Ствол выплюнул пулю прохладным июньским утром 1916 года. Пуля, вылетевшая во главе стайки своих сестер из гофрированного нутра пулемета новейшей системы "Maschinen Gewehr" предназначалась британскому пехотинцу, судорожно бившемуся в паутине проволочного заграждения.
Увесистого куска свинца в латунной оболочке вполне хватило бы на отделение англичан, доведись их, к удовольствию немцев, выстроить затылок к затылку.
Но британец дернулся, и пуля прошла по касательной, слегка срикошетив от стальной фляги, втиснутой в нагрудный карман.
Жидкость брызнула из фляги, словно кровь, и солдат от удара потерял сознание. Впрочем, он остался жив и перестал быть нам интересен.
Потому что пуля с визгом ушла вверх, в небо...
Так бывает. Бывает раз в миллиард лет, когда странным образом совпадают векторы познанных и тайных сил природы.
И пуля, вместо того, чтобы, отстав от сестер, бессильно упасть в сотне метров от так и не пораженной цели, странным образом обрела энергию нового выстрела.
Бог его знает, что было во фляге неизвестного солдата. Может, вся сила заключалась именно в чудесном напитке, приготовленном старой ирландкой для исцеления ран отправленного на фронт сына... Ведь вместе с новой скоростью пуля обрела душу.
Вспарывая воздух, смешанный с гарью шрапнели, пуля неслась в сторону германского наблюдательного аэростата. С интересом ребенка она следила, как приближается безобразная серая масса. Время для пули течет совсем по другим законам. И вот, пробив хлипкую оболочку, она ворвалась внутрь неповоротливого гиганта...
Каждый предмет в нашем мире имеет свое назначение. И пуля знала цель своего движения: она должна была убить.
В смрадном нутре дирижабля для пули не нашлось цели. Отскочив от алюминиевого шпангоута, она изменила траекторию и, вновь пронзив ткань, помчалась к земле.
Пули никогда не оглядываются назад.
Впрочем, медленно сдувающаяся оболочка аэростата не вызвала бы у пули радости. Дело вовсе не в том, что аэростат оказался "своим" - пули не признают деления на своих и чужих.
Просто пуле нужна была живая плоть.
Пули не оглядываются назад. Они не занимаются созерцанием окружающего мира. Они видят мир только перед собой. В центре этого взгляда - манящая точка, обретающая в мечтах сладкий образ рваной раны, брызг и хруста, воплощающих момент величайшего экстаза...
Не всем пулям везет. Не каждой удается разорвать ткань униформы и зарыться в жар человеческого тела. Большая часть сестер и подруг находят свой конец в земле, либо бессильно растекаются по поверхности броневой плиты. Но век их разочарования длится секунды.
Эта же пуля, так близко приблизившаяся к цели и отброшенная неведомой силой, ощутила вдруг странное беспокойство: обретя уже третью в своей жизни траекторию, она не увидела цели.
Пули имеют абсолютную власть над плотью. Но они не могут выбирать цель.
Цель выбирает другая плоть, такая же жалкая перед силой пули, как и выбранная мишень. И эта власть плоти над пулей настолько необъяснима и страшна, что, упиваясь ощущением ее, в своем ничтожестве плоть может даже приказать пуле убить самую себя...
Обычно пули не думают обо всем этом. Они даже не осознают своей значимости в нашем мире. Просто у них нет времени на рассуждения. Трудно найти большего практика, чем пуля.
Но у этой оказалось слишком много свободного времени.
Она видела, как приближается взрыхленная снарядами поверхность, и вдруг поняла, что это и есть конец - бессмысленный, совершенно недостойный ее - сверкающей, горячей, идеальной смертоносной формы...
У пули была душа.
У нее была удивительная неиссякаемая энергия.
Но не было воли.
Господи, как хорошо, что у пуль нет воли! Что дрожание руки убийцы не будет прилежно откорректировано умным кусочком металла. Пока еще пули не умеют этого...
Пуля так и не зарылась в землю, отметив свою гибель траурным фонтанчиком пыли. Ей предстояла иная судьба.
Отскочив от торчащего из воронки покореженного рельса, пуля понеслась вдоль земли. Такая же новенькая и сверкающая, без единой царапинки на обтекаемом теле, если не считать рубцов, оставленных нарезкой пулеметного ствола.
...Если существует ад для пуль, снарядов, торпед, ракет, стрел, дротиков, сюрикенов, тамагавков, бумерангов и ядер из обточенного базальта, то он, видимо, выглядит так: ни один выпущенный по живому смертоносный снаряд не достигает цели. Он сам становится живым и чувствующим. И никогда уже не находит успокоения в гибели своей жертвы.
..Пуля пронеслась над полем боя и со свистом ворвалась в тесное пространство улиц французской деревушки. В душе пули вспыхнула надежда: плоть мирного населения ничуть не хуже солдатской. А убийство женщины или ребенка несравненно слаще...
Пуля видела, как приближается лохматый затылок чернявого мальчугана, и вожделенная точка сверкала как раз между растопыренными ушами. Но в последний миг мальчишка радостно вскрикнул и бросился ничком на землю: он нашел несколько стреляных винтовочных гильз...
... О, гильзы, вместилище пороха, сердце и разорванная душа пули! Как в старой легенде о двух человеческих половинках, пуля и гильза едины в вечной готовности расставания. Гильза, твоя судьба - быть сброшенной и бесполезной оболочкой. Ты принимаешь на себя всю силу убийственного эгоизма пули. Даря ей короткую и страшную жизнь, ты умираешь, и твой труп годится только на роль игрушки для ребенка, который уже сейчас мечтает сам дарить жизнь пулям и отнимать жизнь у врагов...
Пуля успела ощутить тепло и запах того места, где еще миг назад находилась вожделенная юная плоть. В бессильной ярости она пронеслась над головой мальчишки и ударила в старую каменную кладку...
Она билась о стены домов, отскакивая, воя и распугивая жителей. Она пролетала в футе, в дюйме от лиц и тел, но так и не находила жертву.
Наконец страшная сила вперемешку с отчаянием и болью вышвырнули пулю прочь из испуганного селения, решившего, что его штурмуют германские полчища.
И пуля начала свое долгое странствие по миру. Так уж случилось, что затянувшийся рикошет не оборвался ни в лесах, ни в зыбучих песках. Пуле всегда находилось от чего отскочить, чтобы продолжить свой бесконечный полет. Это мог быть дикий камень или гранитный постамент, торчащий из земли кусок руды или фонарный столб, это были стены домов, бамперы автомобилей, каменные мостовые и чугунные колеса паровозов. Встречались борта кораблей и бетон причалов. Ей довелось даже быть отброшенной глыбой серого плотного льда. И всегда вокруг были люди. Они были так близки, но абсолютно недосягаемы, потому что находились совсем чуть-чуть, в каких-то шагах, а то и ближе, но, все же, в стороне от очередной траектории полета...
Если бы у пули было сердце, то можно было бы сказать, что оно разрывалось на части. Жизнь пули растянулась в вечность, потеряв при этом всякий смысл. Очень скоро пуля поняла, что ее хаотическое движение по миру, дикий, бесконечный рикошет, вряд ли приведет к попаданию в живую цель. Где-то цепочка рикошетов оборвется кучей песка, глубиной воды или вязкостью дерева.
Но вечность обладает удивительным свойством. Вечность засыпает и обнажает пирамиды, обращает в прах кажущиеся "незыблемыми" ценности, предает забвению великих и сохраняет для нас как величайшую ценность истории жизни бедняков.
В своей, собственной вечности пуля потеряла всякую надежду на попадание в достойную цель.
Еще вечность спустя пуля задумалась о необходимости этой самой цели. Кто ее придумал? Чью волю она, сверкающее и прекрасное создание должна воплотить в жизнь (или в смерть, что честнее)? И, главное - зачем?
Ярость не может длиться бесконечно. В конце-концов, она сменится усталостью, а вслед за тем - равнодушием. Целеустремленность убийцы сменится ощущением обиды от рикошетных пощечин, точка в центре ожидаемой цели - расплывется, острый взгляд - сменится холодным созерцанием.
Пуля предалась размышлениям. Удары, придающие новую жизнь ее полету, не мешали мыслить.
И однажды, спустя многие годы после того единственного выстрела пуля поняла, что может управлять своим полетом. Нет, конечно, она не могла приказать себе остановиться или отклониться в пути.
Но в момент очередного удара чудесная сила позволяла слегка ослабить или усилить себя. Этого было достаточно, чтобы незначительно менять направление рикошета.
Пулю не мучили вопросы "почему". Как мы уже выяснили - пуля мыслит исключительно с практической точки зрения. И вскоре, словно опытный бильярдист, пуля обрела способность рассчитывать свой полет на несколько рикошетов вперед.
Казалось бы - почему бы теперь пуле не выбрать цель, как когда-то страстно, мучительно хотелось?
Нет... Теперь к душе пули прибавилась мысль. И направляла ее не рука немецкого пулеметчика, а зародившаяся в свинце воля. И не удивительно, что, обретя новую способность, пуля стала трепетнее относиться к своим желаниям. Ведь есть разница в желаниях живущих один день и миллион лет?
Проносясь по улицам городов, разбивая от скуки стекла домов и уличные фонари, пробивая помпезные флаги и шины автомобилей, пуля искала жертву.
Прохожие уже не вызывали в ней ощущения достойной цели. Их вид навевал только скуку. Даже вражеская некогда военная форма, порядком изменившаяся за прошедшие годы, перестала волновать ее.
Она ждала новой войны.
Очередная Мировая не заставила себя долго ждать. И пуля с наслаждением ворвалась в дым и гарь сражений.
Она решила не выбирать себе сторону. Хотя легкое удовлетворение от успехов немцев она все же ощутила.
В поисках плоти она неслась среди рычащего и воющего железа, смачно стуча о оброню "панцеров" и "тридцать четверок", легко пробивая тонкие плоскости самолетов и сбивая пилотки с голов встающих в атаку солдат.
Она смаковала смерть.
Она радовалась успехам сестер, косившим небывалое число целей.
Она играла с плотью, проходя в миллиметрах от кожи, оставляя на ней жирные багровые царапины.
Она влетала в облака разрывов, любуясь тем, как плоть разлетается в стороны от новой воронки.
Пора было выбирать.
И вдруг пуля, так долго наслаждавшаяся образами смерти, поняла, что смерть плоти от ее прямого попадания означает и ее собственную смерть.
Когда тебя направляет чужая воля, и нет места сомнениям, и ты понимаешь, что путь, который тебе указали - он и есть единственно верный, когда нет времени и возможности рассуждать - это одно. Тогда можно умереть во имя желаний выстреливающего тебя.
Но теперь... Теперь, когда чужая смерть представилась ей во всей своей чудовищной красе, пуле стало страшно.
Вслед за неведомым ранее страхом накатил непереносимый стыд за это новое ощущение. Видя, как гибнут ради недоступных пониманию целей ее сестры, у которых нет даже малейшей возможности изменить свою судьбу, пуля уже не могла дальше наблюдать за войной.
И она позорно бежала подальше от грохота выстрелов, в тихие нейтральные страны...
Война прошла. Но не прошло жгучее чувство, втиснутое в тесную латунную оболочку.
У пули появилась совесть.
За ту вечность, пока пуля носилась по миру вдали от войн, она успела возненавидеть смерть и убийство. И это было особенно мучительно, так как свой опостылевший полет пуля могла прекратить, только убив человека.
Вечность утомляет даже самого терпеливого. Терпение - не лучшее качество пуль. Ей захотелось покоя. Но ужас чужой смерти не оставлял ее.
Теперь она не могла убить.
Прошло еще много-много лет. И однажды, преисполнившись равнодушия к себе и бесконечно устав от бесконечного полета, пуля решилась.
- Чего-чего потерпевший? Слушай, пусть гуляет, водку пьет и радуется, что в рубашке родился. Очкарик еще ни разу не промахивался...Так, пишем дальше... Тело лежит на крыше, головой на бордюре, или как это называется у крыши? Пиши-пиши, потом разберемся... Левая рука лежит поверх снайперской винтовки с оптическим прицелом системы... э-э-э... Выясни, что за система... В теменной части головы - входное отверстие от пули крупногого калибра. Выходное отверстие - под подбородком... Черт... Как же в него стреляли? С вертолета, что ли?.. Ага, а вот, собственно, и пуля... Е-мае... Эй, ребята, вы когда-нибудь видели такую пулю? С ума сойти... Из чего стреляли-то?.. Из чего-то старого? Вот и я говорю... Ладно, пишем дальше... Предположительно, жертва успела произвести выстрел по потерпевшему непосредственно перед смертью, а, возможно, рефлекторно, как раз в момент попадания пули ему в голову... Знаю, что бред. Но по какой еще причине Очкарик так здорово промазал? Таких промахов у него никогда не случалось.