|
|
||
А Тае просто «повезло». То, что можно бы определять как-нибудь тягуче-лирически («о, одиночество!» и т.д.), она чувствует физически – как закрытость, «в стену головой». Тут уже не до лирики, тут бы передышку, хоть что-то кроме этой серой стенки. И вот она видит «красный огонёк» (Лику, одетую во всё красное). Выбирать особенно не приходится, ничего другого там всё равно нет, – «серые силуэты», «какие-то болваны», в общем, та же стена.
Это и есть самое большое здесь событие – что стенка перестаёт быть сплошной, появляется кроме. Хорошее, светлое, спасительное событие (на тот момент спасительное, но впрок и не наспасаешься). Можно назвать это влюблённостью? Наверно. Но не дружбой. Какая ж «дружба», если это вообще не взаимо-отношения...
Лика, даже если бы и захотела, не смогла бы во всё это включиться, у неё просто функции такой нет, у неё программка другая. Программка: замуж. И это не значит, что ей легко живётся. Страдает она не шутя, у неё этот «замуж» очень сложно, окольно как-то выполняется, – модель «зэ-эс», «замуж сложно». Зачем она звонит Тае? Спросите что-нибудь полегче. Затем же, зачем все эти её психотерапии, гомеопатии, концерты, туризмы, религии. Всё так запутанно, всё так болезненно. Могла ли Тая не уловить этой болезненности? «Мне больно – и Лике тоже!». А Лике не тоже. Лика – не то же, она другое, совсем.
Где для Таи свет и звук, для Лики «культурное мероприятие». Для неё и вся жизнь такое мероприятие. Может, и «болезность» её только от этого брезгливого волнения – «а достаточно ли это культурно?». Достаточно. Культурная программка выполняется. Лика улыбается. Ещё бы – да она уже и замужем побывала. И снова будет. «...И будет улыбаться всю жизнь, в гроб сойдёт с улыбкой, в которой что-то кошачье, хищное и беззащитное одновременно. Тигрёнок за решёткой клетки зоопарка. Как же я раньше не догадалась об этом? Тигрёнок дорогой, ты прыгаешь, хохочешь... Но, как и прежде, ты понять меня не хочешь...».
Не «не хочешь», а «не можешь», это-то – нам, теперь – ясно. А если и Тае это ясно? И не теперь, а с самого начала?
Тая хочет того, чего у Лики нет, – настоящести. Может быть, эта настоящесть была когда-то, кто это может сказать? Вот и Тая не может, да ей это не сильно-то и нужно. Ей нужна Лика «сейчасная», настоящая в настоящем. «Лика, очнись!». Лика не очнётся. А Тае её не хватает. Вот такой расклад, такая нехватка. Всем нам чего-то – кого-то не хватает, и песенка про нехватку – это, конечно, мелодия для всех.
Но Тая хорошо знает, что хочет того, чего не получит, чего получить нельзя. Знает, что говорить бессмысленно, молчать глупо, кричать тем более. Она кричит: «Ли-ка!!!». Это не цель, не надежда, не мечта, – это... имя. Вообще чистое, ничем не разбавленное отчаянье. Получить что-то чистое – всегда победа, скачок, переход на октавку выше. Совсем другой звук, совсем не то, как если бы клянчили что рано или поздно перепадёт – там это всё-таки немножко спорт, не столько выпросить, сколько поймать. А здесь просто песенка, просто звук. И такая песенка уже не для всех, только для тех, кто дотянется. Хотя, конечно, и сумасшествие, жуть. «Ёлочка, зажгись!» – кактусу, «Пойми меня, окно!», «Пойми, стул!», «Пойми, стол!»...
...Текст верхнекрайний, запредельный какой-то. А ведь он ещё и читаемый, – не пьяное избиение клавы, а умная, точная, пошаговая запись. Да это просто детектив, когда «что же будет, что же будет?», и оно действительно будет.
И снимем кавычки с Таиного «повезло». Ей повезло безо всяких кавычек. Везение – это ведь вверх. Выше, тоньше, лучше, чище, а не ниже и т.д. Здесь – везение, конечно. Не сидеть же на нижних этажах (глупо, скучно и уже по-настоящему безвыходно).
|