колесе обозрения. Любопытно было посмотреть на этот город сверху. Я думала поотгадывать что есть что, ведь при взгляде сверху всё очень меняется, но сначала, когда мы только поднимались, ничего не было видно, а потом Барсуков заговорил, и стало уже не до городских видов.
   - Я не помню, какие я люблю соки, не помню, в каком году я начал играть, какого цвета у меня кроссовки и... ещё кучу разных мелочей. Я порой думаю о чём-то, и будто врезаюсь в стену - я знаю, что я это должен знать, потому что это часть повседневной жизни, такие обыденности, которые помнишь просто потому, что они постоянно актуальны.
   Я чуть рот не открыла, настолько эта речь была не похожа на всё, что я слышала от Барсукова. Не вязались эти слова человека, привыкшего думать, рефлексировать, разбираться в себе... образованного, я бы сказала, человека, с образом, который у меня сложился в отношении Барсукова. И за сегодняшний день, за время нашего недолгого знакомства, он в основном соответствовал этому образу. И вдруг...
   - При этом я помню самые несуразные и ненужные вещи... Сцены из детства, слова соседа, брошенные лет двадцать назад, платье мамы, когда она однажды собиралась пойти в театр... То, что давно не востребовано, хранится где-то в подсознании, влияет как-то, конечно, только я этого не осознаю...
   - Ну, нормально, - пробормотала я. - Встряска для организма, для мозгов тоже. В них, наверно, всё перемешалось, а теперь укладывается по места... Ну, наверно, не всё сразу на свои места устроилось. Так вообще бывает после сильного стресса.
   - Нормально, думаешь? - встрепенулся Барсуков. - Из-за стресса? а не из-за... этого? - он так и не произнес из-за чего. Конечно, попробуй такое скажи: "из-за моей смерти"... я только подумала мельком, а мне уже стало неуютно, я даже поёжилась.
   - Замёрзла? - заботливо поинтересовался Барсуков.
   - Да нет, нормально... - ответила я, уловив его движение, будто он хотел то ли отдать мне свою ветровку, то ли приобнять... Нет уж, спасибочки, обойдусь! В очередной раз подумала: Ленку бы сюда.
   - Понимаешь, мне всё кажется... мерещится всякое... что я потерял что-то... что-то от себя... мелочи, конечно... неважно... Но мелькает такое порой - а вдруг я что-то важное вот так потерял, но даже не знаю теперь об этом? Как узнать, если ты вообще не помнишь о том, что оно было? А без этого важного ведь я - это не я... А?
   - Я не знаю. - сказала я. - Это вам надо с кем-то говорить, кто вас хорошо знает. Он бы, наверно, определил, насколько вы изменились... А я... А вы раньше об этом думали?
   Барсуков посмотрел вопросительно
   - Ну, вот примерно о том, что вы говорили - какой вы, что думаете, что чувствуете.. Ну... - вот объясни, попробуй!.. Я на него смотрю и вижу, как раньше, верзилу с лицом вышибалы из какого-нибудь клуба... Ни излишней эмоциональностью, ни склонностью к размышлениям не отягощённое... А слышу я человека, который как минимум немного задумывался и много читал... Я как-то при одном знакомом разглагольствовала о психике, так он сначала после каждого слова переспрашивал, потом сказал, что я выпендриваюсь и... в общем, много я про себя интересного узнала. А у него было неоконченное высшее... Но слово "подсознание" он, например, не знал... А слово "актуально" если и слышал, то сам никогда бы не произнёс.
   - Ну, приступы рефлексии раньше были? - рискнула я.
   - Бывают иногда. - слегка смутился Барсуков, сразу поняв меня.
   - Ну, тогда нормально. - авторитетно кивнула я.
   - Правда? - опять по-детски обрадовался Барсуков. - Понимаешь, мне как-то... не по себе...
   Он хотел сказать "страшно". Постеснялся... Ну, мальчишка, ёлки-палки!
   - ... вот будут меня изучать... А вдруг что-то действительно окажется не так? Вдруг что-то во мне... изменилось совершенно, утратилось насовсем... Вдруг я - уже не я?
   Ёлки, ну чего он от меня хочет? Я не профессор психологии, я не светило медицины, я просто дев... (мысль почему-то заметалась, выбирая между "девочкой" и "девушкой", последнее время в разных ситуациях я думала о себе то так, то этак) ...чонка, и ничего толкового я ему не скажу, не посоветую...
   Я вздохнула. Барсуков улыбнулся, будто извиняясь, прикрыл глаза на мгновение, и как-то сник...
   Я отвела взгляд... Крыши домов вдали уже скрывались за деревьями, колесо катилось вниз.
   Он катался потом ещё, я ждала рядом, всё думая, что я могла ему сказать, убеждая себя, что ничего, и раздражаясь всё сильнее... на себя?.. на него?..
   Народа в парке было мало, на него почти не пялились. А я плелась за ним по жаре и пыталась понять - то ли и впрямь в нём детство проснулось, то ли... вот это "то ли" постоянно ускользало от моего понимания, хотя я его чувствовала совсем рядом... но не давалось... и, может именно поэтому, тревожило всё больше и больше. А может, просто беспокоила вся эта ситуация...
   - Я в детстве недокатался. - пояснил Барсуков. - Денег у нас почти не было, да и не с кем ходить по паркам было... Мама то на работе, то домой приносила...
   - Валера, ну, пойдёмте, а?.. - почти проныла я, разморённая на жаре, уставшая и от хождений и от беспокойства... мне совершенно до лампочки было его детство, видимо, не очень счастливое... и все его переживания... Доставить бы его до Института, и на тренировку... И еще бы поесть не мешало...
   - Ладно, зови своих врачей. - вдруг сказал Барсуков.
   - Если бы я знала, кого звать и как это сделать!.. - развела руками я.
   Он глянул на меня с испугом: знала бы, так сдала бы раньше? Видимо, как-то понял, что нет, потому что улыбнулся и предложил:
   - Ну, пойдём искать, кому сдаваться.
   Долго искать не пришлось. Мы вернулись к той же больнице, от которой начали путь. Водитель, курящий у ворот, вытаращил на нас глаза и начал тыкать в телефон, не попадая по кнопкам. Можно подумать, привидение увидал или чудище какое...
   Потом ещё были люди и тоже смотрели как-то... странно... и держались поодаль... Ну, не такой уж он и страшный на вид... Или я просто привыкла? Ещё утром я предпочитала вообще на него не смотреть и находиться как можно дальше.
   Пока мы ждали кого-то (как оказалось, Иру), до нас доносились обрывки фраз... слова... Не знаю, что слышал Барсуков, он, кажется, опять ушёл в себя, но мне было неприятно. И про зомби вспоминали (спасибо прессе), и про расщепление личности, и про угасание некоторых функций (мыслительных, "пошутил" кто-то особо культурный... я понимаю, у Барсукова вообще лицо такое, сама его считала... э-э... туповатым... но хамить в открытую!..). Я бросила презрительно-укоризненный взгляд на толпу собравшихся - ну, постыдились бы при нём! Уедем сейчас, и трепитесь, сколько влезет! Но мой взгляд никто не заметил...
   А потом мы поехали. Ира ахала и кудахтала, сидя рядом со мной. Барсуков сидел напротив, отгороженный от двери медработником с габаритами, вполне соотносимыми с Барсуковскими.
   А потом мы приехали. И Барсуков растерянно улыбался, а вокруг толпились встречающие, а я думала, когда же мне разрешат уйти...
   - Ну, пока. - сказал Барсуков. - Спасибо... - вроде, хотел добавить что-то ещё, но не стал, наклонился, будто поцеловать, я слегка отклонилась - только этого не хватало! Вот Ленку бы сюда в самый раз! Скользнул по моей щеке губами...
   - До свидания! - устало проявила вежливость я.
   И Барсуков наконец ушёл. Он поднимался по лестнице, окружённый толпой возбуждённого народа. Отвечая на какие-то дурацкие вопросы каких-то людей, я ещё заметила, что он обернулся, будто ища взглядом что-то... Всё. С меня довольно. Всем до свидания... меня всё равно никто не слышит... Неважно... Я наконец-то ушла.
  
   Я шла и думала о такой уже скорой тренировке, о завтрашней игре... Пыталась ощутить тот азарт, который охватывал меня и подгонял весь этот длинный и странный день... Но почему-то то, что обычно было таким ярким, то, что манило и затмевало всё окружающее, сейчас туманилось... было каким-то вялым... вместо видений, на которые раньше отвечало всё тело, от которых даже сердце билось чаще... я видела пустые смутные картинки, будто из виденного давным-давно кино... И, странно, почему я перестала спешить, до автобуса всего двадцать минут - достаточно, более чем достаточно, но это если идти быстрым шагом, а я всё замедляю и замедляю ход... Почему? Ведь не хочу же я вернуться? Я только что так радовалась тому, что всё это наконец закончилось, что я возвращаюсь к своим нормальным делам и могу больше не думать о Барсукове и обо всей этой истории, от которой, честно говоря, ужасно устала.
   Но думаю, думаю... только сама не пойму о чём... что-то тревожит, беспокоит... будто хочется то ли обернуться, то ли вспомнить... что? Что не так? Я привезла его в Институт, сейчас с ним специалисты, всё в порядке, я там больше не нужна... мы распрощались и забудем друг друга чем скорее, тем лучше... тем лучше... но почему же он не спешит не то, что забываться, но вообще отойти на задний план, почему затмевает так настырно то, что важно для меня, что мне интересно и чего я хочу?
   Что-то всё же не так? Что? Я вспоминала этот день... последние минуты перед прощанием... и ноги всё замедляли и замедляли моё движение... что-то было такое... но где, когда? В окружающих людях?.. в его лице?.. в его глазах?..
   Вежливые "до свидания"... вежливая улыбка... он наклоняется решительно, будто собираясь одарить своей милостью - поцелуем - я видела в записях, как он "удостаивал" порой самых симпатичных или настойчивых поклонниц, услуживших - подавших что-нибудь или подаривших цветы (плюшевые игрушки тоже - зачем они ему, спрашивается?)... но в последний момент его губы лишь слегка касаются моей щеки рядом с губами, будто он передумал в последний момент... передумал? Почему? Вот с этого момента ощущение, что что-то не так, стало почти осязаемым... Что там было в его глазах? Что изменилось в нём?
   Что он увидел? Перед ним была только я... Что он увидел во мне такого, когда наклонялся? Что было на мне... на моём лице?.. Что было у меня внутри? Брезгливость, отвращение? Еле сдерживаемый порыв отшатнуться? И то же отразилось и на лице, конечно... а потом облегчение и удивление... но этого он, скорее всего, уже не видел... И что-то мелькнуло в нём в ответ на это... Хотя странно, раньше ведь он и вовсе не заметил бы выражения чьего-то лица - одарил, снизошёл, пусть радуется! Но вообще-то... ничего похожего я не заметила сейчас... И вообще ничего такого снисходительно-высокомерного с того, пожалуй, момента, как мы поговорили с тренером...
   Нет, ну почему же мне так неспокойно? Подумаешь, заметил мою брезгливость... да на него ещё многие так же смотрели и будут ещё смотреть, пусть привыкает... Это выражение и возникло-то у меня скорее автоматически, не на самом деле... И всё равно, нехорошо как-то...
   Почему мне так жалко его - ведь он такой везунчик, даже в смерти ему повезло... Но почему-то я представляю... я будто вижу... как этот надменный Барсуков... ещё вчера такой высокомерный, такой важный... стоит перед целой кучей врачей, которые вертят его, выслушивают, выстукивают, задают кучу вопросов, и снова крутят... И он постепенно начинает забывать даже не то, что он знаменитый спортсмен, но и вообще, что он человек, что он личность... он начинает чувствовать себя говорящей табуреткой... впрочем, со скидкой на его рост, скорее, шкафом... Я помню это отношение врачей, которые привыкли в основном исследовать, а не лечить... Помню, какой разбитой была после нашей большой медкомиссии, не столько уставшей физически, сколько потерянной от странного ощущения себя предметом мебели, от обращения со мной, как с объектом... когда спрашивают, и ничего не объясняют, если же задаёшь вопросы сам, смотрят с раздражённым недоумением, будто ты и впрямь заговоривший стул... и не отвечают... Может, мне просто не повезло тогда, а здесь, в Институте, всё иначе? В конце концов, он всё-таки Барсуков... а здесь такие учёные...
   Ну, почему же мне всё кажется, всё мерещится его растерянный взгляд, невольно ищущий хоть кого-нибудь... хоть что-нибудь знакомое... Хоть какое-то подтверждение тому, что он не просто объект, не просто пациент, он человек! Валерий Барсуков! И непонятно, что ждёт дальше... надолго ли всё это? День? Неделя? Месяц?.. А может... это навсегда?.. Никто ничего не объясняет... И только ощущение собственной беспомощности... ненужности... унизительного ощущения себя просто уникальным объектом, результатом уникального эксперимента... А они всё изучают, и ничего не говорят (врачи всегда так), а он всё задаёт и задаёт себе вопрос: это я? или уже не я?.. я?.. не я? А ответа нет... и не будет никогда...
   Ну, что за чушь! Я просто придумываю сейчас это... Откуда мне знать, что чувствует он? Может быть, ничего похожего...
   Я заметила, что уже стою, а в голове обрывочно мелькают какие-то глупые фразы: "Мы в ответе за тех, кого приручили"... Никого я не приручала! Поручили, свалили на меня, я довезла, сдала, всё выполнила... "Импритинг, запечатление"... это-то при чём! Какие-то новорожденные утята, идущие чередой за первым попавшимся на глаза учёным (экспериментатор, ёлки-палки, что он с ними дальше-то делал?) Но он же не утёнок... да уж! И вовсе не новорожденный... хотя, конечно, в некотором роде, "второе рождение", ёлки-палки... но не в таком же прямом смысле... И я вовсе не объект запечатления, там и профессор был, и Санька... Хотя увидел-то он меня! Как ни старайся, а эти глаза, вдруг распахнувшиеся и уставившиеся на меня откуда-то из неведомого, я не скоро забуду...
   Потом их взгляд менялся... растерянность, боль... привычные надменность, снисходительность... опять растерянность... А что же в них было последним? Всплывает слово: "напоследок"... Где, когда он его произнёс? Не при прощании, когда-то раньше... и всё же оно звучит сейчас всё громче и громче... Я не могу понять, не могу подобрать слова, но почему-то это тревожит меня и ... и я понимаю, что уже развернулась назад, и ноги, будто чужие, с усилием волочат тело обратно к Институту... Только этого не хватало! А тренировка?! Ведь до автобуса осталось... я смотрю на часы, но циферблат ускользает от взгляда... это почему-то неважно, а важно... что? Не знаю, но начинаю торопиться, и уже почти бегу, и уже не пытаюсь остановиться и искать разумные обоснования, я просто бегу...
   Через ворота я прошла легко, на меня и не взглянули, а вот дежурный меня остановил:
   - Вы к кому?
   Пришлось сказать.
   - Где он?
   - К нему нельзя, он на комиссии. Это надолго, пока обследование не закончится, вы не поговорите ни с врачами, ни тем более с ним. Впрочем, не уверен, что к нему будут разрешены посещения
   - А врачей я могу дождаться, узнать результаты?
   - В принципе, конечно, можете, но это займёт несколько часов...
   - Я подожду.
   Я сажусь, хотя знаю, что ждать нельзя, невозможно, но я сижу и стараюсь не ёрзать, хотя всё во мне прыгает и дёргается, наверно, проснулось то самое шило, которое часто поминает папа. Я делаю вид, что сосредоточена на каких-то своих мыслях, но, как только дежурный отвлекается, отходит, я проскакиваю в коридор и... куда? Где искать эту комиссию? Когда он говорил о ней, непроизвольно посмотрел вверх, значит, по меньшей мере не на первом этаже... а на каком? На втором? третьем? четвёртом?.. Придётся спросить... Но как? у кого? Меня выставят отсюда, как только заметят, не дожидаясь вопросов.
   Повинуясь внезапному озарению, я дёргаю из сумки папку с записями, и несусь дальше, держа её перед собой. Теперь придать себе занятой и уверенный вид - я здесь по делу, я с важной информацией, я тороплюсь, меня очень ждут... если поверю сама, то поверят и другие... Я верю, верю, мне действительно очень надо туда.
   - В каком кабинете сейчас комиссия, обследующая Барсукова?
   - В 505ом, если они ещё там.
   Удача! Хотя пятый этаж - дальше, чем я думала... Быстрее, но не бежать, не бежать!.. ноги аж сводит судорогой от напряжения... было бы проще сорваться и припустить через ступеньку... скорее, скорее, я не знаю, зачем, почему, но мне нужно успеть!
   Я распахиваю дверь, конечно, не стуча. Напротив окно и солнечный свет бьёт мне в глаза, ослепляя мгновенной вспышкой, всё остальное я не вижу, а когда оно начинает проявляться, я понимаю, что успела. Потому что все врачи сгрудились у стола, склонились над монитором, что-то обсуждают, а их почти позабытый пациент стоит у приоткрытого окна, и по его позе... скорее по выражению лица, по глазам ясно, что ещё три... пять секунд, и окно было бы распахнуто полностью, а это большое тело, уже собравшееся и напряжённое, приготовившееся к движению, вылетело бы в это окно и...
   Но это я не думаю, это схватывает моё подсознание, а я прыгаю вперёд и зачем-то хватаю его за руку. И уже слыша справа возмущённые голоса, я не слышу их, а сжимаю крепче эту руку, которую еле держу, и мне хочется упасть, и мне так легко, и я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом, и то, что я вижу, я опять не могу понять, и опять не подбираются слова, но я улыбаюсь и понимаю, как это невыносимо здорово - почти до боли в душе - совершить для кого-то Чудо.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"