Аннотация: Всё началось с ощущения и картинки. Я её описал, а потом решил продолжить. Не получилось :)
Серо-жёлтое небо, плотное, как каменные своды подземелья, скрывает солнце. Не видно даже светлого пятна, только небо с одной стороны темнее. Мёрзлая равнина, припорошенная снегом. Я встаю и осматриваюсь. Впереди темнеет лес, в стороне небольшая рощица, я стою на обочине Дороги, на которой уже никого нет: путники скрылись за холмом. Холодно, и одет я не по погоде: рубаха и штаны из плотной холстины, плетёная гибкая обувь... И успел замерзнуть, пока лежал в яме - там тоже не тепло, только снег вперемешку с травой. На горизонте виден лес.
Я бегу к лесу, морозный ветер пробирает до костей. Правая сторона лица уже онемела, суставы гнутся с трудом. Ветер временами взметает облачка снега, кружит в маленьких смерчах, бросает в лицо. Лес приближается медленно.
На одеревеневших ногах вхожу в лес. Здесь нет ветра, можно перевести дух. Разминаю, тру руки, лицо. Иду в чащу. Здесь значительно темнее. Все завалено буреломом. Я очень устал за этот короткий день, мне нужно найти место для ночлега.
Удивительно, но тут нет звериных троп. Говорят, тут только мелочь водится, если вообще есть. Похоже на то. Так что хищников, похоже, опасаться не приходится. А вот холод меня убьёт во сне только так. Тут земля вся покрыта толстым слоем древесных обломков, листьями, травой. Они должны гнить и греть. Вот, кстати, большой ствол угадывается. Сейчас... Как тут темно! Воняет плесенью и не тепло. Но и не мороз, и то хлеб. К демонам. Сейчас согреюсь. Сплю.
Просыпаюсь в темноте и тепле. Глаза открывать не хочется. Кое-где в тело впиваются ветки.. Но я не хочу их убирать, на меня напало странное безразличие. Зато мыслей в голове море. И ясность.
Здесь плохое место. Мёртвое. На три сотни вёрст вокруг голая безжизненная равнина. Ничего не растёт, небо всегда скрыто облаками, но и дождей почти не случается. Рассказывают, полторы тысячи лет назад тут была богатая страна, жил великий народ. Но была война, и враги того народа накрыли это место каким-то проклятием... И с тех пор тут ничего нет. Всё смело. Только тут, в самом сердце Мёртвых земель, растёт лес. Странный лес. Больной. Рассказывают, вырос он тут не сразу, где-то пятьсот лет назад. Но животных тут всё равно нет. Наверное, не выживают.
Но у меня есть шансы. Вот он, мой амулет. Невзрачный гладкий камушек. Маролова работа. Марол, конечно, совсем как ребёнок, но гениален. Амулет защищает от местной порчи. Конечно, не бесплатно. И чем за это придётся заплатить - пока неизвестно. Но это, пожалуй, мой единственный шанс: бежать можно было только в Мёртвые земли. Тут заключённых почти не охраняют, только не позволяют идти по Дороге без конвоя, только в составе каравана. Дорога - единственное относительно безопасное место тут. На ней даже трава растёт. На неё можно заставить войти лошадь. По ней можно пересечь пустыню. И Дорогу охраняют солдаты Торинской империи. Убивают каждого, у кого нет охранной бляхи. И всякого, кого увидят за пределами Дороги. У меня бляхи нет. Но у меня есть маролов амулет. Так что я могу и без Дороги пройти. Если, конечно, от холода или голода не окочурюсь.
Последние два года я хорошо жил. Сытно, спокойно, легко. Ещё неделю назад я был уважаемым и почтенным горожанином. Но этот Тис! Маленький негодяй, ему всегда удаётся втравить меня в историю! Вот и теперь погорели мы на верном, надёжном, и, главное, безопасном деле, которое оказалось контрабандой. И не просто контрабандой, они ещё и какие-то документы спёрли, шпионы доморощенные! Вот меня и уличили в шпионаже, а за это тут полагается показательная казнь после допроса с пристрастием. Мне уже такой провели местные умельцы, и что-то мне подсказывает, что столичного допроса я бы не выдержал и заложил с потрохами и Тиса, и всю его шайку. А я сам хочу ему морду набить.
И ведь, что самое обидное, я за версту чую всякую опасность. Чувствовал же, что тут не всё чисто. Но нет. Опять уши развесил - и волку в зубы. Хорошо бы им удалось уйти через границу. Всё меньше головной боли.
Впрочем, сейчас мне не до этого. Сейчас мне нужно найти способ не замёрзнуть в зимней пустыне. Кажется, есть сухая прошлогодняя трава вокруг леса и на Дороге. К Дороге подходить может быть очень вредно для здоровья, да и много ли там той травы? А вот вокруг леса можно сенокос устраивать. Надо бы её напихать под одежду и обувь, вот и получится шуба. Эх, отморожу я себе что-нибудь, как пить дать...
Ближе к опушке замечаю поваленное дерево с любопытной корой: она довольно мягкая и не сразу рвётся. Это мне перчатки будут. Надо попробовать.
Снова желтоватое небо. Вдалеке скалистый холм, вокруг него каменный вал Дороги. И пронизывающий ветер. Вот и моя шуба - травяной сухостой вперемешку со снегом. До чего же неудобно замотанными в кору руками орудовать! Но иначе я и руки отморожу, и траву намочу талым снегом.
Я несколько раз прятался в лесу, набивал под одежду сено, немного отогревался и снова выходил на "промысел". Теперь я больше похож на подушку, чем на человека. Этакое огородное пугало. А ведь ещё нужно обмотать себя этой корой от ветра да сделать мешок из неё же, чтоб спать в чистом поле. Боги, какие же глупости лезут в голову! Радоваться надо, что жив вообще. Я и радуюсь.
Короткий зимний день закончился, и я сильно устал. Сильнее, чем ожидал. Проклятое место вытягивает силы. Снова спать. Завтра в дорогу...
Я стою на опушке леса лицом на запад. Там мой дом, там Кринт. А перед ним места моего детства, окраина Мёртвых земель, окраина Торинской империи. Там живёт суровый, честный народ, мой народ. Моя страна назвала меня врагом. Это неправда, но я бессилен что-то изменить, и они по-своему правы. Может, я ещё увижу кого-то из друзей детства. Может, в последний раз. Может, не увижу.
Сзади, за лесом, начинает медленно светлеть небо. Становится видно Дорогу далеко слева. Нельзя терять её из вида, иначе можно заблудиться. Отправляюсь в путь. Очень скоро, почти сразу, заканчиваются сугробы и засыпанная снегом трава. Снова безжизненная замёрзшая равнина, серый песок, схваченный коркой льда, и немного снега на нём. Снова безраздельно гуляет ветер, взметая облачка снега, но теперь я укрылся той странной корой, на мне мешок, закрывающий фигуру с головой. Только прорехи для глаз и рук, и ноги торчат снизу. Я сейчас меньше всего похож на человека, больше на двигающийся пень или бревно. Те, кто увидит меня с Дороги, будут долго рассказывать о всякой нечисти в этих местах.
Я размеренно бегу, внимательно следя за поверхностью. Здесь много мелких ямок, немудрено и ногу сломать, но я полагаюсь на удачу и на своё чутьё. Дорога тянется слева, почти не меняясь и не сворачивая. Один раз между нами вырос большой холм, я бежал в его тени. Я тогда задумался, что можно было бы побояться заблудиться и обойти холм со стороны Дороги, но я больше боюсь того, что меня заметит патруль, а они стреляют без предупреждения. Вот за этим холмом я в первый раз упал, свалился от изнеможения. Я просто не смог поднять ногу выше кочки и размазался по земле. Но тут же встал на четвереньки, проглотил пару горстей снега и побежал дальше. Мне надо бежать. Если я не смогу бежать, проще сразу лечь и замёрзнуть. И, добравшись до того места, откуда уже видна Дорога, я снова бегу, но уже по-другому, Посторонние мысли ушли, я стал беговой лошадью, которой нужно двигаться, двигаться, а остальное имеет второстепенное значение. Помню только о том, что ни приближаться к Дороге, ни удаляться от неё не стоит. Я как будто стал своим в этом безлюдье. А потом стемнело. Я свернулся калачиком и уснул.
Я проснулся резко и толчком. Было чуть светло, тускло светящееся размытое пятно в четверть неба было строго за спиной и довольно высоко. Я испугался, что проспал почти до середины дня, но потом понял, что это всего-навсего взошла луна. Похоже, можно двигаться всю ночь, а выспаться я успею там, где живут. Трясущимися руками я затолкал в себя снег. Боги, до чего же холодно! Я снова бегу. Почти сразу, луна не успела заметно сдвинуться, я выдохся. Но снова, как и вчера, я заставил себя двигаться дальше. И я снова бежал, не помня себя, чувствуя только мышцы, и видя только равнину и Дорогу. Остальное не имело значения. Луна села, но почти сразу взошло солнце. Бежать, бежать... Все силы, все, что осталось, на одну цель - бежать.
Прошла неделя. Словно машина, я бегу по много вёрст в день. Я не могу думать, в моей голове словно щёлкают какие-то переключатели, заставляя делать то или иное, минуя сознание. Ещё два дня назад земля полностью покрылась снегом, теперь я бегу по насту, не опасаясь сломать ногу в каждой кочке. Как будто стало теплее. Но я не могу об этом судить здраво, потому как промёрз до костей, да и в сознании бываю первые несколько шагов в день. И вот теперь появился первый куст. Маленький, хилый, он торчал из снега на голой равнине, и это мне показалось столь удивительным, что я сбился с ритма и пришёл в себя. Я с трудом доковылял и сел рядом. Оказывается, я так соскучился по чему-то живому, что не могу удержать радости до слёз. Настоящий, живой, кустик! Боги, как же он прекрасен! Это для меня знак надежды, значит, я уже близко к живым землям, да они уже начались! Вот она, жизнь. Настоящая, под солнцем, а не спрятанная под покрывалом туч. Здесь ещё трудно, но этот куст хоть и слаб, но он настоящий, правильный, не похожий на ту гниль, болезненный нарост, оставшийся в неделе пути назад.
Я долго сижу и уже тихо радуюсь. А потом я успокаиваюсь и вспоминаю, что мне надо идти дальше и искать место, где я согреюсь и смогу, наконец, поесть впервые после побега. Потому что питание одним снегом не прибавляет сил, и вообще-то надо удивляться, как я я не умер на третий день пути просто от истощения. Но этот вопрос я лучше задам тому, кто сможет на него ответить, а сейчас надо бы добраться до ближайшей зимовки.
Я бегу дальше. Радость словно придала мне сил, и я упал только когда куст стал уже не виден. И снова я заставляю себя подняться, но на этот раз силы возвращаются ко мне не сразу, и я обнаруживаю себя едва бредущим на север. Голова немного проясняется, и снова вперёд, на запад, до самого вечера, когда я прячусь в своём мешке, впервые закопавшись в снег. До чего же тепло спать в снегу!
Просыпаюсь с ощущением блаженства. Мне тепло, тело чувствуется и слушается. Только голова замёрзла. С сожалением выбираюсь из сугроба. Прямо перед собой вижу сидящую на на скрещенных ногах фигуру. Невысокий, удивительно тонкий для человека, узкие глаза и узкий нос. Обережник. Сидит прямо, рядом две пары лыж и мешок.
- Тебе дальше нельзя. В тебе проклятие пустыни. Иди за мной, - говорит он и показывает на одну пару лыж.
Я надеваю лыжи. Обережник быстро поднимается, встаёт на лыжи и уходит в сторону пустыни, на северо-восток. Спорить с ним бесполезно и может выйти боком. Раз сказал, что нельзя - не пустит. Редкие маги могут что-то противопоставить обережникам. Но они уважают людей. Бывает, что заботятся. Так что хуже не будет. Следую за ним. Начинаю уставать. Обережник останавливается, кладёт в лыжню светло-жёлтый комок размером в ноготь.
- Не вздумай глотать, - говорит он. - Надо, чтобы хватило надолго. Это еда.
Эта штука похожа на мёд. Приторно-сладкая. Через несколько десятков шагов усталость отпускает. Мы подходим к волокуше, на которой лежат жерди, камень для очага, поленья, щепа, немного посуды - словом всё, что нужно, чтобы оборудовать жилой шалаш.
- Поставишь здесь, - говорит обережник. - Это тебе, - показывает горшок с такими же комками, которым только что меня кормил. - Будешь растапливать снег и пить. Много пить. Чтобы вымыть скверну. Снег берёшь только сверху, чистый - ты поймёшь, где начинается злой снег. Пьёшь подслащённую воду, пока не уснёшь. Если не лезет, делаешь так, - показывает странные телодвижения. - Всё, что из тебя выходит, должно оказаться в одном месте, чтобы не поганить всё остальное. То, что из гнилого леса принёс - туда же. Одежда тут. Послезавтра я приду.
- Почему ты мне помогаешь? - Спрашиваю я его вдогонку.
- Мне нужен твой амулет, - отвечает он и уходит.
Я смотрю ему вслед в замешательстве, это происшествие выбило меня из колеи. Ещё вчера всё было понятно: добраться до жилья, отъесться и домой. А сейчас проблемы практически решены, даже одежда очень и очень приличная, как у богача. Не так уж часто обережники помогают людям. Видно, амулет и впрямь очень ценен. Для чего, интересно? Странный это народ - обрежники. Их мало, и для того они и живут - оберегать. Где живёт, то и оберегает, и выглядит соответственно. Этот вот живёт в приграничном лесу, потому лёгкий и быстрый, глаза и нос узкие - это от солнца, песка и снега, а бегает так, что только пятки сверкают - вон и не видно его уже, вёрст десять, поди, отмахал, его и лошадь-то галопом не догонит. Но хоть без крыльев. А вот пустынные, например, крылатые. И горные. Те, что в мёртвых землях живут, говорят, больше на птиц похожи, чем на людей, но столуются на их окраинах: видно, гнилой лес даже для них ядовит. А я там отсыпался и жив до сих пор. Да, знатный амулет мне Марол сделал! А ведь обережники-то от самого Созидателя силу берут, и столько, что никакому человеку не под силу, а вот поди ж ты, не сумели сделать такой вещицы. Мало того, ну кто такой Марол супротив любого обережника - дитё малое и неразумное, младенец. Даже городские обережники по пять веков живут, а вот этот лесной мог и войну застать, что полторы тысячи лет назад тут случилась. Сомнительно, правда, но всё же возможно. И всегда обережник заботится о том, что ему вверено. Как они прозевали проклятие Мёртвых земель, когда оно творилось - непонятно. Видно, нашёлся таки злой гений, обставивший древний народец. Уважают их у нас. Они и лечить могут - не всех, правда, берутся - и совет дадут, и предупредят, если беда какая, и на чистую воду выведут, если кто зарываться стал сверх меры. Власти им вроде бы не надо, но любое государство они разрушить могут, если оно им не по нраву придётся, ложь и бездумие им не по нутру. А южане их не любят. Говорят, городские обережники в их странах больше трёх веков не живут, да и тех убивают до срока. Там города встречаются, где их и нет совсем. Дикость это - как можно их выгонять? Всё равно что без фундамента жить или стены не шпаклевать.
Но что-то я задумался не к месту, пора и дом ставить. Докопавшись до земли, убеждаюсь, что прав был новый знакомец - порченый снег отличается от чистого. Непонятно чем, но отличается. Чем-то неуловимым, но однозначно и чётко. И есть в нём какая-то привлекательность. Докопавшись до слоя, я попытался понять, что же в нём особенного. Растёр в пальцах, понюхал, прочувствовал. И как-то вдруг мне стало всё понятно, всё вдруг увиделось простым и однозначным. Зачем себя мучить? Мне и так нормально. Обережник, конечно, попытается отобрать всё, что дал, но тут уж моё право - не отдать. В конце концов, в мёртвые земли он не сунется. Там, правда, местные "птички" есть, но я что-нибудь придумаю... Тут я поймал себя на этом и понял, чем этот снег испорчен. Немедленно засыпал площадку для шалаша чистым снегом, потоптался на нём хорошенько и наложил сверху веток, сделав своеобразный пол. Мне стало страшно. Я ведь больше недели ел этот снег - хорошо, что не пытался его прочувствовать душой! А тело-то моё, видно, подгнило основательно. Хорошо, если только тело - теперь я буду следить за тем, что думаю, кто знает, что там за демоны подселились внутри.
Я поставил шалаш и растопил первый котелок. Я действовал словно заведённый, глотая её залпом, делая движения, подсказанные обережником. И когда растапливалась уже третья порция, я возвращаясь в шалаш, почувствовал резкую усталость. Первое же, что я сделал - потянулся за снегом вокруг шалаша, но вовремя остановился. Зайдя в шалаш, нашёл коробку с леденцами, сунул один в рот и тяжело уселся на пол, опираясь на руки. Сознание медленно прояснялось. Я положил три леденца в котелок. Оказывается, я забыл о них совсем - но ведь мне и так хватало сил, а это же просто еда. Коварная вещь эти мёртвые земли. Но ведь раньше я жил недалеко от их границы, и никогда не слышал о том, чтобы от них приходила какая-то сила - только смерть, однозначная и мучительная. Видно, это амулет так действует. Жуткая вещица, оказывается. Теперь я пил сладковатую воду медленно, тяжело дыша, а до отхожего места ходил, опираясь на палку. В голове медленно ворочались мысли. Вот, значит, какая скверна в этих землях. Жуть. Это ж какая паскуда до такого додумалась? Полторы тысячи лет уж язва не зарастает. А почему? Неужто у Созидателя нет на это сил? Священник говорил, что есть сила выкинуть, но не уничтожить. Дескать, пророк Арен это говорил, тёзка мой. Видел я его изображение в Меканире, когда ездил туда. Впечатление незабываемое. Я-то думал, почему на меня местные косятся, под конец даже толпой следом ходили, а оказывается, похож я на этого пророка, что брат родной. Даже имя то же. Помню, быстро я оттуда сбежал, не нужно мне такого счастья! С тех пор и не доверяю я его пророчествам. Понимаю, что зря, а сделать с собой ничего не могу.
И всё-таки, как же так? Неужто с людской изобретательностью даже Созидатель справиться не в силах? Так можно начать верить в россказни о том, что Созидатель тоже человек, только великий древний маг, который решил создать свой мир и преуспел в этом. И что он иногда рождается на земле, проживая жизнь обычного человека, причём по этим россказням выходит, что нескольких одновременно, оставаясь при этом Созидателем... Да уж, чего-чего, а изобретательности у нашего брата хватает - надо ж до такого додуматься! Лучше б придумали, как мёртвые земли оживить. Ладно хоть Дорогу сделали.
Интересная штука эта Дорога. Это каменный вал высотой в два человеческих роста и шириной в четыре. И под землю уходит глубоко. Возле гнилого леса аж втрое больше, чем в высоту - там ядовитая земля глубоко забралась. Камни Дороги непростые, с защитой от порчи, и обновляют их постоянно. А внутри по специальным каналам течёт сила, питающая защитные амулеты, вмурованные в камни вала. Летом в мёртвых землях свирепствуют пыльные бури, и защиты от них никакой нет даже на Дороге. А осенью Дорогу чистят, и всю зиму пользуются.
Я медленно выплываю из пучины сна. Ночной кошмар незаметно превращается в бессвязные суетливые обрывки тревожных мыслей. Меня колотит крупная дрожь, холодно. Тело горячее, его ломит, во рту привкус крови, в ушах шум. Перед глазами всё плывёт, туда словно песка насыпали, даже веки кажутся горячими. А ещё меня колотит не только от холода, но и от страха. Я чувствую под собой что-то опасное, жадное, что-то запустившее в меня свои когти. От отвращения меня мучительно корчит. Холодная вчерашняя вода в котелке кажется спасением. Я жадно её пью, а потом сижу, обхватив руками пустой котелок, завернувшись в одеяло и подложив под себя ноги, чтобы быть подальше от того, что внизу. Кажется, сегодня должен придти обережник.. Мне до того плохо, что я не могу это сообразить.
Вчера весь день я промывал себя, мне становилось всё хуже, слабость всё сильнее, и всё труднее было сдерживать сильное, до потемнения в глазах, желание наесться порченого снега. Я очень устал, но заснул с трудом, грызя палку, чтоб хоть как-то унять это желание. Ночью что-то случилось и теперь этот желанный снег ощущался чем-то столь мерзким, что я чувствовал его присутствие даже сквозь пол шалаша.