Запольская Нина : другие произведения.

Лучшие френды девушки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Типично российское убийство - когда добро и зло меняются местами... Наши дни плюс пять-десять лет. Будет любовь, с разницей в возрасте и без, настоящая мужская дружба, приключения в Африке, много рома в Колумбии и, конечно, зловещие убийства, одно из которых всколыхнёт некие структуры мегаполиса. Будет полицейское расследование, а вот реалий работы нашей полиции не будет. Да и нужны ли они вам, эти реалии? Полный текст: https://feisovet.ru/магазин/Лучшие-френды-девушки-Нина-Запольская
  Пролог
  Пролог, который начинается с классики детективного жанра - с телефонного звонка, разбудившего сыщика.
  Между ними враждовали глаза, враждовали губы.
  Скулы и носы держались нейтралитета, зато лбы явно определились с выбором противника - они хмурились, мрачнели и даже собирались в угрюмые складки. Брови, впрочем, как и всегда, вероломно рвались нарушить мирный договор и перейти в наступление.
  "Я не хочу враждовать с нею, - думал он, глядя в её лицо. - Я люблю эту женщину, люблю! Для меня нет лица прекраснее. Как могло случиться, что мы теперь враги?"
  С этим вопросом он и проснулся от телефонного звонка. Сердце нестерпимо щемило нежностью, но Андрей быстро отогнал это чувство, как и обрывки сна. Прежде чем ответить, он по привычке покашлял немного, чтобы голос стал не такой сонный. Хотя спать сегодня он имел полное право.
  - Воронов слушает! - ответил он.
  И услышал нарочито суровый голос шефа:
  - Хватит спать, Андрюша! Служба ждёт! Выезжай на место преступления.
  - У меня выходной! - взвился он.
  - У всех сегодня выходной, - ответил шеф. - И у меня выходной, но я уже еду. И всё Управление, похоже, будет там... Алмазного Барона убили.
  - Ойягребу-у! - Вырвалось у Андрея потрясённое, но он поспешил исправиться и спросил: - Где, Юрий Николаевич?
  - В его имении. На Истре... Начинай одеваться, адрес тебе сейчас пришлют, - ответил шеф, вроде как не заметив его вольности.
  - Но это не наша "земля"! - продолжал упорствовать Андрей, стараясь говорить тише, хотя жена, похоже, всё же проснулась, потому что поворачивалась на другой бок и накрывала себя одеялом с головой.
  - "Земля" не наша, зато потерпевший "наш". К тому же, родственники убитого просили назначить на расследование самого лучшего следователя. А лучший, как известно, у нас Железный Дровосек. Они уже звонили на самый верх - мне отдали приказ, - Голос шефа поражал удивительной мягкостью.
  - Они что? Детективы не смотрят? - заворчал Андрей, хотя ему было лестно. -Следак преступников не ловит. Теперь даже опера преступников не ловят. Теперь пострадавшие ловят преступников сами.
  - Да знают они всё. Но хотят, чтобы подключились и органы тоже, - почти уговаривал шеф. - Дело-то какое! Тут все ловить будут. Тут все уже на ушах стоят. Мне телефон оборвали.
  Очутившись на кухне, куда он продвигался по мере разговора, и увидев кофе-машину, Андрей проснулся окончательно, то есть, окончательно смирился с потерянным выходным.
  - Всё! Я уже готов, Юрий Николаевич, - сказал он.
  - Вот и чудненько, - обрадовался шеф и сбросил вызов.
  Итак, убит Алмазный Барон. Он же - Виктор Михайлович Серов. Он же - известный режиссёр, он же - бизнесмен и инвестор, которому принадлежали доли в предприятиях, занимающихся алмазами, бокситами, вином, едой, кинопроизводством, мебелью, лесом и прочее, и прочее... Это было удивительно: с его-то охраной.
  Андрей закрыл воду, ещё раз глянул на себя в зеркало и вышел из ванной.
  Пришло сообщение с адресом: Алмазный Барон был убит в своём имении на территории жилого комплекса "Ривер Клаб". На тридцатом километре от Мкад - поворот на город Истра. Через триста метров - круговое движение, супермаркет "Машенька", а там - рукой подать.
  Андрей налил дымящийся кофе в пластиковый стакан, взял из холодильника "дежурный" бутерброд в плёнке и пошёл на выход. Дети были сейчас в деревне, а жена давно уже не провожала его на работу, и он к этому даже привык.
  Усевшись в машину, он достал телефон и набрал смс: "Сегодня ничего не получится. Не жди меня. Позвоню".
  ****
  Чуть сбавив скорость, Андрей всмотрелся в грандиозную панораму Делового Сити.
  Куда ни поедешь, обязательно уткнёшься в эти небоскрёбы взглядом. В этот самый дорогой, самый масштабный и амбициозный городской долгострой, который с начала строительства сопровождался скандалами, судебными процессами и интригами, и состав управляющей компании которого менялся неоднократно. Что же, Манхэттен тоже, говорят, возводили более полувека... Сейчас голубовато-серые стальные зубы мегаполиса виднелись ещё в туманной утренней дымке. Цвет неба пока едва читался, но это были явно не "пятьдесят оттенков серого", которые всегда висели над городом.
  До жилого комплекса ему удалось добраться быстро: на Новорижском шоссе его сопроводила машина дорожной полиции. А вот проехать за шлагбаум серовского имения он какое-то время не мог: въездные ворота окружила толпа мечущихся людей.
  - Да что за хрень? - брезгливо спросил Андрей в приспущенное окно у охранника, уже въехав за шлагбаум.
  - Покемонщики, - буркнул в ответ охранник и бросился помогать напарнику отгонять хитрецов, пытающихся пролезть за машиной Андрея.
  - Скажи им, что, если они не очистят место преступления, всем припаяют статью об экстремизме, - крикнул Андрей и поспешил проехать, удивляясь: этим людям не было никакого дела до смерти Алмазного Барона, навряд ли они даже знали о ней, просто им почему-то хотелось ловить своих покемонов именно на этом месте.
  На подъездной аллее перед господским домом стояло множество машин: похоже, шеф был прав, предчувствуя, что на место происшествия съедутся все. В густой толпе Андрей заметил двух-трёх знакомых следователей следственных отделов, команду экспертов-криминалистов с судебным медиком, несколько кинологов со своими собаками, несколько важных чинов Управления и отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков в полном составе. Группа штатских солидно стояла в отдалении. А ещё зачем-то прибыли взрывотехники истринского собра.
  Андрей вышел из машины. К нему подлетел куратор из Управления, Андрей пожал его руку, но останавливаться не стал, увидев за оцеплением активно машущего ему шефа. Боец омона пропустил его за ленточку.
  - Где, Юрий Николаевич? - спросил Андрей, приближаясь к шефу.
  - На пляже! - коротко ответил тот и добавил: - До тебя ничего не трогали.
  Андрей солидно кивнул, чувствуя на себе многочисленные взгляды собравшихся. И тут сзади он услышал женский голос:
  - Юрий Николаевич!
  Шеф затормозил, медленно оборачиваясь негнущейся шеей и спиной. Крикнул омоновцу:
  - Пропустите!
  И сказал уже Андрею:
  - Вдова Алмазного Барона хочет, чтобы ты работал в непосредственном контакте с их семейным адвокатом. Ты ведь знаком с Ольгой Нестеренко?
  И только тогда Андрей тоже обернулся, хотя сразу узнал этот голос, не мог не узнать, и тут же сердце его остановилось и пропустило удар: к ним шла "семейный" адвокат. Хорошо, что шеф ничего не заметил, потому что ему опять позвонили, и он, отвечая на вызов, быстро отошёл в сторону.
  Адвокат Ольга Нестеренко приблизилась к Андрею.
  - Здравствуй, Девочка Элли, - выговорил он помертвелыми губами, уже чувствуя, как жизненные силы постепенно возвращаются в него. - Ты ещё не нашла своего всемогущего волшебника?
  - Нет, Железный Дровосек. Не нашла, - ответила она, запрокинула к нему голову и спросила в свою очередь: - А ты не завёл ещё себе человеческое сердце?
  И он, глядя в это лицо, прекраснее которого для него когда-то не было ничего на свете, ответил с улыбкой:
  - Иметь сердце на моей работе - это непозволительная роскошь. Ты же знаешь.
  Он смотрел на неё с высоты своего роста, не представляя, что ещё сказать. Наконец, нашёлся:
  - Не знал, что ты теперь семейный адвокат Серовых.
  - Я защищала в прошлом году сына Серова от первого брака, - ответила она.
  Тут вернулся шеф и принялся говорить ей комплименты. Она кокетливо засмеялась, отвечая шефу тем же. Голос её был чувственный, уверенный, довольный даже.
  Наконец, они опять пошли: шеф впереди, показывая дорогу, Андрей - позади всех.
  ****
  Глава 1. Свобода навсегда: за полгода до событий пролога
  Глава, которую можно считать завязкой этой истории, потому что с неё всё и началось после того, как Винский потерял друзей.
  Дожди здесь шли, как по расписанию - можно было часы проверять.
  Дожди начинались ровно в пять вечера и шли час. Потом опять выглядывало солнце, и через двадцать минут - словно не было никакого сумасшедшего ливня. Солнце здесь рано вставало и рано садилось на покой, а день длился двенадцать часов. Не успевал Комбат приготовить им немудрящий ужин, состоящий из выловленной в реке рыбы-пираруки, как на небе кто-то поворачивал выключатель, и наступала ночь. Смертельно усталые, они падали в гамаки, намазавшись средством от москитов из листьев и смолы туземных растений, названия которых он, Винский, теперь уже забыл.
  В тот вечер Винскому долго не спалось. Он ворочался в гамаке, пытаясь найти удобное положение. Удобного положения всё не было, а было жарко и душно, по заросшему лицу растеклось треклятое антимоскитное средство, свербело потное, вонючее, давно не мытое тело, а в голове крутились, не прерываясь ни на минуту, обрывки давних грёз, старательно забытое мерцание парчи, чёрная пена кружев и заломленные женские руки.
  - Хочу цыган, - громко сказал Винский в темноту.
  - Да где же мы тебе здесь цыган-то возьмём? - откликнулся из темноты Док сонным уже голосом.
  - Не знаю, - ответил Винский и добавил. - Душа просит...
  ****
  Цыганки пели.
  Они плавно ходили по кругу, вздымали над головами узорчатые шали, пёстрые юбки их развевались, смутно обрисовывая стройные бёдра и ноги, лица были горды и самозабвенны, пышные груди колыхались в такт песне. Гитары рокотали грустно, чувственно и нежно, им пронзительно вторили скрипки. Винский ощущал мелодию всей кожей: в этом пении ему чудились дальние дороги, вольная воля и запах ковыльных степей.
  Винский не спускал глаз с цыганок, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с высокой певицы, грудь которой покрывали нанизанные в несколько рядов золотые мониста - смуглое, царственное лицо цыганки было озарено волнующей и погибельной красотой и, словно бы, заключало в себе много-много женских лиц, знакомых и важных ему когда-то. Скоро, что интересно, высоких царственных цыганок в кругу оказалось две, и Винский сбился со счета.
  - Двойняшки? - удивлённо спросил он, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом с ним у костра на охапке веток.
  Сальвадор, - смуглый до черноты старый цыган с глазами хищного хитрого зверя, морщинистыми щеками, выступающими скулами, жёсткими складками у рта и гривой спутанных ветром волос, - шумно вздохнул и ответил:
  - В колумбийской кухне смешаны традиции народов древней Америки, европейских переселенцев и выходцев с азиатского континента.
  - Да-да, - невпопад пробормотал Винский и опять посмотрел на цыганок.
  - Нет, вы послушайте, - настойчиво продолжил цыган Сальвадор, хватая его за руку. - Это очень хорошая кантина, сеньор Винский, и совсем не дорогая. Там вам подадут зажаренного на углях поросёнка-лечону, фаршированного рисом, горохом, зерном и специями... Морсилью - ливерную колбасу, начинённую рисом и горохом... Чунчульо - колбаски из птичьего мяса... И конечно, мазаморро - суп из мяса и овощей с добавлением бобов и муки.
  Винский глянул на него и кивнул. Глаза старого цыгана блеснули. Он встал и вошёл в круг цыганок. Тут же один цыган протянул ему свою гитару. Сальвадор зажал гитару в крепких руках и затянул ритмичную песню. Певицы задвигались быстрее, мелко потрясывая упругими плечами.
  К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Охапка веток под его мощным телом жалобно захрустела и просела почти до земли. Комбат оценивающе покосился на прогорающий костёр и сказал:
  - Но наш уважаемый сеньор Сальвадор не договаривает... Вместо кашасы они в той кантине подают анисовую водку.
  - Анисовую водку? - воскликнул Док, сидевший по другую руку от Винского. - Но я не люблю её!
  - Ну, - протянул Комбат, пожал широкими плечами и виновато улыбнулся. - Индейцы её пьют.
  - Я тоже не люблю анисовую! - сказал Винский. - Сеньор Сальвадор обещал нам лучшую в мире колумбийскую выпивку.
  Тут Док воскликнул:
  - От этой пляски у меня в глазах двоится!..
  - У меня тоже... Прямо морок какой-то, - ответил Винский и спросил у него: - Ты сколько высоких цыганок видишь?
  Док присмотрелся.
  - Кажется, две, - сказал он, наконец, но тут же исправился: - Нет, три. Две - рядом с медведем и одна - рядом с сеньором цыганом... Или две - рядом с сеньором цыганом?
  Винский присмотрелся к поющим цыганкам, которые ходили по кругу и взмахивали руками: высоких царственных цыганок, действительно, было три.
  - Тройняшки? - удивлённо спросил он, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом.
  Сальвадор глянул на него, и в его взгляде Винский прочитал отчаянную дерзость хищного и ловкого зверя. Спустя мгновение изжелта-карие глаза Сальвадора потухли, он шумно выдохнул и ответил:
  - Из мясных блюд, сеньор Винский, в Колумбии заслуживают внимания... Пандеха-пайса - огромное ассорти из говядины, свинины, колбасок чорисо, бобов фрихолес, риса, жареных бананов, яиц и авокадо... Ахико - густой суп из мяса птицы с картофелем и юккой.
  - Да-да, - перебил его Винский и опять посмотрел на цыганок.
  - Нет, вы послушайте, - не отставал цыган Сальвадор, хватая его за руку. - Это очень хорошая кантина, сеньор Винский, и совсем не дорогая. Правда, к сожалению, настоящая кашаса сейчас большая редкость... Но ей ничуть не уступает чучуаса из Летисии.
  Винский скептически хмыкнул. Глаза старика-цыгана прикрылись тяжёлыми веками. Он встал и вошёл в цыганский круг. Тут же один из цыган протянул ему свою скрипку и смычок. Сальвадор зажал скрипку подбородком и заиграл ритмичную мелодию. Певицы задвигались быстрее, дробно застучали каблуками о драгоценный паркет, затрясли немыслимыми юбками и широкими рукавами. Раздался звон бубна.
  К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Диван, - нежный стёганый "итальянец", - просел под его сильным, тренированным телом почти до пола. Простое лицо Комбата казалось удивительно значительным в отблесках ламп, имитирующих дрожащее пламя свечей. Он осторожно скосил глаза в сторону старого цыгана и сказал:
  - Чуваки, а ведь наш сеньор Сальвадор не договаривает... Здесь сигары хоть и ручной скрутки, но табак амазонский. Правда, он мягкий и ароматный.
  - Амазонский табак? - капризно вскрикнул Док, сидевший по другую руку от Винского. - Но я не люблю амазонский!
  - Ну, - протянул Комбат, поправил галстук-бабочку и виновато улыбнулся. - Индейцы его курят.
  - Я тоже не люблю амазонский, - сказал Винский. - Сеньор Сальвадор обещал нам лучшие в мире кубинские сигары.
  Тут он затряс головой и воскликнул:
  - От этой пляски у меня в глазах двоится!.. У меня такое чувство, словно всё это со мною только что было! Всё это я уже видел. Всех этих медведей!
  - А-а, - небрежно протянул Док и пригладил сильными чуткими пальцами отвороты смокинга на груди, стряхивая видимую только ему пылинку. - Мы же в Колумбии, а это родина Гарсиа Маркеса с его магическим реализмом.
  Тут из темноты раздалось рычание ягуара: сначала кто-то огромный с громким хрипом втянул в себя воздух, а потом рокочуще и долго с шипением выдыхал, в самом конце мурлыкающе рыкнув. Через несколько секунд всё повторилось сначала.
  - Что-то сегодня особенно близко, - заметил Винский.
  - Наглеет ягуар, - отозвался Док с видом бывалого охотника и предложил: - Вот я сейчас стрельну!
  Винский хотел его остановить, но к нему неожиданно шагнула высокая цыганка, на смуглом лице которой царственная надменность сменилась нежной улыбкой. И тут словно какая-то сила подхватила Винского и потянула куда-то вверх.
  Он почувствовал, как кровь бьётся в его жилах, и эта кровь всё приливала, и приливала, пока не затопила его всего, и вот уже стремительный поток, который был сама жизнь, понёс его всё выше и выше, и он отдался этому потоку, и он опять стал первобытным, диким охотником в ту древнюю тёмную пору, когда на земле ещё не было ничего - ни счастья, ни мук, а было лишь одно таинство стенающей плоти.
  ****
  Винский стоял на берегу реки.
  Река неспешно катила между крутых и глинистых берегов, вода в ней была густого кофейного цвета. По воде плыли ядовито-зелёные островки какой-то растительности и большие, скользкие на вид коряги с сидящими на них птицами, цаплями и пеликанами. Время от времени коряги затягивало в водовороты, и птицы крутились в них до тех пор, пока им это не надоедало, и тогда они улетали, грузно оттолкнувшись от коряги, полузатопленной их тяжестью.
  Винский тосковал, ему хотелось чего-то странного, чего-то такого, что вне всяких правил, вне всяких законов и рамок. Его душу мутило от тяги к полёту, который один только и имеет значение в жизни. Причём, куда лететь и зачем - душе Винского было совершенно не важно.
  Полюбовавшись ещё немного на туземную реку, он сплюнул с досады, хлопнул комара на щеке и пошёл в лагерь. В резиновых сапогах его хлюпала вода, ноги выше сапог кусали какие-то мокрецы, с высокой травы падали и прилипали на штаны склизкие пиявки. Винский отряхивался от них и ругался матерно.
  В лагере было всё то же. От нечего делать он взял мачете, отрубил с бананового дерева лист и тут же бросил его. Всё вчерашнее казалось нереальным, расплывчатым и стёртым.
  - Может опять цыган? - спросил Комбат у него с надеждой и потрогал брезгливо свою щетину на квадратной челюсти.
  Винский вспомнил переливчатое сияние парчи, заломленные смуглые руки и поморщился. Какое-то время он молчал, потом решительно сказал:
  - Хочу айяуаску!
  - Да зачем тебе это? - взвился со своего места Док.
  - Не знаю, мать твою, - ответил Винский и добавил: - Душа просит.
  ****
  Индейцы плясали.
  В руках у них были немудрёные музыкальные инструменты - флейты, барабан и какие-то дудки. Они ходили по кругу, как скованные одной цепью каторжники, время от времени трясли левой ногой под грохот барабана и тяжело дышали. Лица их были унылы, а изо рта не вырывалось ни пения, ни вскрика. Казалось, что они исполняли тяжёлую принудительную работу. Подвески из сушёных амазонских орехов на их ногах ритмично погромыхивали звуками, похожими на звуки маракасов.
  Винский пригляделся к танцорам, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с барабанщика - какой-то крепкий малый бил и бил в барабан, зажав его под мышкой. Скоро, что удивительно, барабанщиков оказалось двое, и Винский сбился со счета.
  Он оторопело посмотрел на мано Антонио, который сидел рядом с ним у костра, но их проводник, - смуглый до красноты старый индеец с ввалившимися, видимо оттого, что выпали зубы, морщинистыми щеками, выступающими скулами и воинственным орлиным носом, - словно не заметил его удивления.
  Медленно он сказал Винскому:
  - Яхе или, по-другому, айяуаска - напиток, приготовленный из нашей особой лианы, сеньор Винский. Мы называем его "вино мёртвых"... А действие его таково: все свои мысли, все образы, все свои чувства вы во время обряда передадите существу из Верхнего Мира... А его чувства - вы примете к себе, как свои. Потом вы, сеньор Винский, уснёте, а как проснётесь - расскажете свои сны мне.
  Винский кивнул. Глаза мано Антонио блеснули. Он встал и вошёл в круг танцующих. Тут же один барабанщик протянул ему свой барабан. Мано Антонио зажал барабан под мышкой и затянул ритмичную песню, постукивая в барабан пальцами. Танцоры задвигались быстрее.
  К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Охапка веток под его мощным телом жалобно захрустела и просела почти до земли.
  - Чуваки, а наш мано Антонио не договаривает... От этого яхе, блин, у людей бывает рвота, - со значением сказал Комбат и добавил: - Индейцы так лечатся.
  - В задницу! - отмахнулся Винский. - Мано Антонио обещал мне церемонию по превращению моих тайных мыслей в материю.
  Тут Док воскликнул:
  - От этой пляски у меня в глазах двоится!
  - У меня тоже... Прямо морок какой-то, - ответил Винский и спросил у него. - Ты сколько барабанов видишь?
  Док присмотрелся.
  - Кажется, четыре, - сказал он, наконец, потом исправился. - Нет, три. Два - у танцоров и один - у сеньора румберо... Или два - у сеньора румберо?
  Винский пригляделся к танцорам, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с барабанщика - какой-то крепкий малый бил и бил в барабан, зажав его под мышкой. Танцоры прошли половину круга, и барабанщиков оказалось двое. Винский сбился со счета и вопросительно посмотрел на проводника, который сидел рядом с ним у костра.
  Мано Антонио словно бы не заметил этого - худое измождённое лицо его было мрачно и бесчувственно.
  - Яхе или, по-другому, айяуаска - напиток, приготовленный из нашей особой лианы, - сказал он Винскому. - Большинство людей приходит к шаману лечиться, и тогда используется отвар яхе, который мало действует на сознание, а больше действует на тело... А вот айяуаску для духа мы пьём только один раз в жизни - как переход на другой уровень существования... Чаще пьют айяуаску сами шаманы, а ещё касики для принятия судьбоносных решений... Вы, сеньор Винский, пройдёте ритуал касика, чтобы приобщиться к мудрости нашего народа.
  Глаза Винского блеснули, а румберо встал и вошёл в круг танцующих. Тут же один из барабанщиков протянул ему свой барабан. Румберо зажал барабан под мышкой и затянул ритмичную песню.
  К Винскому подошёл Комбат, взял со стола пульт от кондиционера и сказал:
  - Но наш мано Антонио не договаривает... От этой грёбанной хуаски, твою мать, у человека случается понос.
  - Офигеть! - воскликнул Док, сидевший в углу возле принтера, и его умное холёное лицо расползлось в издевательской ухмылке. - Только этого не хватало!
  Комбат включил кондиционер на полную мощность, оценивающе пригляделся к нему и ответил:
  - Ну, вот так, блин... Индейцы так лечатся.
  - В задницу! Наш румберо обещал мне таинство по измерению моей энергетической температуры, - упрямо отрезал Винский.
  Тут Док потряс головой и проговорил жалобно:
  - От этой пляски у меня в глазах двоится.
  - У меня тоже... Прямо морок какой-то, - успокоил его Винский и спросил с интересом. - Ты сколько барабанов видишь?
  Док присмотрелся к индейцам, которые по-прежнему всё ходили и ходили вокруг костра, тряся ногами.
  - Кажется, три, - сказал он и, покачавшись на вращающемся кресле, исправился: - Нет, четыре. Два - у танцоров и два - у сеньора Антонио... Я сейчас с ума сойду! От одних только ритуальных плясок!
  Какое-то время все молчали, а потом Док задумчиво предложил:
  - Мужики... А не выпить ли нам лучше опять рома? Ну её к шуту, айяхуаску эту!
  - Нет, - ответил Винский жёстко и вдруг спросил с вызовом: - Кажется, вы пытаетесь меня ограничить? Кажется, вы пытаетесь диктовать мне, что делать?
  Он зло посмотрел на Дока, потом на Комбата, увидел их потерянные лица и добавил уже примиряюще:
  - Не для того я летел через океан... Не уговаривайте меня - душа просит таинство.
  - Ну, если душа, - безропотно согласился Комбат и с надеждой глянул на Дока.
  Тот ответил ему быстрым понимающим взглядом, а потом сказал Винскому, вставая:
  - Ну, тогда я пойду, прослежу, что за варево готовит наш сеньор румберо. Ещё глистами тебя заразит.
  На лице Комбата появилось облегчение. Он шагнул к одному из гамаков, пристроил под себя его край, успокоено откинулся на спину и закачался, покорно отдавшись сетке.
  ****
  Винский дышал сыростью и туманом, который становился всё гуще.
  Он был фаворит и скакал лёгким галопом по ипподрому. По краю скаковой дорожки стояли зрители и смотрели на него, довольно усмехаясь в предвкушении его победы. Винский шёл привычным аллюром в три такта, за которыми следовала фаза подвисания, когда все четыре его ноги находились в воздухе. Копыта его размеренно стучали по песчаному покрытию.
  Жокей захрипел в азарте, отклонил его влево и послал вперёд, правильно действуя шенкелями - каблуки у жокея были опущены, посадка глубокая, а положение коленей позволяло почти не напрягать мускулы ног. Винский охотно пошёл резвее, совсем как в ту пору, когда он бегал в табуне, ещё без узды и не под седлом. Он шёл с лёгким упором в повод и старательно работал, пружиня спиной и заводя под корпус задние ноги. Он нёс себя, гибкого, сильного и молодого, продвигаясь ритмичными, упругими и чистыми махами, которые становились всё шире.
  Вдруг он похолодел, почувствовав шпоры. Пошатнулся, забил задними ногами, зло замахал хвостом, а потом взмыл "свечой", встав во весь рост. Каким-то чудом он не упал, ударившись об ограду, и неожиданно понял, что его больше никто не сдерживает. Освобождённый от веса жокея, он отпрянул, заколебался, было, и вдруг побежал иноходью, даже не заметив этого.
  Винский бежал, не как все, а как давно просила его душа, он бежал по прямой, никуда не сворачивая и обгоняя других лошадей, он бежал, уносясь от себя самого и от всего мелкого, наносного и ненужного в жизни, он бежал от унылых и выцветших чувств и от тягостных обязательств, которые появляются с ними, и от многих обид, и от груза потерь и разлук, он бежал, с каждым выдохом освобождаясь от бремени власти, которая даёт деньги, и от бремени денег, которые дают эту власть.
  Сердце его колотилось, как загнанное, оно било под рёбра, будто хотело выпрыгнуть из груди. Ветер рвал у него дыхание и швырял ему за спину вместе с розовой пеной его ноздрей, а он, зажмурившись, поглощал, вбирал, пожирал пространство, и крылья полёта несли его, лёгкого и невесомого, вознося над землёю всё выше и выше... Он быстро плыл, он парил по воздуху и ощущал, как это волшебное состояние парения отделяет его от всего остального мира, который он сейчас так остро чувствовал и который ему почему-то было жалко... В голове Винского стоял гул бешено рвущейся крови, в висках оглушительно стучало, в глазах бушевал огонь, он забыл - кто он, где он и откуда он... Это была настоящая свобода! Свобода навсегда!..
  Потом он стал камнем падать вниз и понял, что умирает.
  ****
  Очнулся Винский от крика.
  Кто-то короткими толчками бил его в сердце, выламывая рёбра, а где-то, совсем рядом, чужой человек голосом Комбата истошно, захлёбываясь, кричал:
  - Да сделай же что-нибудь ещё!.. Ведь помрёт же, господи!..
  Винский понял, что лежит на земле. Грудь его покрывала бурая пузырящаяся пена. Возле него на коленях стоял Док с вымазанными по локоть руками и смятым, страшным, залитым слезами лицом. Винский застонал.
  - Он очнулся! - вскрикнул Комбат.
  - Мы дали тебе выпить воду!.. - отчаянно зарыдал Док, задыхаясь, всхлипывая и размазывая обеими руками бурую грязь по своему лицу. - Простую кипячёную воду!.. Просто воду!..
  Потом он заорал Комбату:
  - Вызывай вертолёт!..
  Комбат кинулся к сумке.
  Первое, что сделал Винский, когда они прилетели домой - он уволил их, своего телохранителя и своего личного врача, хотя и тот, и другой был ему давним и верным другом. Уволил, несмотря на то, что на страну накатил очередной кризис, и новую работу они, избалованные его большими деньгами, могли быстро не отыскать.
  Потом, остыв, Винский вспомнил, что магический индейский отвар, и правда, напомнил ему тогда кипячёную, чуть тепловатую на вкус воду.
  Он бросился разыскивать Комбата и Дока, даже частного детектива подключил, но найти их не смог.
  ****
  Глава 2. Адвокат Девочка Элли
  Глава о том, как современным женщинам сложно в жизни - и в одежде, и в работе, и в любви.
  Она не любила носить колготки.
  Тонкие не любила за то, что они моментально рвутся, а плотные терпеть не могла, потому что они, в конце концов, растягиваются. С лайкрой ненавидела, потому что они блестят и делают ноги похожими на металлические болванки. С матовыми колготками тоже всё было не просто - матовые превращали любые, даже самые красивые ноги в две бесформенные сосиски. К тому же носить колготки было дорогое удовольствие: после одного дня носки, сразу после стирки, на них появлялись зацепки, не иначе, как от мыла и воды. После чего колготы можно было только выбросить.
  И сейчас, одеваясь, чтобы выехать в дом Серовых, адвокат Ольга Нестеренко колебалась, надевать колготки или нет. С одной стороны - деловой этикет упорно регламентирует для бизнес-леди колготки даже в жару. С другой - какой может быть, к дьяволу, этикет, когда клиента убили, а клиентка в истерике вопит, что надо срочно приехать. Поэтому ей требовалось одеться быстро, но тщательно. Она всегда одевалась тщательно, а сегодня... Сегодня он, наверняка, тоже приедет в "Ривер Клаб": ни одно резонансное дело не обходилось без его участия.
  Она подумала и повесила на шею готический символ - цепь из замши с серебряной летучей мышью в виде подвески. Грустно улыбнулась: теперь он наверняка скажет, что её связь с вампирами для него очевидна. Ну и пусть! А вот колготы она всё-таки не наденет: лето - значит лето. Любимая сумка с "пистолетом" завершила её облик "готессы в чёрном".
  Известность к ней пришла, когда на одном заседании она, разозлившись, запустила в судью "Уголовным кодексом": Его Честь никак не мог принять (или не хотел принять) её доказательства. Потом, правда, ей пришлось очень несладко, её даже хотели исключить из Коллегии адвокатов, но всё обошлось. Покровители заступились за неё, и судья отправился на пенсию. Но о ней заговорили, к тому же она имела запоминающуюся внешность и делала всё, чтобы эту внешность запомнили ещё больше.
  Она всегда носила одежду чёрного цвета и только серебряные украшения, презирая золото за пролитую из-за него кровь тысяч и тысяч людей. В зависимости от места, где ей нужно было появиться, выбирала имидж или "корпоративный гот", или "вамп", или "средневековая королева". В любом случае это была плотная косметика, чёрная подводка для глаз, помада и ногти кроваво-красного или чёрного цветов - всё броское, сексуальное и в то же время строгое.
  А ещё у адвоката по уголовным делам Ольги Нестеренко были ярко-голубые волосы. По этим волосам её узнавали сразу, во всех судах и тюрьмах. Эти волосы позволяли ей сократить пару часов ожидания в очереди, состоящей из родственников и других адвокатов, и попасть раньше всех в следственный изолятор к своему клиенту.
  Не успела она отъехать от дома, как Серова позвонила опять и спросила:
  - Ты выехала?
  - Да, - ответила Ольга.
  - По дороге заскочи и купи торт, - приказала Серова.
  - Какой? - только и смогла спросить Ольга от неожиданности.
  - Большой!.. Бисквитный!.. Кремовый!.. С розочками!.. - В голосе клиентки слышалась истерика.
  - Хорошо, куплю, - пробормотала Ольга, дала отбой и стала думать, куда ей заехать за тортом.
  Где по дороге будет магазин подороже, чтобы ей не ошибиться с покупкой: клиентка была привередлива.
  И тут её взгляд уткнулся в небоскрёбы международного делового центра, видневшиеся вдали высотными доминантами. Прекрасная идея! Вот где должны быть самые-самые торты города. Самые дорогие - это уж точно! В башне "Эволюция", закрученной вокруг собственной оси как цепочка ДНК или как засахаренный цукат, есть большая кондитерская. В грандиозной башне "Эволюция", в этом многофункциональном комплексе, стиснутом на маленьком пяточке Пресненской набережной другими такими же украшениями для торта.
  Только эти дорогущие цукаты были не обычного фруктового цвета, а голубого, как далёкая несбыточная мечта о счастье.
  ****
  Встреча с Жэдэ прошла нормально: при виде её он не мог не съязвить.
  Голос его был спокойный, ровный, лишённый всяких интонаций - Железный Дровосек верен себе. Она тоже ответила колкостью. Хотела ещё спросить, не развёлся ли он со своей Гингемой, но не стала. Его прошлый ответ она помнила хорошо: "Когда разведусь, ты узнаешь первая". И пока до неё доходили только слухи, что у Жэдэ новая пассия.
  Торт клиентке Ольга уже доставила. Саму её не видела, передала торт через охранника и сейчас торопливо шла за Юрием Николаевичем к реке, чувствуя на своей спине тяжёлые взгляды Жэдэ. И ниже спины тоже. Наконец, они пришли.
  - До тебя ничего не трогали, Андрюша, - почему-то заискивающе сказал Юрий Николаевич, пропуская её и Жэдэ вперёд.
  - Да, только у дома всё затоптали, - буркнул тот.
  Ольга постаралась без страха, как её и учили, - отвлечённо от происходящего, - посмотреть на убитого.
  Убитый, Виктор Михайлович Серов - основатель и генеральный директор фирмы "Нанотехнологии", больше известный широкой публике как режиссёр многочисленных и нашумевших фильмов, теперь мало напоминал того юного актёра, обаяние которого покорило сердца миллионов кинозрителей. Более того, Ольга встречалась с Серовым совсем недавно, и готова была поклясться, что сейчас на скамейке, привалившись спиной к решётчатой спинке, сидит не он.
  Серов был обнажён по пояс, в одних шортах, напоминающих сатиновые чёрные трусы, только с лампасами. Сейчас Ольге сразу бросилась в глаза его жирная грудь, поросшая светлым густым волосом. Скрещенные волосатые ноги бывшего клиента были связаны женским лифчиком довольно внушительного номера. Возле ног лежала грубо раскрашенная маска, по виду - африканская.
  Больше Ольга разглядеть ничего не смогла: рвота подступила к горлу. Она всхлипнула и зажала себе рот рукой. Жэдэ с усмешкой обернулся. Юрий Николаевич подскочил к ней и залепетал испуганно:
  - Только не здесь! Иди!.. Иди к реке!
  Ольга быстро пошла прочь, стараясь одной рукой открыть сумку и найти в ней пластиковый пакет, который она всегда носила с собой для продуктов. Это её и спасло - наверное, она отвлеклась на постороннее, но рвотные позывы у неё прошли. По инерции она добрела по пологому песчаному берегу к самой реке, где лежали перевёрнутые лодки. Дождей давно не было, но песок был слежавшийся, плотный, явно сырой в глубине, идти по нему было легко и приятно. Над близкой водой метались и кричали чайки. Ольга сделала ещё шаг.
  У самой воды светлый песок был густо усеян следами птичьих лап и ещё извилисто-гладкими разводами, увидев которые, она остановилась в оторопи и потянулась в сумочку за телефоном.
  ****
  Когда она вернулась, на месте преступления уже вовсю кипела работа: шли следственные действия.
  Мужики сновали туда-сюда, переговариваясь условными отрывистыми фразами, они что-то говорили Жэдэ, тот что-то говорил им в ответ. Юрий Николаевич внушал кому-то по телефону о важности предвосхищения реализации замысла преступника путём задержания его с поличным с помощью использования последних профессиональных методик и приёмов. Ольга подошла и встала поодаль. На неё не обращали внимания.
  - Маска, по всей видимости, у Серова выпала из рук. И он - в шортах. Значит, никого вечером не ждал, - сказал Жэдэ кому-то.
  - Серов дома всегда ходил в шортах, даже когда у него были визитёры, - громко пояснила Ольга.
  Жэдэ обернулся и посмотрел на неё с плохо скрытой насмешкой. Произнёс:
  - Спасибо, Ольга Николаевна. Очень дельное замечание. Что ещё вы увидели у реки и можете с нами поделиться?
  Ольга чуть не задохнулась от возмущения и обиды, но сдержалась. Сказала в наступившей тишине:
  - Могу поделиться и думаю, что вам это поможет, господин следователь... Ещё я увидела у реки следы крокодильего хвоста. И если вы поторопитесь, то сможете их также разглядеть и даже сфотографировать, пока следы не затоптали чайки.
  Жэдэ несколько секунд смотрел на неё в оторопи, потом первым бросился по дорожке к реке. Остальные рванули за ним следом.
  - Я вам перезвоню! - вскрикнул в телефон Юрий Николаевич, дал отбой и повернулся к ней.
  - Но, Олюшка, откуда в Истре крокодилы? - пролепетал он, когда один остался на месте: ему по чину не полагалось никуда бросаться.
  - Не знаю откуда, - ответила она. - Но я видела такие следы на пляже, когда отдыхала в Пунта-Кане.
  Тут к ним осторожно приблизились Мамин и Сибиряк: Ольга сразу узнала этих оперативников, которые теперь работали вместе и когда-то раньше успели проявить себя, как дельные и толковые сыскари. Только вот, кто из них - кто, она всегда путала. Кажется, это у Мамина и Сибиряка зависело от настроения. Впрочем, один из них был длинный, тощий и неженатый, а второй - постарше и семейный.
  Юрий Николаевич встретил их неласково.
  - Явились, наконец! - съязвил он.
  - Да нам только позвонили, - вяло стал оправдываться длинный.
  Второй, явно желая замять неудобную ситуацию, шагнул к скамейке с убитым, который по-прежнему сидел с опутанными бюстгальтером ногами, и воскликнул:
  - Опа-па! Очень прикольно! Бабий лифчик!
  Длинный тут же подлетел к нему и заметил:
  - А может, это лифчик убитого? Может, он ему на ноги сполз и завязался?
  - Ты чего? Совсем опупел? - сказал второй.
  Юрий Николаевич подошёл к оперативникам и встал рядом, прислушиваясь к их разговору.
  - А чё ты лыбишься? Я читал, что в Японии как-то раз мужской бюстгальтер стал хитом продаж. Прикинь! За две недели было продано триста штук.
  - Да нафига мужикам бюстгальтер?
  - Не знаю. Может, они в себе женщину ищут!
  Тут второй опять воскликнул:
  - Ого! У тела фингал под глазом!
  - Где? А, да! Фингал проступает. Интересно, а Михалыч видел? - согласился длинный опер.
  Только тут Ольга шагнула к скамейке и всмотрелась в лицо Серова. Синяк действительно был. Под левым глазом.
  Длинный опер, обернувшись к Юрию Николаевичу, спросил:
  - А кого нам дали криминалистом, товарищ полковник? Надеюсь, Михалыча?
  - Михалыча! Пусть нам дадут Михалыча! - поддержал его напарник.
  Их болтовня была Юрием Николаевичем строго пресечена.
  - Отставить разговорчики! - скомандовал он и, уже обращаясь к Ольге, пояснил: - Эти говорливые субъекты будут работать с вами в группе.
  - Разрешите спросить, а кто старший группы, господин полковник? - опять спросил длинный.
  - Да уж не ты, - ворчливо ответил Юрий Николаевич. - Старший группы - следователь Андрей Воронов.
  - О, Жэдэ - мужик серьёзный, - согласился длинный и спросил: - А где он, кстати? Хочется уже скорее начать оказывать помощь следователю по сбору вещественных доказательств, исполнять его отдельные поручения, участвовать в проведении следственных действий... И где, кстати, все остальные?
  - Все у реки, - ответил Юрий Николаевич. - Вы тоже туда отправляйтесь. И, вот ещё: адвокат Ольга Нестеренко работает вместе с вами. По линии родственников и назначению самой вдовы... Так что, прошу любить.
  - Да мы адвокатов завсегда любим, - сказал длинный и заулыбался. - А Ольгу Нестеренко особенно. Она первоклассный юрист и отлично владеет правом... В судей им бросается!
  - Это было давно, - остановил его напарник. - Теперь Ольга Нестеренко разруливает интересы больших людей. Ведь в нашем мегаполисе постоянно случаются напряжённые ситуации.
  Только сейчас они повернулись к Ольге, но та ответила им спокойным и внимательным взглядом. Спросила с убийственной вежливостью:
  - Как поживаете? Как бизнес?
  Бойкие оперативники заметно погрустнели.
  - Бизнес наш - нормально, как всегда, спасибо. Пишем отчёты. Много отчётов. Отчётность - наш бизнес, - пробормотал длинный и скомандовал напарнику: - Шагом марш к реке, гоблин!
  - Сам ты гоблин! - заворчал тот. - И за гоблина ответишь по всей строгости закона!
  
  Юрий Николаевич показал им головой на нужную дорожку, и они быстро ушли по ней. Ольга ещё раз всмотрелась в убитого, лицо которого уже потеряло последние знакомые черты и стало больше похоже на посмертную маску из воска какой-то смутно припоминаемой знаменитости.
  - Пойду в дом! К клиентке, - со вздохом сказала она.
  Юрий Николаевич согласно кивнул и опять достал телефон.
  ****
  Чтобы почувствовать всю красоту огромного мегаполиса, надо приехать в родную Калугу проведать родителей.
  Калуга - город ларьков, вразнобой кричащих вывесок и зимнего снегоговна под ногами. Город, где весь жилой фонд первых этажей занят "малым, очень малым" бизнесом, а из домов на тротуары, прямо через газоны, выходят железные лестницы, много-много железных лестниц. Над ними висят разностильные вывески, много-много вывесок - "Сумки", "Оптика-аптека", обязательные "Цветы" и даже "Мир обуви". И с этим приходится мириться: все знают, что это не средство обогащения. Это - средство существования, этакая самозанятость без особой прибыли, ведь надо же где-то работать и как-то кормить семью.
  Тем предпринимателям, кто смог купить квартиру на первом этаже, ещё хорошо. Хуже владельцам киосков и ларьков. Они вкладывают душу, деньги, время, а потом чиновник показывает бумажку, что на твоей площадке вчера решили построить фонтан и что твой ларёк завтра снесут. Или, что твой кассовый аппарат должен быть оборудован спутниковой космической связью. Или, что ты можешь продавать цветы только отечественного производства и обязан их взять обратно, если они не подошли покупателю по цвету и запаху. И тогда все твои труды пойдут прахом.
  Так что, шагая мимо ларьков по улицам родного города, Ольга всё понимала. Да, вывесок много, и лестницы портят пейзаж, но люди так выживают в городе, где нет ничего кроме Дома культуры, музея краеведения и памятника Неизвестному матросу. И это решает всё. Для неё вопрос с эстетикой вывесок даже не поднимался.
  Только потом умер папа.
  Врачи скорой двадцать минут кололи ему руки, но так и не попали в вену. Они что-то ещё пытались сделать, но безуспешно, и Ольга опять звонила "03", а мама кричала в истерике, чтобы прислали машину реанимации.
  - Почему вы не вызовите реанимацию? - кричала мама. - Почему вы ничего не делаете?.. Почему?..
  - В Калуге нет машин реанимации, - ответил пожилой усталый врач. - Приедет точно такая же машина скорой.
  Что можно сказать о большом городе, в котором нет машин реанимации? Ни одной машины... Ни одной!
  После похорон Ольга забрала к себе маму, чтобы та какое-то время пожила у неё, пока не оправится от горя. Потом мама уехала назад в Калугу. Наверное, она оправилась. Только как можно пережить такое? Сама Ольга так и не смогла пережить. Теперь для неё главной целью жизни сделалось: выйти замуж за иностранца и уехать к нему на родину.
  Так она и объяснила своему бойфренду перед расставанием:
  - Мне надо найти иностранца, чтобы выйти за него замуж, уехать с ним и забрать к себе маму. Потому что родина - это не то место, где ты родился, это то место, где тебя любят.
  Теперь при встрече с нею бывший бойфренд всегда спрашивал:
  - Ты ещё не нашла своего всемогущего волшебника, Девочка Элли?
  Первое время она отвечала ему ядовитым вопросом:
  - А ты ещё не развёлся со своей Гингемой?
  Теперь, когда боль утихла, оставив после себя лишь саднящий шрам, она стала отвечать по-другому:
  - А ты ещё не завёл себе человеческое сердце?
  Но разве может Железный Дровосек иметь человеческое сердце? Любящее сердце, истекающее кровью? Нет, ему доступно только сердце-эрзац из древесных опилок, обшитое красным шёлком - неполноценный продукт, яркий фейк в дешёвом исполнении.
  Сердце Жэдэ - дрянной заменитель подлинных чувств, такой же ненастоящий, как кирза, маргарин и морковный кофе.
  ****
  Глава 3. Покойный ещё жив
  Глава в стиле нео-нуар: безликий город, вечный мрак, чёрный асфальт, тусклые фонари, роковая красотка и ещё один знаковый персонаж - "пьяный" дождь.
  От метро Комбат вызвал такси - так по пробкам получалось быстрее, к тому же он выпил и не мог вести машину. Только он сел в такси и приготовился обсыхать, - погода стояла промозглая, опять шёл дождь, - как позвонил Док из своей скорой помощи.
  - Ложный вызов, - сказал Док.
  - Не может быть, - заспорил Комбат. - Я нутром чую: сегодня у меня будет хороший заказ.
  - Дамочка сказала, что она скорую не вызывала, потому что муж жив-цел-орёл, - стал объяснять Док. - Даже на порог не пустила. Заявила, что полторы тысячи штрафа за ложный вызов - для неё не проблема.
  - Да я почти на месте, - стоял на своём Комбат. - Даже надеюсь опередить конкурентов.
  - Как хочешь. Я тебя предупредил, - сказал Док и спросил: ?- Ты уже выпил?
  - Нет, - ответил Комбат. - Я хрустален, как кристалл Сваровски.
  - Бросай ты эту работу.
  - Она не хуже других.
  Док дал отбой.
  Такси остановилось. Водитель-азиат стал закрывать вызов. Комбат приложился к заветной фляжке, закрутил пробочку и опять сунул фляжку в карман. Натянув потуже бейсболку, он распахнул дверь такси. Дождь только этого и ждал, и тут же рванул к нему. Комбат замахал рукой, отбиваясь от стервеца.
  - Уйди, сука, - сказал он дождю.
  - Что? - не понял таксист.
  Комбат, наконец, выбрался из машины и обернулся, выдавливая на лице улыбку.
  - Ничего. Это я не вам, - ответил он и добавил, заглядывая таксисту в глаза: - Оценка в пять звёзд вам обеспечена.
  Таксист заулыбался довольно, уже готовый отъехать. Комбат хлопнул дверью и сбросил приложение такси, не выставив оценку. Он пошагал к подъезду, не глядя под ноги: фонари светили так тускло, что на чёрном асфальте лужи в выбоинах всё равно были не видны. Дождь потащился рядом и попытался взять Комбата за локоть, пьяно нашёптывая что-то на ухо. Комбат зло дёрнул руку и больше не обращал на дождь внимания. Тот немного притих. Комбат нажал кнопку домофона.
  - В тридцать первую. Ритуал-сервис, - сказал он консьержу привычную уже для себя фразу и добавил зловеще: - Трупоперевозка.
  Дверь моментально открылась. Комбат молча прошёл к лифту.
  В холле нужного этажа было темно, горел всего один светильник. Он нашел квартиру и тут услышал, что на этаж подъехал лифт. Забубнили голоса.
  - Слетелась дрянь на трупы, - бормотнул Комбат и вдруг сорвал с себя бейсболку, мокрый плащ и швырнул их в темноту к порогу соседней квартиры.
  Следом полетела футболка. Комбат, уже голый по пояс, вальяжно прислонился к косяку двери спиной, закуривая. В холл вошли двое, мужчина и женщина. Они заозирались, высматривая в потёмках нужную квартиру.
  - Вы к кому? - окликнул их Комбат, он затянулся и выпустил к потолку струйку дыма.
  - Мы в тридцать первую, - ответил мужчина. - Ритуал-сервис.
  - У нас все живы, - глумливо проговорил Комбат и помахал мощной рукой, словно разгоняя дым.
  Мужчина молча смотрел на него. Комбат отделился от косяка и шагнул навстречу. Одинокий плафон на потолке высветил его обнажённое тренированное тело и рубленное топором лицо.
  - У нас все живы, - внушительно повторил Комбат и добавил с угрозой в голосе: - Боюсь, что вас кто-то разыграл.
  Мужчина глянул на женщину.
  - Пойдём, - сказала та.
  Они развернулись и ушли. Комбат бросил сигарету, сгрёб в комок свою одежду, потянулся к звонку в тридцать первую, но позвонить не успел. Дверь открылась сама.
  - Надеюсь, победил сильнейший? - раздался из недр квартиры женский голос.
  В прихожей затаилась утробная тьма. Смутно различая фигуру, стоящую перед ним, Комбат шагнул внутрь со словами:
  - Позвоните консьержу, чтобы никого не впускал больше. Я именно тот, кто вам нужен.
  Женщина не посторонилась. Она была ниже Комбата, поэтому он ткнулся голой грудью ей в лицо. Она продолжала стоять так, глядя на него снизу вверх.
  - Позвоните, - повторил он и повёл плечами, щекоча её губы своим волосом на груди.
  - Да. Не надо, чтобы нам мешали, - наконец, произнесла она.
  Постукивая каблуками, женщина прошла в глубину прихожей, и маленький неясный светильник у чёрного зеркального провала загорелся сам. Женщина набрала номер и заговорила с консьержем. Комбат терпеливо ждал, рассматривая её, потом произнёс:
  - Я из "Последней обители".
  - А мне монопенисно, - сказала женщина. - Главное, чтобы вы похоронили моего мужа по высшему разряду.
  Тут светильник у зеркала погас, тоже сам. Женщина не шевельнулась, она стояла в темноте и молчала. Комбат махнул рукой, а когда светильник опять загорелся, нашёл в мокром комке своей одежды футболку и напялил её, морщась и тихо ругая дождь последними словами.
  Потом он спросил, уточняя:
  - Значит, вам надо похоронить мужа.
  - Да, хотелось бы, - подтвердила женщина.
  - Только его одного? - ещё раз уточнил он.
  - Да, - подтвердила она снова и спросила: - Какие у вас расценки?
  - Вам же по высшему разряду? - напомнил он её же слова. - Могу предложить гробы итальянские, полированные. Эксклюзивного качества. Четыре позолоченные ручки со стразами, внутренняя обивка. Дерево - или красное, или дуб. На выбор.
  - Гроб можно выбрать? - оживилась женщина.
  - Да, естественно. Вы какие обычно предпочитаете? - спросил он и добавил: - Гробы отечественного производства будут дешевле, конечно.
  Женщина задумалась.
  - Надо спросить, - наконец, произнесла она и шевельнулась. - Пойдёмте.
  Она прошла по коридору и толкнула какую-то дверь. Неожиданно Комбата оглушил звук работающего телевизора: шёл футбольный матч, трибуны ревели, комментатор орал отчаянно. Комбат шагнул за женщиной.
  Комната, наверное, гостиная, оказалась большой и почти пустой, в ней стоял только длинный низкий диван - на нём сидел мужчина, возле ног которого выстроилась батарея пивных бутылок. Здесь было чуть светлее, чем в прихожей, но основной свет шёл от огромного телевизора, занимающего изрядную часть стены. Комбат громко, чтобы перекричать комментатора, поздоровался с мужчиной. Тот не повернулся и не ответил, пожирая глазами экран с бегающими футболистами. Женщина подошла к столику, порылась в завале глянцевых журналов и, вытащив из-под них газету, развернула её. Приблизившись к телевизору, она помотала двумя руками газетой по экрану. Комбат смог прочитать в неясном свете газетный заголовок: "Болеем против Спартака".
  - Что? - вскричал мужчина, чуть приглушая звук телевизора пультом: он уставился на газету, как заворожённый, ожидая, когда та уберётся с экрана.
  - Милый, я вызвала агента из похоронного бюро, - сказала женщина громко, стараясь перекричать телевизор.
  - Класс! - вскричал мужчина.
  Она опять помотала газетой, загораживая мечущихся футболистов, и добавила:
  - Агент спрашивает, какой гроб тебе заказать? Наш или итальянский?
  - Самый крутой, тупая ты овца!.. Ты мои вкусы знаешь! Всё самое крутое! - с раздражением в голосе воскликнул мужчина, опять прибавляя звук.
  - Значит, берём итальянский, самый дорогой, - сказала женщина, делая шаг к Комбату. - Но только из красного дерева.
  Она опять вернулась к телевизору и помотала газетой.
  - Что? - опять вскричал мужчина.
  - Деньги, милый, - сказала она.
  Мужчина привстал и, по-прежнему не отрываясь от экрана, неуловимым движением вытащил откуда-то из-под себя две пачки денег. Бросив пачки рядом с собой, он опять прибавил громкость. Женщина исподлобья посмотрела на него тяжёлым, испепеляющим взглядом и снова поводила газетой по экрану. Мужчина опять привстал и достал ещё пачку.
  Женщина аккуратно, чтобы не попортить маникюр, взяла пачки и подошла к Комбату. Газету она так и не выпустила, сжимая её уголок кроваво-красными ногтями. Поморщившись, она предложила:
  - Пойдёмте на кухню... Поговорим и выпьем.
  На кухне горел ряд крошечных светильников, неясно освещая строй тёмной мебели, стоящей вдоль стены. Женщина положила деньги и газету на обеденный стол и уселась на столешницу рядом.
  - Налейте себе сами, - кивнула она куда-то в сторону и попросила: - И мне плесните чего-нибудь покрепче.
  Комбат подошёл к стойке, быстро определился с выпивкой и вернулся к женщине уже с двумя приземистыми бокалами.
  - Теперь маленькая проблемка, - сказал он, отхлебнул из своего бокала и, скривившись, добавил: - Ваш муж, кажется, жив.
  - Проблемка? За такие деньги? - переспросила она и оценивающе посмотрела на свой маникюр, прижав согнутые четыре пальца к ладони сначала правой руки, потом левой.
  Комбат не спускал с неё глаз.
  Он её насквозь видел... Приехала из провинции. Бывшая секретарша. Выскочила за шефа, теперь квартиру его хочет. Смазливая мордашка. Крепкий тыл, бронебойный лобок. Юбчонка задирается легко... Леди Макбет Распиздюйского уезда.
  - Моя прекрасная леди! Как-вас-там, - сказал он. - Идите и помашите ещё своему мужу газеткой.
  - Меня зовут Лера, - сказала женщина, неясно глянув на него.
  Она спрыгнула со стола и ушла, вихляясь на каблуках. Газету она опять потянула за собой, взяв за уголок. Скоро до него донёсся громкий крик телевизионного комментатора. Какое-то время трибуны неистовствовали, потом стихли. Женщина вернулась с газетой, в которой уже что-то было завёрнуто, положила газетный свёрток на стол и произнесла твёрдо:
  - Это вы получите после похорон.
  Комбат потянул газету за край, разворачивая, посмотрел, удовлетворённо кивнул и сказал:
  - Катафальный автобус "Мерседес". Пятнадцать посадочных мест для родственников. Маршрут: морг-кладбище.
  - Нет, - ответила женщина. - Маршрут: дом-морг-кладбище-дом.
  - Замётано, - согласился он. - Теперь венки.
  Она задумалась и глянула на него.
  - Ну... Траурный венок - это особый атрибут похоронной церемонии, - проговорил он заученную фразу. - В нём вся боль и скорбь утраты, он проникнут торжественностью и печалью.
  - Я ненавижу искусственные цветы, - наконец, выдавила она.
  - Это конечно, - согласился Комбат. - Венки будут составлены вручную лучшими флористами из живых цветов. Они станут ярким подтверждением вашей любви к усопшему.
  Женщина молчала.
  - Лилии, гвоздики, хризантемы, розы... Удобная конструкция на треноге, придающая изделию устойчивость, - стал перечислять он.
  Женщина слезла со стола и вышла из кухни. Газету она опять потянула за собой. Из гостиной раздался крик комментатора. Комбат подошёл к стойке, налил себе из какой-то бутылки и выпил. Звук телевизора стих. Женщина вошла и сообщила:
  - Муж сказал, что любит лилии.
  - Прекрасный выбор, - похвалил Комбат и опять плеснул в стакан. - Какого цвета траурные ленты вы предпочитаете?
  Она посмотрела на него, недоумённо наморщив лоб. Он объяснил, медленно приближаясь к столу, на который она опять уселась:
  - Наиболее традиционный цвет - чёрный, как цвет грусти и печали. Однако возможны и ленты других цветов - красного, бордового, белого.
  - Белого! - выбрала женщина и облизала губы.
  - Замечательно. Этот цвет обозначает чистоту души и невинность, - качнул головой он, соглашаясь, сделал большой глоток, потом спросил: - Пять венков будет достаточно?
  - Нет, десять венков, - сказала она и воровато, оценивающе глянула на Комбата.
  Потом потянулась, взяла бокал из его руки и выпила всё, что там ещё оставалось. Потом отставила бокал и придвинулась к Комбату по скользкой столешнице широко раздвинутыми ногами.
  "Кажется, где-то в плаще у меня завалялись презервативы", - подумал он, глядя на неё в упор.
  - У меня всё есть. Там, внизу, на полочке, - прошептала она и показала глазами.
  Когда он вернулся к ней с презервативом, она остановила его руку и спросила:
  - А какая в гробу обивка? Из чего?
  ****
  Комбат вышел из подъезда через полчаса.
  Стало ещё темнее. Беспроглядные коробки домов не освещали ни фонари, ни свет из окон, и они стояли, как безглазые паралитики. Дождь, уже косой изрядно, опять припустил за ним, заходя то с правого, то с левого бока. Комбат яростно задвигал локтем, отбиваясь от паскуды. Дождь приостановился и тут же снова пошёл по пятам, хватая за что придётся.
  - Засохни, пьяная сволочь! - пробормотал Комбат и задёргал плечами, пытаясь вырвать мокрые рукава из ледяных пальцев дождя.
  Зазвонил телефон: таксист сообщил, где стоит машина. Когда Комбат забрался в салон, то сначала отпил из фляжки и только потом назвал адрес офиса. Доехали быстро.
  В офисе, мать его, было всё то же: некрологи с портретами известных людей по стенам (гениальный замысел шефа), экспозиционный двухкрышечный гроб, открываемый по принципу шкатулки (штучный товар, выполненный с помощью последних нанотехнологий) и веночки вдоль длинной стены (хвойные ветки скрепляются специальными зажимами).
  Секретарша Леночка говорила кому-то по телефону блудливым голосом с придыханием:
  - На указанный вами адрес немедленно приедет наш высококвалифицированный сотрудник и оформит документы.
  - Я к шефу, - буркнул Комбат и прошёл через двойные двери.
  В кабинете шефа он достал из кармана плаща газетный свёрток и бросил его на стол, затем вытащил сигареты и закурил. Шеф осторожно потянул газету за край двумя пальцами, но увидел деньги и быстро развернул свёрток полностью. Газета оказалась сильно помята, но Комбат смог прочитать знакомый заголовок "Болеем против Спартака". Три пачки банковских билетов лежали на столе. Шеф заулыбался и вопросительно посмотрел на Комбата.
  Он выпустил дым и пояснил:
  - Заказ хороший. Деньги наличкой... Это аванс. Будет ещё столько же. Но есть маленькая накладочка.
  Шеф, продолжая улыбаться, изобразил бровями "я весь во внимании".
  - Покойный ещё жив, - пояснил Комбат.
  Улыбка на лице шефа пропала.
  - Ты что? Уху ел? - прорычал он.
  Рука Комбата с сигаретой застыла в воздухе.
  - Как есть, так и говорю. Вы же сами внушали... В условиях кризиса, блин. Когда всё дорожает... Переходить на новые формы работы с клиентом, - напомнил он.
  Шеф остекленел взглядом и опять посмотрел на деньги. Комбат затянулся сигаретой, выпустил дым и повторил успокаивающе:
  - Заказ хороший. Деньги наличкой... А клиент может откинуть копыта с минуты на минуту. Все мы под богом ходим.
  Шеф невидяще, придушенно скосился в чёрный бездонный квадрат окна, но Комбат всё же успел заметить: что-то промелькнуло в его в глазах, какая-то мысль или ещё что-то, неуловимое. Наконец, шеф выдавил с угрозой в голосе:
  - Если он умрёт, считай, что тебе крупно свезло.
  - Должно свезти, - согласился Комбат. - Я, вообще-то, фартовый.
  - Слышь, фартовый, а выпить хочешь? - уже с улыбкой спросил шеф и, не дожидаясь ответа, полез в свой стол.
  Он разлил что-то по стаканам, и они выпили. Потом Комбат, получив свои комиссионные, простился и двинул на выход, только ушёл недалеко. Хлопнув первой дверью, он тут же приоткрыл её и приник к щели ухом, затаившись в темноте тамбура между двойными дверьми. Скоро он услышал голос шефа.
  - Василий Николаевич? - говорил тот кому-то по телефону. - Да, я... У тебя был какой-то человечек по щекотливым вопросам... Да, очень щекотливым. Да, естественная смерть, конечно... Да... Да... До скорого.
  Комбат осторожно пошёл на выход.
  Он шагнул в темноту из-под козырька крыльца и застыл, как вкопанный.
  Ему вдруг вспомнилось ведро из Марокко. Оно почему-то возникло сейчас прямо перед глазами, буквально материализовавшись из ничего.
  Ведром кочевники пользовались самым примитивным - просто большим куском верблюжьей кожи с отверстиями по краям. К отверстиям привязывались верёвки, потом соединяющиеся в одну, и такое ведро трудно было поднять из колодца, не расплескав ни капли. Вот вода и лилась из него через край, падая вниз звонкими, упругими, и даже на глаз, восхитительно студёными струями... Винский в первый раз расплескал из этого ведра почти всё. Они потом, смеясь, втроём поднимали это ведро несколько раз.
  Тогда их было ещё трое. Трое верных друзей.
  Комбат застыл: он потерялся и ощущал себя в этом мире лишь по частому биению пульса. Потом запрокинул голову и глянул в злую металлическую чернь неба.
  Дождь словно бы только и ждал этого.
  Только что он мелко сочился, затаившись в глухом вихлястом переулке, а тут вдруг взял и припустил не на шутку: дождь падал на мокрую землю, размывая её пласты, дождь сеялся от крыши к крыше мелкой водяной пылью, дождь собирался в вертикальные туманные столбы и поднимался по ним к тяжёлым смрадным тучам, дождь весомыми круглыми каплями капал с козырька соседнего дома, кривые карнизы которого уже давно покрылись сизой плесенью, дождь с гулким отчаянным шумом хлестал из ржавых водостоков, безудержно разливаясь по чёрной тусклой мостовой лужами, тихими заводями и небольшими водоворотами, а дальше, дальше дождь уже бежал изо всех сил по промытым между брусчаткой руслам, чтобы на первом же уличном сквозняке обляпать сырые насквозь, промозглые стены бетонных коробок грязными брызгами...
  Комбат стоял так, наверное, долго, а когда эта странная оторопь с него сошла, он зябко передёрнул плечами и провёл рукой по лицу, скользкому от дождя, а может быть, от слёз, которые так некстати появились сейчас на глазах. Потом достал телефон, набрал Дока и сказал ему:
  - Никогда не женись, Макс. А если женишься, то не смотри футбол дома по телевизору.
  Док словно совсем не удивился.
  - Я и не смотрю, - тихо ответил он. - Я хожу в спорт-бар по соседству. Очень удобно.
  - Да. Удобно. И продолжай в том же духе, блин, - хохотнул Комбат и добавил вдруг: - Чтобы не смогли предать самые верные.
  Док ответил не сразу.
  - Винский не предал нас, - сказал он и, помолчав, пояснил, как показалось Комбату, с тоской в голосе: - Он просто испугался, что чуть не умер... Думаю, он сейчас уже раскаивается.
  - Да уж, конечно. Лилии означают чистоту души и невинность, - зло выдавил Комбат.
  - Ты опять напился? Что ты с собой делаешь? - спросил Док.
  Стараясь чётко выговаривать слова, Комбат ответил:
  - Нет... Я хрустален, как кристалл Сваровски.
  И дал отбой.
  ****
  Глава 4. Бюстгальтер и Джейн Серова
  Глава о кремовом торте, странном стакане, боевом пингвине и неуправляемых подростках.
  Она уже много лет подряд боролась с полнотой, со своим лишним весом, и всё-таки лишний вес побеждал её.
  Когда она уже совсем отчаялась, то пришла к мысли, что во всём виноваты предки и только предки. Они у неё были из крестьян. Не то, чтобы она стеснялась этого - просто крестьяне на Руси вечно голодали. Во время голода, когда обмен веществ снижался, а источниками энергии для мышц и всех органов становились жирные кислоты и кетоновые тела самого организма, предки привыкли потреблять любую пищу, усваивая её питательные вещества до последнего атома. Свои гены они передали ей, Евгении Серовой (по паспорту) и просто Джейн (для друзей). Вот она теперь и усваивает все полезные вещества даже при самой низкокалорийной диете, твою мать!
  Ах, если бы её предками были всегда сытые аристократы! О! Тогда бы всё у неё пошло по-другому.
  Она вздохнула и отрезала ещё кусок торта.
  Торт Ольга привезла ей - что надо. Крема было много, он уже из ушей лез, но остановиться Джейн не могла и не хотела. Потрясение от смерти мужа надо было заесть основательно.
  Его тело нашла Тамагочи. И тут же вызвала полицию, старая сука! Даже ей в город не позвонила сначала, поэтому она ничего не смогла спрятать. И поэтому теперь все могли узреть лифчик на ногах этого идиота. Господи!.. Какой позор!.. Что скажут папины друзья?.. Она сообщила папе первому, и он сразу приехал к ней, папа всегда выручал свою Дженни, но лифчик скрыть от полиции даже он не смог.
  Джейн опустила голову и в задумчивости принялась ложкой размазывать розочки по торту. Ярко-розовый крем ложился жирными лоснящимися мазками на крем зелёный, изображающий у роз листики. Она подцепила пальцами засахаренно-янтарный цукат, ткнула его в середину этого сладостного пахучего месива и пришла в восторг. Вот как надо делать торты! Долбанные кондитеры нифига не соображают! Она облизала пальцы и опять взялась за нож. Этот кусок получился ещё больше предыдущих. Вау!.. Как долго она мечтала об этом!
  Расправившись с тортом до последней крошки, Джейн сыто откинулась на спинку дивана и блаженно смежила веки. Ну, вот! Теперь она в состоянии любого порвать на портянки!
  Но вошёл отец, быстро ткнув в дверь костяшками пальцев. Посмотрел на неё испытывающе, спросил:
  - Как ты, солнышко?
  Она постаралась улыбнуться ему как можно бодрее, хотя знала, что это его не обманет. Ответила вопросом:
  - Как у тебя?
  - Разговариваю, звоню, хожу, - ответил отец. - Мне обещали поставить на расследование группу из двадцати человек, но я отказался.
  - Но почему?
  - Потому, что помню притчу о мужиках из деревни, которые на праздник решили поставить себе бочку водки для куража. С каждого двора - по ведру. В результате бочка оказалась полна чистейшей водой. Ведь каждый хитрец принёс ведро воды, надеясь, что у остальных будет водка, и его хитрость никто не заметит.
  - Это ты к чему?
  - Это я к эффекту Рингельмана, солнышко.
  Джейн молча глядела на него, не понимая.
  - Чем больше команда, тем пассивнее в ней человек, - пояснил отец. - Каждый надеется на другого и ничего сам не делает. Так что от большой группы я отказался. Но зато нам дали самого лучшего следователя.
  Папа достал из кармана бумажку и зачитал с неё:
  - Воронов Андрей Петрович... Следователь по особо важным делам. И ему обещали дать несколько оперативников потолковее.
  Джейн взяла бумажку из рук отца, вгляделась в его крупный и чёткий почерк. Тут ему позвонили, он ответил и быстро пошёл к двери, нежно коснувшись рукой её щеки. Она опять откинулась на спинку дивана и остановилась взглядом на пустой коробке из-под торта. Медленно и аккуратно она закрыла коробку прозрачной пластиковой крышкой и неожиданно даже для себя двинула по ней рукой, запуская коробку в пространство. Та полетела куда-то.
  И тут в дверь постучали. Джейн сразу поняла, что вернулась Ольга: её стук ни с каким другим не спутаешь.
  - Входи, дорогая! - крикнула Джейн и постаралась придать своему довольному лицу выражение должной скорби.
  Спросила у подошедшей Ольги, понизив голос:
  - Ну, что лифчик?
  - Никак не получается, все его уже видели, - ответила та.
  - Твою мать! Неужели нельзя его изъять из дела?
  - Я попробую, конечно, но позднее... Он пока ещё на ногах.
  - Хорошо! Попробуй позднее!
  Джейн согласно кивнула, а про себя подумала: "Только попробуй не попробовать!"
  Тут в дверь опять стукнули - быстро, формально. Она не успела ничего ответить, как вошёл, громко представившись, этот следак, этот Воронов, о котором говорил папа. Что же, мужик красивый, нечего сказать... И держится так, словно прекрасно знает, какой он красивый. Сел, начались расспросы. Только Джейн сразу перебила его, прошептав доверительно:
  - Андрей Петрович, у меня к вам огромная просьба. Мой бюстгальтер... Всё ещё на ногах у мужа? Нельзя ли его снять? Сами понимаете...
  Ольга глухо охнула за её спиной, попробовала что-то сказать, но Джейн нетерпеливо дёрнула плечом, прерывая её.
  - Я всё понимаю, - ответил следак. - Я велел снять бюстгальтер. Он, собственно, уже у меня.
  Следак вытащил из портфеля прозрачный пакет. Джейн с радостью увидела в пакете это чудовище вызывающих форм и протянула руку, чтобы забрать.
  - Я вам его пока не отдам, - пробормотал Воронов, отдёрнул руку и тут же спросил с интересом: - Так это ваш бюстгальтер?
  - Да, мой! - вскричала Джейн: Ольга снова охнула за её спиной.
  Воронов упёрся взглядом в грудь Джейн. Проговорил размеренно:
  - Но, насколько я разбираюсь, у вас совсем другой номер груди.
  - Ну, так и что? У нас с мужем бывали, знаете, разные фантазии! Имеем право! - пошла она в наступление.
  - О, безусловно! - согласился Воронов, убрал пакет с бюстгальтером в свой пижонский портфель и попросил разрешения осмотреть кабинет и спальню мужа, и его мобильный телефон.
  - Да, конечно, - разрешила она. - Я сама заинтересована в скорой поимке преступника. Весь мой дом в вашем распоряжении. Ольга вам его покажет.
  Следак снова принялся за свои расспросы.
  Джейн отвечала обстоятельно и вдумчиво, пока тот не спросил почему-то о спецсигнале на машине Виктора: как долго он был и почему вдруг сняли.
  И тут её пробил озноб, и она заторопилась выпалить:
  - Мигалку сняли по личной инициативе мужа, он сам от неё отказался! Он был за отмену ненужных привилегий на дорогах! И первым показал пример!
  - Я спросил потому, что отказ вашего мужа от проблескового спецсигнала произошёл сразу после одного ДТП со смертельным исходом, когда похожая машина сбила мужчину на переходе-зебре и уехала с места происшествия. На заднем сидении машины была замечена женщина-пассажир. Очевидцы сообщили, что водитель остановился и хотел выйти, но женщина ему этого не позволила.
  Джейн онемела. Хорошо, что сейчас Ольга вмешалась уже решительно, повысив голос:
  - Андрей Петрович, этот случай совершенно не относится к нашему расследованию! Зачем вы о нём заговорили?
  Следак заметно смутился и стал бубнить о важности мелких деталей, которые могли бы помочь делу. Только Джейн уже справилась с потрясением и снова заговорила, с каждым словом распаляясь всё сильнее:
  - Я ничего не могу сообщить вам о деталях по спецсигналу на машине мужа. Но знаю, что он давал её для разъездов своим многочисленным бабам! Спрашивайте у этих сук! И, знаете, что? Дайте мне ещё раз взглянуть на тот бюстгальтер!
  Следак молча полез в портфельчик, быстро вытащил злополучный пакет. Джейн придвинулась к пакету всем телом, даже наклонилась к нему близко-близко и выпалила:
  - Теперь я рассмотрела! Это не мой бюстгальтер! У меня такого никогда не было! Даже номер не мой!
  Следак откинул голову, стал что-то говорить ей - она его уже не слушала, пытаясь умерить гул своего сердца.
  Тут к ней в гостиную без стука, как всегда, впрочем, заглянула Тамагочи. Всунула свою черепашью головку, посмотрела и быстро отпрянула, собираясь закрыть дверь. И впервые в жизни Джейн обрадовалась вездесущей старухе так, что вскочила с дивана и закричала:
  - А это Елена Алексеевна, тётушка мужа! Она и обнаружила его тело и вызвала полицию!
  Джейн была смертельно напугана и даже не жалела, что проболталась о любовницах мужа.
  Ведь нельзя же было ей признаться, что в день наезда на пешехода в машине с мигалкой ездила она сама.
  ****
  Андрей спросил Серову о пустующей гостиной в доме, где он мог бы без помех поговорить со свидетелями.
  Серова согласно кивнула, и попросила своего адвоката Ольгу Нестеренко присутствовать при разговоре с тётушкой убитого. Они прошли в гостиную и остались там втроём. Скоро им принесли чай.
  Андрей начал задавать вопросы и записывать ответы: Елена Алексеевна Потапова, 78 лет, образование высшее, замужем не была, убитый Серов доводился племянником, своих детей нет, после смерти сестры усыновила двухлетнего племянника и воспитывала, как своего сына, последние лет тридцать - домохозяйка и пенсионер.
  Он вгляделся ещё раз в заплаканное лицо Елены Алексеевны. Сегодня именно она нашла тело племянника на пляже у реки. Пошла утром на прогулку и увидела, и ничего не трогая, - ей нравится смотреть детективы, - вызвала полицию. Рассказывала она обстоятельно и подробно. Только очень неспешно, явно подбирая слова, но это было, скорее, нормально для её возраста и эмоционального состояния.
  После его вопроса о вчерашних визитёрах убитого племянника она бросила быстрый взгляд на семейного адвоката и ответила:
  - Сведения о всех посетителях есть в охране, молодой человек.
  - А сами вы не видели ничего особенного? - спросил Андрей, которого сразу насторожил этот взгляд.
  Тётушка опять посмотрела на Ольгу и ответила:
  - К нему приезжали коллеги по работе. Африканцы.
  Потом тётушка добавила:
  - Очень интересные люди.
  - Чем же? - спросил Андрей и вежливо заулыбался.
  - На женщине было цветастое яркое покрывало. А на мужчинах - европейские костюмы. И все они смеялись. Удивительно весёлые люди.
  - А вы не слышали, о чём они разговаривали с вашим племянником?
  - Видите ли, молодой человек... В приличном обществе подслушивать чужие разговоры считается непорядочным.
  - Да, считается... Но вы не ответили на мой вопрос, Елена Алексеевна.
  - Разве? А что вы спросили? Напомните мне, будьте любезны?
  - Я спросил... Слышали ли вы, о чём разговаривали ваш племянник и эти африканцы? И почему они смеялись.
  - Они говорили о работе. Я к ним не входила.
  - А почему вы знаете, что говорили о работе?
  - Потому что они прошли с Витюшей в его кабинет.
  - А на каком языке они разговаривали?
  - На английском разговаривали. И с ними приехал переводчик.
  - А откуда вы это знаете? Вы же не входили в кабинет!
  Тётушка промолчала, и тогда Андрей всё же спросил:
  - А ещё что-нибудь необычное или примечательное вы не заметили в этот вечер?
  Опять бросив взгляд на Ольгу, тётушка отрицательно покачала головой. Андрей понял, что ничего от неё сейчас не добьётся, вручил ей визитку и попросил звонить, если она вспомнит что-либо.
  Когда та вышла, он сказал Ольге:
  - Ты же понимаешь, что твоё присутствие мешает мне работать?
  - А что я могу сделать? - ответила та. - Меня попросила присутствовать здесь Серова. Тебя, кстати, тоже она пригласила.
  - Ну, я здесь по долгу службы, некоторым образом, - огрызнулся он.
  - Вот именно, что только некоторым образом, - парировала Ольга.
  Они замолчали, глядя друг на друга в упор.
  - А этой тётушке можно верить? В её-то возрасте? - наконец, спросил он.
  - Серова говорит, что старуха умная и хитрая, и себе на уме. Везде суёт свой нос и надоедлива, как тамагочи, - стала рассказывать Ольга. - И кто бы не пришёл в дом, она тут как тут. Ходит, бродит, вроде как в туалет, хотя на её этаже несколько санузлов и огромная ванная комната есть. Или чай сама принесёт без просьбы. Или спросит, что на обед повару заказать. Серова потому и не любит здесь жить, и не раз просила, чтобы Серов отдал тётушку в интернат для престарелых. Но сам Серов в доме жил подолгу, особенно летом.
  - Кто ещё живёт в доме постоянно?
  - Может приехать Иван, сын Серова от первого брака. Он - холост и порой живёт в доме по несколько месяцев, потом может уехать, потом опять вернуться... Дом огромный, места всем хватает... Младшая дочь Серова также часто приезжает, когда на каникулах. Девочка учится в Англии - воспитывает патриотизм и национальное самосознание. Сейчас она где-то на отдыхе, но теперь вернётся, конечно. О ней надо спросить у Серовой.
  - Я спрошу. А из обслуживания кто живёт в доме?
  - Никто. Домработница, повар, водитель и садовники - приходящие, а горничная живёт рядом с домом в отдельно стоящем домике. Массажист приходит раз или два в неделю. Охранники тоже приходящие, из охранной частной фирмы.
  Андрей попросил пригласить к нему горничную. Ольга вышла, а вернувшись с горничной, предупредила, что ненадолго отлучится к Серовой. Андрей благодарно кивнул ей.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"