Кабинет начальника областного Бюро судебно-медицинской экспертизы отнюдь не поражал роскошью обстановки, которая, к слову, бережно сохраняла следы не так давно канувшего в небытие социализма - два окна во внутренний двор с положенными тяжёлыми портьерами, потолок и стены в панелях тёмного дерева, висящие по стенам напротив друг друга портреты мало знакомых личностей. Из мебели - по углам два большущих книжных шкафа, забитых под завязку толстенными томами да огромными медицинскими атласами. И значительную часть кожаных переплётов украшали изрядно истёршиеся теснения на иностранных языках, включая арабскую вязь и восточные иероглифы. И как мне показалось, некоторые из спокойно стоявших здесь экземпляров одним своим видом могли вызвать обильное слюноотделение у алчных охотников до старинных манускриптов.
Хозяин кабинета профессор Арсений Германович Пестов, очень неопределённого возраста крепкий мужик - по странной прихоти освещения порой выглядевший глубоким стариком лет за сто, а порой мужчиной в полном расцвете сил, приходящихся на лета чуть более сорока, - восседал за монументальным дубовым столом зелёного сукна, более похожим на огромный гроб. Перпендикулярно хозяйскому был приставлен окружаемый обычными стульями длинный стол для участников совещаний. За которым в настоящее время я и сидел.
В общем, мрачно, функционально, и ничего для кабинета Бюро судебно-медицинской экспертизы лишнего, кроме разве что клетки с птичкой-кенарем да странной коллекции непонятных предметов на специально выделенной полке в одном из шкафов. Я бы даже решил, что это символические ключи городов, если бы только ни необычность форм, что, возможно, объяснялось их замшелой древностью.
На чём ещё порой останавливался мой любопытствующий взгляд, так это низкие широкие подоконники, по странной прихоти хозяина кабинета заставленные мало подходящими обычным подоконникам предметами - стеклянными ёмкостями, в которых в фиксирующей жидкости сохранялись внутренние органы с пугающими непривычных к подобному патологиями вроде поликистозной почки или 'волосатого сердца'. Тут же присутствовало несколько новорождённых младенцев с редкими уродствами, несовместимыми с жизнью. Одного такого я помнил по картинке из учебника - это был ацефал. Несчастный уродец с по жабьи выпуклыми глазёнками, как и полагается полностью безмозглому существу, восторженно-наивно пялился через стекло на неведомый ему окружающий Мир.
Единственным соответствующим предназначению подоконников предметом была красивая ваза с невзрачным цветочком.
Бегло перелистывая мои документы, профессор Пестов непрерывно постукивал торцом остро заточенного карандаша по толстенной книге. Как ни странно - Библии. А жёлтый кенарь, запертый в подозрительно отливающую золотом клетку, на каждый стук карандаша отзывался коротким чириканьем. И это чириканье совершенно странным образом и у меня отзывалось внутри... Видимо, подобно глупому кенарю, я так реагировал на строгий стук по Ветхому завету. И даже большая ваза перед профессором, ни по сезону полная крупной черешни, не радовала взгляд. Хотя черешню я тоже люблю.
- Сударь, назовите причину, что подтолкнула вас к решению перейти на сторону Тьмы? - Суровый взгляд поверх очков в роговой оправе, похоже, не сулил ни райских кущ, ни в достаточном количестве девственниц, чтобы скрашивать пребывание в Вечности.
- Почему тьмы? - Я слегка растерялся таким неожиданным поворотом собеседования. Какая к черту тьма? О чем это он?
- Ну, как же. Вы шли в медицинский институт, собираясь нести добро людям - бороться со страшными болезнями, порою даже, я так подозреваю, рисуя в светлых мечтах картины ужасных эпидемий, где вы, облаченный в защитный костюм, мужественно шныряете среди стонущих в исподнем людей... Разве нет?
Я покраснел. Вот же проныра, не зря среди студентов его втихаря прозвали Люциусом, с намеком на известный мифический персонаж. В меде он преподавал для нескольких потоков анатомию, и его приверженность примитивному дуализму не признавала иных оценок в зачетке, кроме как неудов и отлично. Порою, злясь на очередного студента, не способного отличить os scaphoideum от os lunatum, он иронично заявлял:
- Какие проблемы выучить анатомию? Всего-то надо запомнить: у человека две руки, две ноги и голова... Ну, и еще в придачу пара-тройка косточек в кистях...
Понятно, что неуды мы хватали не за неумение досчитать до двух, а за нечеткие познания в массе латинских наименований человеческого костяка и прочей требухе.
Принимая же экзамены по своему непосредственному профилю - судебной медицине, кому доставалась, казалось бы, простая тема о роли судебной медицины в системе Советского здравоохранения, профессор обычно не преминул ставить в неловкое положение вопросом:
- И что вы, сударь, изволите рассказать по теме билета, кроме того, что судебная медицина имеет огромное и очень важное значение в системе Советского здравоохранения?
Чем моментально лишал бедолагу не только эффектного вступления, но и восьмидесяти, а то и всех ста процентов подготовленного в муках ответа.
В общем, среди студенческой братии Люциус слыл персонажем ироничным и очень коварным.
Оттирая нежданно выступивший на лбу пот, я промямлил в ответ:
- Некоторым образом...
- Вот и объясните, почему вы решили боле не утруждать себя выбором из всего многообразия способов излечения человеческого стада, а ограничиться личным общением с Morta? Так сказать, Tête-à-tête.
И действительно, почему? Не скажешь же, что позвал институтский кореш, пообещав высокую зарплату и бесплатное молоко. Слишком кощунственно это прозвучит в этом освящённом храме Танатоса. Впоследствии, правда, ни молока, ни высоких зарплат так и не довелось лицезреть. Да и мой восторженно-наивный взгляд на Мир претерпел существенную корректировку, но это как бы иная история...
- Кхм, так у вас же на кафедре висит надпись 'Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae'. Вот, решил, поискать своё место на стыке кармических проявлений законов Вселенной, - как показалось, очень даже удачно ввернул я.
- Это место, где ликует смерть, чтобы помочь жизни... - задумчиво перевёл Люциус. И затем, глядя на меня с иронией, повторил мой пассаж, - Кармические проявления законов, говоришь...
Чем меня несказанно насторожил. Видимо, не всё так просто с этой проклятой кармой.
Оттирая неожиданно выступивший на лбу пот, я промямлил в ответ:
- Некоторым образом...
- Вот и объясните, почему вы решили боле не утруждать себя выбором из всего многообразия способов излечения человеческого стада, а ограничиться личным общением со Смертью? Так сказать, Tête-à-tête.
И действительно, почему? Не скажешь же, что позвал институтский кореш, пообещав высокую зарплату и бесплатное молоко. Слишком кощунственно это прозвучало бы в этом храме Танатоса. Впоследствии, правда, ни молока ни высоких зарплат мне так и не довелось лицезреть, но это уже совсем другая история...
- Кхм, в детстве я зачитывался романами о Шерлоке Холмсе, великом Гудвине...
- Да-а-а?
Удивление в голосе собеседника меня насторожило. Неужели я где-то слегка прокололся с именами героев из недавно просмотренных видеофильмов?
- Опять же... Зарплата... Молоко... коровье... - слегка заикаясь, понемногу выдавал свои тайные помыслы, которые, судя по всему, не являлись великой загадкой для слишком умного профессора. Проклятые панцирные очки - усиленный толстыми линзами взгляд буквально прожигал меня насквозь.
- Ясно. Как у тебя с анатомией?
- Прекрасно...
- Я не про твою, - собеседник с усмешкой оглядел меня с мускулистых ног атлета до светлой головы мыслителя, - а про оценку в дипломе.
- Удовлетворительно. - Чертов собеседник умело вгонял меня в краску смущения.
- На чем плавал?
- Погружался. На подводной лодке...
- Ха-ха! Так ты, служивый, морячок?
- Да. Был ввергнут во временной провал, установленный Постановлением Совета Министров СССР о призыве студентов ВУЗов в СА. Три года коту под хвост...
- Ну, чтобы так больше не думал, иди, сдавай свою макулатуру в кадры.
Ура! Не попрощавшись, вскочил и кинулся на первый этаж, покуда опомнившийся Люциус не передал по телеграфу - 'Стоп, машина', 'Задний ход'...
Я сидел перед стойкой и быстро заполнял анкету. Изучавшая мои документы пожилая кадровичка своей костлявостью и страшной бледностью лица невольно наводила на крамольные мысли, что кадровая работа в бюро судебно-медицинской экспертизы для нее некий душевный факультатив, а основной доход она получает, своим видом рекламируя гробы находящегося неподалеку похоронного бюро "Нимфа". Этакий product placement. Вкладыш в моем дипломе неожиданно вызвал у нее острую аллергическую реакцию - ходячая реклама несколько раз презрительно чихнула, словно обиженный кот перед миской с сухим кормом Kitekat. Наверное, тоже обратила внимание на анатомию... Или гистологию... Или органическую химию... Или на какой-то еще из остальных двадцати четырех предметов, кроме, конечно, физкультуры и научного атеизма, где я имел твердые познания на отлично. Сюда меня брали явно не из-за оценок. В который уже раз с удовлетворением отметил свое неотразимое природное обоняние...
Как выяснилось позже, приняли меня с испытательным сроком, длительность которого никто толком не пояснил. А только я начинал заводить свою унылую шарманку по этому поводу, все как-то странно замолкали и старались по-быстрее покинуть общество нудной личинки на должность, словно прокаженного фарисея. Оставалось только ждать второе пришествие, которое научный атеизм, помнится, настойчиво отрицал...
В первый свой трудовой день я получил место в кабинете за старым письменным столом, познавшим лучшие времена в самом начале правления героя анекдотов Леонида, косоногий стул, судя по печальному звучанию, изготовленного той же фабрикой музыкальных инструментов что и стол, и одно из первых персональных детищ большого синего гиганта со стертой клавиатурой и монструозным монитором. Наставлять уму-разуму меня отдали в твердые руки неординарной личности, живой легенде судебной экспертизы - Самаэль Самаэльевичу Тиксову. Он начинал путь эксперта еще при легендарных сталинских порядках, когда небрежность в экспертизе вполне могла привести на нары или прямиком на стол родного бюро с аккуратным огнестрельным ранением в os occipitale. Те жестокие времена выработали в нем скрупулезное знание дела и патологическую требовательность к другим. К сожалению, в том числе и ко мне. И так как отныне кабинет мы с ним делили на пару, я раз за разом переписывал протокола вскрытий из-за своих банальных грамматических или синтаксических ошибок. Словно мы какие-то корректоры в типографии, а не эксперты криминалисты.
- Самаэль Самаэльевич, а кто меня проведет по бюро? - освоившись в кабинете, я решил прошвырнуться и по самому зданию. Сказалась морфлотовская привычка, когда каждого новобранца в обязательном порядке прогоняли по всему плавсредству, особо акцентируя внимание на местах, куда ему, в силу ограниченности ума или недостатка сообразительности, вход в одиночку с этого момента запрещался.
Сосед по кабинету на миг отвлекся от монитора и буркнул:
- Мне больше делать нечего, как проводить бесплатные экскурсии по памятным местам? Ноги в руки и шагай сам, осваивайся.
Получив добро на самостоятельный анабазис, я зашел к своему старому товарищу по первым двум курсам мединститута Терехе. Пути наши разошлись в военкомате, когда меня отправили в плавсостав, а он поразил военную комиссию идеальной параллельностью своих стоп с холодным кафельным полом на осмотре у хирурга. И вот судьба опять нас свела вместе. Это он-то и позвал меня в судмедэксперты, красочно расписав плюсы в виде заоблачных зарплат и дармового молока...
- Ну что, веди меня Вергилий по адовым кругам, - совсем ни к месту пришло на ум.
Довольная физиономия Терехи, получившего возможность увильнуть от работы на святых основаниях - провести новичка по всем этажам бюро - никак не соответствовала этой мрачной мысли.
Бесплатная экскурсия началась с отдела освидетельствования живых лиц. Как его назвал мой циничный спутник - отдел экспертизы недобитых и недотраханных. Но стоило только перешагнуть порог заботливо раскрытой товарищем двери, невольная дрожь пробежала по чреслам: темный узкий коридор был буквально забит невыразительными, скрюченными фигурами, которые совершенно синхронно повернули к нам свои лица... Проклятье! В тусклом свете одинокой лампочки они казались неестественно блеклыми, особенно на фоне серых стен и огромных взгроможденных на опухшие носы черных очков. Столь неподходящий для полутемного помещения аксессуар делал присутствующих похожими на огромных стрекоз. Я, честно говоря, опешил. Жуть какая... Большинство ожидающих, по странной прихоти их нелегкой судьбы, составляли женщины. Более опытный спутник, схватив меня за охолодевшую руку, потащил за собой, и мы быстро прошагали сквозь строй, съедаемые внимательной чернотой многочисленных парных стекол, и скрылись в кабинете экспертов по еще живым.
- А чего они все, - я покрутил указательным пальцем вокруг своих напуганных глаз, - такие модные?
- Ха! - Тереха не терял присутствия природного оптимизма и в более неприятных ситуациях, - Кто прячет синяки после встречи с кулаками муженьков, кто глаза, пытаясь остаться неузнанным. Зависит от конкретной истории. Тут все-таки не ЗАГСа, куда приходят за штемпелем в паспорт.
Странная аналогия товарища неожиданно позволила прочувствовать весь трагизм ситуации, куда, кто вольно, кто невольно, вляпались ожидающие в коридоре жертвы домашнего и уличного насилия.
- Арист Платонович, знакомьтесь, наш новый кандидат в эксперты по трупам.
Эксперт по живым, Арист Платонович Стагиров, сидевший за столом, оказался мощным мужиком, с квадратным точенным лицом, почти полностью сокрытым густой кудрявой бородой. Белый халат на нем смотрелся этакой классической греческой тогой. Холодные блеклые глаза под выпуклым лбом на кажущемся мраморным лице, осмотрели меня с ног до головы, не скрывая профессионального интереса.
- Славься, Люциус, идущие на работу приветствуют тебя... - криво усмехнулся специалист по побоям и изнасилованиям, - Будем знакомы. У нас тут царит вечная суета с живыми объектами. Проводим освидетельствования после побоев, фиксирование несогласованного coitus, ну и еще всякого помаленьку. Ты сам-то, заходи, если что... В жизни всякое случается, обслужим вне очереди.
Я поперхнулся. Какое еще - если что? Чур-чур меня...
- Теперь забежим в отдел запретной любви. - Тереха бодро шагал по петляющим коридорам, свободно ориентируясь в довольно замороченной архитектуре сталинской постройки.
Геномное отделение занималось определением родственных связей, взимая при этом наличную плату и далеко не в виде одного затертого обола. А самыми частыми посетителями здесь оказывались, носящиеся подобно маленьким ураганам и не ведающие покуда забот, дети и задумчивые, молчаливые мужчины, терзаемые сакральным вопросом: А папа ли я? Заведующего этим слабым отблеском безумных страстей либо отрыжкой разгульных новогодних корпоративов официально величали Павлом Малотестовым, но за глаза, почему-то, называли доктор Франкенштейн. Церемониально раскланявшись с местным властелином непростых человеческих судеб, мы двинули дальше.
Следующим кабинетом, куда мы сунули свои любопытные носы, оказалась спектральная лаборатория. За огромным столом, заставленным непонятными мне приборами, сидела женщина неопределенного возраста. Мне ото входа была видна только ее полная, не изможденная фитнесом, фигура в белом халате да шевелюра редких рыжих волос, неподвижно склоненная над бинокулярным микроскопом.
- Что здесь происходит? - почему-то шепотом спросил я своего кореша. Наверное побоялся неосторожно громкой речью отвлечь человека от важного исследования.
- Да почти ничего, - также тихо отвечал Тереха, - Отправляем сюда фрагменты поврежденных тканей, в них шмаляют из лазера и в конечном итоге устанавливают наличие следов материла травмирующего орудия. Впрочем, происходит это не часто. А сейчас мы лицезреем картину, когда эта достойная женщина почивает на рабочем месте, для чего ей, собственно, и необходим этот микроскоп - в качестве упора для головы. А очки, чтобы не было отпечатков вокруг глаз от жестких окуляров...
Боясь, теперь уже разбудить, каким-нибудь неосторожным движением, мы тихонечко выскользнули в коридор.
- Вот это работа! - завистливый кивок лохматой головы на покинутый кабинет поставил точку на моем ознакомлении с этой лабораторией.
- Да уж, завидное местечко, - пришлось политкорректно согласиться, дабы не обидеть старого товарища.
Про себя же я прозвал это заведение лабораторией имени инженера Гарина.
Этапным рубежом нашего путешествия оказалось судебно-химическое отделение. В силу своих размеров оно захватило практически половину этажа. В кабинетах отделения стояла дорогостоящая аппаратура, огромное количество всевозможных колбочек, пробирок, банок и трубок. Разнообразие их размеров и форм завораживало. Впрочем, это также относилось и к многочисленным сотрудницам, которые легко делились на две группы: одну оставляли молчаливые женщины средних лет, вторую подвижные постоянно хихикающие молодые особы. И те, и те впечатляли фактурными фигурами. А серьезные лица принадлежали врачам-экспертам, сияющие молодостью - лаборанткам.
- Похоже коллектив тут сугубо женский, - глядя на хорошенькие фигурки в коротеньких халатиках, удовлетворенно поинтересовался я у сопровождающего.
- Да-нет, - довольно замысловато начал тот, - Почему? Есть здесь и один мужик - врач. Но его сейчас нет, он так рано на работу не приходит.
- Это как это?
- А вот так. Появляется он обычно к полудню, правда, и с работы уходит часов в десять вечера. Зато всегда есть достойный собутыльник, если заскучаешь на дежурстве. Мировой мужик, а как настойки делает и спирт разводит, просто песня! У него этого добра хоть залейся. В простом обиходе все его уважительно кличут Менделеевым. Если надо чистый спирт, ну там домой или кому знакомым, смело шагай к нему. Но деньги взаймы даже не проси - точно не даст. Скупердяй на свое личное еще тот.
- А вот сюда лучше не попадать, - прокомментировал Тереха появившийся на горизонте очередной кабинет, - Отдел комиссионных экспертиз. Здесь проводят экспертизы с привлечением маститых специалистов из различных областей медицины, когда возникают сомнения в правильности ранее проведённого исследования. Чего найдут в твоем заключении не так, одним выговором не отделаешься. Между собой зовем отделом двенадцати разгневанных мужчин. Пошли скорее отсюда, аура здесь нехорошая. Одним словом - болото, увязнешь коготком, не выкарабкаешься...
Если честно, впервые видел товарища настолько взволнованным. Сам же я ничего такого не чувствовал и не обонял. Пожав плечами, зашагал вслед-вслед за проводником.
- Вот где исключительно женский коллектив, так это в гистологическом отделе, - Кореш довольно подмигнул, - Сюда мы отправляем образцы тканей, или как я это называю - кусочки мертвых людей, для микроскопического исследования.
В просторном кабинете сидели девчонки в самом расцвете соков.
- Дамы, позвольте представить вашему прелестному коллективу нового работника нашего отдела. Будет пока в помощниках у самого Самаэль Самаэльевича. Прошу любить и жаловать, а когда будет приносить образцы... - Тереха сделал эффектную театральную паузу, - удовлетворять его законное любопытство...
Девицы начали хихикать.
- Елена прекрасная, - продолжал работать на немногочисленную публику мой экскурсовод, - Светлана обольстительница.
Я покраснел под внимательными взглядами этих двух прелестных созданий.
- Мальчики хотите чаю? Мы только что вскипятили чайник, - предложила Светлана, - С конфетками.
- И тортик есть, - добавила Елена.
- Конечно, - довольно потер потные ладошки мой общительный товарищ, приостанавливая наше неумолимое движение по отделам и лабораториям бюро.
- Ты с ними поосторожней, - тут же горячо зашептал мне на ухо, - Ведьмы еще те...
Мы сидели за столом, попивали чай, я помалкивал, Тереха жег напалмом, девчонки хихикали над его обильно смазанными салом шутками. Намеки, полунамеки и откровенные вульгарности так и сыпались из него, как из похотливого рога изобилия. Я только краснел, с трудом проталкивал в желудок огромные куски бисквитного торта, и постоянно боялся подавиться. А когда кто-нибудь из подружек кидал на меня обольстительный взгляд, готов был провалиться в преисподнюю...
- Заходите запросто, мы будем рады гостям, - провожали нас так же радушно, как и встретили.
Тяжко отдуваясь от выпитого чая и съеденного с конфетами торта, мы решили выбрать наилегчайший путь следования и спуститься на этаж вниз в отдел медико-криминалистических исследований. Пока шлепали по ступенькам, Тереха рассказывал об обитающих тут умных дядьках, которые могут по виду нанесенных травм установить механизмы их образования и чем конкретно орудовал очередной убийца; копаются в костных останках для определения пола, возраста, внешнего вида жертвы преступления; исследуют формы и механизм образования следов крови на предметах и прочая, прочая. Но стоило нам только войти в это царство криминалистов, как мы неожиданно оказались за гостеприимным столом, где выпили за день рождение одного из этой веселой братии экспертов, и чей торт, как оказалось, утром подаренный в гистологию, мы недавно ели. Да-а-а, как известно, пути господни неисповедимы...
После настоящего чревоугодия в гистологии и обильных возлияний у криминалистов, сил на судебно-биологическое отделение у нас не осталось. Мой спутник, едва шевеля языком, поведал, что сюда сотрудники нашего отдела отправляют для исследования биологические среды, в число которых он зачем-то включил и зловонные испражнения, а также заходят выпить спиртику в веселой кампании. И если испражнения, как истый медик, я еще мог спокойно переварить, то едва услышав про спиртик, меня начало так жестоко выворачивать, что пришлось энергично замахать руками - мол, давай быстрее отсюда, пока нас и тут гостеприимные хозяева не усадили за стол.
- Ну, добро пожаловать в родные пенаты - танатологический отдел или в простонародье судебный морг, - едва справляющийся с прогрессирующим окосением Тереха втолкнул меня в уже знакомый, не так давно отремонтированный, мрачный коридор.
- Наш холодный Коцит славен всеми своими подразделениями. Например, регистратура. Работают здесь милейшие женщины... Которые, между нами, настоящие гарпии. И дела им приходиться иметь с весьма специфической аудиторией. Одним словом, адова работенка.
Мы дружно помахали руками обильно двоящимся и троящимся "гарпиям", и пошатываясь проследовали далее.
- Ещё у нас есть коллектив лаборантов, санитаров и врачей-экспертов. Сейчас заскочим к санитарам, - с этими словами мой экскурсовод отворил дверь с пугающей табличкой "МОРГ".
Санитарская каморка или, как её пафосно именовали обитатели, - Офис - находилась в непосредственной близости от секционных комнат. Команда профессионалов низкоинтеллектуального труда оказалась весьма разношерстной. Пестрота коллектива поражала. В одном из санитаров я с огромным удивлением узнал ассистента институтской кафедры биохимии; а со слов всезнающего Терехи, тут в добавок присутствовали и молодой хирург, у которого развивались непростые взаимоотношения с зелёным змием, и бывший учитель физкультуры, жертва все того же коварного пресмыкающегося. На другом социальном полюсе маленького коллектива находился трижды судимый, с весьма специфической внешностью и манерами гражданин, обладатель анорексичного тела, сплошь покрытого множественными татуировками. Ходячая изобразительная галерея носила подчеркнуто религиозно-криминальный характер и была выполнена на высоком идейно-художественном уровне. С невнятных слов моего пьяного провожатого я уяснил, что санитары являли собой небольшой и слаженный орден единомышленников, способный эффективно решать любые задачи, ориентированные на извлечение денежных знаков как из карманов похоронных барыг, так и скорбящих родственников.
Пока Тереха по-свойски базарил с грубыми санитарами, я решил поискать, где можно безболезненно и не нарушая эстетики бюро очистить свой уставший от тортиков, конфеток и алкоголя желудок. Долго бродить не пришлось - едва приоткрытая и обитая сверху донизу металлом огромная дверь недвусмысленно сулила райские кущи и вечное блаженство. Обладая безграничной пьяной уверенностью в своей непогрешимости, тихонечко вошел в темное помещение, и мое отравленное алкоголем сознание не сразу сообразило, что оттуда почему-то тянет могильным холодком. Полоски света приоткрытых врат едва хватало, чтобы разогнать мрак, но все-равно успел рассмотреть бесконечные металлические стеллажи, заваленные обнаженными трупами. Б...! Блевать сразу же расхотелось, и я кинулся обратно к спасительным дверям, но... Божественный свет начал истончаться, таять и... Проклятый выход захлопнулся! Подскочив к внезапно возникшей преграде, начал истово колотить голыми кулаками по холодному металлу:
- Э-э-эй! Откройте! Я здесь! Тере-е-е-ха-а-а-а!
Снаружи послышался какой-то грохот, словно кто-то задвинул засов.
- Тихо там! - прикрикнул с того света хриплый голос, - Неча орать здесь. Тишина должна быть в холодильнике!
И я услышал удаляющиеся шаги. Это конец...
Но неожиданно в полной темноте пришло осознание бренности всего сущего и блюющего. Поэтому, спокойно траванув себе под ноги тортиком, я на ощупь нашел ближайший стеллаж и завалился на свободную шконку. Холод, назидательное соседство и мерное покачивание уставшего за день сознания живо напомнили родную подводную лодку, штормующую где-то в Северном море. Так вернувшись мысленно в свой первоокеан, умиротворенно закрыл глаза и уснул...
Спас меня неугомонный Тереха, вовремя вспомнивший, что ел торт с конфетами, а потом пил спирт у криминалистов он не один.
Мой затянувшийся испытательный срок живо напомнил первый год службы на ПЛ, когда пребываешь в перманентном состоянии на подхвате у старослужащих: бегал за пивом и хавчиком в ближайший чипок, печатал экспертизы под высокомерную диктовку наставника либо систематизировал его завалы из одиночных листиков бумаги, придавая им стройную иерархию, а порою просто выслушивая назидательные истории корифеев клеенчатых фартуков и брюшистых скальпелей. Выпитые литры с неумолимостью рока возвращали их воспоминания в счастливую трудовую юность...
- Эй, неофит! - Старожилов, употребивших две банки доставленного мною пива, привычно потянуло на поболтать.
- Еще пива принести? - Я сидел на продавленном дежурном диванчике и листал иллюстрированный журнал "Судебная экспертиза". Красочные фотографии более всего напоминали кадры из заштатного фильма ужасов - Пилы или какой-нибудь Резни китайской бензопилой.
- Что ты думаешь о таинственной Mortem? Или о смерти, если тебе так понятнее.
- А должен? - без сожаления отвлекся от глянцевой бумаги.
- Конечно. Ты же личинка судмэ-Т. Вот, что такое смерть? - оценив заторможенность моих реакций, СамСамыч продолжил, - Я доступно выражаю свои мысли, неофит?
Ну, все. Понесло Буренку... При достижении определенной стадии опьянения слабоалкогольными напитками мои старшие товарищи любили головой окунуться в омут научных дискуссий, где я использовался в качестве боксерской груши - тупой, слабо разбирающейся в хитросплетениях узкоспецифических терминов.
- Прекращение биологических и прочих процессов жизнедеятельности организма. - Примитивное определение из первого курса физиологии я помнил достаточно хорошо.
- О, как! Коллеги, - СамСамыч сделал широкий жест рукой, приглашая собутыльников подключиться к процессу научения юного дарования, - имею честь представить светило физиологии одноклеточных организмов, ярким представителем коих, безусловно, и является.
Доценты Разен и Жозев одновременно хрюкнули в свои стаканы, в которых плескались остатки очередной трехлитровки.
- А чего я не так сказал? - Я насупился. Неприятно чувствовать себя все еще инфузорией туфелькой в присутствии уже эволюционировавших до состояния Grypania spiralis.
- Находясь в Гипогее, отринь простые суждения, - Разен со стуком поставил пустой стакан на рабочий стол, - уж если жизнь, внутри которой, как тебе кажется, твое сознание сейчас пребывает, сложна для понимания, то что говорить о том, что никто из присутствующих еще не видел?
- Ну как же, как же, - я опять ввязался в спор, победить в котором мне не суждено, - в подвале полно объектов для изучения того, что, как вы говорите, непознаваемо.
Ученые мужи переглянулись.
- Но, но! Не путай смерть и... - Жозев, предварительно ущипнув себя за мочку уха, кивнул головой в направлении секционной, - вульгарную мертвую материю. Ничего общего. И даже точек соприкосновения нет.
- Не надо сравнивать нечто неуловимое, мистическое, погруженное во мрак неизвестности и окрашенное светом тайны, с банальщиной неживой природы.
Собутыльники выпили молча, не чокаясь.
- О квантовой физике что-нибудь доводилось слышать? - СамСамыч решил продолжить просветительскую деятельность. Рабочий день заканчивался, вскрытия прошли еще до обеда, и мои соседи, по-ходу, никуда не спешили. Да и пива оставалось еще пара банок. В общем лекция имела все предпосылки затянуться до классической институтской пары.
- Слыхал. Парадокс Энштейна-Подольского-Розена.
- О! Однако. Тогда, вот тебе задачка: сегодня до двенадцати вскрыли семь объектов, а за час до окончания рабочего времени доставили в холодильник еще три новеньких с места происшествия для завтрашнего дня... Сколько в Гипогее живых и сколько мертвых? Присутствующих и прочих работников храма прошу не учитывать в своих сложных подсчетах...
- Живых? Я, по-вашему, совсем дебил и считать не умею? Конечно же десять трупов.
- А подумать? Пораскинуть, так сказать, своим, с маленькой буквы, encephalon?
Я завис. Где здесь подвох?
- Я не зря спросил про квантовую реальность. Хотя она здесь и не к чему - простая теория вероятности. Включай логику: три привезенных объекта еще не вскрыты и лежат в холодильнике, семь уже обследованы со всеми вытекающими в виде абрикосовского извлечения анатомо-физиологических систем...
Окутывающая разговор завеса неопределенности заставила лишь пожать плечами.
- Ясно. Математика не твоя сильная сторона. В мире зафиксированы неоднократные случаи "оживления" доставленных в судебно-медицинские учреждения в виде cadaveribus и ни одного после вскрытия по Абрикосову. Значит, существует небольшая вероятность, что cadaveribus у нас внизу не десять, как ты подсчитал, а только семь, а три пребывают в переходном состоянии...
Ужас! Я вздрогнул.
- А какое первое правило судмэ-Т? Если под твоим скальпелем cadaver очнулся, значит, тебе прямая дорога в хирургию - там твое истинное призвание. Ну и, так сказать, обратная сторона медали - врач, у кого высок процент смертности среди пациентов, бездарно загубил в себе толкового патологоанатома.
Судмэ-Т развеселились после последних слов и продолжили чувствовать себя живее всех живых, попивая не успевшее согреться пиво.
- Вы хотите сказать, что три доставленных в наш холодильник сейчас пребывают там в состоянии вирусов? Так сказать в переходном состоянии из живой природы в мертвую?
Веселье мгновенно сошло на нет, а три пары глаз замерли на моей физиономии.
- Хм-м-м. Самаэль, а твой подопечный начинает чего-то соображать в этой жизни...
Утроенный острый взгляд, профессионально скользнувший по моей персоне в линиях абрикосовского разреза, пугал. Чтобы перевести созерцание со своей персоны на иные пределы, я спросил корифеев:
- А почему по Абрикосову? Вроде бы как, ныне этим порядком исследования не пользуются ввиду его непропорциональной сложности...
- Это ты откуда взял? - Все трое переглянулись между собой.
- На лекциях Лю-, кхм... - я сбился, так как вовремя сообразил, что упоминание здесь институтской клички шефа совсем не кстати, - Лю... Любезный профессор Лебедев.
- На то у человека и два глаза, - Жозев назидательно указал мизинцем в потолок, - чтобы иметь две различных точки зрения на один вопрос.
Смущать своих учителей неожиданными вопросами, я так, похоже, и не научился.
- А два полушария головного мозга тогда зачем?
- Эх, морячок, морячок. Да, чтобы всегда было два противоположных мнения на любое проявление кармических принципов Вселенной. Что, безусловно, повышает выживаемость отдельно взятого индивида в условиях жесткой конкуренции за место под Солнцем...
Все помолчали... Я уже открыл рот, но меня опередили:
- А чтобы предупредить твой следующий каверзный вопрос, поясняю: duo testis позволяет репродуцировать особей обоих полов.
Не в силах прикрыть открытый рот, я уставился на Разена:
- Это каким таким образом?
- Правило буравчика знаешь? - Он покрутил указательным пальцем по часовой стрелке, придав при этом поступательный ход руке.
- Да что-то такое помню из физики... Но не из физиологии же!
- Спрашивать о направлении закручивания ductus deferens, я так понимаю, бесполезно... А это, как раз, и является определяющим в распределении X и Y хромосом.
Избыточность информации, на корню разрушающей мои институтские познания о репродуктивной физиологии человека, вызвала у меня некое подобие ступора. Но вовремя осознав, что моя бедная голова идет кругом, я удачно склонил ее в сторону открытых дверей и благополучно ретировался по правилу буравчика. Благо, очередной рабочий день закончился...
И вот однажды, примерно через пару месяцев упорного труда на ниве мальчика на побегушках, минуя утренний турникет с необычайно строгим, в рабочие часы, дядей Васей, я приметил некую странность в окутавшей бюро атмосфере. Местные старожилы тихо бродили по коридорам, вполголоса, заговорщицки переговариваясь меж собой. На меня поглядывали искоса, посмеиваясь иногда. А Люциус лично встретил на входе - я даже чуток испугался, что получу нагоняй за свое ставшее привычным пятиминутное опоздание - проводил под ручку до кабинета, надменно расспрашивая о несущественных вещах. Окружавшая обстановка странным образом напомнила утреннюю суету в день свадьбы... Или похорон. На мои попытки расспросить, что случилось, все только отмалчивались и старались по-быстрее отвалить в сторону. Сюрпризы продолжились и далее:
- Боец! - СамСамыч привычно обратился с этим уничижительным для моремана прозвищем - словно я два года месил грязь каким-то примитивным сапогом-мотострелком - и используемом им, когда от меня требовалось проявить неординарную смекалку. - Сегодня у тебя так сказать впускной экзамен - индивидуальная эс-эм экспертиза. Посмотрим, что за бабочка вылупится из этой неказистой личинки...
Ого! Я замер, открыв рот - неужели произошло невероятное чудо? Начал в спешке собираться, от волнения никак не попадая трясущимися руками в рабочий халат. Борьба со спецодеждой продолжалась недолго - случайно надорвав оба рукава, я все-таки умудрился облачится, как того требовала неумолимая техники безопасности. Покидая кабинет, обратил внимание на странную деталь - кто-то куском белой марли завесил кабинетное зеркало. К чему бы это? Или это такая несмешная шутка? Но стоило протянуть руку, чтобы отдернуть покрывало, в дверном проеме нарисовался Тереха - самый молодой, не считая меня конечно, судмэ-Т.
- Идешь на вскрытие? - загадочность, прозвучавшая в его голосе, никоим боком не подходила этому оптимистичному здоровяку с вечно красно-довольной мордой.
- Чего сегодня все какие-то странные? - обнаглев, я задал вопрос прямо в блестевший от пота лоб.
Совсем недавно обретший звание судмэ-Т лишь неопределенно пожал плечами и, на мгновение высунувшись проверить обстановку в коридоре, быстро достал железную фляжку из внутреннего кармана, и, отвинтив пятидесяти граммовую крышечку, плеснул в нее темную жидкость:
- На, выпей, спирт на кадровых орешках. Снимает лишнее напряжение на раз-два.
Пожав плечами, я принял дар и опрокинул залпом в рот. Хм-м-м. Хватая обожженной глоткой воздух, убедился, что в рюмочке действительно было неразбавленное шило.
- Ну давай, с... - Тереха, также замахнувший вслед, попытался было перекрестить меня, но вовремя спохватился.
Действие чудного напитка наступило незамедлительно, слегка скрасив сурово аскетичную обстановку бюро. Пока шел в секционную, отмечал странную пустынность ранее оживленных коридоров. Салатовый, после недавнего ремонта, цвет стен долженствовал наполнять всякого идущего в подвал зарядом энергии для трудовых свершений. Во всяком случае, так нам втирала психолог из отдела живых экспертиз. Внезапно осознал, что путь в подвал, обычно занимавший не более пяти минут, все длился и длился, а я все шагал и шагал... Не сдвигаясь с места. Что там у Терехи за кедровые орешки были? Со спорыньей что ли? Лестничный пролет все никак не заканчивался, хотя до распашных дверей в секционный зал оставалось не более десяти шагов. Но только-только начал припоминать молитвы, изгоняющие потусторонние силы, как стеклянная дверь раскрылись, и в обрамлении искусственного освещения в проеме явился сам Люциус. Он поманил указательным пальцем, и я вошел в уже знакомый зал...
Переступив порог, от неожиданности прикрыл глаза рукой. Обычно серое, грязноватое помещение странно сияло нереальным порядком. Кафель блистал, лампы дневного света сияли. Ряды металлических столов замерли в торжественном ожидании. А рядом с ними почетным караулом молча стояли все судмэ-Т нашего бюро. Клеенчатые фартуки на них, обычно заляпанные биологическими отходами, пребывали в первозданной чистоте и топорщились аккуратными складками, напоминая шедевры непонятного мне кубизма. Объекты вскрытия, неподвижно лежавшие на столах, придавали данному действу некую инфернальную окраску. Расположение фигур на этой "шахматной доске" странным образом сводило внимание на центральной стол, пребывающий без своего эксперта. Холодный блеск металла оттенял лежавшую на нем обнаженную женскую фигуру. Люциус легонько подтолкнул меня в спину...
Вот оно! Свершилось. Первый самостоятельный объект судебно-медицинской экспертизы. Внутри у меня что-то неприятно задрожало, то ли впечатлительная душа, а может intestinum tenue свивался в восторженные кольца. Я сделал шаг навстречу своей судьбе. Женщина, вернее сказать, молодая девушка была прекрасна и до пугающей странности выглядела живой. Словно лишь слегка задремала. Восхитительный эпидермис был без единого трупного пятнышка, а волосяной покров присутствовал только на голове в виде аккуратной укладки. Рядом со столом лежала куча ослепительно белого тряпья - видно, санитары уже срезали одежду и аккуратно бросили тут же. Мои утренние ожидания свадебной церемонии нашли неожиданное продолжение - девушка словно возлежала на брачном ложе в ожидании первого супружеского таинства...
Я взглядом поискал своего наставника, который стоял бездвижно перед какими-то бесформенными останками, словно переместившимися сюда прямо с картины Пикассо "Герника". Перехватил взгляд СамСамыча и недоуменно скосил глаза на свою спящую красавицу - что делать? Тот незаметно продемонстрировал недвусмысленный жест римских цезарей - pollice verso. Ну, что ж, резать так резать...
Мой звездный час. И я готовился приступить к таинству исследования трупа, лихорадочно прокручивая в мозгу последовательности давно заученных этапов. Описание одежды, лежащей на полу, неожиданно оказалось таким же скомканным и совершенно неинформативным. Немного озадаченный таким поворотом, попытался мысленно подбодрить себя:
- Ничего, разойдусь на самом исследовании тела, оно-то будет на должной высоте.
Однако, и тут подстерегала коварная беда - я никак не мог начать говорить. Первые слова исследования буквально прилипли к языку, который сам мгновенно пересох и лежал меж зубов словно инородный кирпич - сухой и шершавый. Проклятый строительный материал решительно отказывался повиноваться. Конечно, я примерно знал, что следует говорить, был известен алгоритм исследования, но кроме этого бесполезного осознания в голову, точнее из головы боле ничего не шло. Пауза неприлично затягивалась... Быстро огляделся. Остальные эксперты уже вовсю работали - кто орудовал скальпелем, кто махал топором, а кто уже что-то надиктовывал своим помощникам. Что за... Внезапно я осознал, что мир странным образом лишился своего объема и растерял все звуки с цветом. Вокруг только какой-то ужасный черно-белый формат на плоской поверхности! Словно присутствующие всего лишь актеры древнего немого кино на небольшом листике бумаги. Завороженный пугающим радикализмом Вселенной, опять обратился к незнакомке, ставшей еще более ослепительной в своей неземной белизне. Чтобы придать происходящему хоть какую-то внешнюю осмысленных действий, я, натянув на вытянувшееся от растерянности лицо видимость вдумчивого взгляда, медленно пошел вокруг секционного стола. Сделав одну циркуляцию, понял, что не помогло. Мир никак не отреагировал на мое хождение кругом. Пришлось повторять. Положение становилось откровенно глупым. Неожиданно во мне проснулся полупрофессиональный бильярдист, и я начал бродить вокруг стола упругой кошачьей походкой. Иногда, ухватив металлический край секционного стола обеими руками, присаживался, оценивая геометрию расположения тела, либо скальпелем рисуя траекторию уда... Разреза. Лаборантка, в чью обязанность входила фиксация всего, что я посчитаю нужным продиктовать, от моего гипнотического барражирования вокруг да около впала в легкую прострацию. Помощь пришла неожиданно, когда я замыкал девятую окружность. Со словами:
- Ты чего завис? - друг Тереха увесисто шлепнул меня по хребту и как бы пробил неведомую преграду.
Способность к осмысленной речи вернулась и, что называется, процесс пошёл. Мой язык снова приобрел чувствительность, увлажнился и обнадеживающе зашевелился. Божественное богатство музыки и цветов радуги дружно вернули красоту в этот мир, вновь обретший трехмерность. И я совсем другим взглядом осмотрел лежащую. Покойная была удивительно хороша собой. Непреодолимое искушение описывать телосложение терминами охренительное и великолепное так и подмывало ляпнуть что-нибудь этакое из терминологии деревенских Дон Жуанов. Пришлось сделать над собою усилие и ограничиться официальным сухим - нормостеническое. Такое насилие над собственным разумом неожиданно проявилось ответной реакцией организма - моя левая рука своевольно потянулась и ухватилась за огромную, по-девичьи упругую гру...
- Но-но! - сквозь зубы прошипел сам себе, - На работе только на священной латыне!
... по-девичьи упругую glandula mammaria. Объект внезапного вожделения верхней конечности возвышался над грудиной двумя восхитительными холмами... Одернув распоясавшуюся руку и вспыхнувшее воображение, я попытался вернуть сознание в более продуктивное русло...
У покойной были шикарные формы, но совсем не было трупных пятен на фоне выраженной бледности кожных покровов, цветной каймы губ и видимых слизистых, что давало повод задуматься о возможной кровопотере. Странным было и полное отсутствие трупного окоченения. Если бы не полное отсутствие признаков дыхания и кровообращения, девушка производила впечатление живого, но при этом чрезвычайно малокровного человека. Этакая холодная мраморная статуэтка. Телесные повреждения также отсутствовали, за исключением крупноточечного кровоподтека в области подъязычной складки, которое, честно говоря, я и разглядел-то еле-еле.
Наступал черёд внутреннего исследования. Классический вариант вскрытия по Абрикосову предполагал проведение непрерывного разреза от подбородка до самого лобка. Но мне как-то посчастливилось присутствовать при вскрытии трупа совсем молодой девушки, проводимом самим СамСамычем. Разрез он начал вести от чуть выше уровня солнечного сплетения, и после окончания вскрытия, когда девицу обрядили по какому-то странному обычаю в свадебное платье, она лежала в деревянном гробу словно живая, и никому в голову бы не могло прийти, что её недавно провели через полное вскрытие. Помнится, Тереха тогда назидательно, как будто это он лично продемонстрировал мастер-класс, поведал:
- Смотри и учись, такое редко можно увидать. Эти вещи делают либо по очень большому блату, либо за очень приличное вознаграждение.
Насколько я знал, СамСамыч сделал это абсолютно бесплатно, для кого-то из своих многочисленных друзей...
Но, как бы мне не хотелось провернуть нечто подобное, это вряд ли удалось сделать столь же искусно. Однако рука, ранее замеченная в облапывании прелестей незнакомки, отказывалась испохабить небесную красоту варварским разрезом. Лежащая на столе девушка оказывала на меня какое-то прямо таки мистическое влияние. Наконец, переломив через ментальное колено свой сопротивляющийся организм, я нежно вдавил хищно поблескивающую грань реберного ножа в упругую плоть... Крови почти не было, что подтверждало первоначальное наблюдение о поразительном малокровии объекта исследования. И после первых капель, рубиновыми слезами проступивших на белоснежной коже, дело пошло быстрее. Освоившись, я повел свой разрез вдоль прекрасного тела, освобождая богатый внутренний мир бывшей девицы...
Мой первый процесс извлечения органокомплекса в силу неопытности был чрезвычайно утомительным и долгим - не хотелось в столь ответственный момент уподобиться одному моему одногруппнику, который на экзамене анатомии назвал желудок мужчины маткой многорожавшей женщины, вызвав тем самым сатанинский смех у Люциуса и соответственно двойку в зачетке. Но в итоге результат моего исследования оказался обескураживающим. При резко выраженном общем малокровии, источников кровотечения или патологических процессов, способных привести к смерти, просто не было. Никаких признаков заболеваний или повреждений... Вообще, НИ-ЧЕ-ГО. И это было полной катастрофой. А как же скрупулёзные находки и стройные логические выводы? Собственно говоря, в поисках какого-такого "интимного органа" я потратил столько времени и сил? Неприятное чувство осознания своей принадлежности к малочисленной касте клинических идиотов. И с этим новым удивительным ощущением я поднялся к себе в кабинет. Оставалась, конечно, слабая надежда на токсикологическое исследование, но пока вопрос о причине смерти незнакомки остался открытым...
- Ну, как боевое крещение? - СамСамыч поднял глаза от монитора.
- Спасибо, как-то хреново, - неуверенно протянул я.
- Ничего, ничего. Осознание своей умственной неполноценности? Все через это проходили. А тебе уже передали, что ты сегодня дежуришь?
- Я?
- Поздравляю с переходом в разряд действующего судмэ-Т.
Неожиданно все это... Я даже не понял - радоваться или сожалеть о сорванном свидании. Только-только начал налаживать личную жизнь и вот... Первое свидание коту под хвост. Но, как говорится, не мы выбираем работу, а она нас.
- Милиционеры будут вызывать - без прокурорских даже не суйся. Дежурку пускай свою присылают. Осмотр на месте, я думаю, ты сделаешь, ничего там сложного нет. Если что-то необычное будет или криминал какой лютый, юли, выкручивайся если не знаешь, что сказать по-существу. Когда cadaver привезут сюда, в секционке утречком разберемся...
СамСамыч давал указания, походу переодеваясь в цивильное. На прощание было сунулся к зеркалу, остановился недоуменно перед занавеской, через плечо глянул на меня, ухмыльнулся в усы и вышел, сделав прощальный салют рукой.
Я пил кофе в кабинете ожидая вызова, телевизор привычно испражнялся очередным сериалом, навевая смертельную скуку. Неожиданно дверь распахнулась и заглянул Люциус.
- Как дела?
- Пока вызовов не было.
- Я не о том. Как самочувствие?
Я пожал плечами - самочувствие как самочувствие, мандражно слегка по-первой, но в общем терпимо...
- Прорвусь. Самаэль Самаэльевич дал четкие указания.
- Ага, - Люциус оглядел кабинет, поправил занавеску на зеркале и, кивнув на прощание, шагнул в дверной проем.
Тишина. Один сериал закончился... Начался другой. Я взял с полки первую попавшуюся книжку. Посмотрел автора - профессор Лебедев. Монография "Влияние строения костной основы кистей на капиллярные линии ладони. Для лиц, покончивших с жизнью через домашнюю асфиксию". Хм-м-м... Напрягала легкая двусмысленность в названии. Кто это читает? Я аккуратно положил трактат об асфиксии на место, а сам взял следующую. Криминалистика - а вот это то, что надо. Полистал, припоминая интересные случаи. Решил еще крепкого кофе бахнуть и щелкнул выключатель на электрическом чайнике... Неожиданно что-то громко треснуло в коридоре, и свет погас... Везде. Меня окружил вязкий сумрак, а безлунная ночь за окном не сильно-то его и разбавляла.
Пришлось на ощупь рыться в дежурном саквояже. Ну что за бардак? Непонятные вещи загромождали и так невеликое пространство кожаного аксессуара. Наконец, более ориентируясь на ощупь чем на зрение, выудил небольшой фонарик. К счастью он оказался рабочим. И я, преодолев дверную узкость, вышел на открытое пространство коридора. Электрический щит был где-то там, неподалеку... Во мраке. Чернота в коридоре казалась еще более темной чем в кабинете, куда какой-никакой свет далеких звезд и уличных фонарей все же просачивался через окно. Скрепя трепещущее от страха сердце, двинулся на поиски электрощита. Дрожащий луч фонаря легко резал тьму на куски, выхватывая недавно покрашенные стены, все еще протертый повсеместно линолеум, запертые двери кабинетов. Тишина была как в морге, каким бы каламбуром это ни показалось. Нарочито громко шлепая штиблетами, я помаленьку двигался по мрачному пространству. Отсутствие иных звуков каким-то мистическим образом затрагивало мое восприятие окружающего, меняя его, делая еще более чувствительным к темноте, и... К внутреннему голосу, который, воспользовавшись отсутствием иных раздражителей, что-то панибратски втирал вконец растерявшемуся сознанию. Неожиданно протяжный стон расколол тишину... Я замер, постоял некоторое время, пытаясь идентифицировать звук, или, хотя бы, определить откуда он такой страшный явился. Черт! Мне еще потусторонних сил не хватало на этом "празднике жизни". И, заявив о себе короткой прелюдией, кошмарный звук более не смолкал, заполняя все вокруг. Казалось, тысячи мучимых жаром дьявольских сковородок грешников взывают ко мне от самого пылающего центра Земли... Или из нашего холодного подвала.
Что за ужасное создание, из каких глубин Ада способно исторгать этот ужас? Герои из мифов древних греков, в пересказе Николая Куна, участники "Божественной комедии" Данте и "Потерянного рая" Мильтона, как живые встали перед глазами под чудовищный аккомпанемент. Так должны выть луженные глотки Цербера, скучающего на границе между царствами мертвых и живых. Неужели это по мне звонит колокол? Не хотелось бы во цвете юности своей покинуть согретый Солнцем берег и отправиться в путь на видавшей виды шлюпке Харона...
И чтобы уйти от инфернальной подоплеки звучавших аккордов, я решил, что так должно исполняться тирольское горловое пение, каким бы оно ни было. Замещение прошло удачно, и, постояв немного на этом бесплатном "концерте", продолжил под непрекращающийся таинственный хор примерять на себя роль электрика. Наконец оказался рядом со щитком. Глубоких познаний на этот раз от меня не понадобилось - автомат оказался банально выключен. И я щелкнул выключателем:
- Да сгинет тьма и будет свет!
Пара захудалых лампочек ночного освещения, мерцая вычертили из мрака линии крашеных стен, плинтусов и потолка... Но лучше бы они этого не делали: в конце коридора, куда сходилась вся эта прямолинейная геометрия, стояла белесая фигура. От неожиданности я вздрогнул и повел туда еще включенным фонарем. Таинственный призрак шарахнулся от луча света, и исчез за углом. Последовать за ночным посетителем никакого желания не возникло - родной кабинет показался привлекательнее и покойнее острых впечатлений, кокетливо скрывшихся за углом, и я юркой мышкой кинулся обратно.
Но только потянулся к ручке двери в родные пенаты, как... Неясный звук. Это что еще за... В кабинете кто-то был! Словно неведомая сила там что-то неразборчиво бурчала, сыпала шипящими проклятиями. Обычно я так заговариваю затянувшуюся зубную боль. Осторожно прильнул к холодному металлу китайской двери. Закрыл глаза... Полное впечатление, что с той стороны таинственный гость также приложился своим ухом и внимательно выслушивает меня. Прерывистое дыхание. Мое? Или... Да еще этот проклятый голос подсознания, настойчиво требующий последовать примеру Asinus Buridani в этом сложном выборе - оставаться здесь с затянувшейся песней отчаяния и боли да шастающим приведением за углом или попытаться сунуться в неведомую пасть, ожидавшую впереди... Шахматный цугцванг щерился дуализмом черно-белой расцветки. Пресловутые Сцила и Харибда во всей своей древнегреческой красе... Спасение пришло откуда совсем не ждал - знакомый щелчок за дверью мгновенно выудил меня, уже практически погрузившегося в самое царство Аида: это всего-лишь закипел электрический чайник! Я же самолично поставил его греться перед эпохальным отключением электричества. Вновь обретя уверенность, ураганом ворвался в кабинет, где был полный порядок. Только занавеска упала с зеркала и фривольно лежала на полу. Наконец-то и до меня дошел глубокий смысл наличия на всех дверях кабинетов судмэ-Т прикрученных изнутри крепких засовов. Более не хихикая - зачем они нужны в царстве мертвых - я быстро задвинул запор, преграждая путь любым исчадиям ада. Оставшийся снаружи звук, преодолев нелегкий путь из подвала наверх, разочаровано уперся в теперь уже неприступную преграду. От моего сарказма о "бронированных" дверях ни осталось и следа, я даже был бы рад наличию более укрепленной двери, наподобие банковских сейфов. Оградив себя от вмешательства потусторонних и прочих сил, отдышался в спокойной обстановке служебного кабинета. И даже царивший тут извечный беспорядок: захламленные бумагами столы, продавленный дежурный диванчик, немытые стаканы из-под пива, пустая тара под столами, засохшие до скорузлости кусочки месячной давности сыра, казался милым и родным. Как же все-таки мы зависимы от неизменности и стабильности окружения, чтобы почувствовать себя уверенно и самодовольно. И не прошло даже получаса, как я вновь стал ощущать проблемы с привычным течением времени - максимально замедлившись, оно капало неторопливыми минутами, которые никак не хотели собираться в полновесные часы. До окончания дежурства оставалось еще целых четыре долгих часа. Ни к месту вспомнился ученый Хома Брут...
Получив неограниченный ресурс времени, мысли сами собой закрутились вокруг событий ночи. В спокойной обстановке хорошо освещенного кабинета все выглядело уже и не настолько страшно... Черт! Вдруг пришло осознание - так это мои веселые товарищи по цеху пытаются в первую ночь дежурства повеселиться на страхах молодого сотрудника. Ха! И как это до меня сразу-то не дошло... Так-так, значит хотят устроить "посвящение" в судмэ-Т. Так сказать, развести старого моремана на кирпичную кладку, как какого-то наивного карася. Ну уж нет! С этой минуты про себя решил сохранять связанность мышления до победного конца. Интересно, а кто же это из лаборанток голой бегает по коридору - Ленка или Светка? Судя по габаритам, более похожа на Ленусю. Я схватил стакан со свежезаваренным чаем и вышел в коридор. По опыту срочки не понаслышке знаю, что если сразу не продемонстрировать решительность намерений, никогда не отстанут. Так и будут подкалывать до самой пенсии. Оставался неплохой вариант с кипятком на голое тело, что, конечно, жестковато, но зато очень действенно - связываться с сумасшедшими никто не любит... И словно считав мою суровую решимость, коридор таинственно опустел.
Слабого света лампочек едва хватало с трудом высвечивать чертежные линии стен, превращая разнообразие вездесущего салатового цвета в одинаково серый монохром. Ну-ну. И только вибрирующий звук из подвала никак не хотел успокаиваться. Видимо, кипяток ему не страшен... Что ж, у меня есть и повесомее аргументы. Я схватил баллонник, случайно оставленный недавно СамСамычем после замены колеса на его "Победе", и кинулся вниз. Ух, и прилетит же сейчас незадачливому "Петросяну"! Когда спустился до первого этажа, понял, что звук формируется отнюдь не в подвале, где секционная, а растекается по коридорам от главного входа в здание бюро. Я резко изменил направление движения. Двигаясь на усиливающиеся вибрации эфира, осторожно пересек полутемный коридорчик с турникетом. Звук истекал прямо из открытого окна комнаты дневных охранников. Медленно заглянул туда. На старом потертом диване, помнящим еще, наверное, хрущевскую оттепель, спал пьяный ночной сторож дядя Коля - брат близнец нашего охранника дяди Васи. Звуки, исторгаемые изнутри бдительного стража этого царства мертвых, вполне способны были распугать не только одинокое голое привидение, но и самого князя Тьмы. Казалось, это пьяненькая толпа внутренних органов анатомо-физиологических систем дяди Коли недружным хором распевает старинные тирольские песни, а пропитая глотка придает им шаманский шарм горлового пения. Нда-а-а, лучшей защиты от темных сил и не придумаешь... Плюнув с досады и успокоившись, я вернулся назад.
Четыре часа ночи - в разгаре так называемая собачья вахта. Спать хотелось нестерпимо, и я решил, полежать немного в темноте на диванчике, прикрыть глаза, изрядно перетрудившиеся за эти неспокойные сутки. Уснуть, конечно же, не уснул, сказывалось нервное напряжение, а впал в некую полудрему, когда все понимаешь, слышишь, но пошевелиться не в силах. Этакий полу-сон, полу-несон... Неожиданно скрипнула половица рассохшегося пола. А закрыл ли я при возвращении надежный засов!? Меня словно парализовало ужасом. Хотел открыть глаза, но не смог себя перебороть - и так не великий запас личной смелости испарился вместе со скрывшимся за горизонтом Солнцем. Так и лежал лицом к стене, в позе эмбриона, и обреченно ждал неизвестно чего. Оставался спасительный вариант, что это дядя Коля проснулся и пошел искать в чём бы таком горячительном утопить вышедшее из-под контроля хоровое пение.
А может, это ветер? Просто ветер... Дождь и ветер заодно бьют крылом в мое окно... Совсем ни к месту вспомнился Эдгаровский "Ворон".
И тут чья-то холодная женская рука робко прикоснулась к моей голове, и длинные пальцы запутались во вставших дыбом волосах! Безобидные мурашки на затылке, до того лишь слегка его щекотавшие, мгновенно превратились в слонопотамов и начали в ужасе ломиться внутрь бедной черепушки. Вот теперь точно, если даже каким-то чудесным образом удастся перебороть свои страхи, я и не подумаю выпученными от страха глазами глянуть, что там за тайная поклонница зашла в гости посреди ночи. Нравоучительная история Гоголя в том недвусмысленно предостерегала... Мука продолжалась минут десять, затем раздался тихий вздох и снова скрипнула ненадежная половица и... Тишина. Не в силах более сдерживаться я вскочил и оглядел кабинет. Ничего не поменялось - тот же мрак, черный провал окна, за которым темнотища, и полоска тусклого света под дверью... Периодически затеняемая шныряющей туда-сюда фигурой. Неожиданно обретенная уверенность, что это все-таки лаборантка Ленуся, похихикивая, курсирует в неглиже перед моим кабинетом, сподвигла на активные действия - я на цыпочках подкрался к двери и попытался резко ее распахнуть... Но банковский запор встал надежной преградой. Не придав этому казусу должного внимания и немного помешкав, отпирая его, я все-таки решил застать врасплох негодницу... Но, похоже, слегка перемудрил - прямо напротив двери стояла моя спящая красавиц. Темные провалы глазниц, устремленные на меня... Кривовато сформированный шов разреза по Абрикосову, расчертивший обнаженное тело от паха до горла, изрядно портил общее впечатление от неожиданной встречи... Мертвая девушка медленно протянула ко мне бледные руки, пытаясь обнять...
- А-а-а-а!
Я вскочил с дивана... Вздох облегчения, исторгнутый мною, оказал достойную конкуренцию пьяному хору первого этажа. Я все-таки уснул! Часы показывали чуть более четырех. Собачья вахта продолжалась... Впрочем, как и пугающее периодическое затенение полоски света под дверью... Черт! На этот раз, в отличие от сонной решимости, решил не рисковать своим ослабшим от бессонницы рассудком. С меня и пережитых кошмаров пока оказалось более чем достаточно. Лишь проверил надежность закрытого засова на двери. Попытка отгородиться от страшненькой реальности лицезрением противоположной стены, беспечно тонущей во мраке, не сильно и помогало - постоянно отвлекало проклятое мелькание под дверью. Но если по-первой раздражали только неугомонные затмения, то потом я начал отчетливо слышать и этот звук: светлая полоса - тик, темная - так. Тик-так, тик-так... И даже зарывшись с головой под подушку, я продолжал слышать этот проклятый "Тик" и не менее страшное "Так". А затем, уже при закрытых глазах, звук начал порождать зрительную галлюцинацию: Тик - Светло, Так - Темно... Свет-Тьма, Тик-Так... А что из них первично в этом мире, уже не вспомнить. Одна иллюзия вызывала другую, которая в свою очередь порождала первую. Головокружительное сумасшествие какое-то...
Пришедший наконец рассвет размыл смену света и тьмы под дверью, а птичий гомон заглушил галлюциногенные "тик-так". Но бросаться открывать запоры я остерегался еще пару часов, пока Тереха снова не вызволил меня теперь уже из добровольного заточения...
Глава 2
Дом привидений
Ситуация складывалась критичней некуда - в современном областном центре внезапно участились случаи нападения бродячих собак. Но не просто нападения с банальными - громко погавкали и слегка покусали, а зачастую эти твари загавкивали и закусывали горожан до серьёзных увечий либо до состояния хладных трупов. И за сутки, бывало, фиксировалось по нескольку таких случаев. Причём в самых разных районах города. У всех причастных к общественной безопасности сложилось впечатление, что в городе орудовало несколько взбесившихся собачьих стай. Это пугало горожан, тревожило мэрию, и даже высокого полета губернатор, у которого на носу ожидались выборы, иносказательно озвучил проблему для прессы.
В самый момент формирования смертельной волны убийств шеф отправил меня на место одного происшествия, где стая собак загрызла бабульку - божий одуванчик, которая в наивном стремлении 'убежать от инфаркта' совершала утреннюю пробежку. И намедни в том же районе собаки нападали на идущего в школу ребёнка. Мальчишку тогда спасли прохожие, и он отделался лишь парой укусов в мягкие места и курсом прививок от бешенства в живот. А вот более спортивной бабушке не повезло, поскольку она предпочитала бегать от инфаркта в совершенно безлюдных, диких местах, где неравнодушных к чужому горю не сыскать и днём с огнём. В данном случае оздоровительная пробежка закончилась смертью на железнодорожной насыпи.
Дело было ранней весной, когда прошлогодний снег пребывал в тяжких раздумьях - пора ли ему начинать таять или ещё как-то рановато. Из-за чего добраться до места происшествия оказалось весьма проблематично. Дежурный УАЗик довёз нас со следователем только до окончания всех городских дорог, и дальше требовалось либо пройти с полкилометра по протоптанной в снегу тропинке, либо попробовать героически срезать путь - а это, почитай, порядка ста метров через лесопосадки по колено, а где-то и по пояс в снегу. По рации передали, что нас на месте уже должен поджидать дежурный опер. Следователем в тот день была молоденькая девчушка, наотрез отказавшаяся форсировать снежные преграды неопределённой глубины, и мы пошагали в долгий обход, беседуя по пути о всяких забавных мелочах.
Ярко светило солнышко, искрился снег, а вокруг громко щебетала крылатая братия пернатых, радостно извещая о том, что весна, пусть только ещё календарная, но уже наступила. Милая беседа забавляла и веселила, а девушка-следователь оказалась весьма неглупой, при том ни без симпатичности. Наверное, поэтому я и не обращал внимание ни на что вокруг. А вообще-то, как показали дальнейшие события, следовало бы...
В окончательной точке сбора следственно-оперативной группы, нетерпеливо переминаясь, нас поджидал знакомый опер - Евгений, и служил он в транспортной милиции.
- Здорово!
Мы пожали друг другу руки.
- А чего здесь забыла транспортная милиция? - удивлённо спросил я, - Не подумай чего нехорошего, интересуюсь чисто в бюрократических рамках УПК.
- А-а, - как-то слишком легкомысленно ответствовал Евгений, - Если бы труп находился хоть чуток подальше от ж-д путей, то и занимались бы этим районные опера. А так, труп в зоне отчуждения, и это уже наша ответственность...
- Да уж. Не повезло.
- Ничего. Я на бабку уже посмотрел - явно растерзали собаки. Уже приходилось встречаться с последствиями их клыков. Так что, всё-равно будет отказной.
После беглого осмотра места происшествия стало понятно, что пробежка бабульки проходила по той самой тропке, по которой мы так беззаботно пришли сюда. И судя по натоптанным вокруг следам, когда на неё напала свора, несчастная физкультурница, отбиваясь от наседавших собак, стала пробираться к железнодорожной насыпи. Видимо, рассчитывая занять для обороны господствующую высоту. Тем самым невольно очутилась в пределах Женькиной юрисдикции. Сперва бабка взбиралась по насыпи, где-то до середины пути сохраняя вертикальное положение. Причём собаки в это время рвали её со спины. Затем, видимо в изнеможении, она упала на четвереньки и так смогла ещё немного вскарабкаться повыше. И там уже всё закончилось.
Зрелище рваных ран было просто ужасное. Разодранная одежда, лохмотья кожи на голове, руках, ногах. Обширные раны по всему весьма сухонькому телу, вывалившиеся и истерзанные фрагменты внутренних органов. Глядя профессиональным взглядом, я сразу отметил, что все раны имели признаки прижизненного происхождения, то есть, во время причинения страшных повреждений несчастная бабулька была ещё жива... И от осознания этого становилось особенно жутко. От мрачных мыслей отвлёк Женька:
- А это что за собачка с тобой припёрлась? Сыскная, что ли?
Обернувшись, я с удивлением увидел, что за нами по тропинке пришла огромная псина. Сев неподалеку, она с интересом наблюдала за нашей возней вокруг мертвого тела.
- Какая там сыскная. Простая дворняга...
На уничижительный посыл пёс поднялся, зло глянул мне прямо в глаза и коротко утробно рыкнул. После чего из-за кустов появилась ещё дюжина собак. Самых разнокалиберных размеров. Окраской, упитанностью и лохматостью стая также не отличалась стандартизированностью подхода. Можно было, конечно, предположить, что вся эта свора совершенно случайно забрела сюда. Но эти сволочи даже не собирались проследовать мимо, спеша по своим, неведомым рядовым гражданам, собачьим делам. Наоборот, они медленно расселись неподалеку полукругом и с нескрываемым интересом стали рассматривать наш маленький коллектив. В другое время, в другом месте и при других обстоятельствах вид четвероногих друзей человека, даже в таком избыточном количестве, мог бы, пожалуй, и умилить неопытный взор. Но учитывая характер происшествия, последствия которого в практически разобранном состоянии нравоучительно лежали рядом, умиляться как-то не хотелось. И в голове невольно возник жутковатый вопрос - а не эти ли 'милые' животные устроили здесь своё ужасное пиршество? И не за своей ли добычей они вернулись? А если решат, что мы конкурирующая стая? Ах, как нехорошо...
И движимый чувством самосохранения, я обратился к правоохранителям:
- А вам не кажется, что нас взяла в плотное кольцо стая собак? И путь домой нам теперь доступен лишь один - по шпалам. Радует только, что с нами мужественный опер, и у него есть парабеллум. Евгений, мы будем отстреливаться?
- Ну, мужественности, конечно, мне не занимать. А вот с отстреливанием проблема, - совершенно неожиданно разочаровала нас последняя надежда, - У меня дежурство закончилось, и я отсюда сразу хотел домой рвануть. Мне как раз по пути. И чтобы не возвращаться в отдел, я табельный 'парабеллум' сдал. А никакого другого у меня нет...
Увидев мое вытянувшееся лицо, добавил:
- Я думаю, бояться нечего. Мы же не старушка, пусть даже она и была выдающейся физкультурницей. Да и собачки, похоже, не очень решительно настроены. Может, не голодны? Кхм-м...