Высокие Каблуки : другие произведения.

Вк-5, Зп - остросюжетное

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  • © Copyright Высокие Каблуки(wasyata@mail.ru)
  • Добавление работ: Хозяин конкурса, Голосуют: Номинанты
  • Жанр: Любой, Форма: Любая, Размер: от 1 до 10M
  • Подсчет оценок: Среднее, оценки: 0,8,7,6,5,4,3,2,1
  • Аннотация:

    ВНИМАНИЕ!

    ГОЛОСОВАНИЕ ЗАВЕРШЕНО

    ОЦЕНКИ ОТКРЫТЫ

  • Журнал Самиздат: Высокие Каблуки. Конкурс женской прозы Высокие Каблуки-5
    Конкурс. Номинация "ЗП.Остросюжетники - детективы, нуар, хоррор" ( список для голосования)

    Список работ-участников:
    1 Юрина Т.В. Баба на корабле   37k   Оценка:9.29*5   "Рассказ" Проза
    2 Штерн В. Продавцы Саттвы   32k   "Рассказ" Проза, Киберпанк, Постмодернизм
    3 Аникеева А. Эмерин. Дети Шестого Солнца   38k   Оценка:8.53*4   "Рассказ" Детектив, Эзотерика
    4 Клюева В. Все совпадения случайны   25k   "Рассказ" Детектив
    5 Акайсева А. Приходи   36k   "Рассказ" Мистика, Хоррор
    6 Deadly.Arrow Убить Рыжего   4k   Оценка:6.19*10   "Миниатюра" Фэнтези
    7 Дубрава Е. Пансионат Сен-Жен   48k   "Рассказ" Проза, Детектив
    8 Середа Е. Долг звезды   47k   Оценка:8.36*5   "Рассказ" Проза, Детектив, Фэнтези

    1


    Юрина Т.В. Баба на корабле   37k   Оценка:9.29*5   "Рассказ" Проза


       Перед походом решили навестить Петровича.
       - Вот так клюква! - обрадовался старик, засуетился, зашаркал на кухню за рюмками: ребята, зная о слабости учителя, принесли бутылочку коньяка.
       - Ну, рассказывайте, - окинул взглядом всех шестерых, задержал его на единственной женщине - Тамаре.
       Выцветшие льдистые глаза проникали в самую душу.
       Виктор заговорил о траверсе хребта, называя вершины, дни и километры между ними, перевалы и точки будущих ночёвок. Остальные гости молчали, но их глаза светились волнением предвкушения. Озвучивая маршрут, Виктор не ждал одобрения или порицания, в этом он уже давно не нуждался. Просто привык держать старого учителя в курсе своих передвижений. Старик внимательно слушал, слегка наклонив седую голову, видел взволнованность молодых людей, и она подпитывала его, как глоток коньяка или собственные воспоминания.
       - Вшестером пойдёте? - уточнил он. - С тёткой? - вновь уколол девушку льдинкой-взглядом и остановил его на руководителе группы: - Баба на корабле...
       - Да эта тётка всем нам фору даст, - начал было заступаться за подругу Мишка, но Виктор перебил, объясняя и как бы оправдываясь:
       - Валерка Ефимов ещё собирался, да недавно аппендикс вырезал. Впятером не справиться: серьёзный маршрут... вынуждены...
       - Кому ты, Витя, рассказываешь про серьёзный маршрут! - Старик пожевал сизоватыми сухими губами и, повернувшись к Тамаре, спросил:
       - А тебе, дочка, зачем - туда? Зимний поход - это тебе не "Клуб кинопутешественников" по телевизору! Алтай зимой - не каждому мужику по плечу.
       Девушка вспыхнула и некстати пролепетала:
       - У меня в феврале - отпуск...
       Ух, как ненавидела себя Тамара в этот момент! За то, что вечно терялась и пасовала перед наглостью спесивых павлинов. Нет, вообще-то они нормальные мужики. Она с ними - хоть куда. Но вот как начнут хвост распускать! А в чём, собственно, их преимущество? Она не уступала им ни в технике, ни в выносливости... Но мужчины даже не допускали сомнений в собственном превосходстве. И этот старый хрыч туда же...
       - А-а-а... - ехидно протянул Петрович, - понятно. - Ну, что ж, давайте выпьем - за отпуск! - хмыкнул он, наполняя рюмки.
       - Да уж, нашему Петровичу на язык лучше не попадаться, - засмеялся Виктор. - Но и мы не лыком шиты! Выше нос, Тома!
       Тамара смущённо пожала плечами, чокнулась со всеми и, слегка пригубив, отставила рюмку:
       - Вы же меня совсем не знаете, а они знают. Я смогу.
       - Не обижайся, дочка, - повернулся к ней Петрович, - я ж как лучше. Подумай крепко, взвесь. Горы - это мужская игра! И свеч не всегда стоит. Иногда пользы бывает больше, когда дома ждут мужика - с пирожками. - Нелепо, будто сморщился от боли, подмигнул девушке и поставил за диван, к десятку уже имеющихся там бутылок, ещё одну, опустевшую.
       - Как твоё здоровье, Петрович? - озабоченно покосился в угол Виктор.
       - А что мне сделается? - кашлянул старик. - Ходить - туда, - махнул рукой за окно, - силы уже не те, а здесь, - кивнул в сторону телевизора, - скучно, серо. Все глаза высмотрел, без толку... Вот и скрашиваю. На это здоровьишка пока хватает!
      
      
       Горный Алтай встретил ярким солнцем, чистым морозным воздухом и ослепительным снегом, сминаемым лыжами с особенным, вкусным, хрустом.
       Тамара, сильная здоровая девушка двадцати пяти лет от роду, не позволяла никаких поблажек по отношению к себе: и рюкзак тащила не меньше других, и тропила - прокладывала в пухляке лыжню - наравне со всеми. А груз: верёвки, снаряжение, питание на полмесяца, бензин для примусов, - был приличный. Парни и сами сгибались под тяжестью рюкзаков, но всё будто ждали, не отстанет ли Томка, заглядывали на привалах в глаза - словно проверяли, не дрогнула ли, выдержит, не подведёт ли на маршруте. Вот она и старалась изо всех сил, доказывала, что женщина - ничуть не слабее и ничем не хуже мужика.
       Шла по петляющей между деревьев лыжне, и молодое сердце пело: как славно проходит отпуск! Позади - задыхающийся от дыма город, работа. А здесь, под высоким ярким небом, она идёт навстречу сияющим горам, дышит полной грудью хрустальным воздухом. Да ещё вместе с друзьями. И особенно с одним из них, самым лучшим, Мишкой...
       Иногда, правда, уставала. Останавливалась тогда у какой-нибудь рябинки, стряхивала варежку, прижимала ладошку к стволу, совала в рот мёрзлую ягодку, глядь - а парни уже далеко. Пугалась, что будут ругать: отстала, мол, тётка! Собирала силы, догоняла. Ждали, свалив в снег рюкзаки, со смехом оборачивались:
       - Ну, Томка, ну лосиха! Прискакала уже?
       - Конечно, у неё вон какие ноги длинные, - и непонятно, чего было больше в их словах - восхищения или досады.
      
       На четвёртый день пути вдоль спрятавшейся среди запорошенных пихт реки вышли к озеру. Переночевали в большой бревенчатой избе метеостанции и, оставив там лыжи и часть снаряжения, вышли на первое, акклиматизационное, кольцо маршрута.
       В муаровой дымке плавилось холодное февральское солнце, и в его лучах ослепительно сверкала Белуха. Возвышаясь на целый километр над всей горной системой, она притягивала взгляды, манила. Вершины Аккемской подковы в предвкушении ждали своего часа.
       А пока - простой перевал Звёздочка, ледник Текелю, выход на хребет, набор высоты и увеличение сложности. Снова и снова отрабатывали технику горного туризма. Виктор требовал от маленького коллектива слаженности и автоматизма в работе, когда каждый чувствует и без слов понимает командира и остальных. Только при таком единении можно выжить на гребне.
       Окончательному превращению шести разных человек в сплочённую команду пока ещё что-то мешало. Тамара смутно ощущала, что между ней - женщиной, а на туристском сленге, попросту тёткой, - и мужской частью команды тонкой, но прочной перегородкой стояли какие-то мелочи, досадные пустяки, о которых в нормальной городской жизни и говорить-то не принято ввиду их приземлённости и незначительности.
       Поднимались на перевал Новосибирцев двумя связками, по три человека. Впереди - Виктор, Костя и Славка. Тамара шла в тройке с Мишкой и Игорем. Кропотливая работа со снаряжением, тяжёлая пахаловка. Девушка работала ледорубом, страховала, вкручивала ледобуры, - и делала всё не хуже, а порой даже лучше парней. Игорь вон - зевнул, упустил карабин вниз по склону. На перевале Виктор провёл разбор полётов. Пожурил Игоря, Тамару похвалил. Мишка глянул с одобрением и чмокнул девушку в щёку... А потом завертел головой, будто что-то ищет, отстегнулся и побежал за скальный выступ. Через несколько мгновений раздался его крик. Подскочили. Мишка провалился в трещину и держался на локтях за ломкие края. Парня вытащили, Виктор сделал внушение:
       - Ну, сколько вам говорить: нельзя отцепляться от связки! Ледник не дремлет, он всегда начеку: караулит зазевавшиеся жертвы!
       - Пописать пошёл, - оправдывался Мишка, пряча от Тамары глаза.
       - Вот-вот, баба на корабле!.. - подхватил Игорь. - И никуда от ней не деться: не подристать, не подтереться!
       - Нет здесь ни мужиков, ни баб! - мягко сказал Виктор. - Где стоите, там и сс... справляйте свои нужды! На гребне - ни шагу без страховки!
      
       Для ночёвки выбрали относительно ровную площадку со снежным надувом и вырыли в нём две пещеры, в которых можно спрятаться от морозных ветров, вольготно гуляющих по горному хребту. Ветра уже несколько дней облизывали лица, заползали в рукава, щупали животы и спины, охлаждали суставы, сердца и ослабляли волю. В противоборстве людей и гор они явно были на стороне последних.
       На примусах сварили блёвчик, вскипятили чай. Быстро, чтобы не расплескать тепло, поели. Разместились в пещерах теми же тройками, как шли. Постелили полиэтилен, коврики, спальные мешки.
       - Ложись в серединку, Томочка! - предложил Мишка.
       Она втиснулась между парней, благодарно прижалась к Мишке. Какая щекотная у него борода!
       - Спокойной ночи, принцесса! - ласково шепнул в ухо.
       Игорь долго возился и ворочался с другого бока. Наконец, всё стихло.
       Ночью заныла спина. Внизу живота заворочалась тянущая боль. Тамара проснулась, но лежала неподвижно, боясь потревожить спящих. К утру зябко зашевелился Игорь, отодвинул рюкзаки, которыми был заткнут вход в пещеру, вылез наружу. Журчащий звук льющейся в снег жидкости. Потом тихий разговор:
       - Ты, Игорян? И охота тебе вылезать? Мы прям внутри - отодвинем полиэтилен - и... - говорил, кажется, Костя.
       - А в нашей пещере - принцесса живёт! - ответил Игорь. - А сам-то чего вылез?
       - Да я сегодня дежурю, сейчас начну варить завтрак.
       - А что, уже утро?
       - Ну да, смотри, над горами небо светлеть начало. Скоро солнце взойдёт!
      
       К вечеру третьего дня вышли к метеостанции. Соорудили праздничный ужин, отличающийся от обычного только тем, что можно есть, не торопясь, не опасаясь, что ветер выстудит содержимое ложки прежде, чем донесёшь её до рта. Расселись вокруг стола - хорошо, уютно, тепло!
       - Ну, давайте! За успешное прохождение первой части маршрута! - провозгласил тост Виктор.
       Сдвинули кружки - чокнулись. Ели и одновременно разговаривали:
       - А я на перевале...
       - А, помнишь, в трещине...
       Тамара тоже выпила. Спирт обжёг рот, пищевод и побежал дальше по кровяным сосудам, приятно согревая промёрзшее тело. Боль внизу живота немного отступила.
       - А теперь, - заговорил Виктор каким-то особенным, строгим и даже торжественным голосом: - Я прошу каждого из вас хорошо подумать. Завтра мы выходим на основное кольцо. Мы готовились целый год: мечтали, думали, строили тактику. Мы здесь, чтобы сделать траверс Аккемской подковы. Прекраснейшие вершины: Белуха и Корона Алтая - ждут нас. На первом кольце я увидел, что в целом группа к походу готова. Но я не могу заглянуть в душу каждому из вас. Поэтому прошу: если кто-то чувствует себя плохо или неуверенно, или просто передумал, скажите об этом сейчас. Там, на гребне, будет поздно. Сойти с этого маршрута невозможно. И если кто-то по какой-то причине, - Виктор обвёл взглядом всех, останавливая его на лице каждого, - даст сбой, налажает, занервничает, заболеет, - он подведёт всю группу. Мы все окажемся в заложниках этого одного.
       Руководитель замолчал, и в наступившей тишине стало слышно потрескивание дров в печи и попискивание приборов за стенкой - у метеорологов.
       И вдруг все головы, как по команде, повернулись к Тамаре. Все пять пар глаз с одинаковым выражением ожидания уставились именно на неё... И оттого, что она не увидела ни в одном из своих товарищей, и даже от Мишки, поддержки - девушка дрогнула, сломалась.
       Так бывает: часто тебя не задевают насмешки, не могут обидеть самые грубые шутки, ты спокойно даёшь отпор или поворачиваешь разговор так, что обидчикам самим становится неловко, но иногда... ты становишься такой тонкой, проницаемой, незащищённой, что один только взгляд твоих друзей может ранить в самое сердце.
       Проглатывая комок и стараясь не разреветься, Тамара сказала:
       - Да, ребята. Простите меня. Прав был ваш Петрович: зря я полезла в мужские игры. Буду с вами честной, - она помолчала, набрала в лёгкие воздуха и решительно продолжила: - Я плохо себя чувствую: месячные начались преждевременно. Боюсь, что там буду для вас обузой... Мне очень жаль...
       После признания, которое далось непросто, Тамара ожидала, что ребята сочтут её проблему несерьёзной. Они же видели её в деле. Взрослые, знают, что такое недомогание - не навсегда. Через пару дней она уже снова будет в норме. И лишать того, к чему она стремилась вместе с ними - из-за таких пустяков - нечестно, несправедливо. Надеялась, что хоть один из них скажет: "Да, ладно, Тома, не парься. Мы же вместе. Справимся!"
       Но услышала только дружный, в пять мужских глоток, вздох облегчения. Никто не сказал ни слова в защиту. Двумя неудержимыми дорожками покатились по щекам слёзы.
       - Ладно, Том, ты это... не расстраивайся. Ты была с нами не зря. Ты здорово нам помогла на первом этапе: без тебя мы не смогли бы дотащить сюда снарягу, да и вообще... Ну, не сложилось у тебя в этот раз, получится в следующий, - пытался утешить её Виктор, но получилось только хуже.
       Девушка уже не могла больше сдерживать рыдания, выскочила из-за стола и забилась в угол, где на дощатых нарах лежал её спальник. Мишка бросился было догонять, но Виктор остановил:
       - Пусть поплачет. Потом!
      
       Рано утром ребята уходили. Без неё. Тамара уже не плакала. Вышла проводить на крыльцо. Когда скрылись из виду, вернулась, свернулась клубочком на нарах.
       Природа словно мстила, отыгрывалась на организме девушки за то, что та насиловала его: тащила неподъёмный рюкзак, сутками находилась на пронизывающем ветру и, пытаясь угнаться за мужчинами, предавала в себе женщину. Она корчилась на нарах в нестерпимых муках: до тошноты болел живот, ломило поясницу, густыми чёрными сгустками выходила из неё кровь. Тамара видела в этом что-то мелкое, низменное, даже унизительное по сравнению с величием гор, которые ушли покорять мужчины, и ощущала себя самым несчастным человеком в мире.
      
       Но это же не навсегда! Через два дня обновлённая, здоровая и полная сил девушка уже ходила на лыжах вдоль замёрзшего озера, поглядывая в сторону, куда ушли её друзья, и куда так стремилась, но не попала она. Подпирающие небо горы завораживали, а разочарование обжигало грудь почище того спирта.
       "Что же в тебе такого, госпожа Белуха, что не даёшь покоя, заставляешь забыть маму с папой, издалека манишь к себе, неудержимо влечёшь человека. И нет тебе разницы, мужчины это или женщины. Или всё-таки есть?"
       В избе достала карту. Ещё раньше изучив маршрут в мельчайших подробностях, Тамара представляла себе, чувствовала, знала, где сейчас ребята, что делают: двигаются ли по гребню, ожесточённо штурмуют перевал или уже стоят, опьянённые победой, на очередной вершине. Её душа будто отделилась от тела и была там, рядом с ними. Она переживала те же эмоции, что и они. Почти те же. Потому, что они там, а она здесь.
       Девушка решила разведать путь, по которому должны возвращаться парни.
       От озера лыжня уходила в долину ручья и вскоре вывела к леднику. Там она запетляла, обходя трещины и ледяные торосы. Странные существа - ледники. Тамара представляла их огромными белыми чудовищами, которые распластались среди гор и жадно пожирали снег, просыпанный небом или принесённый лавинами вместе с каменными обломками, превращали его в лёд и медленно, веками, сползали на брюхе вниз. Протягивали в долины длинные языки, с кончиков которых стекала вода горных речек.
       Лыжня неожиданно закончилась. Пять пар лыж торчали из снега - будто передавали привет. Цепочка следов уходила налево, на Делане. А возвращаться парни будут справа. Отсюда, с места, где они оставили лыжи, был виден перевал. И Тамара пошла к нему. Пытаясь укрыться от резкого, дующего с горы ветра за мореной, стала её обходить стороной и за грядой каменных обломков обнаружила щитовой домик. В нём была одна небольшая комнатка со щелястыми стенами, железной печкой и двумя маленькими окошками. К счастью, стёкла уцелели. А вот дров не было. Мебели тоже. Вероятно, её давно распустили на щепы и сожгли. На одной стене висела потрепанная карта ледников, местами утыканная флажками. В углу свалены кучкой детали каких-то приборов. Девушка прислонилась к стене, пытаясь представить себе прежних обитателей. Муж и жена, учёные-гляциологи, жили и работали, бурили скважины во льду, производили всевозможные измерения. А долгими ночами слушали звуки за окнами: шуршание ползущего ледника, завывание ветра, грохот лавин. Потом что-то случилось, и они ушли. Вероятно, иногда домик служил временным пристанищем для туристов, укрывал кого-то от непогоды.
       Без движения стало холодно. Тамара наскоро перекусила консервами с сухарями и тронулась в обратный путь, на метеостанцию.
       У неё созрел план - собрать всё необходимое: дрова, аптечку, пищу, отнести в щитовой домик и ждать своих там. Весь следующий день девушка занималась приготовлениями.
      
       А ночью повалил снег, застонала и завыла вьюга. О том, чтобы выйти в такую погоду из избы, нечего было думать. Тамара заходила время от времени к метеорологам, спрашивала прогноз. Ничего утешительного они сказать не могли: над Алтаем навис циклон. Девушка металась, представляя себе, каково сейчас там - на гребне. Зашевелились и уже не отпускали тревожные предчувствия.
       Через три дня, едва стих ветер, и вышло из-за гор солнце, Тамара, сидевшая наготове с давно собранным рюкзаком, вышла из избы, направляясь к домику гляциологов. Дров принесла с собой столько, сколько смогла утащить. Нащепала лучинок, сложила в печь, но затапливать пока не стала: берегла поленья до прихода группы. Ребята, которых задержала непогода на гребне, должны были вот-вот появиться, холодные и голодные. Разожгла примус: сварила суп, вскипятила чай. Укутала котелки спальником, чтобы подольше не остыли. Тревога усиливалась. В голове рисовались страшные картины. Отгоняя их, Тамара подмела пол найденным в углу голяком, в очередной раз выглянула в оконце. Кто-то спускался с перевала. Один. Подождала. Больше никто не появился. Выскочила на улицу - встречать. Человек едва двигался, неестественно скрючившись и делая остановки после каждых трёх-четырёх шагов. Когда добежала до него, сердце колотилось в груди испуганной птицей.
       - Костя? Почему один? Что с ребятами?
       - Потом расскажу. Помоги мне: кажется, сломал рёбра да коленку зашиб: кувыркнулся на перевале пару раз.
       Добрели до домика. Тамара расстелила на полу спальник, помогла парню сесть, начала наливать в миску суп.
       - Подожди. Дай сначала попить. Хорошо, что ты тут. Мог бы и не дойти до станции, несколько раз думал: сдохну сейчас, и ребятам не смогу помочь, - сказал Костя, возвращая кружку.
       - Да, говори толком, что случилось? Где они? - закричала девушка и тише добавила: - Живы?..
       - За перевалом, на плато, лежат в пещере. У Виктора что-то со спиной - отказали ноги, Мишка бредит, температура под сорок, Игорь ногу сломал. Я уходил - были живы. Только Славка... Он умер сразу. Я его снегом присыпал. Сначала куртку с него снял, чтобы укрыть Виктора, смотрю, под курткой у него - анорак красный, тоже снял, привязал к ледорубу да в снег воткнул. С вертолёта сразу увидят... А потом присыпал... Ну, давай, что там у тебя - жрать хочу!
       Костя прислонился к стене, приготовил ложку, и продолжал рассказывать:
       - Перевал Делане сделали легко, потом вершину, на третий день взяли Восточную Белуху. Спустились в седло. На четвёртый... да, на четвёртый день, мы уже поднимались к Короне, и тут началось: снег, ветер, ни черта не видно, и холод такой, что кости стынут! Что делать? В промежутках - были там короткие оконца, когда видимость более-менее налаживалась - могли бы спуститься и уйти. Но обида грызла, понимаешь, вот она, Корона, одна осталась, как завершение - и не взяли. Да нет, ты не понимаешь! Вам, бабам... то есть, женщинам, это сложно понять. Налей добавки, Том! Потом, позже, можно будет, конечно, на Корону отдельно сходить. Но это будет уже не то. Тут, когда год готовились, настроились, такой путь прошли к ней - и на тебе! Вот она, рядом - и такой облом! Короче, решили ждать, когда прояснеет, и идти на вершину. День ждём, два - нет погоды! Тут Мишка стал кашлять, затемпературил, похоже, подхватил воспаление.
       Костя ел и говорил одновременно. От совмещения обыденной, даже приятной картинки: как держит и подносит ко рту ложку проголодавшийся мужчина - с жутким рассказом - подробности выглядели ещё страшнее. Тамара слушала, боясь прервать, желая и страшась приблизить финал истории. Молча подлила ему супу, подвинула кружку с чаем.
       - Тут опять окошко: солнце вроде выглянуло. Мнения разделились. Игорян со Славиком хотели на Корону идти, но Виктор сказал: "Нет, линяем вниз, на плато". А там - стена. Сколько метров - фиг её знает, мы ж не планировали - там... Короче, не хватило верёвки. Все верёвки, что были, навесили - и не хватило, представляешь, Том? Виктор первый шёл, а как верёвка закончилась - узел на конце позабыли завязать - покатился кубарем, да с маху в бергшрунд влетел. Там у него спина и... Но он ещё крикнуть успел, чтоб не разгонялись: узла нет. Да какое там! Славка сразу, следом за Виктором спускался, тоже сильно разогнался, ледоруб у него на руке, на темляке висел. Закувыркался, сам же на свой ледоруб наткнулся. А нам сверху и не видать ни черта. Опять запуржило. Слышим только крики. Что-то не то. Ну, а как быть? Полгруппы спустилось, остальным что делать было, Том? Игорю ещё повезло: только ногу сломал. А мы с Мишкой задержались малёхо наверху, Мишка горячий - температура, не соображает ничего, я его заставил со спусковухой идти, мало ли что, вот он помедленней спускался, поэтому целый дошёл. Ну и я замыкающим. Тоже нормально. У Игоря нога вывернута, неестественно так. Стали с Мишкой Славку поднимать, перевернули, а он неживой уже. Ледорубом висок пробило.
       Тамара охнула, зажала себе рот обеими руками и смотрела на Костю полными ужаса глазами. Костя замолчал, словно засомневался, правильно ли он сделал, что рассказал эти подробности - ей, тётке. Обхватив кружку ладонями, с шумом отхлебнул.
       - Ну, а дальше?.. - прошептала девушка.
       - А что дальше, Том? Полная жопа - дальше. Виктора кое-как из трещины вытащили, он без сознания. Стали рыть пещеру: Игорь ползком, да Мишка еле-еле. Пока рыли, Виктор замёрз совсем: без движения, на ветру. Затащил его, Мишке с Игорем помог залезть, примус зажёг. Я один здоровый. Даже стыдно как-то, Том. И что делать с ними, не знаю. Кое-как переночевали. Виктор то приходил в сознание, то снова выключался. Стонал жутко. Мишка бредил, тебя звал, прощения просил. А я метался между ними ночью и целый день вчера. Все таблетки скормил. Воду кипятил, чтоб согрелись. Ну и спирт... тоже давал. Игорь помогал, конечно, да ведь всё равно, что совсем без ноги - ползком только. Сегодня с утра погода вроде наладилась. Сказал Игорю, что пойду вниз. Если сумею дойти до метеостанции - вызову вертолёт. Перевал этот, чтоб ему! Крутой больно! Одному, без страховки... Кувыркнулся там, кажется, рёбра сломал, - повторил Костя. - Думал, не дойду уже. А тут - ты, - он с благодарностью взглянул на девушку. - Сейчас переночуем, завтра пораньше выйдем, вдвоём-то мы ловчее, сподручней... Дойдём!
       - Ладно! - выдавила из себя Тамара, оглушённая жуткими известиями. - Ты полежи пока, я сейчас печку затоплю, согреешься.
       Печурка, в промёрзлом одиночестве давно отвыкшая от работы, сначала капризно задымила, потом отогрелась, раздобрилась и стала отдавать тепло с уютным потрескиванием. Тамара велела Косте раздеться, осмотрела, ощупала покрывшееся гусиной кожей тело. Смазала ссадины, туго забинтовала грудную клетку. Коленку для завтрашней дороги сочла вполне пригодной.
       - Спи, Костик! Завтра, чуть рассветёт, тронемся!
       Ночью девушка не спала. От ужаса и безысходности хотелось выть, орать, лезть на стены! Но нет, нельзя. Даже плакать - нельзя! Слезами горю не поможешь... Мысли путались. Мишка... Виктор... Даже Игоря было жалко! А Славка - вообще в голове не укладывалось! Подкидывала в печку дрова, прислушивалась к дыханию Кости и думала. Снова и снова прокручивала в голове его рассказ. Как они там? Все трое - беспомощные. Столько времени - на холоде. Костя сказал, бензин и лекарства закончились. Из еды - несколько сухарей. Кругом - только камни и лёд. И пурга.
       Утром разбудила Костю:
       - Ешь и собирайся. У тебя всё более-менее. Ничего, дойдёшь потихоньку. Отсюда до ваших лыж - один переход вокруг морены. А на лыжах под горку, налегке - к вечеру до избы докатишься.
       - А ты? - спросил он, оглядывая её, одетую, с рюкзаком, и уже зная ответ.
       - Я пойду к ним. Бензин у меня есть, маловато, правда. Аптечка. Еда кой-какая. Буду вместе с ними ждать вертолёт. Ну, всё, я пошла. На перевал предстоит царапаться. Сам же говорил, что крутой. Да, ледоруб твой забрала. Тебе теперь не скоро понадобится. Не задерживайся! - и вышла из домика.
      
       Подъём на перевал начинался не круто - градусов тридцать. Тамара в кошках, работая двумя ледорубами, на три такта, легко прошла метров пятьсот. Крутизна склона резко увеличилась: сорок, шестьдесят градусов. Впервые она работала на склоне без страховки, одна. С силой вгоняла в лёд ледорубы: правый, левый, правый, левый. Примерно через час почувствовала страшную усталость. От дикого напряжения дрожали ноги. Где упирается в небо верхняя кромка перевала - ещё не видно. Надо отдохнуть, а то не дойти. Девушка закрутила ледобур, встала на самостраховку. Нагнулась и вырубила ледорубом удобную полочку для ног. Устойчиво встала, вцепившись в лёд кошками, и откинулась назад на всю длину репшнура. Потрясла кистями рук, заставила себя максимально расслабиться, отдохнуть. Напряжение понемногу отступило. Взглянула вниз.
       Лучше бы она этого не делала! Висеть вот так на стене, когда под тобой - полкилометра до горизонтальной поверхности - очень страшно! Так, страшно, что можно потерять разум. Заорать в панике, завыть от бессилия. Забиться в истерике, как трепещет бабочка, когда её, ещё живую, накалывают булавкой, пришпиливая к коллекции. Написать от страха полные штаны. И чего она сюда полезла? Нет, никакая сила не может заставить её отстегнуться от самостраховки и продолжить путь наверх!
       "Ну, что же ты, сучка! - заговорил внутренний голос. - Захотелось поиграть в мужские игры? Считала, что сможешь, - так давай! Доказывай, что ты супер-тётка! Только кому доказывать-то? Болтаешься тут одинокой сарделькой... И никому нет до тебя дела!"
       Девушка ругала себя последними словами, пытаясь пересилить, унять противную дрожь в коленях. Правы, тысячу раз правы парни - не женское это дело! Парни! - вспомнила она. Тревога за них, умирающих в снежной пещере, потихоньку вытеснила мерзкий парализующий страх.
       Она выпрямилась. Со всей мочи вогнала ледоруб левой рукой, а правой - сняла самостраховку и выкрутила ледобур. Только движение вперёд может спасти её поломанных друзей.
       Постепенно склон начал выполаживаться. Тамара вышла на перевальное седло и увидела вдалеке, на белом плато, красный флаг - анорак погибшего Славки.
       Бегом, не дав себе отдохнуть, рванула туда. Последние метры до пещеры бежала, задыхаясь и хватая ртом морозный воздух. Сердце колотилось, стремясь выпрыгнуть из груди и добежать первым.
      
       В сознании был только Игорь. Он открыл глаза, как только она протиснулась в пещеру и направила луч фонарика.
       - Ты? Как ты здесь очутилась? Шума вертолёта я не слышал.
       - Встретила Костю под перевалом. Вот и пришла. Сейчас... Буду вас кормить... Подержи фонарь!
       Тамара пыталась выровнять дыхание, одновременно рассмотреть серые бескровные лица лежащих в спальниках людей и распаковать рюкзак.
       Здесь же, в пещере, разожгла примус. Плотнее заткнула вход - чтобы не выпускать тепло. Растопила снег, слила его в кружку, протянула Игорю - запить таблетку. Добавила снега в котелок, и пока он плавился, Тамара осмотрела повреждённую ногу, наложила фиксирующую повязку, обмотала сверху шерстяным свитером. Потом, заставив работать фонариком "жучком" Игоря, осторожно ощупала Виктора. Кольнула его ноги шпилькой. Руководитель ни на что не реагировал. Надсадно и продолжительно закашлялся Мишка. Девушка помогла ему сесть, дала антибиотик, Мишка зачмокал распухшими обмороженными губами:
       - Ты? - блаженно улыбнулся и снова впал в забытье.
       Тамара со свойственным женщинам умением превращать любое, даже временное, пристанище в уютное жилище, прибрала в пещере, нашла для каждой беспорядочно валяющейся вещи своё место, потом сварила блёвчик. Кормила больных с ложки, поддерживая головы. Игорь ел сам, благодарно глядя на девушку.
       - Ну, Том, даже не верится, что ты, тётка, одна, пришла сюда... Как думаешь, Костя дошёл уже до метеостанции?
       - Должен дойти к вечеру. Сообщат по рации спасателям. Может, завтра уже прилетит вертолёт. Нам надо ночь продержаться!
       - Хорошо бы! Но спасатели сразу обычно не прилетают. Ждут ещё сутки.
       - Ну, значит, сутки будем держаться. А у вас что, совсем бензина не осталось?
       - Нет, Том. Я жёг его, чтоб хоть как-то ребят согреть. Последние сухари сегодня размочил в тёплой воде и дал им выпить эту тюрю.
       Всю ночь Тамара поила своих подопечных лекарствами, щупала пульс. Переволокла горячего Мишку в серединку, чтобы от его жара и эти двое могли как-то согреться. Сама лежала бочком у самого входа. Было тесно и холодно. Задремала только под утро.
       С рассветом вышла наружу. Холодное солнце обвело тонкой золотой кромкой горный хребет, подчеркнув завораживающую красоту снежного плата, как это делало всегда, день изо дня, из века в век. Для него ничего не значило, что где-то лежал присыпанный снегом мёртвый Славка и развевался на ветру его красный анорак. А в толще надува копошились, дышали пока ещё живые люди - букашки, невесть каким ветром принесённые в царство камня и льда и вынужденные забиться в щель, спасаясь от стужи. Солнцу всё равно, что освещать. Оно выполняло свою обычную солнечную работу.
       Тамара вернулась в импровизированный госпиталь. В нос ударил запах давно немытых больных тел и мочи.
       Девушка вскипятила чай. Сварила жидкую кашу из остатков гречки с единственной банкой тушёнки, которую она принесла с собой. Нужно растянуть эту еду на целый день. Нужно экономить бензин. Время от времени Тамара растирала варежкой Виктора, чтобы усилить кровообращение. Обтирала сжигаемого внутренним жаром Мишку. Поила талой водой, чтобы избежать обезвоживания организма.
       Ночью согревала собственным телом, залезая по очереди в спальные мешки то к одному, то к другому, преодолевая отвращение и сдерживая рвотные позывы. Вытаскивать парней наружу для того, чтобы они справляли естественную нужду, у неё не хватало сил. Спасибо, что хотя бы Игорь пока обходился сам.
       На следующий день солнце не появилось на низком небе. Зато снова закружила пурга, завыла и замельтешила крупными хлопьями вперемешку с крупой. Усилился ветер. Он слизывал снег с плато и уносил его дальше, трепал и рвал в клочья флаг, обозначающий стоянку людей. Стало очевидно, что сегодня вертолёта не будет.
       Тамара выложила всё имеющееся продовольствие и лекарства. Еды почти не осталось. Бензина - на две заправки примуса. Аптечка почти пуста. Марганцовка, алюминиевый цилиндрик с валидолом, клочок ваты, резиновый жгут, стерильный бинт и шприц в контейнере со спиртом. Правда, спирт она уже отсюда брала, чтобы протирать Мишку и Виктора.
       Что ж, будем обходиться малым. Тамара кормила, лечила и ухаживала за парнями, как за маленькими, беспомощными ещё детьми. Проснувшийся инстинкт материнства, женская интуиция подсказывали ей, что нужно делать, чтобы поддерживать в ослабевающих телах волю к жизни. Она поила их тёплой водой из талого снега, кормила, честно разделяя скудную пищу поровну. Рассказывала сказки. Люди, выдернутые из привычной городской жизни неодолимой тягой к покорению вершин и потерпевшие поражение, могли теперь опереться только на её дружбу и заботу.
       На ночь Тамара дала каждому по глотку спирта - слила последний из контейнера со шприцем. Долго пела колыбельные песни: пусть добрые детские сновидения вытеснят хотя бы на время холод, голод и страдания.
       Ночью пришёл в себя Виктор. Отстранил её руку с водой:
       - Им дай, Том. Не жилец я уже. Ног совсем не чувствую.
       - Прекрати! Слышишь, прекрати. Не смей так говорить! Живи! Завтра прилетит вертолёт...
       - Знаешь, Тамара, даже если и выживу, куда я такой - остаток жизни на инвалидной коляске... У меня жена... Здорового поедом сжирала: мало приношу денег. На двух работах работал, Том, а ей всё мало! А теперь... Думаешь, будет со мной возиться? Нет, на такое способна только настоящая женщина, Том. Я счастлив, что понял - такие, как ты, ещё бывают...
       - Да, повезло нам с тобой, Тома, - сказал Игорь, - зря мы тебя гнобили!
       - Да чего там, спите, давайте! - Тамара повернулась к Мишке. Беспокоило, что всё время парень был в забытьи.
      
       Утром Виктор и Мишка снова были без сознания. Взгляд Игоря - злой от безнадёжности: обнаружилось, что начала чернеть его сломанная нога.
       - Брось нас, Тома. Иди. Ты сможешь спастись. Ты дойдёшь.
       - Ну что ты такое говоришь, Игорёк? Вот прилетит вертолёт. Самому стыдно будет, что рассопливелся тут!
       Девушка ловко засунула в рот каждому из лежащих по таблетке валидола - в отсутствие еды пусть хоть пососут сладенькое, протянула на ладони Игорю, взяла одну себе.
       - Не прилетит он, Том. Слышь, как завывает? - сказал он, запихивая таблетку под язык.
       Тамара вылезла из пещеры. Села прямо в сугроб, бессильно опустила руки. Терпение и силы бороться покидали её, она уже была готова сдаться, отречься от парней и от борьбы. Мучили сомнения: права ли она, продлевая их страдания, вытягивая за тонкую ниточку надежды, которой всё равно суждено оборваться? А может, правильнее будет оставить их наедине с судьбой, позволить им умереть, сократить мучения? Ведь совершенно ясно, что вертолёта не будет. Кто полетит в такую погоду? Она одна ещё может спастись. Она сумела подняться на перевал, сумеет и спуститься с него. Как Костя.
       Нет у неё больше сил наблюдать, как жизнь по капельке уходит из сильных, здоровых прежде людей! Как медленно и неотвратимо они превращаются в ничто, в пищу для всеядных ледников! А она... Она только растягивает эти их мучения. Есть ли в этом благо?
       Тамара решительно направилась к пещере, взяла свои вещи. Все трое спали. Никто не открыл глаз. Тем лучше. Она сделала уже для них всё, что было в её силах. Ей больше нечего им дать.
      
       Тамара брела к перевалу. Мысли, душа, сердце по-прежнему оставались там, на плато, в узкой пещере, где остались умирать её друзья.
       Вот оно, перевальное седло. Присесть на дорожку. Всё. Надо спускаться, пока ветер окончательно не превратил её в сосульку.
      
       Тамара поднялась и, будто вспомнила что-то, резко зашагала обратно.
       Влезла в пещеру, достала аптечку. Закрутила резиновый жгут у себя на левой руке выше локтя. Долго тыкала иголкой от шприца, ища вену, наконец, попала. Показалась первая капля. Девушка вложила в левую руку фонарь "жучок", начала работать кистью, одновременно выталкивая из себя кровь и освещая лучом пространство. А правой - подставила под струйку кружку. Нацедила почти полную. Вынула иглу. Зажала локоть, посидела, справляясь с головокружением, и стала поить тёплой живой кровью полумёртвых людей, поднося кружку по очереди к губам каждого. Отбросила её в сторону и без сил повалилась рядом с ними. Вот теперь она действительно сделала всё.
       На следующий день стих ветер, появилось солнце. В середине дня прилетел вертолёт. Тамара с трудом выползла из пещеры, услышав стрёкот. Спасатели, почти не надеявшиеся найти кого-то в живых, увидели её, ползущую по снегу, и стали снижаться.
       - Ну, ты монстриха, тётка! Человечище! - восхищённо сказал начальник спасотряда уже в вертолёте. - Уважаю!
       Тамара обвела взглядом своих друзей. На них было страшно смотреть: обмороженные почерневшие лица, впалые, заросшие грязной щетиной щёки. Но они были живы, дышали! А когда открывали глаза - в них светилась надежда!
       Девушка отвернулась к иллюминатору, пряча слёзы.
      
       Вертолёт сделал круг над белым плато, гдё алел на снегу Славкин анорак, полетел над обрамлённым золотой кромкой горным хребтом.
       Корона Алтая сияла в солнечных лучах алмазным светом и неудержимо притягивала взгляд, манила, влекла к себе, дразнила предвкушением будущих встреч.
      
      
      
      
      
    © Татьяна Юрина 15.01.2013

    2


    Штерн В. Продавцы Саттвы   32k   "Рассказ" Проза, Киберпанк, Постмодернизм


    Продавцы Саттвы*

    12.10, 11:31

       До вокзала Хуа Лам Пхонг оставалось несколько минут. Обшарпанный вагон забит людьми в марлевых масках - несчастные надеются, что пандемия их пощадит. Как бы самому не подцепить заразу! Если бы не чертов фанатик, взорвавший себя (а попутно еще пару тысяч человек) портативным ядерным зарядом в Суварнабхуми на той неделе, не пришлось бы толкаться в этом допотопном вагоне. Старая железная дорога - кто бы мог подумать!
       Сквозь грязное стекло уже пробивались огни города. Я не раз слышал поговорку: "Бангкок никогда не меняется". Но это не совсем так. Очертания Хрустального Бангкока, причудливым соцветием, футуристической конструкцией из стекла и металла застывшего на расстоянии четырехсот метров над землей, действительно, не менялись - один-два новых шпиля, для которых удалось выкроить место на платформах, не в счет. Ведь число лепестков Лотоса всегда остается неизменным.
       Зато Старый Бангкок стремительно разрастался в ширину раковой опухолью, захватывая побережье Сиамского залива, словно жуткими метастазами, своими ульями-многогранниками... И, пресытившись совершенством Верхнего города, его строгой, продуманной красотой и изысканной игрой света на гранях Лотоса, туристы рано ли поздно сходили в эти круги Нараки - царство старых неоновых реклам, едкого сернистого смога и ядовитого дождя.
       Здесь развернулся самый большой рынок на территории Новой Азии, где продавалось все, что угодно: от дешевых копий самых последних имплантов и легальных наркотиков до оружия или рабов любого пола, какой только придет тебе в голову, хочешь - на ночь, хочешь - на все 14 дней предоставленного Корпорацией отпуска. Главное, не забыть уточнить, какое количество металла и пластика на массу тела ты считаешь приемлемым. А то дождешься - впарят механическую игрушку, у которой от человека разве что фаланга мизинца!
       А еще тут жила она. Женщина, которая перевернула мою жизнь. А затем ушла - чтобы через два года написать мне: "Приезжай в наш отель, срочно".
       Резкий толчок выдернул меня из воспоминаний - поезд прибыл на вокзал. Я запахнул плащ, надел респиратор и вышел навстречу тропическому дождю.
      

    * * *

      
       - Вы писатель?
       Томаш вздрогнул и аккуратно закрыл старомодный блокнот в потертом кожаном переплете. Каждый раз, возвращаясь в Варшаву, он привозил десяток таких, исписанных мелким, убористым почерком. Натуральную кожу можно было достать разве что в Азии. В Старой Европе за это полагался сумасшедший штраф - но это был его собственный маленький бунт против корпоративной этики.
       - Вроде того.
       Собеседник кивнул, удовлетворившись этим ответом. На нем было традиционное одеяние нео-буддиста, а гладкую оливковую кожу его головы покрывала янт - татуировка, в линии которой органично вплетались разъемы и металлические нити.
       - Мастер Лаа ждет Вас, - он поклонился, отодвигая ширму и пропуская Томаша.
       После крошечного, бедно обставленного помещения, окуренного благовониями, кабинет в традиционном европейском стиле прошлого века смотрелся по меньшей мере странно. Широкий письменный стол (настоящее дерево или качественная подделка?), глубокие кресла, портрет Алана Тьюринга на стене. И стеллажи с книгами...
       - Моя скромная коллекция. Некоторые, подозреваю, сохранились в единственном экземпляре.
       Томаш не сразу смог отвести взгляд от корешков книг и посмотреть на мужчину, сидевшего за тяжелым столом. На вид тому было около пятидесяти: невысокий азиат в строгом и старомодном - под стать его кабинету - костюме, чертами лица напоминающий скорее потомка японских эмигрантов, чем аборигена.
       - Господин Навроцки?
       Его английский был совершенным.
       - Можно просто Томаш.
       - Могу я поинтересоваться, как вы узнали о нас?
       - Увидел проспект в каком-то из баров...
       - Понимаю, - мужчина кивнул и указал на свободное кресло. Кресло было кожаным....
       - Пытаетесь что-то забыть? Или кого-то? - Спросил мастер Лаа.
       Томаш задумался, вновь пробежался взглядом по комнате. Забавно, почему-то он ожидал увидеть здесь лабораторию, мигающую мониторами и забитую аппаратурой, центром которой будет стационарная имплантационная капсула. Но уж точно не кабинет психотерапевта из середины двадцатого! И еще, в этой комнате было что-то неуловимо знакомое. В комнате - и в человеке... И оттого ему было не по себе.
       - Да нет, скорее, ищу... В том проспекте было сказано, что ваша компания помогает обрести себя.
       Его собеседник улыбнулся.
       - В каком-то смысле... Смотрите, - голос мастера Лаа сделался мягче, сильнее, и Томашу подумалось, что именно так читают мантры в старых храмах. - С каждым годом мир все больше заполняется информацией. Рекламные слоганы, Сети, TV! Человек никогда не остается в одиночестве. Сны и те транслируются - дети понятия не имеют, что значит видеть кошмары. Мы настолько привыкли к "белому" шуму, что не помним, что бывает как-то иначе. И если наступит полная тишина, люди попросту станут сходить с ума...
       Он задумался на мгновение и вновь заговорил: - Наш разум буквально забит лозунгами и идеями, которые подкидывают нам пресс-центры корпораций и ведущие всевозможных реалити-шоу. Человека с самого детства учат слышать других, а не себя. Да и откуда в этом гаме взяться собственному голосу?
       Он замолчал, снова открыто улыбнулся. Сказано было и правда убедительно.
       - Чаще всего в этот кабинет приходят те, кто хочет просто забыться, выкинуть из головы неудачный роман или позор увольнения. Но иногда встречаются и другие - те, кто готов взглянуть на реальность без фильтров. - Он перевел дыхание. - И тогда мы убираем этот шум...
       - Каким образом? - Выдохнул Томаш.
       - Небольшие, я бы даже сказал, простейшие манипуляции с сознанием и памятью. Не буду вдаваться в технические подробности, все равно для непрофессионала они будут набором терминов... Проще говоря, мы убираем из вашего сознания всю чужеродную информацию.
       - А как же сумасшествие? Вы сами говорили...
       - Разумеется, мы избегаем жесткого воздействия на разум. Это серия процедур, каждая из которых призвана очищать сознание от "шума" слой за слоем. Вы научитесь распознавать любое влияние извне, а затем отделять его от своей личности. А не растворяться в нем, как другие. Понимаете?
       - Честно говоря, не очень, - признался Томаш. Ощущение смутного беспокойства не проходило. - Знаете... Наверное, я ошибся, придя к вам, - он поднялся.
       - Но вы все-таки пришли...
       - Я никогда никому не позволял ковыряться в своих мозгах!
       - В ваших мозгах ковыряются ежедневно, а вы не обращаете на это никакого внимания! Потому что вы сами - всего лишь обертон этого шума, часть современного дискурса. Вы не сможете отделить свои собственные мысли от прочей грязи, пока не выйдите вовне. Мы предлагаем вам всего лишь пустоту. Платить за пустоту смешно, скажите вы? Но ведь именно в пустоте рождается новое! Как писатель, вы должны это понимать...
       Томаш медленно сел на место.
       - Как это происходит?
       - Абсолютно безболезненно, - мягко ответил ему мастер Лаа. - Вы просто заснете на несколько минут. И ваше сознание окажется в состоянии абсолютной чистоты, Саттвы, как называют его буддисты. Вы сможете слышать себя. Ни одной чужой идеи, только ваши собственные. Голос вашего вдохновения! Возможно, это состояние станет доступно не сразу, иногда требуется время, чтобы идеи проявились в сознании, поднялись с более глубоких уровней. Но рано или поздно это случится. В каждом из нас есть та пустота, которую никто не может заполнить. Ваше уникальное "я", истинная сущность...
       За окном что-то кричали по-китайски. Дождь прекратился также внезапно, как и начался. Томаш вытер пот со лба, зачем-то взглянул на старинные наручные часы - еще одна деталь его продуманного до мелочей образа...
       - Хорошо, - он сглотнул, - хорошо, черт возьми, я согласен!
       - Прекрасно, Хонг подготовит вас.
       Мастер Лаа поднялся, и в то же мгновение часть стены отошла в сторону. И за ней, действительно, была и сияющая чистотой лаборатория, и то самое жуткое имплантационное ложе, ощетинившееся десятками металлических отростков, проводов и игл...

    * * *

      

    12.10,13:45

       ...Сгорбленный седой китаец заполнял какие-то бланки, и его искусственная рука поскрипывала при каждом движении. За моей спиной хлопнула дверь, зазвенели "поющие ветра", но он даже не поднял головы. Стянув защитный плащ и сняв респиратор, я облокотился на стойку и включил старенький переводчик. Он кошмарно искажал голос, но произношение было сносное: "Добрый день. Для меня должны были оставить ключи от номера "312".
       Китаец бросил на меня быстрый взгляд, буркнул что-то и вновь уткнулся в свои чертовы бумажки.
       "Вы ошибаетесь", - с задержкой проскрипел переводчик. "Что?!" - Мне показалось, что я ослышался. Да что это значит, мать вашу?
       Два года назад мы провели две безумных недели в крошечном номере частного отеля, в самом сердце старого китайского квартала...
       "Послушайте, мне нужен ключ от триста двенадцатого. Меня должны были ждать. Но если он все еще свободен, я готов снять его", - как можно медленнее произнес я, надеюсь, что механическое старье переводит мои слова верно. "Я уже сказал вам, вы ошибаетесь. Это невозможно. Я не могу сдать вам этот номер", - китаец на мгновение поднял глаза и тут же отвернулся.
       - Ни черта не понимаю... Он что, кем-то занят?
       Китаец продолжал писать, не обращая на меня никакого внимания. Я понял, что выяснять что-то сейчас бессмысленно - скорее всего, старик что-то скрывал. Обычная уловка - сделать вид, что он не понимает твоих слов. Ничего, разберусь с ним позже.
       "Хорошо, тогда просто любой свободный номер", - я положил на стойку несколько помятых бумажек. К счастью, карты здесь были не в ходу - за это мы с ней и ценили китайский квартал Бангкока. Никому и в голову не приходило спросить твое имя...
       Китаец сразу оживился, по его лицу скользнула быстрая лисья ухмылка. "Номер "205", господин. По лестнице и налево", - он протянул мне карту-ключ от номера.
       Двести пятый был почти таким же, как и тот - драконы, вечно взмывающие в одни и те же рубиновые небеса, вазы с отколотыми краями, потертые ширмы и лампы-фонарики, а в центре - огромная, рассчитанная, вероятно, на любителей групповухи, продавленная кровать.
       Я подошел к окну, выходившему во внутренний двор - его противоположная стена терялась за плотной стеной дождя... Мне нужно было сосредоточиться. Собрать воедино все факты, что у меня были. Ее сообщение пришло по каналу, код к которому знали только мы - я не отключил его лишь потому, что верил - когда-нибудь она свяжется со мной. Неделю назад она написала мне, пара дней ушла на оформление документов, затем - перелет в Лаос, поиск билетов, железная дорога... Если бы не взрыв в аэропорту, я был бы здесь вовремя! И все-таки я добрался... И, как бы глупо это ни звучало, не могу получить ключ от номера, где мы должны были встретиться еще позавчера!
       Пытался ли узкоглазый лис что-то скрыть, прикинувшись идиотом - или старенький переводчик окончательно рехнулся? Я мог бы потребовать показать мне записи - но в этом отеле никогда не регистрируют жильцов. Впрочем, все, что мне нужно - выйти из комнаты и подняться на третий этаж... И все-таки я почему-то медлил. А за окном шелестел бесконечный дождь.
      

    * * *

       За окнами кабинета шелестел бесконечный дождь. Он вновь вдыхал непривычные запахи дерева и кожи, благовоний, табака - и еще ни с чем несравнимый запах старинных книжных переплетов.
       - Я ничего не слышу.
       - Так и должно быть, - улыбнулся ему Лаа.
       - Нет, вы не поняли, я слышу только эту вашу пустоту! Но за ней ничего нет! Никакого моего голоса, никакого истинного "я", о котором вы мне тут плели!
       - Я предупреждал вас, что это может случиться не сразу. Кроме того, требуются и ваши собственные усилия. Вы делали что-то из того, что я перечислил?
       - Да, - уже спокойнее ответил Томаш. - Я пытался писать. Снял номер в каком-то отеле, тут, неподалеку, и все дни напролет бродил по Чайнатауну, останавливался в самых злачных барах и пил, пил... И знаете, та тишина все время была со мной, вот тут, - он коснулся ладонью лба, - но кроме нее там ничего не было.
       - Вам надо отвлечься. Попробуйте ощутить биоритм города, услышать биение его сердца за рекламными объявлениями и грохотом подземки, увидеть, что скрывается за неоновыми огнями его реклам и сумасшествием красок. Слова сами придут к вам, когда вы научитесь смотреть, не задерживая взгляд. Смотреть сквозь...
       - Сердце города... Наверное, вы правы, - задумчиво произнес Томаш. - Но каким образом научиться "смотреть сквозь"? Я не понимаю...
       Мастер Лаа смотрел на него так долго, что Томаш уже отчаялся получить ответ.
       - Я вижу, вы цените все настоящее. Натуральное, - наконец улыбнулся тот.
       - С чего вы это взяли?
       - На вас льняной костюм, часы с кожаной вставкой, которые вы так старательно прячете... Могу поспорить, что у вас нет ни единого импланта, даже из "базового комплекта"... Мне продолжать?
       Томаш покачал головой.
       - Я могу порекомендовать вам рестораны, где подают натуральные морепродукты. Никакой клонированной дряни. Мы ведь все-таки в Таиланде, - он рассмеялся. - Пройдитесь по барам, где предлагают настоящий алкоголь. Выдержанный виски, только представьте! Нельзя очистить мозг, продолжая пичкать свой организм химией! Все в нас неразрывно связано. Побольше безмятежности! Побольше простой детской радости, в конце концов...
       Лаа порылся в одном из ящиков своего стола и протянул Томашу проспект. "Эксклюзивно-натуральная кухня Бангкока", - прочел тот и машинально сунул рекламку в карман.
       - Хорошо, я попытаюсь... Надеюсь, вы знаете, что говорите.
       - Разумеется, - кивнул мастер Лаа, - тем более, в следующий раз вам будет проще. Хонг, проводи, пожалуйста, господина Навроцки на процедуру!
       Уже в имплантационной капсуле, соединенный десятками проводков с мониторами и готовый окунуться в первозданную чистоту, Томаш прошептал - то ли Хонгу, выполняющему последние проверки, то ли самому себе:
       - Как я могу найти что-то там, где ничего нет? Там же совсем ничего не было...
      
      

    * * *

      

    13.10, 03:21

       Ничего не было! Бог мой, там ничего не было! Ни-че-го! Я пил то ли в третьем, то ли в четвертом баре - я давно уже сбился со счета... Ведьмино пойло, химическая смесь, у которой даже названия не было - лишь пометка "для людей с модификацией печени". Я был согласен на всё, только бы позабыть, как бился о стену, словно мальчишка, выплевывая проклятия. Там должна была быть дверь триста двенадцатого! Я прекрасно помнил ее - я помнил каждую чертову трещинку на ее поверхности! Но вместо нее была сплошная стена. "309" номер, затем поворот коридора - и пожарный выход...
       Этого не может быть! Наверняка кто-то играет против меня. Но кому это на руку? Я отошел от дел - теперь только пропавшие собачки и неверные мужья. Значит, кто-то из прошлого? Скольким я перешел дорогу, выполняя свою работу? И почему она? Зачем ее втянули во все это? Кто мог знать о нас с ней?
       Так или иначе, теперь мой ход. Нужно найти хоть одну зацепку. Ах да, китаец! Он не понравился мне с самого начала... Надо было еще тогда вырвать из него правду о комнате... Не важно! Я все равно получу эти сведения - даже если придется вспомнить старые методы...
       Я накинул плащ и вышел под дождь. Меня шатало - наверное, стоило бы сначала проспаться. Плевать! Я должен был узнать правду! Отель был всего в паре кварталов, но путь к нему дался непросто: ноги не слушались, я скользил по грязи и меня мутило от дрянного алкоголя, флуоресцентных огней, от музыки и смеха, рвущихся из дверей дешевых притонов. Ко мне тянулись, пытаясь схватить за плащ, худые, покрытые какими-то язвами и дешевым металлом вместо биопластика руки десятка шлюх - женщин, детей, подростков... Если Ад существует, то, похоже, я уже умер... Или это сама Бездна вырывается из-под земли?
       Добравшись до отеля, я не стал тратить время на лишние разговоры. Китаец не спал, несмотря на поздний час - очередной торчок, сидящий на стимуляторах, чтобы не нанимать сменных работников? Впрочем, какая разница! Он даже не сопротивлялся - лишь пытался закрыть руками голову.
       Итак, номера "312" в гостинице не было. Здесь никогда не останавливалась женщина, похожая на неё. Да, он прекрасно помнит меня, но два года назад со мной не было никакой дамы... Одни и те же ответы на одни и те же вопросы. Я понимал, что китаец не лгал, по крайней мере, частично - на всех этажах его отеля было по десять номеров.
       Но ведь мы были здесь с ней! Это не могло быть сном или игрой моего воображения!
       Я пришел в себя внезапно - будто очнулся от жуткого сна. К счастью, я не успел убить старика. Отшатнувшись от бесчувственного китайца, я выбежал из отеля. Руки были липкими от крови, меня тошнило, и вся тяжесть проклятого города, казалось, легла на мои плечи... Где же она? Как мне её найти? Это невыносимо!
      
      

    * * *

      
       - Это невыносимо! Я перепробовал всё, что только можно - самые роскошные рестораны Хрустального Бангкока, где подают эту вашу так называемую "натуральную" пищу - и привокзальный фастфуд (полностью синтетический, зато абсолютно "аутентичный"!), "чистых" женщин из частных ночных клубов, куда пускают лишь по рекомендации - и "модифицированных" шлюх с бархатной искусственной кожей. Только что в портовый город за этим не спускался, но, простите, я же себе не враг...
       Мастер Лаа внимательно смотрел на Томаша, периодически внося какие-то пометки в его электронную карту.
       - Ваши советы никуда не годятся! Пульс города, биение сердца! К черту! Хватит с меня этих сказок о пустоте! - Томаш вскочил и зашагал по небольшому кабинету. - Раньше каждая написанная мною страница была битвой, мучительными родами... а теперь и это мне недоступно. Только эта тишина в голове...
       - Прошу вас, успокойтесь, - голос мастера Лаа звучал мягко, почти вкрадчиво, - вы считаете, что вы в тупике, но на самом деле вы стоите на пороге. "Путь, который можно пройти, не есть настоящий Путь", - улыбнулся он. - Не будьте так настойчивы в своем желании постичь себя - вы только отдаляете этим...
       - К черту эту чушь, - прервал его Томаш. - Вы думаете, одна цитата из Дао дэ цзин - и я снова лягу в вашу чертову капсулу, чтобы окунуться в эту кошмарную, невыносимую, нечеловеческую пустоту - а после в очередной раз переведу на ваш счет кругленькую сумму?
       - Я не держу вас. Быть здесь - ваше осознанное решение. Вы вольны уйти в любой момент, - невозмутимо ответил Лаа, - особенно если вы уверены, что это поможет вам писать. Вы ведь сами бросились изучать ночную жизнь Таиланда, стали искать на поверхности, пытаться смотреть сквозь очередные фильтры... А ведь я говорил вам про постижение сути города - а через нее и самого себя. Не важно, Бангкок или любое другое место, это не имеет, в сущности, никакого значения. Это всего лишь инструмент для погружения в себя - вы же спутали инструмент с целью...
       Томаш молчал, барабаня пальцами по столу.
       - Может быть, есть какие-то другие пути?
       - Разумеется, - с готовностью ответил Лаа. - Я бы посоветовал вам еще одну-две процедуры. А в промежутке между ними вы можете побывать в одной из буддийских святынь. В городе тяжело сосредоточиться, возможно, в тишине, во время медитации, вы сможете найти Путь. Попробуйте съездить в Ангкор-Ват, недаром он веками вдохновляет людей!
      

    * * *

    13.10,16:50

       "Отправляйтесь в Ангкор-Ват - место, веками вдохновляющее людей..."
       Я наклонился и поднял обрывок какого-то рекламного проспекта - разноцветные буквы проявлялись и исчезали на стереобумаге. Я стоял под бесконечным дождем, среди теней, бегущих куда-то, сжимая в руке эту грязную рекламку - обрывок моего прошлого, мою последнюю, бессмысленную надежду...
       Уже несколько часов я метался по городу, пытаясь найти хоть какое-то свидетельство ее существования. Станции метро, на которую я провожал ее в последний день, не было, вернее, ещё не было - ее должны были достроить только следующим летом. На месте дома, где она жила вместе со своим мужем, располагалась больница - в приемной меня заверили, что здание стоит уже лет пятнадцать... Разумеется, крошечного семейного ресторанчика, в который мы заходили по вечерам, тоже не было - обанкротился года три назад, сообщила мне хозяйка соседней прачечной. Я понимал, что сплю - это попросту не могло быть правдой. Ведь были и безумные ночи в "нашем" отеле, и дьявольски-острый Том Ям, от которого у нее текли слезы - и то невыносимое расставание на станции два года назад, когда мне пришлось отпустить ее... И верить, что она свяжется со мной снова. Вот какой была моя правда. А всё остальное - только жуткий, невыносимый сон, который рано или поздно должен закончиться.
       Ангкор-Ват мог быть моим ключом к пробуждению, паролем, который позволит вырваться из дурной бесконечности, из чертового колеса этой безумной сансары. Я впервые увидел ее на экскурсии в этом храме - и она стала для меня единственным спасением на этой сходящей с ума планете.
       До границы с Бирмой шел всё тот же древний поезд - кажется, такие ходили здесь еще в двадцатом веке. Потертые сиденья и заплеванные окна больше не раздражали, наоборот, знакомая обстановка успокаивала. Пока существуют такие поезда, мир будет прежним...
       Кроме меня в вагоне был один-единственный человек. Немного странно для такого популярного направления - Ангкор-Ват ежедневно собирал десятки тысяч паломников и туристов. В прошлый раз тут было не протолкнуться от всех этих потерянных, одиноких, разочарованных и ищущих - а по большей части просто стремящихся сделать пару кадров на фоне древней святыни.
       В Бирме я пересел на еще более допотопную рухлядь - автобус с бензиновым двигателем. Для меня оставалось загадкой, почему жители страны, которая умудрялась создавать компактные атомные заряды, вынуждены ездить на подобных архаизмах. Я был единственным пассажиром.
       Я ненадолго задремал, а когда проснулся от того, что автобус накренило на повороте, понял, что я не один - на соседнем кресле сидел какой-то мужчина. Странно, что я не почувствовал его во сне - обычно я сплю очень чутко. Это тот же человек, что и в поезде. Впрочем, я не удивлен.
       "Вы что, преследуете меня?" - Я потянулся за револьвером. "Можно сказать и так", -немолодой, одетый в какое-то тряпье мужчина повернулся ко мне и обескураживающее, открыто улыбнулся. Мои пальцы нащупали пустоту - пистолета во внутреннем кармане не было! "На кого вы работаете? Отвечайте, иначе я вышибу вам мозги!" - мне оставалось только блефовать. "В насилии нет смысла", - он продолжал улыбаться. "Есть", - прошипел я сквозь зубы, - "если это подстроили вы или те, на кого вы работаете!" "Нужно ли идти в храм, чтобы обрести истину? Твой храм внутри тебя. Ты, как всегда, ошибся дорогой...", - прервал меня мужчина. "Да кто ты, черт побери, такой! Что тебе от меня нужно!" - Заорал я. В это мгновение автобус дернулся и остановился. Водитель открыл двери. Я грубо оттолкнул мужчину и выскочил на дорогу, надеясь только на то, что тот не выстрелит мне в спину. Вначале я почувствовал запах гари. А уже потом увидел...
       Храма не было. На его месте зияла громадная воронка - несколько километров в диаметре. Вывороченные и расколотые куски песчаника частично превратились в стекло, а землю покрывал слой пепла...
       Я опустился на колени, закрыл руками лицо и глухо застонал. Конец мира наступил, бездна всё-таки вырвалась на волю... Я наконец понял - я не терял ее. Её никогда и не было.
       На мое плечо легла рука. "Ее ведь не было?" - повторил я вслух. "Жизнь - это бесконечная боль", - ответил спокойный, бесчувственный голос. "Ты выдумал ее, чтобы не испытывать боли. Все это время ты лгал самому себе. Пришло время проснуться".
       "Кто ты?" - Спросил я, хотя это не имело уже никакого значения.
       "Мое имя Майтрея".
       Я поднял голову и посмотрел в его глаза. Оттуда на меня смотрела невыносимая пустота...
      

    * * *

       - Невыносимая пустота, - прошептал Томаш.
       - Что вы сказали? - Откликнулся мастер Лаа.
       - Не важно, - он закрыл лицо руками. Молчание затягивалось.
       - Так вы последовали моему совету?
       - Да, - усмехнулся Томаш, - последовал. - Я ездил в Ангкор-Ват, побывал еще у нескольких святынь... И знаете что? Я ни черта не почувствовал. Ни черта!
       - И все-таки что-то в вас изменилось, - с сомнением произнес Лаа.
       - Вы правы. Я кое-что понял там... - Он замолчал, собираясь с мыслями. - Поиски сути, чистый взгляд на мир - чушь собачья! Всё, что я искал - это вдохновение. Я ведь говорил, что я писатель? Вряд ли вы читали хоть одну мою книгу, но в Европе мое имя известно. Я пишу в классическом жанре XX века. Сейчас его название обзавелось десятками приставок, но суть осталась прежней - город, застывший под бесконечным дождем и потерянные души в его пустом чреве... Сделай хоть шаг в сторону, забрось своего героя из мрачного Нью-Йорка в солнечную Бразилию - пусть даже все остальные слагаемые - одиночество, падение, безнадёга - останутся прежними, и вашу книгу не купит ни одна Сеть! Читатель не ожидает от вас откровений, нуар в его понимании - не более чем набор расхожих клише. Поэтому я просто тасую сюжетные ходы - перестрелки и драки, погони по извилистым грязным улицам и выкуренная в одиночестве последняя сигарета. И люди жрут это! Жрут - и просят добавки! А я сажусь и пишу очередной бессмысленный роман о частном детективе, который в одиночку борется с преступностью... Меня давно тошнит от этого мертворождённого ублюдка. И от читателей, для которых я пишу это дерьмо! А больше всего - от самого себя!
       Томаш перевел дыхание. Мастер Лаа хотел сказать что-то, но тот знаком остановил его.
       - Когда я пришел к вам, я думал, что где-то там, внутри, найдутся и другие сюжеты. Другие слова. Настоящие. Пусть не для массового читателя, а для какого-то узкого круга... А потом я заглянул в пустоту, не испоганенную информационными потоками. Туда, где не существует никаких слов... И знаете, что я понял? - Он резко поднялся, глаза его лихорадочно горели. - Ни хрена во мне нет, мать вашу! За чужими сюжетами и бессмысленными клише, за плоскими героями и штампованными диалогами нет ничего! Я думал, что сумею обрести свое собственное звучание - а оказалось, что я немой. Я пишу вещи, похожие на тысячи других, не потому, что мой мозг забит чужой информацией. В нем попросту отсутствует что-то свое! Никакого внутреннего храма нет и в помине... Я не могу найти вдохновение не потому, что оно покинуло меня - его никогда и не было. Все это время я лгал самому себе...
       Он устало опустился на кресло, закрыл лицо руками.
       - Послушайте, Томаш, - не сразу заговорил мастер Лаа, - вы же не станете требовать, чтобы мы вернули вам деньги? Я с самого начала говорил вам, что мы продаем только пустоту - и ничего больше. Никто не виноват, что в вашей душе не нашлось никакой основы, краеугольного камня, который мог бы стать фундаментом...
       Томаш поднял голову. Глаза его были пусты.
       - Вы правы, никто в этом не виноват, - сказал он чуть слышно. - Не волнуйтесь, я не стану ничего требовать. Свою часть договора вы выполнили. Но я хотел бы еще раз воспользоваться вашей капсулой...
       Лаа чуть заметно улыбнулся.
       - Вы говорили, что чаще к вам приходят те, кому нужно что-то забыть. Или забыться. Знаете... ведь в той пустоте не было даже намека на то, что я существую. Или на то, что в моем существовании есть какой-то смысл. Я не знаю, как с этим жить. Я просто не сумею выдавить из себя ни слова, пока во мне живет та... безначальность, - шепотом закончил он. - А я всего лишь хочу писать! Пусть мой герой продолжает говорить штампами и убивать нехороших парней! Я просто хочу, чтобы мои слова звучали. И чтобы мир был прежним. Разве это так много?
       - Хотите, чтобы мы стерли ваши воспоминания? - Тихо спросил Лаа.
       Лицо Томаша было совершенно белым, но голос звучал твердо:
       - Да, черт побери, именно этого я и хочу!
       Когда он ложился в капсулу, ему вдруг подумалось, что он уже не раз делал этот выбор, а всё происходящее - знакомый и затасканный сюжет. Впрочем, через мгновение он уже ничего не помнил.
      

    * * *

       - Я посадил его на такси, - сказал Хонг, вернувшись. - Он не сразу смог назвать отель, в котором остановился.
       - Хорошая работа, - устало поморщился Лаа и потер руками виски. "Когда же это закончится!"
       - Послушайте, мастер, - осторожно начал Хонг, - может, стоит повременить с этой... продажей Саттвы? Эти бедняги никогда ничего не найдут...
       - Разумеется, не найдут, - подтвердил Лаа, - а потом вернутся, чтобы забыть, что они пустышки.
       - Который раз он приезжает? Третий? Четвертый? Вы не боитесь, что когда-нибудь мы просто сожжем ему все мозги? Его воспоминания накладываются друг на друга, уже сейчас в них слишком много пустот и шума. И чем дальше, тем фрагментарнее они будут. Его мир разрушается, а он даже не догадывается...
       - Пока он помнит, как пользоваться кредиткой, это не имеет значения, - отрезал Лаа. - Не стоит волноваться о нашем друге Томаше, в конце концов, он сам раз за разом выбирает незнание. У всего есть цена, Хонг - и у покоя тоже. Пойдем, - он поднялся и закрыл кабинет, - как насчет жареного риса у Тхаксина?
      

    * * *

    12.10, 11:31

      
       До вокзала Хуа Лам Пхонг оставалось несколько минут...
      
       Примечания:
      
       Саттва - "чистота", в буквальном переводе "существование, реальность".
       Нарака - в древнеиндийской мифологии и в буддизме - ад или совокупность адов.

    (с) Виктория Штерн, Александр Штерн,
    2013-02-26.

      

    3


    Аникеева А. Эмерин. Дети Шестого Солнца   38k   Оценка:8.53*4   "Рассказ" Детектив, Эзотерика

       Приходи
      
       - Эй-эй! - Детский голосок переливается, как звон колокольчика. - Есть такая старинная игра: "Приходи". Знаешь?
       Я верчусь на месте, пытаясь понять, откуда раздаётся голос. Бесполезно, кругом сплошная стена тьмы.
       - Кто здесь? - Я кричу во всё горло, но мой голос еле слышен. Такое ощущение, что темнота поглощает его.
       - Эй-эй! Есть такая старинная игра... - теперь невидимый ребёнок произносит эти слова вкрадчиво, будто бы делится большим секретом.
       - "Приходи?" - выкрикиваю я. - Да, знаю!
       - Эй-эй! - Голос будто не слышит меня. - Есть такая старинная игра: "Приходи". Знаешь?
       - Да знаю я!
       - Эй-эй! - Он снова повторяет ту же фразу.
       Я начинаю паниковать. Сколько раз я уже слышал эти слова? Сколько времени я здесь нахожусь? И где вообще это "здесь"?
       Выставив перед собой руки, я осторожно продвигаюсь вперёд.
       - Эй-эй! - Снова заводит голос, и я понимаю, что слышу его не в десятый, не в сотый, и даже не в тысячный раз. Я заперт в этой темноте уже много лет. И всё это время невидимый ребёнок спрашивает у меня одно и то же. Только я постоянно забываю об этом. Также как снова и снова забываю о том, что выхода отсюда нет. Уже бесчисленное множество раз я осознавал, и сейчас опять осознаю это. И каждый раз, стоит прийти пониманию, мной овладевает паника, а голос невидимки начинает сводить с ума.
       - Эй-эй! Есть такая старинная игра: "Приходи", знаешь?
       - А-а-а! - Вцепившись руками в волосы, я истошно воплю и...просыпаюсь.
      
       Я сижу в лекционной аудитории своего университета. Все взгляды прикованы ко мне. Профессор смотрит настороженно: кажется, он не сердится, скорее напуган.
       - Ты так страшно сейчас орал, - шепчет девушка, сидящая рядом со мной. Словно из тумана в моей памяти всплывает её имя, вернее, прозвище, которым я её всегда называю: Лиса. Мы знакомы с детства, сперва были просто друзьями, а вот теперь встречаемся. Её прозвище тоже пришло из тех лет, когда мы были партнёрами по бесчисленным шалостям и проказам. Нам нравилось представлять себя эдакой командой особого назначения, поэтому мы придумали секретные позывные, переиначив свои имена на "звериный" манер: она - Лиса, я - Кот. Даже теперь, спустя много лет, мы продолжаем называть друг друга этими прозвищами.
       - Прости, - нарочито беспечно говорю я. - Просто кошмар приснился.
       - Всё тот же? - обеспокоенно спрашивает девушка.
       Я не успеваю ответить - профессор делает нам замечание, - просто киваю и зарываюсь носом в конспект, делая вид, что занят учёбой.
       - Знаешь, - нерешительно говорит Лиса, когда после лекции мы сидим в столовой, размазывая по тарелкам не слишком-то аппетитный обед, - я подумала, что, может быть, тот голос, который ты слышишь во сне, принадлежит кому-то, кого ты знал в детстве.
       - Вполне возможно, - соглашаюсь я. - Но, даже если так, чей он - хоть убей, не помню.
       - Ну так вот, - Лиса шарит рукой в сумке. - Я подумала, что это может быть кто-то из наших общих знакомых, и прошерстила старые фотографии.
       - Нашла какую-нибудь зацепку?
       - Нет, но... - Девушка достаёт и кладёт передо мной выцветшую фотокарточку. - Вот. Ты знаешь, кто это?
       Я смотрю на фото. На нём запечатлены трое. Посредине стою я, справа от меня - Лиса, а слева - незнакомая девочка с длинными светлыми волосами. Всем на вид - лет по семь-восемь.
       - Так знаешь, кто это может быть? - повторяет вопрос Лиса.
       Я внимательно вглядываюсь в лицо девочки, но не могу вспомнить ни имени, ни каких-либо других деталей. Однако при взгляде на неё меня охватывает странное чувство: как будто грядёт что-то страшное и неизбежное.
       - Нет, - качаю головой, - без понятия. Так кто это?
       - Я тоже не могу вспомнить. Но когда смотрю на неё, у меня какая-то необъяснимая паника начинается.
       - Ага, у меня тоже. Как у запертой в клетке крысы при первых толчках землетрясения.
       - Чувствуешь себя крысой, хотя на самом деле Кот? - Лиса пытается пошутить, но её лицо остаётся напряжённым.
       - Мама тоже не знает, кто это, - после паузы продолжает девушка. - И ещё одна странность насчёт фотографий... Я хотела проверить, нет ли этой девочки на других наших снимках, и стала искать свой старый фотоальбом. Его нигде не было. Я спросила у мамы, где он, и она сказала, что его уже много лет, как нет. Сказала, что когда мне было десять, мы с тобою куда-то сбежали ночью. Я пропала на несколько часов, а когда вернулась, вела себя очень странно: ни с кем не разговаривала и чего-то очень боялась. Это продолжалось несколько дней, а потом ни с того, ни с сего меня будто прорвало: я визжала, бросалась на стены и кричала что-то вроде: "Она меня не простит", "Она заберёт меня с собой".
       - Кто, "она"?
       - Не знаю, - качает головой Лиса. - Но я думаю, это как-то связано с девочкой на фотографии. Мама сказала, что во время той истерики я сожгла фотоальбом. Наверное, боялась кого-то, кто был на снимках.
       - А сама ты что-нибудь помнишь?
       - Вообще ничего. Но когда смотрю на эту девочку...
       - Необъяснимая паника, да?
       Лиса кивает.
       Я снова внимательно смотрю на фотографию:
       - Дерево на заднем плане, это же наш секретный штаб?
       - Угу, - Лиса слегка улыбается. - Навевает воспоминания, да?
       - Надеюсь, навеет больше, когда увидим его воплоти.
       - Хочешь пойти к дереву?
       - Да, вдруг что-нибудь вспомним.
      
       После занятий мы с Лисой идём к огромному старому дубу, дупло которого когда-то служило нам тайным убежищем. С этим местом связано множество воспоминаний, но почему-то мы уже много лет не возвращались сюда. Я пытаюсь посчитать, как долго не был у дуба. Точно помню, что залазил в него перед тем, как лёг в больницу. Значит, до десяти лет мы здесь играли точно. А после? Напрягаю память, и голова начинает раскалываться...
       - Прости, - сбивает с мыслей голос Лисы, - собиралась помочь тебе, а в итоге только навешала дополнительных проблем.
       - Всё в порядке. Возможно, твоя потеря воспоминаний как-то связана с моими снами. - Я задираю голову, чтобы окинуть взглядом дуб целиком. - Ну как, припоминаешь что-нибудь интересное?
       - Много чего, но всё не по делу. А ты?
       - Тоже.
       Я обхожу дуб кругом. За эти годы он ничуть не изменился, разве что кажется каким-то более потрёпанным. Вон широкая ветка, скрывающая часть ствола от посторонних глаз, а за ней должно быть наше дупло. Я подпрыгиваю, подтягиваюсь на руках и усаживаюсь на ветку верхом. Верно, вот он, вход в наше секретное убежище, цел и невредим.
       - Осторожнее, - слышится с земли голос Лисы.
       Я угукаю в ответ и подползаю по ветке к дуплу. Да уж, раньше оно не казалось таким тесным. Внутри я занимаю почти все пространство, места едва хватает на то, чтобы присесть на корточки.
       - Ты там как? - кричит снаружи Лиса.
       - Нормально.
       - Нашёл что-нибудь?
       - Пока нет? - Я включаю фонарик и начинаю обшаривать убежище. По всем признакам после нас его никто не использовал. Даже дощечка, которую я выжигал, висит всё на том же месте. Как сейчас помню, что там написал:
      

    Секретная база N 1

    Вход запрещён всем, кроме:
    Кот
    Лиса

       Направляю свет фонарика на табличку, дабы проверить свою память и не верю собственным глазам. На табличке выжжено:
      

    Секретная база N 1

    Вход запрещён всем, кроме:
    Кот
    Лиса
    Сойка

      
       - Эй, ты помнишь, кто такая Сойка? - кричу я оставшейся у дерева подруге.
       - А? Что ещё за сойка?
       Я выбираюсь из дупла и показываю табличку.
       - Может, кто-то дописал после тебе? - пожимает плечами Лиса.
       - Нет, это точно мой почерк. И по бороздкам видно, что всю надпись выжигали примерно в одно время.
       Мы долго гадаем, кто такая Сойка, зачем я выжег её имя вместе с нашими и почему ничего об этом не помню, но так и расходимся ни с чем.
       Вернувшись домой, я решаю провести своё расследование.
       - Мам, где альбомы с моими детскими фотографиями?
       - Дай подумать. - Родительница прикладывает руку к подбородку. - Мы, вроде, не распаковывали их после переезда в новый дом. Посмотри на чердаке.
       Я беру фонарь и поднимаюсь на чердак. Разбираю покрытые слоем пыли коробки.
       - А-апчхи!
       Ага! Вот, кажется, и она. Я тащу нужную коробку вниз, намереваясь отнести её в свою комнату, но дно проваливается, и фотографии разлетаются, засыпая весь пол в коридоре. Я становлюсь на колени и начинаю разглядывать их, выискивая светловолосую девочку. К горлу подкатывает неприятный комок: она есть почти на всех снимках со мной и Лисой. Она запечатлена вместе с нами во всех памятных местах моего детства, но я по-прежнему ничего не могу вспомнить о ней.
       - Мам!
       - Да? - Родительница прибегает с кухни.
       -Ты знаешь, кто эта девочка?
       Мама вглядывается в фотографии и отрицательно качает головой:
       - Нет. Странно, она есть на стольких фотографиях, которые снимала я, но я совсем её не помню.
       - А имя Сойка тебе о чём-нибудь говорит?
       - Сойка? Птичка такая?
       - Нет, мам. Я - Кот, Лиза - Лиса, а был с нами кто-то по прозвищу Сойка?
       Родительница хмурится и снова качает головой:
       - Если и была, то я не помню.
       - А я когда-нибудь вёл себя странно? Ну там, разговаривать отказывался, например, или фотографии жёг?
       - Нет, - уверенно отвечает родительница, но вдруг делает такое лицо, будто вспомнила что-то важное: - Хотя вру, было однажды, вскоре после того, как ты вышел из больницы.
       - Кстати, - я спохватываюсь, что забыл ещё одно важное событие из своей жизни, - почему я лежал в больнице?
       - У тебя было воспаление лёгких. Ты не помнишь? Вроде, взрослый уже был: десять лет.
       - Я помню только то, что лежал там осенью.
       - Я читала, что мозг иногда стирает из памяти болезненные воспоминания. Наверное, и с тобой такое случилось, - предположила мама. - Ты ведь так плакал, когда тебя туда положили. Боялся деда, который лежал с тобой в одной палате.
       - Деда? - В памяти будто что-то шевельнулось.
       - Да, старенький такой дедушка, выживший из ума немного. Я, бывало, уходить собираюсь, а ты вцепишься в меня и ревёшь: просишь забрать домой или перевести в другую палату.
       Сойка, больница, провалы в памяти... Лёжа в кровати я вновь и вновь перебираю загадки, вывалившиеся на меня за день, а, когда, наконец, засыпаю, вижу свой обычный сон: я блуждаю в темноте, а переливчатый детский голосок снова и снова спрашивает:
       - Эй-эй! Есть такая старинная игра "Приходи". Знаешь?
       Но на этот раз я не пытаюсь ответить ему, просто поворачиваю голову в ту сторону, откуда, как мне кажется, раздаётся голос, и кричу:
       - Сойка? Сойка, это ты?!
       Детский голосок обрывается, так и не закончив свой вопрос. С минуту я стою в полной тишине, потом слышу всхлип, и невидимый ребёнок растроганно произносит:
       - Наконец-то ты вспомнил, Кот.
       В следующую секунду я осознаю, что лежу в своей постели с широко распахнутыми глазами, и по моим щекам текут слёзы.
      
       Весь следующий день я хожу сам не свой. Лиса волнуется за меня, просит рассказать, что случилось, но я решаю не волновать её, пока сам во всём не разберусь. Перед сном я выпиваю стакан горячего молока, чтобы быстрее заснуть. Я жду, когда вновь окажусь к темноте и смогу поговорить с таинственной Сойкой. Но сегодня меня посещает совсем другое видение. Я больше не заперт во мгле, пейзаж вокруг имеет очертания. Я нахожусь на лесной поляне, заросшей клевером. По периметру её окружают высокие деревья с вылезшими на поверхность корнями. Затянутое тучами небо цедит сквозь плотную сеть веток холодный серый свет, по земле стелется плотный белый туман. Я чувствую, что озяб, и обхватываю себя руками. Вокруг - ни души, но я чувствую чьё-то незримое присутствие. В ушах звенит знакомый детский голос. Он больше не спрашивает об игре, просто смеётся.
       - Сойка! - зову я.
       Никакой реакции.
       - Сойка, где ты?
       Мне снова никто не отвечает, но смех становится громче. Теперь мне кажется, я могу разобрать, с какой стороны он доносится. Я разворачиваюсь, иду на голос и снова зову Сойку. На этот раз она откликается.
       - Спасибо, что пришёл за мной, Кот. Мне было так одиноко все эти годы.
       Голос раздаётся откуда-то снизу. Я опускаю взгляд и всматриваюсь в рваные клочья тумана, стелющегося у самой земли. Между ними что-то есть. Я нагибаюсь ниже, пытаясь это рассмотреть. Передо мной на постели из клевера лежит мёртвый ребёнок, девочка лет десяти. Светловолосый затылок, белое платье, обескровленные руки и ноги с тёмными трупными пятнами. Я хочу перевернуть девочку и посмотреть на её лицо, но ужас и отвращение мешают это сделать. Сам того не замечая, я начинаю пятиться к краю поляны, а затем вдруг проваливаюсь куда-то, падаю, и от этого ощущения просыпаюсь.
       Вскочив с кровати, я хватаю альбом: нужно зарисовать увиденное, пока образ не выветрился из памяти. Я учился живописи, поэтому весьма достоверно изображаю лесную поляну и деревья вокруг. Вот только какой в этом толк, если я всё равно не знаю, что это за место и существует ли оно в реальности?
      
       Мой набросок не даёт мне покоя. Я беру его с собой в университет, и на парах довожу до ума: прорисовываю ветки и корни, накладываю штриховку. Лиса смотрит с беспокойством, но по её взгляду я вижу, что она не знает, что это за место.
       - О, недурно, - внезапно доносится с задней скамьи. - Очень похоже.
       - На что? - спрашиваю у заглядывающего мне через плечо одногруппника.
       - На поляну рядом с заброшенной каменоломней. Это ведь она?
       - Похожа, говоришь?
       - Один в один.
       - Знаешь, как туда добраться?
       - Давай сюда листок, нарисую карту.
       После пары я прошу Лису идти домой без меня, так как мне надо кое-что решить в деканате, и убегаю первым. Спеша по коридору, я изучаю карту и прикидываю, как быстро смогу добраться до поляны. Но, едва я выхожу из здания, моя девушка нагоняет меня.
       - Кот! - В глазах Лисы плещется отчаянье.
       - Что?
       - Не ходи туда. У меня дурное предчувствие.
       - Если ты про деканат, то у меня тоже, особенно после того, как заглянул туда и увидел лицо декана.
       - Прекрати ломать комедию. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты ведь сейчас собрался в то место с твоего рисунка, да?
       - Вовсе нет.
       - Тогда куда ты идёшь?
       - Просто... - я силюсь придумать какое-нибудь неотложное дело, но в голову ничего не приходит, поэтому, обречённо вздохнув, отвечаю: - Никуда.
       - Отлично, - Лиса обхватывает меня за руку, - тогда сегодня ночуешь у меня.
       Я чувствую разочарование, но ничего не говорю: мне не хочется заставлять любимую девушку волноваться. Сойка ждала уже много лет, подождёт и ещё один день. Подобными мыслями мне удаётся сдерживать себя до утра, но каждая клеточка моего тела будто вибрирует: "ты должен идти", и это чувство постепенно усиливается. До рассвета я лежу без сна, а, едва небо на востоке начинает сереть, аккуратно отстраняю спящую на моей груди девушку, собираю свою одежду и тихо выскальзываю из комнаты.
      
       Хмурое осеннее небо, набрякшее тучами, белый туман, стелющийся по земле, мрачные деревья с вылезшими на поверхность корнями, - всё точь-в-точь, как в моём последнем сне. Едва рассвело, но я уже могу разглядеть на поляне каждый листочек клевера. Я нахожу глазами место, где в моём сне лежало тело девочки, и направляюсь туда. С каждым шагом, что я делаю, окружающий пейзаж будто выцветает, становится монохромным. Такое ощущение, что я проваливаюсь в другое измерение. Внезапно, я понимаю, что нахожусь уже не на поляне. Я лежу на жёсткой больничной койке, и к моей руке прикреплена капельница. Мне снова десять лет. Воспоминания, преданные забвению, медленно возвращаются.
      
       Нас всегда было трое: я, Лиза по прозвищу Лиса и Соня по прозвищу Сойка. С самого раннего детства мы были неразлучны. Когда я попал в больницу с воспалением лёгких, обе девочки навещали меня каждый день.
       Я боялся оставаться в палате без близких и друзей. Причина заключалась в человеке, с которым я её делил. Это был сухонький старикашка с дрожащими руками и редкими почерневшими зубами. Но пугал меня не его внешний вид, а жутковатая привычка разговаривать с самим собой. Особенно страшно становилось на рассвете, потому что каждую ночь, едва небо на востоке начинало сереть, старик вставал с кровати и, раскручиваясь на месте, своим грубым, дребезжащим голосом напевал одну и ту же зловещую песенку:
      

    Приходи, приходи,
    Я приглашаю тебя в наш мир.
    Раз, два, три, раз, два, три,
    Я убегаю, а ты лови.

    Приходи, приходи,
    Буду я бегать взад и вперёд.
    Раз, два, три, раз, два, три,
    Кто проиграет, тот умрёт.

       После этого он подходил к окну и до восхода солнца смотрел наружу, словно ожидая кого-то. Поначалу меня будило его пение, но вскоре я стал просыпаться от страха ещё до того, как старик вставал. Я лежал, накрывшись с головой одеялом, и притворялся, что сплю. Я боялся, что тот, кого призывает старик, действительно придёт, а потому не смыкал глаз до тех пор, пока он не возвращался в кровать, разочарованно бурча что-то под нос.
      
       Оставалось всего несколько дней до выписки, когда у меня неожиданно начались осложнения. Вечером мне дали лекарство, от которого мгновенно начали слипаться глаза. Проваливаясь в небытие, я умолял сидевшую рядом маму остаться со мной на ночь, но, когда я проснулся, в палате её уже не было. За окном занимался рассвет. Я знал, что старик вот-вот встанет, но мне так сильно хотелось в туалет, что, поёрзав пару минут, я не выдержал и кинулся в уборную, которая находилась в конце коридора. Там я просидел минут сорок. Просидел бы и больше, но пришла медсестра и спросила, почему я не выхожу так долго. Рассказать про деда я постеснялся, поэтому мне осталось только заверить её, что всё хорошо, и вернуться в палату.
       Заглянув внутрь, я вздохнул с облегчением: старик спал. На цыпочках я прокрался к своей постели, откинул одеяло и уже собирался заползти под него, когда почувствовал на себе пристальный взгляд.
       Я поднял голову и увидел, что дед сидит на кровати, свесив ноги, и внимательно смотрит на меня.
       - Оно не приходит, - разочарованно проговорил он. - Наверное, отсюда слишком далеко до его поляны. А, может быть, старики его не интересуют.
       Я собирался притвориться, что не слышу, и спрятаться в коконе из одеяла, но язык задвигался сам собой:
       - Кто должен прийти?
       - Не знаю, - пожал плечами старик. - Я слышал правила игры, когда ещё был ребёнком. Нужно прийти на поляну у каменоломни в час, когда тьма встречается со светом, три раза обернуться вокруг себя и позвать его, пропев заклинание. Раньше мне никогда не хватало смелости на это, а сейчас... слишком стар стал, наверное. Поляна недалеко отсюда, но оно меня всё равно не слышит.
       Голос старика звучал вполне дружелюбно, поэтому я отважился задать ещё один вопрос:
       - Почему вы хотите, чтобы оно пришло?
       - Мне интересно, что будет, если выиграешь. В заклинании поётся, что если проиграешь, то умрёшь, но что будет, если оно не поймает тебя до рассвета? Уже столько лет прошло с тех пор, как я узнал об игре, а этот вопрос всё не даёт мне покоя. Раньше я боялся умереть, а теперь, видимо, ему моя жизнь, как и мне, даром не нужна.
       После разговора со стариком мне начали сниться необычайно яркие, реалистичные сны. То я видел себя королём, то хозяином личного луна-парка, то катался на лыжах по горам мороженого. И каждый раз во сне приходило понимание, что всё это я получил от существа, о котором говорил старик. Сам того не заметив, я начал думать, что если хозяин поляны существует взаправду, именно мне предначертано судьбой выиграть у него, а встреча со стариком теперь казалась мне судьбоносной.
      
       Когда я вышел из больницы, то рассказал об игре Сойке. Я выбрал её, потому что в отличие от вечно осторожничавшей Лисы, Сойка всегда поддерживала мои затеи. Тогда мне казалось, что она делает это из-за того, что ей самой интересно, но теперь, вспоминая её поведение, я понимаю: девочка просто была влюблена в меня.
       Я умолчал о старике, опасаясь, что тогда Сойка точно струхнёт, просто сказал:
       - Эй-эй! Есть такая старинная игра: "Приходи". Знаешь?
       Я объяснил Сойке правила и, хотя она вся побледнела от страха, уговорил сыграть. Лису мы просто поставили перед фактом: мол, завтра на рассвете идём на поляну у каменоломни, не хочешь с нами - настаивать не будем. Конечно, это была всего лишь уловка, чтобы заставить девочку согласиться: Лиса никогда не позволила бы нам с Сойкой ввязаться в приключение без неё. Теперь я знаю, что она просто не хотела оставлять нас одних, потому как уже тогда я ей нравился.
      
       Мы боялись опоздать, поэтому вышли ещё затемно. После пугающего ночного леса укутанная белым стелющимся туманом поляна показалась нам даже уютной.
       Когда серые утренние сумерки разъели клубившуюся в воздухе тьму, я глубоко вздохнул и сказал:
       - Ну что, наверное, пора начинать.
       - Угу, - с наигранной бравадой кивнула Лиса. - Начинай.
       - Я? - У меня противно засосало под ложечкой.
       - А кто же ещё? - удивилась Лиса. - Ты это всё затеял, значит, тебе и читать заклинание. Только не говори, что струсил.
       - Конечно, нет, просто... - На самом деле, всё было именно так, как сказала Лиса. - Просто я отвратительно пою. К тому же Сойка, наверняка, тоже хочет попеть, она ведь ходит в музыкальную школу.
       Я посмотрел на светловолосую девочку в поисках поддержки. Сойку трясло от страха, но, тем не менее, она сжала кулачки и чуть слышно выдавила:
       - Да, я тоже хочу.
       - Я вас умоляю. - Лиса закатила глаза, демонстрируя, что раскусила нас обоих. - Ладно, давайте решим всё, как обычно.
       Я кивнул, и мы с Лисой синхронно выкрикнули:
       - Камень, ножницы, бумага! Раз-два-три!
       Я показал бумагу, девочки - камень.
       С трудом сдержав вздох облегчения, я обратился к подругам:
       - Теперь вы между собой.
       Девочки сыграли ещё кон. На этот раз победила Лиса.
       Сойка рассеянно посмотрела на свою ладонь, всё ещё сжатую в принесший ей поражение камень, и бесцветным голосом произнесла:
       - Ура, я победила.
       Другой рукой она взялась за складку рубашки на моей спине. Судя по виду, Сойка едва сдерживала слёзы. Мне стало стыдно, и я собрался сказать, что прочитаю заклинание вместо неё, но, прежде чем я успел это сделать, девочка подняла голову и запела.
       Когда голос Сойки стих, мы выстроились спина к спине и, затаив дыхание, стали вглядываться в ползущий по земле туман. Пару минут всё было спокойно. А потом вдруг с деревьев вокруг поляны сорвалась и, хлопая крыльями, разлетелась в разные стороны целая туча птиц. Мы вздрогнули и плотнее прижались друг к другу. Но больше ничего не происходило.
       - Наверное, никто не придёт, - спустя минут пять осмелилась заговорить Лиса. - Может, пойдём домой уже?
       Я открыл рот, чтобы ответить, но меня опередила Сойка.
       - Кот, что это? - с обескровленным от ужаса лицом спросила она.
       - Где?
       Сойка дрожащим пальцем указала вдаль.
       - Там ничего нет, - внимательно всмотревшись в лес за поляной, заключил я.
       - Нет, там... - голос девочки сорвался, - там за деревьями шевелится что-то.
       Я снова вгляделся в сумрак между стволами, но ничего странного не заметил.
       - Хватит нас пугать! - заволновалась Лиса. - Нет там ничего.
       - Я не пугаю, я правда... Ой, они идут сюда. Огромные птицы, похожие на стволы деревьев. Кот, Лиса, разве вы не видите?
       Мы с Лисой озадаченно переглянулись. Ни она, ни я не видели того, о чём говорила Сойка, но от её слов нам стало жутко.
       - Давайте поскорее уйдём отсюда, - заныла Лиса.
       Я кивнул и дёрнулся было к тропинке, но Сойка крепко держала меня за рубашку.
       - Что такое? - едва сдерживая панику, спросил я.
       - Кооот! - Рот девочки искривила болезненная гримаса, и она всхлипнула.
       Я хотел повторить вопрос, но вдруг заметил в наполненных слезами глазах Сойки отражение того, что она видела перед собой: моя голова и плечи, а за ними - какое-то движение. Я придвинулся ближе. Разглядеть, что движется, было невозможно, но...
       - Оно приближается, - упавшим голосом сказал я. - Лиса, ты, вроде, носишь с собой зеркальце?
       - Да. - Девочка достала из кармана маленький металлический диск. - Вот держи.
       Я взял зеркальце. Сглотнул. А потом резко, не давая себе времени на колебания, раскрыл его.
       Через поляну прямо к нам двигалось несколько тонких, покрытых серыми перьями фигур. Затаив дыхание, мы с Лисой наблюдали, как они подходит всё ближе, и не находили в себе сил даже пошевелиться: ноги словно приросли к земле.
      
       Что было дальше - вспомнить не удаётся. Следующая картинка, возникшая перед глазами: истерично визжащая Лиса, несущаяся сквозь кусты впереди меня. Потом она же, согнувшаяся пополам: мы оба пытаемся отдышаться. Затем опять темнота перед глазами и мой собственный голос, эхом звучащий в голове:
       - А где Сойка?
       И ответ Лисы:
       - Я думала, она бежит за нами.
      
       После этого воспоминания опять обретают чёткость.
      
       Нам страшно было возвращаться в лес одним, поэтому мы решили позвать на помощь взрослых. Первым человеком, на которого мы наткнулись, была моя мама. Она заметила, что меня нет в кровати, и вышла на поиски. Я рассказал ей, что Сойка в беде, и нам срочно надо вернуться в лес, чтобы спасти её, но мама лишь нахмурилась и спросила:
       - Кто такая Сойка?
       - Мам ты что! - возмутился я. - Сойка - это же...
       И тут я осознал, что тоже не помню. Ни кто такая Сойка, ни где мы с Лисой только что были. Я хотел спросить подругу, помнит ли она, но Лиса стояла с таким потерянным видом, что я понял всё без слов.
       Ещё несколько дней после этого меня преследовало ощущение, что я забыл что-то важное. Память дрожала, как огонёк догорающей свечи, а потом этот огонёк вспыхнул в последний раз - ненадолго вспомнив о Сойке, я снова начал умолять всех идти искать её, а Лиса уничтожила фотоальбом - и потух.
      
       Я открываю глаза и понимаю, что всё ещё стою на поляне, но она изменилась. Теперь деревья, обрамляющие её, затянуты толстым слоем паутины.
       "Хочешь намекнуть, что ждала слишком долго?" - мысленно спрашиваю я у подруги, но она не отвечает. Я готов к этому. Я понимаю, что Сойка не покажется до тех пор, пока я не сделаю то, зачем пришёл. Набрав в грудь побольше воздуха, я пою:
      

    Приходи, приходи,

    Я приглашаю тебя в наш мир.

    Раз, два, три, раз, два, три,

    Я убегаю, а ты лови.

      
       Я сбиваюсь. Давно забытый страх вновь просыпается во мне. Но другого выхода нет. Хотя я и потерял память, все эти годы я подсознательно ощущал вину перед Сойкой. Это чувство душило меня, мешая двигаться дальше. Я стал пленником сновидений, и я не освобожусь, пока не искуплю свою вину. Именно поэтому я собираюсь встретиться с хозяевами поляны и, если удастся победить, потребую у них вернуть к жизни мою белокурую подругу.
      

    Приходи, приходи,

    Буду я бегать взад и вперёд.

    Раз, два, три, раз, два, три,

    Кто проиграет, тот умрёт.

      
       Стая напуганных птиц взмывает в воздух, но я не обращаю на них внимания. Мои глаза уже прикованы к лесу за поляной, откуда вот-вот должны появиться куда более жуткие существа.
       Они не заставляют себя долго ждать. Спустя несколько минут я замечаю между стволами деревьев движение. Несмотря на то, что я уже взрослый парень, тело сковывают тиски ужаса. Что же тогда при виде этих существ должна была почувствовать десятилетняя девочка? Мысли о Сойке помогают мне взять себя в руки. Я отрываю взгляд от тонких дымчатых фигур, плывущих мне навстречу, и мой разум сразу проясняется. Сердце стучит в висках, а в крови кипит адреналин. Я готов. Старик говорил, что для того, чтобы победить в этих салочках со смертью, надо продержаться до рассвета. Что ж, пусть так. Я не проиграю.
       Разворачиваясь, я бегу в сторону города. Фигуры быстро отстают, но стоит мне успокоиться и сбавить темп, целая вереница древоподобных птиц выступает из-за стволов в нескольких метрах впереди.
       Сменив направление, я бегу к опушке леса, за которой начинается поле, но здесь меня встречает новая шеренга древоподобных птиц. Та группа, что осталась позади, тоже неспешно приближается, а сбоку, там, где поляна, тоже маячат серые силуэты. Я оказываюсь заперт внутри гигантского, медленно сжимающегося коридора. Существа словно нарочно подталкивают меня к бегству в единственном оставшемся направлении - к заброшенной каменоломне. Я чувствую, что это ловушка, но у меня всё равно нет выхода. Главное сейчас - потянуть время. Уже совсем рассвело, и до восхода солнца, наверное, остались считанные минуты.
       Стены живого коридора продолжают сжиматься. Я уже могу различить лица древоподобных птиц, вернее, те места, где они, по идее, должны располагаться. Вместо голов у существ - шишкообразные наросты, как на деревьях, и кое-где на этих наростах виднеются проплешины без перьев. Ни клюва, ни глаз, ни каких-то других черт, присущих людям или животным, у них нет.
       Когда я подлетаю к поляне, где находится вход в каменоломню, коридор сжимается настолько, что мне приходится бежать строго по прямой, дабы не задеть тянущихся ко мне существ. Коридор обрывается ровно у края поляны, там, где кончаются деревья. Небо уже совсем светлое, тучи тоже разошлись.
       Воспрянув духом, я делаю рывок, а когда крайние в коридоре древоподобные птицы обрушиваются на землю, пытаясь преградить мне путь, перепрыгиваю через их туловища.
       Коридор уже позади. Я всё равно собираюсь бежать дальше, но после прыжка ноги, вместо того, чтобы упереться в твёрдую почву, продолжают движение вниз. Я проваливаюсь под землю до пояса, барахтаюсь, пытаясь уцепиться за что-нибудь, но всё равно падаю в прикрытую травой шахту. Удар. Белая вспышка. Совсем не больно. Я открываю глаза и скептически отмечаю, что приземлился на спину плашмя. Затем мой взгляд перемещается на кусочек неба, который виднеется в зияющей где-то очень высоко дыре. Верхушки деревьев купаются в золотистом сиянии. Солнце взошло. С моих губ срывается облегчённый вздох: значит, я победил.
       Огромная тень закрывает кусочек неба. Я не могу рассмотреть её, но понимаю, что это одно из существ, гнавших меня.
       - А... - Я силюсь озвучить своё желание, но язык не слушается. Делаю попытку поднять голову, но затылок утопает в чём-то тёплом и вязком. Сознание угасает. Я уже почти ничего не вижу. Слишком устал. Нужно немного отдыха. Игра закончена, значит всё в порядке: победа никуда не уплывёт. Вздремну, поднаберусь сил, а потом сразу же попрошу вернуть Сойку. Думая так, я проваливаюсь в небытие.
      
       Я открываю глаза и понимаю, что нахожусь в квартире Лисы. Как я сюда попал? Меня перенесли, пока я был без сознания? Или же я вообще никуда не уходил и всё, что случилось на поляне, сон?
       За окном сгущаются сумерки. Дверь в спальню Лисы приоткрыта, и я вижу, что она сидит на кровати, сжимая в руке смятый платок. Лицо моей девушки мокрое от слёз.
       Я подхожу к ней: надо скорее рассказать о Сойке, и о том, что случилось.
       - Лиза, - мой голос звучит непривычно высоко.
       Девушка оборачивается, и я вижу, как её глаза становятся круглыми от ужаса.
       Я смотрю в зеркало и вижу на месте, где должен стоять сам, маленького мальчика с мертвенно бледным лицом. На нём белая рубашечка и шорты на подтяжках, точно такие же, какие были у меня в детстве. Его лицо - точная копия моего в десять лет.
       Я поднимаю руку и машу мальчику в зеркале. Он машет мне в ответ. Я подношу руку к лицу и внимательно рассматриваю её: да, это точно рука, которая только что махала мне. Ясно... Значит, я тоже умер.
       Лиса ещё несколько мгновений таращится на меня, а потом закатывает глаза и без чувств падает на пол. Я подхожу к ней и сажусь на корточки. Рядом, из темноты появляется ещё один силуэт: бледная длинноволосая девочка в белом платье. Я мгновенно узнаю её - это Сойка. И, вместе с этим, я понимаю, что мы будем делать дальше.
       Мы оттащим Лису в лес и заставим сыграть в "Приходи". Мы примем форму древоподобных птиц, дождёмся других погибших детей, и все вместе будем гонять Лису до тех пор, пока она не умрёт. И когда это случится, мы трое наконец-то воссоединимся.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    6


    Deadly.Arrow Убить Рыжего   4k   Оценка:6.19*10   "Миниатюра" Фэнтези

       Было зверски холодно. Мы сидели вокруг костра: усталые, грязные и злые. Все, кроме Рыжего - он даже напевал. Ну еще бы, он полгода провалялся в постели, пока не появился я и не снял с него проклятье. Но долго ему веселиться не пришлось.
       Из близлежащего ельника донесся вой. Долгий, низкий. Не волчий.
       Парни повскакали, схватили оружие. Рыжий вызвался на разведку сходить. Все остальные, смотрю, в кучку сбились, молчат и с ноги на ногу переминаются. Когда я Рыжего одного послал, все выдохнули тайком. А я пальцы скрестил. Даст бог, загрызут сейчас моего Рыжего. Напишу родным, что помер героем, защищая отряд.
       Сели снова кружком. В ельнике затрещали ветки, послышался рык. Мы сидели, не глядя друг на друга. Парни стыдились своей трусости. Я же молился, чтобы Рыжий умер быстро. И тут он как закричит:
       - Тут стая! Уходите, я их отвлеку!
       Герой хренов. Я сорвался, каюсь. Меч схватил и рванул в ельник.
       Так он выжил в первый раз.
      
       Я решил, что Рыжий достоин лучшей участи. Отвел его к танцовщицам, на диван усадил, вина налил. Они крутились вокруг него, разноцветные ткани развевались, приоткрывая обнаженные тела. Рыжий покраснел, но это дело ему нравилось, я по глазам видел.
       Яд должен был подействовать быстро и безболезненно.
       - Хотел бы я так умереть, - сказал я тогда. - В окружении красивых женщин, с бокалом вина в руке.
       Сижу и любуюсь, а Рыжий возьми да скажи:
       - А я бы не хотел. Не приведи господь, моя тетушка узнает, она сорок лет будет мне на могилу ходить нотации читать.
       Выругался я тихо и бокал из его руки выбил.
       Так он выжил во второй раз.
      
       Я спросил Рыжего, не хочет ли он сходить в чумной город, помочь тем, кого еще можно спасти. Он согласился. Вот дурак!
       И мы пошли. Мы помогали сжигать тела и разносили воду. Рыжий все старался спасти кого-нибудь, ухаживал за больными, обрабатывал их язвы. А они умирали, один за другим. Мне даже не пришлось портить его защитную маску - он сам ее снимал, чтобы не мешала. Дурак, трижды дурак. Увидев его в очередной раз в чумном бараке с голым лицом, я схватил эту уродливую штуку с птичьим клювом, полным вонючих трав, и силой надел на него.
       - Ты идиот? Ты смерти не боишься?
       Он стянул маску в сторону и улыбнулся:
       - Нет. Я верю, что у меня есть ангел-хранитель. Он следит за мной и не даст мне умереть.
       - Ты гребаный болван...
       - ...пока не придет мой срок.
       - Твой срок давно пришел.
       И тут я не выдержал, рассказал ему все. Что он последний идиот. Что я не друг ему, а убийца. Что проклятье полностью снять не удалось, с секретом оно оказалось. Теперь, стоит ему расслабиться, почувствовать себя в безопасности, - проснется в нем дополнительная сущность. Тварюга, на кровь и мясо падкая. И будет он людей убивать и жрать, пока его не остановят.
       Рыжий сказал, что у меня тупые шутки. А потом взглянул мне в глаза и понял, что я серьезно. Спросил, что ж я раньше молчал, подорвался и убежал. Дурак. Думал, я не догадаюсь, куда, не найду его.
      
       Как я и думал, он был пустой конюшне. Болтался на вожжах, которые прикрепил к балке. Смелый паренек - шел я быстрым шагом, но он уже успел повеситься.
       За что мне такая морока, а?
       Я достал нож и перерезал ремни. Подхватывать его не стал - он тяжело рухнул мне под ноги. Застонал.
       - Я обдумывал этот вариант, - сказал я. - Повешение - это не эстетично. Может, посадить тебя на корабль? Говорят, в это время года много штормов.
       Что-что, а чувство опасности и страх смерти я могу ему устроить.

    7


    Дубрава Е. Пансионат Сен-Жен   48k   "Рассказ" Проза, Детектив

       В уютной зеленой ложбине среди отрогов Альпийских гор скромно притаился тихий семейный пансионат. Запыленный автомобиль проехал весьма живописную долину, поднялся на очередной крутой откос и вскоре остановился у самых ворот. Среднего роста джентльмен крепкого сложения, с явно военной выправкой и широкими, почти квадратными плечами, твердым шагом двинулся к парадному входу не уделяя никакого внимания открывшимся пейзажам. Так же уверенно, не оборачиваясь на отставшего лакея с чемоданами, шагнул в широкий холл.
       - Мистер Макнаут прибыл по вызову господина Эдвардса. Прошу сообщить незамедлительно.
       Навстречу поднялся невысокий пожилой француз. Жилистая подвижная фигура месье никак не позволила бы назвать его стариком. Потемневшее от горного солнца, улыбающееся лицо всё было изрезано морщинами, придававшими ему удивительно добродушный и благожелательный вид.
       - Жюль Рено, хозяин пансионата. Рад приветствовать, уважаемый мистер Макнаут. Вам подготовлен лучший номер.
       Едва приведя себя в порядок с дороги, новоприбывший постоялец незамедлительно отправился к мистеру Эдвардсу. Встретивший его круглолицый джентльмен выглядел довольно встревоженным, нервно постукивая о пол массивной тростью с набалдашником из резной слоновой кости:
       - Надеюсь, мистер Макнаут, вы успели ознакомиться с обстоятельствами дела. Вас рекомендовали как одного из лучших частных детективов. И то хорошо, что вы родом из Англии. Этим французам нельзя доверять: полицейские, едва появившись, тут же прекратили расследование. Я всерьез опасаюсь за свою семью. Десять дней назад моя дочь едва не сорвалась со скалы, ее только чудом сумел удержать молодой человек, служащий этого пансионата. Позавчера погиб Грегори, мой кузен. Вы должны разобраться во всем и обеспечить нашу безопасность. Вот некоторые материалы.
       Мистер Эдвардс протянул конверт. Макнаут взял бумаги в левую руку - было заметно, что правой он двигает несколько неловко. Аккуратно распечатав пакет, бегло просмотрел бумаги, затем достал пару фотографий. На обычном курортном снимке на фоне довольно живописного утеса гордо красовались отдыхающие. Мистер Грегори выглядел щегольски одетым высоким крепким джентльменом, уверенно глядящим перед собой. Мистер Эдвардс обнимал за плечи стройную светловолосую девушку, которая могла бы показаться вполне симпатичной, если бы не довольно неправильная форма носа и угрюмо опущенные уголки губ. Макнаут тщательно сложил бумаги в пакет.
       - По дороге сюда я заехал в полицию. Местному комиссару тоже не по душе подобные несчастные случаи, тем не менее, он не сумел отыскать каких-либо улик. На теле погибшего не обнаружено ни огнестрельных, ни ножевых ранений, лишь сильные повреждения, полученные при падении со скалы. Однако во внутреннем кармане был найден револьвер, что наводит на некоторые размышления. Также ничего не известно о мотивах возможного убийства. Мистер Грегори не имел состояния, не был женат. Возможно, существуют внутрисемейные конфликты, о которых не известно полиции? Должен напомнить о полной конфиденциальности проводимого мною расследования.
       - Поверьте, мистер Макнаут, мне совершенно нечего скрывать. Кузен был моим единственным родственником, кроме, конечно же, Элизабет. Он заведовал одним из филиалов семейной фирмы, наведывался всего пару раз в год - на рождество и на именины моей дочери.
       - Отчего же вы приняли решение о совместном отдыхе?
       - Мы с дочкой покинули Англию в начале лета. Дело в том, что дочь довольно серьезно пострадала в автомобильной аварии семь лет назад. Я уцелел только чудом - срочное дело потребовало моего присутствия. Но моя жена, беременная жена, погибла. Элизабет - единственное, что у меня осталось. В июне известный швейцарский специалист обследовал ее и гарантировал практически полное излечение. Я не решался давить на девочку и поначалу не давал конкретного ответа. Мы выбрали для отдыха именно этот пансионат из-за целебных горячих источников. Дочь здесь действительно стала гораздо лучше себя чувствовать и согласилась на операцию. Вскоре мы уезжаем в Швейцарию. Грегори приехал навестить нас, так как иначе мы бы не увиделись еще довольно долго.
       - Но, возможно, проблемы вашего кузена касались бизнеса? Подумайте, не было ли последнее время каких-нибудь сомнительных сделок, подозрительных происшествий?
       Мистер Эдвардс задумался на некоторое время.
       - Ничего такого. За последний год в его филиале не проводились особо крупные операции. К тому же там служит опытный управляющий, преданный нашей семье. О любых сомнительных случаях мне сразу стало бы известно.
       Из-за приоткрывшейся двери послышались веселые голоса. В гостиную вошла высокая молодая леди со смеющимися серыми глазами. Ее милое, чуть тронутое загаром лицо не портил даже кривоватый нос, очевидно когда-то сломанный и неровно сросшийся. Напротив, он придавал довольно простым чертам некоторую пикантность. Несмотря на сильную хромоту, двигалась девушка вполне быстро и ловко, хотя и выглядела несколько уставшей. Представившись и произнеся пару вежливых фраз, мистер Макнаут заверил, что приступает к делу незамедлительно, и поспешил откланяться.
       Месье Жюль, расположившийся на привычном месте за стойкой, радушно приветствовал детектива, предложив ему бокал весьма неплохого вина. Сощуренные темные глаза месье взирали со спокойной уверенностью умудренного жизнью человека.
       - Мистер Макнаут, вы можете рассчитывать на мою полную поддержку. Признаться, это трагическое происшествие доставило нам немало хлопот.
       Макнаут оглядел уютный холл:
       - Кажется, ваши дела идут довольно неплохо.
       Месье Жюль задумчиво рассматривал на свет высокий прозрачный бокал.
       - Этот сезон - вполне, благодаря туристам из Англии. Старые связи, еще военных времен - увы, они не вечны. Новые отели растут, как грибы после дождя. У нас же зимой полное затишье, всё занесено снегом по самые крыши. Хотя широкие восточные склоны, говорят, хорошо подходят для горнолыжных трасс но, увы, всё требует крупных вложений. К тому же я слишком стар. Лыжный спорт - дело молодых.
       Месье Жюль вновь вздохнул. Макнаут перешел к делу:
       - Я хотел бы осмотреть обрыв, откуда только чудом не сорвалась мисс Элизабет, желательно в сопровождении молодого человека, выступившего в роли данного чуда. Кстати, что вы можете рассказать о нем?
       - Нашего сотрудника, Альбера, я знаю всю его жизнь. Его отец в свое время покинул Сен-Жен, выбрав военную службу, и даже женился на англичанке. Но Альбер большую часть года проводил в горах, у своего деда, а с началом войны, потеряв всю семью, возвратился сюда навсегда. Завтра он как раз сопровождает на водопад очередную экскурсию.
       - Мне говорили - он воевал в маки? Сколько же ему тогда было? Лет пятнадцать-шестнадцать? В полиции упоминали какую-то историю с погибшей девушкой.
       Месье Жюль все также задумчиво покачал головой:
       - Мы все здесь немного маки.
       Макнаут неуклюже поднял бокал, едва не расплескав вино, и тут же привычно перехватил левой рукой:
       - Простите за неловкость. Давнее ранение. Еще в Нормандии, в сорок четвертом. К сожалению, пришлось демобилизоваться. С тех пор я часто работаю во Франции.
       Месье Жюль ностальгически вздохнул:
       - Мне не пришлось сражаться, хотя в наших горах действительно находился довольно большой отряд, более сотни человек. Жили мы здесь вполне мирно, до поры до времени. Но однажды бошам удалось как-то узнать расположение лагеря, и туда отправилась целая колонна грузовиков. Альберу поручили предупредить своих. Он шел напрямик, без дорог и троп, но всё-таки сумел добраться раньше карателей. А пара ребят и эта девушка, Моника, решили задержать колонну. Тогда так было заведено - в исключительных обстоятельствах ячейка, не менее чем из трех человек, имела право самостоятельно принимать важные решения. С дробовиками против автоматов - то была не очень умная идея. Но отряд успел уйти. Вскоре мы узнали о разгроме нескольких тысяч маки на плато Веркор. Им, увы, повезло гораздо меньше.
       Месье Жюль грустно покачал головой и занёс мистера Макнаута в список на завтрашнюю экскурсию.
       Ранним утром детектив решительно подошел к стойке и положил перед месье тяжелый темный камень.
       - Сегодня утром я обнаружил его на своем подоконнике. Что вы можете сказать об этом?
       - Обычный гранит, - несколько удивлённо произнес месье Жюль. - Его вполне достаточно в наших горах. Но у вас в комнате? Ваши окна, как и у большинства наших лучших номеров, выходят на заднюю лужайку, где случайные прохожие бывают крайне редко. Возможно, чья-то неудачная шутка. Тем не менее, я предложил бы вам перебраться в номер на верхнем этаже, исключающем возможность таких шуток.
       Детектив категорически отклонил предложение, так как не видел явной опасности и был вполне способен постоять за себя. Месье Жюль укоризненно покачал головой:
       - Тем не менее, на всех окнах имеются раздвижные решетки. Я прослежу, чтобы в вашей комнате они постоянно были закрыты. Надеюсь, экскурсия отвлечет вас.
       В составе группы галдящих туристов Макнаут взобрался на довольно крутую гору и принялся осматриваться. С высокой, надежно огражденной площадки открывался удивительный вид на сверкающую громаду водопада. Водяная стена с шумом разбивалась о широкую гладь горного озера, окруженного острыми отвесными скалами. Далее тихая заводь оканчивалась резким обрывом и вода, только что спокойно нежившаяся в ярких солнечных лучах, вновь устремлялась вниз несколькими, следующими друг за другом сияющими каскадами. Молодой человек лет двадцати восьми, с удивительно обаятельной улыбкой и фигурой античного бога, повернулся и указал рукой в сторону. Все замерли в восхищении - гибкая фигура в грациозном прыжке метнулась вниз с верхушки отвесной скалы и через пару мгновений безукоризненной "ласточкой" вонзилась в бурлящую внизу пену. Туристы зааплодировали. Наконец-то проводив группу к спуску с горы, юноша повернулся к детективу. Тот внимательно осматривал площадку. Было заметно, что прежнее ограждение находилось гораздо ближе к обрыву и хотя, по словам месье Жюля, его также устанавливали совсем недавно, десять дней назад трухлявые брусья неожиданно провалились под рукой девушки.
       - Вы вели группу в тот день? И кажется, спасли мисс Элизабет жизнь?
       Альбер кивнул:
       - Можно сказать и так. Элизабет первой зашла на площадку и привычно облокотилась о перила. Я был ярдах в трех позади. Мистер Грегори отстал довольно сильно, он поддерживал под руку пожилую мисс. Последней шла супружеская пара из Дартмура. Я оказался ближе всех и успел оттолкнуть Бетти от края.
       Макнаут опасливо заглянул за ограду, где далеко внизу виднелись изломанные скалы:
       - Было весьма неосмотрительно с ее стороны подходить так близко к обрыву.
       Альбер чуть улыбнулся:
       - Элизабет всегда очень нравилось любоваться горными видами.
       Темноволосый и гибкий, юноша весьма органично смотрелся среди резких, рвущихся в небо скал, словно являясь неотъемлемой частью горного пейзажа. Макнаут задумчиво покачал головой:
       - А где вы находились в момент смерти мистера Грегори?
       Альбер слегка повел плечом:
       - Сопровождал сэра Гарфильда на рыбную ловлю. Это в пяти милях от места происшествия.
       Пресытившийся красивыми пейзажами мистер Макнаут отказался от очередной экскурсии и возвратился в пансионат. Сегодня утром, не желая терять времени, детектив уже пытался поговорить с вышеуказанным господином Гарфильдом. По словам горничной, тот вставал рано, совершал утренний моцион, затем шел в отведенную ему на это время купальню и принимал целебную минеральную ванну, после чего отдыхал довольно долго.
       - Сэр Гарфильд очень дотошный и принципиальный. Он не любит, когда его беспокоят, - предупредила горничная. Макнаут, постучав, заглянул тогда в небольшой холл, находившийся перед помещением купальни. В широком мягком кресле обнаружился искомый джентльмен. Развернутая газета подрагивала на объемистом торсе в такт негромкому похрапыванию. Так что намеченный разговор пришлось отложить до более удобного времени.
       Сэра удалось застать после ланча, просматривающим утреннюю прессу. От вежливого оклика тот несколько вздрогнул и глянул на Макнаута с видом крайне недовольным но, проникшись весомыми доводами, согласился ответить на пару вопросов. Макнаут внимательно вслушивался в монотонную долгую речь: "Разумеется, необходимо помогать расследованию. Хотя он уже всё рассказал полиции. Конечно, он повторит всё очень точно. Он восемь лет служил в министерстве, у него всегда всё точно. В тот день он собирался ловить форель. С утра, как и полагалось, находился в купальне. Молодой человек, да, Альбер, зашел ровно в 10.15. Очень пунктуальный молодой человек. От обслуги всегда требуется исключительная пунктуальность. Попутчиков, разумеется, не было. Они с проводником не отвлекались на всякую ерунду и уже в 10.35. пришли в этот французский паб, который здесь называют рестораном. Хотя местная кухня оказалась довольно неплохой. Им, разумеется, выделили отдельный кабинет. На ланче также присутствовал местный рыбак, разумный месье, не то, что эта молодежь. В 11.20. появились остальные члены группы, какие-то туристы из соседнего отеля, и они все вместе отправились на озеро. Эти французы совершенно неподобающе себя вели - они постоянно шумели и размахивали руками, но Альбер, весьма разумный молодой человек, в отличие от прочих, нашел хорошее место, несколько в отдалении. А в основном, по его опыту, с этими французами совершенно невозможно иметь дело!"
       На следующее утро, едва проснувшись, Макнаут просунул руку сквозь ажурную решетку и достал с подоконника крупный желтоватый камень. От угла здания отходил довольно широкий карниз и хотя для того, чтобы забраться в комнату, требовалась бы некоторая ловкость, то всего лишь дотянуться и подбросить камень не представляло особого труда. Остановленная в коридоре вежливая горничная-француженка глянула удивлённо:
       - Это песчаник, встречается у нас не часто. Да и хорошо - неустойчивый, очень ненадёжный камень, мало куда годится.
       Макнаут лишь покачал головой и, дождавшись любезно предложенного месье Жюлем автомобиля, отправился изучать место злополучного пикника. Сопровождал детектива лакей, обслуживавший отдыхающих и в тот день. Всегда невозмутимый, с безукоризненными манерами, Джон казался образцом английского слуги.
      - Давно вы работаете в пансионате? - спросил Макнаут, внимательно рассматривая лужайку, с которой открывался очередной изумительный вид на очередную живописную долину.
      - Около трех месяцев, сэр. Меня наняли в связи со значительным количеством постояльцев из Англии.
      - Отчего вы оставили прежнее место службы?
      - В связи с изменившимся финансовым положением моих нанимателей, сэр.
       Детектив прошелся по окрестностям, пытаясь реконструировать события того трагического дня. На поляну отдыхающие прибыли в 10.15. Данный маршрут пользовался большой популярностью и, пока Джон подготавливал поляну для пикника, все пятеро туристов разбрелись по окрестностям. Грегори решил осмотреть ручей, миссис Уайтред и мисс Элизабет поочередно отправились к дереву Желаний. По местному преданию, стоило повесить на его ветви лоскуток своей одежды и пожелать достаточно сильно, как желание непременно вскоре сбывалось. Обе пробыли там довольно долго. Мистер Эдвардс бродил по лесу, ожидая возвращения Элизабет. Мистер Спенс посетил Камень Героев, с которого когда-то произнес речь кто-то из проезжавших мимо монархов, вскоре непременно победивший в очередной битве. Примерно к одиннадцати часам компания собралась на поляне, минут пятнадцать все ожидали Грегори, затем отправили Джона на его поиски. Не обнаружив никаких следов возле ручья, Джон повернул в сторону гор и заметил открытый шлагбаум, что, конечно же, было непорядком.
       "Туда вход запрещен - дорога плохая, да и на западных склонах частые оползни",- неодобрительно поджал губы Джон. Руководствуясь его указаниями, Макнаут прошел всего сотню шагов по неровной каменистой дороге и за поворотом обнаружил просторную, почти квадратную площадку, не менее шести ярдов в ширину, с одной стороны ограниченную довольно крутыми скалами, с другой же оканчивавшуюся крутым обрывом. Внизу, на валунах, и было тогда найдено тело мистера Грегори. Макнаут подошел к самому краю. Несколько мелких камней, едва прикрытых тонким слоем песчаной почвы, сорвались из-под ног и с шумом полетели в пропасть.
       - Осторожно, сэр! - испуганно воскликнул Джон. - Откос очень ненадёжный.
       Макнаут быстро отшатнулся. Возможно, мистер Грегори так же неосторожно подошел слишком близко к краю. Столь уверенный с виду, респектабельный джентльмен - и казавшаяся столь же надёжной массивная желтоватая глыба, внезапно поддавшаяся под ногами. "Всего лишь несчастный случай? - промелькнуло в голове. - Вряд ли. Следы пепла от сигары виднеются у самой скалы. Грегори ожидал кого-то довольно долго, при этом вовсе не собираясь поначалу приближаться к обрыву."
       - Подумайте, кто мог пройти сюда незамеченным?
       - Не могу сказать, сэр. Эту дорогу не видно с поляны.
       - А мистер Спенс?
       Джон ответил вполне взвешенно:
       - Вряд ли. Я показывал мистеру дорогу к Скале Героев. Если бы он решил пройти в горы, его бы услышали издалека.
       Макнаут вспомнил низенького полноватого мистера Спенса, громко пыхтящего на любом подъеме, и согласно кивнул. Вчера, в разговоре за обедом, мистер Спенс бубнил долго и путано, в результате так и не сумев поведать ничего определенного. Лишь на вопрос о мистере Грегори несколько замялся - ему показалось, что накануне происшествия тот не совсем вежливо разговаривал с миссис Уайтред.
       С радостью покинув горы, Макнаут вернулся в отель. Внезапно проснувшимся чутьем уловив кажущийся шорох, рывком распахнул дверь. Опомнившись, сжал губы и уверенно шагнул в спокойную тишину залитой солнцем комнаты. На подоконнике лежал неровно отбитый кусок полированного черного мрамора. Мысль обратиться к месье Жюлю и выяснить, кто находился в данный момент в отеле, отпала сразу же. Положить камень на окно - не преступление, любого мальчишку можно нанять за пару монет.
       Макнаут остановил проходящего мимо Джона:
       - Вы проживали некоторое время в Ле-Бен. Взгляните на этот камень. Что вы можете сказать о нём?
       Невозмутимое лицо Джона не выразило ни малейшего изумления:
       - Скорее всего, это обломок могильной плиты либо мемориала, видны следы надписи.
       - Но на местном деревенском погосте не используют столь дорогие памятники. Встречаются ли они в городе?
       Джон уверенно кивнул:
       - Наверняка. Например, на Военном кладбище, считающемся одним из самых престижных.
      Макнаут внимательно взглянул на лакея:
       - Еще один вопрос. Не было ли у кого-либо из слуг конфликтов с мистером Грегори?
       Джон замялся:
       - Я бы не назвал это конфликтом. Всего лишь небольшое недоразумение дней за восемь до происшествия. Горничная обратила мое внимание, что мистер Грегори идет в направлении площадки для гольфа и несет довольно объемистый мешок с клюшками. Я сразу же сделал вывод о небрежности обслуживающего персонала и предложил свою помощь. Но мистер Грегори ответил мне крайне резко. Я, разумеется, не стал настаивать. Впрочем, никаких жалоб ни на кого из прислуги со стороны мистера Грегори не поступало.
       Детектив прошел в холл, где после ланча собиралось большинство отдыхающих. Миссис Уайтред, вдова отставного военного, оказалась невысокой женщиной лет тридцати, безукоризненно одетой, со строгими серыми глазами и несколько лошадиным подбородком.
       - Мистер Грегори? Да, накануне происшествия мы разговаривали на террасе. Он позволил себе неприличные намеки. О нет, не в том смысле! Некоторые предположения обо мне и мистере Эдвардсе, что, конечно же, не имеет под собой никаких, совершенно никаких оснований! - женщина вспыхнула, глаза возмущенно заблестели. Выглядела она сейчас почти хорошенькой. - Разумеется, я сразу же потребовала избавить меня от его присутствия. Я должна была бы отказаться от пикника, но не смогла придумать достойного предлога и не решилась подвести мисс Элизабет.
       Макнаут отправился к мистеру Эдвардсу. Тот позвал горничную с ключами и провел детектива в соседнюю комнату. В номере покойного все вещи были уже сложены, однако окончательно не упакованы. Макнаут задумчиво перебирал свертки.
      - Несколько странно - в этом мешке довольно много пыли, скорее, даже мусора.
      - У нас всегда хорошо убиралось, но мистер Грегори не позволял трогать вещи без его ведома, - растерялась горничная.
       Макнаут отложил в сторону мешок с клюшками, вновь обошел комнату, так и не обнаружив более ничего примечательного. Мужчины вернулись в номер мистера Эдвардса и расположились в кабинете.
       - Пока, к сожалению, не могу сказать ничего определенного, - покачал головой детектив.
      - Припомните, не было ли накануне чего-либо необычного?
       Мистер Эдвардс задумался:
       - Разве что во время чаепития Грегори попросил меня одолжить некую сумму. Я ответил, что при необходимости выпишу чек. Но больше он не возвращался к этой теме.
       - Он часто брал у вас взаймы?
       - Наоборот, крайне редко.
       - Кто еще присутствовал во время разговора?
       - На чай собираются почти все наши соотечественники. На террасе находились мы с дочерью, мистер Спенс, миссис Уайтред, мистер Гарфильд, хотя они, разумеется, не прислушивались к нашей беседе.
       - Был ли кто-нибудь из прислуги?
       Мистер Эдвардс ответил с явной неуверенностью:
       - Возможно, но я не обратил внимания.
       Макнаут задумчиво рассуждал, пытаясь систематизировать уже известные факты:
       - Мистер Грегори некоторое время провел на площадке, явно ожидая кого-то. Перед этим ему понадобилась крупная сумма. Весьма вероятно, что его пытались шантажировать, хотя Грегори, похоже, платить не собирался. Любой из присутствующих на пикнике мог бы подняться в гору. Даже вы вполне имели возможность оглушить его тростью и сбросить в пропасть.
       Мистер Эдвардс возмущенно вскинулся, но не успел произнести ни слова. Макнаут спокойно продолжал:
       - Разумеется, это всего лишь одна из возможных версий. В таком случае вы бы точно не стали возобновлять уже прекращенное расследование. К тому же у вас не было причин назначать брату встречу в подобном месте. Он бы обязательно насторожился и не позволил застать себя врасплох. Однако Грегори даже не достал револьвер. Возможно, подошедший не внушал ему подозрений, либо не казался опасным.
       В открытое окно видна была просторная зеленая лужайка, на которой появилась веселая Элизабет в сопровождении темноволосого молодого человека.
       - Мистер Эдвардс, я хотел бы также побеседовать с вашей дочерью в непринужденной обстановке. Возможно, на прогулке?
       - Конечно, она гуляет каждое утро. Обычно я поручал сопровождать ее этому юноше. Пока я мог вполне доверять лишь ему.
       - Хм, тоже довольно рискованно, - заметил Макнаут.
       Эдвардс возразил вполне уверено:
       - Нисколько. Я получил вполне надёжные рекомендации. К тому же я откровенно поговорил с молодым человеком, так что ни о каких амурах не может быть и речи. Элизабет - единственная наследница. Еще весной мы договорились с давним деловым партнером. Его младший сын - хваткий юноша, весьма перспективный. Элизабет практически помолвлена, хотя официального объявления пока не было.
       Макнаут с явным сомнением покачал головой, но предпочел промолчать. Молодые люди направлялись в сторону конюшен, где в это время собиралась группа для верховой прогулки. Заинтересовавшийся детектив направился следом. Грумы выводили на широкую зеленую лужайку оседланных лошадей. Миссис Уайтред уже сидела в седле, неторопливо прогуливаясь вдоль изгороди. Мистер Спенс смешно подпрыгивал возле низенькой каурой лошадки. Элизабет, опершись на ограду, с удовольствием наблюдала за всадниками. Внезапно резкий возглас привлек всеобщее внимание. Высокая смуглая синьора в эффектном темно-зелёном костюме для верховой езды что-то громко и гортанно выговаривала мальчишке-груму. Тот смотрел на синьору с явным недоумением. Альбер, только что неторопливо беседовавший с конюхами, в мгновение ока оказался рядом с женщиной и, легко перейдя на испанский, заговорил так же быстро и экспрессивно. Оба прошлись мимо стоявших в ряд лошадей, оживленно и громко обсуждая что-то. Наконец остановились возле стройной, черной как смоль лошадки. Мгновенно успокоившаяся синьора легко вскочила в седло. Альбер придержал стремя и, чуть усмехнувшись уголком губ, произнес пару слов, переводя взгляд с синьоры на кобылку. Женщина вскинула голову, погрозила хлыстом. Черные глаза довольно сверкнули. Что ж - эффектная вышла сцена. Оба - такие красивые, яркие, дерзкие. Макнаут невольно оглянулся на Элизабет. Та наблюдала издалека со спокойной и даже чуть горделивой безмятежностью.
       Макнаут окликнул проходящего мимо юношу:
       - А вы нравитесь женщинам. Богатым женщинам.
       Даже краешек тени не промелькнул на загорелом лице. Прямой, слишком дерзкий взгляд, явный вызов в тёмных глазах:
       - И что с того? Деньги - вовсе не недостаток для женщины. Всего лишь завершающий штрих идеального образа.
       Макнаут покачал головой:
       - А вы отважный человек, месье.
       Тот усмехнулся с явной иронией:
       - Вам рассказали, как изумительно я нырял с водопадов?
       И более не обернувшись, направился к Элизабет. Макнаут проводил парочку задумчивым взглядом. Как похожи они были сейчас - спокойная уверенность, неброская, сдержанная внутренняя сила.
       - Я не об этом, месье.
       Спал детектив крайне беспокойно. Разнообразные горные породы теснили со всех сторон, то неожиданно выстраиваясь в ряд, то устремляясь друг за другом в безудержной джиге. Сквозь темный гранит проглядывала ясная улыбка Альбера, рвавшийся вперёд Грегори внезапно рассыпался мелкой желтоватой крошкой. А кто-то, невидимый среди далёких скал, подмигивал Макнауту, незаметно подбрасывая нежданный камень, и от сложившейся стройной картины не оставалось и следа.
       Поутру детектив, слегка удивившись отсутствию очередного булыжника, тщательно собрался и в договоренное время встретил Элизабет у крыльца. Вежливо подал руку, сопровождая к утёсу. Девушка довольно легко и привычно взбиралась по крутой тропинке. Было еще слишком рано, налетающий ветерок пронизывал нежданной свежестью, вынуждая Макнаута зябко поёживаться. Но открывавшийся вид сразу же заставлял позабыть обо всех неудобствах. Горы, ясно озаренные едва поднявшимся светилом, представали в удивительно строгой, первозданной красе. Элизабет замерла на самом краю застывшим изображением взлетающей птицы. Макнаут сосредоточенно посмотрел вниз:
       - Вы очевидно, нисколько не боитесь, мисс, даже после того опасного происшествия.
       Девушка качнула головой, все так же заворожено глядя вдаль:
      - Странно, но высота никогда не пугала меня. А в тот раз я даже не успела встревожиться. Лишь только перила подались под руками, как ветер подхватил меня, удерживая на краю. Я люблю эти горы, и они отвечают мне тем же.
       - Вы гуляете здесь ежедневно? С мистером Альбером, не так ли? Надеюсь, я не очень огорчил вас данной заменой?
       Элизабет улыбнулась:
       - Вовсе нет. Теперь я поняла, отчего Альбер так любит сопровождать туристов. Видеть в чужих глазах тот же восторг - и переживать все вновь и вновь.
       Макнаут согласно кивнул:
       - Мой отец родом из Шотландии и, хотя я городской житель, но вполне понимаю вас. Горы никого не могут оставить равнодушными - пронзительное небо, солнце, не закрытое извечным смогом. Но даже и осенью, когда тяжелые тучи опустятся низко над ущельями, зимой, когда слепящий снег покроет все вокруг - и тогда здесь отыщется своя, ничем не измеримая прелесть.
       Элизабет ответила сияющим взглядом:
       - Как точно вы всё понимаете.
       - Вы счастливы здесь, не так ли?
       Та вдруг глянула очень серьёзно:
       - Я узнала довольно давно - не бывает абсолютного счастья. Я смотрю ввысь - и завидую птицам, парящим в небесах. Я завидую мальчишкам, летящим навстречу водопаду, лыжникам, несущимся по крутому склону. Многое навсегда останется мне недоступным. Но здесь я поняла, что такое настоящая свобода, я поняла, ради чего стоит жить и бороться. Наверное, вы правы - тут я впервые была по-настоящему счастлива...
       - Однако вы уезжаете отсюда.
       Девушка качнула головой:
       -У меня есть обязательства перед семьей.
       - Жених, с которым вы виделись едва ли пару раз? Так принято испокон веков, но вы показались мне слишком сильной, слишком живой...
       С глубоко спрятанною тоскою глядела Элизабет. Сейчас, когда девушка неловко повернулась, стало особенно заметно, что одно плечо у нее несколько выше другого. Птица с подбитым крылом.
       - Мне предстоит операция, затем реабилитационный период. Всё то стоит довольно дорого. Я не могу взвалить на него такую обузу.
      Макнаут согласно кивнул:
       - А он не может сказать: "Останься", - и лишить вас подобного шанса. Что ж, это тоже выбор, мисс Элизабет...
       В гостиничном номере всё-таки дожидался детектива очередной камень - изломанный, покрытый комьями засохшей почвы, словно вырванный из земли безжалостной рукой. Детектив отряхнул с грязной поверхности пучок выдернутой с корнем травы и, задумчиво взвесив в руке, вернул камень на подоконник.
       Проходя через холл, Макнаут привычно остановился возле стойки месье Жюля:
       - Вчера я случайно наблюдал на заднем дворе довольно оживлённую беседу прислуги. Люди показались мне достаточно встревоженными. Не случилось ли чего в деревне?
       Легкая тень набежала на всегда приветливое лицо месье:
       - Произошел крупный оползень на Козлиной горе. Мы живём здесь испокон веков и платим свою цену.Но отдыхающим не о чем беспокоиться, мы стараемся ничего не строить на опасных участках. На западном склоне расположены наши основные пастбища, хорошо, что в этот раз вовремя заметили и успели вывести весь скот.
       - Оползни очень опасны?
       Серьёзно и мрачно смотрел месье Жюль:
       - Мне приходилось наблюдать сход лавины в горах. Если не успеешь уйти очень быстро - накроет всех.
       Макнаут задумчиво качнул головой и сообщил о своём желании развеяться и пройтись в долину. Подошедший сэр Гарфильд пожелал ему удачной рыбалки.
       - Наконец-то я отправляюсь в город, - пробурчал сэр. - Едва отыскал приличного часовщика. Из-за тех французов мой жилет упал на камни. Мои часы - они всегда находились в кармане жилета!
       Сэр Гарфильд достал серебряную луковицу на толстой цепочке:
       - Швейцарские часы, принадлежавшие еще моему деду. Теперь они спешат на целых три с половиной секунды!
       Возмущенный джентльмен бубнил еще довольно долго, месье Жюль сочувственно кивал. Детектив поспешил откланяться и вышел за ворота. Широкая дорога неторопливо вилась среди зеленых цветущих склонов. Задорно щебетали птицы, веселая молодая пара фотографировалась на фоне приметного утеса. Вскоре показались первые строения. Макнаут замешкался на перекрестке, но тут же заметил неподалеку мальчишку лет десяти. Местный гаврош раскручивал в руке нечто вроде самодельной пращи.
       - Не подскажете, молодой человек, как пройти к ресторану "У старой ивы"?
       Камень неожиданно просвистел над самой головой, и толстый голубь сорвался с карниза прямо под ноги Макнауту.
       - Ты зачем это голубей... - начал было детектив, но сразу же осекся.
       Мальчишка уверенно подвязал птицу к веревке, где уже болталось несколько тушек.
       - Мать пожарит, - спокойно пояснил он и указал рукой в сторону. - Вон там ресторан, с краю, у самого ущелья.
       Длинный зал ресторанчика встретил тихим сумраком, особенно приятным после яркого солнечного света. Вышел сам хозяин, весьма радушно предложил присесть за любой столик. Макнаут попросил провести его в отдельный кабинет. Небольшая комната была отделана строго и вместе с тем роскошно. Удобные мягкие кресла располагались неподалеку от камина, выложенного искусными изразцами. Единственное окно выходило на узкий карниз, обрывавшийся прямо в пропасть. Равнодушный ко всему темно-серый гранит сплывал вниз массивными изломанными пластами. Детектив смотрел в окно, не в силах оторвать взгляд от завораживающей картины:
       - Не опасно ли было строить так близко к ущелью?
       - Нисколько. Мы работаем непрестанно вот уже сто двадцать лет! - гордо заявил хозяин.
       - Даже в войну не закрывались? - Макнаут привычно помассировал правое предплечье.
       Официант принес огромные кружки холодного темного пива. Папаша Гаспар с явной гордостью предложил напиток гостью:
       - Что война? Оккупационные гарнизоны у нас не стояли. Немцы вели себя вполне воспитано и особо не беспокоили.
       - Так уж и ни разу?
       - Только изредка, бывало. Вот когда союзники готовили наступление - было дело, ворвался однажды целый отряд. Ловили какого-то курьера из Лиона. Боши никогда себя так раньше не вели - обыскали всю деревню, увели Кривого Жака. Наверное, тот совсем ослеп на старости лет - даже не сумел толком спрятать ружье. А сюда их направили явно мои конкуренты - я так и сказал господину офицеру. Конечно же, никого не нашли, так что нечего было и опасаться. Немцы - культурная нация, они не поощряли напрасные расстрелы. Хотя все это стоило мне пары окороков и бочонка лучшего пива. А выручка была в те годы - слезы мои, а не выручка...
       Папаша Гаспар горестно вздохнул, погладил себя по довольно круглому животику и пододвинул Макнауту еще один бокал великолепного крепкого пива.
       Вошедший во вкус мистер Макнаут прошелся по окрестностям, осмотрел тихое чудное озеро, в котором разводили форель. Соблазненный восхитительными запахами, посидел в крошечном бистро на берегу - здесь по заказу туристов готовили только что пойманную рыбу. Наконец с явным сожалением отправился обратно в пансионат.
       Пришло время отчитываться перед нанимателем. Мистер Эдвардс не скрывал беспокойства - расследование казалось ему явно затянувшимся. Макнаут начал степенно:
       - Признаюсь, поначалу я чуть было не зашел в тупик, расследуя убийство мистера Грегори. Больше всего меня сбивал с толку один факт - никто из действующих лиц не имел какого-либо внятного мотива. Но я упустил из виду очень важный момент. Ведь гибель мистера Грегора стала отнюдь не первым несчастным случаем в вашем семействе. Все началось задолго до этого.
       - О, это когда моя Элизабет едва не сорвалась с обрыва! - воскликнул мистер Эдвардс.
       Мистер Макнаут покачал головой:
       - Гораздо, гораздо ранее. Семь лет назад, когда вся ваша семья разом едва не погибла в автомобильной аварии. Вы уцелели только благодаря счастливой случайности. Вот здесь и следовало задуматься - кому была выгодна данная авария? Ответ однозначен - мистеру Грегори, единственному наследнику, амбициозному молодому человеку, вынужденному прозябать в захолустье без каких-либо дальнейших перспектив. Однако же предприятие сорвалось, Грегори затаился на время. Возможно, ожидая благоприятных для себя перемен в дальнейшем, ведь отныне он являлся практически единственным наследником. Покалеченную девочку в расчет он, скорее всего, не принимал. Но две недели назад произошло очередное покушение. Что же изменилось? Вполне очевидно - весной принято решение о помолвке, уничтожавшее все дальнейшие надежды Грегори. Как ни странно, к догадке меня подтолкнул обломок могильной плиты. "Отчего я ищу преступника среди живых?" - подумал я, и осколки мозаики сложились в четкий узор. Но моим умозаключениям не хватало доказательств. И я нашел их. Мусор в мешке для гольфа - это оказалась древесная труха. Вероятно, Грегори переносил под видом клюшек отысканные на свалке старые трухлявые брусья, которыми он заменил надежные перила.
       Мистер Эдвардс, крепко стиснув губы, с каменным выражением лица повернулся к детективу:
       - Но если так, то вполне очевидно - гибель кузена была лишь несчастным случаем?
       Макнаут покачал головой:
       - Для окончательного вывода мне не достает еще пары кусочков мозаики. Но могу сказать определенно - вашему семейству более ничего не угрожает.
       Неспешный обед подходил к концу. На следующий день разъезжалось большинство отдыхающих, и сегодня никто не спешил расходиться. Ясный летний вечер заглядывал в высокие стрельчатые окна, легкий ветерок врывался в приоткрытые двери террасы.
       Макнаут обвел взглядом столовую. Мистер Спенс старательно угощал коктейлем миссис Уайтред. Та улыбалась вежливо и тоскливо. Мистер Гарфильд привычно подремывал над очередной газетой. Неслышно скользящий по залу Джон разносил напитки. Элизабет так и не пришла. Макнаут вздохнул и направился к мистеру Эдвардсу. Тот, неловко согнувшись, сидел за столиком у пылающего камина. Месье Жюль, устроившись в соседнем кресле, наливал в его бокал темное, как ночь, вино из пузатой оплетенной бутылки. Детектив остановился у стойки.
       - Да, любой из зятьев - чужая кровь, - донесся до него обрывок фразы. Месье Жюль продолжал негромко:
       - Когда погиб мой единственный сын - начиналась война, а я был уже старым холостяком. Я так и не решился ничего изменить.
       Он горестно обвел глазами зал:
       - Я совершил ошибку тогда. Мистер Эдвардс, поверьте пожилому, много повидавшему человеку: сорок три года - это еще не старость. Это всего лишь начало зрелости.
       Макнаут с сожалением проводил взглядом темную бутыль и шагнул к мистеру Эдвардсу. Но тот, не заметив детектива, повернул в другую сторону и подошел к миссис Уайтред. Что-то говорил ей торжественно и серьезно, и с каждым его словом женщина улыбалась всё смущеннее и радостнее. Выглядела она сейчас не просто хорошенькой, а даже и настоящей красавицей.
       Детектив подсел за столик к месье Жюлю, кивнул в сторону мистера Эдвардса:
       - Несколько неожиданное событие, не так ли?
       - О, вечер, начавшийся столь тяжелым известием, должен же был закончиться чем-то приятным, - умиротворено поглядывал на парочку месье Жюль.
       - Вы знали о Грегори? - немного удивленно произнес Макнаут. - Возможно, вам рассказал один молодой человек, который присутствовал при попытке убийства Элизабет и мог многое заметить?
       - Вовсе нет. Никто из моих служащих не позволит себе высказывать необоснованные подозрения. Но я пожилой человек, мистер, я долгие годы сижу за стойкой, я смотрю и слушаю, и делаю выводы...
       - А теперь вполне удачно воспользовались моментом.
       - Что в том плохого? Из них получится достойная пара.
       - И в таком случае мистер Эдвардс вряд ли будет настаивать на помолвке. Став свободной, Элизабет сможет вернуться сюда. И нетрудно догадаться, куда именно она вложит своё приданное.
       - Что плохого, если у молодых людей будет своё перспективное дело?
       Макнаут неторопливо достал левой рукой ножик, затем аккуратно обрезал шапочку и не спеша раскурил сигару:
       - Вот только расследование еще не окончено. Кто-то же все-таки убил мистера Грегори.
       Месье Жюль вежливо спросил, старательно набивая трубку табаком:
       - Так к чему же привело ваше расследование?
       - Видите ли, Элизабет спасло только чудо. И вряд ли убийца собирался останавливаться. Поэтому и следовало задать вопрос - кто же в таком случае был заинтересован в смерти мистера Грегори? Ответ несложен: прежде всего, разумеется, мистер Эдвардс и мисс Элизабет. Но мистера Эдвардса, по здравому размышлению, я исключил из числа подозреваемых. У Элизабет тоже имелась такая возможность, но вряд ли хрупкая девушка смогла бы справиться с сильным мужчиной, явно настороженным и ожидающим нападения. К тому же встречаться с Грегори в подобном месте было бы опасно прежде всего для неё самой. И вот я опять оказался в тупике.
       Месье Жюль безуспешно пытавшийся раскурить постоянно гаснувшую трубку, с некоторой завистью поглядывал на детектива, довольно попыхивающего сигарой. Так и не дождавшись вопроса, Макнаут продолжал:
       - Остается Альбер, успешно окрутивший Элизабет, но, по вполне понятным причинам, отвергнутый её отцом. С первого взгляда все кажется ясным - очень красивый, но бедный молодой человек, хромая, но богатая девушка. Увы, деньгами распоряжается ее отец, дальнейшие перспективы более чем смутные. Ему незачем рисковать. И тогда я взглянул с другой стороны. Мальчишка, сражавшийся наравне со взрослыми, одинокий юноша, потерявший в войну всех родных - и красивая, сильная, отважная девушка, возможно, чем-то похожая на погибшую Монику... Да, у него был мотив. Любовь - это очень серьезный повод, даже и для убийства. К тому же Альбер не из тех, кто будет прятаться за женскую спину. Но у юноши железное алиби. И вот мы опять в тупике.
       Наконец-то раскуривший трубку месье Жюль поднял голову и с некоторым сопереживанием взглянул на детектива:
       - Так чем же все-таки завершилось ваше расследование, уважаемый мистер Макнаут?
       Тот довольно сощурил глаза, откинувшись на высокую спинку кресла:
       - О, это было только начало. Я внимательнее присмотрелся к неоспоримому алиби молодого человека. Многочисленные туристы видели Альбера начиная с половины двеннадцатого. Убийство же произошло с 10.30 до 11.00. Всё это время Альбер находился в ресторане "У старой ивы", в дальней комнатке, из которой нет другого выхода. Лишь окно, выходящее на крутой обрыв. Разумеется, пройти там невозможно. Но куда же все-таки делся курьер, прибывший из Лиона? Хотя, в любом случае, Альбер никак не мог оказаться на месте убийства, до которого почти пять миль пути по извилистой горной дороге. Если только он не шел напрямик, через скалы, по тропам, известным лишь ему да диким козам. Альбер вполне мог появиться нежданным, с противоположной стороны. И ему незачем было подходить вплотную, давая возможность Грегори вытащить револьвер. Камень, метко брошенный из пращи, - и оглушенного мужчину без особого труда удалось скинуть в пропасть.
       Месье Жюль укоризненно покачал головой:
       - Это сказки, всего лишь сказки. В ресторане присутствовало вполне достаточно иных свидетелей. К тому же что либо подобное в любом случае нереально. Необходимо иметь крылья, чтобы за сорок минут суметь добраться туда и обратно.
       Довольный Макнаут вскинул руку с давно забытой сигарой:
       - Вот! Остаётся самое главное - мистер Гарфильд, добропорядочный английский джентльмен, безукоризненный свидетель, в чьем слове не усомниться ни один судья. Мистер Гарфильд, утверждающий, что он ни на миг не расставался с молодым человеком. Однако же никто не может подтвердить в какое время они покинули пансионат. Альберу ничего не стоило достать часы из кармана задремавшего джентльмена, перевести их, скажем, на час вперёд, разбудить его и отправиться на экскурсию. По боковой тропе, где они не встретили ни одного прохожего. Затем уставшего мистера угостили сытным завтраком, парой бокалов крепкого пива, и оставили дремать под присмотром надежного товарища, вполне возможно, воевавшего в том же отряде маки. Вернувшись, Альбер вновь перевел часы, разбудил сэра Гарфильда, и отправился с ним у всех на виду ловить форель. Безукоризненный план. Но юноша допустил лишь одну, совсем маленькую ошибку - переводя часы, ошибся на три с половиной секунды. Нелегко оказалось соответствовать вековому швейцарскому качеству.
       Месье Жюль взирал с крайней задумчивостью:
       - У вас богатая фантазия, мистер Макнаут, признаться, крайне неожиданная для англичанина.
       - По отцу я шотландец, так что мне никогда не приходилось жаловаться на недостаток воображения, - усмехнулся детектив.
       - В любом случае, это всего лишь ваши соображения, к тому же, ничем не подкрепленные.
       - О, да. Казалось бы, можно заставить сознаться пару имеющихся лжесвидетелей, но в действительности они наверняка будут молчать, и вовсе не из страха оказаться замешанными в убийстве. Но у меня иная цель. Я не служу в полиции, и такие дела мои наниматели не стремятся выносить на всеобщее обозрение. А мистеру Эдвардсу вполне достанет данных умозаключений.
       - Которыми вы, возможно, разрушите счастье двух молодых людей.
       - Увы, моя работа часто приводит к подобным результатам.
       Месье Жюль вскинул неожиданно пристальный взгляд:
       - Но стоит ли она того?
       Спокойно и твердо глянул детектив:
       - Он убийца, месье Жюль.
       Старый усталый мужчина аккуратно положил на стол дымящуюся трубку:
       - Мы все убийцы. Я был несколько моложе тогда, а наши спокойные городки вдруг стали напоминать разворошенные осиные гнезда. В отель заскочила пара солдат, отбившихся, очевидно, от своей части. Размахивали автоматами, сгребали всё в узлы - я не перечил. Им же тоже надо было что-то кушать. Но когда они поволокли в сарай Марджинку... Говорят, в долинах всё по иному, говорят, что многие там и не возражали бы, но у нас здесь свои законы. Я не герой, раньше я бы помалкивал. Но шел уже сорок четвертый год. Я прошел на задний двор, вынес ружье и выстрелил тем парням в затылки. Затем взял их за руки, Марджинка - за ноги. Погрузили на тачку и отвезли к ущелью... Не мною сказано - не судите, да не судимы будете...
       Макнаут чуть повернулся, пододвинувшись ближе к огню. Правое плечо вновь ныло, словно перед непогодой. В камине чуть слышно потрескивали поленья, медленно рассыпаясь ярко алеющими угольками. Детектив поднял голову:
       - Возможно, Альбер действительно не решился обвинить клиента и вы вычислили виновника без его помощи. Но ведь вы были третьим из принимавших решение. Или же первым? И это именно вы выделили мне столь удобную угловую комнату на нижнем этаже и подбрасывали камни. Зачем?
       - Вы же разгадали всё сами.
       - В какой-то момент я заподозрил, что кажущиеся загадки не имеют прямого отношения к убийству, скорее, являются попыткой запутать расследование. В некоторой степени вам удалось отвлечь меня. Но не могли же вы всерьёз надеяться сбить меня с пути подброшенными булыжниками. Так что же это было?
       Месье Жюль вздохнул:
       - Горы, мистер Макнаут, всего лишь горы. Наша плоть и кровь. Вы приехали столь далёким и отчужденным, так четко шли по следу, не глядя по сторонам. Я понял - рано или поздно, но вы доберётесь до цели. Но вы же шотландец, горы взрастали на вашей крови. К тому же - воевали на нашей земле и не могли оставаться здесь чужим. И я вовсе не был первым из тройки. Слишком много совершено ошибок, чтобы брать на себя смелость принимать решения за других. Я всего лишь пытаюсь предоставить каждому возможность выбирать самому.
       ...В давно уже опустевшем зале молча курили двое седоволосых мужчин, задумчиво глядя на угасающее пламя.

    8


    Середа Е. Долг звезды   47k   Оценка:8.36*5   "Рассказ" Проза, Детектив, Фэнтези

      Мешед шагал по темным улицам. Медленно падали снежинки, искрящиеся в свете фонарей. Юноша, не смотревший под ноги, споткнулся о камень на мерзлой земле и вздохнул. Газовые горелки на стенах некоторых домов были почти бесполезны. Фонари - зависшие над металлическими "ножками" шары - давали куда больше света. В Сумеречном мире, лишенном солнца, ни один город не мог существовать без них. Но наполнять их магией, похоже, скоро станет некому.
       Дойдя до перекрестка, Мешед остановился перед внушительной скульптурной композицией. Она изображала звезду - высокого старого аэлу в мантии. В воздетых к небу руках он держал сферу из яркого белого света, которая питала силой фонари на этой улице. Юноша сконцентрировался и почувствовал, как в животе разливается тепло. Через несколько мгновений из его ладони потянулась струйка света, и шар засиял чуть ярче. Фонари насытились магией, и сумрак на улице немного отступил. Искр, учеников звезд, часто заставляли ходить именно этой, слабо освещенной дорогой, чтобы они не забывали о своей главной обязанности - дарить людям свет.
       Мимо застывшего у скульптуры Мешеда прошел аэла. Его лицо скрывал капюшон, но высокий рост, выше, чем у любого человека, выдавал принадлежность мужчины к древней расе мудрецов. По земле, потихоньку закрываемой снегом, зашуршала бежевая мантия с меховой оторочкой. Звезда. Наверное, один из учителей общины. Он мельком глянул на фонари и покачал головой. Огромные раскосые глаза с черными белками обратились на Мешеда. Мужчина ему признательно кивнул, хотя мрак по краям улицы так и не рассеялся. Несколько недель назад усилиями искр она по освещенности не уступала центру города, но сейчас все будущие звезды сидели по домам.
       Главный проспект Руты гудел немного тише, чем обычно. Празднично сверкали фонари, некоторые шары съехали со своих "ножек" и летали над улицей, освещая путь повозкам. Здание, куда направлялся юноша, отличалось от других строений большим размером и россыпью горящих окон. Снег тщательно смели со ступеней, хотя он только-только прекратился. Мешеду пришлось собраться с духом, прежде чем миновать широкие врата. Сегодня учитель вызвал его к себе, а подобное случалось слишком редко и обычно по неприятным поводам. В последний раз за юношей присылали недели три назад, и новость была ужасной.
       Около месяца назад в Руту вернулась звездная болезнь. Город притих, но жизнь его человеческой половины текла своим чередом - смертельный для аэл недуг не трогал людей. Его эпидемия несколько раз почти начисто выкашивала население страны. Долгожители аэлы, коренные обитатели Руты, больше других рас Сумеречного мира склонные заниматься науками и редко заводящие семьи, восстанавливали свой род с трудом. Поэтому они старались без нужды не покидать свои жилища. На улицы выходили только звезды, призванные бороться с любой заразой. Насмешка судьбы состояла в том, что звездная болезнь на сей раз убивала пока только тех аэл, которые были звездами.
       Мешед застыл на последней ступеньке лестницы и взмолился, чтобы болезнь обошла его учителя. Он просил об этом уже несколько недель, но сегодня, получив известие, что его ждут в покоях Светоча, по-настоящему испугался. Учитель никогда не принимал искр в своих покоях.
       В просторных залах главного здания общины было многолюдно. К звездам всегда приходило огромное количество посетителей. Не уменьшилось их и сейчас, невзирая на слухи о заразной болезни. В длинных светлых коридорах сидели люди, иногда к стенам прислонялись аэлы или на мягких коврах устраивались змеелюди. Остальным народам Сумеречного мира было далековато ездить в северную Руту, чтобы встретиться со звездами. Да и братство открывало общину в каждом крупном городе, чтобы до них было проще добраться. Мешед, робеющий перед теми, кто глядел на него с надеждой как на будущую звезду, использовал боковой коридор, чтобы подняться на четвертый этаж. Там и находились комнаты его учителя.
       У входа сидел звезда-человек. Аэлы Хлаана, добродушного помощника учителя, не было, и грудь Мешеда стиснуло тяжелое предчувствие. На вопрос, где ближайший сподвижник Светоча, звезда не ответил, напомнив, что ученику следует торопиться, когда его ждут. Кивнув, юноша поспешно отворил резную дверь.
       В кабинете произошла перестановка. Раньше в нем стоял огромный стол, заваленный бумагами, и несколько кресел. Теперь стол отодвинули, а сидений осталось два. По всей комнате горели масляные лампы, дающие теплый желтый свет, - учитель никогда не тратил свои силы на освещение, предпочитая использовать их на исцеление нескончаемых просителей. На узкой постели лежал почтенный аэла с кротким лицом. По кровати разметались синие одежды с вышивкой в виде созвездий, которые сияют на небесах Сумеречного мира и в то же время символизируют разные ветви братства. Из-под широких рукавов выглядывали худые морщинистые руки, одну из которых учитель поднял, приветствуя ученика. Взгляд добрых черных глаз размером с ладонь ребенка смягчился, когда побледневший Мешед шагнул к кровати и наткнулся на невидимый противозаразный барьер.
       - Учитель, вы...
       - Как нужно приветствовать своего учителя? - строго спросил его аэла.
       Юноша опустился на колено и склонил голову.
       - Да не иссякнет ваш источник магии, звезда Даалу, Светоч созвездия Лисицы. Ваш ученик...
       - Ну ладно, хватит, - прервал его Даалу. Он никогда не отличался терпением. - Я вижу, что ты еще не забыл о приличиях. А теперь поднимайся и садись на кресло.
       Мешед послушно выполнил приказание и замер, разглядывая собственные колени. Он не знал, что сказать, а Даалу молчал. Мешед вообще не представлял, что нужно говорить в таких случаях. Некогда живые, с задоринкой глаза Светоча потускнели и глубоко запали. Его руки и лицо - а под одеждой наверняка и все тело - покрывали маленькие белые точки. Через несколько часов или дней, в зависимости от сопротивления организма, эти точки вырастут и станут похожи на маленькие звездочки. Очень горячие звездочки, которые будут жечь кожу и мышцы изнутри, причиняя безумную боль. Именно она и убивает аэл, заставляя их мучиться перед смертью. Так действует звездная болезнь.
       Даалу не стал дожидаться, когда Мешед наконец придумает, как спросить, сколько осталось жить его учителю.
       - Симптомы появились в середине периода сумрака, перед обедом, после моего обхода общины. Скоро период тьмы, но пятна пока не увеличиваются. Я трачу много магии на то, чтобы сдерживать болезнь. Думаю, у меня есть несколько суток.
       - Учитель, я сожалею... - срывающимся голосом заговорил Мешед.
       - Я позвал тебя не для сожалений, - резко сказал Даалу. Светоч и без того знал, что будет означать его смерть - потеря главы созвездия и одновременно одного из сильнейших магов, кратковременный хаос в братстве, вероятно, паника, потому что мало кто справится с управлением так, как он. Особенно в кризисе, вызванном гибелью стольких звезд. Но все это его совершенно не волновало. - Напомни-ка мне, Мешед, главные заповеди братства.
       - Указывать людям истинный путь, дарить свет и развеивать тьму, исцелять болезни, отказываться от платы за содеянное добро... - стал перечислять ученик.
       - Хватит, - снова прервал Даалу. - Наша жизнь - служение живым существам, населяющим Сумрачный мир. Поэтому печалиться обо мне неуместно. Нужно сожалеть о тех, кому я не смогу помочь.
       Юноша грустно кивнул. Звезды всегда сгорают, выполняя свою миссию. Но о том, кто в последние шесть лет заменил отца и мать, не плакать невозможно.
       - Впрочем, тебе все это и так известно, - махнул рукой Светоч. - Позвал я тебя не затем, чтобы мусолить заповеди, а чтобы дать задание. Расскажи мне, что ты знаешь о вспыхнувшей эпидемии.
       Искра удивленно поднял голову, а затем нахмурился.
       - Строго говоря, эпидемии нет. В неделю умирают один-два аэлы, исключительно звезды. Если сравнить с предыдущими случаями появления звездной болезни в Руте, то количество умерших слишком маленькое, а смерть наступает очень быстро - за два-три часа, иногда скорее.
       Он говорил медленно, обстоятельно и спокойно, как будто знал все. Именно так и должен говорить будущий звезда. Что ж, его обучение близится к концу.
       - Есть еще важный момент, - напомнил Даалу.
       - Да, - согласился Мешед. - Никто не смог выяснить, откуда пришла зараза.
       - А теперь скажи мне, зачем я тебя позвал.
       Глаза юноши распахнулись.
       - Учитель, даже если я найду разносчиков болезни, у меня не хватит сил их вылечить.
       Светоч спрятал улыбку. Да, настоящий звезда. Другой на его месте сказал бы что-нибудь об уничтожении источника заразы.
       - Мешед, - мягко произнес Даалу. - Звездная болезнь - одна из тех немногих болезней, которые мы не способны вылечить и которые могут убить звезду. Если созвездие этой страны исчезнет, то она останется без защиты. Люди в Руте не стремятся нам помочь в поисках разносчика, потому что их это не касается, а аэлы боятся. Никто не хочет верить, что после единичных смертей может вспыхнуть настоящая эпидемия. Ты один из немногих людей среди искр и самый способный среди них. Ты приехал с юга шесть лет назад, и до сих пор наши обычаи для тебя в новинку. Кто-нибудь другой не заметит того, что заметишь ты. Поэтому я и выбрал тебя для этого задания. Ты обязан найти источник болезни - это твой долг, как будущей звезды. Что делать дальше, решу я. У тебя есть всего пара дней, иначе я умру. Ты должен поторопиться. Я возлагаю на тебя большие надежды, - тихо добавил он, пристально глядя на ученика.
       Мешед встал, затем склонился перед учителем. Еще никогда Светоч не говорил, что надеется на него.
       - Звезда Даалу, я приступлю к заданию прямо сейчас.
      
       Чтобы не встречаться с посетителями, Мешед решил выйти из здания через жилое крыло, а не через залы приемов. Он не хотел видеть, как гаснет надежда в глазах ожидающих очереди попасть к Светочу, чтобы исцелиться. Но и в комнатах звезд искру ждало неприятное известие.
       Он спускался по лестнице, когда мимо него, чуть не сбив с ног, пробежали двое звезд. Один из них помчался дальше. Второй, с густыми, высоко поднятыми бровями, создающими впечатление постоянного изумления, притормозил.
       - Мешед! - воскликнул он. - Как хорошо, что я тебя встретил!
      Юноша почтительно склонился.
      - Рад тебя видеть, звезда Хлаан, - он с тревогой посмотрел вслед другому звезде. - Что случилось?
       - Я в курсе задания, которое тебе дал Светоч, - доверительно прошептал Хлаан. Потом его интонация изменилась: - Поспеши на первый этаж. Только что обнаружили Миирен. Звездная болезнь... - аэла замолчал, брови печально съехались над переносицей. Мешед ободряюще прикоснулся к его плечу. Хлаан был намного его старше, но по меркам аэл считался молодым, и разница в годах не помешала помощнику Светоча и искре подружиться. - Я должен предупредить всех аэл, чтобы не спускались туда. Иди скорее, - звезда мягко подтолкнул Мешеда.
       Значит, Миирен Дарящая Тепло, одна из самых чутких и сердобольных звезд. Она уходила в наиболее отдаленные от крупных городов деревни, где жители не могли заготовить достаточное количество дров, и помогала сохранить тепло в домах. Ее магии хватало, чтобы люди месяц могли не отапливать дома. А возвращаясь в Руту, Миирен каждый день обходила окраины города и согревала магией нищих. Ее прославляли многие. Почему должна была умереть именно эта аэла? От кого она заразилась и кого болезнь заберет следующим?
       Искра кивнул Хлаану - надо было попасть в комнату Миирен раньше, чем начнут сжигать ее вещи. Так поступали с каждым, кого сразила звездная болезнь, чтобы она не распространялась дальше. Но, видимо, эта мера не действовала, потому что зараза не останавливалась. И Мешед рванул на первый этаж, перепрыгивая через несколько ступеней разом.
       Поздно. У комнаты Миирен, преграждая всем путь, стоял страж. На его пальцах кольцами поблескивали искорки - любого, кто рискнет прорваться мимо этого мрачного мужчины в красной форме, ударит молния. Из закрытого помещения струился дымок - там уже с помощью очистительного огня сжигали вещи умершей. Возле стража тихонько всхлипывала невысокая миловидная звезда. Наверное, подруга Миирен.
       Мешед попытался шагнуть к двери комнаты, но страж выбросил вперед руку, не пуская его.
       - Искрам входить в жилище зараженного запрещено, - устало напомнил звезда, стоявший чуть в стороне от стража. Уголки его губ были опущены вниз - все члены братства искренне любили друг друга, и смерть одного из них становилась ударом для каждого.
       - Мне нужно узнать, вела ли звезда Миирен журнал, где записывала приходящих к ней на излечение, и встречалась ли она с другими аэлами, - сказал ему Мешед.
       - Если и вела, то он уже сожжен, - вздохнул звезда. - Зачем тебе это? Наверняка она заразилась от Светоча.
       - Она его два дня не видела, - возразила женщина, вытиравшая слезы. Ее голос дрожал. Приглядевшись к ней, Мешед вспомнил ее имя - Инайя. - Миирен приехала два дня назад, встретилась со Светочем Даалу и потом почти не выходила из комнаты - разбиралась с бумагами, за которые он ее посадил, и принимала посетителей.
       - Она общалась еще с кем-нибудь вчера и сегодня? - спросил Мешед.
       Инайя пожала плечами.
       - Со своим помощником, Велетом. Он сейчас дома у себя. К нему пошел кто-то из звезд - сообщить о Миирен.
       - А далеко он живет?
       Инайя глубоко вдохнула, стараясь успокоиться, и назвала адрес. Помощник жил на выезде из города, слишком далеко, чтобы идти туда сейчас, после захода луны. К тому же ему после такого известия наверняка захочется побыть одному, а не отвечать на вопросы назойливого искры. Мешед поблагодарил Инайю и направился к выходу из здания.
       Странная все-таки в этот раз звездная болезнь. Раньше она не ждала несколько суток, симптомы проявлялись в первые два часа после заражения. Миирен вряд ли могла заразиться от кого-то из аэл, кроме Светоча, если она не покидала комнату. Но если Дарящая Тепло правда заразилась от него, то теперь больна вся община. Однако другие аэлы не чувствовали недомогания. Что-то здесь не так.
      
       Покинув общину, Мешед направился в архив Руты, где хранились записи обо всех похороненных в городе. Возможно, первый зараженный аэла прибыл из другого места и здесь умер, но никто вовремя не догадался, что у него звездная болезнь.
       Архив находился на противоположном конце Руты, и юноша порядком замерз, пока добрался туда. Пальцы перестали гнуться, но Мешед этого не замечал. Учитель сказал ему, что возлагает на него надежды! Это был серьезный повод для гордости. Пятнадцатилетний мальчик приехал в Руту издалека, чтобы исполнить свою мечту - стать звездой. Тогда он еще не знал, что людей редко принимают в братство. У них недостает магических сил, которые необходимы для исполнения двух главных заповедей - дарить свет и исцелять. Поэтому звездами в основном становятся аэлы, у которых магии часто с избытком. Но смуглому мальчику-южанину повезло. Его потенциал нашли впечатляющим. Однако, попав к искрам, он превратился в одного из многих, в того, кого нельзя хвалить. Так в подростках развивали скромность и смирение, необходимые звездам. И слова учителя грели душу Мешеда.
       Ему пришлось долго спорить со смотрителем архива, чтобы его пустили туда в такое позднее время. Шел четвертый час периода тьмы - время спать. Сонный смотритель сначала не хотел ничего слышать о важности чьего-то там задания. В конце концов он сдался и засеменил следом за юношей.
       Искра уверенно направился в подвал, куда складывали записи об умерших. Крохотный клубочек света, созданный прямо над макушкой, помог найти шкаф со свежими бумагами - к нему вела вытоптанная в пыли дорожка. Мешед чихнул, вытаскивая нужные ему папки. Похоже, никто кроме него и архивариуса, добавлявшего новые листы, погибшими не интересовался.
       Папка с описями двух минувших месяцев оказалась заметно толще, чем остальные. Не удивительно - Рута не была большим городом, а присутствие в ней звезд снижало количество умерших до минимума. Здесь жителей забирала старость, или они погибали в несчастных случаях.
       Мешед осторожно перекладывал листы. Первым ему попалось имя звезды Леелен. Эта аэла принимала просителей в любое время, и ее тело обнаружили сегодня в начале периода сумрака, когда взошла луна и проснулись соседи. Всего насчиталось девять имен звезд: три скончавшихся за первые две недели и шесть - за последнюю. Мало, если учитывать, что звездная болезнь раньше уносила по сотне жителей в неделю даже при карантине.
       Сопение дремлющего за соседним столом смотрителя сбивало с мысли. Искра пожевал нижнюю губу. О чем он думал? Да, эпидемия. Позиция мэра в такой ситуации понятна, хотя аэлы - и Мешед тоже - ее не одобряли. Глава Руты отказался вводить карантин, так как это означало ограничение поставок продовольствия и товаров. Город, стоящий только благодаря магии, не мог лишиться поддержки деревень, которые разводили скот и выращивали немногие приспособившиеся к вечной темноте растения. Закрыть общину тоже нельзя - братство помогало выжить деревням, вдобавок к некоторым из местных звезд стекался народ аж из столицы. Изоляция звезд стала бы сильным ударом по экономике Руты. Так, во всяком случае, объявил мэр. Братству посоветовали реже ходить по городу, но кто может запретить звездам помогать страждущим? И болезнь продолжила убивать.
       Впрочем, кое-кто вообще не верил, что звездная болезнь вернулась. Мешед и сам засомневался в этом, глядя на записи. Слишком уж большой интервал между смертями и слишком быстрая гибель. Либо это новый вид звездной болезни, взявшийся непонятно откуда, либо... Юноша ненадолго закрыл глаза ладонью. Учитель намного умнее, чем он. Если бы это были убийства, искать преступника отправили бы кого-нибудь другого, точно не искру. А он должен обнаружить источник болезни.
       Мерцание светового шара порождало множество теней, плясавших по бумагам и делавших иногда быстрый почерк архивариуса неразличимым. Мешед, вглядывающийся в листы и старательно запоминающий каждую мелочь, потер виски. Он провел большую часть светлого времени суток на занятиях по практическому исцелению и устал. Глаза слипались, но добавлять яркости шару юноша не стал. Магия всегда отбирала силы, а одно из правил звезд звучало примерно так: меньше трать на себя и больше - на нуждающихся. Мешед считал его обязательным и поэтому установил мерцающий клубок прямо над папкой, чтобы на нее попадало больше света.
       Осталось двое умерших. За десять суток до появления звездной болезни на окраине Руты убили городского колдуна. Еще за восемь суток до этого похоронили бывшего мэра города, который давно отошел от дел и дышал на ладан уже лет пять. Никто из приезжих за это время не умер. В смерти мэра не было ничего необычного, но случай с колдуном заинтересовал Мешеда. Мужчина занимался в основном проклятиями, любовными эликсирами и прочей чушью. Как-то его поймали на том, что он насылал болезни, и ненадолго посадили в тюрьму. Мог ли он наколдовать звездную болезнь или оказаться ее разносчиком? Чтобы понять что-то, нужно было узнать, нашли ли убийцу, и осмотреть дом колдуна. Юноша зевнул и взглянул на часы. Середина тьмы. Нужно дождаться сумрака, чтобы попасть куда-то. А оставшиеся несколько часов было бы неплохо поспать.
       Прочитав записи, Мешед положил их на место и разбудил смотрителя, который сразу недобро заворчал. К счастью, архив больше не понадобится - ученик Светоча обладал прекрасной памятью. Он снова зевнул, вежливо попрощался со смотрителем и отправился в корпус общины, где жили искры.
      
       Мешед проснулся, когда рассветало. Он скинул с себя шерстяное одеяло, зажег лампу, купленную по примеру учителя, и выглянул в окно. За ним медленно и спокойно падали снежинки. Мешед любил снегопады. На его родине было теплее и светлее, но этот северный край обладал очарованием, покорившим шесть лет назад мальчика-южанина. Крохотные многогранные снежинки были похожи на звездочки и напоминали о стезе, которую он для себя выбрал. Здесь, в царстве холода и снега, звёзды, дарующие свет, тепло и исцеление, были нужнее, чем где-либо еще. И если когда-нибудь братству удастся зажечь новое солнце взамен украденного столетия назад, то это случится именно на севере.
       Первым делом Мешед собирался посетить ученика Леелен, жившего с ним на одном этаже. Эти двое аэл практически не разлучались, и он наверняка знает, с кем виделась звезда накануне смерти. Молодой аэла, к счастью, оказался у себя в комнате. Он ткал для кого-то пояс, вплетая в него магию тепла.
       - Много с кем она встречалась, - нехотя ответил искра на вопросы Мешеда. Он до сих пор был расстроен из-за гибели Леелен. - И мало с кем из звезд. Вечером ее вызвали к Светочу Даалу, а потом к ней пришли посетители. Не знаю, кто это был, и никто не знает - она же и в периоды тьмы работала.
       - А она не общалась с Миирен? - спросил Мешед.
       - Нет, Дарящая Тепло была все время занята.
       Выйдя от искры, Мешед решил навестить Велета. Возможно, хотя бы ему известно, кого принимала Миирен. Пока что Мешеду не нравились выводы, сделанные на основе архивных записей и двух смертей. Обе аэлы заразились либо от Светоча, либо от кого-то из посетителей. Но если бы кто-то из горожан заболел звездной болезнью, то в Руте давно бы поднялась паника. Болезнь у Даалу протекает медленно благодаря его невероятной магической силе. Он мог не знать о том, что подхватил заразу, распространяя ее повсюду. Но после появления у него симптомов умерла только Миирен. Мешед потряс головой, сбрасывая с темных волос снежинки. Велет наверняка все прояснит.
       Дверь деревянного домика открыла женщина. Она радостно выскочила навстречу гостю, но, увидев, что это незнакомец, поникла. На ее ресницах блестели слезы.
       - Не нашли Велета? - спросила она юношу, очевидно, спутав его с кем-то другим.
       - Простите, я искра, пришел задать ему кое-какие вопросы, - смутился он. - А что с ним случилось?
       Женщина побелела еще сильнее и схватилась за сердце. Мешед ринулся к ней и поддержал ее, чтобы она не упала, быстро бормоча облегчающие боль заклинания.
       Помощник Дарящей Тепло исчез вчера, незадолго до того, как к нему с печальной вестью пришел звезда. Вечером Велет никак не мог усидеть на месте. Жене он пожаловался, что перед уходом от Миирен видел человека со звездами на лице, и теперь беспокоится о ней. Не выдержав, Велет оделся и сказал, что вернется в общину. Но не вернулся. И пока не обнаружили ни его следов, скрытых обильных снегопадом, ни самого помощника.
       Выслушав рыдающую женщину, юноша огляделся. Обстановка была бедной, но запасов магического тепла хватит на месяц, а заряду световых шаров позавидовали бы и некоторые из искр. Миирен успела позаботиться о Велете и его семье. Поэтому Мешед взял статуэтку со стола и обволок ее успокаивающей магией. Каждый раз, когда женщина станет брать вещицу в руки, ей будет немного легче.
       Оставив жену Велета, Мешед заторопился к учителю, чтобы обо всем ему сообщить. Велета явно убили - от его дома до общины вела освещенная дорога, на ней не заблудишься. Но кому и зачем понадобилось избавиться от бедняги? Теперь ясно, что аэлы умирают все-таки от звездной болезни. К ним приходит некто, кто заражает их. Может, он хочет, чтобы его исцелили... Нет. Искра резко остановился. Если бы кто-то хотел лечения, то пришел бы к братству открыто. И как неизвестный аэла скрывает свою болезнь в Руте, умудряясь не перезаражать весь город? Кровь прилила к лицу Мешеда, ему стало жарко, невзирая на мороз. Ответ мог быть только один, но он был настолько абсурден, что не укладывался в голове. Больной аэла - один из звезд. Только звезда способен достаточно долго сдерживать болезнь, а в городе никто не заразился потому, что источник заразы не покидал здание общины. Миирен, скорее всего, не испугалась зараженного из-за того, что хорошо знала его. А Велета убили, потому что он видел лицо этого аэлы.
       На ватных ногах Мешед пошел в общину, поборов желание зачерпнуть снега и охладить пылающие щеки. Невероятно, невероятно! Как он скажет такое учителю? Это подрывает все устои звезд, все, на чем основано братство... Придется собирать совет общины, обыскивать каждое помещение, унижать звезд досмотром. Да и поверят ли вообще простому искре? Три недели сдерживать звездную болезнь - о подобном никто не слышал. Сердце юноши бешено билось. Он мечтал о том, чтобы все это оказалось лишь его безумной фантазией.
      
       Совет поднял Мешеда на смех. Чего он только не услышал в свой адрес. Нет, конечно, ни одного плохого слова - звезды до этого не опустятся. "Для искры недостойно делать такие предположения, недопустимо сомневаться в устоях братства, имеет ли право стать звездой искра, который не верит собратьям..." Кровь стучала в висках каждый раз, когда он думал об этом. Мешед искал успокоения, любуясь снегопадом. Снежинки кружились в сумрачном воздухе, ложась на подоконник ровным слоем. Так и сумбурные мысли постепенно упорядочивались, складывались в фигуру, чем-то похожую на звезду.
       Миновали сутки с тех пор, как он прибежал к учителю и поделился с ним своими выводами. Даалу хмурился, не до конца веря ученику, но созвал восседающих звезд общины. Сам он не мог присутствовать на собрании из-за болезни. А без его веского слова доводы юного искры разбили в пух и прах. Единственная уступка, на которую пошел совет, - ограничить аэл-звезд во встречах с земляками. Восседающие признали, что давно пора было так сделать. Аэл могли принимать и люди-звезды. Боль от позора, которым в общине покрыли юношу, уменьшалась благодаря этому. Аэлы перестанут умирать, и источник заразы выявит себя.
       Сбор совета и оглашение запрета съели сутки и потом еще половину. За это время никто не умер. Мешед утешался тем, что загубленные шесть лет учебы - теперь его вряд ли возьмут в братство - послужат на правое дело. Но он ошибся.
       Период сумерек сегодня мало чем отличался от периода тьмы. Тучи закрывали луну, не позволяя пробиться к земле даже маленькому лучику. О том, что умер очередной звезда, стало известно, когда незаметно закатилась луна.
       Мешед узнал об этом от Инайи. Она пришла к нему во втором часу тьмы и рассказала, что около часа назад в главном здании общины обнаружили аэлу Таару, который всего пару месяцев назад надел мантию звезд. Воодушевленный, он принимал всех подряд по любым вопросам. И поплатился за это. Таару еще был жив, когда его нашли, но боль уже свела его с ума, и он только стонал, не в силах выговорить ни слова.
       - Значит, нет никакого звезды, который ходит и заражает всех не понравившихся ему собратьев, - сказал Инайе Мешед. Он сидел на кровати, прижав ладони к лицу, а локти уперев в колени. Его огорчило не то, что он оказался не прав, а то, что звезды продолжили умирать.
       Женщина, задумавшись, смотрела в окно. В комнате юноши ей нравилось - без всякой магии он добился того, что гости чувствовали умиротворение. Наверное, дело в лампе, подумала Инайя, в ее мягком свете, далеком от режущей глаза яркости магических шаров.
       - Я так не думаю, - возразила звезда. - Просто ты упустил что-то важное.
       Искра выпрямился.
       - Ты права, - кивнул он. - Нужно выяснить, от кого мог заразиться Таару.
       - Я кое-что выведала... - Инайя слегка покраснела, когда Мешед обратил на нее заинтересованный взгляд красивых карих глаз. - Как и Миирен, Таару вызвали к Светочу незадолго до смерти. И опять никто не знает, кого он принимал вчера и сегодня.
       - Светоч... - пробормотал юноша.
       Даалу единственный, кто не умер в первые два-три часа после заражения. Если, конечно, отмести идею, что звездная болезнь ждет двое суток, чтобы "проснуться" и сразить жертву. Но учитель самый могущественный среди местных звезд, и ему под силу сдерживать недуг. Тем не менее его срок подходил к концу - никто за всю историю эпидемий не выдерживал больше четырех суток. К третьим суткам боль практически уничтожала разум. Мешед прикинул количество периодов, которые был болен Даалу.
       - Как себя чувствует Светоч? - спросил он.
       - Неплохо, - удивилась вопросу Инайя. - Когда я уходила, восседающим понесли его очередное воззвание.
       Значит, Даалу в ясном уме.
       - Я же не могу подозревать собственного учителя! - горько произнес Мешед. Заметив изумление звезды, он спохватился, что сказал это вслух. - Прости, - извинился он. - Спасибо, что рассказала мне о Таару. Мне нужно обдумать это.
       - Если что, обращайся, - улыбнулась Инайя. - Если Миирен действительно убили, ее убийца должен быть наказан.
       Проводив ее, юноша рухнул обратно на постель. Учитель слишком добрый, слишком чистый, чтобы думать о нем подобным образом. Исчезновение звезд станет катастрофой для мира, вынужденного выживать без солнечного света. Если бы не братство, каждый год от холода и голода погибали бы тысячи и тысячи обитателей Сумеречного мира. Тот, кто мечтает о подобном, должен быть настоящим извергом. Кроме того, зачем Светочу просить собственного ученика расследовать совершенные собой же преступления?
       Искра встал перед окном, наблюдая за снежинками. Конечно, Даалу невиновен. Это он, Мешед, что-то пропустил в своих рассуждениях. Кажется, он вчера хотел что-то сделать и в суматохе забыл. "Колдун!" - вспомнил юноша. Не исключено, что его смерть и гибель звезд - совпадение. И все же следует проверить, нет ли между ними связи.
       Виновного в убийстве не вычислили, и дело до сих пор не закрыли. Поэтому ключи от дома колдуна все еще находились в штабе стражи. Два дежурных стража посмотрели сначала на часы, а потом на Мешеда - как на полоумного.
       - Мальчик, ты вообще кто такой, - поднял бровь один из них, более молодой, оглядывая стройного юношу в шерстяной куртке.
       На мгновение Мешед пожалел, что не стал надевать рыжую рясу искр, предпочитая обычную, удобную одежду.
       - Я искра, - объяснил он. - Светоч Даалу поручил мне найти, откуда появилась звездная болезнь и устранить ее источник. Я думаю, что колдун как-то связан с заразой.
       Стражи переглянулись.
       - Колдун был человеком, - проворчал молодой. - Какой ему интерес в звездной болезни? В любом случае, я туда среди тьмы не потащусь.
       - Я тебя провожу, - сказал Нилт, второй страж, постарше. - Звезды много делают для нас. Они и меня когда-то лечили. Так что не помочь тебе - как-то даже неприлично, - он улыбнулся Мешеду.
       Дом колдуна стоял на окраине Руты, но был кирпичным и с толстыми стенами. Стрельчатые окна и лепнина вызывали мрачное и в то же время торжественное настроение, соответствующее роду занятий хозяина. Зловещий вид фасада не смягчался даже снежными шапками, искрящимися в свете фонарей. Мешед невольно поежился, когда входил в здание.
       Внутри царили мрак и холод. Юноша не нашел никаких ламп в холле. Видимо, бывший владелец сам умел создавать световые шары или пользовался услугами звезд. Поэтому Мешеду пришлось осветить помещение самому. Нилт восхищенно охнул, когда с пальцев его спутника сорвались десятки крохотных, но очень ярких сфер. Они разнеслись по всему дому, развеивая темноту во всех его уголках. Мешед на сей раз не скупился - он знал, что стража экономит на освещении при обысках и из-за этого частенько пропускает важные улики. Если среди вещей колдуна осталось что-то, способное навести на след звездной болезни, то искра обязан это найти.
       - Здорово у тебя получается, - с уважением сказал ему Нилт, наблюдая за огоньками. - Ты станешь сильной звездой.
       - Ага, - рассеянно ответил Мешед. В животе сохранялось приятное тепло, которое скоро истает. А пока оно согревало тело, стоило пошевелиться и начать искать.
       В доме они провели около двух часов, прежде чем удалось откопать что-то стоящее внимания. Колдун не отличался любовью к порядку, поэтому пришлось впустую перебрать немало хлама. Наконец Мешед заметил под комодом торчащий краешек листа и выудил странную схему. Внизу колдун росчерком оставил чье-то имя - Акен Дьетт. На рисунке был изображен человек - это был именно человек, а не аэла и не представитель других рас Сумеречного мира, - с телом, покрытым мелкими точками. Приблизив рисунок к самым глазам, Мешед решил, что пятнышки похожи на звездочки. Но какой смысл рисовать их на теле человека?
       - А что означают эти круги и стрелочки? - спросил Нилт, изучающий схему вместе с искрой.
       - Это руководство по магическому воздействию, - объяснил он. - Большими кругами выделены области, на которые нужно "надавить" магией, стрелочки - это направления магических импульсов. Вот тут, например, - юноша провел ногтем по бумаге, - показано, как повысить температуру тела в определенной точке. Прямо как... - он осекся. - Прямо как при звездной болезни.
       - Но тело-то человеческое, - возразил страж.
       Мешед задумался. Схема бессмысленна сама по себе, к тому же в ней невероятное количество ошибок. Не пропустивший ни одного занятия по исцелению, искра видел, что такая температура пятен не убьет, хотя будет причинять неимоверные страдания. Однако колдун все-таки зачем-то нарисовал схему, и это каким-то образом связано со звездной болезнью. Юноша помассировал виски. Соображай, соображай, причем здесь человек...
       - О нет, - грустно произнес он.
       Нилт вопросительно посмотрел на него.
       - Велет сказал, что видел человека со звездами на лице. Человека, а не аэлу, - сказал Мешед. - Колдун заразил звездной болезнью человека, который теперь убивает звезд.
      
       Найти Акена Дьетта оказалось несложно. Мешед предположил, что он будет носить перчатки и плащ с низко опущенным капюшоном, чтобы не выдать себя. Жители окраины быстро вспомнили подозрительного чужака, и вскоре после восхода луны искра стоял перед маленьким домом, который снимал человек по имени Акен.
       Мешед пришел один. Нилт предлагал помощь, и наверняка нужно было сообщить учителю, что убийца найден. Но Мешед отказался от этого. Скажи он кому-то об Акене - и либо над ним опять станут насмехаться, либо возмущенные горожане совершат самосуд над, возможно, невинным мужчиной. Обратиться к Хлаану или Инайе тоже нельзя - аэла может заразиться, а женщину подвергать опасности попросту низко. К тому же искра не был уверен в своих выводах. Что если колдун пытался вылечить Акена, а не привить его телу чужеродную болезнь? Что если Акен просил у звезд исцеления и не знал об их смерти? Нет, прежде чем говорить что-то кому-то, Мешед хотел удостовериться, прав ли он. Светоч поручил ему одному разобраться с этим, и он разберется.
       Луну снова скрывали тучи, мирно падали хлопья снега. Скоро снегопад закончится, и небо очистится. Юноша не волновался, когда стучал в дверь. Ему долго не открывали, и он решил создать световой шар, чтобы посмотреть, есть ли кто дома. Но как только из его ладони потекла серебристая струйка магии, скрипнула щеколда.
       - Здравствуйте, - бодро начал Мешед. - Я пришел...
       Сияние шара озарило желтоватое лицо с крупными белыми звездочками, как на последней стадии звездной болезни, и юноша замолчал. Облегчение от того, что учитель невиновен, сменилось страхом - перед ним убийца звезд! Мужчина усмехнулся.
       - Я ждал звезду. Но похоже, что для меня это слишком большая честь, раз за мной послали искру.
       Он говорил сквозь зубы; слова давались ему с трудом. Пятна, должно быть, причиняли ему дикую боль.
       - Заходи, пообщаемся, - Акен жестом пригласил гостя.
       И Мешед зашел. Внутри было почти пусто. Стол, кровать, пустой шкаф, скудная утварь на стенах - и больше ничего. Ни намека на магию. В углу толстая сальная свеча, рядом с печью валялась вязанка дров. Когда Мешед шагнул в помещение, световой шарик потянулся за ним, и мужчина приказал:
       - Убери его!
       - Почему?
       Юноша повернулся и посмотрел прямо в глаза Акену.
       - Потому что люди могут прожить и без вашей чертовой магии, - выплюнул тот.
       Мешед послушно погасил шар. Он со слабым шипением распался на тут же потухшие искорки.
       - Еще не поздно вылечиться, - тихо произнес юноша. - Если изучить схемы колдуна и объединить усилия звезд...
      - Мне не нужны звезды! Они никому не нужны! - почти выкрикнул Акен.
      - Если звезд не будет, то мир...
      - Вздохнет свободно.
       Мешед поджал губы. Кажется, пытаться поговорить с ним не то что глупо, а даже опасно. Акен прошелся по комнате. Только сейчас юноша заметил, что на дальней стене есть полка с книгами. Мужчина вытащил одну из них и стал листать. "Искусство врачевания", - гласила ее обложка.
       - Ты искра, - произнес он. - Ты еще способен услышать голос разума, поэтому давай сначала поговорим. Скажи мне, что ты знаешь о научном прогрессе за последние сто лет?
       - Научный прогресс? - удивился Мешед. Он посвятил себя магии и навскидку не мог вспомнить, изобрели ли что-то за минувший век.
       - Да, - без выражения подтвердил Акен. - Ты и слов-то таких не знаешь. Ну тогда хотя бы расскажи, как живут окраины страны.
       Юноша обвел комнату взглядом, словно где-то там прятался ответ. Он не понимал, почему его спрашивают об окраинах.
       - Селяне возделывают землю, разводят скот, - стал перечислять он.
       - Да нет же, - раздраженно прервал Акен. - Ты мне учебник цитируешь, а я спрашиваю, как живут окраины.
       Так и не дождавшись ответа от вконец растерявшегося искры, мужчина махнул рукой.
       - Ладно, я сам тебе расскажу. Окраины ничего не могут делать в темноте и мерзлоте и с землей, на которой ничего не растет. А живут они от прихода до прихода звезды, который даст им тепло, свет, всех вылечит, а еще иногда еду привезет. Но знаешь, в чем главная проблема? - книга с громким хлопком закрылась. - Главная проблема в том, что люди вне городов верят только в вашу чертову магию. Они не хотят улучшать свою чертову жизнь, потому что к ним приедут чертовы звезды и все подадут.
       - Звезды помогают страждущим и спасают умирающих, - втиснулся в паузу Мешед.
       - Дослушай, - перебил его Акен. - Я тебе расскажу, почему звезды вредят людям. Жил в одной деревне врач. Лечил соседей травами и лекарствами, а не магией. Ведь звезда приезжал к ним всего раз в год. Но соседи не хотели лечиться у врача. Они ждали звезду, потому что его исцеление было га-ран-ти-ро-ван-ным, - издеваясь, по слогам произнес он. - И когда с одним из селян случилось несчастье, а звезды не было, пришел врач, но ему не удалось спасти ребенка, потому что родители слишком долго не пускали врача. И тогда жители деревни сказали: убирайся, потому что ты убил нашего сына. Звезда бы, конечно, его исцелил, но звезду надо было ждать еще полгода. Тогда никто об этом не думал, - криво улыбнулся Акен. Мешед вдохнул, чтобы что-то сказать, но мужчина заговорил снова. - Так вот о чем я тебе хотел сказать, искра. Этому миру стали не нужны инженеры и ученые, врачи и землепашцы, потому что у него есть звезды, которые придут и принесут свою подачку.
       - Если не будет звезд, - сердито произнес Мешед, - то в Сумеречном мире не родятся инженеры и врачи. Их родители замерзнут и умрут от голода. А звезды несут им свет и тепло и спасают их души!
       - Да, - внезапно согласился Акен. - Спасают на настоящий момент. Но пусть лучше люди поумирают и выживут сильнейшие. Они родят тех, кто создаст обогревающие машины, осветительные машины, землепащущие машины... И ваша убивающая душу магия станет не нужна, - развел руками он.
       На его губах играла ехидная ухмылка, а в глазах горело пламя. Спорить с ним было бесполезно, к тому же Мешед смутно осознавал, что в этих рассуждениях есть зерно разума.
       - Но зачем заражаться звездной болезнью? - в отчаянии спросил он.
       - Ну сам посуди - это же несправедливо, - изумленно вскинул брови Акен. - Звезды успевают исцелиться от всего, прежде чем почувствуют какую-то боль. Единственная боль, которая им доступна, - это та, которую дарит звездная болезнь.
       Его тон изменился. Теперь он как будто рассказывал о своей потаенной мечте, местами даже захлебываясь словами.
       - Я честно пытался понять звезд, - продолжал Акен. - Я никак не понимал - почему они не видят, что губят весь мир? Я понял - аэлы просто прикрываются книжками и прикидываются добренькими. Посмотри в их черные глаза - у хорошего человека будут черные глаза?
       Юноша открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя спохватился. Его доводы не услышат - не захотят услышать.
       - В общем, я решил, что должен попробовать на себе единственную боль звезд. Раз уж нет способа открыть им глаза, то хоть узнаю, что они чувствуют перед смертью, - Акен поставил книжку на место. Его руки в перчатках дрожали - он попал не с первого раза. Мешед поразился тому, что мужчина, сжигаемый изнутри, способен стоять. - Я попросил колдуна, чтобы он заразил меня звездной болезнью. Пришлось подождать, но у него все-таки получилось. Досадно, что он опомнился и пошел к страже. Я был вынужден его остановить. И того дурацкого помощника аэлы тоже. Спрятать тело в мороз было сложновато, - пожаловался он. - Оказалось, что эта звездная болезнь - сплошное разочарование, - сообщил Акен, страдальчески склонив голову. - От нее нельзя умереть. И здесь проклятые звезды тоже обманули нас... Разве можно было после этого позволить им жить?
       Его мысль, такая стройная поначалу, потеряла логику. Звезды, которых он заражал, умирали, а сам он не погиб только из-за ошибок колдуна. Но сошел с ума. Мешед, упершийся в стену, пожалел, что пришел сюда один.
       - Я старался никого случайно не заразить в городе - мне хотелось, чтобы чертовы звезды сожрали сами себя. Они были такими смешными - никто не боялся, видя перед собой человека... Но тут появился ты, и я тебе все рассказал, - Акен чиркнул пальцем по воздуху, как будто подводя итог. - Ты же понимаешь, я не могу тебя отпустить. Но ты с радостью отдашь мне свою жизнь, правда? Ведь звезды должны отдавать все, что у них просят нуждающиеся...
       Мужчина бросился вперед, в его руке блеснул нож. Мешед инстинктивно дернулся вбок, но удар наотмашь все же задел его плечо. Юноша вскрикнул. В то же мгновение в стороны от него разлетелись ослепительные шары света, и Акен замешкался, прикрыв глаза рукой. Мешед схватил с полки кувшин и швырнул его в убийцу, однако тот легко увернулся, и кувшин разбился об пол. Мешед снова потянулся к полке и...
       Он моргнул. Из груди вырвался стон. Акен с истерическим смехом разжал ладонь, и нож, вогнанный по рукоять, остался в животе юноши. "Больно, как больно", - подумал он, прикусывая губу. Он все же завершил свое движение - пока безумец хохотал так, что согнулся до пола, Мешед немеющими пальцами снял с крючка сковороду и с силой опустил ее на убийцу. В глазах потемнело, но искра услышал глухой стук падения тела. Затем он опустился на пол сам.
       Мешед знал, что проживет еще пять-десять минут, если не вытащит нож. Акен остался жив - сбоку доносилось его тяжелое дыхание. Как с ним поступить? Если он рассказал правдивую историю про себя, то его нельзя назвать плохим человеком. Он пытался спасать людей, и не его вина, что ребенок все-таки погиб. Это звездная болезнь довела бывшего врача до сумасшествия и до убийства. Это она затуманила ему разум, нашептав, что от нее не умирают. Колдун ошибся в расчетах - перенося смертельную для аэл болезнь на человека, он не учел, что человек от нее может и не умереть. И тогда муки от пылающего внутри огня станут вечными. Мешед посмотрел на застрявший в нем нож, а потом на Акена. Его нужно остановить. Но не таким способом.
       Искра подполз к Акену и положил на него руки. Схема сразу встала перед глазами, стоило подумать о ней. Через две минуты все было кончено. Мужчина спокойно и чисто дышал, с его кожи исчезли отметины. Когда он проснется, то сильно удивится.
       Мешед устало прислонился к стене. Исцеление, подобного которому никто никогда не совершал, забрало у него остатки сил. Сознание гасло, заволакивая комнату темнотой. Магические шары давно погасли, только в углу томилась свеча, да в окно пробивались лунные лучи. Они подсвечивали серебристые пылинки, кружащиеся в загадочном и прекрасном танце. "Как они похожи на снежинки, - подумал Мешед. - И на звезды тоже. Маленькие звезды..." Он никогда не станет звездой. Но он умрет, выполнив свой долг. Долг звездной пыли. Искра закрыл глаза, и последним, что он видел, были звезды.
      
      По улице к дому Акена Дьетта бежали двое аэл. Первым несся молодой, вторым ковылял пожилой мужчина в синей мантии.
      - Светоч Даалу, ну поторопитесь же! - умолял тот, что вырвался вперед.
      - Хлаан, я же не молод! - задыхаясь, напоминал отстающий.
      - Если вы не поспешите, Мешед умрет! Совсем умрет! А это все вы с вашей идеей притвориться больным звездной болезнью!
      - У нас есть несколько минут после остановки сердца, - огрызнулся Светоч. - И у меня на связи маги из Заболотья, они помогут оживить его, если мы опоздаем.
      - Светоч Даалу!
      - Беги первым! Поддержишь в Мешеде жизнь, пока я не подоспею, - разозлившись, приказал он.
      Светоч правда бежал изо всех сил. Разве имел он право потерять любимого, лучшего ученика? Да еще и по своей собственной вине. Сейчас Даалу уже не казалась гениальной мысль устроить Мешеду перед посвящением в звезды финальное испытание в виде поисков источника болезни. Кто же мог предположить, какой оборот примет дело? Даалу верил, что Мешед когда-нибудь станет тем, кто зажжет для Сумеречного мира новое солнце. Ему нельзя погибать.
      Хлаан ускорился и ворвался в дом Акена как раз в тот момент, когда искра опустил отяжелевшие веки. Истошный вопль аэлы переполошил жителей соседних домов.
      - Жив!
      Когда Мешед снова открыл глаза, он увидел перед собой радостные лица Хлаана и учителя. В распахнутую дверь сыпались снежинки, сбитые с крыши. - Звезды... - прошептал Мешед и улыбнулся.

     Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список

    Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"