Новейшая история. Барс
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Владимир Забабашкин
Новейшая история. Барс.
Роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
МАРТЫШКА ЕСТ БАНАНЫ
И всюду страсти роковые. И от судеб защиты нет.
А. С. Пушкин
Глава 1
На железнодорожную станцию провинциального города А..., лениво постукивая по стыкам, вползал пассажирский поезд. Вокзальная жизнь оживилась. Из ремонтного ангара вышли трое мужчин в загаженной спецодежде и с какими-то железками в руках; по платформе забегали представители дикой торговли, с надеждой взирая на проводниц, которые всем своим неприступным видом демонстрировали принадлежность к государственной службе; несколько пассажиров, волоча за собой вещи, мчались по платформе, выискивая глазами нужный вагон; хриплый голос динамика провозгласил, что стоянка поезда три минуты, и добавил еще что-то неразборчивое.
Тепловоз коротко и резко гуднул, заставив вздрогнуть находящихся на перроне. Поезд смачно лязгнул и встал, охваченный мелкой судорогой и скрипом тормозов. Возле вагонов сразу же засновали бабульки, пытаясь продать едва продравшим глаза пассажирам всякую домашнюю снедь: вареную картошку, соленые огурцы, сушеную рыбу; из подтащенной к самому вагону тележки невзрачного вида мужичонка бойко торговал пивом; проводницы вышли на платформу и, поеживаясь от холода, проверяли билеты. Жизнь шла своим чередом, и никто не обратил внимания на двух сошедших с поезда пассажиров, для которых именно этот город был конечной станцией: женщину среднего возраста в выгоревшем синем плаще с древним саквояжем в руках и парня лет двадцати с небольшим. На нем ладно сидел военный бушлат защитного цвета с маскировочными пятнами, обтягивающие его ноги джинсы, еще новые, необтертые, видно недавно купленные, были заправлены в высокие ботинки десантного образца, а на голове угнездилась вязаная черная шапочка, никак не гармонирующая с остальной экипировкой.
Если бы действие происходило на каком-нибудь московском вокзале, то парня моментально зацепила бы милиция для выяснения личности, оценив профессиональным взглядом то ли вещмешок, то ли сидор, болтающийся у него за плечами, как у бомжа-беженца или выходца из зоны, отбарабанившего свой срок. Но провинция более терпима к одежде, впрочем, как и ко всему остальному, да и вернулся парень домой, отслужив несколько затянувшуюся срочную службу в одной из горячих точек. Звали его Брагин Артем Сергеевич.
Оглядев перрон и примыкающую к нему площадь, Артем Брагин криво усмехнулся: "Цветов и духового оркестра не намечается. Да и кто знает, что я приехал". Немного постояв в раздумье, он двинулся в сторону вокзала шаркающей, небрежной походкой, время от времени зыркая по сторонам. С женской точки зрения, Артем имел самую что ни на есть привлекательную внешность: правильные черты лица, густые, темные, коротко стриженные волосы и обезоруживающую белозубую улыбку. Ну прямо красавчик с журнальной обложки. Это если не смотреть в глаза. А они скрывали в себе беспощадную, пружинистую силу, готовность к немедленным действиям и излучали опасность, одновременно ожидая ее. Были на это причины, ох были!
"Автобуса наверняка не дождешься -- вряд ли что изменилось за это время, а пешком до дома минут сорок пилить. Пожрать бы не мешало на всякий случай". Брагин уставился на ларек, расположившися на месте старого станционного буфета и торгующий всем подряд. Оглянувшись в тоске по сторонам, он внезапно обнаружил вывеску "Кафе-бистро". Когда-то за этой дверью, на которой всегда висел огромный ржавый замок, находился склад, заиленный всякой вокзальной рухлядью.
Кафе было небольшим, традиционная забегаловка с тремя стоячими столиками, прилавком, половину которого занимала застекленная витрина, демонстрирующая скудное меню. Брагин посмотрел на тарелочки со сморщенными словно от негодования сосисками под модным названием "хот-дог", мизерной порцией пельменей и странными овощами рыжего цвета, именуемыми в ценнике "соленые огурцы из банки". "Какая разница, откуда они достали эти чертовы огурцы, да хоть из ж..." -- подумал он и поднял глаза на девицу, стоящую за прилавком: в ярко-красном сарафанчике, надетом на белую блузку с широкими рукавами, с фонтаном рыжих волос, она выглядела очаровательно и смотрела дерзким и одновременно притягивающим взглядом.
-- Мне двойную порцию пельменей и чаю, -- попросил Брагин, подумав при этом, что неплохо было бы взглянуть на ноги этой красотки. Однако девушка взирала на него своими выразительными зелеными глазами, как будто не слышала заказа клиента. -- Мне двойную пор... -- скороговоркой продолжил Брагин, но был прерван неожиданным возгласом:
-- Артем Брагин! Ты вернулся наконец-то. Ведь должен был еще весной...
-- А ты-то откуда знаешь? Откуда ты вообще меня знаешь? Да и кто ты такая? -- Голос Артема не предвещал ничего хорошего, глаза его смотрели недобро.
-- Я... Я -- Галя. Мы с тобой в одной школе учились. Я еще тебе любовное письмо писала. -- Она была очень трогательна в своем испуге.
Взгляд Брагина потеплел. В школе он не замечал учеников младших классов, они его мало интересовали. Но эту девочку запомнил -- она постоянно крутилась возле него на переменах, таращила свои огромные глазищи, а потом, перед самым выпуском ему пришло любовное послание на пяти листах типа "я Вам пишу -- чего же боле...". Он тогда так и не понял от кого, письмо было без подписи.
-- Так это твое письмо? Ты же была совсем маленькой, а сейчас... сейчас очень сильно изменилась. Ну и как? Любовь иссякла?
-- Нет, не иссякла. Я тебя все это время ждала, -- медленно, как бы подбирая слова, ответила Галя, обволакивая Брагина дымчатым, зовущим взглядом искушенной женщины.
Тот несколько смешался, не зная, как дальше себя вести, и невнятно пробормотал:
-- Разберемся постепенно.
Девушка внезапно встрепенулась и весело предложила:
-- Артем, может, водочки выпьешь с дорожки, за встречу? -- и указала на полку с весьма широким ассортиментом горячительных напитков.
-- Бабок нет, -- буркнул Брагин.
-- Артем, да ты что! Я угощаю. Я с тобой тоже немного выпью. Это же наше семейное кафе, хозяин -- барин! Тебе сколько? Какой?
-- Полстакана. А какой -- сама выбери. И еще дай парочку тех, что из банки. Сама, что ли, солишь?
-- Нет, это тетя Паня.
Галя включила микроволновую печь, сунула туда тарелку с пельменями, потом открыла холодильник, и через пару минут на большом блюде, выставленном на столик за прилавком, лежала нарезанная толстыми ломтями ветчина, горка соленых огурцов, помидор, сваренные вкрутую яйца.
-- Артем, закрой входную дверь на щеколду, -- произнесла девушка тем голосом, от которого у мужчин холодеет и деревенеет спина, при этом ловко разлив водку по стаканам: себе на донышко, а Брагину -- как тот просил.
"Странная она какая-то, -- подумал Артем. -- Вспомнила школьную любовь. Шутит, что ли? Чудно!" Впрочем, голод быстро вытеснил из его головы досужие мысли, и он принялся опустошать тарелки.
Галя с удовольствием смотрела, как Брагин поглощает пищу, и думала о том, что мечты иногда сбываются. Она уже давно рисовала и лелеяла эту воображаемую картину, ставшую реальностью, продумывала ее до деталей, до мелочей: как он войдет, что она скажет, как она будет его кормить...
-- Как тебя найти? -- неожиданно спросил Брагин, проглотив все, что было на столе. -- Хотя это дурацкий вопрос. Я тебя найду здесь. -- Он встал и, не прощаясь, вышел.
На улице было солнечно, но грязно, видно, от недавно прошедшего дождя. Брагин двинулся напрямик, утопая в слякоти, смешанной с осенними листьями. Стоял октябрь, источая остатки бабьего лета... Осень давала себя знать. И хотя заблудился еще какой-то куст, ненароком сохранивший зеленые листья, все в основном было желтое и опавшее. Похмелье лета, завершение природного цикла.
Брагин домесил грязь до улицы Ленина, где был асфальт, и двинулся по ней, с интересом поглядывая по сторонам. Ничего не изменилось в этом городе: те же дома, те же деревья, детская площадка, возведенная когда-то неким энтузиастом, сейчас разоренная. А вот школа, трехэтажное здание из кирпича. "Зайти, что ли?" -- подумал Брагин, но не решился. Не хотелось почему-то. Он посмотрел на свои заляпанные ботинки, нашел лужу и зачем-то вымыл их, хотя грязи впереди хватало. Подошел какой-то небритый и неухоженный мужик, попросил спичек. Спички у Артема были, и он дал, глядя на дрожащие прикуривающие руки. "Похмелиться бы ему", -- подумал он. Зашел в магазин "Продукты": все есть, полный набор, не то что в той проклятой республике, только денег нет. Пошел дальше. Вот и гостиница, а за ней сквер, дерево с дуплом, которое служило общественным туалетом, -- туда все мочи-
лись. От теннисного стола остались одни столбики. Спер, видно, кто-то фанеру. Артем вспоминал доармейские события, и все, что тогда казалось ему важным, как-то измельчало, поблекло. Вот хотя бы этот стол. Сколько на нем всего происходило -- днем пацаны играли в настольный теннис, а вечером приходили старшие, приносили выпить, резались в очко и прочие азартные игры. Но стола уже не было. Осталась лишь статуя волейболистки, которая вечно подавала мяч, несмотря на то что какой-то местный вандал отбил ей ногу и вместо нее торчала арматурина.
Проходя через сквер, Брагин вдруг заметил нелепую согбенную фигуру в телогрейке, снующую возле гостиницы. "Басалек! Он еще жив? Вот отродье!"
-- Басалек, поди сюда. -- Брагин сел на пенек, оставшийся от разграбленного теннисного стола. -- Не бойся, это я, Темка Брагин. Не узнал, что ли? Иди сюда -- поговорим.
Басалек работал кочегаром в гостинице и был достаточно известной личностью в районе. Это был ровесник отца, его уличный соратник детских хулиганских лет. Отец говорил, что он лихо подрезал в очко и классно играл на гитаре, за что его привечали бабы. Но жизнь цепляет и подсекает: Басалек спился вином, женщины его разлюбили, друзья забыли, а он заякорился на должности кочегара в гостинице, в постоянном подпитии выполняя свои немудреные обязанности. И самое примечательное состояло в том, что никто не знал его настоящего имени и фамилии. Басалек и Басалек.
-- О, Темка, ты вернулся. Как служилось? -- Подошедший кочегар улыбнулся, обнажив гнилые зубы. -- Ну ты здоровый стал!
-- Как дела, Басалек? Что в городе?
-- А чего тебя интересует?
-- Да так... Кто, зачем, где и почему -- вот и все.
-- Директора текстильной фабрики убили, сейчас новый, -- сказал Басалек, как будто изложил прогноз погоды, -- Красавченко. Не поделили что-то. Мэра нового выбрали...
-- Как твой брат Борька рыжий поживает?
-- Борька помер. Повесился по пьянке. Мы его месяц назад схоронили. Давай помянем братца. Дай на бутылку. -- Басалек вопрошающе смотрел на Брагина, призывая к действию.
Артем порылся в кармане и вынул несколько смятых купюр:
-- На, сбегай. Тут должно хватить.
Басалек обернулся быстро с раздобытым где-то стаканом, профессиональным движением свернул кепку с бутылки и налил. Брагин резко выпил и зажевал хлебом, тоже невесть откуда взявшимся, -- мертвые требовали уважения. Потом выпил Басалек, крякнул и закашлялся.
Брагин взглянул на здание гостиницы, на стайку иномарок, стоящих у входа, и спросил:
-- А эти машины откуда? Разбогатели, что ли?
-- Это крутые гуляют. -- Басалек налил еще и предложил Брагину. Тот отказался, и Басалек выпил сам, медленно закурил и настроился на дальнейшую беседу.
-- А кто здесь самый крутой? -- поинтересовался Брагин.
-- Вроде бы Мормон, а так бог его знает. От него со всех дань собирают. Козлы поганые!
-- Не знаю я такого. Он что, не местный?
-- Да, не наш. Из зоны пришел -- всю власть взял. Ты будешь? -- И, получив отрицательный ответ, Басалек глотнул прямо из горлышка, занюхал хлебом и утерся сальным рукавом. -- Ну чего, Темка, куда подашься?
-- Пока не знаю, но придумаю. -- Брагину уже хотелось домой. -- Ладно, Басалек, я пошел. Передавай привет всем, кого увидишь.
Артем поднялся и двинулся по направлению к дому. Вот сад, яблони... На самой высокой остались неснятыми несколько яблок на самой верхушке. "Мать не смогла достать, но я-то смогу, без проблем и заморочек". Брагин сделал подъем переворотом на нижней ветке, залез на нее, добрался до яблок и, сорвав пару, спустился обратно. На крыльцо вышла мать и глядела на Артема как на привидение.
-- Сынок, это ты? -- У женщины струились слезы по щекам. Она несколько раз ходила в военкомат, пытаясь дознаться о судьбе сына, но ей ничего внятного не говорили, и у нее создалось впечатление, что всем этим людям в мундирах глубоко наплевать на ее проблемы: "Брагин Артем Сергеевич числится как без вести пропавший, и все, и что вы еще хотите, мы занимаемся..."
-- Ты выжил?
-- Выжил, мама, выжил. -- Брагин быстро подошел и обнял мать. -- Ну, как ты тут? Ну, не плачь. Пойдем в дом. Перестань же, пойдем.
Они зашли внутрь. На Артема навалилась знакомая до боли атмосфера дома. Вот его старый шкаф, книжные полки, сделанные отцом. Потом Герман, старший брат, их несколько раз ремонтировал. Он вообще был рукастым парнем, Герман, чинил телевизоры, магнитофоны, велосипеды... Все это у него получалось здорово, легко, постоянно водились какие-то левые деньги, часть из которых он тратил на семью, а остальные растворялись в бесконечных карточных играх в дворовой компании. Там он пользовался авторитетом, его уважали, и эта аура краем распространялась на Темку. Он знал, что старший брат в обиду не даст.
Мать разогрела щи, налила их в тарелку, увенчав горкой капусты, и положила рядом очищенную луковицу -- сынок так любит.
-- Мам, ты зря так много положила. Я сыт. Одна старая знакомая накормила, в буфете на станции работает.
-- С какой это стати? -- удивилась мать. -- Невеста, что ли?
-- Может быть, так. -- Брагин принялся за щи, хотя и не был голоден. Но жизнь приучила его наедаться впрок, как верблюд.
-- Не вертихвостка какая-нибудь эта... твоя кормилица?
-- Пока не знаю, но внешне правится. -- Артем отодвинул от себя опустевшую тарелку. -- Ты как сама? Как Герман? Ты писала, что он перебрался в Питер?
-- Герка, видать, там высоко поднялся, в Ленинграде-то. Деньги регулярно шлет, и немалые. -- Мать открыла шкаф и достала альбом с фотографиями. -- Вот посмотри-ка.
-- Да видел я, -- буркнул Брагин.
-- Эту не видел. Гера недавно фотографию прислал. Машина у него, одевается прилично. -- На снимке пижон в черных очках стоял рядом с шикарным лимузином. -- Съездил бы к нему в гости.
-- Съезжу как-нибудь. Надо здесь разобраться. -- Артем порылся в вещевом мешке, достал фирменный плеер и, сунув наушники в ухо, включил музыку.
-- А эта железка откуда у тебя? -- забеспокоилась мать. -- Украл, что ли?
-- Нет, это подарок, за услугу. -- Брагин задумался.
Скорый поезд, громыхая на стыках и обозначая гудками пролетающие станции, неумолимо поглощал километры. Брагин развалился на верхней полке и наслаждался покоем. Боевые действия, ночные рейды, спецоперации, зачистки, взрывы, стрельба, кровь и трупы, блуждание по горам с долгим и трудным возвращением к своим -- все позади, в прошлом. Начинается новая, красивая жизнь, когда можно вечером улечься спать без боязни, что будешь сдернут с постели, если ее можно так назвать, через полчаса по тревоге или разбужен грохотом взрывов и треском автоматных очередей. И еще еда. Ох какие классные пирожки с капустой носила по вагону женщина в белом передничке! Брагин поглотил их, сам не знает сколько. Кайф!
Соседи по купе оказались хорошими и милыми людьми. Хотя все, кто не связан с войной, казались Брагину изумительными. На соседней верхней полке расположился парень лет тридцати, невнятной внешности -- представитель фирмы пол условным названием "купи-продай", пустившей корни в Москве. Внизу ехал художник с женой, эдакий стареющий плейбой с кудрявыми волосами и барственными жестами, широко известный в узком кругу специалистов. Картины его имели успех и сбыт, поэтому в средствах он был не стеснен и, может быть, поэтому отличался необычайным хлебосольством и говорливостью. Столик в купе был постоянно завален закусками, фруктами, овощами, сушеной рыбой -- в общем, всем тем, чем торгуют на станциях местные жители, а всю эту груду всегда венчала бутылка отменного дагестанского коньяка и какого-нибудь сухого вина. Жена художника имела отчетливо славянскую внешность и была существенно моложе его. Она, в отличие от своего словоохотливого супруга, все время молчала, усердно поглощая плоды южной осени, не отказываясь при этом от спиртного.
Брагина постоянно и настойчиво приглашали к столу поучаствовать в трапезе, но ему было как-то неловко, и он отказывался, хотя это мало помогало. Красноречие художника всегда брало верх, и Брагин пил с ним коньяк, вкушал содержимое стола и слушал его хорошо поставленную, эмоциональную речь, не ввязываясь в дискуссии. Он был немногословен и больше любил слушать.
-- Истинное, высокое искусство -- это вид шизофрении, ненормальность, запредельность, -- витийствовал художник, приняв очередную дозу коньяка, тем самым усилив собственное эмоциональное восприятие мира. -- Но этим свойством введения себя в состояние творить шедевры нетленные обладают единицы. Их, как правило, признают посмертно. А реально воспринимающий мир художник -- это ремесленник, который должен поймать сегодняшнюю конъюнктуру и, попав в струю, писать на потребу толпе и пожинать лавры и деньги.
Брагин вспомнил отца. Тот говорил, что художник не профессия, а способ жизни, но спорить не стал, хотя не был согласен.
-- А гениев при жизни не признают, -- продолжал мэтр живописи, жестикулируя руками, чтобы подтолкнуть мысли. -- Вот взять Зверева. Что он шел при жизни? Художник пальцем создавал шедевры за рюмку водки в русских кабаках! Да, сейчас он велик! Но кто он? Его, как личности, давно уже не существует. Он -- воспоминание.
-- А как же картины? -- робко возразил Брагин, интуитивно чувствуя, что, несмотря на логичность рассуждений художника, в них изначально присутствует какая-то фальшь, червоточинка, что он лжет ради бравады, оправдания себя перед вечностью и, невзирая на видимое благополучие, он неудачник и самое страшное в том, что прекрасно осознает это.
-- Ну да, ну да... А ему-то что с этих картин? А мне с моих -- пожалуйста: деньги, поездки за рубеж на вернисажи, известность, телеинтервью -- весь мир у моих ног...
-- Пора ложиться спать, -- прервал его разглагольствования Брагин и полез к себе на полку. Ему было жаль этого человека, он чувствовал, что его жена, молодая жующая телка, лишь эпизод, слабое лекарство, призрачный зонтик, чтобы не остаться в одиночестве.
Поезд подъехал к Ростову, о чем громко сообщила проводница. Артем усмехнулся, вспомнив хохму отца: "Граждане, закрывайте окна и двери, подъезжаем к Ростову". "Ростов-папа, Одесса-мама -- воровские города из российского фольклора. Ерунда все это, далекое прошлое", -- подумал Брагин, засыпая. Время катило к полуночи.
Среди ночи Артем внезапно проснулся и стал прислушиваться. Последние годы жизни приучили его мгновенно реагировать на малейшее изменение обстановки. Кто-то ковырялся в замке двери. Брагин лично запирал защелку, и сомнений в том, что должно произойти, у него не было. "Ростов-папа, -- усмехнулся про себя он. -- Посмотрим, что ты за "папа". И притворился спящим. От синего фонаря на потолке исходил тусклый, выморочный свет.
В купе зашли двое, задвинув за собой дверь. Один из вошедших резко сдернул простыню со спящего художника, другой остался у входа. Живописец испуганно хлопал глазами, ничего не понимая.
-- Ну ты, выкладывай что есть. Бабки, украшения... Ну чего лупишься, козлик! Быстрей, быстрей. -- Мелькнул ствол пистолета.
На нормальных людей огнестрельное да и холодное оружие действует как гипноз, завораживает. Когда видишь перед носом пистолет, то возникает ощущение чего-то скользкого, змеиного, хочется забиться куда-нибудь в уголок и съежиться. Но ствол преследует, подавляет волю, заставляет выполнять указания его владельца. Это для нормальных людей. Но Брагин в этой области не был нормальным человеком -- для него пистолет был рабочим инструментом, как салфетка для официанта, поэтому с интересом, без боязни сквозь ресницы он наблюдал за развитием ситуации. "Ну нигде нет покоя! Придется делать этих придурков". Артем начал просчитывать варианты.
Художник передал грабителям свой бумажник. Деньги были пересчитаны, и раздалось удовлетворенное хмыканье.
-- Это кто?
Брагин понял, что спрашивают о нем.
-- Солдат. На дембель едет, -- дрожащим голосом произнес представитель фирмы, который уже был внизу и расплачивался с негодяями, стараясь отдать не слишком много.
-- А-а-а... Ясно. (Солдат был неинтересен.) "Бока" снимай, -- скомандовал голос и, видя непонимание, уточнил: -- Часы, говорю, снимай. О... "ролекс"! Хорошо живешь. Серьги у твоей бабы богатые. Ну что вылупилась, курица? Снимай!
Брагину все это надоело. В душе он смеялся над бедолагой-художником, его грудастой коровой-женой, над этим бизнесменом... "Ведь они и стрелять-то здесь не рискнут, да и профессия у них другая..."
-- Э-э-эй, покажи пушку-то, -- прохрипел Брагин, как будто просил попить, и, пока грабитель соображал, что к чему и откуда это говорят, Брагин быстрым, неуловимым движением выдрал у него из рук пистолет и им же треснул его по затылку. Пока первый кулем оседал на пол, в живот второго уже уперся ствол, и вкрадчивый голос настоятельно потребовал: -- Пушечку дошли, только не дергайся -- загашу!
-- Возьми в кармане куртки, -- ответил грабитель внезапно подсевшим голосом. -- Ментам сдавать будешь?
Брагин не удостоил его ответом, а просто отобрал пистолет, мимоходом заметив, что это ТТ, и засунул его в задний карман джинсов. Потом сказал:
-- Вываливай все, что взяли, забирай своего ханурика, и валите отсюда, чтоб я вас больше не видел.
-- Надо милицию вызвать, -- подал голос воспрянувший духом художник.
-- Бызови, -- невозмутимо предложил Брагин. -- Вот вещественное доказательство, -- и протянул ему пистолет.
-- Да я как-то... да я...
-- Вот и я не хочу. Суетно это. -- Брагин поставил на проблеме точку.
Вскоре на столике купе образовалась кучка из вещей и денег. Грабители вняли гласу разума и исчезли навсегда. Пассажиры сидели несколько ошалевшие, переваривая недавние события. Наконец художник подал голос:
-- Они что, так и останутся безнаказанными? Это же несправедливо.
-- Все наказаны, -- отрезал Брагин. -- Я пушки у них отобрал, а они денег стоят. Потом... этот... он долго очухиваться будет.
-- А куда мы все это денем? -- резонно спросил художник, показывая на столик. -- Это же чье-то?
-- Проводница раздаст. -- Артем с усмешкой смотрел на живописца. -- И еще как стараться будет.
Спустя несколько минут Артем зашел в купе проводников. Вислопузая баба более чем средних лет смотрела на него с испугом. В глазах ее было понимание.
-- Сколько тебе отстегивают, кукла? -- Впрочем, ответ Брагина не интересовал. -- Раздашь вещи и деньги. -- Он выругался и вышел.
Поезд шел своим ходом, как будто и не было этого микротриллера. Мелькали светофоры и станции. Брагин по-прежнему пил коньяк с художником и слушал его словоизвержения. Только в их отношениях произошел какой-то разлом. Артем понял, что его боятся. И еще он пришел к парадоксальной мысли: им было бы проще, если бы их ограбили. Денег и всего прочего, конечно, жалко, но ведь на этом жизнь не кончается. А тут... Ну, в общем, за чертой их обычного понимания и представления, а от непонятного зябко становится. Брагин чувствовал, что художник постоянно хочет его о чем-то спросить, но не решается. И еще он начал называть Брагина на "вы". Вспомнилось изречение отца: делая кому-то хорошо, ты делаешь плохо себе. Брагин по жизни убеждался в правильности этой далеко не библейской истины. Потом художник подарил ему плеер, шикарный плеер. Он что-то при этом говорил, какие-то слова благодарности. Брагин его не слушал, но подарок принял. Они расстались, как посторонние люди, даже не пожав друг другу руки.
Глава 2
Разомлев от сытного обеда, Артем полчаса повалялся на диване, бездумно глядя в потолок, а потом решил прогуляться.
Город А... представлял из себя малонаселенный пункт с разномастными домами, парой фабричек, выпускающих незамысловатый ширпотреб, и заводом оборонного значения, на котором раньше изготавливали радиоглушилки для подавления вражеских голосов империализма, а теперь не знали, что делать, а посему месяцами не платили зарплату рабочим и прочим служащим...
Но была существенная особенность в этом российском поселении: в отличие от новоявленных городов-спутников, построенных как придаток к промышленному гиганту или месторождению валютного сырья, А... имел древнее и бурное историческое прошлое и даже в какой-то период метил в столицы... Но то ли главные торговые пути прошли где-то сбоку, то ли в результате хитрых политических интриг городок так и остался российским захолустьем. Он имел исторический центр в виде двух старых купеческих особняков, бывшего горкома партии -- помпезного здания сталинской постройки, и двух длинных и мрачных, сделанных из кирпича и вечно облупленных бараков, где до революции размещались то ли казармы, то ли конюшни... Потом, во времена раннего большевизма, там нарезали комнатенок и сделали коммунальный рай, а после постройки местных "черемушек" и расселения в зданиях постоянно гнездились какие-то безликие конторы со странными аббревиатурами и непонятным предназначением.
А в остальном городок имел весьма зачуханный вид... Но был монастырь, женский ли, мужской ли, но это была гордость местных жителей, жемчужина древней архитектуры. Каменной добротной кладки, со стройными переходами, башенками, арками, он раскинулся на отшибе, за рекой, и, стоя на возвышенности в обрамлении озер и рощ, выглядел, как бриллиант в природной оправе.
Благодаря ему город упоминался во всех архитектурных справочниках, летом поглазеть на "русское чудо" приезжали автобусы с иностранными туристами, которые селились в ранее упомянутой гостинице, расположенной недалеко от дома Брагиных. Местным властям в свое время пришлось здорово раскошелиться под напором жалоб ошалевших от русского сервиса иностранцев и звонков сверху и привести ее к подобию европейского стандарта с рестораном и ванной с туалетом в каждом номере. Брагин усмехнулся, вспомнив происшедший по этому поводу давнишний скандал, на котором он имел честь присутствовать и над которым потом смеялся весь город.
В то время мать его работала в гостиничном ресторане посудомойкой, а маленький Темка ходил туда подкормиться остатками с барского стола и пробовал там такие деликатесы, которые местным и не снились. Однажды, зайдя в холл, он увидел группу развеселых постояльцев и багрового от негодования иностранца, через переводчика ругающегося на лающем языке с администратором. Оказалось, что этот немец, приехавший из Западной Германии в качестве туриста, поселился в номер люкс за шестьдесят долларов в сутки и долго, с педантичностью, присущей его нации, искал туалет, открывая стенные встроенные шкафы по нескольку раз и недоуменно глядя по сторонам. Потом, убедившись наконец, что поиски его напрасны, вышел в коридор и, знаками объяснившись с дежурной по этажу, двинулся туда, куда его направили... В то время на целый этаж имелось всего два туалета сомнительной чистоты и с унитазами без сидений, а люксы отличались от других номеров лишь размером комнаты и наличием буфета со скудным запасом посуды.
Через несколько минут бедный немец выскочил как ошпаренный обратно, обильно ругаясь по-немецки, раскопал переводчика и пустился в объяснения с администрацией гостиницы. Этот эпизод как раз застал маленький Артем. И все бы ничего. Немец ругался, смущенный администратор пытался как-то выкрутиться, публика с интересом наблюдала... Но вдруг раздался голос здоровенного, явно подвыпившего детины:
-- Ну, вы должны его понять, товарищи. Я, например, понимаю. Может, он первый раз в жизни орлом с...л.
После этого весьма рискованного утверждения повисла секундная пауза, которую прервал бурный, гомерический взрыв хохота. Бывает такой физиологический смех, когда ничего не можешь с собой поделать, давишься, из глаз ручьем льются слезы, мышцы живота непроизвольно напрягаются, людей сгибает пополам, и некоторые даже валятся на землю, безудержно хохоча и дергая конечностями. Это и случилось в холле гостиницы. Смеялись все: грохотала толпа, администратор сполз за стойку, переводчик делал рыбьи движения ртом, пытаясь что-то сказать своему клиенту, может быть, перевести сказанное, но не мог, а только икал, устав хохотать. Не смеялся один иностранный турист, который вряд ли бы понял нюансы черного русского юмора. Весь город развлекался целую неделю, обсуждая этот инцидент, а немца пришлось переселить в апартаменты горкома партии, дабы избежать скандала. Там с туалетами было все нормально.
Брагин еще хмыкнул, вспомнив неудачливого туриста, и, очнувшись от воспоминаний, вдруг обнаружил, что уже миновал гостиницу и заворачивал к дому, который находился неподалеку. "Домой еще рано, да и неохота. Погода хорошая. Куда бы еще сходить? К монастырю прогуляться? Пешком далековато. Интересно, лодки под кручей остались? Надо проверить. Реку переплывешь -- и почти в монастыре". Артем прошел с детства знакомым маршрутом, по гниловатой деревянной лестнице спустился в овраг с поганой речкой, дошел до обрыва, на местном жаргоне именуемого "кручей", где и обнаружил несколько лодок, приткнутых у берега реки и прикрученных цепями к сваям. Брагин уверенно подошел к сараюге Федьки Пенькова по кличке Пень, сдвинул сзади пару досок и, просунув голову и руку в образовавшуюся щель, выволок оттуда весла. "Федька сейчас на заводе, а вечером я к нему зайду и скажу, что лодку брал. Не обидится -- дело житейское". Висячие замки мало что значили для Брагина, отец между двумя ходками успел многому его научить, поэтому, выдернув из валявшейся поблизости доски большой ржавый гвоздь, он прямо руками изогнул его нужным образом и, поковырявшись несколько секунд в незамысловатом Федькином запоре, отцепил лодку и быстро погреб к противоположному берегу. "Ничего в этом городе не меняется!" Артем шел мимо озер по перелеску по направлению к монастырю и в расслабленном состоянии души жмурился на осеннее, увядающее вместе с природой солнце, вдыхая запах прелых листьев, монотонно шуршащих под ногами. Издалека доносилась незнакомая, чудная песня. Кто-то с хрипотцой в голосе выпевал простые, доступные слова, которые западали в душу. Брагин остановился, прислушиваясь и задумчиво глядя на озеро. Песня все звучала и звучала в ритме вальса, парила скрипка, стонала труба:
Среди шумных таверен на призрачном острове
Я менял свою жизнь на питье и вранье.
В алкогольном смятенье, прости меня Господи,
Каждый день я менял назначенье свое.
В детстве Темка с такими же, как он, пацанами целыми днями пропадал на этих озерах; если была хорошая погода, ловили рыбу, жгли костры, играли в карты, купались, катались на плотах. Плоты, сколоченные из шпал, были разные: двух, трех- и четырехшпальные. Особым шиком считалось управлять двухшпалкой, менее устойчивой, но более верткой и быстрой, что было неоценимо при игре в пиратов.
В тот злополучный день маленький Брагин вместе со своими сверстниками мотался на плоту по озеру, истошно вопя, когда брали на абордаж кого-нибудь из флотилии противника. Его старший брат Герман играл в "секу" на деньги с парнями, расположившимися в кружок на травке; от охваченной азартом компании постоянно исходили нетерпеливые возгласы, разносящиеся по всем окрестностям: "Беру!", "Один закрыл и два дальше!", "Два голых -- ваши не пляшут!" и тому подобное. Все шло своим чередом, как обычно, пока младшие не надумали нырять между плотами. Надо сказать, что Темка в своем десятилетнем возрасте чувствовал себя в воде, как рыба: отменно плавал, нырял, подолгу оставаясь под водой, поэтому Герман особо о нем не беспокоился, мол, ни черта с ним не случится, не маленький уже.
-- А дотуда сможешь донырнуть? -- подначивал рыжий Пеньков, стоя рядом с Артемом на плоту и указывая на подтопленные длинные мостки. До них было метров пятнадцать.
Артем прикинул расстояние и, немного подумав, ответил:
-- Не фига делать! Замажем на рубль?
-- Годится! -- И приятели ударили по рукам. Темка несколько раз глубоко вздохнул, чтобы с раскачки набрать в легкие побольше воздуха, нырнул, сильно оттолкнувшись от плота, и энергично по-лягушачьи задвигал руками и ногами, несясь к берегу со скоростью скутера. Прошло около минуты. "Наверное, хватит", -- подумал он, резко подался вверх из воды и ударился головой обо что-то твердое. А воздуха не было. "Наверное, я занырнул под мостки. -- Мысли у Темки стучали, как шарики в погремушке. -- Нужно перевернуться на спину и, цепляясь за доски, выбираться наружу".
-- Ге-ер! -- Протяжный и испуганный голос Федьки Пенькова, пронесясь над озером, достиг играющих в карты. -- Ге-ер! Темка уже минуты полторы из воды не появляется. Я все жду, жду... -- Где? Чего? Где он? -- мгновенно встрепенулся Герман.
-- Он нырнул вон туда, -- продолжал ныть рыжий Пеньков. -- И вот нет и нет.
Герман моментально оценил обстановку, подбежал к мосткам и прямо в одежде занырнул под них, не забыв при этом засунуть раздачу в карман.
Темка попытался перевернуться в воде на спину и понял, что не может, -- как выяснилось впоследствии, он зацепился трусами за гвоздь. Воздух заканчивался, а разум затухал. Как хотелось вдохнуть хоть немножко! Легкие разрывало инстинктивными движениями, но Темка, намертво сцепив зубы, продолжал, барахтаясь из последних сил, цепляться за жизнь. Потом силы кончились. "А ведь меня здесь никто не найдет и не похоронит". Это были последние мысли пацана. Он прекратил борьбу, и легкие наполнились водой. Перед глазами заплавали разноцветные шары, которые, двигаясь все быстрее и быстрее, затягивали его в черный блестящий тоннель... Но он еще успел почувствовать, как кто-то с силой рванул его за ноги, не позволяя уйти в зловещую воронку, и, ко всему прочему, резанула острая боль в области задницы.
-- Садись на него и подпрыгивай, -- жестко скомандовал Герман своему приятелю Мансуру. Бездыханный Темка был перекинут, как тряпка, через выставленное колено брата. -- Давай работай, работай. -- Мансур уселся на спину Брагину-младшему, у которого мощной струей изо рта хлынула вода. -- Прыгай, прыгай... Ага, задышал.
Темка с хрипом втолкнул в себя первый глоток воздуха и, придя в себя, понял, что жив.
-- Смотри, у него из жопы кровь течет, -- произнес кто-то, стоявший рядом и с интересом наблюдавший за происходящим.
-- Сегодня вечером жопа у него еще не так заболит... -- Нервы у Германа были железные. Об этом знали все его дружки и побаивались своего приятеля. -- Отожмись и вали домой, паскуда, -- выговаривал старший брат Темке, когда тот очухался. Нравоучения обильно сдабривались длинными и виртуозными матерными руладами без точек и запятых. -- И приготовь ремень -- вечером я тебя пороть буду. Матери ничего не говори, только попроси горячего молока -- у нас есть, я принес вчера.
Отец к тому времени уже умер, и Герман был за старшего в семье. Темка угрюмо, непрерывно всхлипывая и утирая сопли рукой, побрел к дому. Компания картежников как ни в чем не бывало вновь уселась на лужайке.
-- Ну что, варить будешь? -- Герман достал из мокрых штанов не менее мокрые три карты. -- Втемную.
-- Давай заварим, -- согласился один из сидящих. -- Добавлять кто-нибудь будет?
Игра продолжалась.
Брагин очнулся от воспоминаний и продолжил вой путь к монастырю. А вальс не умолкал.
А когда я устал от восторгов искусственных,
От тягучих похмелий и липких людей,
Я тебя отыскал на отравленной пустоши
Среди жалких обломков больших кораблей.
Хриплый, с легким надрывом голос и необычные слова, заплетенные, как ленты в косы, в ритм вальса, имели гипнотическое воздействие, притягивали, звали, щемили душу...
К монастырской стене, как ручка к сковородке, был приставлен длинный, сколоченный из досок и покрашенный в серый цвет подиум. У его основания находился павильон, стилизованный под русскую избу, но почему-то с хлопающими дверцами, как в салунах времен "дикого запада". Через них то и дело выходили голенастые девицы и, пройдясь вдоль подиума, быстро юркали обратно в павильон. Понять их было можно -- стоял октябрь месяц, а облачены они были в одежды, как минимум оголяющие все конечности. Невдалеке покачивался рвущийся в небо большой воздушный шар, готовый к запуску, с яркой надписью на боку: "Театр моды "Золотое кольцо", стояло несколько разномастных автомобилей. Несколько человек суетливо носились взад-вперед, создавая атмосферу бестолковости. Тут же копошилась киносъемочная группа, готовая снимать происходящее действо.
В стороне от мятущегося людского муравейника на складном стульчике сидел тип в длинном черном плаще, с жидкими светлыми волосами, рыбьими глазами и лицом алкоголика средней тяжести. Тип постоянно матерился в мегафон. Перед ним стоял столик, на котором, помимо папки с бумагами, угнездились бутылка с пепси-колой, стаканчик, а также квадратная посудина с шотландским виски -- по-видимому, для подъема планки эмоционального возбуждения и стабилизации управленческого ража.
Это был набирающий популярность кутюрье под неблагозвучной фамилией Собакин. Имея кое-какой талант в этой изменчивой, как характер женщины, области то ли искусства, то ли шоу-бизнеса, на одной из профессиональных тусовок он продемонстрировал несколько своих моделей, был замечен, потом нашелся спонсор в лице одного из увядающих банков -- и Собакин покатил по старорусским городам, сколотив программу под названием "Золотое кольцо". Объединив немыслимым образом древнюю архитектуру с полуобнаженными манекенщицами, облаченными в предметы, отдаленно напоминающие одежду, он заманивал на показы состоятельных иностранцев, снимал параллельно рекламный фильм и мечтал о подиумах Парижа и Рима. Брагин попал на генеральную репетицию перед завтрашним спектаклем.
-- Синхроннее, девочки, синхроннее. Вы должны ходить как пара гнедых в одной упряжке, -- увещевал Собакин двух ногастых девушек. Одетые в асимметричные серебристые юбчонки, повиливая бедрами, они двигались вдоль помоста. -- Больше секса! -- Голос, усиленный мегафоном, разносился далеко за пределы монастыря. -- Наташа, где твои бедра? Ты их обронила по дороге или они у тебя окаменели, как у Венеры Милосской? Так... уже лучше, лучше... А ты что здесь торчишь?! -- зашипел он на похожего на складной нож помощника, который, на свою беду, оказался рядом. -- Где кресла? Где будут сидеть гости, на лужку, на бережку? -- Я договорился с местным клубом железнодорожников -- завтра привезем... с утра, с утра, -- видя грозный взгляд начальника, заоправдывался помощник и исчез из поля зрения.
-- Ладно... Агрессивней, у тебя же цвета пантеры! -- вновь заорал в мегафон Собакин. -- Больше сексуальной агрессивности. Наташа, где твоя улыбка хищницы? Да не оскал, а улыбка. Ты должна завораживать, притягивать, одновременно излучая опасность, доводить мужчин до экстаза, а потом съедать их на завтрак... А это что еще за чучело на сцене?!
Брагин, очарованный непрерывно звучащей песней, поднялся по косогору сбоку от монастырской стены и, увидев несколько красивых, полуобнаженных девушек, как загипнотизированный кролик, направился в сторону подиума, взобрался на него по приставленной сбоку лесенке и оказался посреди стайки манекенщиц в своем пятнистом бушлате и натянутой на уши черной вязаной шапочке.
.-- Девушки, а что вы здесь делаете?
-- Коров доим, -- хихикнула одна из прелестниц, плавно обойдя стоявшего столбом Артема.
-- Стоп, стоп, стоп! Откуда здесь этот придурок? Да выключите вы эту чертову музыку! -- Мегафон визжал, мегафон возмущался, мегафон плевался слюной. Это кутюрье, отхлебнув очередную порцию виски, внезапно обнаружил на подиуме нахального, бог весть во что одетого типа, мирно беседующего с одной из манекенщиц. -- Уберите его немедленно! Не-мед-лен-но!!!
Верзила, стоящий рядом со столиком и до этого равнодушно созерцающий окрестности, внезапно понял свое предназначение. Как борзая, он принял стойку и рванулся в сторону Брагина. Черный плащ крыльями развевался по ветру, придавая охраннику вид большой и зловещей птицы.
-- Отставить! -- Собакин неожиданно успокоился. Он не торопясь налил пепси-колы в пластмассовый стаканчик, опустошил его одним глотком и промокнул губы платочком. -- Пригласи этого парня сюда, -- скомандовал он застывшему в нелепой позе охраннику. -- Да шевелись ты!
Тот очнулся и начал размахивать руками, делая приглашающие жесты незнакомцу.
Брагин внезапно понял, что вся эта мегафонная брань относится именно к нему. "Может быть, я что-то сделал не так, но почему этот хорек хамит?!" Он моментально вышел из расслабленного, благодушного состояния -- недавнее прошлое призывало к мгновенной мобилизации и готовности отразить атаку любого противника всеми доступными средствами. Он медленно повернул голову в сторону оборавшегося мегафона -- взгляд его был тяжел и опасен.
"Орет, как дядя Леша-дебошир из соседнего дома. Все ясно -- вон весь стол уставлен бутылками. Наверное, напился, вот его и понесло. А что здесь происходит? На дискотеку непохоже. Может, кино снимают? Нет, вряд ли. Здесь как-то до армии снимали кино, так все по-другому было. Хотя вон тот бегает с кинокамерой... нет с телекамерой. Телевизионщики в Чечню приезжали, так у них такие же были. Что-то я не так сделал -- вон все смотрят на меня как на злодея. Пора сматываться отсюда. Ого, да меня зовут!"
Артем медленно спустился по лесенке с подиума и направился к столику, чтобы хоть как-то прояснить обстановку.
-- Смотри, сейчас Собакина убивать будут, -- сказал с усмешкой телережиссер оператору, -- так сказать, Собакину собачья смерть. -- И он кивнул в
сторону Брагина. -- Вид у парня чересчур агрессивный, а взгляд... посмотри -- взгляд прямо как у зверя.
Артем не торопясь подошел к руководителю программы "Золотое кольцо" и остановился в напряжении, сунув руки в карманы бушлата. Он был готов к любому повороту событий.
-- Эй, парень, ты местный? -- Собакин изучающе посмотрел на незнакомца. -- Тебя как зовут?
-- Местный, зовут -- Артем, -- процедил сквозь зубы ничего не понимающий Брагин.
-- Ну и замечательно! -- Собакин почему-то обрадовался этому факту и начал удовлетворенно потирать руки. -- Да ты не бойся.
-- А я и не боюсь, -- проговорил Артем. -- Кого тут бояться!
-- Вот и чудненько! Ты, смотрю, парень крепкий и не из пугливых. Короче, нам нужен сторож. Видишь, сколько имущества! -- Режиссер махнул в сторону двух фургонов, стоящих неподалеку. -- Куда его девать -- не в гостиницу же таскать. Работа не пыльная. Расположишься вон в том павильоне. Там полно обогревателей -- не замерзнешь. Мы здесь будем еще дня три-четыре. Ну что, согласен?
-- Да можно, -- сразу согласился Брагин, решив, что лишние деньги ему не помешают, да и вообще все это было ему до жути интересно: театр моды, телевидение, красивые девушки. Непривычно и завораживающе.
-- Хорошо. Видишь вон того типа, похожего на циркуль? Это мой помощник. Подойдешь к нему и договоришься об оплате и режиме работы. Давай! -- Собакин вновь взял мегафон. -- Де-воч-ки! Продолжаем репетицию. Коллекция номер три.
Брагин быстро поладил с помощником режиссера, расписался в какой-то ведомости и получил аванс, удивившись размеру суммы. "Ну и платят же у них!" Потом он подошел к телевизионной группе и стал с интересом наблюдать за работой оператора, готовящегося к съемке.
-- Что он от тебя хотел? -- раздался голос позади него.
Артем обернулся и увидел худощавого широкоплечего длинноволосого мужчину в зеленом ниспадающем пальто и шляпе с широкими полями. Вид он имел весьма экзотический. Фамилия его была Заславский, и работал он телережиссером на первом канале.
-- Взял на работу. Сторожем. А что у вас здесь? -- Брагин кивнул в сторону подиума.
-- Театр моды. Собакин показывает свои коллекции всяким спонсорам, а мы снимаем эту порнографию по заданию начальства. -- Заславский внимательно рассматривал Артема. -- А что это ты какой-то полувоенный? В самоволку сбежал?
-- Нет. Дембельнулся. В Чечне служил.
-- Прямо оттуда? -- В глазах у телевизионщика зажегся неприкрытый интерес. -- Слушай, нам надо с тобой поговорить. Есть у нас один проект... Давай вечером пересечемся. Заходи к нам в гостиницу.
-- Я на службе, буду вон в том балагане. -- Артем показал на бревенчатый павильон, из которого в данный момент вереницей выплывали манекенщицы. -- Заходите. Там, говорят, тепло. Побазарим.
-- О'кей! Договорились. Как ты относишься к пиву с рыбой?
-- На халяву и уксус сладок, -- ухмыльнулся Брагин. -- Давай познакомимся, что ли.
-- Ах да! Вот дьявол! -- засуетился телевизионщик, не зная, куда девать руки. -- Меня зовут Боря Заславский, а тот с телекамерой -- Миша.
-- Я -- Артем. -- Они пожали друг другу руки. -- Ладно, я пошел.
Брагин коротко кивнул и не торопясь отправился к реке, а вслед ему звучало:
И пошел я с тобой и котомкою нищенской,
А в котомке валюта всех народов и стран.
Я просил за тебя, потому что ты -- истина.
Я платил за тебя, потому что обман.
Вальс взвился с новой силой, нивелируя корявость этого мира, подчеркивая тщетность человеческих страстей и воспевая красоту -- единственный символ вечности. Время раскручивало свою спираль, надвигая вереницу событий.
Наступил вечер, стемнело, и в небольших окошках павильона проявились четырехугольники звездного неба. Брагин включил светильник, прикрепленный к потолку, и начал оглядывать стены, обклеенные красочными плакатами с полуобнаженными девицами, одновременно прикидывая, какая бы из них сгодилась ему в подружки. Внезапно он услышал шелест шагов по подиуму и, нащупав в кармане нож, тихо перебрался к стенке, сбоку от входа. Дверь распахнулась, и в комнату ввалились телевизионщики: Заславский размахивал двумя здоровыми вялеными рыбинами, держа их за хвосты, а Миша-оператор нес упаковку импортного пива. На плечо у него висела камера.
-- Ну что ж, начнем, -- весело сказал Заславский. -- Устроим пивной путч и объявим ваш городишко суверенным государством: я буду президентом, Миша -- пресс-секретарем, а Артем -- министром обороны. Остальные кадры подберем на конкурсной основе.
-- А от бомбежки будем отсиживаться в этой цитадели, -- подхватил Миша и кивнул в сторону предполагаемого монастыря. -- Там, наверное, есть шикарные подвалы с подземными ходами и привидениями. Двенадцатый век. Тогда на Руси еще колдуны водились, ведьмы. -- Он начал чистить рыбу, складывая ошметки чешуи горкой на стол, застеленный афишами.
Выпив по банке пива, они полакомились рыбой и открыли по второй.
-- А ты долго был на этой войне? -- спросил Заславский.
-- С начала и до конца. -- Артему нравились эти парни своей непосредственностью. В них не ощущалось налета какой-либо фанаберии или скрытого
чувства превосходства. -- Служил в спецназе МВД. Рота у нас была.
-- И много народу погибло в вашей роте? -- В интонациях Заславского и манере задавать вопросы появилась репортерская цепкость.
-- У нас три человека. -- Брагин отхлебнул пива и начал обсасывать плавник.
-- Всего-то навсего! -- удивился телевизионщик.
-- В войсках намного больше -- там пачками укладывали. Прислали необстрелянных салаг, чеченцы -- более подготовленные, поэтому били их. Мы -- другое дело, профессионалы и не давали себя убивать. Да по любому бы мы их дожали! -- неожиданно взорвался Брагин. -- Загнали бы в горы, и сидели бы они там... Тут политика замешана и большие деньги, поэтому постоянно мешали и тормозили. Козлы вонючие!
-- Какая такая политика? -- спросил Заславский.
-- Это вам лучше знать -- рядом с Кремлем обитаете. -- Артем успокоился и, облокотившись на стол, уставился куда-то в угол павильона отрешенным взглядом.
-- А тебе приходилось убивать? -- вмешался в разговор Миша.
Брагин странно посмотрел на него и усмехнулся:
-- Я только этим там и занимался.
Разговор продолжался еще некоторое время, а потом Брагин внезапно насторожился.
-- Тихо! -- Он поднял вверх растопыренную ладонь. -- Там кто-то возле фургонов шебуршится.
Телевизионщики притихли. Повисла настороженная тишина. Брагин метнулся к окну и осторожно выглянул наружу. В движениях его прослеживалась какая-то кошачья пластика.
-- Ни шиша не видно, -- прошептал он. -- Слушай, я у вас тут видел прожектора. Сможете направить их на фургоны и врубить по команде?
-- В принципе можем, -- тихо проговорил Миша. -- Прямо сейчас?
32
-- Да. Я подберусь поближе и крикну "Давай!", и вы сразу включите свет. Сами туда не суйтесь -- без вас разберусь.
Брагин выбрался наружу, остановился и застыл и напряжении. Глаза быстро привыкли к темноте, подсвеченной лишь звездами, и он разглядел несколько теней, мелькающих на фоне фургонов. Послышалось лязганье железа о железо, невнятные голоса -- кто-то, по-видимому, пытался взломать дверь. Брагин скользящей походкой двинулся на звук и вскоре разглядел два силуэта. Один из них копался в замке.
-- Давай! -- что есть силы гаркнул Артем. Яркий свет пронзил темноту, выхватив из ночи
фургоны и часть окружающей их территории. Двое парней в кожаных куртках застыли, будто в стоп-кадре, ослепленные прожекторами. Из состояния ступора их вывел спокойный, вяловатый голос:
-- Эй, додики! Вы что здесь забыли? -- В трех метрах перед ними стоял Брагин. Его поза была расслабленная, но одновременно чувствовалась какая-то внутренняя пружина, готовая в любой момент распрямиться.
-- А ты кто такой?! Рубач, что ли? -- опомнился один из стоящих.
-- Да, я здесь сторожем работаю, -- подтвердил Артем.
-- Ну и кочумай, мухомол. Ты ничего не видел, не слышал... Капай в свою будку и глохни -- иначе на кукан посадим. -- В руке говорящего блеснул нож. -- Че, не понял, что ли?
-- Идите по домам, щенки, пока холку не намылил. -- Брагин понял, что миром они не разойдутся, и внутренне приготовился к стычке.
-- Да ты крутой! -- Голос звучал по-блатному, врастяжку.
Внезапно Артем почувствовал, что схвачен за руки с двух сторон, а в следующий момент один ИЗ стоящих возле фургона подбежал к нему и отработал серией Брагину по физиономии, разбив в кровь рот и подбив глаз. Тот элементарно ушел бы от этих ударов, если бы не был зажат, как болт в тисках. После этого тело Брагина, тренированное годами на подобные сшибки, заработало рефлекторно: передний мгновенно и точно получил ногой в пах и жалобно заскулил, присев по-бабьи; в следующее мгновение каблук десантного ботинка жестко опустился на стопу одного из задних, стопа предательски хрустнула, и тому стало ни до чего, кроме как лелеять свою собственную адскую боль. Артем, почувствовав, что одна рука у него освободилась, разобрался со вторым: вывернув захват, взял его на болевой прием, при этом согнув пополам, гвоздевым ударом опустил кулак на загривок, а завершил всю эту многоходовку нокаутирующим уларом коленом в челюсть, при этом уложив противника не так, как на тренировках -- страхующе, а как положено, с расчетом сломать ему руку.
Весь этот гладиаторский спектакль длился считанные секунды, так что Заславский толком ничего не успел рассмотреть, но не Миша, азартно снимающий разыгравшееся действо. А Брагин уже действовал как заведенный механизм: он отпрыгнул к стенке фургона, оперся на нее спиной, парализуя нападавших неутомимым взглядом хищника, и ощерился, готовый бить, грызть, рвать... Его лицо сильно изменилось -- стало стылым и устрашающим, и, судя по его выражению, Брагин готов был драться за свою жизнь и для этого убивать других. Откуда-то вынырнуло еще двое и подскочил тот, у которого был нож, остальные были уже не бойцы.
-- Не подходи... Искалечу!
Несмотря на напряженность ситуации, голос у Артема был на удивление спокоен и тем самым страшен. Один из окружавших сунулся было к нему, но, сметенный хлесткой подсечкой, всем копчиком впечатался в каменистую землю. Брагин сделал резкое движение в сторону нападавших, и нервы у тех не выдержали. Они -- кто бегом, кто ползком, кто ковыляя -- скрылись в темноте. И в то самое время между Заславским и Мишей состоялся следующий разговор.
-- Ты все успел заснять? -- В глазах телережиссера прыгали нетерпеливые черти.
-- Я такие вещи не упускаю. -- Миша усмехнулся.
-- Да... Какие эпизоды, какой класс! Вмажем эту ну в какой-нибудь клип или еще куда. Вкуснятина и главное, что все натурально. А где Артем?
-- Здесь я. -- Брагин неожиданно появился откуда-то сбоку. -- Вырубай иллюминацию -- спектакль закончен.
-- Здорово ты их отоварил! -- восхитился Миша.
-- Разобрался помаленьку. Пошли пиво допивать. -- Артем запрыгнул на подиум и скрылся в павильоне.
Телевизионщики переглянулись и двинулись следом. Прожектора погасли, и снова вернулась власть звезд, как будто ничего и не произошло.