Аннотация: Перевод романа Патрика О'Брайана "Миссия на Маврикий", Глава 3
Даже в виду места назначения команда "Боадицеи" продолжала лихорадочную деятельность, последними мазками доводя ее внешний вид до совершенства. Сейчас эти действия были почти завершены, и фрегат шел ко входу в Фалс-Бэй. Ровный бриз надувал лиселя и нес дальше над волнами вонь свежей краски. Единственным посторонним пятном на ее безупречных черно-белых "шашечках Нельсона" был помост на носу, где помощники плотника усердно наносили кармин на губы, щеки и грудь пышной, хотя несколько вульгарной фигуры королевы бриттов.
Джек, уже в парадном мундире, стоял на квартердеке, опершись на поручни правого борта, за ним маячила фигура Фаркьюхара, а чуть дальше к носу канонир раздувал фитиль у медной девятифунтовки. Остальные орудия оставались принайтовленными, их ряды были выровнены не хуже гвардейцев на параде, надраенные казенники сияли.
Сеймур очередной раз показал себя добросовестным первым лейтенантом - смотреть на палубу было одно удовольствие: блестящие светлые доски, черные, свежепросмоленые швы, лопари тросов уложены виток к витку в такие аккуратные бухты, что, кажется, ни у кого не поднимется рука нарушить этот идеальный порядок. Медяшка надраена, ни пылинки от носа и до кормы, клетки с курами и оставшиеся свиньи спущены в трюм в компании с козлом, и при общем молчании слышно, как он сердито блеет, требуя давно им ожидаемых табачных листьев. Команда в молчании строилась на палубе в парадных бушлатах, с восторгом глядя на приближающийся берег. Уже можно было различить людей, людей, ходящих по сухой земле! Среди деревьев! Единственными звуками, нарушавшими тишину, кроме козлиного блеяния, были хриплые приказы штурмана с форкасла рулевому, уставные ответы рулевого, выкрики лотового у клюзов: "Отметка пятнадцать! Пятнадцать с половиной! Шестнадцать с половиной!" - и тихий голос Джека, показывающего достопримечательности на берегу своему гостю:
- Эта плоская скала здесь зовется Аркой Ноя, а дальше за ней Тюлений Остров, доктору там понравится. А ниже арки, там, где белая вода, это Римская Скала, мы сейчас пройдем между ними. Саймонстаун откроется с минуты на минуту. Мистер Ричардсон, прошу вас, посмотрите, если доктор закончил, позовите его на палубу. Будет жаль, если он упустит эту картину.
- Ну, а вот и мы, - продолжил он, оглядывая в трубу открывшуюся бухту. "Рэйсонейбл", видите? Двухпалубник. Дальше "Сириус". "Нереида" в глубине бухты - неплохая стоянка, и дальше шлюп, который я не могу распознать. Мистер Сеймур, что вы можете сказать о том шлюпе со снятыми стеньгами?
В этот момент на палубе появился Стивен. Щурясь на свету, он вытирал окровавленные руки о шерстяной ночной колпак и вид имел весьма непрезентабельный.
- А вот и доктор! - воскликнул Джек. - Закончили распиливать беднягу Френсиса? Как он там? Надеюсь, хорошо?
Френсис, до сего дня один из лучших марсовых, вызвался позолотить клотик грот-бом-брам-стеньги, не удержался и совершил впечатляющий полет с головокружительной высоты. Он избежал палубы (и смерти) благодаря качке, но скользнул по люку 12-го порта с такой силой, что разодрал до кости грудную клетку, да еще и содрал с крышки свежую краску, чертов граблерукий содомит!
- Может, выкарабкается. Эти молодые парни, похоже, сделаны из стали и какой-то особо эластичной кожи. Значит, это и есть Африка, - Стивен жадно вглядывался в берег, обиталище капских трубкозубов, панголинов и жирафов. Ему виделись бесчисленные птицы в окружении богатейшей флоры, а венчалось это сияющее видение настоящими живыми страусами.
- А это, - указал он на удаленную оконечность, - и есть тот самый ужасный Мыс Бурь собственной персоной, не иначе?
- Нет, конечно, - ответствовал Джек. - Мыс уже далеко за кормой. Мы обошли его довольно близко, но вы, доктор, в это время, к сожалению, были заняты. Но до того вы успели увидеть Столовую Гору, не так ли? Я ведь посылал за вами.
- Да, да. И я вам весьма признателен, даже несмотря на подъем в немилосердную рань. Ее можно сравнить с Бенбалбеном.
- Интересно, не правда ли? А вон слева по носу, нет, слева по борту, вы можете видеть Саймонсбэй - лучшую якорную стоянку. И "Рэйсонейбл" на ней, под адмиральским флагом.
- Это линейный корабль, да? - спросил Фаркьюхар. - Выглядит очень впечатляюще.
- Сомневаюсь, что хоть один шестидесятичетырехпушечник еще остался в линии в наши дни, - ответил Джек. - В любом случае, "Рэйсонейбл" построен лет пятьдесят назад, и он может просто развалиться на части от собственного бортового залпа. Но я рад, что он хоть выглядит впечатляюще. Дальше - "Сириус", фактически, гораздо более сильный корабль, хотя и только с одним рядом орудий. 36 восемнадцатифунтовок - такой же вес залпа, как и у нас. Дальше другой фрегат, видите? "Нереида". Тоже тридцать шесть, но лишь двенадцатифунтовок. Дальше старый военный бриг.
- Прошу, объясните, сэр, а почему они не в море? - спросил Фаркьюхар. - Если я правильно понимаю, эти корабли, да еще "Оттер" - это почти все, что мы имеем для охраны торговых путей в Индию? Я спрашиваю не из простого любопытства.
- О, сейчас как раз конец сезона ураганов. Вряд ли это возможно, блокировать Маврикий в этот сезон. Так что они, должно быть, переоснащаются и грузят припасы - ведь на протяжении двух тысяч миль к северу для них нет ничего... Мистер Джонсон, я думаю, пора убавить паруса.
Он пристально вглядывался в трубу. "Боадицея" подняла позывные, и Джек высматривал шлюпку капитана порта. А, вот и она, только отошла от пирса. Хотя фрегат нес уже лишь фор- и грот-марсели, он двигался довольно ходко, покачиваясь на умеренной юго-восточной волне при начавшемся отливе, и берег быстро приближался. Когда корабль поравняется с кварталом зданий Адмиралтейства, надо начинать салютовать, и, ожидая этого момента, Джек ощутил странное чувство, что с первым залпом и Англия и все путешествие на юг исчезнут в прошлом.
- Начинайте, мистер Веббер, - скомандовал Джек, и девятифунтовка выдала свое приветствие, сопровождаемое языком пламени и облаком дыма.
- Первая, - сказал канонир. В этот момент эхо выстрела, отраженное горами, достигло их.
- Вторая. Третья...
После семнадцатого выстрела огромная бухта будто ожила, разбуженная перекатывающимися реверберациями, и еще до того, как они замерли, плотное облачко оторвалось от борта "Рэйсонейбла", и секундой позже долетел звук ответного салюта. Девять раз грохнула пушка с борта флагмана ответным салютом, и с девятым молодой гардемарин Уизеролл, старший над сигнальщиками, пропищал:
- Сигнал с флагмана, сэр.
Затем, постаравшись придать голосу мужественной хриплости:
- "Капитану прибыть на борт флагмана".
- Подтвердите, - распорядился Джек. - Спустить гичку. И где мой рулевой? Позовите его.
- И черт с ним. Кромптон, прыгай в гичку. Мистер Хилл, здесь все мои бумаги? Точно все?
Прижимая к груди пачку запечатанных и обернутых парусиной документов, Джек шагнул за борт, спрыгнул в раскачивающуюся на волнах гичку, поймав момент подъема, и скомандовал:
- Отваливай!
Много лет прошло с тех пор, как еще старшим гардемарином Джек был здесь последний раз на "Резолюшн", но как же хорошо он все помнил! Стало больше гражданских строений в поселке у начала бухты, но все остальное оставалось без изменений - ритмичный неумолкающий шум прибоя, горы, шлюпки с кораблей, снующие туда-сюда, госпиталь, казармы, арсенал. Такое ощущение, что вот сейчас он встретит самого себя - долговязого мальчишку, возвращающегося на "Резолюшн" с пойманной под скалами макрелью! Переполненный воспоминаниями, Джек чувствовал радостное возбуждение, и в то же время, в душе его роились смутные предчувствия чего-то неприятного.
- Эй, на шлюпке! Назовите себя! - окликнули в рупор с "Рэйсонейбла".
- "Боадицея", - отозвался рулевой.
- Подгребайте, - уже тише донеслось в ответ.
Гичка мягко стукнулась в высокий борт флагмана, юнга сбросил им алый фалреп, послышалась команда боцмана, и Джек поднялся на палубу. Сняв в знак приветствия свою шляпу с кокардой, он испытал настоящий шок, узнав в высоком, сутулом, седом человеке, отвечающем на его приветствие, самого адмирала Берти, которого он последний раз видел в Порт-Оф-Спэйне гибким, живым, охочим до женщин капитаном "Ринауна". И немедленно какая-то часть его собственного разума отозвалась: " Возможно, ты и сам уже не слишком молод, Джек Обри".
- Ну наконец-то, Обри, - воскликнул адмирал, пожимая капитану руку. - Очень рад вас видеть. Вы ведь знаете капитана Элайота?
- Да, сэр, мы ходили вместе на "Леандре" в девяносто восьмом. Как ваши дела, сэр?
Не успел Элайот ответить на вопрос хоть чем-то, кроме дружеской улыбки, появившейся у него на лице сразу, как только над планширем показалась физиономия Джека, как адмирал взял быка за рога:
- Смею предположить, что эти бумаги для меня? Пойдемте, взглянем на них в каюте.
В адмиральской каюте их встретили великолепие и роскошь: ковры и портрет миссис Берти, симпатичной пухлой дамы.
- Ну,- произнес адмирал, сражаясь с внешней оберткой пакета - вояж у вас вышел довольно утомительный. А как с уловом? Вас ведь, помню, звали "Счастливчик Обри" на Средиземном... Черт бы подрал эти конверты!
- Ни одного паруса на горизонте за весь поход, сэр. Но, нам посчастливилось урвать клочок возле Селваженс - вернули старую "Гиену".
- Вот как? В самом деле? Отлично, я душевно рад.
Бумаги, наконец, появились на свет, и адмирал начал их бегло просматривать. Затем заметил:
- Да. Я так и предполагал. Надо немедленно захватить их к губернатору. Да, у вас ведь политическая шишка на борту? Мистер Фаркъюхар? Его следует тоже позвать. Пошлю за ним свой катер в знак внимания: с этими политиканами надо держать ухо востро! А вам советую послать за теплой одеждой - тут до Кейптауна 20 миль, и придется ехать верхом. Губернатор ничего не имеет против нанковых брюк и теплых курток, уверяю.
Адмирал отдал приказания, и послал за бутылкой вина.
- Настоящий "Диамант" первого года, Обри! - сказал он, вновь усаживаясь. - Слишком, пожалуй, роскошно для молодежи, вроде вас, но вы вернули старую "Гиену" - а я был на ней гардемарином! Да! - его водянистые голубые глаза будто вглядывались в прошлое через сорок пять прошедших лет. - Это было как раз перед изобретением карронад.
Вернувшись к настоящему, он выпил свой бокал, и продолжил:
- Верю, что ваша удача все еще с вами, Обри. Она вам здесь понадобится. Допивайте, и нам еще пилить через эти чертовы горы. Скачка по пыли, пыль всюду, всегда - дождь или солнце. Загони сюда хоть целое племя подметальщиков! Как я надеялся, что нам не придется ехать! Кабы не чертова политика, мне бы выпихнуть вас в море, как только вы заполните бочки водой. Ситуация куда хуже, чем была к вашему отплытию из Англии, куда хуже, чем когда писались эти приказы. Французы поймали еще двух "компанейцев", с этой стороны пролива Десятого Градуса. "Европа" и "Стритэм", шли в метрополию. Так что влетело это в изрядную копеечку.
- Господи, сэр, до чего ж паршиво! - воскликнул Джек.
- Так и есть. А будет еще хуже, если мы не повернем дела в свою пользу. И браться за это надо поэнергичнее. Это то, что мы должны сделать, и это вполне выполнимо. О да, это выполнимо, если проявить достаточно инициативы... и, пожалуй, нужно добавить хорошего везения. Хоть удача и не любит, когда о ней толкуют вслух.
Адмирал постучал по дереву, помолчал и продолжил:
- Слушайте, Обри, пока ваш Фаркъюхар не поднялся на борт, пока мы не запутались в политическом словоблудии, я опишу вам положение дел ясно, как только смогу. На Маврикий и Реюньон базируются четыре французских фрегата, вдобавок к тем силам, что находились там весь последний год. Они могут использовать Порт-Луи или Сюд-Эст на Маврикии и Сен-Поль на Реюньоне, и по отдельности или парами они могут достигать Никобарских островов и все, что южнее - весь Индийский океан. Мы не можем ловить их там, и мы не в состоянии конвоировать всю восточную торговлю - у нас просто нет такого количества кораблей. И плотно блокировать их навсегда вы тоже не сможете. Итак, вы должны либо разнести их в клочья в их собственных водах, либо неизбежно встает необходимость захватить их базы. Сейчас это уже у всех на уме, мы отбили Родригес и поставили там гарнизон: часть 56-го полка и бомбейских сипаев. В первую очередь, чтобы вы могли там набирать воду, а во вторую, чтоб разместить там ожидаемые из Индии подкрепления. Сейчас там только около четырехсот человек, но мы рассчитываем на большее в следующем году, вопрос лишь в транспортах. Вы знаете Родригес?
- Да, сэр. Но, однако, я не высаживался там.
Родригес, одинокий и не слишком плодородный клочок земли в океане, 350 миль к востоку от Маврикия. Джек видел его с мачты своего любимого фрегата "Сюрприз".
- Ну, в конце-концов, вода у вас будет. Что до кораблей, у вас есть "Боадицея", у вас будет "Сириус" с прекрасным капитаном, на которого можно положиться, я о мистере Пиме. Надежный как часы. "Нереида", всего лишь двенадцатифунтовки, и лет ей уже немало, но Корбетт содержит ее в образцовом порядке, хоть он и изрядный грубиян. Весьма полезным может быть "Оттер", ходкий 18-ти пушечный шлюп, также в отличном состоянии. Командует лорд Клонферт, он должен быть тут со дня на день. Ну, и я позволю вам использовать "Рэйсонейбл", кроме сезона ураганов, конечно - сильного шторма ему не выдержать. Он, конечно, уже не тот, что был в дни моей юности, но его кренговали несколько недель назад, и ход у него приличный. Чем не пара "Канониру" -он еще старше! И, черт возьми, вид у него вполне солидный. Ну, и, предположительно, со временем к вам смогут присоединиться "Мэджисьен" с Суматры и "Виктор" - еще один шлюп. Но, полагаю, даже и без них, если "Рэйсонейбл" нейтрализует "Канонира", три прекрасно управлямых фрегата и шлюп не уступят четырем французам.
- Конечно нет, сэр! - поспешил заверить Джек. Адмирал говорил о его вымпеле, как о деле решенном.
- Никто не делает вид, что это легкая задача. Французы: "Венус", "Манш", "Кэролайн" (это он взял этих двух ост-индийцев) и "Беллона" - все новые сорокапушечные фрегаты. Из остальных я уже поминал "Канонира" - он все еще несет свои 50 орудий, наш захваченный бриг "Грапплер", несколько авизо и еще какая-то мелочь. И, Обри, я вас предупреждаю: если вы поднимете свой вымпел, капитана вам в подчинение я не дам. Если вы временно перейдете на "Рэйсонейбл", Элайот заменит вас на "Боадицее".
Джек кивнул. Он и не ожидал другого - вряд ли на удаленной станции имелись лишние пост-капитаны. Ну и к тому же, если коммодор имел капитана в непосредственном подчинении, он мог претендовать на адмиральскую третью часть призовых денег.
- Позвольте спросить, не имеете ли вы сведений о сухопутных силах французов на островах?
- Есть, но хотелось бы, чтобы они были более точными. На Маврикии у генерала Декэна лучшая часть гарнизона состоит из двух регулярных полков, плюс милицейские части примерно в 10 тысяч штыков. О Реюньоне информация куда более скудная, но, кажется, у генерала Десбрюслиса примерно то же самое. Да уж, крепкий вам достался орешек, но разгрызть его необходимо, и как можно раньше. Вам надо наносить быстрый удар концентрированными силами, пока их части разбросаны по всему острову. В двух словах: прийти и победить. Правительство будет в том еще состоянии, когда весть о захвате "Стритема" достигнет Англии, и в этой ситуации важен быстрый результат. Я не упоминаю о государственных интересах, это само собой, сейчас я говорю с чисто личной точки зрения: здесь в случае успеха вполне реально получить рыцарство, а может, и баронетство. Ну а если провалить задание - берег и половинное жалование до конца дней ваших.
Вбежал гардемарин:
- Вызывают капитана, сэр. И не хотите ли вы поприветствовать лично джентльмена с катера?
- Несомненно, - кивнул адмирал. - А что до флага...
Он выдержал паузу, задумчиво глядя на портрет жены.
- Вам не хотелось бы баронетства, Обри? Я вот точно знаю, что хочу. Миссис Берти давно жаждет утереть нос сестре.
Квартал частной застройки Саймонстауна, хоть и был по размеру меньше деревушки, количеством пивных, винных лавок и других злачных мест мог бы конкурировать с небольшим городом. В полумрак одного из таких мест вошел Стивен Мэтьюрин с букетом орхидей. Его мучила жажда, он был усталым, и с головы до ног покрывала его африканская пыль, но, тем не менее, он был счастлив. Свои первые полдня на берегу доктор потратил на прогулку в горы, покрытые незнакомой растительностью и населенные обилием замечательных птиц, некоторых он сумел распознать по описаниям. Также доктор обнаружил три четверти самки пятнистой гиены. Недостающую часть, в том числе морду с задумчивым выражением, он обнаружил в некотором отдалении, пожираемую своим старым знакомым - бородачом-ягнятником. Приятное сочетание прошлого и настоящего, либо двух удаленных частей света.
Он заказал вина и воды, смешал их в лучшей для утоления жажды пропорции, затем поставил орхидеи в кувшин с водой. Пил он долго, пока не почувствовал, что снова потеет. Кроме хозяина и трех симпатичных малайских девушек за барной стойкой, в полутемной комнате было только два человека: большого роста офицер в незнакомой форме, дородный и мрачный, с огромными бакенбардами, делавшими его похожим на меланхоличного медведя; и его гораздо более мелкий, неприметный компаньон, в одной рубашке и с расстегнутыми у колен бриджами. Грустный офицер говорил на беглом, но несколько странном английском, игнорируя артикли; грубый, раздражающий акцент его спутника выдавал уроженца Ольстера. Они обсуждали таинство Евхаристии, но Стивен уловил тему разговора лишь когда они почти хором выкрикнули: " Не Папа, только не Папа!" - грустный офицер, при этом, глубочайшим басом. Малайские девушки вежливо повторили из-за стойки: "Не Папа", - и, видимо восприняв это, как сигнал, принесли свечи и расставили их по комнате. Колеблющийся свет лег на орхидеи Стивена и на содержимое его носового платка - четырнадцать интересных жуков, собранных для его друга, сэра Джозефа Блэйна, в прошлом руководителя военно-морской разведки. Стивен как раз рассматривал одного из них - бупестриду, когда чья-то тень легла на стол. Подняв глаза, Стивен обнаружил меланхоличного медведя, который мягко покачивался.
- Лейтенант флота Его Императорского Величества Головнин, командир шлюпа "Диана", - отрекомендовался он, щелкнув каблуками.
Стивен поднялся, поклонился и произнес:
- Мэтьюрин, хирург фрегата Его Величества "Боадицея". Прошу вас, садитесь.
- Душевный ты парень...,- заключил Головнин, кивнув на орхидеи, - вот и я тоже... Где ты их взял, эти цветы?
- В горах.
Головнин вздохнул, затем выудил из кармана маленький огурчик и с хрустом начал его жевать. Он ничего не ответил на предложение Стивена выпить вина, но после долгой паузы спросил:
- Как они, эти цветы, называются?
- Диса грандифлора, - ответил Стивен, после чего воцарилось долгое молчание. Нарушил его ольстерец, которому наскучило пить в одиночестве. Он подошел, захватив свою бутылку, и безо всяких церемоний водрузил ее на стол Стивена.
- Я МакАдам, с "Оттера", бросил он, присаживаясь. - Я вас видел в госпитале этим утром.
Теперь, в свете свечи, Стивен узнал его. Не заметив его этим утром, он, тем не менее, знал его много лет: Вильям МакАдам, врачеватель безумных, с весьма солидной репутацией в Белфасте, покинувший Ирландию после банкротства его частного приюта. Стивен слышал его лекции и прочитал его книгу об истерии с большим одобрением.
- Долго он не продержится, - заключил МакАдам, глядя на плачущего над орхидеями Головнина.
"Как и вы, коллега," - подумал Стивен, глядя на бледное лицо и красные глаза собеседника.
- Не желаете ли чуток выпить? - обратился к нему МакАдам.
- Благодарю, сэр. Думаю, мне следует ограничиться своим "негусом". Но скажите, что это у вас в бутылке?
- Ох! Это здешний бренди. Тошнотворное пойло, я его пью исключительно в экспериментальных целях. Он, - дрожащий палец указал на Головнина, - пьет его от ностальгии, как заменитель его родной водки. А я составляю ему компанию.
- Но вы упоминали эксперимент?
- Да. Стробениус и другие утверждают, что человек, мертвецки упившийся зернового спирта, падает назад, а от винного он должен падать вперед. Если это правда, это говорит нам нечто о природе двигательных центров, если вам понятно это выражение. Этот джентльмен - мой экспериментальный объект. Но как здорово он держится! Это наша третья бутылка, а он пьет стакан за стаканом вместе со мной.
- Восхищаюсь вашей преданностью науке, сэр!
- Я ломаного фартинга не дам за науку. Искусство - все! Медицина - это искусство, или это пустое место. Медицина разума, я имею в виду. Что такое ваша физическая медицина? Слабительное, да ртуть, да хинная корка. Ну и еще ваша убойная хирургия. Они могут, в случае удачи, подавить симптомы, не более. С другой стороны, где источник, пр-родитель девяти десятых всех недугов? Разум, вот где! - он со значением постучал себя по лбу. - А что лечит разум? Искусство, более ничего. Искусство - это все! И это - моя епархия!
Стивен было решил, что МакАдам, должно быть, просто шарлатан, пробавляющийся своим искусством, человек, чьи сокровенные желания крупными буквами написаны на его физиономии. Но мнение Стивена о Мак Адаме изменилось по мере разговора о взаимодействии разума и тела, об интересных случаях, встречавшихся каждому из них: ложные беременности, необъяснимые выздоровления, их опыт судовых врачей, сложные взаимозависмости между состоянием стула и духа, доказанная эффективность плацебо. Мало-помалу они молчаливо признали друг друга равными, и высокомерный, поучающий тон МакАдама сменился более вежливым. Он рассказал Стивену о своих пациентах на борту "Оттера" - судя по всему, большинство членов экипажа судна были в той или иной степени ненормальны. Один из случаев МакАдам принялся описывать подробно: замечательная цепочка еле заметных симптомов, но тут внезапно Головнин рухнул на пол, сжимая в руке орхидеи. Рухнув, он лежал без движения, все в той же позе сидящего человека. Упал он при этом на бок, оставив, таким образом, эксперимент без определенного результата. Услышав грохот падения, хозяин таверны вышел за дверь и свистнул. Два огромных матроса вошли, и бормоча: "Ну, Василий Михайлович, ну же, пойдемте", - выволокли своего командира в темноту.
- Слава Богу, он не повредил мои цветы, - заметил Стивен, разглаживая их лепестки, - они остались как были, практически нетронуты. Несомненно, вы заметили интересный спиральный изгиб завязи, такой характерный для всей этой группы. Но, возможно, ваша епархия вообще не распространяется на ботанику?
- Не распространяется. Хотя спиральные завязи лучше чем никакие... То же относится и к яйцам... Извините, это я шучу. Нет, достойным объектом изучения для человека может быть только человек! И я могу сказать, доктор Мэтьюрин, что ваш живой интерес к половым органам овощей кажется мне...
Что именно казалось МакАдаму осталось невыясненным, так как его в этот момент и он достиг своего предела: он поднялся, его глаза закрылись и он прямо, как столб, повалился на руки Стивену - лицом вперед, как Стивен успел заметить.
Хозяин приволок одну из тачек, валявшихся у него под крыльцом, и с помощью негра Стивен повез МакАдама к пирсу, мимо нескольких счастливых компаний, наслаждавшихся увольнительной на берег. Каждую партию Стивен окликал в поисках кого-нибудь с "Оттера", но никто не желал, видимо, покинуть укрывающую их темноту и поступиться заслуженным отдыхом на берегу. Так что в ответ неслись лишь издевательские ответы: ""Оттер" направляется к Рио-Гранде", ""Оттер" ушел в Нор", ""Оттер" разобрали на дрова в прошлую среду", до тех пор, пока им не встретилась группа с "Нереиды". Знакомый голос воскликнул: "Да это же доктор!" - и перед Стивеном материализовался Бонден, бывший рулевой Джека Обри.
- Бонден, сэр. Помните меня?
- Конечно помню, Бонден, - воскликнул Стивен, пожимая ему руку. - И очень рад видеть тебя снова! Как ты?
- Да вроде живой, благодарю, сэр. Надеюсь, и вы в добром здравии? Ну, можешь уматывать, черненький, - обратился он к негру, - я займусь этой тачкой.
- Вопрос в том, Бонден, - заметил Стивен, вознаграждая негра двумя стайверами и пенни, - как мне изыскать способ доставить этот мой груз на его корабль? Это если вообще предположить, что этот корабль сейчас здесь, что неочевидно. Он врач с "Оттера", Бонден, очень ученый человек, хотя довольно оригинальный. В данный момент он прикидывается мертвецки пьяным.
- "Оттер", сэр? Он вошел в гавань с приливом, еще и десяти минут не прошло. Не беспокойтесь, сейчас кликну нашего лодочника и доставлю его в лучшем виде.
Бонден заторопился в темноту и через короткое время у пирса появился ялик с "Нереиды", в который тело и было незамедлительно уложено. Несмотря на темноту, Стивен обратил внимание, что Бонден двигается с трудом, и эта скованность в движениях стала еще заметнее, когда он греб через бухту к стоящему в отдалении шлюпу.
- Что-то ты двигаешься с трудом, Баррет Бонден, - заметил Стивен. - Если бы передо мной был другой человек, я бы предположил, что его недавно жестоко высекли, но это явно не твой случай. Надеюсь, это не ранение и не ревматизм?
Бонден засмеялся, однако совсем невесело, и ответил:
- Четыре дюжины горячих на шкафуте, сэр, и еще две - на удачу. Медь у замка орудия номер семь была недостаточно ярко надраена.
- Я поражен, Бонден, просто поражен, - произнес Стивен, и это действительно было так. Никогда на его памяти Бондена не секли, и даже на судах, практикующих порку пятьдесят плетей было жестоким наказанием за серьезную провинность.
- И огорчен. Давай-ка подойдем к "Боадицее", и я дам тебе мазь.
- Сердечно благодарю, сэр, но сейчас уже все в порядке. Я был у вас на борту нынче днем, но не за мазью. Вы найдете письмо, которое мы написали, у себя в каюте.
- Что все это значит, расскажи.
- Ну, сэр, - начал Бонден, оставляя весла, но в это время они уже подошли к левому борту "Оттера", и в ответ на оклик Бонден крикнул:
- Ваш доктор явился, бросьте конец.
Видимо, на "Оттере" привыкли к подобным сюжетам - немедленно с борта скинули булинь, Бонден завязал его под мышками у бесчувственного МакАдама и тот исчез наверху.
- Ну, сэр, - снова начал рассказ Бонден, медленно отгребая в сторону "Боадицеи", - вот как это произошло. Когда мы с Килликом на Подветренных островах услыхали, что капитан снова в море, мы собрались присоединиться к нему, как только представится случай. Ну и еще куча народу решила также: ребята с "Софи", с "Сюрприза", даже один с "Поликреста" - тот хмырь, Болтон, которого капитан вытащил из воды. О да, получи капитан новое судно - у него не было бы проблем с набором экипажа, не то что у некоторых...,- он проглотил окончание фразы и закашлялся. - Как бы то ни было, мы передали нашу просьбу, и капитан Дандас, очень любезный джентльмен и друг нашего капитана, как вы хорошо знаете, перевел нас на "Нереиду", под командованием Корбетта, идущую на Мыс. Он был очень добр, сказал, что ему жаль терять нас, и передал с Килликом банку желе из гуавы для капитана. Но на "Нереиде" некоплект - а почему? А потому, что люди бегут с нее как и когда только могут! В нашей компании был Джо Лукас, он проплыл три мили с надутыми пузырями у Сент-Киттса, акулы и прочая дрянь... Был доставлен назад, выпорот, и уплыл снова - со спиной, как сырой стейк. И сегодня - всего двенадцать отпущенных на берег из всего экипажа, и двое уже дернули в горы, наплевав на дикое зверье, жалованье за тридцать девять месяцев и призовые! Поэтому, видите ли, мы: я, Киллик и остальные, боимся, что капитан Корбетт не отпустит нас на "Боадицею", и поэтому мы написали вам это письмо, сэр. И еще потому, что мы не хотим мешаться под ногами у капитана в момент, когда он вот-вот поднимет свой вымпел и у него и без нас забот полон рот, но надеялись, что вы сможете замолвить за нас словечко в подходящий момент.
- Конечно, я так и сделаю. Но вы могли с тем же успехом адресоваться напрямую капитану Обри. У него о вас самые лучшие воспоминания - часто говорит о том, какой у него был настоящий рулевой и очень жалеет о твоем отсутствии.
- Правда, сэр? - спросил Бонден с довольной ухмылкой. - Но даже если и так, все равно мы будем очень вам благодарны за разговор с капитаном. Нам кажется, это будет более правильным, если поговорите вы. А мы будем просто в восторге, покинув "Нереиду".
- Не больно-то она счастливый корабль, а?
- Да уж, сэр.
Бонден налег снова на весла, и, глядя в сторону, заметил:
- Там катают ядра, сэр - вот что она такое.
Стивен почти ничего не знал о кораблевождении, ни теоретически, ни практически, но даже он хорошо знал, что если на корабле экипаж начал прокатывать ядра по палубе под покровом темноты - пиши пропало, следующим шагом будет мятеж. Но также он понимал, что на любом нормальном корабле порка такого серьезного, добросовестного матроса, как Бонден, была бы делом немыслимым.
- Заметьте, я не жалуюсь. И, упаси Боже, не собираюсь никого осуждать: на "Нереиде" есть и настоящие ублюдки среди команды, а когда доходит до точки, на подобных кораблях "кошка" не щадит ни правых, ни виноватых. Я могу получить свои пятьдесят плетей, равно как и любой другой. Хотя, я могу сказать, когда впервые познакомился с "кошкой" - меня били, как барабан, когда я мальчишкой был на "Тандерере". Это называлось "предупреждение от оружейника". Тростью. Нет, я имею в виду, что в первую очередь мы: я, Киллик и остальные, хотим вернуться к нашему капитану. А уж во вторую мы хотим убраться с "Нереиды", пока дело там не приняло дурной оборот. А это уже не за горами. Я не дам много ни за жизнь самого капитана Корбетта, ни за некоторых его офицеров во время сражения, и даже просто в ненастную безлунную ночь, но участвовать во всем этом мы не хотим!
- Мерзко, Бонден, очень мерзко, - откликнулся Стивен.
Больше он не сказал ничего, пока они не подошли к борту "Боадицеи", где поблагодарил Бондена:
- Доброй ночи, и спасибо, что подвез меня домой.
Он заснул с "Путешествием Легуа", с его обворожительным описанием дронта и со Спармэнном, позже, в ночную вахту он услышал, что Джек вернулся на борт. Но когда они встретились, было еще довольно раннее утро. Стивена срочно вызвали в лазарет в связи с алкогольной комой, внезапно приведшей к сильнейшему кровотечению из ушей. Когда они встретились, Стивен понял, что его похмельная ночь и не менее похмельное утро (лазарет благоухал как винокурня) продолжаются. Капитан Обри был желтый и опухший, как любой слишком много выпивший - так много, что даже двадцатимильная обратная скачка не смогла выветрить из него весь алкоголь.
- Двадцать миль, больше двадцати миль на чертовой животине, которая три раза сбрасывала меня, изгваздав мои новые нанковые брюки! - бурчал Джек.
Его дурак-стюард разбил кофейник, его француз-кок сошел на берег с месье Бретоньером, присоединясь к остальным военнопленным - прощай бриоши на завтрак! Но хуже даже пропавшего кофе был факт, что адмирал, пообещав ему нужные приказы, так их до сих пор и не передал. Бесконечное и совершенно бессмысленное совещание у губернатора с ним, Фаркьюхаром и двумя армейскими генералами фантастической даже по меркам армии тупости, а потом соответствующей длины ужин с армейскими офицерами, явно решившими напоить гостей до поросячьего визга. И все это вместо приказов. В то время, когда он, Джек, только отбыл на своей чертовой сапной кобыле, адмирал уже давно храпел в кроватке. И вот вам пожалуйста: флаг-лейтенант не знает ни черта, ни о каких приказах даже слыхом не слыхивал, а Джек понятия не имеет: кто он и что он и что ему делать? Все это Джек втолковывал Стивену в своей каюте. Что о его вымпеле снова и речи не идет, что он теперь в подвешенном состоянии, что экспедицию вообще отложат, а если она и состоится через месяцы, его ототрут от командования: уж больно воровато поглядывал на него адмиральский секретарь, мозгляк - соплей перешибешь, к тому же еще и священник. В его исходных приказах ничего о высшем командовании не говорилось, и хотя адмирал упоминал о нем, как о решенном деле, назначение, несомненно, было отдано в его компетенцию, и он изменил свое мнение под влиянием Совета. Оттого то и просквозило это дьявольское: "ЕСЛИ вы поднимете свой вымпел".
- Давай выйдем на палубу, - попросил Джек. - Моя голова, кажется, состоит из раскаленного песка. И, Стивен, могу я просить, нет, умолять тебя не курить твои мерзкие сигары в каюте?! Такое ощущение, что мы живем в пепельнице, прям как с теми чертовыми красномундирниками этой ночью.
Они взобрались на квартердек как раз вовремя, чтобы увидеть странную фигуру, направляющуюся к борту, молодого человека в цветастом пальто и маленькой не менее кричащей шляпе. Он направлялся к правому борту, к месту дежурного офицера, поравнявшись с мистером Сеймуром, он отдал честь. Первый лейтенант пребывал в замешательстве, но отнюдь не Джек. "Выбросить это чучело с корабля!" - проревел он. Затем, прижав ладонь к разрывающейся голове, добавил гораздо тише: "Какого дьявола ему было надо разгуливать по палубе корабля Его Величества, разряженному как пряничный человек?" Молодой человек спустился в лодку, экипаж которой походил на клоунов той же расцветки и отчалил.
Стюард Джека осторожно приблизился, бормоча что-то о "кофейнике из кают-компании", и Стивен предположил:
- Мне кажется, нам хотят сообщить, что кофе готов.
Так оно и было. В процессе поглощения последнего доброжелательность воцарилась вновь, не без помощи свежих сливок, ветчины, яичницы, жареной свинины, остатков французского жженого сахара и апельсинового мармелада Софи.
- Я сожалею, что был так безобразно сварлив только что, по поводу твоих сигар, - примирительно заметил Джек, отодвигая стул и расстегивая жилет. - Прошу, Стивен, кури. Ты же знаешь, мне нравится этот запах.
- Есть! - ответил Стивен. Он разломил сигару на три части, раскрошил одну из них, смочил несколькими каплями кофе, свернул самокрутку, закурил и с наслаждением затянулся.
- С тобой все нормально? Тогда послушай: Бонден, Киллик и некоторые другие сейчас на "Нереиде" и желают вернуться к тебе. Как говорится, о вкусах не спорят, а им, видимо, нравится грубая, деспотическая тирания.
- О! - воскликнул Джек, - как я рад! Это будет как в старые добрые времена. Мало чего я хотел бы так сильно, как вновь быть вместе с ними. Но вот отпустит ли их Корбетт? У него дьявольский некомплект на борту, а ведь я могу только просить о любезности в данной ситуации. А ведь матрос вроде Бондена на вес золота!
- Не похоже, чтоб Корбетт ценил его так высоко, однако. Он дал ему пятьдесят плетей.
Напряженный молодой человек принес известие, что флаг-лейтенант командующего отчалил от берега, а командир "Оттера" от своего судна, и что лейтенант Сеймур посчитал, что капитану Обри это может быть интересно.
- Благодарю, мистер Ли, - ответил Джек и поднялся на палубу. Лорд и леди Клонферт находились все это время далеко за пределами его мыслей, но нынче они настойчиво выдвигались на первый план с приближением гички "Оттера", движимой такими же разряженными клоунами, что и в шлюпке накануне. Сначала гичка была на той же дистанции, что и катер флаг-лейтенанта, но тот задержался возле "Рэйсонейбла", чтоб обменяться репликами с офицером на юте. Обмен затянулся, а тем временем гичка уже ткнулась в борт "Боадицеи".
Клонферт поднялся на борт, легкий, щегольски-красивый, молодящийся, в полной форме, со звездой на груди. На лице его застыло выражение ожидания и беспокойства. Он вспыхнул, когда Джек пожал ему руку со словами:
- Счастлив видеть вас снова, Клонферт. Но мне бы очень хотелось иметь для вас новости получше, пройдемте в каюту.
Только там он продолжил:
- Мне очень жаль сообщить вам, что в результате крайне прискорбного недоразумения мне пришлось покинуть Плимут без леди Клонферт.
- О! - воскликнул Клонферт с несчастным выражением на подвижном лице, - этого я и боялся. Я послал нынче утром запрос, но, мне кажется, записка, которую я послал с одним из моих офицеров, так и не была получена.
- Офицер!? - воскликнул Джек. - Я и понятия не имел, офицер... В этаком наряде?
- Сожалею сэр, что он не заслужил вашего одобрения, - сухо ответил Клонферт. - Это мой обычай - одевать своих людей в мои собственные цвета. Мне кажется, это допустимо на службе, и мои люди разделяют мои склонности. Но готов признать, что это необычно.
- Ну, это может приводить к недоразумениям. Ладно, сейчас все разъяснилось, и я доставил свою чертовски неприятную новость. Я крайне сожалею о случившемся, но, я уверен, леди Клонферт смогла сесть на следующее компанейское судно. Там ей будет куда удобнее, и уже на следующей неделе она может быть здесь - мы двигались довольно медленно. Пообедаете со мной? У нас будет молочный поросенок, а я помню, вы обожали это блюдо на "Агамемноне".
При упоминании корабля Клонферт вспыхнул снова и бросил на Джека подозрительный взгляд, а затем с искусственной сердечностью ответил, что просит его извинить, и что с неохотой он, однако, вынужден удовлетворить предыдущее приглашение, но перед уходом ему хотелось бы поблагодарить капитана Обри за его крайне любезное согласие доставить леди Клонферт на Мыс, он просто поражен, поражен. Клонферту вполне удалось, чтоб у Джека, у которого и так было тяжело на душе, начались угрызения совести, и, если не считать запинки при выходе из каюты, спектакль был им проведен безупречно.
Флаг-лейтенант уже был на палубе, он смеялся и болтал с Сеймуром, пока Джек провожал своего гостя к борту. Внимательным взглядом Джек, тем не менее, углядел, что весельчак привез отнюдь не маловажное устное указание, чего он обоснованно опасался, учитывая тон последнего ночного совещания, но папку с особо важным приказом, перевязанную красной официальной лентой.
Снова в каюте он принял папку, но сперва ему пришлось выслушать сообщение флаг-лейтенанта.
- Адмирал просил меня передать, что ему стало нехорошо сразу после совещания, поэтому он не смог отправить вам приказы раньше, как намеревался. Но он продиктовал их прямо из кровати, как только смог. Фактически он продиктовал их мне - секретарь тоже не в порядке.
- То есть, вы знаете, что в них?
- Да сэр. И позвольте мне быть первым, кто пожелает вам удачи под вашим вымпелом, сэр.
- Благодарю, мистер Форстер, - отозвался Джек, чувствуя, как солнечное тепло заполняет все его существо. - Действительно, большое спасибо. Надеюсь, временное нездоровье адмирала не причиняет ему боли и других неудобств? Я желаю ему скорейшего и полного выздоровления.
Флаг-лейтенант ответил, что, видимо, адмирал съел что-то не то, что он, со своей стороны, порекомендовал ему дозу ревеня; Джек слушал его с постоянным заботливым вниманием. Джек выглядел торжественно серьезным, но разум его просто купался в море счастья, счастья, которое стало более осязаемым и вещественным, когда повествование флаг-лейтенанта о том, как он тоже съел что-то не то, подошло к концу, и Джек, разрезав ленту, убедился, что приказы адресованы "коммодору Обри".
Но сразу за чувством счастья пришел твердый трезвый расчет: оценка границ его полномочий, возможности наличествующих сил; и решимость начать разбираться с ситуацией немедленно.
Приказы были ясными, краткими и срочными, адмирал не испытывал колебаний. Коммодору Обри надлежало поднять свой вымпел на "Рэйсонейбле", принять под свое командование нижеперечисленные корабли и суда, как можно скорее выйти в море, искать и топить французские рейдеры, оперирующие южнее 10S и западнее 70E, и, во взаимодействии с сухопутными силами на Родригесе (которые будут усилены всеми доступными соединениями), положить конец французскому владению островами Бурбон (он же Реюньон, он же Бонапарт) и Маврикий (он же Иль Де Франс), а также и всеми кораблями и судами в этих водах. Он должен был придерживаться основных указаний, изложенных в расписаниях А и Б, а со всеми политическими вопросами и с проблемами, возникающими с гражданским населением, испрашивать советов Вильяма Фаркьюхара, Эсквайра, Его Величества утвержденного губернатора, а в оного отсутствие - доктора Стивена Мэтьюрина.
Расписания, вместе с оценками, картами, гидрографическими описаниями и оценками французских сил на островах, в основном полученных от американских "купцов", свободно шнырявших там и тут, были в отдельных пакетах. Среди них попалась и бумага, содержащая заголовок "Лейтенант Джонсон Р.Н., "Боадицея"".
- Что это? - спросил Джек.
- Адмирал утвердил ваш приказ о производстве в лейтенанты мистера Джонсона. Это - его патент.
Джек кивнул, испытав новый приступ удовольствия, затмившего на миг заботы, а флаг-лейтенант начал:
- Я также должен передать, что адмирал предоставляет вам действовать по своему усмотрению в отношении "Рэйсонейбла" и перенести на него свой вымпел как только вы сочтете нужным, корабль в порядке. Он просит только, чтобы его подчиненные и слуги из этого списка были отправлены к нему в Кейптаун, и он надеется, что вы сочтете разумными следующие назначения. Адмирал также весьма сожалеет, что время и его нездоровье не позволяют ему лично, как это принято, обсудить с вами конфиденциальные замечания относительно подчиненных вам капитанов, и просит простить его "ужасные каракули", - лейтенант передал запечатанную половину листа. - Кажется, это все, сэр, кроме сообщения от мистера Шеферда: он сказал, что если вам еще нужен флаг-секретарь, он рад бы был рекомендовать своего кузена, мистера Петера. Тот находится на станции уже несколько месяцев и сейчас не имеет никаких дел. Он сейчас в Саймонстауне, приехал со мной, и если вы желаете глянуть на него...
- Я буду счастлив познакомиться с мистером Петером - поспешно ответил Джек, ясно осознавая важность этого одолжения, от которого, возможно, зависели отношения в эскадре.
Приличия требовали от Джека угостить флаг-лейтенанта, приличия требовали, чтоб флаг-лейтенант разделался со своей долей бутылки не более, чем за десять минут, чтоб освободить нового коммодора для решения его многочисленных новых задач. И хотя молодой человек сделал все как полагается, не было в жизни Джека отрезка времени, который бы тянулся столь долго.
Когда мистер Форстер наконец ушел, Джек вызвал Джонсона.
- Я желаю вам удачи в новом звании, мистер Джонсон. Возьмите его. Адмирал утвердил ваше назначение, и, я уверен, вы это заслужили.
Он передал драгоценный документ, возможно даже более драгоценный для Джонсона, чем вымпел - для Джека, хотя, конечно, отягченный куда меньшей ответственностью. И немедленно попросил (и чтоб не выслушивать поток благодарностей, и чтоб сберечь несколько драгоценных минут):
- Прошу вас, будьте так любезны, пришлите мне боцмана как можно скорее.
К вошедшему боцману Джек адресовал вопрос:
- Мистер Феллоуз, я полагаю, в нашем флажном наборе нет широкого вымпела? Но если есть, поднимите его немедленно.
- Есть, сэр, - отозвался боцман, пытаясь спрятать улыбку, - широкий вымпел.
Опасаясь оскорбить судьбу, Джек не отдавал приказ приготовить вымпел заранее, хотя испытывал сильнейшее искушение. Но он лелеял это желание в глубине души, пока вероятность не стала явью. Однако у команды "Боадицеи" картина происходящего сложилась еще далеко к северу от экватора (путем энергичного разузнавания и складывания воедино отрывочных сведений). И, будучи убеждены, что такой предмет обязательно понадобится, они приготовили его, так что чаемый широкий вымпел ждал своего часа уже четыре тысячи миль.
Боцман заторопился на палубу, а Джек разорвал адмиральский конверт и прочел: "Капитан Пим с "Сириуса" надежный, разумный офицер, но ему не хватает инициативы. Капитан Корбетт, "Нереида", хоть и поддерживает великолепную дисциплину на борту, и весьма ценится, как боевой командир, к сожалению, весьма раздражителен. Он в плохих отношениях с Клонфертом с "Оттера", и их двоих не следует отправлять вместе на отдельные задания. Лорд Клонферт неплохо зарекомендовал себя храбрым и решительным офицером в нескольких мелких схватках, и он, как и Корбетт, неплохо знает воды у Реюньона и Маврикия."
"Конфиденциальные замечания,- подумал Джек,- пожалуй, больше говорят об адмирале, чем о капитанах", - но тут в каюту ворвался Феллоуз с прекрасным вымпелом в руках. Джек взглянул на него с таким притворным безразличием, которое вряд ли заслужили бы его дочери, не говоря уж о боцмане.
- Благодарю, мистер Феллоуз. Прошу, положите его на рундук. И передайте доктору, не мог бы он уделить мне минутку?
Джек был занят натягиванием на себя своих лучших форменных бриджей, когда Стивен вошел.
- Я думал, тебе захочется взглянуть на кое-что новенькое, - начал Джек, добавив не без гордости: - Ex Africa surgit semper aliquid novo..., или novi, а?
- К чему это относится? - рассеянно спросил Стивен, оглядывая каюту.
- Как!? Неужто ты не видишь того, что поразит тебя благоговейной немотой, знак настоящего живого коммодора, почти самого возвышенного существа на Земле?
- Какое-то украшение? А, это? Я так понял, ты говорил о чем-то новом. А это полотнище я видел раньше в боцманской каюте, когда у него было расстройство кишечника, довольно давно. Я принял его за украшение его помещения, или за знак какой-то боцманской гильдии.
Затем, смутно осознав, что его реакция не оправдала ожиданий друга, он добавил:
- Но это замечательно красивый флаг, клянусь честью. И так хорошо сшит! Я считаю, тебе надо немедленно повесить его, и, я уверен, нам окажут величайшее уважение!
Если с соблюдением секретности не все было ладно на борту фрегата, то на эскадре было далеко и до этого. Ни от кого не укрылся ни сам факт визита флаг-лейтенанта на "Боадицею", ни его продолжительность, ни последующее оставление флагмана отрядом адмиральских слуг и подчиненных. И естественно, что едва после вояжа капитана Обри через бухту, вымпел с ласточкиным хвостом взвился на грот-мачте "Рэйсонейбла", со всех бортов в гавани грянул тринадцатипушечный салют. Гром выстрелов с разных кораблей перекрываясь, складываясь с эхом от берегов, перекатывался по бухте грозным ревом, клубы дыма плыли над водой, окутывая стоящего на юте Джека, не смотрящего на вымпел, но чувствующего его присутствие всем своим существом. В момент, когда затих громовой ответ "Рэйсонейбла" на приветствие, он повернулся к старшему над сигнальщиками лейтенанту и произнес:
- Всем капитанам, мистер Суини.
Он принял их в адмиральском салоне. "Рэйсонейбл", конечно, не был ни "Хибернией", ни, тем более, "Виктори", но его салон также дышал благородством, полный бликами отраженного света, а обилие синей с белым и золотом морской формы делало его еще внушительнее. Первым явился Пим с "Сириуса", массивный человек, такой же высокий, как Джек, но несколько толще. Его поздравления были столь же искренни, как и его приятное открытое лицо, и сердце Джека потеплело. Вторым был Корбетт, маленький, темный человек с круглой головой и выражением твердой злобной властности на лице, сейчас несколько смягченным уважительной радостью, соответствующей моменту. Он участвовал в нескольких замечательных кампаниях в Вест-Индии, и, несмотря на случай с Бонденом, Джек смотрел на него с уважением и с надеждой. Поздравления Корбетта были почти столь же сердечными, что и Пима, но в них чувствовался легкий привкус обиды незаслуженно обойденного. Но в любом случае они были куда более сердечными, чем Клонфертово формальное: "Позвольте мне выразить мою радость, сэр".
- Итак, джентльмены, - начал коммодор Обри, когда с приветствиями было покончено, - счастлив сообщить вам, что эскадра должна выйти в море в наикратчайшие сроки. В связи с этим я был бы благодарен за описание готовности каждого корабля, его состояния. Не надо подробностей, они подождут, общее заключение. Лорд Клонферт?
- Шлюп, которым я имею честь командовать, всегда готов к выходу, - отчеканил Клонферт.
Это было пустой похвальбой - ни один корабль не может быть ВСЕГДА готов к выходу, разве что ему не нужны вода, припасы, порох и ядра, а "Оттер", к тому же, только вернулся из похода. Это было прекрасно известно всем, в том числе и Клонферту.
Однако, не позволяя установиться гнетущей паузе, Джек продолжил опрос, получив куда более рациональные ответы от Пима и Корбетта, из которых следовало, что "Сириус", будучи в целом в неплохом состоянии, нуждается в срочном кренговании, и что у него проблемы с баками для воды. В Плимуте на него поставили новомодные железные баки, которые текли как решето.
- Одно ненавижу я больше всего, - вздохнул Пим, оглядывая собеседников, - всяческие нововведения.
"Сириусу" требовалась выгрузка трюмов, чтоб добраться до водяных баков, так что, даже работая с непрерывными авралами, он едва ли был бы готов к выходу до воскресенья.
"Нереида", хотя и готовая к выходу, как только будет закончено заполнение водой, пребывала в куда более печальном состоянии. Это был старый корабль, и, по словам корабельного плотника, его центральные футоксы можно было ковырять лопатой, а в носу и корме ржавчина почти добила крепеж. Но хуже всего был некомплект экипажа - не хватало шестидесяти трех человек, шокирующая цифра.
Джек согласился, что цифра шокирующая.
- Но, давайте надеяться, что следующий корабль Компании, идущий домой, решит эту проблему, и мы получим 63 опытных моряка, и еще нескольких новичков.
- Вы забываете, сэр, что после их разногласий с Правительством по поводу управления колонией, компанейские суда больше не заходят на Мыс.
- Это так, - признал Джек, покосившись на Клонферта. Он замял свою оплошность сообщением, что посетит их суда во время дневного обхода эскадры, когда он надеется получить детальные сведения по каждому, а сейчас он предлагает обсудить достоинства кларета, захваченного на французском корабле во время вояжа. Остатки "Лафита" не замедлили явиться, сопровождаемые какой-то выпечкой из кают-компании.
- Отличное вино, - заметил Пим.
- С ореховым оттенком, - согласился Корбетт. - Значит, вы столкнулись с французом, сэр?
- Да, - и Джек рассказал им про "Хиби", про ленивую перестрелку одиночными, про то, что "Гиену" восстановят в списках и про удачно спасенный приз, разрядив излишне официальную атмосферу.
Вино вызвало воспоминания, аналогичные дела и старые однокашники всплывали в памяти, раздавался смех. Джек никогда не служил ни с Пимом, ни с Корбеттом, но у них было немало общих знакомых. Когда они перебрали уже с полдюжины, Джек спросил:
- Вы, конечно, знали каптана Хиниджа Дандаса в Вест-Индии, капитан Корбетт? - надеясь слегка расшевелить собеседника.
- О да, сэр, - ответил Корбетт, и умолк.
"Что-то тут нечисто, - заметил Джек про себя, и вслух обратился:
- Лорд Клонферт, бутылка возле вас.
Все это время Клонферт сидел молча. Солнечный зайчик, упав на его звезду, отражался созвездием светлых треугольников, разом скользнувших вниз, когда коммандер наклонился за бутылкой. Он наполнил свой стакан, передал бутылку дальше и, видимо, желая улучшить свои отношения с Корбеттом и получить союзника на этой встрече, где он чувствовал себя неуютно, произнес:
- Капитан Корбетт, стакан вина с вами?
- Я никогда не пью из стакана с другими людьми, мой лорд - ответил Клонферт.
- Капитан Корбетт, - быстро вклинился Джек, - я был крайне удивлен, узнав, что за "Нереидой" стоит русский шлюп. Еще больше я был удивлен, когда адмирал сообщил мне, что его командир служил под вашим началом!
- Да, сэр, он был на "Сихорс", когда я командовал им. Служил добровольцем, изучал морское дело. И он изучил его очень неплохо, я вас уверяю. Его людей едва ли можно назвать тем, что мы называем матросами, но я убежден, он вобьет в них морскую науку, дайте срок. У них отличная дисциплина, и, полагаю, у него на борту и тысяча плетей - не редкость.
Разговор зашел о злосчастной "Диане": она вышла в исследовательское плаванье из Балтики во время мира между Англией и Россией, а по незапланированном прибытии в Саймонстаун экипаж узнал, что между странами объявлена война. Обсудили странный нынешний статус шлюпа, его необычную архитектуру, непривычное поведение матросов на берегу.
Пробило восемь склянок, все поднялись. Джек задержал Корбетта и спросил:
- Пока я не забыл, капитан Корбетт, мой старый рулевой и несколько других матросов сейчас на борту "Нереиды". Я тут набросал их имена... Вы весьма обяжете меня, если пришлете их.
- Да, конечно, сэр..., - заколебался Корбетт. - Но, надеюсь, вы не воспримете как неуважение, если я посмею напомнить, что у меня жуткий некомплект?
- Я это помню, и я совсем не намереваюсь вас грабить, напротив. Вы сможете взять равное количество из экипажа "Боадицеи", я даже думаю, что смогу отдать вам на несколько человек больше. Нам удалось завербовать несколько хороших моряков из пленников "Хиби".
- Я буду безмерно благодарен, - воскликнул Корбетт, расцветая в момент. - Я пришлю вам ваших людей сразу, как только окажусь на борту!
Так что на эскадренный смотр коммодор отправился в сопровождении своего прежнего рулевого.
- Прямо как в старые времена, Бонден, - довольно заметил он, когда они приближались к "Сириусу".
- Да, сэр, только лучше, - промурлыкал в ответ Бонден, и тут же в ответ на оклик с фрегата заорал: "Вымпел!" - голосом, способным разбудить мертвого. Однако, этот вопль отнюдь не всполошил "Сириус" - с момента возвращения на борт капитана Пима вся команда пребывала в состоянии лихорадочной активности. Даже обеденное время было урезано до минимума, грог глотали на ходу, и все это для того, чтобы навести на судне показной лоск и выставить его тем, чем оно на данный момент не являлось. Делалось все это по доброй воле, ибо экипаж гордился своим кораблем, и, хотя времени для большой покраски уже не было, "Сириус", на который ступил коммодор, отличался от себя же день назад настолько, насколько этого смогли добиться объединенные усилия двухсот восьмидесяти семи мужчин и нескольких женщин. Поскольку фрегат был фактически выпотрошен для ремонта водяных баков, создать из него увеличенный вариант королевской яхты (к чему экипаж, видимо, активно стремился) не вышло, но, кроме высящихся на палубе пирамид непонятных объектов, плотно укрытых парусиной и брезентом, придраться было не к чему, и Джека весьма порадовало то, что он увидел. Конечно, Джек не поверил видимости, но никто и не ждал от него этого. Все, от отмытого добела угольного погреба и до крашенных в черное ядер в кранцах, было ритуалом. Тем не менее, это имело отношение к реальному положению дел: прекрасный надежный корабль, содержащийся в образцовом порядке, под управлением компетентных офицеров и со спаянным экипажем военных моряков ( фрегат был в деле уже более трех лет без перерыва). Капитан Пим выставил у себя в каюте впечатляющую батарею бутылок и выпечки на закуску, но, когда Джек выбрал булочку Бат-оливье, по весу она показалась равной платиновому слитку. Джек подумал, что она является хорошим символом корабля - надежного, постоянного, довольно старомодного, но вряд ли подходящего к ветрам Индийского океана.
Следующей была "Нереида". Ей не требовалось таких усилий, чтобы достичь эффекта "Сириуса", но экипаж ее был молчалив и угрюм, офицеры выглядели раздраженными и издерганными. Понукаемая команда наводила последний лоск. Джек любил аккуратные корабли, и, конечно, чистые корабли, но сияющая медь "Нереиды" угнетала его. Он проводил смотр тех, кого из-за его визита заставили каторжно трудиться ради ничтожного результата. Без радости обходил он молчаливый, напряженный корабль. То, что его интересовало, было внизу - футтоксы. И там, с капитаном, его нервничающим первым лейтенантом и затурканным плотником, он понял, что Корбетт почти не преувеличивал. Ее доски были в ужасном состоянии, он это понял еще до того, как потыкал их шилом. Видимо, прав был портовый инспектор Саймонстауна, говоря, что она послужит еще только два или три сезона.
Однако больше Джека удручала куда быстрее распространяющаяся "гниль" на верхней палубе. Молодым гардемарином именно в этих водах за неподобающее поведение и любовные похождения он был на шесть месяцев разжалован в матросы. Тот корабль и в подметки не годился вылизанной и надраенной "Нереиде", хотя имел просто дьявола в образе капитана и первого лейтенанта ему под стать. Так что Джек хорошо представлял, какого труда стоило добиться хотя бы половины от увиденного им результата. Те месяцы, не особо приятные и просто ужасные в начале дали ему опыт, редкий среди офицеров - близкое знакомство с жизнью простого матроса, понимание его взгляда на окружающее. Он знал их язык слов и жестов, и то, что он увидел перед спуском в трюм - напряженные, избегающие взгляды, едва заметные кивки и жесты, полное отсутсвие хоть какого-то веселья, сильно заботило его.
Корбетт оказался проворен с цифрами, его детальный отчет о состоянии "Нереиды", расчерченный тонкими черными и красными линиями, оказался на столе одновременно с мадерой и сладкими галетами.
- Вы неплохо обеспечены порохом и ядрами, - заметил Джек, просматривая ведомость.
- Да, сэр, - ответил Корбетт. - Я не вижу пользы в разбрасывании железа в океане, а, кроме того, откат орудий так обдирает палубу.
- Это так. И палуба "Нереиды" в отличном состоянии, должен подтвердить. Но вам не кажется, что тренировка необходима, чтоб ваши люди могли вести точный огонь на дальних дистанциях?
- Ну, сэр, по моему опыту, это не имеет большого значения. Я всегда становлюсь с противником рея к рее, тут не промахнешься, даже если постараешься. Но не мне рассказывать ВАМ про ближний бой, сэр, после вашего-то дела с "Какафуэго"!
- Но есть ведь и другие ситуации, скажем, пройтись по вражескому рангоуту этак с мили, а потом встать поперек его клюзов, - миролюбиво возразил Джек.
- Да, конечно, сэр, вы правы - сухо отозвался Корбетт без малейших признаков убеждения.
Если "Нереида" выглядела королевской яхтой (насколько военный корабль вообще на это способен), то "Оттер", на первый взгляд, такой яхтой и являлся. За всю свою жизнь Джек никогда не видел столько золоченых орнаментов разом и никогда не видел он еще все ванты и штаги с вплетенными алыми нитями, и стропы и блоки, обшитые красной кожей. На второй взгляд казалось, что это нечто еще похлеще, в частности, благодаря портновским изыскам, маячащим на квартердеке. Даже гардемарины щеголяли шляпами с кокардами, бриджами и хессианскими туфлями с золотыми пряжками, производя впечатление скорее штатских щеголей, чем военных в форме. К своему удивлению, Джек обнаружил, что офицеры Клонферта относятся к довольно вульгарному типу людей. Их отличали серые, невыразительные лица, позы портновских манекенов, пристальный назойливый взгляд и привычка смотреть в рот своему капитану. С другой стороны, не требовалось великой проницательности, чтобы заметить, что атмосфера на борту "Оттера" разительно отличалась от "Нереиды": экипаж был бодр и весел, и было ясно, что им нравится их капитан, старшие офицеры, боцман, канонир и плотник, эти столпы корабельного порядка, выглядели надежными и опытными.
Если палуба, оснастка и золоченая резьба "Оттера" поразили Джека, то капитанская каюта просто потрясла. Ее невеликие размеры скрадывались обилием зеркал в золоченых рамах, отражавших кучу подушек на турецкой софе, а развешанные на покрывающем переборку персидском ковре скимитары навевали мысли об арабских ночах. С потолочного бимса свисала золоченая лампа из мечети, возле софы примостился кальян. Посреди этого великолепия две двенадцатифунтовки смотрелись абсолютно чужеродными, но такими родными и реальными.
Появилось ритуальное угощение, внесенное черным мальчиком в тюрбане, и Джек и Клонферт остались одни, ощущая изрядную неловкость. За годы службы Джек научился ценить способность помолчать, когда нечего сказать, но Клонферт, хоть и чуть постарше (несмотря на свой моложавый вид), этого дара оказался напрочь лишен, и тарахтел без умолку. Вот эти безделушки он привез из сирийской кампании с сэром Сиднеем, лампа - подарок Джезза-Паши, скимитар справа - от маронитского патриарха. Он так привык к восточному стилю, что никуда без софы, не желает ли коммодор присесть? Коммодору совершенно не улыбалось оказаться в нескольких дюймах от палубы - ноги-то куда девать? - и он отговорился тем, что ему желательно видеть шлюпки "Боадицеи", снующие между фрегатом и арсеналом, заполняя кранцы и погреба вескими аргументами. Потом коммодору была предложена капелька "Констанции", с фигой из Алеппо в качестве закуски - Клонферт уверял, что это очень интересное сочетание. "Или немного этого ботарго?"
- Я чрезвычайно благодарен, Клонферт, - ответил Джек, - и я уверен, что ваше вино великолепно. Но дело в том, что на "Сириусе" меня поили портвейном, а на "Нереиде" - мадерой из капитанских запасов, поэтому сейчас я бы все отдал за чашечку кофе, если это возможно.
Это оказалось невозможно. Клонферт был подавлен, раздосадован, обескуражен - ни он, ни его офицеры не пили кофе. Он действительно был очень и очень огорчен, ему пришлось извиняться, и это было для него болезненным ударом. Поскольку Джек считал, что неприятностей на эскадре и так хватает, да и просто по-человечески ему не хотелось оставлять Клонферта в таком очевидно подавленном состоянии, то, подойдя к великолепному бивню нарвала, прислоненному в углу, он вежливо произнес:
- Какой необычный великолепный бивень!
- Красивая вещь, не так ли? Но со всем уважением, сэр, правильнее называть это рогом. Это рог единорога, сэр Сидней дал его мне. Он лично застрелил это существо, заметив его в стаде антилоп. Ему пришлось погоняться за ним, хотя под ним был собственный жеребец Гассан Бея, двадцать пять миль по дикой пустыне. Турки и арабы были поражены, сэр. Они говорили мне, что никогда не видели наездника лучше, а выстрел, сразивший единорога на всем скаку, их просто потряс.
- Да уж наверное, - хмыкнул Джек. Он повертел "рог" в руках, и, улыбаясь, спросил:
- То есть, я могу хвастаться, что держал в руках настоящий рог единорога?
- Вы можете поклясться в этом, сэр! Я сам лично отрубил этот рог от головы чудовища!
"Бедолага просто из штанов готов выпрыгнуть, лишь бы себя показать", - думал Джек, возвращаясь на "Рэйсонейбл". Похожий бивень нарвала хранился в его каюте несколько месяцев, он вез его с севера для доктора Мэтьюрина - и никогда уже не спутал бы плотную тяжесть его дентина с легкой роговой тканью. Возможно, конечно, Клонферт думал, что часть его рассказа - правда. Адмирал Смит был известный пустомеля и хвастун, вполне способный выдумать эту глупую басню, в то же время он был способный и предприимчивый офицер. Не говоря о других блестящих его делах, он отстоял Акру от Бонапарта - немногие имели такой повод для хвастовства. Может, Клонферт из того же теста? Джек всей душой надеялся на это. Тогда черт с ним, пусть рассказывает про единорогов, сколько их есть на Земле, и львов пусть не забудет - лишь бы результаты его действий были не хуже.
Его скудные пожитки уже были перевезены на флагман с "Боадицеи", и разложены его собственным стюардом в привычном порядке. С удовлетворенным вздохом Джек раскинулся в виндзорском кресле с подлокотниками, сбросив тяжелый парадный мундир на сундук. Киллик не любил, когда одежду бросали так, Киллику потом приходилось возиться с ней. Но Киллик, который заливал кипятком свежемолотый кофе в момент, когда катер "Рэйсонейбла" отошел от борта "Оттера", был уже другим человеком. Когда-то строптивый, сварливый, ворчливый, мастер выразить презрение словом или молчанием, сейчас он был чуть ли не почтителен. Он принес кофе, одобрительно посмотрел, как Джек пьет его, дуя на горячую чашку, повесил мундир, воздержавшись от комментариев, типа риторического: "Где ж потом деньги брать на новые эполеты, когда с этих вся позолота слезет - этак-то вещь на пол швырять?" Вместо этого он вернулся к разговору, который был прерван отъездом Джека с инспекцией:
- Так вы сказали, сэр, они все еще без зубов?
- Ни следа не было, Киллик. До самого отплытия - никаких признаков.
- Ну, я даже рад, - заметил тот, разворачивая носовой платок с двумя масивными кусками коралла. - Говорят, это помогает им прорезаться.
- Спасибо, Киллик, огромное спасибо! Чесслово, отличные кораллы. Отправлю их домой с первым же судном.
- Ах, сэр, - вздохнул Киллик, глядя в кормовое окно, - вы помните тот грязный старый маленький медный котел на кухне, как мы поднимали его дымоход? Мы тогда стали черными, как два трубочиста!
- Этот старый котел будет уже прошлым, когда мы снова увидим коттедж. "Хиби" заплатит за это. И сквозняк в коридоре - тоже, если Годби знает свое дело.
- А капуста, сэр! - воскликнул Киллик в ностальгическом экстазе. - Когда я видел ее последний раз, на ней было всего-то по четыре листика!
- Джек, Джек! - Стивен с криком ворвался в каюту. - Я был жутким болваном! Я узнал, что тебя повысили. Ты теперь большой человек, практически адмирал! Сердечно желаю тебе всех благ на новой должности! Молодой человек в черном сказал мне, что ты теперь самый главный на станции после командующего.
- Ну да, люди поговаривают, что я - коммодор. Но я ведь упоминал уже это раньше, если помнишь. Мы тогда говорили о вымпеле.
- Да-да, старина. Я просто не ухватил тогда, что это означает. До меня не дошло, что этот странный маленький флажок означает коммодора, мне как-то казалось, что флаг скорее относится к кораблю... Мы ведь, вроде, называли самый главный корабль Ост-Индского конвоя, тот, которым командовал мистер Маффит, "коммодор"? Ты не мог бы мне помочь в этом разобраться?
- А ты будешь внимательно слушать?
- Да, сэр!
- Я тебе уже столько рассказывал о Ройял Нэви, а много ли ты запомнил? Только вчера я слышал, как ты давал Фаркъюхару ну очень странную трактовку разницы между халфдеком и квартердеком, да и сегодня я не уверен, что ты знаешь разницу между... Тут Джека прервали: сначала мистер Петер, тот самый молодой человек в черном, со связкой бумаг, затем посыльный от генерала из Кейптауна, затем Сеймур, с которым надо было тщательно обсудить список переводимых на "Нереиду" - проштрафившихся, а также тех, в ком на фрегате была срочная нужда. И, наконец, последним зашел секретарь командующего базой, узнать как дела у его кузена Петера, и передать, что адмирал Берти поправляется и шлет свои наилучшие пожелания и, хотя он совершенно не намерен торопить коммодора, он будет счастлив услышать о выходе эскадры в море.
- Ну вот, Стивен, вот они, забавы коммодора, - хмыкнул Джек, выпроводив последнего посетителя. - Во-первых, это не звание, а должность - и мистер Дж. Обри ни на сотую дюйма не продвинулся в списках капитанов Королевского Флота. Должность эта временная, и, когда время закончится, я останусь тем же, кем был. Но пока оно продолжается - меня можно назвать исполняющим обязанности контр-адмирала (но без контр-адмиральского жалованья), я командую эскадрой.
- Ну что ж, это должно греть тебе душу. Ты ведь часто сетовал на свое подчиненное положение.
- Так и есть, для меня это слово звучит зовом боевой трубы. Но в то же время, признаюсь в этом только тебе, Стивен, имея в руках такое предприятие, предприятие, в котором ты всецело зависишь от других, понимаешь, сколь тяжел адмиральский хлеб.
- Под "другими" ты имеешь в виду других командиров? Да, они - существенный фактор, это совершенно ясно. Прошу тебя, будь со мной абсолютно откровенен в этом вопросе, здесь не должно быть умолчаний.
Джек и Стивен ходили вместе на многих судах, но они никогда не обсуждали офицеров: Стивен Мэтьюрин, будучи корабельным хирургом, принадлежал кают-компании, хотя и был другом капитана, и тема эта никогда не поднималась ими. Сейчас ситуация изменилась: Стивен теперь являлся коллегой Джека и его политическим советником, с другими же командирами эскадры он никаких отношений не имел.