Приносим свои извинения за плохое качество пленки. По счастливой случайности мы нашли ее рядом с уже полуистлевшими старинными рукописями в тайнике одного из зданий-руин XIV века. Мы решили смонтировать сохранившиеся обрывки этих испорченных временем пленок и осмелились сегодня отдать это странное нечто на ваш суд. Мы смеем думать, что, несмотря на всю ее странность, а может даже и благодаря ней, она должна представлять несомненный интерес.
* * *
Раз в поколение, в одном из бесчисленных городов земли, в заброшенном доме старого квартала, в дождливую ночную пору осени стекаются со всего света на свой бал манекены. Мало кому из людей довелось это увидеть. Все происходит в полной тишине, изредка нарушаемой отдельными шорохами и скрипом. Только раскачивающийся под ветром косой свет уличного фонаря, пробивающий сквозь ветви, освещает эту таинственную мистерию.
Внутрь дома, прижавшись к стеклу окна, испуганно смотрит случайный человек. В комнате все звуки непогоды постепенно стихают. Там в инвалидной коляске неподвижно сидит сухая, как мумия, старушка. Рядом почтительно стоит крупный старик, ее лакей. В комнате длинный стол с аккуратно расставленными дымящимися чашками, похоже, что это чай. В дальнем углу находится еще один стол, круглый, игральный. Правый угол занимает рояль с чрезмерно широкими клавишами. Там еще есть старая железная кровать, рядом тумбочка с оторванной дверцей, а на ней граммофон. Сквозь щели в дверцах печки-буржуйки узкой полоской светит полыхающийся там огонь. В стенах с отслоившейся кое-где штукатуркой есть ниши с разбитыми бюстами древних философов. На стене, покосившись, висит пустая рама из-под картин, и три треснувших пыльных зеркала. На зеркалах кто-то неровно, пальцем, вывел какие-то случайные кривые линии, штрихи, что 2х2=4.
Старик-лакей пошевелился. Его рука потянулась к граммофону. С заигравшей пластинки раздались тихим нестройным хором звуки ночных цикад. Тут же из-под кровати вылезло древко с флагом, а за ним и тот, кто его крепко держал.
Это явился первый манекен, манекен именинник. Поднявшись, он сделал паузу, огляделся, а потом почтительно подошел к старушке и поцеловал ее сухую, неподвижную руку. Он сел во главе длинного стола. А из под кровати уже вылезал новый манекен, за ним последовали еще и еще, то по одному, то по двое. Все они почтительно целовали руку старушки, и что-нибудь дарили имениннику, садясь за длинный стол. Кто дарил кривой ржавый гвоздь, кто кусочек веревки, смятый комок бумаги. Некоторые же, проведя по его лицу рукой, меняли его выражение лица, или обменивались с ним съемными членами своего тела руками, ушами, носом и даже головой. А один просто подошел, безучастно расчленил именинника на части и как хлам бросил все в угол. И тут к груде частей тела именинника с метлой и большим совком подошел старик-лакей. Он подмел эти останки и бросил их все в яростно пылающуюся печь. От яркого света ее пламени все манекены испуганно замерли.
Вот кто-то садится за странный рояль. Манекены собрались вокруг него. Один из манекенов снимает иглу с давно окончившего играть граммофона. Воцаряется полная тишина. Пианист стал играть. Он синтезировал тишину, насыщая ее, придавая ее архитектуре готический строй. Из неимоверно широких клавиш рояля раздавался едва-едва слышный шорох, стук, скрип шагов, настороженный вздох. Игра кончилась.
Большая группа манекенов собралась вокруг круглого игрального стола. Они стали играть в карты на самих себя, на члены своего тела. В победителях остались двое. Выигрыш они прикрепляли к себе, образуя из себя многоголовое, многорукое, многоглазое чудовище. Проигравшие себя манекены или совсем расчленялись, если играли до самого конца, или расчлененными уродцами вовремя отходили от стола. Стоило случайно задеть этих уродцев, как они падали и рассыпались. Тут же, как всегда появлялся лакей, и все это отправлял в печь, в ее пылающий зев.
Между тем из-под кровати продолжали беспрерывно вылезать новые и новые манекены. Среди них откуда ни возьмись затесались два-три скелета и какая-то несуразная лошадь-манекен. В комнате стало уже совсем тесно. Все с нетерпением чего-то ждали, толпясь, справа от занавешенной двери.
Наконец лакей торжественно отдернул эту занавеску. За ней оказалась пустая большая комната. Оттуда раздавался одинокий звук цикады и капающей с потолка воды. На полу кое-где образовались лужи. Теснясь, манекены устремились в эту темную комнату. Разбившись на пары, шаркая ногами в тишине, они стали медленно танцевать. Это начался их бал, бал манекенов. В центре зала оказалась лошадь, она всем мешала. У стены жалась маленькая семья скелетов. Редкие капли падающей с потолка воды, попадая внутрь, стекали по их костям.
Треть левой части зала состояла из множества отгороженных друг от друга занавесками клеточек кабин. Идя от одной кабины в другую, отодвигая занавески, видим в них то старика, строго и неподвижно сидящего на стуле в середине его кабинки, то ребенка, смотрящего на нас снизу вверх, то повернувшегося к нам затылком мужчину, то танцующую в полной тишине пару. Попадались и просто тихие пустые кабины.
А в темном зале танцы манекенов, беззвучно продолжаются. Двое, мужчина и женщина, отходят от танцующих пар. Они идут в одну из комнат, в комнату любви. Кроме них там уже есть и другие влюбленные манекены. Там на полках аккуратно разложены расчлененных части тел множества манекенов. Лаская друг друга, влюбленные бережно начинают переделывать друг друга, стремясь улучить своего партнера, того в кого влюбились, заменяя руки, уши, нос, голову и прочее, изменяя друг друга до неузнаваемости, делая это все быстрее и лихорадочнее. А затем, затем, вдруг мгновенно застыв секунды на три, как в замедленной съемке, одновременным движением сокрушительно бьют друг друга, рассыпаясь на составные части своего тела. Тут как тут лакей. Он собирает их распавшиеся члены в свой большой совок и бросает все в печь. (Когда печь открылась, то от ее огня киноленту словно прожгло). Пленка обуглилась, образовав пустой светлый квадрат экрана.
Пауза. Глухо, как бы сквозь стенку, слышны голоса и звуки из будки киномехаников. Скоро ленту смонтировали, чувствуется пропуск кадров. Бал продолжается. Один манекен заглядывает в одну из комнат, и, увидев там ванную, в которую с потолка капала вода, тут же сразу не раздеваясь, залезает в нее. Он блаженно погружается в воду.
Тем временем из под кровати продолжают появляться все новые и новые манекены. А вот оттуда выходит и их духовное лицо - священник. Отряхнувшись, он тоже почтительно подходит к старушке и целует ее руку. Теснясь, к нему сразу устремились множество манекенов. Они жаждали исповеди. Одного из них священник увел в комнату исповеди, оставив остальных ждать нетерпеливо за дверью своей очереди. В этой комнате с потолка свисали веревки с маленькими петличками на концах. Эти веревки пастор привязал ко всем частям тела исповедующегося манекена, превратив его, таким образом, в марионетку. Скрывшись за ширмой, пастор приступил к исповеди. Веревки рывком приподняли марионетку. Манекен вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее стал конвульсивно дергаться кривляться, дойдя до неистовства, пока не развалился весь на части. Тут же появляется лакей и убирает эти скорбные останки еще живого манекена, посылая все в печь, в ее пылающий зев. Пленка в очередной раз обугливается, но не обрывается, так как печь быстро закрылась, не успев на этот раз до конца выжечь ленту кинопленки. А к священнику устремился исповедаться уже другой манекен, и пастор привязывал к нему веревки. Камера отходит от этого места.
В ванной комнате, на ее дне, от погрузившегося блаженно в ванну манекена остался лишь один осадок, а в ее глубине плавали множество мерцающих глаз.
Камера, нерешительно потоптавшись около зеркала, уходит в зазеркалье, а там, подъехав к другому зеркалу, уходит в его зазеркалье, блуждая, таким образом, среди зеркал. Эти переходы отмечаются наплывами пыли грязных зеркал. В лабиринте зазеркалья все миры идентичны, но каждый из них чуть-чуть смещен во времени. Это дает нам возможность монтажа их мира. Благодаря этому мы будет иметь возможность кое-какие сцены перескакивать или повторять, делая внутренний монтаж при непрерывном движении камеры.
В бальном зале одного из зазеркалья вдруг раздался отчетливый звук нечто подозрительно живого. Это остановили камеру.
От этого шороха испуганно замерли все манекены. Шорох из под стены теперь раздался совсем отчетливо. Лица манекенов выражали неимоверный ужас, панику. Это длилось несколько долгих томительных секунд. Наконец из под стены выскочила крыса и стала перебегать зал. В центре зала она как будто почувствовала, что в нем есть еще кто-то кроме нее. Крыса испуганно замерла, поднявшись на обе лапки, и тревожно пискнула. Звук живого вызвал у манекенов крик ужаса. В зале на мгновение ярко вспыхнул свет, осветив в сочных ярких цветах всю эту разбитую застывшую композицию. В следующее мгновение, когда погас свет, крыса метнулась к стене и исчезла там. Не сразу зашевелились манекены, выйдя из оцепеневшего состояния. Отправившись от страха, они возобновили свой нелепый монотонный танец.
Камера возобновила свое путешествие по зазеркальям. Из мельтешения сцен этого мира призраков, где иногда ненадолго задерживается камера, складывается дальнейшее действие. Один из скелетов решительно идет в ванную и медленно погружается в нее. Среди танцующих пар, вдруг двое стали энергично толкаться. К ним присоединились еще несколько манекенов, и они стали драться, круша друг друга своими и чужими оторванными членами тела до тех пор, пока очень скоро вдребезги не разрушили друг друга на части. Лакей тут же принялся убирать их останки. Их глаза еще моргали и шевелили мучительно бровями, видя, как их бросает в печь старый лакей.
В зал набивается все больше и больше манекенов. Они почти беспрерывно вылезают из под кровати, сразу устремляясь на бал. Среди тесной толпы танцующих в тишине манекенов уже танцует и случайная пара скелетов. Они, как и мешающая всем в середине зала лошадь-манекен, здесь совсем чужие. Звуки шаркающих ног танцующих все множатся и усиливаются. Долго и нудно без происшествий продолжается их танец.
Вдруг, наконец, послышался скрип колес. Заслышав эти звуки, все манекены разом прекращают свой танец. В зал медленно на инвалидной коляске, толкаемой лакеем, въезжает старушка. Манекены почтительно расступаются перед ней. Они останавливаются в самом центре зала. Старый лакей достает канистру с керосином и начинает обливать весь зал и всех манекенов вместе с собой и старухой. И тут все манекены начинают разом беспрерывно, лихорадочно обмениваться всеми членами своего тела. Старик торжественно поднимает руку и все, замерев, прекращают танцы. Наступает полная тишина.
После долгой паузы старушка торжественно зажигает спичку и поднимает ее над собой. Спичка медленно, медленно, в полной тишине треща огнем, обгорает. Огонь спички, полностью обгорев, затем охватывает сначала застывшую руку старушки, а потом и ее всю. От пылающей старушки загорелся и зал переполненный манекенами. Огонь, разгораясь, начинает неистовым пламенем бушевать по всему дому. Горящие манекены мечутся по всему залу. Вот-вот обуглится и пленка этого фильма.
Застывшая, как бы в страхе, камера начинает тоже метаться, убегая из зазеркалья в зазеркалье. В некоторых зазеркальях горит пока только старушка, и огонь там еще не успел охватить весь дом. Трещат, лопаясь, и стекла зеркал, горят их рамы. Разгоpевший огонь довольно быстро захватил и все комнаты зазеркалья. Гул пламени доходит до неистовства.
Пленка фильма перекашивается, и порывисто замедляясь, останавливаются стоп кадром перед очередным зеркалом, не успев нырнуть в него. Этот стоп кадр начинает обугливаться, но вдруг это застывшее в перекошенном кадре зеркало со звоном разлетается вдребезги. Мгновенно стихли звуки бушующего пламени. Воцарилась звонкая, неожиданная тишина.
С разбитого экрана медленно рассеялся дым. За ним проступает темная глухая улица. Там идет мелкий дождь. Сквозь шум дождя слышится какой-то странный стрекот со стороны таинственного черного пятна, которое чуть-чуть шевелилось. Вдруг оно, поняв, что замечено, метнулось из поля зрения киноэкрана. Успеваем заметить, что это человек, он был с кинокамерой, он скрыто из-за зеркала снимал нас, зрителей.
Та же глухая темная улица. Звук дождя все усиливается. Долго, долго идет дождь. Потом лента, вдруг, с шумом, как бы обрывается.
Пустой просвет светящегося экрана. Неожиданно вдруг опять перекашивается кадр уже вроде бы пустого светящегося экрана. Оборванная уже лента, как бы снова обрывается. При этом не прекращается усиливающийся шум дождя.
Слышится щелчок. Шум дождя обрывается, его кто-то как бы выключил. Опять щелчок, и светлый экран стал темным. Последовал еще один щелчок и на черном экране постепенно высвечивается - "КОНЕЦ ФИЛЬМА".