Он прошел всю войну. От того самого первого летнего дня и до памятного счастливого мая сорок пятого. Он был на границе, когда вторглись немецкие танки, а у них не было ничего кроме винтовок и устаревших пушек. Он отступал с действующей армией, под непрерывным воем немецких самолетов. Участвовал в обороне Минска, Смоленска, Калуги... На его глазах погибли все друзья, такие же как он молоденькие пареньки, не видевшие еще жизни. Он видел растерянность, отчаяние и страх в глазах командиров осенью сорок первого. Он был в окружении, но вышел к своим, после многодневного скитания по сырым лесам и болотам. Он оборонял Москву и участвовал в зимнем контрнаступлении. Зимовал в обжитых немцами окопах и блиндажах. В сорок втором его контузило и он попал в госпиталь, а оттуда - под Сталинград, где была в это время страшная мясорубка. Отборные немецкие дивизии рвались к городу, но измотанные обескровленные русские войска упорно сдерживали их натиск. Он был в самом пекле боев и не раз прощался с жизнью. Но назло всем и, в первую очередь, самому себе, он выжил. Он сдерживал контрудары танковой группировки Манштейна, прорывавшейся в отрезаный Сталинград. Тогда после суточного боя в полку осталось очень мало живых, а потом гнал немцев с Кавказа. И был свидетелем позорной капитуляции армии Паулюса. Он был на Курской дуге и здесь у него поседели виски. Видел армады танков с белыми крестами на броне, рвущихся вперед и сметающих все на своем пути. Он был в числе тех, кто остановил эту лавину и повернул её вспять. Он гнал немцев назад и форсировал Днепр. Освобождал Киев, Житомир, Винницу и Львов. Переходил Карпаты. Воевал в Польше и Словакии, а закончил войну в Будапеште с лейтенантским званием, множеством орденов и медалей, контузией и язвой желудка. До войны он жил в небольшой деревне в центральной Белоруссии. Немцы сожгли её дотла вместе со всеми жителями...
Да, они победили! Но это была слишком дорогая победа... Миллионы солдат остались лежать на полях сражений. Миллионы их матерей, отцов, жен и детей погибли в оккупации от рук карателей, от голода, бомбежек и шальных пуль. Города превратились в руины.
Молодой лейтенант вернулся домой, но не нашел его. Лишь черные жирные вороны с карканьем встречали его, лениво разлетаясь с холодных пепелищ. Он пытался разыскать своих близких, но у него ничего не вышло. Те немногие односельчане, которым удалось выжить, спрятавшись в лесу, рассказывали, что каратели всех сожгли...
Он перенёс и это, но теперь по ночам он часто просыпался в холодном поту, видя во сне, как сгорают заживо в доме его родители, как пытается успокоить отец ошалевших от дыма и жара мать и младших детей, как звенят стекла и каратели в черной эсэсовской форме, из русских (!) военнопленных, переметнувшихся к немцам, расстреливают тех, кто пытается вырваться из огня...
В 46-ом году его направили на работу в милицию, во Львов. Местное население в этом западноукраинском городе было изрядно запугано долго хозяйствовавшими здесь немцами, бандеровцами и молодчиками из дивизии СС "Галичина". Нередко по ночам на улицах звучали выстрелы. За городом вообще творилось что-то невообразимое, там, словно, продолжалась война. Повстанцы, как гордо себя именовали эти бандиты, прятались в подземных убежищах, подготовленных для них немцами, а под покровом ночи выбрались из них и убивали, убивали, убивали...
Причем их жертвами становились в основном не солдаты, а простые люди - колхозники, учителя, партийные работники.
Лишь в начале 50-тых с бандитами было покончено. Часть уничтожили, часть отправили в лагеря, а еще часть, попрятав по укромным углам немецкое оружие, затаилась до лучших времен.
А он продолжал работать, всячески стараясь забыть те страшные годы войны. Но она очень часто напоминала о себе. То фронтовой друг позвонит, начнет вспоминать, то фильм какой-то или передача по телевизору, то статья в газете о том, что где-то арестован скрывавшийся все это время "полицай". Потом начали отмечать День Победы и его стали приглашать в школы, - все это ему не нравилось и напоминало о тех страшных днях: молодежь не понимала этого, - они смотрели на его ордена с любопытством и завистью, но никогда со скорбью.
Война для него не закончилась. Если не днем, когда он боролся с преступностью, то ночью, - во сне он снова дрался с немцами и видел ту страшную картину гибели его семьи...
Так бежали годы...
Он вышел на пенсию в конце семидесятых. Купил дачу и весь с головой ушел в садоводство. Полюбил полюбил цветение яблонь и вишен, ухоженый грядки, дарящие щедрый урожай. С ранней весны до поздней осени он жил на даче. А зимой его угнетала смертельная тоска. Дни были короткими, мрачными и холодными, а ночи длинными, бессонными и страшными.
Умирали старые фронтовые друзья. Тихо и незаметно уходили из жизни в своей постели. По одному-два в год.
Теперь смерть почему-то пугала его больше чем немецкие самолеты и танки. Да и возраст давал о себе знать. То язва напомнит о себе острой и резкой болью, то вдруг скрутит радикулит, то надсадный кашель, а некогда сильные руки жестоко покрутил артрит...
В 1991 году весь мир перевернулся. Перестала существовать страна, идеалами которой он жил, которую защищал во время войны. Для него это был настоящий удар. Но это было только начало массового сумасшествия. Неизвестно откуда появились недобитки, в форме похожей на фашистскую, - "борци за волю"... Недавние пионеры, воспитанные на идеалах Павлика Морозова и Зои Космодемьянской, оседлали "Мерседесы", побрили головы и поударились в коммерцию, откровенно попахивающую криминалом. Телевизор, еще подливал масла в разгорающееся пламя, культивируя насилие, деньги, разврат. Политики, все как один недавние члены КПСС, вдруг все стали демократами и националистами... на словах, а на деле первейшими ворами обогнав, наверное, в разграблении страны немецких оккупационный режим.
Стало страшно выходить на улицы по вечерам. Пенсия вдруг сделалась мизерной, да и ее платили с задержками на несколько месяцев. Ветеран перебрался жить на дачу и страшно запил, пытаясь за пеленой алкоголя укрыться от массового психоза.
...Европейские страны объединяются в Евросоюз - сбываются последние планы нацистов.
...В продаже появляются книги фашистских генералов, выпущенные в Москве, в которых фашисты обеляют свои действия.
...В Чечне началась война... Молодые необстрелянные пацаны штурмуют Грозный. И снова гибнут люди, горят танки и бронетранспортеры, самолеты бомбят землю. Всё это он уже видел и знает, помнит еще, как это страшно.
...Страны Запада теперь для нас лучшие друзья. Они дают нам кредиты и указывают, что делать.
... А в Прибалтийских странах ветераны Великой Отечественной Войны - ОККУПАНТЫ !
Что же творится?!
Неужели действительно все сошли с ума?
Была уже поздняя осень, и на даче стало очень холодно, он вернулся в город. Но в квартире было не на много теплее. Отопление включали, когда хотели и как хотели, мотивируя это, тем что у населения большие долги.
Неожиданно резко зазвонил телефон, наверное впервые за этот год. Звонил один из немногих, оставшихся еще фронтовых друзей. Местные власти решили убрать в парке мемориальные плиты с фамилиями погибших воинов. Убирали их просто - бульдозером. А ветераны хотели этому помешать, ведь "это НУЖНО не мертвым, это нужно живым", - устроить там митинг, закрыв эти плиты своими телами.
Конечно-конечно. Он должен пойти вместе с ними. Это его долг.
Он пошел туда. Их осталось так мало, и все они стары и немощны. Как все-таки быстро пролетела жизнь. Он помнит их всех молодыми, а теперь они едва ходят.
...Взявшись за руки они стояли перед бульдозером... как на Курской дуге перед немецким танком. Они выстояли: бульдозер остановился в нескольких сантиметрах от них. Но вскоре на смену ему пришли люди в черной эсэсовской (!) форме, - муниципалы. Они разогнали ветеранов, избив самых ретивых из них, резиновыми дубинками. А бульдозер, утробно заревев, вновь принялся крушить мемориальные плиты...
А ветераны стояли в стороне и долго смотрели на этот узаконенный вандализм, и по их морщинистым щекам текли крупные горькие слезы.
В 47-ом, когда он убирал на чердаке, он нашел спрятанный под досками, немецкий пулемет MG-42 в промасленных тряпках и коробку с патронами. Сначала он хотел сдать пулемет куда положено, но потом передумал, ведь война для него не закончилась, а кроме того он любил оружие.
И вот ЭТО время пришло.
Он вернулся домой и поднялся на чердак. Он достал из ящика пулемет, протер его и вставил ленту с патронами.Старое немецкое оружие было в отличном состоянии. Спустился с ним вниз, предварительно завернув пулемет в тряпки, и положил в свою старенькую "победу". Затем вернулся в квартиру, расстелил постель и почти сразу уснул, как в молодости. Ему приснился бой на Курской дуге, самый страшный, наверное, за всю войну...
Он проснулся в пять утра, когда на улице еще было темно. Умылся, побрился, оделся и, слегка перекусив, пошел к выходу. В коридоре он взял лопату, с которой он столько лет ездил на дачу. Положил ее на заднее сидение машины, возле MG-42. Завел мотор и выехал со двора.
Было начало шестого, улицы были пустынны, темны и мрачны, лишь бары и клубы светились неоновыми вывесками.
Он оставил машину недалеко от входа в парк. Взял в одну руку пулемет с вставленной лентой, в другую лопату и пошел. Ему было очень тяжело. Ныли руки, болела спина, мучила задышка, но он упорно шел вперед. Вот уже виден в сумраке огромный хищный силуэт бульдозера и исковерканные, разбитые плиты - уничтоженая память о погибших солдатах.
Он поднялся на небольшой пригорок и стал рыть окоп - узкую одноместную стрелковую ячейку. Когда-то, на фронте, он зарывался в землю за пятнадцать минут, теперь же у него ушло почти два часа. На улице совсем рассвело. Изредка мимо проходили люди, но никто не обращал внимания на дряхлого старика с лопатой.
Окопчик получился славный, с удобным земляным бруствером и выемкой для пулемета. Он даже успел замаскировать его охапками желтых листьев.
Вандалы появились в начале десятого, они шли в сопровождении муниципалов. Шли, чтоб исковеркать и уничтожить память...
Короткая прицельная очередь распугала ворон с голых деревьев и уткнула шофера бульдозера головой в руль. В первый момент никто из ВРАГОВ не понял, что произошло: зазвенело стекло и голова водителя безвольно упала. Следующая пулеметная очередь опрокинула еще троих в черных мундирах. Еще двое и один в гражданском, с усиками "а ля фюрер", бросились бежать, но пули догнали их, уложив лицами в холодную жирную землю.
У него будто камень с души свалился, теперь можно уходить, да только вот схватил радикулит и руки, покрученые артритом, перестали его слушать. Он с трудом перевернулся на спину и уткнулся взглядом в серое свинцовое небо, все затянутое медленно плывущими тучами...
Он лежал так, пока не услышал воя сирен.
К месту боя шли милиционеры, - молодые зеленые пацаны из ППС, только после армии. Он не хотел их убивать, но войну обьявлял не он...
Вновь застрекотал пулемет, пули выбили комья земли под ногами у милиционеров. Они повернулись и побежали обратно к машине. Он не стрелял, - они были слишком молоды и не понимали на чьей стороне...
Вскоре прибыла подмога, - матерые "волкодавы" из "Беркута". В касках, бронижелетах, с укорочеными "Калашниковыми".
Этих он не жалел: они были зрелыми людьми, которые все для себя в жизни решили, так же как и он...
Он сжал рукоятку пулемета так, что захрустели кости, но не почуствовал боли в изуродованных пальцах. Глубоко вздохнул и нажал на гашетку. Они хотели обойти его с флангов - взять живым. Но у него было намного больше опыта и знаний. У них ничего не выйдет... Жаль только, что патроны на исходе...
В конце-концов "беркутовцы" отхлынули - отошли на безопасное расстояние. Воцарила тишина, нарушаемая лишь шумом ветра в ветвях деревьев да недовольным карканьем растревоженых ворон.
Ветеран чувствовал свой конец и мысленно хаотично прощался со всем живым. Он вдруг понял, что пережил одну войну, чтоб спустя пол века погибнуть на другой, необъявленной, войне...
В этот момент воцарившую ненадолго звенящую тишину разорвал громкий выстрел. Стрелял снайпер. Маленьким кусочком свинца он оборвал жизнь человека, провоевавшего всю сознательную жизнь.
На его могиле на окраине кладбища, где хоронили бомжей и неопознаных, не было красной звезды, не было звания и фамилии, только убогая табличка с номером.
Мемориал в парке сровняли с землей, не оставив от него даже следа.
Но Марсовое поле и Могилу неизвестного солдата, с давно потухшим Вечным огнем, они не тронули. Может быть его смерть не была напрасной?..
Посвящается павшим на полях сражений, память о ком уже уничтожена.