Аннотация: Вагон метро - носы засунутые в книжки. Каждый застыл в своем мире, пока их тело несет подземная гусеница, чтобы они похоронили очередной день на работе. Мимо проскальзывают станции, заброшенные станции, недостроенные станции, станции призраки. Вагон летит навстречу концу.Соавтор
Соавтор: Савелий Волче
На конкурс "Лабиринты историй"
Книга была шершавая. Даже какая-то облезлая.
От нее несло плесенью, словно библиотеку, из которой был выужен этот фолиант, неоднократно затапливали. А еще какая-то падла в незапамятные времена, на заре книгопечатанья, придумала крошечный-крошечный шрифт, чтобы экономить на бумаге. Эколог в голове Тима говорил, что это справедливо по отношению к братьям нашим дендроидам. Загибающийся от гриппа читатель утверждал - это нечестно по отношению к потребителям.
Перед глазами и так все плыло, череп стенал от боли, приходилось хмуриться и прилагать немало усилий, чтобы хоть как-то врубаться в размыленный текст. Строки плыли волнами. А книга, как назло, оказалась невообразимо скучна. В основном потому, что Тимур никак не мог взять в толк, что же происходит меж этих буквенных волн и кто, черт бы их драл, главный герой. Из его болезненных гриппозных снов можно было вытянуть больше адекватного сюжета, чем из этой "классической прозы".
И какой злодей посоветовал ему это?
Тим не помнил. Ему каждый день кто-нибудь что-нибудь да советует. Очередь "на почитать" росла со скоростью геометрической прогрессии, а что толку? В голове не прибавлялось. Только путалось. Особенно последние три дня.
Как хоть называется эта оккультная бредятина? Тим неловко перехватил книгу, чтобы глянуть на форзац, и чуть не выронил ее на грязный пол, когда в окно за спиной вдруг настойчиво постучали. Он прижал к животу книгу, ощущая под ладонью пыльную шершавость обложки, и опасливо оглянулся (те, кто живут на последнем этаже десятиэтажных башен, вообще болезненно реагируют на стук в окно). Взгляд уперся в непробиваемую темноту вечной космической ночи. Тим вздрогнул и помотал головой, сбрасывая наваждение. Интересно, подумал он, чего это я хотел увидеть из окна мчащегося поезда метро?
Уснул, видать.
То ли книга так непроходимо скучна, то ли от болезни в сон клонит. Ну вот, вроде и температура повысилась, от дыхания в носу все жжет, а если через рот вздыхать, то вообще как тот чертов дракон. Надо было просто дома остаться, вызвать врача, отболеть по-нормальному, как все люди делают. Кретин. И плевать, что уволят... да что там, вагон назад не повернешь.
- Тьфу, пропасть, - чертыхнулся себе под нос Тим.
Сосед справа кинул на него косой удивленный взгляд и, получив ответный, быстро уткнулся в свою книгу.
"Как бы так остановку не проворонить", - поморщился Тим.
Он глянул на индикатор, но не понял, какая станция следующая - индикатор явно сломался и мигал по всей длине.
- Бардак, - проворчал он как можно тише.
"Пока мы не наведем порядок в своих душах, - гнило протянула лучшая половина Тимура, - м..."
Продолжение этой, без сомнения, эпической фразы застряло где-то в недрах мозга на уровне нечитаемых символов, к которым еще не придумали слов. А может, Тим еще не успел их выучить. Скорее, второе.
Гражданин напротив, по виду из сельской местности, штудировал газету настолько желтую, что от нее даже несло подсолнухами и желтками. На передовице крупными черными буквами значилось: "ПОРОШОК! ВЫХОДИ!" на фоне фотографии какой-то фотомодели, переодетой в домохозяйку. Домохозяйка схватилась за лохматую голову, глаза ее были широко распахнуты, а губы сложились буквой "о". Сердце Тима отчего-то застучало сильнее. Оно и так-то билось о ребра уже сутки кряду, напоминая, что любое движение при гриппе отдается неуютными перегрузками. Тим даже нафантазировал у себя в груди человекоподобное существо из мышц и сосудов, которое колотится о костяные прутья своей клети. "Идиот, идиот, - сквозь зубы цедило оно, глотая злые слезы. - Мне плевать и на твою работу, и на аренду, и на тебя! Я просто не хочу сдохнуть!"
Но сейчас сердце встрепенулось по другому поводу. Оно что-то заметило, чего Тим еще не увидел, но отчаянно искал, скользя взором по глянцу. Чуть ниже под "порошком" он умудрился прочитать мелкий шрифт "Молитвы, обряды, причащения! То, что мы не знали о Лазаре! Шок! стр. 79".
Отчего-то Тимуру сделалось холодно и даже затошнило, словно смотришь фильм и вдруг понимаешь, что сейчас произойдет что-то ну очень мерзкое.
Тим поглядел на обложку книги. Серое, туманное поле с редкими засохшими деревцами и стилизованная под старину надпись: "Алазарь"...
Фу, какое неприятное совпадение...
Хотя почему неприятное?
Алазарь.
Слово-то какое. Красивое. Только ни черта не понятно, почему так книгу назвали. Тимур еще раз поглядел на газету с "Лазарем" и отчего-то вспомнил, что в психологии такие шутки с совпадениями называются "синхроничностью". Лучше ему от этого открытия не стало.
От внезапной остановки посреди тоннеля - тоже.
"Я опаздываю! Опаздываю! Я опаздываю на чертову работу! В собственный выходной! Вместо больничного!"
За спиной снова послышался стук в окно. Тимур осмотрел соседей, затем обернулся. Стену ярко освещало лампами из вагона, и она казалась такой же старой и шершавой, как форзац книги. Полная противоположность глянцевым станциям. Какой-то шутник разрисовал ее черной краской, так небрежно, что краска стекла ручейками на толстые провода и застыла. Надпись пыталась гласить "ЧТО ТЫ СДЕ", а дальше окно закончилось.
Тим усмехнулся и подумал, что стену и то читать интереснее, а если бы краска была алой, то получились бы титры к дешевому старому ужастику. Тим вернулся к фолианту и несколько раз перечитал строку. "Приглашаются возницы больших железных повозок на БЕССРОЧНУЮ работу".
Что за бред? Тим посмотрел на своего соседа - седого как лунь дедка. Тот пустым взглядом уставился в потрепанную книжонку и, казалось, ничем вокруг не интересовался. Даже на осторожное прикосновение к плечу не отреагировал.
- А не знаете, чего так долго стоим? Возница... тьфу! Машинист что сказал? Я прослушал.
Дед не шелохнулся. Тим начал злиться, но наезжать не стал - старик все-таки. Только немного повысил голос.
- Сейчас какая станция? - прозвучало слишком громко.
Тим нерешительно осмотрелся: пассажиры не реагировали, они читали. Дед поднял мутный взгляд на бегущую строку и снова уткнулся в книгу. Тим тоже глянул на строку, но успел лишь разглядеть "Только сегодня". Ну конечно, какие к черту станции, когда за рекламу уплочено! Индикатор не работает, табло выдает рекламу, а он на работу, возможно, уже опоздал. Только сегодня! Только сейчас! Только ять идите все!
Лучше бы валялся дома со своей температурой, чертов кретин. Все чертовы кретины!
Тим стиснул зубы, сдерживая матерное слово, и тут поезд так резко тронулся, что дыхание перехватило. Тим навалился на дедка. Поезд задергало, словно его вел сумасшедший клоун-камикадзе. Уши заложило. Дед никак не отреагировал, но отодвинуться от него не получалось. Стало неудобно, Тим поднялся и, хватаясь за поручень, как за спасательный круг, подошел к дверям.
Пассажиры не обращали внимания на эти американские горки. Все уткнулись в планшеты, читалки и книги, в которых, можно поклясться, происходило что-то поинтереснее того, что происходит в "Алазаре". А поезд и не думал успокаиваться, его мотало из стороны в сторону так, что он, казалось, вот-вот сойдет с рельс. Дошло до того, что ослабленный организм не вынес постоянно меняющего направление пола, колени подкосились, и, уже сидя на заднице, проклиная психованного водилу, Тимур дотянулся до кнопки вызова машиниста. Лампочка приглашающе замигала, из динамика донесся спокойный, даже тихий, но усиленный микрофонами голос:
- Жалуйся.
Тим, проклиная себя за трусость, а машиниста за спокойствие, слабо промямлил:
- Тут... дедушка упал. Резко очень едете.
Из динамика как-то очень язвительно хмыкнули. Через секунду поезд начал снижать скорость. Давление на уши спало. Тим горел от стыда и чувствовал зарождающуюся гриппозную боль в суставах. Поднявшись, он уставился в стекло двери, в котором четко отражались люди в вагоне. Все взгляды были устремлены на Тимура. Конечно! Здоровый парень не держится на ногах, отчего бы на него не попялиться, а? Придурки! Небось, решили, что пьяный.
Очень хотелось обернуться и сказать в жанре лучших фильмов о психопатах: "Чего уставился?!". Тимур упорно делал вид, что ему все по барабану, и продолжал сверлить злым взглядом дверь.
И тут его глаза восхищенно распахнулись, а рот округлился, наверное, как у той домохозяйки из газеты. Кто бы мог подумать - недостроенная станция! Какая красивая! Он и раньше замечал какое-то пустое загадочное пространство в темноте тоннелей, даже фантазировал, что в них может быть, но теперь на колоннах станции горели аварийные фонари, позволяя разглядеть будущее творение метростроителей.
Внешние стены - неровные, без покрытия - были изрисованы какой-то хаотичной ерундой, но колонны уже сверкали глянцем, а на блестящий, неадекватно чистый пол ступить без бахил - преступление. От такого контраста цивилизации с разрухой у Тима снова перехватило дыхание. Он даже на миг забыл и о раздражении, и о палящей температуре. Опять вспомнилась книга - форзац старый-престарый, но страницы явно нечитанные.
Поезд будто специально ехал на малой скорости мимо великолепия пустой станции, чтобы дать возможность все рассмотреть. Плыли колонны, и из-за аварийных ламп казалось, будто бы они светятся изнутри. А за последней колонной лежало что-то, похожее на...
...взгляд уперся в монотонно бегущие провода, сливающиеся с неровной стеной тоннеля.
Вот теперь Тиму стало нехорошо. Боль вернулась, суставы решили объявить забастовку в честь непостельного режима и воспалиться. Впрочем, не до них, ведь...
...<i>там что-то лежало!</i> Нет, определенно ему показалось. Да что можно увидеть за одно мгновение? Во время движения поездов на строящихся станциях не может быть людей. Тем более в подростковых джинсах. Тем более в ярких кроссовках. И уж точно, даже если кто-то и заснул спьяну, у него не может быть такого неестественно-переломанного строения ног.
Какая-нибудь пара изогнутых труб и куча хлама... Наконец стены побелели, преддверие нормальной, живой остановки, и поезд выехал на знакомую станцию, ту самую, на которой находилась работа Тима. Свезло так свезло! Может, даже и не опоздал. Вглядываясь в живые, задумчивые, сосредоточенные, мечтательные лица людей на станции, Тим расслабился и понял, что сердце успокаивается. Кажется, оно нехило колотилось до этого.
Пришла шальная мысль - а не проявить ли сознательность и найти в толпе "полиционера"? Он постарался улыбнуться смешному слову, но нервозность не уходила. Глаза скользили по пестрым одеждам в поисках темно-синей формы, пока вагон докатывал последние метры. Тим остановил взгляд на ком-то, частично скрытом за колонной.
Тим вытянул шею, но смог разглядеть только спутанные светлые волосы, покрытые то ли грязью, то ли... Тим отпрянул и вжался в человека сзади, который тут же сварливо забурчал. Сердце заухало сильнее, чем раньше, и где-то в районе желудка. Кажись, помогало переваривать завтрак. Кстати, а чем он сегодня завтракал? Тим задумался. Как он вышел из дома? Как дошел до метро? Как сел в вагон? Как переходил на кольцевую?
Кажется, это то, что называют прокрастинацией - отвлечься на несущественное, лишь бы не думать о парне за колонной. Парне со спутанной прической, вывернутым назад коленом, и что, черт возьми, с его долбаной рукой?!
Двери открылись, вместе с будничным шумом в вагон ворвался далекий собачий лай и чья-то ругань. В плечо резко толкнули.
- Выходи!
Тим вцепился в поручень. Поток выходящих, казалось, решил вынести его наружу, что и неудивительно - он сейчас не сильнее девчонки.
Колонна скрыла парнишку, но Тимур видел, как грязная голова начинает осторожно выглядывать, очень заметная на фоне темной плитки. Мысли летели одна за другой. "Парень прячется, чтобы его не заметили именно оттуда, где стою я, или это случайность? Почему никто не обращает внимание на его руку? Это некроз или рваная рана? Нет, теоретически это может быть крутая татуха с изображением голых белесо-красных мышц и висящего шмата кожи, но как-то слабо верится. Когда бдительные охающие старушки действительно нужны, их нигде нет! Вот парень снова выглядывает и снова прячется. Нет, это ненормально. А самому подойти спросить, что с ним?" - последняя мысль вызвала у Тимура такой ужас и отвращение, что он окончательно решил, что проедет одну остановку, а потом вернется. И черт с ним, с опозданием!
Памятуя о временной слабости, он ухватился за поручень второй рукой, чтобы пнуть парня со всей дури, если тот решит резко вбежать в закрывающиеся двери, но с удивлением понял, что тот тычется в соседние двери. Лохматую голову теперь закрывала не колонна, а выходящие люди. Пацаненка сносило потоком.
- Сгинь, наркоша! - послышалось громкое и прокуренное, и фигурку оттолкнули от дверей.
Те закрылись, состав начал движение, а Тимур облегченно выдохнул. Поезд дернул при старте, вызвав острое желание начистить физиономию машинисту. А руки вместо этого машинально открывали книгу.
Изображение на странице оказалось очень детальным. Словно художник проехался на вагоне, чтобы нарисовать вид туннеля с крыши мчащегося поезда. Не стыковалось с иллюстрацией только слово "возница" с предыдущего листа. А вот следующая страница оказалась пустой...
И следующая.
И все оставшиеся страницы оказались пустыми.
Чувство чего-то неотвратимого заставило Тима с громким хлопком закрыть книгу и поднять взгляд. В вагоне было пусто. В поезд на станции никто не зашел, зато вышли все, кроме старика. Ноги ослабли, горло сдавило, дышать стало трудно. Воздух заходил и выходил из легких с отвратительным сипом.
Он же не будет рыдать в транспорте? Он просто человек, чья психика решила немного покапризничать в честь разбушевавшегося гриппа. Тимур сел рядом со стариком. Дед продолжал увлеченно читать, и невольно Тим заглянул в чужую книгу:
"Скажем прямо, этот труп был не самым хорошим человеком. Внешне-то хорошим, даже замечательным, из тех, кого окружают дети и внуки. Но на самом деле он не гнушался всякого. Ему многие помогали, но не по своей воле. Ну вы понимаете - шантаж, подкуп. Искалечить кому-то жизнь ради собственной выгоды, и не волноваться об этом - это как раз про него. Более того, вокруг, говорят, люди пропадали. Мелкие люди, незначительные. Такой самого черта мог бы повозить мордой по столу и заставить себе помогать. И вот знаете, вроде всем все ясно, какой он му... дрый человек, а как-то молчали. Боялись нарываться, потому что ему еще и неправдоподобно везло! Как будто кто-то сверху за ним присматривал. Но ничто не вечно, и безумие его доконало.
Или это была астма.
Он боролся до последнего! Всегда носил с собой баночку с хреном, такую, пол-литровую. И даже умер не с первого раза. Говорят, когда ему было семьдесят четыре, напал на него кто-то из злопыхателей. Сердце в скорой остановилось, но ничего, завелось и простучало после этого еще пять лет. Правда он с того случая странный стал, начал заговариваться, рвался что-то исправлять, плел какую-то ересь, навроде:
"Эй! Тебе бы стоило вовремя выйти!"
или:
"Если доехать до конечной, то все!"
А если об этом всем забыть, то убойный был старик, сильный, пытливый. Вечно что-то изобретал из ржавых железок. А потом зачем-то связался с оккультизмом. Интересно ему, видите ли, стало. Все искал какую-то книгу. Упоминания о ней нашли по всему дому и записи странные, пентаграммы там, иероглифы восточные, вроде заклинаний вызова. И книга, что он искал, еще красиво так называлась... как ее? Черт, как же она называлась?"
Тим дернулся и стиснул свой фолиант изо всех сил и заставил себя поднять взгляд. Синие губы, прикрытые глаза, очки в сломанной оправе, запекшаяся кровь в ухе. Как можно было раньше не заметить? Тимур медленно встал на ватных ногах и подошел к двери. Уходить в конец вагона он не решился. Представил, как будет идти, а старик резко окажется у него за спиной. И куда, в конце концов, он денется из вагона? Поезд хаотично дергало из стороны в сторону. Тимур видел боковым зрением - старика мотыляет так, что он вот-вот упадет. Поезд замедлился, стены знакомо изменились и Тим понял, что сейчас увидит.
Глянцевые колонны уже не казались такими красивыми. Сильно хотелось закрыть глаза, но от этого сделалось бы хуже, ведь, открыв их, он рисковал столкнуться с кем-то нос к носу. Например, с тем, кто умеет постучать снаружи в окно поезда метро. За колонной ничего не было. Зато было посреди платформы. Оно зашевелилось, засеменило сине-зелеными кроссовками в сторону состава. Больше Тим ничего не успел увидеть, зато услышал громкий стук. Словно о соседний вагон что-то сильно ударилось. Сверху застучало. Что-то острое, как копытца животного или оголенные кости содранных коленей... Звук приближался. Губы Тимура задрожали, он понял, что все-таки разрыдается, рванулся в начало вагона и... обнаружил себя распластавшимся по крыше.
Мгновение звенящей тишины, и за ним жуткий грохот. Ветер бил по лицу, по рукам, лез за шиворот. От потока воздуха невозможно было дышать. О том, что он видит лишь одним глазом, Тимур уже не думал - все перекрыла боль в руке настолько нестерпимая, что он застучал ногами по крыше и заорал.
"Выпустите! Вы-ыпустите меня! Умоляю! Я сейчас упаду!"
Через некоторое время он понял, что вопли почему-то складывались в единообразное "Выходи! Выходи!". Вагон дернулся, и Тим начал соскальзывать. Он с ужасом понял, что сейчас его размажет по стене, и снова заорал. Приготовившись к боли, он ощутил сильный удар в голову и оказался снова в вагоне.
Старик куда-то исчез, как и пугающий шум сверху. Тимур осел на пол, не жалея костюм, и от души зарыдал, утирая сопли галстуком. Он дотронулся до лба и решил, что температура зашкаливает. Может, он умер от гриппа? Прямо в вагоне. Наверное, он еще едет и испытывает околосмертные переживания. Почему нет? Если только он возьмет себя в руки... Поезд начал замедляться. Тим, не поднимаясь с пола, с надеждой выглянул в окно. Стены изменились, слишком знакомо и не так, как хотелось бы. Поезд остановился на недостроенной станции. Тимур нервно рассмеялся и сказал вслух:
- А сейчас выключится свет.
- Не вопрос, - ответил голос из динамика.
Мир потух, двери открылись, ярко-салатовая бегущая строка резала глаза. "Вь ходи" пробежали буквы на табло, палочка у "ы" благополучно запикселилась. Разогретый состав еще пыхнул пару раз, и наступила тишина. Тимур прислушался - ни звука от встречных поездов. Ни звука вообще. Тьма и тишина, он не смог расслышать даже собственного сердца. Может, оно тоже остановилось? Ему было все равно, лишь бы больше не было так страшно. Лишь бы не бил адреналин и не полоскало душу в этом адском эфире.
Тим подполз к двери и кое-как поднялся, выглянул наружу. Стук со стороны крыши заставил его дернуться. Там снова кто-то был, и он едва-едва приближался. И если это существо сейчас на крыше, значит, на станции его нет? Стараясь ступать как можно тише, Тимур вышел на платформу, залитую призрачным светом ламп, и тут же обреченно замычал - на потрескавшемся полу лежала книга. "Алазарь". Тим зло поднял ее, открыл на первой попавшейся странице.
"...не самая приятная вечность... связался с оккультизмом... даже умер не с первого раза... сердце остановилось... электричеством..."
Изнутри станция уже не казалась настолько новой. Она скорее создавала впечатление нехоженой. Покрытие на колоннах и полу потрескалось. Ее начали строить давно, бросили не закончив и никогда ею не пользовались. Совсем как книгой.
Тимур поднял голову и увидел две новости - хорошую и плохую. Хорошей был яркий манящий рубильник. Ну и что, что рубильник на колонне в метро выглядит так же нелепо, как олени на галстуке? Это уже давно не метро, а неизвестно что. И если рубильник есть, значит, его нужно использовать. Плохой новостью был... Алазарь? Он стоял спиной к Тиму и странно раскачивался из стороны в сторону. Лохматая голова качалась не в такт, а часто-часто, как у фигурки маятника.
Тимур сделал очень аккуратный шажок в сторону рычага. Алазарь медленно двинулся к поезду, подволакивая ноги. Худая подростковая рука истекала кровью и безжизненно висела вдоль тела. Тимур сделал еще шажок и еще. Он готов был молиться всем когда-либо придуманным в мире богам, лишь бы оно не повернуло головы в его сторону.
Что произойдет, если дернуть рубильник? Из пола выпрыгнут танцовщицы в перьях? Или выйдет ведущий и скажет, что главный приз - это билет в химчистку костюмов и галстуков? А может, поезд сразу закроет двери и уедет, оставив его здесь навсегда в компании полудохлого существа?
Алазарь подковылял к чернеющему проему вагона и остановился. До рубильника оставались считанные шаги, и тут Алазарь повернул голову. Тимур закрыл рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Из-под длинной челки на щеке поблескивал шар глазного яблока. Он слегка болтался в такт раскачивающейся голове. Как мячик на веревочке. Тим когда-то покупал такой своему доберману по кличке Ларда. Ей так нравилось тянуть этот мячик из рук хозяина.
Едва вспомнив, Тим тут же запретил себе думать, но опоздал. Мысли о Ларде, радостно виляющей пятисантиметровым хвостиком и отрывающей чей-то глаз... Тим шумно выдохнул, наваждение развеялось, но существо замерло. Оно ничего не предпринимало, просто стояло себе и стояло, раскачивая головой, в этих потерявших цвет, пропитанных кровью кроссовках. Тимур также не шевелился, пока злое воображение нашептывало ему странные мысли:
"Я знаю, что ты здесь, чувак, но давай прикинемся, что это неправда, окай? Я тут себе малеха постою, а ты там мути, что хочешь, с этим рубильником, до которого мне нет дела, да? Зачем призвал меня, смертный, хорошая собака, иди сюда, стой, помогите!"
Существо как будто вздохнуло всем телом и потянулось. Тимур старался вообще не дышать. Алазарь направился к следующей двери и остановился, наполовину скрывшись за колонной. Что ж, по крайней мере, он Тимура сейчас не увидит. Тимур как можно тише подобрался к рубильнику и протянул было руку, но что-то не давало ему покоя. Он снова как можно тише открыл книгу.
Алазарь ждал. Он стоял ровно посередине между двумя колоннами. Тимуру, если он хотел успеть в поезд, пришлось бы пробежать мимо него. А вдруг поймает? Маятник головы усилился.
Тимур еще раз скользнул глазами по строкам и понял кое-что важное. Он понял, о каком старике идет речь, и от этого хотелось снова зарыдать. Отметив, насколько дрожат его руки, Тимур бесшумно захлопнул книгу и схватился за рубильник. Потянул.
Лампы в вагонах заморгали, включаясь одна за другой. Ряды пыльных люстр на потолке станции вспыхнули по очереди вместо аварийных фонарей. Стало ослепительно светло. Тимур зажмурился и несколько мгновений не мог заставить мышцы двигаться, но лай заставил его очнуться. Доберман припадал к земле и скалился на Алазаря, тот сжимался от каждого рыка, закрывая раненую руку.
Тим со всей отчетливостью понял, что конечность Алазаря растерзал не наркотический некроз... а затем рывком бросился к ним.
- Ларда! Фу! - приказал Тимур.
- Осторожно, двери закрываются.
Собака сиганула прочь! Тимур поднажал и на полной скорости впечатался в тощую спину. Тело в последний момент ввалилось в закрывающиеся двери. Тимур не успел. Он опустился на пол грязной платформы и содрогнулся от кашля, пока поезд ритмичными рывками потихоньку набирал скорость. Состав ушел, но пол все дрожал. Гул не стихал ни на минуту, казалось, сам метрополитен с появлением электричества запульсировал в ровном приятном ритме. А потом в окно постучали.
То ли он устал удивляться, то ли болела шея. Тимур уже не стал оборачиваться. Ну что он там увидит? Окно, а за ним тьма тоннеля да бегущие провода. Ничего нового. Напротив него сидел подросток и, казалось, спал, прижимая к животу книгу, как нечто очень драгоценное.
Вагон был пуст.
Тимур равнодушно понаблюдал за болтающимся шариком, потом пересел к мальчику и попытался вернуть глаз в глазницу. Тот выскальзывал и не поддавался. Может, ему просто нравилось висеть и качаться? Пациент резко дернулся, улыбнулся и сказал:
- Да не надо, теперь я уже сам.
Тимур откашлялся и спросил, внутренне поражаясь собственному спокойствию:
- Ты типа смерть, да?
Подросток захохотал.
- Глупости какие. Мне конечно, лестно, но нет. Я не смерть.
- Кхм, тогда, может... проводник? - продолжал настаивать Тим.
- О! Тогда я бы предложил тебе чаю.
- Но я ведь умер, так?
- Ненадолго... Нам с тобой удалось в итоге завести твое сердце. Так что технически ты вполне живой.
Парень похлопал Тима по груди, как раз в районе сердца, и отвернулся. Состав остановился на поле, которое оказалось таким же серым и таким же туманным, как на форзаце книги, бережно обнимаемой Алазарем. Тимур попытался развеять туман, он не видел своих лодыжек, и ему до безумия хотелось узнать, по чему это такому мягкому он ступает. Они шли рядом, не торопясь. Алазарь улыбался, с наслаждением вдыхал свежий воздух, проводил пальцами по засохшим ветвям, в то время как к Тимуру закрались сомнения: не стоит ли ему вернуться в поезд?
- Так, и что я тут делаю? Разве я не должен проснуться в метро среди людей? - не выдержал Тимур.
- Ну, ты вежливый, поэтому ты меня провожаешь.
Алазарь резко повернулся. Глаза неестественного синего цвета, который так и тянуло назвать лазурным, заглядывали снизу вверх в самую душу. Тимур заметил края клыков, резко бьющий по туману хвост, и подумал, что, может, он еще и живой по словам этого существа, но не факт, что останется таким надолго.
- Ведь так? - продолжил Алазарь. Он пружинисто напрягся. - Я тебя спас, а ты меня. Скажи, мы теперь в расчете? Ты меня провожаешь? Я могу идти?
- Да кто ж ты?! - Тимур, пятясь, споткнулся, - Ч-черт!
- Алазарь. Просто Алазарь. Я ухожу? Ухожу? Да? Отвечай! - рявкнул Алазарь.
- Почему ты меня-то спрашиваешь?! - повысил голос Тимур, продолжая пятиться.
- А кого мне еще спросить, здесь только мы двое. Я хочу уйти. Я ухожу? Да? Да? Да?
- Да вали уже! Вот достал же, мелочь.
- Ну спасибо, наконец-то, - Алазарь хищно обнажил клыки. - Твое счастье, что ты меня отпустил. Но не думай, что годы рабства тебе не аукнутся. Я буду иногда... заглядывать к твоему внучонку. Не сказал бы, что ему это сильно понравится. Хотя зависит от моего настроения и его поведения.
А потом была темнота. Тим открыл глаза и ни разу не удивился, обнаружив себя в палате. Рядом дремал в кресле его внук, названный в честь деда - тоже Тимур. Поздний ребенок, еще подросток. Все та же идиотская патлатая прическа и не менее идиотские кроссовки.
Тим уставился в потолок и вспомнил, как все начиналось. Да, он ехал тогда в метро, много лет назад. И впервые открыл книгу призыва. О! Достать ее было непросто. Два года изучений, и Алазарь, такой настоящий, такой послушный и скованный, стоял в его подвале на трупе собаки. С тех пор жизнь пошла в гору. Хоть иногда и приходилось расплачиваться, но он же расплачивался чужими людьми? Не свои - не жалко. А теперь у него осталось только пять лет, астма, и что будет с внуком - непонятно. Старик закрыл лицо руками и зарыдал.