Ветка лежала на сене и считала маленькие облачка в вышине. Одно, два, три - совсем как когда-то учил её отец... Яркая синева слепила глаза. Воздух, напоённый горьковато-сладким ароматом, становился горячим, но после ночи на стылой земле от солнца прятаться не хотелось. Когда пот заструился по телу, оглянулась вокруг и, не заметив нигде ни души, скинула зипун, расстегнула крючки голошейки, стянула сапоги и порты. Потом, совсем осмелев, сняла широкий пояс, которым под голошейкой обматывала грудь, чтоб скрывать свои девичьи формы. Опять огляделась - мало ли кого ещё вдруг принесёт. И улеглась под стогом, раскинув ноги и руки, вдыхая пьянящие нотки уходившей знойной поры.
Хлоп - откуда-то свалился пёстрый жук. Упал прямо в ладонь и замер, словно соображая, что к чему. Потом полез к пальцам, неуклюже кувыркнулся на спину и беспомощно зашевелил пушистыми лапками, пытаясь перевернуться обратно. Ветка задрала рубаху и, посадив его себе на живот, долго наблюдала за передвижениями неторопыги. Потом жук расправил тяжёлые надкрылья и важно выпустил наружу прозрачные крылышки - загудел, поднялся вверх и растворился в огромном небе.
Она перекатилась в тень и сунула ладонь под затылок - в коротких светлых вихрах застряли соломинки. Зевнув, хорошенько потянулась, и нега разлилась по отдохнувшему телу. Вставать не хотелось, а седлать Рыжую и мчаться к новым поселенцам - тем более. Снова зевнула. Если сейчас себя не пересилит, то заснёт, а если не заснёт, то начнётся обычный день в веренице таких же. Эх - и заставила себя встать. Хлоп - и пёстрый жук на лету врезался в неё. Старый знакомый? Кто его знает. Такой же пёстрый и неосторожный. Вот разлетались!
***
В избу Ветка идти не стала. Пакет передала старосте на пороге, там же и плату свою получила. Знала, чем может кончиться радушие здешних хозяев: накормят-напоят, а после оставят без сапог, и ничего не докажешь. Мало кто из посыльных хотел иметь с ними дело. Если бы не двойная оплата, она тоже бы отказалась.
Поглубже спрятала кошелёк, который скудно толстел, и ловко вскочила в седло. Среди примыкающих друг к другу дворов, обнесённых высокими изгородями, она чувствовала себя неуютно.
- Э-э! Ма-алый, погоди! - вдруг послышалось за спиной.
- Чего ещё?
- Поговорить бы надо, - староста направлялся к ней.
О чём говорить, когда всё уже сказано? Ноги её напряглись, готовые с силой ударить Рыжей в бока, руки невольно сжали поводья, тревожный взгляд скользнул по ближайшим постройкам.
Староста остановился, давая понять, что намерения его безобидны.
- Ты проводником бы пошёл?
Посыльным нередко предлагали роль проводника, и ничего необычного в этом не было. Настораживало не заманчивое предложение, а жадные глаза, которые поблёскивали под седыми бровями ещё не старого мужика, рослого и сильного, успевшего бы одним махом добраться до Ветки, будь на то его воля.
- Тебе заплатят сотню чёрных монет, - тихо сказал он и ещё тише добавил: - Но, вернувшись, ты отдашь мне половину - или я найду другого проводника. Согласен?
Она с трудом сглотнула слюну. Даже полсотни - это очень много для того, кто и одну такую монету в руках не держал. Заработать себе на безбедное существование в этих краях было столь же трудно, как найти в поле клад.
- Кого вести?
- Человека - щедрого и нетерпеливого, - староста прощупывал её взглядом и словом. - Ну-у?
Нахлобучив шапку, глянула по сторонам - только она, верхом на своей кобылке, да староста, что выбежал, не успев накинуть кафтан... Нет у него другого проводника.
- Куда собирается ехать твой человек?
- За Головной хребет.
Она отмахнулась. Отсюда единственная дорога за Головной хребет лежала через Земли Морока, а в Землях Морока творилось неладное: кто совсем пропадал, а кто возвращался не при уме. Так рассказывали знающие люди, и проверять достоверность их знаний нет особой нужды.
- А ты думал, сотню чёрных монет дают за прогулку в соседнюю деревню? - староста нетерпеливо подёргал серьгу в левом ухе. - Сейчас время сбора урожая, начинаются ярмарки, народу на дорогах полно, купцы собираются в артель. Если этот добрый человек захочет, то сможет примкнуть к ним, чтобы пересечь лес Изгоев, а уж там непременно найдёт более сговорчивого проводника.
- Пусть дают хоть две сотни. В Земли Морока ни один дурак не сунется. Это проклятые земли.
- Дурак, может, и не сунется, но ты же не дурак.
Ветка колебалась. Стать богатой за поездку предлагали не часто. Староста прав: движение на дорогах сейчас оживлено и, если она откажется от этого предложения, то щедрый путешественник договорится с кем-то другим либо в соседнем посёлке, либо в городе Счастья. Она вынула из дорожного мешка аккуратно свёрнутую карту, доставшуюся ей от покойного отца. На обветшалом пергаменте раскинулась Амальгама[1] - разбросанные по горным долинам города и посёлки, вековые леса, пересыхающие реки и не высыхающие болота. Жёлто-буро-зелёное поле с отцовскими пометками почти через середину пересекали густые серые полосы, обозначавшие скалистые хребты и отроги. Непроходимое препятствие стеной разделяло почти всю страну и служило причиной, загонявшей торопливых путников в Земли Морока - единственный просвет между двумя цепями отвесных скал, вершинами упиравшихся в самое небо. Чтобы попасть в города и селения за Головным хребтом, те, кому позволяло время и кому хватало ума, объезжали препятствие с другой стороны, у самого Туманом Укрытого Моря.
На крыльце избы за спиной старосты появился человек -- чужой, не местный. Без бороды, коротко стрижен, одет не по-людски, в кожу, да порядком потёртую, запылённую. Из-под тёмного плаща с непонятным отливом виднелся серебряный наконечник сабельных ножен. На высоких добротных сапогах - шпоры. Всадник, и проехал немало... Сошёл с крыльца и тоже - к ней. Рядом со здоровенным старостой он показался мелким, сухим, но за хилого его никто бы не принял: двигался скоро, бесшумно, легко.
- Это и есть твой проводник? Мальчишка совсем...
- Мальчишка, да зато все дороги знает. Этот малый - посыльный, его отец был посыльным, и отец его отца...
Ветка смотрела на чужака сверху вниз, взвешивая за и против. Он тоже оглядывал её - с сомнением, способным оскорбить. Но она помнила про полсотни, ожидавшие проводника, думала о риске, на который пришлось бы идти, и ей было не до оскорблений.
- Ты сможешь провести меня за Головной хребет? - спросил у неё незнакомец.
- А вы слышали когда-нибудь о Землях Морока и о том, что происходит с путниками, попавшими в них? - она не посмела ему тыкать.
Чужак глянул на старосту, который сразу засуетился и принялся тихо доказывать, что посыльный своим вопросом не отказал, а лишь выразил желание получить больше чёрных монет. Ветка наблюдала за новым лицом - гладковыбритым, бледным, непроницаемым, на котором глубоко сидели жёлто-карие глаза и выдавался крупный прямой нос. Староста не сводил взгляда с того же лица, пытаясь убедить незнакомца прийти к соглашению.
- Я могу довести вас до города Счастья, - предложила она, решив, что это единственно правильный выход. - А там вы найдёте того, кто поведёт вас дальше.
Вряд ли ему удастся найти проводника через проклятые земли, но это уж не её забота.
- Решайте, господин хороший, - подхватил староста, сообразив, что в противном случае может остаться не у дел. - В здешних местах больше никто не возьмётся ехать так далеко.
- Никто, - и спустилась с лошади.
Решение было принято, но предстоял торг. Совсем не хотелось ехать за малую плату да ещё отдавать половину старосте, когда можно отдать гораздо меньше... раз никто, кроме неё не мог провести чужака даже в город Счастья.
***
Ветка и незнакомец покинули деревню вскоре после того, как были оговорены все детали предстоящей поездки. За сопровождение в указанный город он согласился заплатить только пять чёрных монет, из которых одну она должна потом отдать старосте. Четыре монеты - это не полсотни, как сулил староста в самом начале, но лучше быть живой при четырёх монетах, чем пропавшей из-за пятидесяти. Первую монету чужак должен дать ей перед лесом Изгоев, потом ещё по одной - в течение всей поездки. Верить на слово в таких случаях она не умела. Каждая монета будет означать, что преодолена часть пути не задаром. В городе Счастья получит последнюю монету и вернётся назад - либо тем же путём, объезжая опасные места, либо примкнув к торгашам, которые будут возвращаться в эти края после ярмарки. Приедет домой и... она не стала думать, на что потратит свои четыре монеты. Несуеверная, всё-таки не хотела загадывать наперёд, ещё не имея на руках ни одной и зная, какими коварными бывали дороги. Если вернётся живой и здоровой, то её пятнадцатый праздник рождения будет действительно праздником.
Солнце уже клонилось к рваной полосе далёкого леса, удлиняя тени и распыляя золотую пыльцу предзакатного света. Слева и справа от всадников простиралось жнивьё. Дальше, по левую руку, лежали болотистые земли, поросшие мхом и низкорослым кустарником. По правую - пастбища, жиденький лесок и соседнее селение, в котором им предстояло остановиться на ночлег. Она ехала чуть впереди, думая о неожиданном повороте событий, и всё время возвращалась мыслями к чёрным монетам, которые сегодня увидела впервые. Чужаку пришлось показать им своё богатство как подтверждение обещаний, и один только вид этих чёрных кругляшек с изображением точёного профиля Первой царицы вселил в неё особый настрой. Чёрные монеты были в ходу в больших городах, где свершались крупные сделки, покупались и продавались усадьбы, ювелирные изделия, породистые лошади, дорогие наряды. Монеты отливали из чёрного металла, такого же чёрного, как Бездна Проклятий, которую никто никогда не видел, но которую вспоминали всякий раз, когда говорили об этом металле. Отец рассказывал, что в давние времена за единственную монету можно было купить в любом городе каменный дом с прислугой и выездом. Теперь же одной монетой можно рассчитаться лишь за избу. Но для Ветки и это казалось невероятным богатством - для Ветки, толком не представлявшей, на что можно потратить четыре чёрных монеты, если тебе не нужны четыре избы. Она подумала о чужаке, обещавшем сотню, и о том, что он весьма осведомлён о владениях Морока, если готов выложить целое состояние, чтобы найти проводника через них.
Она оглянулась. Мужчина молча ехал за ней - смотрел на неё и о чём-то думал, возможно, даже о чём-то, что совсем не входило в её очертания. Перед отъездом староста успел шепнуть, что незнакомец прибыл к ним издалека, и наспех добавил, мол, такие богачи могут иметь свои причуды. Но интуиция подсказывала, что этот незнакомец не принадлежал к числу господ, хотя не могла поспорить с тем, что в нём было нечто сильное, властное, способное влиять на людей. Будь он другим, не оказался бы в этих местах без сопровождения, с мешком чёрных монет, когда убивали даже за мелочь. Чужак не задавал ей вопросов, не говорил о себе, ехал молча, и казалось, знал что-то, о чём не знает никто... Ветка снова оглянулась - на этот раз не на спутника, а на дорогу, по которой староста мог выслать погоню. Но дорога за ними была чиста.
Добравшись засветло до соседнего посёлка, они остановились в избе для гостей. Народу там набилось немало. За опрятными небольшими столами ужинали купцы, собиравшие снова артель. Сытые и подвыпившие, они громко говорили - хвалились, спорили и гадали, в какую цену пойдёт зерно, привезут ли из Царицына города шёлк и стекло, продадут ли мужики задёшево мёд. В стороне, за узким длинным столом, больше похожим на высокую лавку, сидели скупщики старья, мелкие торгаши и ремесленники. Кто-то прятал под себя изношенные лапти и голодным взглядом шарил вокруг, кто-то молча жевал, кому-то пришлось, не садясь за стол, сразу улечься спать - тут же, в общей комнате, под стенкой, прямо на дощатом, с щелями, полу.
Такое скопление народа в избах для гостей бывало только в сезон сбора урожая, когда проходили ярмарки, время жары отступало, а время похолоданий высылало первых гонцов. Через полтора молодых месяца, начнутся проливни, и дороги размоет настолько, что лошади будут увязать в них по грудь, тогда гостевые подворья опустеют, и люди попрячутся по домам в ожидании времени стужи. А пока здесь всё гудело от множества голосов, и стоял спёртый воздух. Запах пота и перегара забивался запахом подгоревшего мяса, который тянулся из кухни вместе с покриками поварихи. От коптящих свечей в помещении висела дымка.
Кроме жены хозяина, убиравшей со столов грязную посуду и разносившей заказы, в общей комнате не было ни одной женщины. Ссутулившись и опустив глаза, Ветка тихо шмыгнула за своим спутником к единственному свободному столу - под маленькое запотевшее оконце, почти не пропускавшее свет. Сели боком к окну, чтобы видеть других. Горячий бульон с куриными потрохами стал превосходным завершением суетного дня. Она ела всегда с аппетитом, даже если приходилось довольствоваться коркой ржаного хлеба со злющей луковицей вприкуску. Некому было её баловать, и не всегда удавалось поесть. Вслед за бульоном умяла миску пшённой каши с подливой, два варёных яйца и выпила кружку доброго пива. Чужак заказал себе всё то же самое, но к хмельному напитку не прикоснулся.
- Можно мне? - осмелевшая после первой кружки, Ветка протянула руку ко второй, но её сотрапезник быстро накрыл своё пиво ладонью. - Тогда можно чего-нибудь сладкого?
Ей принесли пирожки с маком и травяной чай. Она ела уже не столь быстро, растягивая удовольствие от вкусной и свежей сдобы, рассматривая других посетителей и прислушиваясь к словам. Купцы, собиравшиеся артелью в город Счастья, говорили, что едут туда в последний раз, что выгода падает, а расходы растут, но в основном стращали друг друга россказнями об озверевших изгоях. Ей уже доводилось слышать о том, что изгнанные когда-то из города неудачники поселились в лесу и со временем одичали. Они нападали на путников, не оставляя в живых никого, не щадя ни старых ни малых, пожирали трупы, и теперь, чтобы попасть в сезон ярмарок в этот город, купцы нанимали вооружённую охрану. Большинство от поездок туда попросту отказалось.
Она глянула на чужака, тоже прислушивавшегося к разговорам вокруг. Он отбросил за плечи свой странный плащ, и теперь не казался слишком сухим, коричневая кожаная куртка сидела на нём как влитая. Такую одежду не шьют и не носят в их краях, на таких породистых жеребцах не топчут их дороги, и если пиво покупают, то не скучают над ним, а берут и пьют. Если бы у проводников было принято проявлять любопытство, то Ветка расспросила б его о многом и, возможно, даже узнала бы имя.
Она так и осталась в зипуне - мало ли у кого какой глаз. Скинула шапку на колени и почесала затылок, гоняя настырную вошь в коротких русых вихрах... Болтовня об изгоях опять полезла в её навострённые уши. Нет, она не поведёт чужака через чащу, которая кишит дикарями. На отцовской карте обозначен старый, забытый многими путь, огибающий лес через топи. Так безопасней всего попасть в долину Валунов и к Девичьему броду. А за бродом, в городе Счастья, она получит пятую монету и развернётся обратно - домой.
- ...это сказала потомственная вещунья, белая, как лунь, - донеслось сквозь общий гул голосов. - Ты меня знаешь, я чего зря не болтаю.
- А раз не болтаешь, то молчи, - тихо и грубо сказал кто-то сидевший рядом. - Оказаться в пыточной можно быстрей, чем выпить жбан пива.
Ветка превратилась вся в слух, даже жевать перестала.
- Бабу какую-то ищут, - раздался третий голос, ещё более тихий, такой, что ей пришлось отклониться назад, чтобы не потерять суть разговора.
Она потянулась, громко зевнула и снова притихла.
- Из Царицына города выслали целый отряд, Первоправительницей клянусь. Вещунья сказала, сперва головорезы с пленным пройдут, а после ястреб с пичугой пролетят.
- Какой ещё ястреб?
- Кто его знает... А бабу, видать, всё-таки найдут, раз за ней столько народу послали...
- Цыть!
Она проглотила недожёванный кусок пирога целиком, чуть не подавившись.
- А баба и приведёт их к Ней,- упрямо продолжал первый, очевидно, привыкший договаривать до конца. - Я вам про выгоду говорю. Думаете, за что вещунье такие деньги плачу? Если б вы мне не братьями были...
Дальше Ветка узнала о том, что кто-то проснётся, опять будет разруха и голод, а тот, кто вовремя скупит хлеб, обогатится так, что завидно станет царице. То ли жадные до прибыли торгаши выпили много, то ли умом тронулись - не поняла, да и понимать не хотела. Пироги уже внутрь не лезли, и она достала из кармана чистую тряпицу, чтобы завернуть остальные в дорогу. Чужак молча следил за её действиями, но мысли его были где-то далеко. Допив чай, и утерев губы рукавом зипуна, она дала знать, что трапезу окончила. Тогда он посоветовал ей лечь спать, чтобы хорошо выспаться перед дорогой, а сам взял свою кружку и подсел за стол к разговорчивым братьям. Тут же подозвал хозяйку и заказал три пива. Она поняла, что эта компания засидится допоздна...
Проснулась ночью - то ли от холода, то ли ещё от чего. Спрятала руки поглубже в рукава и повернулась на другой бок, поджав под себя ноги, чтобы было теплей. И вдруг встретилась со взглядом чужака, который лежал напротив. Он смотрел сквозь неё, без какого-либо выражения на окаменелом лице. Миг, и показалось, будто глаза его полыхнули тёмно-жёлтым огнём. Моргнула раз, другой. "Тьфу, что за напасть!" Нет, померещилось. Поёжилась и вскоре снова заснула.
***
Покинув селение ни свет ни заря, Ветка долго не могла смириться с тем, что чужак стал навязывать условия, о которых они заранее не договорились. Он неожиданно заявил, что ехать придётся быстро и привалы устраивать реже. За неполные три дня они проехали столько, сколько думала проехать дней за пять. По мере приближения к лесу Изгоев селенья и обработанные человеком поля попадались всё реже, стада крупного рогатого скота сменились кучками пугливых коз, дороги пошли узкие, поросшие густо травой. Одержимый своими планами, чужак обещал заплатить ей больше, но самым неожиданным стало его решение ехать через лес напрямик.
- Без сопровождения наёмников мы не выберемся оттуда живыми, - возразила она. - А дожидаться артели купцов с отрядом охраны, чтобы присоединиться к ним, придётся несколько дней. Быстрей будет, если поедем вокруг.
- Объезжать мы не станем, - отрезал он. - И дожидаться купцов с охраной - тоже. Десять чёрных монет я добавлю к тем, что уже обещал.
- Нет. Это слишком опасно, - она не готова была так рисковать. - Нам всё равно придётся терять полдня и оставаться ночевать в малых рощах, чтобы успеть пересечь лес Изгоев до следующей темноты. Я знаю, где и как можно пройти через топи вокруг, мы с отцом уже не раз проходили. С подводами там не пробраться, а налегке - можно.
- Мы поедем напрямик.
Ветка засомневалась в его здравом рассудке. Только сейчас она поняла всю степень риска, на какой предлагал ей идти сумасшедший чужак. Он хотел въехать в лес Изгоев после полудня, а это означало, что им придётся там ночевать.
- Я обещаю, что ни один изгой не тронет тебя.
Но она умела бояться и не считала это постыдным.
- Я добавлю не десять монет, а пятьдесят.
Продавать свою жизнь пусть даже за пятьдесят монет она не собиралась.
- Сто чёрных монет.
- Сто? Не проводя вас через Земли Морока? Сто к обещанным десяти или всего сто монет? - и Ветка познала себя с новой стороны, поняв, что тоже продаётся, и несколько успокоилась, что хоть не задёшево.
Но увидев лес, о котором ходили жуткие слухи, она пожалела о том, что ввязалась в это дело, и по коже поползли трусливые мурашки. Ей уже довелось бывать в этом лесу - в светлое время суток и при артели торгашей, которых охранял вооружённый отряд. Никто на них тогда не напал: артель стерегло два десятка вооружённых головорезов со здоровенными псами, готовыми разорвать любого, на кого бы их натравили. А сейчас она ехала в сопровождении единственного то ли храбреца, то ли полоумного, который при всей своей смелости и длинной сабле не сможет противостоять дикарям, если те нападут... особенно ночью.
У самой опушки Ветка остановила лошадь и спешилась. Сделав вид, что проверяет подпругу, дала себе ещё миг-другой подумать, так ли нужна ей сотня чёрных монет. Мысль о беспечном будущем и страх за свою шкуру продолжали бороться без явных преимуществ, пока чужак не положил в её ладонь первую обещанную монету - чёрную, с точёным профилем Первой царицы. И снова взобравшись на Рыжую, тронулась в путь, движимая непонятными силами. Что её толкало в спину - жадность старосты или собственная жадность, чужая хитрость или своя глупость - думать она не хотела. Одно понимала точно: если выберется из всех переделок живой, то больше никогда не будет ввязываться в подобные игры.