Я сидел у костра и грелся, вытянув руки вперед. Безлунная ночь вступала в свои права. Лесные шорохи стали слышны отчетливее, ветер стих, словно утомился дуть за весь день.
Впереди терялся в темноте холм, на котором, как говорили мне поселяне, находился Алтарь Неизвестному богу. От ближайшего селения до него было идти семь дней - и то, если не заплутаешь в лесах и будешь следить за зарубками на деревьях, оставленными паломниками.
Каждый, говорили, может найти у Алтаря ответ на все свои вопросы о духовном мире. А кому не хочется узнать? Разве что тем, кто поклоняется богам, - им и незачем идти сюда: в любом селении можно найти жертвенник и жреца при нем, задать ему любые вопросы о богах. Это просто, но не для меня.
Я не мог удовлетвориться теми богами, что нынче расплодились по всей земле. "Для чего я живу?" - вопрошал я. - "У кузнеца - свое дело, у воина - свое, у жреца - свое... И что же", - спрашивал я, - "в этом и состоит смысл жизни - чтобы делать свое дело, на которое ты поставлен богами, чтобы жить в тех рамках, в той гильдии, куда тебя определило рождение? Неужели в этом и есть цель - стать лучшим мастером, стать выдающимся ученым, прослыть славным воином или верно служить богам?" "Чем не смысл?" - отвечали мне. - "Каждому дается в жизни какое-то дело, у каждого - свое призвание и своя цель. Кто-то видит ее в деторождении и воспитании детей, кто-то - в успешной карьере, кто-то - в достижениях в своей работе. Зато перед смертью ты можешь сказать: я выполнил свое дело, я сделал то, что должен, я поставил себе цели и достиг их! И теперь я могу умереть спокойно".
Что же? Поработал на земле - и всё? Протянул несколько десятков лет - и конец? Только-только научился делу, вошел во вкус, стал совершенен и успешен, как приходит смерть и закрывает книгу твоей жизни? Неужели сам процесс, само дело - и есть цель жизни, ее смысл и ее назначение? Неужели мечи, песни и сапоги - это суть жизни?
Я подбросил хвороста в огонь. Мне говорили, что боги произошли из Великого Ничто. Их власть и сила духовны, но они создали землю и людей, подобных им, чтобы люди разделили с ними вечность. Боги дали каждому свое предназначение, свой дар, который каждый, входя в силу возраста и укрепляясь, может постичь в себе. Этот дар он и должен реализовать в своей жизни, этим даром он и должен служить людям и богам. Исполнив свою миссию, человек умирает и предстает пред богами, которые в своем мире дают ему дальше возрастать в даре.
Отчего же умирают младенцы, и гибнут юноши? Не от того ли, что боги могут ошибаться? Не от того ли, что боги, спохватившись, отнимают не дар, а жизнь, - ибо жизнь и дар связаны воедино? А может, потому, что мир не может принять таких детей? Наш мир отравлен, нищ и жалок по сравнению с миром божественным. И что если иная душа, входя в него, не может приспособиться к бытию в нем, и что если тело не может ответить на порывы души, на ее стремления и умирает, будучи не в силах победить тяжесть мира? Не легче ли умереть рано, чтобы поскорее очутиться в чертогах богов?
Впрочем, есть другие мнения. Я как-то шел через селение, жители которого верили в рождение души только после религиозного обряда. До обряда души нет - есть лишь живое тело, пусть оно и во всем подобно человеку, пусть оно и не покалечено и не ущербно, но в нем нет души, пока не проведен обряд введения души, пока душа не призвана в тело. И по их мнению, только с двадцати лет можно вводить душу в человека. До двадцати лет тело должно укрепиться физически: для этого они тренируют детей, заставляют их подолгу упражняться и работать физическим трудом. В день двадцатилетия проводится обряд, и душа, как они верят, входит в тело, подготовленное и сформированное под нее. Отныне человек может и должен учиться духовным практикам. Познав одну сторону мира - видимую, телесную, физическую, он должен открыть для себя духовный мир. Душа входит в тело и сразу же начинает действовать в нем. И эти люди верили, что смерть до обряда не страшна, потому что тело это только материал, только глина для формы, только пустой сосуд, о котором не стоит жалеть, если он разобьется. Смерть же после двадцати лет, как верят они, позволяет душе, побыв в этом мире, познав его хотя бы немного (можно ведь погибнуть и сразу после обряда), приобретя сформированные телом качества, полноправно существовать в мире богов - со всеми свойствами личности и со всеми приобретенными навыками.
Есть и те, кто считает, что человеком становятся. По рождению дитя - это та же глина, сосуд, он еще не является полноценным человеком. Адепты этой веры не требуют никаких религиозных обрядов. Человек, как они считают, сам формирует себя, он тогда становится настоящим человеком, когда общество в лице правителя или уполномоченных им лиц говорит: ты - человек.
Глядя на костер, я подумал: а с каких пор и до каких пор человек есть человек? И в чем смысл бытия его тогда? Кем или чем он был до и кем или чем он станет после? До - животное, во время - человек, а после - или животное, или кости. В чем же смысл его бытия? Стать человеком и умереть? Пройти отрезок пути и на конечном пункте лечь, сложив руки на груди? Зачем же шел? Чтобы прийти? Смысл, выходит, заключен в процессе? Жизнь - в самой жизни, и ничего более?
С этим клубком вопросов я и шел сюда. Растянувшись на земле и подложив под голову узел с одеждой, я закрыл глаза.
-
Алтарь разочаровал меня. Это было некое подобие каменного стола - большой гладкий камень покоился на двух поменьше. За алтарем, чуть нависая над ним, так что половина камня была защищена от дождей, вглубь скалы уходила пещера.
Приблизившись к камню и обойдя его, я различил на одной его стороне надпись, полустертую от времени и дождей: "Алтарь неведомому богу".
- А какого бога чтишь ты? - раздался вдруг голос за моей спиной. Я обернулся.
Из пещеры, сгибаясь, чтобы не задеть ее низкие своды, выходил старец. Его длинная борода почти касалась земли даже тогда, когда он распрямился. Одеяние его было скудно - чресла подпоясаны какой-то ветхой тканью, на плечи наброшен поношенный плащ. Он опирался на деревянную палку (хотелось назвать ее посохом, но уж больно крива она была) и близоруко щурился на меня.
- Я пришел сюда, чтобы узнать ответ.
- Испокон веков люди точно знали, что есть бог, имя которого никому не открыто, - старец прошествовал мимо меня и, выбрав удобный для сидения камень, уселся на него. - Потому и установили сей жертвенник, чтобы почтить имя неизвестного бога, а затем выдолбили алтарь - эту пещеру... Как тебя зовут, юноша?
- Месир.
- Мое имя - Варданий. Я живу здесь уже много лет... Ты пришел, чтобы узнать имя Бога?.. Или узнать, что Он один?
- Разве он один?
- Скажи, знаешь ли ты имена богов, которым поклоняются в том месте, где ты жил?
- Знаю. Лаорх, Ваксет...
- А откуда они взялись? Кто открыл имена богов людям?
- Сами боги...
- Да? - Варданий хрипло засмеялся, а потом закашлялся. - Кх... Не люди ли дали имена богам, не зная их настоящие имена? Мы именуем каждую вещь каким-то словом, но что оно обозначает? Назови камень камнем - что тебе это даст? Какую-то власть над ним? Или оно сузит конкретный предмет, отделив его от прочих? Вот это - камень, а это - дерево. Дерево не есть камень, это другой предмет. Наши названия или имена - просто слова, которыми мы обозначаем вещи. Но имя Бога - разве не должно повергать нас в священный трепет? Как мы, жалкие твари, можем именовать, назвать Бога тем именем, которое у Него есть?
- Не бог же сам себе дал имя, - я не понимал его речей. - Бог не может назвать себя сам. Всегда есть кто-то, кто дает имя...
- Или принимает его, берет себе имя, - вставил старец. - Так и вы: именуя Лаорха первоверховным богом, вы лишь отделяете его от других богов, но не знаете точно, какое имя он сам себе присвоил.
- Но под этим именем он выступает! Призывая его имя, жрецы творят чудеса. Его именем они заклинают больных, благословляют и проклинают...
- Тебя тоже можно назвать юношей или Месиром, человеком или... сыном определенного лица. У тебя, получается, много имен, или одно имя?
- Меня зовут...
- Или ты себя зовешь?.. А теперь скажи - как назвать непоименованного? Как призвать того, имя которого не знаешь? Как обратиться к Богу, о Котором не имеешь понятия? Не Бог ли должен выйти навстречу человеку, чтобы тот узнал о Нем?
- Человек может узнать о боге, глядя на природу.
- О боге или богах?.. А как их назвать? Бог камня, бог воды, бог травы? Есть ли бог для каждой вещи в мире? Есть ли бог стола или стула, а может, есть бог пламени свечи?..
- В большинстве селений поклоняются богам пяти стихий...
- Значит у них нет бога семьи, бога плодородия, бога солнца? Почему, повторю, богов много, а не один?
- А почему один, а не много? - раздраженно бросил я.
- Вот! - Варданий поднял вверх костлявый палец. - Он один потому, что Сам это открыл.
- Как?
- Я был наставлен в свое время путником из далекой страны Мерутх. Там, как говорил наставник, появился человек, утверждавший о единственности Бога. "Всё от Него, и всё - к Нему", - говорил тот пришелец. - "Все мы будем в Нем, но не растворимся, а будем Его возлюбленными сынами и будем царствовать с Ним вечно, ибо для этого Он создал нас, чтобы мы жили вечно". Своими речами он привлек к себе немало людей, и впоследствии, когда он пошел дальше, один из его учеников открыл глаза и ум моему наставнику и отправил его в наши края нести слово о Едином Боге. Учитель, посвятив меня в новую веру, направил свои стопы далее, а я стал искать людей, чтобы вместе с ними составить общину. Но никто не откликнулся. В одном из мест я услышал об этом жертвеннике неведомому богу и подумал: люди поставили сей жертвенник "на всякий случай", но промыслом Единого они предуготовили место Ему. Не зная Его, они почтили Его. Ибо кто есть неведомый бог в краю многобожников, как не Единственный? И я пришел сюда... Здесь уже жил старец Ветран. Он искал здесь Единого, пытаясь узнать Его имя. Мы вместе молились, прося Бога открыть нам имя, чтобы мы могли почтить Его. И в один из дней... к нам пришел очередной паломник и открыл нам, как именовать Бога: Тот-Кто-всегда-есть. Он сказал, что это имя нарек Бог Самому Себе для нас, для людей... Что же до настоящего имени Его, то оно... Мы никогда не узнаем Его, ведь узнав имя, мы как-то обозначим Бога, сузим Его, заключив в некие рамки, пределы. А как можно положить на полку своего ума Бесконечного? Как можно объять словом Необъятного? Как можно уяснить сущность, которую ум не в силах вместить, через имя? Нет, мы можем только слушать и слышать то, что Бог открывает нам о Себе. И только то имя, которое Он назовет - так и мы должны Его звать... Взгляни с другой стороны алтаря.
Я обошел камни и, приглядевшись, увидел надпись, на которую поначалу не обратил внимания: "Тот-Кто-всегда-есть".
- Для всех живущих, непосвященных и до поры до времени слепых - это алтарь неведомому богу. А для тех, кому Он открылся, - это алтарь Тому-Кто-всегда-есть, - сказал Варданий.
- И вы верите тем людям, которые вам об этом рассказали?
- Да, я верю им... А ты веришь ли тем жрецам, которые проповедуют в твоем селении?
- Нет... Вот поэтому я здесь.
Старец погладил бороду и, кашлянув, заметил:
- Ты все равно кому-то поверишь. Или не поверишь никому. Вера - от слышания. Как иначе можно узнать о Боге? Увидеть Его самостоятельно? Но ты пойдешь рассказывать ведь о Нем, не будешь же ты хранить это видение до конца своих дней? Тогда вера в Бога умрет вместе с тобой... Ты будешь говорить о виденном. И ты думаешь, люди тебе поверят?.. Так происходит с любой верой. Люди верят кому-то, человеку пишущему ли, говорящему ли. И это слышание накладывается на обстоятельства их жизни, на их душу, на их переживания. Сопоставляя события в своей жизни, сравнивая услышанное с опытом, они начинают понимать, что их жизнь не так проста, как им казалось. В сердце зарождается новое чувство, которое по мере возрастания, по мере познания, слышания и видения расцветает и, обретя силу, становится верой, которая зажигает теперь уже само сердце, и оно вместе с умом начинает верить в истину, ибо истина открыта, явлена и уверована...
- Я ищу смысл жизни...
- Не в этом ли он? - тут же подхватил старец. - Не в вере ли, не в обретении ли ее и не в возрастании в ней до бесконечности? Не в приготовлении ли к новому миру? Уже здесь, на земле, ты можешь вкусить Бога, войти в небо на земле, чтобы после смерти быть там, к чему ты уже приуготовлен. Вера оживляет тебя, вера дает смысл, значение жизни - она открывает тебе глаза на мир. Познавая Бога на земле, ты умираешь не в скорби и печали от того, что покидаешь эту землю, но в радости, потому что ты идешь к Нему.
- Значит смысл - в подготовке...?
- Если процесс завершен, результат достигнут, то чего еще желать, в чем еще обрести утешение и какую еще поставить цель? Если жизнь - это всего лишь путь от рождения до смерти, то печальна она, когда завершается. Ибо что с того человеку, что пройден этот путь? Да, он может сказать, что дорога была хороша, что она была трудна, и он сделал то, что должен, он раскрыл себя, познал себя и дарил людям радость, но... Дальше - пустота, бесцелье. Умрут рядом убийца и жрец - каждый из них делал то, что считал необходимым и важным, у каждого было свое занятие и свои цели, у каждого была своя правда и свой взгляд на мир...
- Боги оправдают одного, а второго изгонят на мучения.
- А если жрец служил другому богу? А убийца возносил жертвы этим богам?
- Тогда осудят обоих! - не задумываясь, ответил я.
- Так ли? - Варданий прокашлялся и заговорил снова: Сколько же богов? И как они судят?
- Я и хочу найти истинных богов или бога! - я устал стоять и тоже присел на один из камней. Вечерело. Старец откуда-то достал бурдюк с водой и, отпив, предложил мне. Я не отказался. - Истинные боги или бог - одни, но кому верить?
- Вот именно - кому, - Варданий покачал головой и, кашлянув, сказал: Мне почему-то кажется, что ты не веришь старым богам, а новых ты еще не нашел. Раз ты в поиске, то... не хочешь ли побыть некоторое время здесь, послужить неведомому богу, точнее... - он указал на надпись, - Тому, Кто называется этим именем... Как были научены мы неизвестным паломником (как знать, кто он был - может, это был вестник от Него?), как мы сами получили знание, так и ты, оставшись здесь, можешь научиться познавать Бога. Настоящего Бога.
- Почему вы поверили тому страннику?
- В его словах была сила. Мы, слушая его, дивились той вере и тому, с каким огнем в глазах, с какой любовью в сердце он говорит с нами... Я скажу тебе так: всегда, в любом учении есть те, кто зажигает других. Есть те, кто может нести свет учения, есть те, кто может доводить слово до чужих ушей и, вкладывая его в них, раскрывать это слово в глубине их сердец. Так - как пламя от одной свечи зажигает другую свечу - точно так же разносится свет учения. Кто услышит, тот уразумеет. Но всегда были и будут те, кто, приняв это учение, не удержит его в сердце. Чье пламя погаснет или чей светильник будет коптить. И чужие, видя сих недостойных, будут кивать на них и злословить само учение. Но слово ли повинно в том, что сердце человеческое отринуло его и поступило иначе? Слово ли виновно в неисполнении человеком учения?.. Итак, как вера от слышания и видения, так и неверие от видения и слышания... Хвала Богу, сейчас есть свитки с записанными на них свидетельствами истинных последователей Единого. Хвала Богу, есть общины, которые бережно хранят учение. И сила, Месир, как раз и состоит в том, чтобы держаться учения не в одиночку, а вместе с кем-то. Потому что один человек - рассеян и слаб, потому что одного - легче сманить и соблазнить чужим словом, сбить с правильного пути, потому что один - возносится над самим собой и другими людьми, отрываясь от истины, потому что один не может нести в своей душе Бога, если не будет делиться словом с другими. Вот и я жду своих учеников, жду тех, кто примет слова истины... Знаю, что некоторые удаляются в пустыню, чтобы втайне от всех возносить свои молитвы. Но они не отрываются от учения - они, если прийти к ним из общины, хранящей слово, и спросить их, они ответят согласно с учением. Они не скажут: вы - лжецы, с вами нет Бога, а Бог только во мне. Они скажут: мы верим в одного и того же Бога, у нас одинаковые мысли и одно учение. Просто у нас разные пути: у нас молчание, внимание себе ,у вас - жизнь в мире и общение друг с другом... Если ты не обучен - учись. Если ты не познал еще - познавай, но не говори, что ты несешь в себе Бога, потому что твое сердце, - он вновь указал на камень только с другой стороны, - оно пока еще алтарь неведомому богу, оно еще не знает истины. И если ты скажешь, что Бог в тебе, то я спрошу тебя - какой Бог? Тот-Кто-всегда-есть? Тот, о котором весть несут десятки людей по миру? Если Тот же, почему не разделишь учение с нами? Если Тот же, почему не принимаешь наши слова? Мы не правы, но прав ли ты? Мы не правы, но почему? Почему те, кто хранят слово годами, те, кто бережно хранят учение, почему же они неправы перед тем, кто не был наставлен, не обучен, не осознает в себе точно Того, Чье имя они хранят?
- Меня всегда занимал один вопрос, - пора было подкрепиться, и едва старец закончил свою речь, закашлявшись в очередной раз, я достал из сумки походную еду, и мы, разделив трапезу, вкусили пищи. - Судьба младенцев...
Варданий ослаб. Чувствовалось, что напряжение, с которым он говорил, отняло у него много сил, и он должен отдохнуть. Однако он кивнул и сразу же ответил:
- Я могу сказать тебе только то, что слышал и о чем сам думал. Наша жизнь здесь - это преддверие новой. И значение ее трудно переоценить. Здесь на земле мы должны из себя вырастить человека, настоящего, полноценного человека, достойного войти в чертоги Бога. Бог хочет от нас, чтобы мы научились жить с Ним уже здесь... Ведь так и было задумано Им, чтобы мы были вечными, а вечность возможна только с Ним. Без Него, без Его энергии, силы - мы ничто. И не нам судить Его - почему Он так установил, почему Он именно так решил. Это Его замысел и Его план... Бог установил так, что душа человека, точнее та ее часть, что можно называть духом, та ее часть, что и связывает нас с Ним, дается при зачатии как семя. Маленькое горчичное семечко...
И это семя нужно вырастить. Из этого семени мы и должны вырастить дерево. Но у каждого - свое дерево, и всякому древу свое время цвести и приносить плод. Чье-то - засохло со временем, чье-то - цветет, но бесплодно, чье-то - приносит плод в сто корзин...
Подумай: младенец умирает, не став человеком. В нем есть дух, но он не вырос, не развился. В нем есть семя, но оно не проросло... Взгляни: пред Богом предстанут младенец и известный праведник. Младенец - как семя, как искорка Божественного огня, и праведник - как пламя, пожар, бушующий в огромном городе. Младенец - не осознавший себя, и праведник - посвятивший свою жизнь служению ближним. Младенец - не могущий поверить и даже не ставший по сути верующим, и праведник - веровавший истово.
И рассуди: они хотят войти в чертог. Но что там? Там - дальнейший рост тех, кто рос в земной жизни, там - очищение от скверн и восстановление целого человека. Там - дальнейшая хвала Бога, там - полнота бытия. Посмотри: что из души младенца может войти туда? Какие качества? Кто он есть? Он - семечко, искорка Бога, но... равен ли он праведнику? Равен ли он в подвиге и в опыте жизни этому человеку? Чего он достиг и что смог сделать? С какими страстями сражался, и какие грехи победил?
Разумеется, младенцы войдут в чертог, но Бог не сделает из них человеков. Да и не могу представить я, как младенец, не выросший на земле, станет вдруг мужчиной или женщиной в Божием мире?! Как он вдруг вырастет в человека после смерти? Разве что Бог всех воскресит в Свой день в одном возрасте... Скажем, лет тридцати. Но получается, что и ум, и какую-то память Бог даст этому младенцу. Бог даст ему любовь, веру, Бог сделает из ничего, из только появившегося на свет и сразу умершего, полноценного человека? Зачем же тогда земная жизнь? Зачем праведник страдал и мучился семьдесят лет, когда умерев младенцем, он из семечка сразу станет деревом, он сразу обретет всё необходимое для чертога, он будет одет в лучшие одежды, и ему будет дано знание? Нет... Слишком велико будет неравноправие... Я верю, что те качества, негодные для Божиего мира, сгорят, и Бог восстановит нужное. Я верю, что неправда будет уничтожена в человеческом духе и теле... Но что останется, Месир? Если человек состоял из неправды, то он сгорит весь, а что восстанавливать или дополнять из пепла? Я пойму, если человек частично изъязвлен неправдой - он может исцелиться, пусть и калекой будет, духовно неполноценным, но все ж войдет в чертог. Но если он весь состоит из зла, то как он войдет, если на нем нет светлого места? Что же - его заново создавать, что же - засохшее дерево превращать в зеленое? Не в огонь ли оно пойдет?..
- Младенцы же умирают по воле Бога...
- Скажу так: Бог ли хочет их смерти?.. Я верю так, что Бог установил правило: если зачинается новая жизнь, то... как бы сказать... семя духа дается ей в любом случае. Не каждый раз Бог решает - дать или не дать, а Богом установлено правило, и Он Сам не желает его нарушать. Посему жизнь младенца и также нерожденного зависит и от Бога, и от людей. Мать может убить во чреве нерожденного, ребенок может родиться мертвым, ребенок может умереть от болезни, едва прожив день... Что же волнует тебя? Они к Богу идут, но они не развились здесь, на земле, не совершили подвигов, но не сделали и великих грехов. Как знать - кем были бы они. И как знать - не лучше ль такой исход для мужа и жены, чем дальнейшая жизнь этого младенца? Как знать - не на погибель ли свою и других людей они родили это дитя, и не уберег ли Бог их самих и десятки людей от злодеяний выросшего младенца? Умершие младенцы - с Богом, но не как полноценная душа, изведавшая скорби и болезни, но как... искры огня, как частички света. Бессмертные души - они. Но они - с Богом, и не нам судить, отчего умерли они, и почему не выросли...
Он закашлялся. Я сжалился над ним - наступал вечер, и старец устал. Он многое успел мне сказать за весь день и явно нуждался в отдыхе.
Я помог ему подняться и сопроводил его вглубь пещеры. Она оказалась не такой уж и большой: под низкими сводами лежали пучки соломы, пара плошек и несколько свитков. В длину пещера не превышала десяти шагов. Глаза старца уже были закрыты. Хриплое дыхание с трудом вырывалось из его груди. Я бережно положил его на солому, сам же вышел и расположился неподалеку от входа в пещеру.
-
Небо было затянуто тучами, когда я протер глаза и поднялся. Костер, который я развел ночью, потух. Старца не было видно - видимо, он еще спал. Я раздобыл хвороста и разжег огонь.
Я вспомнил наш вчерашний разговор. Варданий предложил мне пожить вместе с ним. Заманчивое предложение. Идти мне все равно некуда - там, откуда я пришел, меня не ждут. И вообще в мире нет места, где меня ждут.
Конечно, я могу отказаться и идти дальше. Но куда? Через горы - к монастырю, по преданию парящему в воздухе? Поучиться премудрости там? А почему не здесь? А почему я не могу вначале узнать то учение, которое само идет ко мне в руки, почему я не могу вначале попробовать узнать и понять того Бога, Который Сам идет ко мне навстречу? Неслучайно же я встретил этого старца, и неслучайно мы говорили обо всем... У него есть свитки, здесь бывают паломники - и как знать, может быть, обращаясь каждый день к Тому-Кто-всегда-есть, я услышу ответ от Него? Впрочем, чем разговор со старцем - не ответ? Чем сама весть о том, что есть такой Бог, - не ответ на мои ожидания? Я искал Бога - что мне еще нужно, чтобы остановиться и начать познавать Его? Руководитель? Вот он - старец... Знания? Его наставления и опыт его учителей, обращение к Богу и жизнь согласно с учением... Что мне еще нужно?
Я прошел в пещеру. Старец лежал в той же позе, в которой я его оставил. Я тронул его за плечо, и его тело показалось мне странно холодным...
Я похоронил Вардания неподалеку от алтаря, в месте, где деревья расступаются и, образуя круг, обнимают тихую поляну. В пещере я нашел некое подобие лопаты - старец этим незамысловатым приспособлением, видимо, копал себе коренья. Больше никаких инструментов я не нашел, более того, я не увидел ни гроба (кто-то из отшельников "запасался" им заранее), ни каких бы то ни было тканей, которыми можно было обернуть тело покойного, посему пришлось обойтись без гроба и погребальных пелен.
Лицо его было спокойно и умиротворенно. Что ж, он отправился к тому Богу, в Которого верил, и Которому теперь должен был служить я. Эта мысль не давала мне покоя.
Возвращаясь к пещере после похорон, я размышлял.
Что теперь делать? Старец умер, руководителя у меня нет. Возможно, мне следует отправиться дальше, но сюда будут приходить паломники, и если они никого не найдут здесь, то вскоре это место зарастет травой и забудется. Святое место не опустеет, но не ради ли человека, который хранит алтарь, идут сюда люди? Не ради ли совместной молитвы и общения, духовного наставления стекаются сюда паломники? Здесь нужен человек, не только следящий за сохранностью алтаря, но и умеющий наставить, указать верный путь. Кое-что я узнал, но этого недостаточно, чтобы ко мне потянулись жаждущие истины. Нет, я не могу и не должен быть здесь, решил я, заглядывая в пещеру. Я только разберу свитки и уйду. Отправлюсь дальше, в горы, и может быть, там я найду... А что я найду?.. Там решу - так положил себе на сердце я и вынес из пещеры на свет дня три свитка.
На одном из них нетвердой рукой была написана какая-то история, на двух - изречения, очевидно, учителей. Может быть, там еще что-то осталось? Я вернулся и принялся обшаривать каждый уголок пещеры. Наконец, в самом дальнем углу я обнаружил несколько клочков пергамента и вышел с ними наружу.
- Вы и есть хранитель алтаря? - голос откуда-то справа заставил меня повернуться.
Молодой человек - явно путник с котомкой за плечами - улыбнулся мне и поклонился.
- Да, - неожиданно для себя ответил я. - А какого бога ты чтишь?