|
Последнее время органы чувств изменяют мне.
Я провожу рукой в воздухе и дотрагиваюсь до кого-то живого, хотя под рукой пустота. Одергиваю руку в ужасе, потираю кисть и больше не подхожу к этому месту.
Иногда я слышу странные звуки. Я прислушиваюсь к биению сердца, движению крови по сосудам, хрусту сокращающихся мышц. Слышу, как насос желудка механически качает потоки жидкости, выделяет соляную кислоту, разъедая меня изнутри. Боюсь спать в темноте. Кажется, что кто-то говорит по телефону, шепотом, заигрывая. Женский голос. Слышу свое имя и слово "люблю". А может "убью".
Олеся настаивает, чтобы я пошел к врачу. В парадной нашего дома, где сидит консьерж, на стойке, я нахожу рекламу психотерапевта. Он работает недалеко. Большая светлая комната. Сорокалетний мужчина. Лицо с памятника советскому рабочему. Движения его противоречивы. Взгляд жесткий, иной раз смягчается иронией.
- Какие ваши симптомы?
Я рассказываю. Он слушает, смотря в сторону, не перебивает. На столе пустая пепельница, настольная лампа без провода, несколько бумаг. Я сижу сковано, сведя плечи, зажав кисти ногами. Страшась неправомерных тактильных ощущений.
- Доктор, иногда мне не хочется жить. Я больше не хочу свою жену. Я могу часами лежать, отвернувшись к стене.
Он сидит, выпрямив спину. Ни разу не согнется, не дрогнет мускулом. Руки сложены в замок на столе, рядом ключи от машины. Под белым халатом коричневый кашемировый свитер. Стены увешаны дипломами в рамках из красного дерева. Написано: BSc in Psychology (Applied) of Heriot Watt University. На вешалке у входа замечаю из чистой шерсти черное пальто.
- Похоже на тяжелую форму депрессии, я пропишу вам кветиапин 100 мл. и пароксетин 20 мг.
- Спасибо, доктор.
Я возвращаюсь домой, включаю телевизор. Приходит Олеся, говорит, что ее не было два дня. Мне надо поспать. Говорит, что у меня мешки под глазами и серое лицо, я похудел на 10 кг. Я чувствую тошноту, всю ночь провожу на кафеле рядом с унитазом.
Утром смотрю, как Олеся подсыпает мне что-то в овсянку. Она вздрагивает, заметив меня, смущаясь под моим тяжелым взглядом, целует в лоб, вздыхает и уходит на работу.
- Доктор, мне кажется, меня пытаются отравить.
- Кто?
- Моя жена.
- Я с ней уже говорил. Похоже, вы галлюцинируете. Я дам вам дополнительные лекарства.
Я чувствую разочарование, не знал, что она следит за мной.
Дома я спрашиваю ее напрямую. Она плачет, обнимает меня за шею, пытается целовать. Хочет уйти от разговора. Я настаиваю. Она говорит, что боится меня.
- Я боюсь тебя. Ты сильно изменился за последние шесть месяцев. Я не узнаю твое лицо, ты стал прозрачным, словно призрак.
- Но я видел своими глазами.
- Ты ударил меня. Ты помнишь?
Она показывает синяки на руках и спине. Как я мог не замечать раньше? Я слышу всхлипывания, она рыдает уже около часа, а я сижу, уставившись в одну точку.
- Но как я мог забыть такое?
Как мне выяснить, кто лжет: она или мои органы чувств? Одна из этих реальностей ложна. Но какая? Очевидно лишь то, что я мыслю, а, значит, все-таки существую. Остается опереться на то, в чем сомнений нет и вывести правду.
Мне страшно. Противоречивые догадки мучают меня. Мысли путаются, заходят одна на другую, не могу сосредоточиться ни на одной. Руки дрожат. Я не курю, а так хочется. Делаю себе Кровавую Мэри в пропорции 150 мл томатного сока и 100 мл водки, добавляю черного перца, перемешиваю. Приходит Олеся, говорит, что прошла уже неделя. Рыдает.
- Я так больше не могу. Ты видишь эти ушибы? Ты помнишь, как избил меня вчера? Ты маньяк! Я ненавижу тебя. Я не собираюсь ломать свою жизнь!
Олеся ушла. Похоже, синяки на ней на самом деле моих рук дело. Доктор прописывает еще лекарств. Пью ежедневно, горстями. Ненавижу себя. Тоскую по Олесе.
Не могу поверить, что я был способен ее ударить. Ищу доказательства. В кухонном столе, за упаковками с гречкой и пшеном нашел баночку как будто из-под таблеток. Голоса больше не слышу.
Не знаю, сколько уже недель я так существую, но мне становится только хуже. Я не вижу солнца. Стараюсь гулять, но каждый раз в парке у озера, когда пытаюсь кормить уток, подкатывает рвота.
Я завел себе собаку. Молодой бультерьер.
Олеся навестила всего пару раз. Выглядела озабочено, собиралась уезжать заграницу, сказала, что еще вернется, чтобы оформить бумаги на развод. Нотариус уведомил, что большая часть совместно нажитого имущества перейдет к ней. У меня нет выбора. Стараюсь не плакать.
Доктор тоже уехал в отпуск. Теперь со мной только щенок. Ради него приходится шевелиться. Иногда он скулит на дверь, как будто там кто-то есть. Может у него тоже шизофрения, как у меня? Надо отвести его к доктору.
Вот и теперь скулит. Слышу звонок. На пороге Олеся, рядом стоит доктор. Сообщают, что собираются пожениться. Говорят, что я ни в чем не виноват. Я был прав. Она подсыпала мне галоперидол, ей нужны были деньги. Я в ступоре. Они любят друг друга. Это ему она звонила по телефону, думая, что я не слышу. А теперь им нужно избавиться от улик, то есть меня.
Хотя. Открываю дверцу морозилки - в морозном полиэтиленовом пакете покрытая инеем голова. Все на месте. Значит показалось. Я не хочу кормить пса собачьей едой, поэтому даю то же, что и себе - остатки тела Олеси. Я долго стою в задумчивости, а когда прихожу в сознание, то с удовлетворением вспоминаю, что уже пару месяцев, как в припадке убил ее по совету доктора и расчленил. Теперь у меня не двоится сознание.
- Доктор, как мне избавиться от ложных ощущений? - спрашивал я его.
- Исключите из вашей жизни всех, кто заставляет сомневаться в себе, иногда такие люди неосознанно провоцируют обострение болезни. Вы вправе отстаивать свою точку зрения, а реализация навязчивых желаний помогает от них избавиться.
Доктор давно отошел от врачебной практики - у него свой бутик модной одежды. Но он меня больше не заботит, теперь мне надо чем-то кормить пса.
|