Заколдовано тучи висят
день и ночь над холмом одиноким.
Под землёй души вечность не спят,
не берёт их увы, сон глубокий.
Когда ночь холм коснётся крылом,
из земли люди слышат рычанье.
И за сотни миль бондера дом
погружается в сумрак молчанья.
Это было давно, когда Тор
ещё княжил над вольной землёю,
когда хищный железный напор
для врага обращался бедою.
Когда лучшие висы свои
говорили кудесники формы,
когда красили кровью мечи
ветви сбруи метелей стрел шторма.
Был один среди них великан -
воин ярый под шкурою зверя,
и когда он скончался от ран
в его смерть не хотел никто верить.
Но когда по традиции в дуб
Клёна воины с мечом положили,
вдруг в огне встал его бледный труп
и над ним тени тьмы закружили.
Он стоял, недвижим как скала
и смотря на людей улыбался,
колыхнулась китов тут земля
и лишь след от него и остался...
Не из тех тот народ ведать страх,
но с тех пор говорят как-то странно
стали волки выть в тёмных лесах,
и скрываться в ущельях туманных.
Стало гибнуть всё больше людей,
стали их находить убиенных,
слава чёрная сумрачных дней
стала выше походов военных.
Вскоре родичей всех он забрал,
вырос холм одинокий в долине;
стали видеть его среди скал
на драккарах идущим сквозь льдины...
Но сколь долго не длился поход
он всегда возвращался с победой,
и громил он чумой гордых Род
и датчан, хрейдарусов и шведов.
Где неслась его чёрная рать
там смертей странных было не в меру...
Тщетно было куда-то бежать:
смерти дух как орех ломал веру.
Ни бог древних, ни бог христиан
не смогли разомкнуть это горе,
обезлюдел бойцов храбрых стан
от проклятья йотунского вскоре.
Кто бы здесь не селился поздней
кем бы не был, он скорбную чару
пил до дна средь могучих теней,
как свою вездесущую кару.
Этот воин когда-то любил
звон мечей и рабов бледных лики,
но однажды упал он без сил
перед дочерью Судрдаларики.
"О, отважный неистовый Надд, -
дочь волхва насмехаясь сказала, -
ты лишь битвам в сей жизни был рад,
ну а жизнь тебя с горем венчала.
Знаю я, твоих родичей стать,
нет, не скрыть от меня корни веток,
Улль - отец твой, а Хильд - твоя мать
потому ты так славен и меток".
И она, улыбнулась, бела,
сквозь смотрели змеиные очи...
и тут вдруг прошипела земля:
"смерть твоя в тебе мужа зреть хочет".
Понял он кто предстал перед ним,
и когда льды открыли дороги
прочь уплыл он богами храним,
но предали в бою его боги.
И с тех пор он лежит под холмом,
рядом с ним из сражений трофеи.
Обвивают холодным кольцом
его тело подземные змеи.
И в ночь каждую духи волков
на луну из могилы взирают,
и рычат словно рвут плоть врагов,
их глаза лунной пылью сверкают.
А когда с ним ложится бок в бок
его смерть белокудрой зарницей,
расцветает в крови весь Восток
отворяя пред Наддом темницу.
И он вновь устремляется в бой,
ходит он разоряя селенья,
своей мёртвой касаясь рукой
оскверняет людские творенья.
Он живёт в древнем, чёрном узле,
и не чувствует солнца и ветра...
будет он так бродить по земле
вплоть до тёмных веков Фимбульветра.