Аннотация: Дороги судьбы пересекаются даже в те дни, когда и дорог не осталось вовсе, а все старое изменилось до неузнаваемости. Однажды на руинах нашего мира, группа выживших находит чудовище. А может, чудовище находит их?.. (редактор Эр_Тар)
Он стоял среди заснеженной пустыни. Как уродливое гигантское дерево в окружении низкорослых кустарников. Кто-то заботливо обернул его в плащ, но ткань распадалась от старости, ее рвал ветер, сдувал с фигуры. Возможно, все это было нарисовано на желтеющей бумаге. Поздно ночью при выключенном свете. Единственным ярким пятном в композиции оказались красные лохмотья в лапах фигуры. В когтях тряпка, может, чье-то неудачливое сердце. Я выкинул из головы прочь бело-красный образ, ошибочно принял папку с ним за файл, который больше никогда не пригодится.
Однажды устаешь спрашивать себя, почему так вышло. Устаешь гадать и искать истину.
Ну... с истиной-то я, конечно, загнул. Никто не искал ее, все как-то некогда было. Мы первый раз свободно вздохнули только на днях, когда весна вдруг сделалась теплой, а болезни и разговоры о катаклизмах прекратились. Собственно, как прекратились, так и начались - много не нужно, чтобы вспомнить любимую тему.
Кстати, показательно. Как-то мы пересекали большой город. В нем не отваживались жить теперь даже маргиналы, но они явно проходили мимо - нормальному человеку никогда не придет в голову водрузить на холм гигантские буквы с вывесок магазинов. Буквы провозглашали слово недлинное, но яркое: "Почему" и знак вопроса в конце. Мне это показалось таким человечным. Почти до слез. Мы и сами были озабочены тем же, но до подобных самовыражений ни руки, ни головы не доходили.
Тогда мы еще отбивались от хищников-переростков и разной дряни, что витала в воздухе, а однажды утром беды прекратились. Точнее, нет - разваленный мир, мох в офисах, разбитые дороги - все осталось на месте. Но воздух стал теплее, в кои-то веки выглянуло солнце. И, в общем, смена погоды воодушевила нас, и самой большой проблемой сделался страх привыкнуть к лучам после долгой зимы.
В тот вечер группа обосновалась у заброшенной церкви. Заброшенной, очевидно, еще до того дня, когда заброшенным стал целый мир. Алел закат, и черные руины на его фоне казались совсем обросшими и ветхими. В наших душах давно не осталось предрассудков цивилизованного мира - никто не подумал о призраках, людям просто было удобно устроить стоянку около кирпичных развалов. Может, и зря. Мы не заметили, как на скошенной колокольне, прямо над головами, зависло нечто.
И нечто это, как я теперь понимаю, в каждом кармане держало бесконечное количество ответов на один-единственный вопрос, который так мучил всех выживших. Чем-то задним группа это понимала. Или чувствовала - потому случилось то, что случилось. Хотя я лично думаю - финал был предрешен, даже если бы мы окончательно сошли с ума и разом начали бы палить друг в друга или провозгласили бы чудище с башни новым божеством. Все дороги вели к роще между стенами.
Дурной сон приснился одновременно всем на закате, когда поднялся теплый ветер. Он переворошил не только наши костры и мокрое белье на стропах, но и перья на чьей-то вытянутой голове. Так его и опознали среди проросших сквозь стены красного кирпича деревьев. Поднялся безмолвный галдеж, мы повскакивали, тихо, как сурикаты, синхронно подняли головы к небу, где чернела фигура в тяжелом плаще и противогазе такой дикой формы, что поначалу мы приняли его обладателя за птицу-переростка. Но он ухватился за ветку вполне человеческой рукой, а после, к нашему ужасу, исчез. Нырнул в шахту колокольни. Бесшумнее любого суриката.
- Это был клюв? - спросил я. Кругом зашикали.
Из группы выделились два миниотряда, они облазили всю церковь, и уже под утро, когда никто никого не поймал, мне объяснили - видел я не клюв, а такой противогаз неизвестной марки. Кто-то уже распинался и божился, будто бы приметил красный отблеск стекол, другой - трубку фильтра и дыхательные шланги.
- Неудобная, должно быть, штука, - старшие охотники не спали вторые сутки. Вместо того чтобы прикорнуть, они скучились у догорающего костра и никак не могли наговориться.
- Как видишь, он ее не снимает даже в безопасных районах.
- По отвесной стене ему тоже было удобно подниматься.
Чем дольше я их слушал, тем больше казалось, будто бы мои вояки разглядывали пришельца в ясный полдень нос к носу.
- Мне сильно не понравились его руки...
- Бьюсь об заклад, тебе бы и лицо не понравилось, кабы не маска.
Наш таинственный гость растворился в воздухе, и ближайшие дни мы о нем ничего не слышали. Зато не затыкались сами да пытались связать его странный внешний вид с мировым бардаком. Словно урод в чумной маске был тем самым потерянным элементом во взорванной мозаике наших жизней. Бесконечно вспоминали секретные лаборатории. Когда надоело ругать правительство, вспомнили о нечисти.
В общем, наше свидание с неведомым продлилось секунды, а впечатление держалось еще три дня. И то не рассеялось самостоятельно - его перебила стычка с хищниками в заброшенной деревне.
Я еще помню времена, когда собачьи стаи не давали нам покоя. Но очень скоро их перебили волки. Это случилось в первую же весну - хищников выгнал из лесов голод. Загонять их обратно было некому в этот раз. Охотники, кто остался жив, как один превратились в бродяг.
Для группы такой поворот оказался крайне неприятным сюрпризом. И сюрприз этот пережили не все. С тех пор мало что изменилось, к счастью. Разве что мы тоже стали волками, и это заметно снизило потери.
Но мы не сразу поняли - тень, что скользила за стаей на закате, принадлежала не волку. И даже не волку-переростку, чей труп мы обсуждали с неделю.
Слежку заметил я. Заметил и молчал больше суток. Просто боялся ошибиться. Но отругали меня больше из чувства общего стыда. У прочих-то следопытов не возникло и мысли о преследовании. А меж тем ветер пригонял ко всем стоянкам запах паленой резины и сырых перьев. Словно за нами катился горящий каучуковый мяч, утыканный мокрыми перьями, он подпрыгивал на разбитой дороге и притормаживал, стоило остановиться группе. А мы, получается, бежим прочь. Волки боятся опалить шерсть. За нами призраком летел Голландец в чумной маске, и он уже становился настоящей проблемой. Группа потеряла сон. Теплые дни больше не вселяли радость в сердце.
- Сам он не подойдет, - сказал как-то Эф - самый старший и самый бородатый охотник. - Надо брать в кольцо.
- Верхушка айсберга, - сказал Эмиль. Был он лет на десять старше меня и раза в четыре наглее. Вид у Эмиля всегда отдавал чем-то замогильным.
Старшие охотники на него уставились в ожидании.
- Ну... один нас выманивает, - Эмиль сбился, - самых сильных. Уводит как можно дальше, а его стая в это время перебивает оставшихся.
- Зачем бы им это понадобилось?
- Этих уродов пойди пойми.
В одном он был прав - чудовище со стены действительно нас выманило.
Договорились, что в разведку идут четверо - по два рыла на группу. В одну, с Эмилем и Эфом, напросился и я. Эмилю очень не хотелось со мной возиться, но вступился Эф.
- Мальчишка его заметил, - сказал Эф. - Мальчишка с нами пойдет. А где были твои глаза?
- Не то чтобы я мальчишка... - попытался встрять я, но получил подзатыльник от Эмиля. Судя по разгладившимся на лице морщинам, он давно хотел это сделать.
Мы двинулись в жаркий полдень, в обратную сторону, откуда за нами наблюдал урод в чумной маске, навстречу ветру, и - о чудо! - подозрительный запах исчез в ту же секунду. Нас обступили тихие перелески, холмистая местность скрывала в зарослях деревянные останки жилищ, но мутантами и не пахло. В прямом смысле.
- Ну вот поймаем мы его, - донимал я Эфа на вынужденном привале. - Чего делать-то с ним?
- Зависит... кто он вообще такой. Если человек - попробуем договориться до чего-нибудь.
- А если...
- Умертвим, - сказал он. - Скорее всего. Разве что эта курица не несет золотых яиц.
- Уж лучше простые. С них больше проку, - Эмиль, как я понял, продумывал другую стратегию. - Предлагаю обрабатывать его, пока не надумает идти на контакт.
- Мы не в фильме, Эмиль. У нас нет причин бить его.
- То, что он не подошел к нам, а играется в прятки - уже отличная причина. Не только бить, но и колошматить, и прописывать люли, и дрючить...
- Знать не желаю, как это переводится.
В конце концов и Эфу, и Эмилю пришлось порадоваться моей компании. Совершенно бесполезный на охоте, в поисках летуна я оказался впереди планеты всей. Да, именно я нашел те злополучные следы. Они, правда, больше пугали, чем радовали. Говорили отпечатки о двух вещах: первое - он и правда был человеком. Второе - обувью гость не пользовался. То есть ходил как есть, босиком.
Следы отпечатались в пыли на кафельном полу цеха, через который мы шли. Пока Эмиль ворчал, старик удивленно вскинул брови и многозначительно замолчал. И молчал, пока мы не затихли.
- Кому там его руки не понравились, тебе, Юнь?
- Мне, - сказал Эмиль.
- Догадываюсь, чем, - сказал Эф и бодро зашагал прочь из цеха.
- Ну так чем же? - крикнул Эмиль.
- Похоже, он вышел через окно, - ответил Эф и исчез в потоках света и яркой зелени.
От окна оставался только подоконник. И на подоконнике тоже отпечатались длинные ступни. Мне показалось, в отпечатках вьется хаотичный узор, как в песке после ливня. Стал вглядываться, но Эмиль бесцеремонно дернул меня от окна. Впрочем, его торопливость не повлияла на скорость нашего сближения с господином Чумная Маска.
- У тебя на него локатор, что ли? - спросил Эмиль у следующего ориентира. Я до той минуты никогда не видел, чтобы люди так мрачно опирались на ружье.
- Мы нашли след, - сказал я. - Мог бы порадоваться!
- А я радуюсь. Несказанно.
Эф щелкнул пальцами. Надо было идти дальше.
- Увидишь его первым, - сказал Эмиль, отлепляясь от ружья, - будь добр, не стесняйся, говори сразу!
И я не стеснялся. Но тварь, кем бы она ни была, всегда оставалась начеку, двигалась вместе с нами и вместе с нами замирала. Всегда на шаг впереди, как говорят в таких случаях. Он то пропадал, то оставлял такие четкие следы, что конкретнее них были бы только транспаранты. Нам все больше казалось, будто тварь уводит нас от группы.
- Гиблое дело, - Эмиль сплюнул на землю, он морщился и скалился. - Надо возвращаться, а не играть в негритят.
- Теперь уже нельзя осталвять все как есть, - сказал Эф. - Шут его знает. То за нами, то от нас.
- Поворачиваем, Эф. Это фигня какая-то.
Эф сел.
- Дай подумать, - сказал он и впал в подобие транса.
- Гребаный насос! - сказал Эмиль и замолчал.
Пару минут он даже дал Эфу подумать в полной тишине, но совсем скоро не выдержал и выдал еще один комментарий. Потом еще. А потом его и вовсе прорвало. Он ходил вокруг сброшенных рюкзаков и в оскорбительных выражениях выплевывал все, что думает и о походе, и об Эфе, и обо мне до кучи, хотя я "еще не дорос", чтобы обо мне как-то думать. Где-то в этом месте я вновь отключился и почувствовал, как затылок прожигает настойчивый взгляд.
- Он смотрит.
- ...и какой-то драный недопесок с картой!
- Кто? - спросил Эф. Он даже голову поднял по этому случаю.
- Наш чумной доктор. Летучий Голландец, - я показал на заросший холм перед нами. Нас разделяла река. - Он где-то там. Смотрит.
- Что этой твари нужно, мать ее! - продолжал Эмиль.
- Не спит, значит, - произнес Эф. Загадочная улыбка озарила его бороду и глаза.
Эмиль сел напротив.
- Ты что-то хочешь предложить?
- Да. Вымотать его.
На выматывание ушло четыре дня.
Ночь мы проводили посменно. Один спал, второй сторожил, третий шарился по кустам. Не могу ручаться за других, но в мою смену Летучий Голландец бодрствовал. Первые двое суток я видел яркие неожиданные сны, больше похожие на воспоминания. К утру от них оставались лишь детали. Кажется, я видел свою институтскую столовую, преподавательницу то ли информатики, то ли экономики за угловым столиком. Она вытирала слезы измятым платком.
- И что мне делать теперь-то?! - спрашивала она меня.
Или того человека, которым был я. У меня были черные волосы и океан ярости. Ярость запомнилась лучше всего. Она жгла и резала так, что, проснувшись, я не чувствовал радости - только во сне можно было вернуться в привычный мир. Мир детства, юности. И ярость отравляла весь праздник.
На четвертые сутки мы его допекли. Голландец начал пробуксовывать еще с утра, а к вечеру мелькал так близко, что мы разглядели длинные перья из затылка. Они разрывали зеленый уродливый противогаз.
Чумной Голландец нашелся на осколке кирпичной стены. Я его заметил, само собой. И, естественно, доложил старшим товарищам. Дальше началось непроходящее злорадство, ведь наш нарушитель покоя со скоростью хамелеона полз по узкому бордюру, и мы смотрели на его мучения сверху - с холма, под которым стоял когда-то дом из красного кирпича. Теперь одинокую стену поглощала кустарная растительность, и яркая весенняя листва скрывала Голландца в зеленом плаще. Но вот беда - патрон фильтра лежал поверх ткани, а день выдался солнечный, и алюминий сверкал, словно наполированный. А еще из-под плаща мелькали конечности мраморного цвета. Он и правда был без обуви и вообще раздет по локти и колени.
- Чего на четвереньках ползет? - спросил Эмиль. Ему было видно лучше всех через прицел ружья.
- Может, боится рухнуть? - сказал Эф.
Единственная стена осыпалась под весом Голландца, штукатурка и кирпичная труха гремела, крошилась, осколки летели в кусты.
- Какого черта он вообще двигается?! Если бы он замер, мы бы просто прошли мимо!
- Видимо, совсем мозги отказали, - сказал я.
- А не проще по земле? - спросил Эмиль.
- Видимо, нет, - пожал плечами Эф.
- Ищет, наверное, куда заныкаться. А вот я его...
Эмиль шмальнул без предупреждения, пуля выбила крошку из стены прямо под Голландцем, стена начала стихийно осыпаться, он сиганул вниз, нырнул дельфином в кусты. Я боялся, что его сейчас зашибет.
- Зараза! - прорычал Эмиль. Он живо перехватил ружье и ринулся следом, почти покатился с холма.
- Он его сейчас порешит! - Эф побежал по склону, за ними - я.
По дороге я прикидывал, кто кого порвет. Впереди уже слышался треск и Эмилевы рычания, а потом - глухие удары. Когда мы с Эфом нагнали их, Эмиль вовсю ломал приклад о противогаз Голландца.
- Отставить! - закричал Эф. - На землю, оба!
На землю никто не собирался. Даже больше: под ударами, от которых нормальный человек давно бы исполнил приказ Эфа, Голландец еще пытался бежать. Он падал на колени, рыл пальцами землю, цеплялся за ветви. Я так и застыл, глядя на это чудовище. Маска на его лице и одежда - подобие чумного костюма будущего со шлангами для дыхания - не самое страшное. Куда больше впечатлил желтый оскал - противогаз не закрывал уродливую пасть.
Эмиль схватил его за перья на затылке, Голландец повалился на спину. Эмиль пинком перевернул его и оседлал - сел прямо на баллон фильтра. Голландец заскреб уродливыми руками по земле - беспомощно, но крайне раздражающе, Эф поморщился. Он перехватил мраморные запястья.
- Ах ты мерзость! - выдохнул он. - Глянь, а!
Непонятно, к кому он обращался, но я наклонился, чтобы увидеть изрытую глубоким ожогом кожу. Ребристый рельеф дюнами бежал от пальцев до локтей и исчезал под рваным рукавом. Зубы под маской тоже не были оскалены - что бы ни обожгло его, оно забрало с собой половину лица. Под одеждой, судя по всему, творилось то же самое.
- Гадство. Ожоги.
- От таких не живут.
- Давно горел...
Ногтей у него не было, а кончики пальцев чернели. Он был худой, словно Буратино, которого догрызали термиты, но даже обглоданный, вымотанный, после десятка тяжких ударов продолжал куда-то рваться и даже сбросил Эмиля, тот взбесился и саданул еще раз по голове, которой клюв мешал лежать ровно. Стекло на очках противогаза было красным и вытянутым, как глаз дракона. Вот почему маска казалась нам демонической. Именно по зловещему иллюминатору и пришелся удар приклада. Стекло треснуло, и Голландец наконец-то затих.
- Если таких уродов полон лес, - Эмиль прижимал голову к земле, - то я...
- Что "я"? Что "я"?! - Эф поднял бородатое лицо. - Спалишь лес нахрен?!
- Ничего, Эф. Просто сильно расстроюсь, Эф.
- Ну и кто это? - в горле у меня от впечатлений пересохло.
- Кто, кто, - Эмиль скрутил его, насколько мог. - Сам не видишь? Удод в пальто. Меня другой вопрос колышет. Где череп крошить будем? Прямо тут или оттащим в более укромное место?
- Понесем добычу в лагерь, - сказал Эф.
- Женушке зверуху показать? - Эмиль усмехнулся.
- Не оговаривается.
- Никто его не понесет! - усмешка сползла с лица Эмиля, он тоже встал. Причем встал в позу.
Я испугался - эти двое готовы были сейчас же вцепиться друг другу в глотки.
- Сам пойдет, - Эмиль отряхнул руки, словно трогал что-то противное. Он с презрением смотрел на поверженное чудовище. - Отличный плащ. Прорезиненный. Таких больше не найдешь. Разве только на законсервированных военных складах, но туда же не прорвешься, пока замки не сгниют...
Эф переминался с ноги на ногу, ожидая, пока тот заткнется.
- Весь изодрал, - закончил Эмиль. Для выразительности он пнул Голландца под ребра. - Мерзость!
Плащ действительно претерпел изменения. Он выцвел, подол излохматился, рукава давно оторвались - на плечах красовались дыры, которые кто-то бережно зашил. Теперь, когда у нас была возможность хорошенько разглядеть пришельца, стали видны и другие детали - сюрреализмом во плоти.
Плащ не шел ни в какое сравнение со своим обитателем. Скелет обтянут барельефом ожогов, из затылка торчат перья. Чумной противогаз отлично дополнял картину. Когда мы организовали стоянку на холме в уютной роще, Эмиль, само собой, попытался снять противогаз. Вопль, который поднял Голландец, переполнил округу. Воздух задрожал вместе с моими коленями. Таких леденящих душу звуков мне не доводилось слышать. Эфу с Эмилем, судя по лицам, тоже. Лес ожил. Думаю, если рядом рыскали волки - они бежали в панике.
- Чего орет? - спросил Эф.
- Нервничает, - Эмиль пожал плечами.
Тут он увидел на ладонях кровь и дал себе труд вглядеться в маску. И пока я фантазировал, будто бы резина приплавилась к лицу во время горения, Эмиль воскликнул:
- Э, да вы гляньте!
Противогаз был пришит. Аккуратным крестовым швом, прямо к щекам. Эмиль попытался было пошутить по поводу белых ниток, но самому стало дурно. И он продолжил допрос, но вот беда - на вопросы Голландец не отвечал, на удары не реагировал. Он то и дело впадал в небытие.
- Радиация выжала из его головушки последние мозги, - сказал Эф. - Или еще какая дрянь.
- Я бы тоже все мозги растерял, с такой-то рожей. Пристрелить его? Нахрена он нам в лагере? Детей пугать? Так у нас все пуганые вроде.
Эф задумался.
- Чего тут решать?! - воскликнул Эмиль.
Но Эф действительно решал. И пока он завис, я решил высказаться.
- За что же его убивать? Он ведь нам ничего не сделал еще.
- А стая позавчера нам тоже ничего не сделала. Знаешь, почему? - Эмиль хлопнул по прикладу ружья. - Перед нами фрик. Просто очередной безумец, у которого в голове неизвестно что. Чуть дичее остальных, чуть удачливее, раз дожил до сегодня...
День клонился к закату. В лагере нас, должно быть, потеряли. Я подумал о сестре и вдруг понял, что эта загадка природы - Голландец - будет сильно тормозить нас в пути.
- Я за гуманизм, - хохотнул Эмиль. - Предлагаю порешить беднягу.
А кроме всего, температура вокруг нас падала. Вечер уже нельзя было назвать теплым. На небе сгущались тучи, и больше всего их было над головой Эфа. Эмиль вытянул ноги к огню и растянулся на бревне.
- Я бы на его месте... вот после этого вот... - он махнул в сторону ожогов, - мечтал бы о спокойной смерти.
- Очевидно, он не мечтает. Ибо надо очень хотеть жить, чтобы продержаться хотя бы месяц в подобном теле.
Голландец сидел напротив меня по-турецки, склонив голову. Эмиль связал ему руки за спиной, другой конец веревки примотал к дереву. Длинные перья с затылка торчали прямо в темнеющее небо. Они разрывали противогаз, и тот бы свалился с головы, если бы не был пришит.
Голландец повернул голову, теперь я видел, как огонь пляшет в раздавленном красном стекле окуляра. Трещины дробили его, ломали, а под маской желтели и поблескивали зубы на сожженной половине лица.
- Пристрелить урода, - сказал Эмиль сквозь сон. - И весь вопрос.
На секунду я подумал, что вояка прав, но Голландец повернулся другой стороной головы - с целым глазом и ровным подбородком - и чудесным образом превратился в обычного человека. Его правда можно было принять за самого простого фрика. Почему он только босиком ходит? Обуви не нашел?
Эф сказал, ему нужно подумать, и мы с Эмилем устроились спать. И ночь впервые в жизни казалась мне такой ненадежной и чужой. Рядом с этой тварью весь мир казался инородным сам в себе. Стоило закрыть глаза, начинало казаться, будто наш пленник шевелится. Шуршали плащ или перья - я резко раскрывал глаза, но Голландец обесточенной куклой сидел ровно там же, где и был.
Наконец, я просто заставил себя вслушаться - ритмичный звук нарастал, словно рядом чьи-то пальцы рвали бумагу.
Дежа вю. У окна стоял молодой человек в черной футболке с крупной надписью: "ИБО!..". За его спиной открывалась и закрывалась тяжелая дверь в лекционный кабинет. Хохочущий поток студентов выскакивал с занятия. Кажется, никого, кроме моего соседа по подоконнику, не расстроило... что? Что-то он на этой лекции услышал...
Я смотрел, как во дворе кормят собак столовыми отходами. А сокурсник стоял рядом и рвал бумагу. Бледный. В притворно расслабленной позе. Мы были незнакомы. Только виделись иногда в коридорах. Он ходил с мрачной девушкой.
- Какого хрена?! - я вздрогнул от его крика. Кричал он то ли мне, то ли на меня. - Это происходит везде! Это происходит не только у нас!
Мне хотелось сказать: "Что мы можем противопоставить природе?", а получалось лишь: "Революция - не выход!"
- Но ты же видишь, куда все катится! Мы же банально вымираем!
- Ты хотел сказать... - начал я, но он схватил меня за плечо и тряхнул так, что я стукнулся о стену.
- Смена!
Я резко распахнул глаза. Вокруг таилась та же ночь, Голландец словно и не шевелился вовсе, а за плечи меня тряс не студент, а Эф.
- Что надумал? - спросил я и поднялся.
- Надумал то, что утром решать будем, - тема не показалась ему привлекательной.
Эф повалился на мое место и прижался лбом к стволу ружья. Переживаниями он предпочитал не делиться и раньше.
Сон скорее вымотал меня, чем ободрил. Потому, несмотря на близость Голландца, самым большим желанием было закрыть глаза и забыться вновь. И они закрывались сами собой. Каким-то чудом я успевал выпрыгнуть из полудремы в последнюю секунду. Но, глядя вниз, я успевал схватить яркие картинки. Одна из них стоит перед глазами и сейчас: кто-то тычет пальцем в небо и кричит.
"Ты глянь-ка! Голова Кррау!"
Я тоже смотрю в небо, но ничьих голов не вижу, лишь вытянутое облако. Сквозь дыру в центре проглядывает тусклое солнце.
- Юнь! - голос Эмиля разрезал видение пополам. - Уснешь если... если проворонишь ворону, я вас обоих...
Он хохотнул сам над собой и блаженно прикрыл глаза. Видимо, я последовал его примеру, потому как уже через секунду услышал обрывок фразы.
- Это определенно ворона или ворон, - сказала моя сестра, что и разбудило меня окончательно.
Голландец отмер. Он глядел на меня красным стеклом, кажется, за ним что-то шевелилось, влажно поблескивало в пламени. Я ощутил, как по спине катится пот. Свет костра сделал с кожей Голландца что-то чудовищное, углубил рельефы, заострил все раны. Впадины на коленях, шее и ключицах стали глубже. Я представил, как рушатся стены мегаполиса, как по улицам бегут люди и новые толчки звуковой волной сотрясают город. Один из бегущих горит. Ветер раздувает огонь на нем, синтетическая одежда плавится, он кричит, но продолжает натягивать противогаз вместо того, чтобы сбивать пламя.
- Увечие сделало тебя чудовищем в глазах людей, да? - спросил я Голландца. - И ты не можешь объясниться, потому что огонь спалил тебе глотку.
Он не шевельнулся, не дал и намека, что расслышал меня. Видимо, катаклизм забрал не только лицо и язык, Эф был прав. Разумом тут и не пахнет. А пахнет тут перьями и близкой грозой.
- Как-то ты держался эти годы. Может, разумнее было бы просто отпустить тебя. Но не советую надеяться... У тебя перья растут из головы. На фоне всех взрывов на АЭС выглядит это немного подозрительно.
От стыда за свои слова я закрыл глаза рукой.
- Они сказали, чтобы ты не совался, - раздался над ухом тонкий голосок. Меня словно азотом облили. Я подскочил, но едва пришел в себя, как убедился, что Голландец молчит. Мы добегались до слуховых галлюцинаций. Интересно, у Эфа и Эмиля те же беды? Почему-то казалось, что нет.
Я снова закрыл глаза - просто чтобы убедиться - прямо как был, стоя. Но голоса меня не потревожили, я слышал только треск костра.
- Стоя не работает, - усмехнулся я.
Вдруг показалось, что костер отдаляется. Он медленно полз от меня, пока не возникло ощущение, будто в мире не осталось больше ничего. Потрескивание доносилось через слой призрачной ваты, но нас словно стена разделяла. В нос ударил запах мокрой ветоши, с потолка закапало. Впереди по коридору мерцал тусклый свет, от него веяло незнакомым теплом.
В комнате у самопального камина стонал человек. Он дергался, сжимался в углу, по паркету стелились перья, отливающие ртутью. Мне показалось, человек потрошит неосторожную птицу, но он обернулся ко мне искаженным болью лицом. Он выдергивал перья из собственных плеч, те с отвратительным звуком отрывались от воспаленной кожи, а новые перья тут же занимали их место. Они лезли из освобожденных пор прямо на глазах. Человек поднял руки, ощупал длинные перья за ушами и завыл. Он кричал и просил остановиться, прекратить. К кому бы он ни обращался, тот прекращать и не думал. Перья лезли как по волшебству, и продолжалось это давно. И в том измотанном дрожащем теле сложно было узнать высокого студента у подоконника. Словно от него осталась только паника. Мир за стенами рушился, с неба сыпался пепел, а этот несчастный погибал от странного недуга.
- Я не готов к этому! Не готов! Не готов!
Он уцепился оперенными руками за стену, вскарабкался, его шатало от истощения, но он стоял, пока не повернул голову. Длинные перья ударились о бетон, и студент потерял равновесие. Терпение он, очевидно, тоже потерял. К моему ужасу, он подполз к огражденному кирпичами костру и поджег длинное перо на кисти. И тут же вспыхнул факелом.
Я очнулся от крика, выпрыгнул в реальный мир, где никто не горел и не кричал. Эф и Эмиль дрыхли, но Голландец исчез. Только костер горел и капал мелкий дождь. Эмиль убьет меня. В лучшем случае. Но он же сам привязывал эту тварь! Веревки, впрочем, тоже не наблюдалось.
Я, может быть, и постоял бы еще, мучаясь выбором - будить ли старших товарищей, но где-то рядом хрустнула ветка. Она словно подзывала.
Почему, стоит закрыть глаза, я вижу небылицы о Голландце? Годы назад мы учились на одном курсе, мечтали о схожем будущем, почти стали коллегами. Да и стали бы, если бы планете было угодно. Но ей не было. И вот теперь, в другом мире, в чужих, можно сказать, телах, что-то столкнуло нас вновь.
Он следил не за нами! За мной! Он выманивает именно меня! Ведь у нас с ним общая память.
Звук доносился снизу из зарослей, в которых я не замедлил потеряться. На секунду показалось - самое время звать товарищей. Тем более что дождь усилился, а к темноте примешалась густая муть. Я сделал единственное возможное - закрыл глаза.
- Они считают его божеством. Вроде.
- А сам ты что думаешь?
- Люди готовы назвать богом любого, кто чуть могущественнее.
Я шел за своим старым знакомым и невысокой девушкой с черными длинными волосами. Они прогуливались по узкой аллее зеленого сада.
- Что твои друзья сказали тебе? - спросил он.
- Они сказали ни во что не вмешиваться, - ответила она и вдруг вскрикнула. Испуганно обернулась. Детское личико, круглые глаза...
Утренний сад выключился, включилась роща. От неожиданности я споткнулся о мокрое нагромождение и чуть не повалился на него. Оказалось, это плащ. Тот самый прорезиненный плащ. Ободранные полы приподнялись - хозяин приглашал внутрь. Он протягивал руку с черными кончиками пальцев на мраморной ладони.
- Так ты не можешь говорить? - спросил я, когда мы устроились под тканью. Вместо ответа из клапана на кончике клюва просвистел выдох. Гофрированный шланг лежал у меня на плече.
- Исправить ситуацию? - спросила девушка. Голос ее долетал словно издали. Она влезла в импровизированный шалаш, маленькое тело втиснулось между нами. От платья веяло тонким цитрусовым парфюмом и стиральным порошком. От волос пахло шампунем.
- Мне обещали, по крайней мере, - ответил ей мой сокурсник.
- Это не опасно?
- Нет.
Врал он бездарно.
- Опасно, да?
Неужели этот человек пытался спасти нас всех? Но как? Из разговора я понял только, что ему помогают. Ах если бы я знал о той организации в мирное время! Если бы...
- Почему вы вели борьбу тайно?! - не выдержал я. И они тут же умолкли оба, разом, словно их выключили. Шланг вновь коснулся плеча, а запах парфюма и бытовой химии сменил привычный дух болотины.
- Что вы, черт вас дери, могли поделать против сил природы?! Надо было просто поднимать всех! Требовать эвакуацию!
- Так что они собираются делать? - спокойно продолжала она.
- Синхронизировать. Меня. С ним. Звучит, как отборнейшая ерунда, но я видел его, мне иных доказательств не надо.
- Это всего лишь мой рисунок.
- Да, ты всего лишь нарисовала то, во что они верят, разве это не доказательство?
- Не пойму я, как синхронизация с моим рисунком поможет воскресить медицину и образование...
- Что?! - воскликнул я.
- При чем тут твой рисунок? Мы делаем ставку на то, что у Кррау хватит мозгов решить эту проблему с деградацией и оболваниванием.
- Революционеры...
- Полетят головы, Мила. Полетят головы.
- Что?!
- А этот Кррау вообще хочет синхронизироваться?
Вот он, тот самый коварный вопрос, что ставит с ног на голову любое мироустройство. Но на него не только не дали ответ, его пропустили мимо ушей.
Я вдруг отчетливо понял, что ни с кем не хочет Кррау синхронизироваться. Увидел (или вспомнил), как высокая фигура в плаще и с головой птеродактиля шагает по снежной степи. Наконец я понял, что он крутит в руках - меж пальцев струилась кровь, скользила содранная кожа. На снег летели брызги и перья.
Тело вздрагивало от взрывов изменений. Насильственных изменений. И пока оно разрывалось в конвульсиях, основной удар выпал прочему миру, словно он впитал в себя излишки синхронизации, всего того лишнего Кррау, что не поместился в измятого человека.
"Ты бы мог сказать, что это - вселенское зло. Но это просто стандартный механизм защиты. Что-то вроде безумия", - говорил кто-то над ухом.
Я стоял над городом и видел, как из центра шли волны, и волны эти рвали саму ткань мироздания. А также прилипшие к нему дома, памятники, человечество.
"Они втащили сюда чужеродное, а потом удивляются, мол, рана чернеет, цветы из нее, видите ли, не растут!"
Кррау мотнул головой, качнулись металлические перья. Здание надо мной треснуло снизу вверх, словно стакан с кипятком; на асфальт брызнули стекло, бумаги и люди.
Меня кто-то позвал, знакомый голос порвал иллюзию.
Рядом стоял Голландец, пялился на меня красным окуляром. За стеклом бешено вращался ртутный глаз.
...Неловкий гибрид сверхразума и амбициозного человеческого тела. Амбициозного... ну и где же он теперь? Где этот резкий революционер? Где крикливый студент с моего потока? Весь вышел.
Осталась только измятая ксерокопия Кррау - блеклая, безликая, непонятная. Он мотал головой, стоя на четвереньках, дождь утихал, но сырость совершенно не беспокоила урода. Голландец раскрыл пасть и пронзительно закричал. Мои видения были для него открытием. Он ничего не помнил и брел за нашей группой на запах моих мыслей и памяти, в которой нашлось место и его прошлой жизни. Роль убийцы всего человечества не устраивала Голландца.
Мне захотелось разорвать ему глотку, и он, видимо, почувствовал это. Голландец попятился, он стонал, а я шел околдованный, вспоминал родителей и друзей, вспоминал светлый город у моря, из которого с такой неохотой уезжал учиться.
- Подожди, мы не договорили.
Я посылал образ за образом, здания валились на головы, земля вздрагивала от боли. Не знаю, чего они добивались в своей секте, чего добивались от непонятного Кррау, но получили лишь братские могилы и закат человечества.
Голландец выставил вперед обглоданные руки. Перья больше не росли.
- Юнь! - я обернулся на голос с холма.
Голландец воспользовался заминкой и рванул прочь. Я успел схватить его за перья, мы поскользнулись на мокрой траве и кубарем покатились с холма. Солнце поднималось, просачивалось сквозь тучи. В какую-то секунду нашей нелепой схватки ему удалось отшвырнуть меня - на холме мелькнули две фигуры, и одна из них целилась в нас. Выстрел раздался раньше, чем я успел что-либо сделать.
Голландец вскрикнул ястребом и завалился в траву, вздрагивая и извиваясь.
- Ты цел?! - Эльм скатился ко мне и рывком поднял на ноги.
Едва убедившись, что со мной действительно все в порядке, он резко развернулся и еще одним выстрелом раздробил Голландцу голову. Тот наконец затих.
- Новый вид хищника, - говорил Эф по дороге домой. - Так ловко выманил! Ты даже на помощь не звал!
- Я думал, так только в сказках бывает, - зевал рядом Эмиль. - Но он действительно слал видения или что-то вроде того. Я тоже видел всяких девочек. Правда, не в черном... все больше голых.
- Хищник? - спросил я.
- Да, умнее прочих. Уже не человек, - заметил Эф.
- Не человек, потому что хищник?
- Потому что на людей нападает.
- Потому что нападает на других хищников?
На лице Эфа мелькнуло раздражение, но он промолчал.
- ...была у меня сестра, - сказал Эмиль. - Тоже всегда в черном. Мила.
Помню, как сильно я боялся посмотреть на светлеющее небо - облака лениво расходились после ночного спектакля и вполне могло статься, что блеклый диск солнца поглядывает через узкую прорезь одного из них.