Зайков Виктор Васильевич : другие произведения.

Душегуб

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   ДУШЕГУБ
  
  
   Рыбалка в то утро не заладилась. Мы с дедом моим Андрианом
   Кузьмичом, в опрятной деревеньке которого я гостил тем летом
   впервые, успели только разобрать снасти, как из-за ближних холмов
   натянуло тучи и холодный не по-летнему дождь зло вцепился в
   облюбованную нами для ловитвы низину. Клёва, конечно, в этакую
   морось не жди. И, не глядя друг на друга, мы быстро собрались и
   потащились через осиновый лесок назад к деревне. Уже завиднелись
   частые силуэты окраинных сеновалов, когда спутник мой неожиданно
   свернул на еле приметную тропку. Скоро она вывела нас к обычной с
   виду поляне, пахнущей прелью и туманом, окружённой скрипом,
   свистом, прищёлкиванием просыпающегося леса. Шедший впереди
   Андриан Кузьмич остановился вдруг и склонился в дольном поклоне.
   "С чего бы это?" - удивился я. Но тут заметил сначала крест, а потом
   и могильный холм, спёкшимся суглинком буреющий под сильным
   телом вошедшей в лета берёзы.
   - Это Серафима пожелала его тут положить, - выпрямился старик, -
   Подходи, поздоровайся с хорошим человеком.
   - Дед, ты куда меня привёл? Кто здесь похоронен?
   Андриан Кузьмич перекрестился: "Сашка покоится. Душегуб. Сорок
   уж с лишним годков пропечалило, как беда та случилась, а у меня
   вот здесь, - он ткнул пальцем себе под сердце, - Сосёт всё что-то, не
   унимается. Ведь чужой он мне вроде, а ноги сами сюда несут почему-то.
   Домой придём, расскажу, что помню, а пока давай, хоть и при дожде,
   порядок здесь сработаем".
   - Вечером старик накрыл белой скатертью стол у окна. Лампадку
   маслом подправил. Налил водку в три стакана. Чёрным хлебцем
   накрыл один из них и начал вспоминать.
   ...Откуда и когда этот Сашка появился в деревне, спроси кого -
   пожмут плечами. Молве поверить, так бросили его ещё в предвоенную замять мимоезжие литвины: подвесили куколь с посиневшим тельцем
   на изгородь поскотины и сгинули, окаянные, - ни слуху с тех пор, ни
   помину. Кто тогда мальца пожалел и сберёг для жизни - тоже неведомо.
   Указывали на одинокую горбунью, жившую, если идти дорогой на
   Липеньки, как раз по первому отворотцу - налево, в земляном склепе
   у наливной русалочьей мельницы. Но как смогла неучёная,
   промышлявшая едино лишь чёрным знахарством дикая старуха
   вырастить ладного молодца, ох, и лихо отплясывавшего тогда на
   хмельных вечёрках - того вам никто не скажет.
   Была ещё Мотька Шляхова - безугомонного языка девица. Так та
   нашептывала интересующимся, будто Сашку того сам областной
   секретарь в колхоз прислал - тайно приглядывать за безмужицким
   хозяйством и демографию какую-то исправлять. Дуре, конечно, не
   верили. Но затылки чесали: больно уж чужачек на народец здешний не походил - был высок ростом и лицом тонок. А когда поднимал на девок
   глаза, те свои опускали обречённо - синий огонь обжигал и не забывался
   уже. Внешности своей Сашка обязан и тем, что хоть и слюнявилась по
   завалинкам нестерпимая для угасшей старушечьей плоти тёмная тайна его
   появления, всё же, на лёгкий хлеб доносительства, упасший некоторых в
   те поры от голодной смертушки, никто из деревенских не польстился.
   "А мы его, ясноглазенького, для себя побережём", - пресекла повышенное
   внимание к детинушке выдающийся человек в колхозе - агрономша
   Серафима Никитична. И пристроила к себе помощником - землемерную
   рейку носить. И стали они пропадать на озимях да пустошах откровенно
   подолгу. С того-то, говорят, и понеслись их молодые жизни под унос.
   Неостановимо - к погибели.
   Как-то в сумеречную непроглядь после одной из таких прогулок,
   метнулась на Сашку из кустов, что чёрными мухами облепили погост,
   тяжёлая тень.
   - Ты, сиротка, гуляешь? - спросили невежливо.
   - Я, - не оробел Сашка. И от занесённого ножа не отшатнулся.
   - Гляди, не боится! - удивились в темноте, - Тогда прощай с
   удовольствием.
   Лезвие Сашка перехватить не сумел. Били умеючи, с показным шиком:
   молния ножа, сверкнув, скользнула из одной руки нападавшего в другую,
   и боль резанула низ живота, подкосила ноги. Ещё один удар - сзади -
   опрокинул сознание. И треск ломаемых кустов - последнее, что Сашка
   успел услышать.
   Потом ему чудился горький запах волос Серафимы Никитичны.
   Потом в восковой неверной пелене выяснилась женщина с каменным
   лицом и остановившимися глазами. Пальцы её рук безвольно тянули
   вышитых на переднике петухов к подрагивающим губам.
   - Всё, Серафима Никитична, - узнавая, прохрипел Сашка, - Кончились
   наши дни.
   - Погоди помирать, касатик, - сухая ладонь агрономши коснулась его
   лба, - Жар, как будто, отполыхал, а раны твои я зашептала. Лежи покойно
   и ни о чём не тревожься.
   Через несколько дней, когда бинты на раненом перестали мокреть от
   крови, она присела к нему на кровать. Затянута была почему-то в
   грязновато-серый, старящий её платок. Сашка приподнял голову,
   глянул вопросительно.
   - Ничего не случилось, так я, по-бабьи, маюсь, - успокоила его
   Серафима, - Вспомни лучше тот вечер у кладбища: как всё случилось?
   Может, признал кого? Гришку Свалова, например?
   Сашка устало прикрыл веки: "Гришка...Гришка...- стал перебирать
   в памяти лица деревенских, - Не тот ли с медалькой на груди, что на
   болота меня сманивал? Пойдём, - смотрел не в глаза, а куда-то ниже, -
   Кость у тебя не ломанная, воловий груз выдержит. Пособишь фронтовику
   короба с ягодников вынести. Нынче, сиротка, за клюкву в сельпо
   хорошую цену положить обещали.
   - Он это, Серафима, - прошептал Сашка, - Никто кроме него сироткой
   меня не кликал.
   - Всё правда, - резко поднялась агрономша. Качнулся бумажный
   колпак абажура и на белёной стене заплясали тени, - Вот и Лукич,
   нашедший тебя тогда бездыханным, тоже догадкой против Гришки
   злобится: лошади-то его уж как несколько дней в пастьбе нету. А не
   бывало такого. Значит, он напоганил и спрятался.
   Серафима походила по комнате, помолчала. "Я тебя поостеречь хочу,
   - снова присела на кровать, - Мы ведь, милый, этому делу ширь не
   условили, скрыли от людей нападение на тебя. Деревня думает. Будто
   на учёбе ты в городе и вернёшься не скоро, - она украдкой сжала кулаки, -
   Надо так, понимаешь? Поправляйся и чужому слову не верь. Веди себя
   прежним. А Гришеньке, что ж, мы сами достойное будущее придумаем.
   На болота, говоришь, зазывал? Ну, так и сходите вскорости.
   Осенний тлен уже тяжело развалил просёлки и мертвенно холодил
   недожатые овсы, когда в один из писанных аспидом вечеров
   припозднился Лукич с известием о Гришкином появлении.
   - Мотька вчера ко мне в ставенку зацарапалась, - слушал Сашка
   разговор за занавесью, - Ать-два, кумекаю, зря эта сорока не летает.
   Плеснул ей наливочки. Табуреточку у печки обтёр. Дура согрелась и
   выложила, как женишок твой отвергнутый - чуешь Серафима? -
   диспозицию колхозную у ней выведывал. Не случилось ли чего?
   Говорят об чём? Его, случаем, не ищет ли кто? А потом набрехал
   кучу навозную: мол, спьяну завеялся к какой-то вдовушке
   и пролюбовничал с нею в залесьях. Устыдился, очухавшись, что дом
   без призора оставил и назад подался. А ежели бы не дом, говорит, так
   бы в объятьях той девки и помирал до кончины.
   - Тьфу! - выругалась Серафима.
   Лукич вздохнул понимающе. Закурил.
   - И ведь знал, подлец, перед кем душу гармошкой вытягивать. Мотька
   эта обязательно разнесёт по закоулкам о его запойной, простительной
   мужику отлучке. Посудачат весело, да забудут. А мы чего делать
   будем? Ждать, когда головорез этот и тебя ножичком саданёт?
   - Да не стращай ты. Не осмелится он. А сделаем всё по-честному.
   Помнишь, наверное, что развёрстка у нас по ягоде недовыполненная на
   шее болтается? Вот и наряжай Гришку, пока болота под снег не ушли,
   за клюквой, - агрономша сделала знак рукой. Они вышли в сени, где и
   закончили секретно, - Сашеньку моего в пару к нему определишь, как
   он окрепнет. А в трясинах, сам понимаешь, всякое может случиться.
   Октябрьские болота встретили соперников унылым, пугающим
   безмолвием. Сашка, помня наказ Серафимы, близко к Григорию не
   подходил, плёлся позади, опасливо озирался по сторонам. "Что она
   удумала?" - думал тоскливо. Часам к девяти вышли на Лешев камень -
   место неприветливое, с дурной славой. Оставалось пройти метров
   двести до ягодных кочкарников. И тут Гришка, натолкнувшись на
   что-то незримое, охнув, повалился с тропы в стылую жижу, разом
   обозначившуюся под плёнкой едко пахнущей зелени. Сашка и
   сообразить ничего не успел. Выхватил только слухом сухо треснувший
   вдалеке справа звук выстрела. И Гришкину руку, тянувшуюся к нему
   из преисподней, загвоздил в память. Бросив короб и дико завывая,
   он по-звериному - скачками - бросился к далёкому лесу. И добежал,
   ведь. Не оскользнулся. В овражном затишье проколотился остаток
   дня. Ввечеру задворками выполз к подворью агрономши. Опрокинув, забытые на крыльце вёдра, страшный, распахнул двери. Хозяйка, хоть и обронила пяльцы, но ровным голосом спросила: "Что-то случилось?"
   Затем подошла и потащила с ног Сашки сапоги.
   - Ты стреляла? - отстранил он её, - Или пёс твой верный Лукич?
   Как мне теперь перед деревней оправдываться? Видели же многие, как
   вдвоём мы уходили. И забыла ты, что Григорий у тебя в женихах
   значился, а народ помнит. И извернёт это не в мою пользу.
   - Прекрати бабскую истерику! Какой выстрел? Да тебе после ранений твоих и не такие страхи померещиться могут! Гриша. Что Гриша? Он
   с войны контуженный пришёл, дёрганый. И места наши, хоть и родился
   тут, знал плохо. Оступился он! Так и отвечай всякому.
   - Погубили фронтовика! - уже на следующий день блажил у магазина
   однорукий пьяный Тетерин, - Язве этой агрономше блудить мешал с
   сопляком пришлым! Судить Сашку! В Сибирь его, душегуба!
   Серафима женщиной была покладистой, но хваткой. Калеку руганью
   обижать не стала. Поехала в район, привезла милиционера в чинах. Тот
   осмотрелся, пошептался с председателем колхоза и... дело заводить не
   пожелал. Парился в баньке, на озёрах зоревал - охотился с Лукичом на
   пошедшего в перелёт гуся. Сашке же сказал, раздевающе глядя на
   Серафиму: "Улик нет. Живи, счастливчик". И отбыл, захватив с собой...
   Тетерина.
   Деревня задохнулась в чёрном восхищении: "Ну, Серафима! Крепка!
   Ух, и сильна, стервозина! Человека, в правду их рылом ткнувшего, на
   расправу отправила!" Сашке вслед плевались. Иначе, как душегубом,
   уже и не звали. Он перестал выходить на улицу, плакал ночами на
   груди благоверной: "Отпусти ты меня. Сними цепи. Счастье наше горем
   посеяно, лебеда одна и взойдёт". Агрономша отвечала увёртливо:
   "Горьки родины, да забывчивы. И немочь всех этих крикунов известна -
   зависть. Перемоги себя, как я сделала, и не оглядывайся назад".
   Шли дни, но Сашка не унимался: "Покаяться надо перед людьми. Не
   могу я жизнь начинать с подлости". Женщина беленилась: "Тебе-то в
   чём каяться? За какие такие грехи людям в ноги валиться? Займи себя
   делом и гони шаль всякую из головы!" Однако, видела, вернее, чуяла -
   уходит Сашка.
   Праздник тогда очередной митинговали или юбилей чей-то отплясывали дружно - уже и забылось как-то. Впорхнула Серафима в свою горницу
   сияющая: "Саша, Сашенька, радость у нас!" И, пачкая спину о свежесть
   извёстки, стала обморочно оседать по стене, холодея. Оттуда, с высоты, от
   притолоки глядели на неё без жизни, далёкие уже - не заглянешь,
   зацелованные ею когда-то, родимые Сашкины глаза.
   ...Хоронить его никто не пришёл. Мотька Шляхова толкнулась, было, в
   прикалиток, да крикнули ей от дороги что-то злобное. Так и пошагала
   Серафима Никитична за телегой с гробом одна. Вызывающе краснел на
   ней крепдешин, желтели акации в палисадах. Бледный Лукич хворостиной
   сгонял с пути назойливую ребятню. В две лопаты они трудно закопали
   гроб в недалёком лесочке. Выпили на помин. И той же ночью на ближнем
   полустанке приметил кто-то, как суетливый дядька помог подняться в
   вагон проходящего здесь раз в неделю экспресса "Молотов - Новосибирск"
   статной даме, скрывшей своё лицо за мелкой сеткой искусно связанного
   платка. Сам провожающий молодо прыгнул потом в телегу, помедлил на
   межпутье и развернул изабелловой масти лошадёнку к поросшей быльём
   колее, уводящей...а, чёрт его знает, куда?
   Вот и принял я сиротскую могилку в своё хозяйство. И прожили мы с
   Сашкой в разговорах долгую жизнь: я ему рассказываю чего-нибудь, а он
   мне шелестом берёзы отвечает. А недавно вижу: качается над холмиком
   простенькое ожерелье из сухой и чёрной, и редкой рябины. Зачем
   подвешенное на укосину креста неизвестным, но! - случайным ли,
   внучек, прохожим".
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"